Текст книги "Пандемия любви. Том 3"

В конце концов тут мне и самой становится любопытно.

– Хорошо, – говорю, – тогда давайте через полчаса встретимся в итальянском ресторанчике на углу Трёхпрудного, знаете?

– Да, – соглашается он, – я буду ждать вас там.

Тут следует прояснить ситуацию. Георгий Викторович Громов все эти шесть месяцев после гибели Юры замещал его, исполняя обязанности коммерческого директора. Так же, как и он, с правом первой подписи. Номинально же генеральным всегда оставался Солнцев. Неделю назад он вернулся и по праву вступил в свою должность. Об этом мне сообщил мой юрист и поверенный в делах Иван Аркадьевич Светлов, Юрин близкий друг и самая надёжная опора после его смерти. Он отслеживал мои финансовые дела, закрывал связанные с наследством юридические вопросы, осуществлял контакты с Фирмой и сам вёл переговоры с Солнцевым и Громовым, так что у меня не было нужды появляться в офисе.

Все ждали постоянного назначения, но Солнцев тянул с этим, несколько раз прилетал в Москву из Вены, где руководил созданным им филиалом, пока наконец не прошёл слух, что он возвращается, чтобы снова возглавить компанию. Некоторых это удивило, но большинство привело в восторг. Солнцева обожали и боялись, ему верили и восторгались им сверх меры. И, честно говоря, подобные чувства мне были очень понятны. Я и сама к нему относилась точно так же. Если не считать Великой Любви, которая и отличала меня от всех прочих.

Что может понадобиться от меня Громову? Полагаю, он всерьёз рассчитывал получить эту должность. Все так и думали. Являясь заместителем Юры, он был в курсе всех дел и отлично управлялся с бизнесом, в то время как Ветров больше внимания уделял непосредственно продукту, будучи действительно талантливым программистом, поэтому в основном этим и занимался. Ходили слухи, что генеральным формально останется Солнцев как главный владелец компании, коммерческим директором назначат именно Громова, а креативную часть возглавит присланный из Австрии специалист. Но Солнцев решил иначе. Так что роль Громова пока остаётся непрояснённой.

«Ладно, посмотрим, что будет дальше», – думала я, собираясь на встречу.

Занятых столиков оказалось не очень много, поэтому Громова я увидела сразу, как только вошла. Он сидел у окна, задумчиво барабаня пальцами по подоконнику. Увидев меня, поднялся навстречу. Отодвинул стул, приглашая сесть, потом, вернувшись на своё место, протянул, очевидно, принесённое ранее меню.

Официант подошёл тут же, я даже не успела открыть обложку. Есть мне особенно не хотелось, но я всё же выбрала тунец с мятой и персиковый фреш, чтобы чем-то занять руки. Громов тоже заказал себе лазанью, попросив позже принести нам капучино.

– Слушаю вас, Георгий Викторович, – улыбнулась я, когда официант наконец удалился.

– Ну вот, вы сразу о делах, – расплылся он в ответ, – даже не даёте возможности поговорить о погоде.

– Вы же знаете мой характер, Георгий Викторович. Как только мы с вами перейдём работать в Гидрометцентр, я с удовольствием поговорю о погоде, а пока не вижу резона.

Он засмеялся.

– Вы, как всегда, суровы, Софья Николаевна. Работа и только работа.

– У меня была хорошая школа, – кивнула я. – Поэтому научилась не тратить время на ерунду.

– Хорошо, – отозвался он с лёгким вздохом, – тогда давайте о деле. Солнцев вернулся, и вам это известно. Однако столь поспешное его возращение связано с некоторого рода обстоятельствами, что, собственно, я и хотел с вами обсудить.

– Я вас внимательно слушаю, Георгий Викторович.

– Так вот, – продолжил он, слегка нахмурившись, – в компании возникли довольно серьёзные проблемы, которые сходу решить вряд ли удастся, что может создать вам определённые финансовые сложности. Я хочу, чтобы вы об этом знали.

Я удивилась, но вовсе не подала вида, а, напротив, изобразила полнейшее спокойствие.

– Почему бы вам не поговорить об этом с Иваном Аркадьевичем? В подобных вопросах я полностью полагаюсь на его компетенцию.

