Текст книги "Мети, моя метелка"

Однажды он ударил ее, сильно ударил, ни за что. Она причесывалась перед зеркалом, собираясь на работу, он искоса смотрел на нее, валяясь на кровати. Накануне перепил, вот и отлеживался, стеная и охая. Она уж было пошла к двери, когда он вдруг подлетел и заехал ей кулаком в лицо.

– Это первый раз, когда ты меня ударил, надеюсь, что и последний, – заявила она спокойно, слизывая кровь с разбитой губы.

– А то что? – загримасничал он, пытаясь изобразить ехидную усмешку, – ты мамочке пожалуешься своей? Где она, твоя мамочка?

При этом он не стоял на месте, а приплясывал от возбуждения, да и пошатывало его. Поэтому ей ничего не стоило сбить его с ног простейшей подсечкой. Наступив на него ногой в тапочке, пусть скажет спасибо, что еще не обула туфли, она наклонилась к его ошеломленному лицу и сказала медленно и четко:

– Я просто убью тебя, убью и все, понял, мразь?

Никогда за всю их совместную жизнь она не вела себя так, никогда не защищалась и, тем более, не обзывалась. От удивления Виктор онемел на какое-то время, к сожалению, не надолго. Поток слов, который хлынул из его рта, можно было без всякого преувеличения назвать нечистотами. На работе в тот раз ей пришлось красочно живописать, как она упала и как ушиблась о дверь. Ей поверили, в синяках она еще не являлась.

Воскресенье пролетело в уборке, готовке обеда и ожиданье домочадцев. Домочадцы задерживались. Надя не волновалась. Не заволновалась она и тогда, когда ложилась спать в гордом одиночестве, только опечалилась. Учебный год еще не закончен, утром сыну в школу, а отец вполне может не успеть привезти его к началу занятий, значит, опять пропуск, а Гоша и без того отнюдь не отличник.

Утром звонок застал ее в ванной, где она заканчивала приводить себя в порядок. Она подошла к телефону с твердым намерением сказать этому недоумку Виктору все, что она думает о его поведении. Кроме Виктора ей никто и никогда не звонил. Но это был не он. Выслушав новость о том, что пьяный в стельку муж на громадной скорости слетел в кювет, не вписавшись в поворот, она задала вопрос о сыне, только он волновал ее.

Звонившей ей, подивился ее олимпийскому спокойствию, и сообщил, что сын умер сразу же, на месте, еще до приезда «скорой», а муж пока в реанимации, но вряд ли выживет, у него шея сломана. Автомобиль восстановлению не подлежит. Пассаж про авто она не слышала. Хваленое спокойствие покинуло ее, и она упала в обморок, самый обыкновенный обморок, на который считала себя неспособной.

Очнулась она через минуту, но и за эту минуту укорила себя. Время ли валяться, когда с близкими беда? Каким-то странным образом она смогла уверить себя, что это муж погиб сразу, а сын еще жив, и будет жить, потому, что она сейчас приедет к нему и не отойдет ни на миг, выцарапает из лап смерти, сколько бы та не огрызалась. Царапаться ни с кем не пришлось. Когда она приехала, Виктор уже умер.

Этими двумя смертями закончился второй период ее жизни. Первым периодом была ее жизнь дома, в поселке, продолжавшаяся семнадцать с половиной лет. Второй длился немного меньше, шестнадцать лет, но сколько он в себя вместил! Эх, да что говорить.

Родители мужа, выгнали ее из квартиры, на второй день после похорон, дав на сборы всего два часа. И квартира, где она столько лет жила, и которую с такой любовью обихаживала, и фирма, вернее та часть, которая, как она думала, принадлежит Виктору, все, буквально все на самом деле являлось собственностью свекра и свекрови, а она и не знала ничего. Она, наивная, думала, что жила в своем доме, оказывается в чужом. Теперь пришли истинные владельцы, и пора ей было убираться восвояси. Только где они, ее свояси?

Нет у нее ничего, она сама себе еле принадлежит, душа с телом расстается. Вещей она взяла с собой мало. И не в себе была, и все ей казалось, что это неправда, шутка такая нелепая. Она еще не ушла, а уж они тряпками трясли, решали, что продать, что оставить. Что за люди? Да и люди ли? Может быть, это роботы такие человекообразные, притворяются людьми, задача у них такая, притворяться, а сами из металла и пластика. А пластик, что ж, он ничего не чувствует, хоть проси его, хоть умоляй. Она не просила.

