Текст книги "Мети, моя метелка"

Однажды он ударил ее, сильно ударил, ни за что. Она причесывалась перед зеркалом, собираясь на работу, он искоса смотрел на нее, валяясь на кровати. Накануне перепил, вот и отлеживался, стеная и охая. Она уж было пошла к двери, когда он вдруг подлетел и заехал ей кулаком в лицо.

– Это первый раз, когда ты меня ударил, надеюсь, что и последний, – заявила она спокойно, слизывая кровь с разбитой губы.

– А то что? – загримасничал он, пытаясь изобразить ехидную усмешку, – ты мамочке пожалуешься своей? Где она, твоя мамочка?

При этом он не стоял на месте, а приплясывал от возбуждения, да и пошатывало его. Поэтому ей ничего не стоило сбить его с ног простейшей подсечкой. Наступив на него ногой в тапочке, пусть скажет спасибо, что еще не обула туфли, она наклонилась к его ошеломленному лицу и сказала медленно и четко:

– Я просто убью тебя, убью и все, понял, мразь?

Никогда за всю их совместную жизнь она не вела себя так, никогда не защищалась и, тем более, не обзывалась. От удивления Виктор онемел на какое-то время, к сожалению, не надолго. Поток слов, который хлынул из его рта, можно было без всякого преувеличения назвать нечистотами. На работе в тот раз ей пришлось красочно живописать, как она упала и как ушиблась о дверь. Ей поверили, в синяках она еще не являлась.

Воскресенье пролетело в уборке, готовке обеда и ожиданье домочадцев. Домочадцы задерживались. Надя не волновалась. Не заволновалась она и тогда, когда ложилась спать в гордом одиночестве, только опечалилась. Учебный год еще не закончен, утром сыну в школу, а отец вполне может не успеть привезти его к началу занятий, значит, опять пропуск, а Гоша и без того отнюдь не отличник.

Утром звонок застал ее в ванной, где она заканчивала приводить себя в порядок. Она подошла к телефону с твердым намерением сказать этому недоумку Виктору все, что она думает о его поведении. Кроме Виктора ей никто и никогда не звонил. Но это был не он. Выслушав новость о том, что пьяный в стельку муж на громадной скорости слетел в кювет, не вписавшись в поворот, она задала вопрос о сыне, только он волновал ее.

Звонившей ей, подивился ее олимпийскому спокойствию, и сообщил, что сын умер сразу же, на месте, еще до приезда «скорой», а муж пока в реанимации, но вряд ли выживет, у него шея сломана. Автомобиль восстановлению не подлежит. Пассаж про авто она не слышала. Хваленое спокойствие покинуло ее, и она упала в обморок, самый обыкновенный обморок, на который считала себя неспособной.

Очнулась она через минуту, но и за эту минуту укорила себя. Время ли валяться, когда с близкими беда? Каким-то странным образом она смогла уверить себя, что это муж погиб сразу, а сын еще жив, и будет жить, потому, что она сейчас приедет к нему и не отойдет ни на миг, выцарапает из лап смерти, сколько бы та не огрызалась. Царапаться ни с кем не пришлось. Когда она приехала, Виктор уже умер.

Этими двумя смертями закончился второй период ее жизни. Первым периодом была ее жизнь дома, в поселке, продолжавшаяся семнадцать с половиной лет. Второй длился немного меньше, шестнадцать лет, но сколько он в себя вместил! Эх, да что говорить.

Родители мужа, выгнали ее из квартиры, на второй день после похорон, дав на сборы всего два часа. И квартира, где она столько лет жила, и которую с такой любовью обихаживала, и фирма, вернее та часть, которая, как она думала, принадлежит Виктору, все, буквально все на самом деле являлось собственностью свекра и свекрови, а она и не знала ничего. Она, наивная, думала, что жила в своем доме, оказывается в чужом. Теперь пришли истинные владельцы, и пора ей было убираться восвояси. Только где они, ее свояси?

Нет у нее ничего, она сама себе еле принадлежит, душа с телом расстается. Вещей она взяла с собой мало. И не в себе была, и все ей казалось, что это неправда, шутка такая нелепая. Она еще не ушла, а уж они тряпками трясли, решали, что продать, что оставить. Что за люди? Да и люди ли? Может быть, это роботы такие человекообразные, притворяются людьми, задача у них такая, притворяться, а сами из металла и пластика. А пластик, что ж, он ничего не чувствует, хоть проси его, хоть умоляй. Она не просила.

Надя усмехнулась своим воспоминаниям. Не просила, гордая значит была. Зато теперь она живет в подвале, и не так уж сильно отличается от бомжей. С прежней работой пришлось попрощаться, на ту зарплату, что там платили, жилья не снимешь, жить будет не на что.