Он кивнул, вроде бы соглашаясь, но, тем не менее, продолжил:

– Полагаю, вам лучше узнать об этом из первых уст. Я хочу поставить вас в известность, что финансовое положение компании сейчас сильно пошатнулось, и это может отразиться на вас как держателе крупного пакета. Другими словами, ваши дивиденды могут упасть настолько, что вы потеряете большие деньги.

– Вот как? – удивилась я. – И с чем же это связано?

– Должен вам сказать, что на сегодняшний день в офисе об этом пока мало кому известно, ну, исключая главбуха, разумеется, поэтому люди ещё не начали беспокоиться, но скоро, думаю, они обо всём узнают. И я хотел бы, чтоб вы были первой.

– А что, собственно, произошло? – нахмурилась я, чувствуя, как по спине пробегает лёгкий холодок.

– Я не стану вдаваться в подробности, об этом вам лучше поговорить с самим Солнцевым. Ведь вы же непременно захотите встретиться с ним и обсудить положение компании, верно? – спросил он, явно пытаясь уловить мою реакцию на эти слова.

– Да, конечно, – кивнула я, внутренне приходя в ужас от перспективы встречи с Солнцем. Пусть уж Светлов сам разбирается с этой историей. Я сейчас совершенно не готова к этому.

– Доля Юрия Ивановича составляла сорок процентов, и вы теперь второй по значимости акционер после Дмитрия Сергеевича, владеющего контрольным пакетом, – сказал после паузы Громов. – Сейчас дела обстоят так, что фирма находится практически на грани банкротства, счёт едва ли не обнулён, с него пропала крупная сумма денег, и, думаю, сейчас этим будут заниматься соответствующие органы.

– Даже так? – изумилась я.

– Увы, – констатировал он. – Думаю, вы понимаете, что при такой ситуации акции немедленно упадут в цене. Собственно говоря, они уже начали падение. Поэтому, пока это не стало явным, я рекомендую вам продать их. Это было бы самым разумным решением. Более того, я готов помочь вам в этом. Считаю себя многим обязанным Юрию Ивановичу и не хотел бы, чтобы эти проблемы коснулись вас. Более того, должен сказать, что обсуждать этот вопрос с Солнцевым времени уже нет.

– Как нет? – удивилась я.

– Вот так, Софья Николаевна, – сказал он. – Сейчас объясню.

Тут официант принёс заказанные блюда, и я получила возможность обдумать сказанное. Что-то сильно насторожило меня в его рассказе, но я пока не могла понять что. То ли выражение его лица, то ли поза и лёгкое подрагивание плеч, не знаю…

Когда мы вновь остались одни, я сказала:

– Георгий Викторович, мне прежде всего следует обсудить это с Иваном Аркадьевичем, а когда вы вернётесь из командировки, мы снова поговорим на эту тему.

– За десять дней может много чего произойти, Софья Николаевна, – сказал он жёстко, – это слишком большой срок. Акции имеют свойство обваливаться в один день, поэтому я не советовал бы вам медлить.

– Но к чему такая спешка? – возразила я.

– Объясню, – с готовностью отозвался он. – Пока у меня есть покупатель, не имеющий информации об истинном положении дел, рекомендую вам скинуть их прямо сегодня, поэтому я и пригласил вас сюда. Рабочий день ещё в самом разгаре, и вы вполне успеете оформить сделку. Зачем вам для этого Иван Аркадьевич?

Мне и вовсе показалось это странным.

– Я привыкла советоваться с ним в таких вопросах. Сама я мало что понимаю в финансовых делах.

– Как хотите, – пожал он плечами. – Впрочем, вы можете пригласить и его, если настаиваете. Хотя лично я не вижу в этом большого смысла. На мой взгляд, это самое здравое решение. В таком случае вы останетесь при своих деньгах и дальше можете вложить их более разумно, при содействии того же Светлова. Если хотите, готов сейчас же препроводить вас в нужный офис для оформления сделки. Пока мы доедем, документы уже подготовят. Вам останется только поставить подпись.

– Довольно странно, что Иван Аркадьевич до сих пор никак не проинформировал меня по этому поводу, – удивлённо сказала я, – обычно он всегда сообщает мне всё, что происходит на фирме.