Надя усмехнулась своим воспоминаниям. Не просила, гордая значит была. Зато теперь она живет в подвале, и не так уж сильно отличается от бомжей. С прежней работой пришлось попрощаться, на ту зарплату, что там платили, жилья не снимешь, жить будет не на что.

Можно было что-нибудь придумать, на стройку пойти, жить в общаге, как раньше когда-то жила, и ничего ведь. Но что-то случилось с ней, сломалась она. Ничего ей не нужно, и ничего не интересно, день прошел и ладно. Теперь у Нади третий период. Она называет его периодом метлы и скребка. Мети, моя метелка! Чисто, чисто мети! У нее теперь другие заботы и другие волнения, несерьезные такие волнения, только чтобы чувствовать, что еще не вся закаменела, еще где-то на донышке трепыхается душа.

Новую лопату какие-то сволочи сперли, листьев опять много нападало, вот какие у нее теперь заботы. Есть и мечты, а как же без них? Без них даже пластиковые люди не могут жить. Мечты, впрочем, тоже простые. Доделать вот эту работу, пойти чаю попить, у нее чай есть, и сахар и сушки, купила, разорилась.

А еще не все дела сделаны, кое-что осталось, надо вот эту урну опорожнить. Поставили здоровенную бадью у въезда во двор, тяжеленную и неудобную, а не подумал никто, как из нее мусор-то доставать? Крышка два пуда весит, не меньше.

Надя подошла с одной стороны, с другой, примериваясь к крышке, удобнее всего оказалось со стороны кустов. Она нагнулась, выставив зад, обтянутый потертыми джинсами, занятая только тем, как быстрее и ловчее опростать урну, чтобы ничего не уронить, ползай потом, собирай, и почти достигла задуманного, как по выставленному ее и беззащитному заду двинул вскользь передний бампер машины, чересчур быстро сворачивающей во двор. Жаль, что почти никто не видел, какой полет совершила Надя над кустами, как эффектно летела, сложившись почти вдвое, куда там маститым каскадерам! Вот упала только не так красиво, грязным кулем упала и не двигалась больше.

Часть вторая.
Рыцарь печального образа

– Не было печали, черти накачали, – твердил про себя глупую присказку времен своего детства Олег, собирая документы в папку.

– У вас какие-то сложности, я могу помочь? – послышался возле него хорошо поставленный холодный голос.

Он вздрогнул, оглянулся и с облегчением вздохнул. Это всего лишь его секретарша. Она второй месяц у него взамен ушедшей в декрет разбитной Валентины. Он не привык до сих пор к ее голосу, больше подходящему дикторше или актрисе, чем заштатной секретарше.

– Вы телепат, Элеонора Евгеньевна? – попробовал он отшутиться.

Вместо ответа секретарша, приподняла вопросительно бровь.

– Откуда-то знаете про мои трудности? – совсем смешался Олег Петрович, мысленно проклиная ее догадливость, холодность и какую-то неудобоваримость что ли, а заодно и свою совсем неуместную здесь стеснительность.

– Вы бормотали вслух про чертей, нетрудно было догадаться, что у вас не все в порядке.

– Да, вы правы. У меня имеются некоторые сложности, но такие, знаете ли, деликатные.

– Женщина? Кто нужен, гинеколог или юрист?

От такой хватки он даже рот раскрыл, но тут же спохватился.

– Нет, нет, не женщина. Ребенок, мальчик.

Вот тут Элеонора удивилась, и он позлорадствовал, что сумел-таки выбить из колеи эту глыбу льда. А то сразу женщины, видите ли!

– Разве у вас есть ребенок? – помолчав, осведомилась ледяная глыба.

– Теперь есть, – все еще чувствуя себя на коне, удовлетворил он ее любопытство.

– И что за проблемы с этим ребенком? – едва уловимая ирония проскальзывала в ее тоне, должно быть, она не поверила во внезапно обретенного ребенка.

– Не вписывается в школьный коллектив.