Можно было что-нибудь придумать, на стройку пойти, жить в общаге, как раньше когда-то жила, и ничего ведь. Но что-то случилось с ней, сломалась она. Ничего ей не нужно, и ничего не интересно, день прошел и ладно. Теперь у Нади третий период. Она называет его периодом метлы и скребка. Мети, моя метелка! Чисто, чисто мети! У нее теперь другие заботы и другие волнения, несерьезные такие волнения, только чтобы чувствовать, что еще не вся закаменела, еще где-то на донышке трепыхается душа.

Новую лопату какие-то сволочи сперли, листьев опять много нападало, вот какие у нее теперь заботы. Есть и мечты, а как же без них? Без них даже пластиковые люди не могут жить. Мечты, впрочем, тоже простые. Доделать вот эту работу, пойти чаю попить, у нее чай есть, и сахар и сушки, купила, разорилась.

А еще не все дела сделаны, кое-что осталось, надо вот эту урну опорожнить. Поставили здоровенную бадью у въезда во двор, тяжеленную и неудобную, а не подумал никто, как из нее мусор-то доставать? Крышка два пуда весит, не меньше.

Надя подошла с одной стороны, с другой, примериваясь к крышке, удобнее всего оказалось со стороны кустов. Она нагнулась, выставив зад, обтянутый потертыми джинсами, занятая только тем, как быстрее и ловчее опростать урну, чтобы ничего не уронить, ползай потом, собирай, и почти достигла задуманного, как по выставленному ее и беззащитному заду двинул вскользь передний бампер машины, чересчур быстро сворачивающей во двор. Жаль, что почти никто не видел, какой полет совершила Надя над кустами, как эффектно летела, сложившись почти вдвое, куда там маститым каскадерам! Вот упала только не так красиво, грязным кулем упала и не двигалась больше.

Часть вторая.
Рыцарь печального образа

– Не было печали, черти накачали, – твердил про себя глупую присказку времен своего детства Олег, собирая документы в папку.

– У вас какие-то сложности, я могу помочь? – послышался возле него хорошо поставленный холодный голос.

Он вздрогнул, оглянулся и с облегчением вздохнул. Это всего лишь его секретарша. Она второй месяц у него взамен ушедшей в декрет разбитной Валентины. Он не привык до сих пор к ее голосу, больше подходящему дикторше или актрисе, чем заштатной секретарше.

– Вы телепат, Элеонора Евгеньевна? – попробовал он отшутиться.

Вместо ответа секретарша, приподняла вопросительно бровь.

– Откуда-то знаете про мои трудности? – совсем смешался Олег Петрович, мысленно проклиная ее догадливость, холодность и какую-то неудобоваримость что ли, а заодно и свою совсем неуместную здесь стеснительность.

– Вы бормотали вслух про чертей, нетрудно было догадаться, что у вас не все в порядке.

– Да, вы правы. У меня имеются некоторые сложности, но такие, знаете ли, деликатные.

– Женщина? Кто нужен, гинеколог или юрист?

От такой хватки он даже рот раскрыл, но тут же спохватился.

– Нет, нет, не женщина. Ребенок, мальчик.

Вот тут Элеонора удивилась, и он позлорадствовал, что сумел-таки выбить из колеи эту глыбу льда. А то сразу женщины, видите ли!

– Разве у вас есть ребенок? – помолчав, осведомилась ледяная глыба.

– Теперь есть, – все еще чувствуя себя на коне, удовлетворил он ее любопытство.

– И что за проблемы с этим ребенком? – едва уловимая ирония проскальзывала в ее тоне, должно быть, она не поверила во внезапно обретенного ребенка.

– Не вписывается в школьный коллектив.

Идеально выщипанные брови еще раз дрогнули. Мало того, что откуда-то, словно по волшебству, возник ребенок, так он еще и школьного возраста оказался.

– В чем именно это выражается? Сколько лет ребенку, и в какой школе он учится?

– А вам-то что до всего этого? – грубовато прореагировал прежде всегда сдержанный и воспитанный шеф.

– Я ваш секретарь. В мои обязанности, помимо всего прочего, входит, делать так, чтобы ваша работа шла без сучка и задоринки. Если у вас проблемы, то вы, естественно на них отвлекаетесь. Значит, нужно решить эти проблемы. Для этого я здесь и нахожусь.

– Глубоко профессиональный подход, – пробормотал Олег, раздражаясь, но и восхищаясь своей новой работницей. – Видите ли, мальчик не похож на других, поэтому его дразнят, а он бросается очертя голову в драку.