– Я же говорю, об этом пока никто не знает, кроме Солнцева и главбуха, – покачал он головой. – И если вы не сделаете этого сегодня, потом будете жалеть.

– Но в данный момент я не смогу посоветоваться с ним даже по телефону. Он вылетел по делам и как раз сейчас находится в самолёте.

Я вынула мобильный и набрала номер Светлова.

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – отозвался механический голос.

Тут мне действительно сделалось страшно. А если это правда? Не понимаю, что всё это значит. Прояснить ситуацию может только Солнцев, но звонить ему сейчас с таким вопросом для меня совершенно невыносимо. К тому же продать акции компании неизвестному человеку – это значит сделать ему большую подлость. Фактически, поставить под угрозу дело всей его жизни. Я не могу так поступить с ним. После смерти Юры он предложил мне через Светлова выкупить мою часть акций, но тогда я отказалась, дав слово, что, как только решу сделать это, предложу ему первому. А он знал: что бы ни произошло между нами, моему слову можно верить. И что мне теперь делать? Позвонить ему? Это, пожалуй, хуже смерти. Он решит, что я объявилась тут же, стоило ему только показаться в Москве. Просто нашла благовидный предлог. И выглядеть при этом я буду очень скверно.

– Видите ли, Георгий Викторович, – начала я, – если сделаю так, как вы предлагаете, я очень некрасиво поступлю по отношению к Дмитрию Сергеевичу. Сами понимаете, ему совершенно невыгодно, чтобы акции уходили сейчас в чужие руки. В таком случае выправить положение будет гораздо сложнее.

– Решать не мне, Софья Николаевна, – устало сказал Громов. – Я просто хотел оказать вам услугу. Уверен, вы понимаете, что в бизнесе каждый сам за себя. Не хотел говорить, но, видимо, придётся. К сожалению, именно благодаря Солнцеву вся эта ситуация и возникла. Потому что как раз в его интересах сейчас максимально обвалить акции компании, чтобы выкупить их по бросовой цене и стать единственным владельцем. Это обычная практика. Ну а дальше – дело техники. С его опытом ничего не стоит применить нужную схему и выправить ситуацию. Именно этим и обуславливается его решение вернуться в Москву.

Меня это поразило. Просто невозможно представить себе Солнцева в подобной роли. Неужели за пять лет нашей разлуки он мог так сильно измениться? В это трудно поверить.

– Только не говорите потом, что я не предупреждал вас, – добавил он ровным голосом. – В данном случае я поступаю как друг. И главное, что вы здесь ничего не теряете, оставшись при своих деньгах. Через несколько дней ваша доля может превратиться в кучу горелой бумаги, а мне бы этого очень не хотелось.

Я принялась лихорадочно думать. Конечно, возможно, что он и прав. Во всяком случае, выглядит это довольно правдоподобно. Я знаю его много лет, и ни разу у меня не было повода усомниться в его словах. Вроде бы Юра всегда доверял ему в вопросах бизнеса, и до сих пор он ни разу не подвёл его. В то время как Солнце по отношению ко мне повёл себя так, словно я для него вовсе ничего не значу, просто вышвырнул меня из своей жизни как использованную прокладку, и ни разу даже не поинтересовался, что со мной в результате происходит. Так почему я должна ради него рисковать будущим, и не только своим, но и моего сына? Тем более что, продав акции, я, в принципе, действительно ничего не теряю. А вот не продав, получается, рискую всем.

Видя, что я задумалась, Громов, извинившись, поднялся и вышел, направившись в сторону туалетных комнат.

Надо на что-то решаться. Солнцев вернулся. А это значит, что всякая связь с Фирмой не принесёт мне ничего, кроме новых страданий. И лучше бы мне держаться от неё как можно дальше. Это, в принципе, шанс. А потом бы мы со Светловым спокойно подумали, как разумно разместить вырученные деньги, чтобы они приносили доход. В общем-то, у меня нет особых оснований не доверять Громову. До сегодняшнего дня он ещё ни разу не подводил меня. И что мне со всем этим делать?

Интересно, а как бы на моём месте поступил Юра? Согласился бы продать акции, минуя Солнцева? Даже если бы это лежало в сфере его интересов.