Идеально выщипанные брови еще раз дрогнули. Мало того, что откуда-то, словно по волшебству, возник ребенок, так он еще и школьного возраста оказался.

– В чем именно это выражается? Сколько лет ребенку, и в какой школе он учится?

– А вам-то что до всего этого? – грубовато прореагировал прежде всегда сдержанный и воспитанный шеф.

– Я ваш секретарь. В мои обязанности, помимо всего прочего, входит, делать так, чтобы ваша работа шла без сучка и задоринки. Если у вас проблемы, то вы, естественно на них отвлекаетесь. Значит, нужно решить эти проблемы. Для этого я здесь и нахожусь.

– Глубоко профессиональный подход, – пробормотал Олег, раздражаясь, но и восхищаясь своей новой работницей. – Видите ли, мальчик не похож на других, поэтому его дразнят, а он бросается очертя голову в драку.

– Это нормально. Куда хуже было бы, если бы мальчик даже не пытался защититься, понадобился бы детский психолог, а среди них не так уж много хороших профессионалов.

– Но директор меня уже предупредил, что еще один подобный случай, и она ставит вопрос о специнтернате.

– А вы не пробовали устроить его в другую школу? Надо найти такую, где к мальчику будут относиться с пониманием.

Лицо шефа сложилось в гримасу сомнения, он явно не верил, что возможна школа, где к нестандартному ребенку найдут индивидуальный подход.

– Рядом с моим домом только эта. Есть еще лицей, но он гораздо дальше, и меня там даже слушать не захотели. Я так понял, что он элитный.

– И что же? Вы себя к элите не относите? – на этот раз вопрос прозвучал уже с нескрываемой иронией.

– Да не в этом дело! – вскипел Олег Петрович, – я себя никуда не отношу, я не насекомое, чтобы меня классифицировать. В лицее сослались на то, что берут только по месту жительства.

– Если он вправду привилегированный, то они вас обманули. Надо было предложить им денег, но об этом я сама позабочусь, мне будет проще с ними договориться. Диктуйте адрес.

– Да, но я не смогу возить его! Утром еще ладно, а вечером уж никак, и уезжаю я часто.

– А когда уезжаете, то мальчик с кем?

– Ни с кем. Один.

– Безобразие! – не выдержала вышколенная секретарша, – как можно оставлять ребенка одного? Уж если вы взяли на себя заботу о нем, не увиливайте!

Молчанов просто оторопел. Ничего себе секретарша, налетела на него как фурия! Но, к большому его сожалению, она права. Оставлять ребенка одного действительно безобразие, даже такого самостоятельного, как Али.

– Я на два дня уезжал всего, – сконфуженно попробовал он оправдаться, – Али мальчик умный, все умеет, и готовить, и с пылесосом управляется виртуозно, а продукты я ему оставил в избытке.

– Ребенка зовут Али?

– Да, у него отец араб, – с разгона объяснил Олег и остановился.

Вот, черт возьми! Зачем нужно было говорить об отце? Пусть бы считала, что отец он, а теперь она и вовсе пристанет, что за ребенок, откуда он, да еще цветной!

– Вы не опоздаете?

Он взглянул на часы, подхватил папочку, сиротливо дожидавшуюся на столе, и его вынесло за дверь. Секретарша хмыкнула ему вслед. Да, не подарок достался ей в шефы. Платит, правда хорошо, и сотрудников кроме нее практически нет, а это, что ни говори, большое удобство. Древнюю уборщицу, на ходу рассыпающуюся от старости, можно в расчет не брать. Вроде бы, есть еще водитель. За месяц работы она видела его всего два раза. Вот с этого горе-водителя ей и надо начать. Пусть работает, как положено, или увольняется, найти хорошего шофера сейчас легче, чем хорошую уборщицу.

– Как, уже? – изумился шеф, и его неподдельное изумление польстило Элеоноре.

– Сначала перечислите деньги. Конечно, считается, что обучение там, как и в обычной школе бесплатное, но только на словах. Вот это счет оплаты труда специалистов.

– Каких специалистов? – не дал он ей договорить.

– Не знаю, да это и неважно, главное, оплатить. А вот этот счет ваш благотворительный взнос в фонд школы.