– Это нормально. Куда хуже было бы, если бы мальчик даже не пытался защититься, понадобился бы детский психолог, а среди них не так уж много хороших профессионалов.

– Но директор меня уже предупредил, что еще один подобный случай, и она ставит вопрос о специнтернате.

– А вы не пробовали устроить его в другую школу? Надо найти такую, где к мальчику будут относиться с пониманием.

Лицо шефа сложилось в гримасу сомнения, он явно не верил, что возможна школа, где к нестандартному ребенку найдут индивидуальный подход.

– Рядом с моим домом только эта. Есть еще лицей, но он гораздо дальше, и меня там даже слушать не захотели. Я так понял, что он элитный.

– И что же? Вы себя к элите не относите? – на этот раз вопрос прозвучал уже с нескрываемой иронией.

– Да не в этом дело! – вскипел Олег Петрович, – я себя никуда не отношу, я не насекомое, чтобы меня классифицировать. В лицее сослались на то, что берут только по месту жительства.

– Если он вправду привилегированный, то они вас обманули. Надо было предложить им денег, но об этом я сама позабочусь, мне будет проще с ними договориться. Диктуйте адрес.

– Да, но я не смогу возить его! Утром еще ладно, а вечером уж никак, и уезжаю я часто.

– А когда уезжаете, то мальчик с кем?

– Ни с кем. Один.

– Безобразие! – не выдержала вышколенная секретарша, – как можно оставлять ребенка одного? Уж если вы взяли на себя заботу о нем, не увиливайте!

Молчанов просто оторопел. Ничего себе секретарша, налетела на него как фурия! Но, к большому его сожалению, она права. Оставлять ребенка одного действительно безобразие, даже такого самостоятельного, как Али.

– Я на два дня уезжал всего, – сконфуженно попробовал он оправдаться, – Али мальчик умный, все умеет, и готовить, и с пылесосом управляется виртуозно, а продукты я ему оставил в избытке.

– Ребенка зовут Али?

– Да, у него отец араб, – с разгона объяснил Олег и остановился.

Вот, черт возьми! Зачем нужно было говорить об отце? Пусть бы считала, что отец он, а теперь она и вовсе пристанет, что за ребенок, откуда он, да еще цветной!

– Вы не опоздаете?

Он взглянул на часы, подхватил папочку, сиротливо дожидавшуюся на столе, и его вынесло за дверь. Секретарша хмыкнула ему вслед. Да, не подарок достался ей в шефы. Платит, правда хорошо, и сотрудников кроме нее практически нет, а это, что ни говори, большое удобство. Древнюю уборщицу, на ходу рассыпающуюся от старости, можно в расчет не брать. Вроде бы, есть еще водитель. За месяц работы она видела его всего два раза. Вот с этого горе-водителя ей и надо начать. Пусть работает, как положено, или увольняется, найти хорошего шофера сейчас легче, чем хорошую уборщицу.

– Как, уже? – изумился шеф, и его неподдельное изумление польстило Элеоноре.

– Сначала перечислите деньги. Конечно, считается, что обучение там, как и в обычной школе бесплатное, но только на словах. Вот это счет оплаты труда специалистов.

– Каких специалистов? – не дал он ей договорить.

– Не знаю, да это и неважно, главное, оплатить. А вот этот счет ваш благотворительный взнос в фонд школы.

– Мой взнос? – вертел он бумажку в руках.

– Конечно, ваш, не мой же. Если оплатите сегодня, то завтра уже можно приводить ребенка. Я думаю, ему там будет комфортнее во всех отношениях. Дети там разные, есть даже негры, так что Али будет не самым черненьким.

– А он и не черненький, – буркнул Олег.

– Если хотите, я сама схожу в банк, – предложила помощница, видя, что он все так же стоит с бумагами в руках. —

– Справлюсь, – опять было буркнул шеф, но почувствовал, что ведет себя словно нерадивый и непослушный ученик перед строгой классной дамой.

Неудачником его назвать было нельзя, но ведь дразнили же его когда-то «рыцарем печального образа». Он и сейчас иногда чувствовал свою неуверенность и уязвимость.

Дело в том, что он выбрал себе довольно необычную профессию: консультант по финансовым вопросам. Чтобы преуспевать в ней, надо иметь имя, а оно нарабатывается годами. Его нынешнее преуспеяние не слишком заметно. Крошечный офис, где он единственный действенный работник, правда, он иногда получает информацию на стороне, но это же не его сотрудники. Трехкомнатная квартира в очень приличном доме с очень приличной мебелью, но никакого антиквариата в ней нет, и картин по стенам, за которые было бы заплачено сотни тысяч долларов, тоже нет.