И вот тут мне пришёл совершенно чёткий ответ: нет. Он никогда бы не поступил так. Он бы до конца остался рядом с ним, каких бы рисков это ни стоило. Ведь речь идёт всего лишь о деньгах. А Солнцев значил для него намного больше. То, что их объединяло, было гораздо выше денег. Юра любил его, и никогда не пошёл бы на это.

А я? Разве я не люблю его так сильно, что никогда и ничего не смогу сделать ему во вред? Конечно, люблю. И готова пойти на всё, чтобы помочь ему. Я люблю его столь безмерно, что никакие собственные интересы не поставлю выше этого чувства. Даже если я не нужна ему. Зато он мне нужен. Нужен, как никто на свете. И этот извечный зов души не перевесят никакие доводы рассудка…

Громов вернулся и уселся напротив. Он выглядел серьёзным и сосредоточенным. К тому времени я уже взяла себя в руки, решив, что сомневаться мне не в чем.

– Надеюсь, пока я отсутствовал, вы приняли правильное решение, Софья Николаевна, – сказал он очень спокойным голосом. – От вас сейчас зависит благополучие вашего ребёнка. Только от вас, потому что больше ему помочь некому. И именно поэтому я позвонил вам сегодня.

Он поднял на меня глаза в ожидании ответа.

– Так вы готовы решиться, Софья Николаевна?

Итак, я должна ответить. Хотя бы самой себе. Что я выбираю – себя или Солнце?

И эта формулировка моментально расставила всё по местам. Остальное просто перестало иметь значение. О чём тут ещё можно думать?!

– Я выбираю Солнце, – твёрдо произнесла я, выпрямляясь на стуле.

– Не понял, Софья Николаевна? – приподнялся Громов, и брови его поползли вверх, а глаза сделались тёмными и неподвижными.

– Я сказала, что однозначно выбираю Солнце, – повторила я довольно раздельно. – И никогда ничего не сделаю из того, что может навредить ему.

– Даже если это идёт вразрез с вашими собственными интересами? – спросил он резко.

– Да, Георгий Викторович, даже вразрез моим собственным интересам, – подтвердила я, чувствуя, как снова сбивается дыхание. – Более того, я никогда не поверю, что Дмитрий Сергеевич способен сознательно нанести вред компании ради идеи собственной наживы. Я слишком высоко ценю его, чтобы хоть на секунду усомниться в его честности. Поэтому как акционер готова разделить с ним риски, возникшие в связи с этой ситуацией.

Лицо Громова исказила непроизвольная гримаса.

– Да вы с ума сошли! Вы вообще понимаете, чем рискуете? Сегодня я ещё могу помочь вам, а вот на то, что будет завтра, не поставил бы и копейки. Всё это может лопнуть буквально в один день.

– И тем не менее, – пожала плечами я, – существуют вещи, которые ценятся выше денег.

– Чёрт возьми… – прищурил он глаза, откидываясь на спинку стула, – очень странный поворот, Софья Николаевна. Сдаётся мне, что дело тут, похоже, вовсе не в акциях. Да ведь вы же любите его, это абсолютно ясно! Как это я мог сразу не догадаться?! – Он подался вперёд и, перегнувшись через стол, приблизил ко мне лицо. – Отчего же вы тогда предпочли ему другого мужчину?

– А вот это вас совершенно не касается, Георгий Викторович, – жёстко сказала я, пытаясь унять охватившую меня дрожь. – Благодарю вас за желание помочь, но на сегодня ничего другого сказать не могу. И лучше на этом беседу закончить. Ибо я вовсе не намерена ни с кем обсуждать свои чувства.

В эту самую минуту широкие входные двери распахнулись, и я, невольно повернув голову, увидела стоящего на пороге Солнцева. Он возвышался в дверном проёме, огромный и неподвижный как скала. Просто стоял, скрестив на груди руки, словно не собираясь участвовать в происходящем действе.

Я подумала, что действительно схожу с ума. Увидеть его сейчас в этом ресторанном зале было сродни ледяному душу. На мгновение я вообще забыла, где нахожусь…

Постояв с минуту, он медленно двинулся по проходу, направляясь в нашу сторону, а следом за ним вошли двое мужчин в неброских костюмах.