– Мой взнос? – вертел он бумажку в руках.

– Конечно, ваш, не мой же. Если оплатите сегодня, то завтра уже можно приводить ребенка. Я думаю, ему там будет комфортнее во всех отношениях. Дети там разные, есть даже негры, так что Али будет не самым черненьким.

– А он и не черненький, – буркнул Олег.

– Если хотите, я сама схожу в банк, – предложила помощница, видя, что он все так же стоит с бумагами в руках. —

– Справлюсь, – опять было буркнул шеф, но почувствовал, что ведет себя словно нерадивый и непослушный ученик перед строгой классной дамой.

Неудачником его назвать было нельзя, но ведь дразнили же его когда-то «рыцарем печального образа». Он и сейчас иногда чувствовал свою неуверенность и уязвимость.

Дело в том, что он выбрал себе довольно необычную профессию: консультант по финансовым вопросам. Чтобы преуспевать в ней, надо иметь имя, а оно нарабатывается годами. Его нынешнее преуспеяние не слишком заметно. Крошечный офис, где он единственный действенный работник, правда, он иногда получает информацию на стороне, но это же не его сотрудники. Трехкомнатная квартира в очень приличном доме с очень приличной мебелью, но никакого антиквариата в ней нет, и картин по стенам, за которые было бы заплачено сотни тысяч долларов, тоже нет.

Он не носит бриллиантовых запонок даже когда ходит на светские мероприятия, у него нет золотых часов от Картье. Он не то, чтобы презирает всю эту мишуру, просто не обращает внимания. Он вполне самодостаточен, и уже не горюет одинокими вечерами, что семейная жизнь не сложилась. Да и вечера теперь не одиноки, у него есть Али, с которым хлопот немало, но все же, как хорошо, что он у него теперь есть!

– И как тебе в новой школе? – бодро спросил Олег.

– Нормально, по крайней мере, пока, – услышал он дипломатичный ответ и удивился. Не самому ответу, а форме. Раньше мальчик так не выражался, все его фразы были односложные и большей частью состояли из жаргонных слов. Быстро же он учится!

– Хорошо, что ты придумал возить меня на машине, да еще с шофером, – подумав, добавил он.

– Да, а почему? – заинтересовался Олег.

– Ну, как ты не понимаешь! Всех же возят, там все такие, ну это… крутые, – сбился он на прежний тон.

– Прямо-таки всех и возят? – не поверил почему-то Олег.

– Почти всех. Я только одного видел, который пешком в школу ходит.

– И как к нему относятся?

– Никак, с ним никто не дружит, он вредный.

– В чем эта вредность выражается?

– Он толкнул меня вчера, ни с того, ни с сего, взял и толкнул, и обозвал еще.

– А говоришь нормально, – заметно огорчился наставник, – тебя и в той школе дразнили, и в этой дразнят, одинаково плохо, получается.

– Не одинаково. Когда Новиков меня толкнул, сразу один парень подошел, и ему сказал: «опять в морду хочешь?»

– А тот что? – увлеченно слушал повесть о школьных боях Олег.

– Да ничего, сразу скис.

Элеонора Евгеньевна перевела взор с букетика крокусов на шефа.

– Вроде бы сегодня не Восьмое Марта? – неуверенно осведомилась она, оглядываясь на настенный календарь.

– Это вам за то, что так хорошо придумали с машиной. Простое решение, но как удобно! И мне хлопот меньше, и Али доволен, там всех детей возят, оказывается. Я и не думал, что имущественное расслоение у нас так далеко зашло.

– Гораздо дальше, чем вы думаете, – обронила Элеонора, ставя букетик в стакан, за неимением вазы.

– А что, вы с этим тоже сталкивались?

– Я живу в таком, как бы вам сказать, необычном доме. Одна часть его, где моя квартира, старая, а вторая, пристроенная к ней, новая. И в этой новой живут люди состоятельные. Когда они покупали квартиры, им обещали, что выезд со двора у них будет свой, отдельный, на параллельную, довольно тихую улицу, но не получилось. То ли мэрия запретила, то ли денег не хватило сделать, но только выезжают они мимо наших подъездов, понимаете?

– Нет, – честно признался Молчанов, он и в самом деле не понимал, в чем состоит интрига.

– Они стартуют с места, как ракета, на второй космической. Наверно, машины у них такие, что позволяют с места высокую скорость брать, вот и берут. У соседей на одной со мной лестничной площадке задавили кошку. Этажом выше у соседей сшибли собаку на глазах бабульки, теперь обе парализованные, собака из-за травмы, бабулька от стресса. А попробуй, сделай им замечание! Я сделала одному, едва жива осталась, некоторое время боялась в собственный двор выходить.

– Что же вы мне не сказали, я бы вмешался! – вознегодовал шеф.

– Очень мило, – невинно улыбнулась Элеонора, пряча за улыбкой иронию, – а что бы вы сделали?

– Подключил бы нужных людей, – серьезно ответил Олег, продолжая хмуриться.

– Спасибо, – уже без всякого подтекста поблагодарила секретарша, – но я уже давно разрулила ситуацию, у меня тоже есть знакомства.

Элеонора отпила глоток из пузатого бокала и поморщилась. Слишком терпко на ее вкус, на вид, правда, красиво. Она подняла бокал так, чтобы солнечный луч высветил дно, винная лужица казалась рубиновой.

– Не капризничай, Эля, это хорошее вино.

– Я знаю, ты плохого вина не держишь, но я люблю белое, оно нежнее.

– Белого нет, пей это. Ты знаешь, я всего лишь неделю сижу дома, и вроде бы Петр исправно ездит по магазинам, но мужчины неорганизованный народ.

Эля только улыбнулась, прекрасно понимая, к какой теме подбирается подруга.

– Что молчишь, как там его сынок? Он тебе не хамил?

– Ничего ужасного нет, можешь не волноваться. То, что ты меня просила, я сделала. Мальчик ходит в приличную школу и возит его туда шофер. Спасибо он мне сказал и даже какой-то цветочный веничек церемонно преподнес, но знаешь, мне показалось, что он не слишком доволен моим вмешательством, как это ни странно!

– Это такой человек, ему претит быть кому-то обязанным. Он еще не знает, что ты моя подруга, и что именно я подвигла тебя к нему устроиться, представляешь, какой концерт он бы нам с тобой устроил? Чтобы иметь с ним дело надо обладать ангельским терпением, а я, ну, ты знаешь…

– Не ангел, что и говорить, – в тон ей добавила Эля, и обе расхохотались, довольные собой.

– Олег, Олежка!

Олег поморщился.

– Али, я уже не раз просил не называть меня Олежкой.

– Я это… – он явственно смутился и тем встревожил своего воспитателя.

– Что, ты опять с кем-то подрался?

– Почему сразу подрался?! С кем мне там драться? Мне деньги нужны. Нет, ты не думай, мне на подарок нужно.

– О! Кому подарок?

– Девочке одной, – буркнул пацан и завозил ногой по полу.

Олег ничего подобного не ожидал, ни о каких девочках речи раньше не шло, потому воодушевился.

– Так, может, мы с тобой вместе пойдем и подарок ей купим?

Такая инициатива Али по вкусу не пришлась.

– Мы складываемся, а уж потом от всех и купим.

– Ага, понятно. И сколько?

– Три сотни, для тебя ведь это не очень много? – внезапно осознал деликатность своей просьбы мальчик.

– Для меня нет, но не слишком ли дорогой подарок вы задумали сделать?

– Да это самая красивая девочка в классе, а может быть, и во всем лицее!

– Если самая красивая, тогда конечно, – и Олег полез в бумажник.

Мальчик давно ушел по своим делам, у детей почему-то всегда много дел, а Олег все вспоминал.

Мать Али звали Милой, полностью, наверно, Людмила, но он ее никогда об этом не спрашивал. Имя Мила ей удивительно шло, очень милые манеры и такая же внешность, даже более чем милая, красивая. Он хотел на ней жениться тогда, в самом начале их знакомства, прямо с ума сходил. Сколько ему было в то время? Да уже не юный, тридцатник, пожалуй, уже стукнул.

С ума по ней он сходил не так уж долго, и через пару месяцев после знакомства жениться на ней он расхотел, да и кто бы не расхотел?! Мила оказалась шлюхой, законченной шлюхой и не по профессии, а по призванию, по зову души. Нет, душа тут не при чем, конечно, по зову плоти.