Громов сначала замер, потом вдруг вскочил с места, и на лице его отразилось сначала изумление, потом страх. Я чётко увидела этот страх, который метался в его глазах, и это было так непривычно и удивительно, что я застыла, машинально переводя взгляд с одного на другого.

Тем временем они приблизились, и я почувствовала, как меня заколотил озноб. Потребовалось сделать неимоверное усилие, чтобы удержаться в вертикальном положении, и я замерла, уцепившись за столешницу.

Солнцев молча подошёл к нему почти вплотную, затем, неожиданно сделал выпад, запустив пальцы в верхний карман громовского пиджака, достал оттуда что-то и, ловко подбросив на ладони, зажал в кулаке. Громов резко отшатнулся, вытаращив глаза, потом, словно придя в себя, попытался было выхватить неизвестный предмет, но тут один из этих двоих сделал шаг вперёд и взял его под руку, а второй, достав из папки лист бумаги, протянул Георгию Викторовичу.

– Прошу вас пройти с нами, – произнёс мужчина, нисколько не меняя выражения лица.

Громов вздрогнул, посмотрев на меня с каким-то странным сожалением, но потом развернулся и, не говоря ни слова, двинулся к выходу. Мужчины последовали за ним.

Мы остались одни.

Солнцев стоял, возвышаясь над столиком, и не сводил с меня глаз. И это его присутствие рядом не позволяло мне мыслить хоть сколько-нибудь ясно.

Продолжая в упор смотреть на меня, он молча указал рукой на стул, предлагая сесть, и сам уселся напротив. За это время никто из нас не произнёс ни звука.

Потянувшись к кофейной чашке, я неловко уцепилась за ручку, но тут же едва не перевернула, кофе брызнул, оставляя на белой скатерти тёмные следы, и я отдёрнула руку, не в силах сглотнуть.

Подскочил официант.

– Коньяк, – моментально бросил Солнцев, упреждая лишние вопросы. – Бутылку.

Глянув на выражение лица Солнцева, парень явно предпочёл не лезть с уточнениями и, повернувшись на каблуках, тут же исчез.

Я подняла глаза. Вот он, сидит напротив. Как всегда, весь в чёрном. Господи, я уже забыла, какой он широкий…

Мне надо немедленно встать и убраться подальше. Сию минуту. Иначе я этого не выдержу. Горло перехлестнуло как кнутом, а ноги сделались совершенно ватными. О том, чтобы встать, не могло быть и речи.

– Здравствуй, Соня…

– Добрый день, Дмитрий Сергеевич.

Это я сейчас сказала? Да, я. И голос мой прозвучал вполне ровно. Словно я встретилась в коридоре с кем-то из сотрудников.

– Ты стала ещё красивее, – сказал он мрачнее обычного, словно сообщал о приближающемся конце света. Что ж, не могу не признать его правоты. Разговор с ним я ощущаю примерно так же. Да, вероятно, я стала красивее. И это несомненная заслуга Ветра. Он научил меня ощущать себя иначе.

– Спасибо, Дмитрий Сергеевич, – отозвалась я без выражения, будто просто поблагодарив за то, что он уступил мне дорогу.

– Перестань… называть меня… так, – произнёс он медленно и раздельно, словно каждое слово было отделено точкой.

– За это время вы поменяли имя, Дмитрий Сергеевич? И как же вас теперь зовут? – произнесла я ватными губами, чувствуя, что задаю в разговоре совершенно неверный тон.

У него дёрнулась щека, а лоб перерезала глубокая морщина.

– Соня, я должен многое сказать тебе, – начал он, ловя на лету мой взгляд, но я тут же отвела глаза, отрицательно покачав головой, и он снова поморщился.

Тут явился официант, неся на подносе бутылку, два больших пузатых бокала и блюдечко с нарезанным лимоном. Слегка изогнувшись, он развернул бутылку этикеткой к Солнцеву. Тот угрюмо кивнул. Парень моментально разлил янтарную жидкость по бокалам, едва прикрыв их донышко, потом снова повернулся к Солнцеву.

– Что-нибудь ещё? – спросил он почтительно.