При ее красоте мужики стремились к ней как мухи на мед. Когда обнаруживалось, что мед, это вовсе не мед, а полная его противоположность, то это не всех отвращало, некоторым нравилось. Был ли он сам среди этих некоторых? Теперь уже, задним числом, трудно понять.

Нет, запашок разврата его коробил, и еще как коробил, но, тем не менее, продержался же он возле этой Милы почти год. Может быть, Али его держал, его трогательная детская мордашка, обрамленная копной жгуче-черных кудрей, сразу вызвала в нем умиление. Да и мальчик на удивление быстро к нему привык, ходил за ним как привязанный. Он тогда, расставаясь с Милой, просил отдать ему мальчика, но получил полный и решительный отказ.

– Кто ты такой, чтобы я тебе отдала своего ребенка? Обычный козел! – получил он в ответ.

Али плакал навзрыд и цеплялся за его штанину, он сам с трудом удержался от слез. Только Милу слезами не проймешь. Он ушел, а мальчик остался, и он ничего не знал о нем долгих семь лет, пока тот сам его не разыскал после смерти матери.

Милу убил один из ее многочисленных любовников. Самое ужасное то, что убил он ее страшно, всю изрезал ножом, она уползала от него по квартире, истекая кровью, а он ее настигал и бил, бил. Когда решил, что уже хватит, ударил себя, убить не убил, но крови тоже много пролил.

Когда несчастный Али пришел из школы, то застал такое зрелище, которое и худшему врагу не пожелаешь видеть. Убийца валялся без сознания, мать была еще жива, в сознании и хрипела. К приезду врачей мать уже скончалась, мужик пришел в себя, порывался броситься на медиков. Врачи «скорой» психа быстро скрутили и увезли, труп матери позже забрала милиция, пообещав, что за мальчиком вскоре явятся из отдела по опеке над малолетними.

Времени у него было немного, в детдом он категорически не хотел, начал рыться в записной книжке матери и обнаружил телефон Олега. Номер был старый, еще родительской квартиры, но там ему продиктовали новый. Когда взмыленный Олег прибыл, то мальчика как раз собиралась увезти какая-то понурая тетка. Али не шел, плакал навзрыд, кричал и цеплялся за все подряд. Немалых трудов и красноречия стоило Олегу договориться с теткой. Денег он ей дал много, все, что были при себе, и посулил еще больше. Тетка, поколебавшись, отдала ему ребенка, после клятвенных заверений, что он все оформит как надо.

С разгона он чуть не проскочил нужное ему место, сверился с адресом, все точно. Его ждали, сразу возле двери к нему подскочила совсем молоденькая девушка в короткой и такой узкой юбке, что было непонятно, как она ноги переставляет. Такой почет показался ему не совсем уместным.

Фамилия главы фирмы была Антонюк, Олег Петрович ожидал увидеть мужчину, а увидел женщину и не разочаровался. Антонюк И. Н., скорее всего, значит Ирина Николаевна, а не Игорь Николаевич, как он загодя расшифровал.

– Проходите, садитесь, – сказала ему прекрасная дама, – меня зовут Инга Несторовна, а вы, как я понимаю, Олег Петрович.

Он слушал, просматривал бумаги, иногда взглядывал на прекрасную деловую женщину, излагающую мелодичным голосом такие сухие, скучные вещи, и не мог отделаться от ощущения, что присутствует на спектакле. Дело кончилось тем, что он вдруг попросил перенести этот разговор на несколько дней позже. Женщина вскинула на него удивленный взгляд.

– Но я не могу позже! Мне уже послезавтра нужно принимать решение. Мне рекомендовали вас, как одного из самых опытных и знающих в этой сфере.

Вот тут уже удивился он.

– Я правильно вас понял? Вы утверждаете, что пригласили меня сегодня, чтобы я не позднее завтрашнего дня выдал вам свои рекомендации?

Женщина нетерпеливо кивнула.

– Это несерьезный разговор. Самое малое неделя мне понадобится, чтобы изучить все, сделать выводы и только после этого, на основании своих выводов я дам рекомендации.

– Что вы собираетесь изучать?! – тотчас вспылила прекрасная собеседница, – я вам даю все сведения, все сводки, что вам еще нужно?

– В том, что вы даете, содержится ваше мнение, ваше и ваших помощников, если это все, зачем тогда я вам? Принимайте решения и с Богом, как говорится. Я свою репутацию нарабатывал годами, знаете ли. Потому меня так хорошо и аттестовали, что я работаю на основании своих мнений, предварительно изучив все, что только можно изучить, а иногда и то, что нельзя, – втолковывал он ей терпеливо, словно дитяти неразумному, но, заметив, неприязнь на ее хорошеньком личике, свернул свои объяснения.

– Зачем я так-то уж стараюсь? Недаром я сразу почувствовал что-то не то, пусть эта мадам ищет совета у кого угодно, а я побуду в стороне, – мелькнуло у него в голове.

Он встал, собираясь откланяться, его не удерживали.

Олегу не хотелось тащиться в отдаленный район, и он злился. Игорь каждый раз выбирал какие-то уму непостижимые места для встречи.

Зал кафе, в котором они сидели, был еще мрачнее и грязнее места предыдущей встречи, и это обстоятельство доконало Молчанова.

– Какого черта ты выбираешь какие-то забегаловки? – зло спросил он, подвигая к Игорю конверт с деньгами.

– Здесь нас никто не увидит, – ухмыльнулся Игорь, подхватывая конверт. – Сколько здесь?

– Сколько заработал, – последовал хладнокровный ответ. Олег в работе был строг, сух и, если того требовало дело, безжалостен.

– Маловато, – вздохнул Игорь, пересчитав наличность.

– Заработай больше, получишь больше.

Строгий тон старшего и по возрасту и по деловому весу партнера несколько отрезвил Игоря.

– Я не имел в виду, что ты мало дал, просто мне деньги очень нужны. Я тут в одну историйку не слишком хорошую влез, надо срочно вылезать, а без денег никак.

– Что за история? – без интереса спросил Олег. Чужая головная боль ему была без надобности, но надо знать все, касающееся этого верхогляда.

– Да ничего особенного, – попробовал увильнуть Игорь, – аванс надо вернуть.

– Ты взял аванс и не сделал работу? – изумился Молчанов.

– А-а, – махнул рукой Игорь, пригубил из стоящей перед ним рюмки дешевый коньяк, сморщился и огляделся в поисках официантки.

Олег сжалился и подвинул ему блюдечко с кусочком лимона. Сам он в подобных местах ничего кроме минералки не пил.

– Есть некая мадам Инга, она меня ангажировала…

– Антонюк что ли? – резво перебил его Олег.

– Она к тебе обращалась, как я понимаю?

– Да.

– И что же не срослось?

Молчанов пожал плечами.

– Да все, наверно. Какие-то нереальные сроки, да и сама она какая-то… – он помолчал, подыскивая определение. – Кукла на помочах, марионетка.

– Нюх, у тебя, однако! Мне с тобой пока смешно тягаться, – скорбно заметил Игорь, но тут же оживился. – Эта кукла, как ты говоришь, задумала облапошить своего благоверного миллиона этак на три баксов. Для этого она придумала лихую комбинацию, сама или кто подсказал. Еще неделю ее муж проваландался бы, не знаю, где он там был, и плакали бы его денежки. Но мужик скоренько вернулся, может быть, стукнул ему кто, и застал всю эту аферу еще тепленькой. Бац! И женушка в слезах и синяках, я по уши в дерьме, а еще одного человечка ищут, никак найти не могут.

– Ты-то как попался? Неужели совсем ничего не почувствовал?

Игорь заерзал, повозил пустой рюмкой по столу и театрально вздохнул.

– Деньги, мон шер, деньги! Я опять на мели.

– Играть надо меньше! – отрезал Олег, который не выносил болезненной азартности, с которой множество людей губят свои деньги и свою жизнь.

– Может быть, выручишь? – прервал Игорь его размышления, – за мной же не заржавеет, ты ведь знаешь.

– Сколько тебе? – после непродолжительного размышления отозвался Олег.

Игорь моментально расцвел.

– Десять штук, – с деланным смирением сообщил он, а у самого глаза загорелись как у кота, услышавшего мышь.