– Позже, – не поворачивая головы, отозвался Солнцев и, взяв со стола бутылку, наполнил свой бокал почти доверху.

Официант сейчас же испарился.

Солнцев взял в руку бокал и сделал несколько больших глотков, потом задумчиво вернул его на скатерть. Осталось меньше половины. Бокал был огромный, впору запускать в него золотых рыбок. Я пододвинула к себе чашечку с кофе и на сей раз аккуратно глотнула, обойдясь без приключений.

– Заказать тебе новый? – спросил он, не поднимая глаз.

Я отрицательно качнула головой.

– Тогда, может быть, съешь что-нибудь?

– Спасибо, – снова отказалась я, – мы пообедали с Георгием Викторовичем.

Он мрачно поморщился.

– Сожалею, что теперь его обеды станут значительно менее разнообразными.

Эти слова напомнили мне о недавней сцене, и я снова вздрогнула. Всё это казалось дурным сном. Чуть помедлив, я всё-таки подняла на него взгляд. Правда, едва заметно.

Он почти не изменился. Всё то же неподвижное лицо, словно сошедшее с наскального барельефа. Вот разве что прическа стала другой, вместо взлохмаченной стрижки – длинные, гладко зачёсанные назад, очень тёмные, густые волосы. Плечи сделались ещё шире, на шее посверкивает толстая золотая цепочка.

Солнцев поднял к губам бокал, одним глотком осушив его, затем наполнил снова.

В моей голове кипели тысячи вопросов, мне следовало взять себя наконец в руки и нормально расспросить его обо всём случившемся, понять, что происходит; и вообще продолжать сидеть молча, в конце концов, становилось просто неприлично – это только обнаруживает мою слабость перед ним и ни в коей мере ничего не проясняет, но я чувствовала, что абсолютно не имею никаких сил на это. Наверное, лучше всего извиниться и уйти, отложив разговор на другое время. Но тут он сказал:

– Соня… я прошу тебя, не молчи… скажи хоть что-нибудь…

Меня тут же обдало жаркой волной.

– Что именно? – спросила я, как когда-то в его кабинете. По всей видимости, он тоже вспомнил это и улыбнулся, едва заметно и очень мягко, так, что у меня тут же закружилась голова, и я плотнее прижалась к мягкой спинке. Солнцев увидел это и нахмурился. Он слишком хорошо знал каждый мой жест, чтобы я могла что-то скрыть от него.

– Я понимаю, что тебе сейчас нелегко, Соня, но мы должны кое-что обсудить, – повёл он могучими плечами и сделал ещё один большой глоток.

Звук этого голоса вызывал во мне бурю самых разных чувств. Солнцев сидит напротив, а я всё ещё жива. Мне казалось это совершенно невозможным. Присутствие его одновременно восторгало и приводило в ярость.

– Нам следует поговорить, Соня, – повторил он медленно, будто с трудом подбирая слова, – в конце концов, мы же взрослые люди, и речь сейчас идёт о важных вещах. Давай временно отставим наши личные отношения и обсудим то, что касается дела.

– У нас нет никаких личных отношений, Дмитрий Сергеевич, – с трудом произнесла я, понимая, что снова говорю совершенно не то, что следует.

Он поморщился столь отчётливо болезненно, что у меня дыхание перехватило.

– Пожалуйста… – сказал он тихо, – давай просто поговорим, ладно?

Солнцев сказал слово «пожалуйста». Если никто из нас не сошёл с ума, то происходит нечто невероятное.

– Давай, – сдалась я наконец, не ощущая ничего, кроме бесконечной усталости. Конечно, он прав, и думать о себе сейчас не время. Мне даже сделалось немного стыдно.

Кончики его губ слегка дрогнули.

– Вот, смотри, – сказал он и, вынув что-то из кармана, раскрыл передо мной ладонь, – это микрофончик, «жучок», иными словами. Я сунул ему в карман сегодня в офисе. А потом мы немного покатались за ним, и в результате это привело нас сюда, к тебе. Я слышал весь ваш разговор, сидя в машине, у ресторана.

Я вытаращилась на него, не в силах поверить в сказанное.

– Ты всё слышал?

– Да, Соня. До самой последней фразы. Его могли бы забрать прямо из офиса, но он позвонил тебе, и я понял, что мне очень важно услышать твой ответ. С ним-то и так всё ясно, потом расскажу тебе всю эту историю, а вот то, что ответишь ему ты, я должен был услышать. И я услышал.

Я чувствовала, как кипят мои щёки, но ничего не могла с этим поделать. Оставалось надеяться, что внешне это было не слишком заметно.

– Хорошо, – вздохнула я наконец, – тогда, значит, мне не придётся повторять то, что я сказала.

– Не придётся, – согласился Солнцев, снова берясь за коньяк. Я покосилась несколько тревожно, и он слегка усмехнулся.

– Боишься, что свалюсь под стол?

– Это вряд ли. Столько коньяка здесь, скорее всего, не найдётся, – не удержалась я от язвительной фразы.

Он согласно кивнул, убирая с лица усмешку.

– Итак, я всё слышал. И благодарен тебе за то, что ты сказала. Надеюсь, ты понимаешь это?

Я пожала плечами. Моя жизнь всегда без остатка принадлежала ему, и я вовсе не ждала за это никакой благодарности. Как не ждал её от меня и Ветер.

– Что, в конце концов, происходит, Митя? Это правда, всё, что он здесь говорил?

– Нет, конечно, – свёл он брови к переносице, – это обычный блеф. Он блефовал, как в покере, надеясь, что в последнюю минуту ты всё-таки сломаешься. Имея твой пакет акций, он получал хорошие шансы воздействовать на меня, сильно рассчитывая на то, что это поможет ему избежать тюрьмы. Сделку, оформленную через подставных лиц, опротестовать было бы сложно.

– А что он сделал-то? – растерянно переспросила я, ничего не понимая.

Солнцев презрительно дёрнул плечом.

– Что он ещё мог сделать? Увёл большие деньги. Не устоял всё-таки. Мне следовало догадаться раньше. Позже я расскажу тебе. За эти несколько месяцев, пока я улаживал все дела венского филиала и готовился к возвращению в Москву, он, воспользовавшись отсутствием Ветра, развернулся тут не по-детски.

Я болезненно поморщилась, услышав знакомое имя.

– Прости, – произнёс он внезапно охрипшим голосом. – Я не должен был…

– Ничего, – помотала я головой, – мне пора к этому привыкнуть.

Он накрыл горячей ладонью мои ледяные пальцы.

– Соня…

– Оставим это, Митя, – обронила я, стараясь поменьше дышать, чтобы он не заметил дрожь, которую вызвало во мне его прикосновение.

– Да, конечно, – вымучил он нечто похожее на улыбку и, слегка помедлив, убрал руку. – В общем, деньги пока не найдены, Соня. Схему сейчас раскручивают. Однако причастность к этому Громова установлена точно, так что вряд ли мы с ним скоро встретимся.

Я с сожалением покачала головой.

– Кто бы мог подумать, что он способен на такое. Ведь вы столько лет вместе, и до сих пор он производил впечатление порядочного человека.

– Деньги очень сильно меняют людей. Не он первый, не он последний.

– Да, грустно, – вздохнула я. – Честно говоря, мне трудно это понять…

– Конечно, трудно, – кивнул он, глядя в сторону.

– Это ведь всего лишь деньги. А для тебя всегда было важно совсем другое, правда?

Я опустила глаза.

– Ты ведь всё слышал, Митя, зачем спрашиваешь?

– Спасибо тебе, детка, за то, что я услышал, – сказал он, поднимая голову, и я сильно дёрнулась. Прежде он никогда не называл меня так.

– Разве я сказала что-то новое для тебя?

Его брови дрогнули.

– Не будем сейчас об этом. Но ради таких слов стоило потратить день, выслушивая этого мерзавца. Продать твои акции я бы ему всё равно не позволил, но я счастлив, что ты ответила именно так, а не иначе.

– А ты что, всерьёз сомневался во мне, Солнце? – усмехнулась я и, вдруг неожиданно потянувшись к своему бокалу, сделала маленький глоток коньяка. На глазах моментально выступили слёзы, и я, закашлявшись, сунула в рот ломтик лимона.