– Сколько?! Какой же был аванс?

– Аванс всего три, но у меня же долги, ты знаешь. Ашот поклялся, что если не заплачу хотя бы половину, он меня к казино и на пушечный выстрел не подпустит, а этот передвижной бочонок всегда делает то, что обещает.

Олег опять задумался и думал долго. Игорь сидел тихо, даже дышать боялся.

– Значит так. Даю тебе пять, нет, ладно, семь, но ты мне сделаешь Додика.

– Только не это! – встрепенулся Игорь, – он меня зарежет, если узнает, что я вокруг него кручусь и вынюхиваю. Он же форменный псих, кокаинист, они все такие, им человека пырнуть, что мне высморкаться!

– А денежки вот они, посмотри, какие хорошие, так и просятся в руки, – помахал у него перед носом пачкой купюр Олег. – Сделай мне Додика, и они твои.

Глаза Игоря вспыхнули, он протянул руку к вожделенной добыче, но тут же отдернул ее, инстинкт самосохранения предупреждал его не хуже минздрава.

Жадность, конечно же, победила, и деньги Игорь взял.

– Не ценишь ты мою жизнь, – все-таки еще повыламывался он, припрятав денежки.

– Почему же не ценю? Очень даже ценю, разве семь штук плохая цена за игрока и неврастеника?

– Сам-то кто!

Элеонора помялась возле стола, посмотрела на склоненную голову шефа.

– Что-нибудь еще? – спросил шеф рассеянно, глядя в компьютер и выстукивая пальцами по столу. Она уже знала, что эта привычка проявляется у него, только когда он нервничает, и это тревожило ее.

– Может быть, все же надо было отослать ту сводку? – спросила она осторожно, зондируя почву, так робкий купальщик трогает босой ногой воду.

– Нет, не надо, все равно там толку не будет. Этот господин сам не знает, чего хочет. То есть знает, конечно, он желает на копейку пятаков купить, как говаривала моя бабушка, а мы с вами ему это позволить не можем.

Вот это «мы с вами», оброненное им в рассеянности, неожиданно польстило ей.

– Как учится Али? – попробовала она еще один заход.

– Нормально, ни на что не жалуется, двоек нет.

– Знаете, Олег Петрович, я вас не понимаю. Иногда вы такой не приспособленный, элементарных вещей сделать не можете. А иной раз ваша хватка мне кажется железной.

Он вдруг улыбнулся.

– Не переживайте, Элеонора Евгеньевна, у каждой медали есть две стороны, и они совсем не одинаковые.

Вечером Элеонора жаловалась своей приятельнице Юльке, втравившей ее в эту работу и в заботы об этом чужом человеке.

– Знаешь, он даже когда внимание проявляет все равно сухарь сухарем.

– Да тебе-то что за дело? – веселилась на том конце провода Юлька, – твое дело кофе подавать, а об остальном пусть у него самого голова болит. Платит он тебе вполне прилично, дома бесплатно сидеть, тоску зеленую гонять ты же не хочешь? Ну вот.

– Ага, а кто меня умолял, «Элечка, помоги ему, он там запутался совсем»?

– Так ты и помогла, умница, хвалю. У Петечки стало легче на сердце, я же ведь ради него просила. Слушай, а мальчишку ты видела? Что, он и в самом деле арапчонок совсем?

– Эх, ты, темнота! Арапчатами называли негритят, а не арабов. Арабы бывают разные, могут и совсем светлыми быть, как европейцы.

– Ну да?!

– Вот тебе и ну да! Мальчика я не видела. Самой любопытно на него посмотреть, но на работу он его не приводит, а домой я к нему же не пойду, верно?

– Представляю, какая у него стала бы рожа, если бы ты вдруг заявилась! – захихикала Юля.

Он не любил неопрятности, а тут она была на каждом шагу, нахально лезла в глаза и била в нос. К занавеске в ванной было страшно прикоснуться, она была заскорузлая от грязи, раковина в затейливой паутине трещин чистотой тоже не блистала, на подзеркальной полочке валялась щетка для волос на которую был намотан такой громадный кокон волос, словно ее специально кто-то обматывал, как водопроводные трубы войлоком для утепления.