Он посмотрел на меня с неожиданной нежностью, а я поскорей отвела глаза, чтобы не броситься ему на шею. Это было очень трудно, но у меня получилось. Вероятно, я могу собой гордиться. Поэтому основная моя задача с этой минуты – держаться от него подальше. Сейчас надо как можно спокойнее закончить этот разговор и отправиться домой. Совершенно незачем подвергать свою волю таким испытаниям.

– Нет, – сказал он, помолчав с минуту, – я не сомневался в тебе, детка. Просто всё равно было немного страшно.

– Разве тебе когда-нибудь бывает страшно, Митя? – удивилась я, пытаясь справиться с новой жаркой волной, прокатившейся по телу. – Да и страшно чего? Ведь акции всё равно бы ему не достались.

Он снова поднял на меня глаза.

– Страшно того, что ты скажешь. Ведь он очень грамотно вёл тебя, выставляя вполне резонные доводы, а ты – просто женщина, которая должна была выбирать между жизнью и…

– …и любовью, ты хочешь сказать? – задохнулась я, впервые в его присутствие произнеся это слово вслух. Впервые, потому что раньше никогда не позволила бы себе этого.

– Я больше не смею говорить ничего подобного, детка. – И я увидела, как каменно застыло его лицо. – Не смею, потому что давно потерял это право. Только я всё равно бесконечно благодарен тебе за то, что ты сказала. И никогда не забуду этого.

«Поразительно. Прежний Солнцев ни за что в жизни не произнёс бы таких слов. Не понимаю, что могло произойти с ним за эти годы…»

– Тебе действительно было это важно? – спросила я, замирая от излучения смотрящих на меня глаз.

– Ты даже не представляешь насколько, – сказал он тихо.

– Но почему?

– Наверное, сейчас я не должен говорить тебе этого. Но когда-нибудь непременно объясню.

– Когда-нибудь… – эхом повторила я, словно была здесь одна, и он не сидел напротив.

Он взял бокал и задумчиво покрутил оставшуюся на дне жидкость.

– Да, когда-нибудь. Когда я снова смогу смотреть тебе в глаза, как прежде…

– Как прежде? – выдохнула я, намереваясь встать, но он тут же накрыл мою руку тяжёлой ладонью.

– Никогда не говори «никогда», Соня. Какой бы правдой это ни казалось тебе на сегодняшний день. На любой факт всегда можно посмотреть с противоположной стороны, и рано или поздно ты поймёшь это.

Тут я почувствовала, что больше не могу. Не знаю, что он хотел донести до меня этим ответом. Даже в той, другой нашей жизни я бы и то не спросила его об этом. А теперь и подавно.

– Послушай, Митя, прошу меня извинить, но сейчас мне следует идти домой. Я очень устала, и тему эту продолжать довольно затруднительно.

– Я провожу тебя, – немедленно поднялся он.

– Нет, – твёрдо сказала я, – вот этого делать как раз не нужно. Я живу за углом, и сейчас белый день. А все дальнейшие вопросы обсудим как-нибудь в другой раз.

– Я хочу поговорить с тобой, – начал он.

– Не сейчас, – прервала я и, поднявшись со стула, решительно направилась к выходу, но, оказавшись у двери, всё-таки не выдержала и слегка обернулась. Он продолжал неподвижно стоять за столиком и смотреть мне вслед.

…Явившись домой, я буквально рухнула в кресло. Ниагарский водопад, так давно рвущийся из моих глаз, заполучил меня в своё полное владение, и предаться этому занятию мне наконец ничто не мешало. Рыдала я в голос, поплотней упрятавшись носом в подушку, чтобы ненароком не испугать соседей или ещё кого-нибудь, случайно оказавшегося на лестнице вблизи моей двери.

«Как он может произносить при мне слово «прежде»? С какой ещё стороны я могу посмотреть на тот факт, что пять долгих лет, пребывая между небом и землёй, между жизнью и смертью, каждой клеткой своего существа принадлежала ему и только ему, никогда не рассчитывая вернуть это «прежде» и не имея ни единого шанса стать собой в безвоздушном пространстве своей новой вселенной? Что хотел он сказать мне столь странным ответом? Наверное, сегодня я не хочу этого знать. Если, конечно, собираюсь выжить…»