Текст книги "чисто рейнское ЗОЛОТО"

В.: Я. Дитя. Так много ты еще никогда не говорила! Я часами слушаю тебя, но что ты сказала? Я уже не помню. Ты хочешь двойную свадьбу, но не знаешь, кто должен стать второй парой? Этого хотели многие девушки, а потом вдруг оказывались втроем, и сами оказывались лишними! И каждая хочет героя, ну, разумеется, кого же еще. Кого-то, кто с чувством долга возьмет на себя долги и будет их выплачивать. Я: пример, но дурной! В договорах господин, по договорам лишь раб[28]28
  Die Walküre. 2.2. Wotan: der durch Verträge ich Herr, den Verträgen bin ich nun Knecht. К: Чрез договоры мощь, – договоров жалкий я раб!


[Закрыть]. Должен прийти человек, должен сначала прийти человек, кто-то, кого мы еще не видали, ибо те, кого мы знаем, они не могут. Тот, на кого мы все сможем повесить. От меня можете больше ничего не ждать, у меня были возможности, и еще какие, но теперь должен прийти человек, который сделает это лучше. Кто-то, кому я не должен буду помогать, это само по себе было бы чем-то новым. Кто-то, кто, чуждый богу, свободно живет себе во благо, неосознанно, я имею в виду, не осознавая, что вообще есть бог, кто всегда, в данном случае я, знать осознанно, неосознанно, и никто ему ничего не делает, он сделает из самого себя, кто-то, кто совершает поступки, не важно какие. Поступки. Что идут впереди воззрений, и у них есть задние фары. Всегда, когда тормозят, загораются еще и дополнительные, сзади часто очень интересно, часто многовато тормозят, сперва движение распознается сзади. И тогда нужно бежать в другую сторону или же это движение побороть. Без меня. Так. Я не должен ничего ему советовать, не должен помогать, не должен ничего ему желать, он даже не будет знать, что я единственный, кто вообще может чего-то хотеть, это дружелюбный враг[29]29
  Там же: der freundliche Feind. К: враждебный мне друг.


[Закрыть], как мне найти его? Ну, не будем преследовать этот интерес дальше. Не то он начнет преследовать нас. Как создать свободного человека, которому не нужны кредиты, поручительства, собственность, внешность и внутренность, упрямого, который не выплачивает проценты, которые набежали еще до его рождения, подбежали, подошли к старту, чтобы убить его, о том змее, который стережет собственный капитал банка, я и говорить не хочу, это червь, но большой, и не в компьютере! как мне сделать этого другого, как мне произвести этого человека, который бы не был более мной и действовал сам по себе, как я и хотел?[30]30
  Там же: Wünscht sich auch einzig mein Wunsch. К: кто <…> творил бы то лишь, что надо мне?


[Закрыть] И как мне побыстрому найти глупца, который будет сам по себе делать то, что хочу я? Да, как? Дураков так много, среди них должен быть хотя бы один такой! Я противный, противен самому себе. Но где мне найти этого человека? То другое, чего я вожделею, это другое я никогда не увижу, потому что свободный должен сотворить себя сам[31]31
  Там же: «Zum Ekel find’ ich ewig nur mich in allem, was ich erwirke! <…> denn selbst muss der Freie sich schaffen. К: Противно видеть только себя во всех своих начинаньях! <…> Свободный в свободе родится.


[Закрыть]. Именно эту возможность он и высматривает! Когда я сам подхожу к пластилину и леплю, округляю руки, леплю и леплю, всегда выходит одно и то же, и это: слуги[32]32
  Там же: «Knechte erknet’ ich mir nur! К: Я же лишь рабство плодил.


[Закрыть]. Я хочу создать кого-то, кто выглядит подобно богу, но у меня не получается, собственно, его полагается поставить на торт для двойной свадьбы, но так, как он смотрит, я не могу никому этого доверить. Нет, ни одно сопоставление вас не убедит, потому что герой как должное примет на себя все мои долги и должен будет умереть. Маленькую фигуру на торте нельзя с ним сравнить, он будет похож скорее на засахаренную вишенку, я думаю. Возможно, мне еще удастся сделать локти и колени, но кисти и стопы точно нет, это чертовски тяжело. Вишенка останется на торте, а слуга, мой слуга, только рассмеется и бросит свою жизнь через плечо, словно вишневую косточку. И тогда у меня больше никого не останется. Тогда я буду слугой самому себе, другие слуги, в том числе мои собственные, теперь точно больше не явятся. Последний самолет отбыл. Больше ни одного не будет. Я не хочу обманывать самого себя, ибо это именно то, чего я хочу. Чтобы все по собственному желанию желали того, чего желаю я. Чтобы пришел кто-то, в маленький банк для среднего класса, допустим, от которого не укрылись драматические изменения на мировых финансовых рынках. И вот он здесь и не знает, что делать, он знает только, что он должен что-то сделать. Такие дела всегда тяжелы, но я заранее вытащил косточку, прежде чем попытался создать человеческую фигурку, потому что такого дела не хватило бы. И что же вышло? Герой, который хочет получать доходы с собственного капитала, каких не бывало. А кто хочет получать такие дивиденды, тому нужна продукция, какой у нас не бывало, эту продукцию он создает из ничего, точно так же, как я создал человека. Только я, разумеется, был успешнее. Однако мои достижения оказались более устойчивыми. Люди все еще существуют. Герой размышляет. Он не умеет считать, но он хочет достичь лучшего банковского баланса, а если не получится, ему придется приукрасить старый, накрасить невесту, положить вишенку на торт, если получится, надеть кольцо, в качестве рычага, как бы ни функционировало то, что он надеется использовать. Вишенку, которая задумывалась как фигурка человека, ему удастся доставить наверх только с лестницы. Или ему наконец-то придется украсть кольцо, он знает, где оно. И оно уже у него! Все это время оно было у него на пальце! Далеко ходить не придется! Хитро! Значительные достижения банкира благодаря банку! У него есть кольцо, у него есть сокровища, он основал фонд Рейнской земли[33]33
  Уроженцем «рейнской земли» (федеративной земли Райнланд-Пфальц) был также Карл Маркс.


[Закрыть], резиденция: Нормандский остров Джерси, моя любимая Яйрландия! имя: Лорелея, она сидит и поет, мимо проплывают корабли и тонут. Потому что на них сел поднимающийся на ноги герой из Рейнской земли, так что лодка, челн оказался переполнен. Как и твоя писанина, точно как твоя писанина, дитя! Вот видишь, что бывает, когда слишком много пишешь или когда герой переводит и не знает куда. Он схоронился однозначно глубоко, скромник! Да, лошадь тоже приплели! Лошадь перевели тоже, рейнские винторезы что-то подкрутили, чтобы челнок остался на плаву. Они все-таки тоже должны что-то зарабатывать, но с их винтами ничего не выйдет, кто бы их ни крутил, войти не выходит. Они основательно посадили корабль на мель, и только на том основании, что акционеры хотели больше. Этот винт ничего не принесет. Рычаг все исправит. Нет, рычаг тоже ничего не даст. Нужно подкрутить в каком-то другом месте, нужно нарычать на кого-то другого. Ключевое дело банка все еще слишком тяжело, даже если деньги прилежно работают. Маржа просто смехотворная. Почему бы нам не украсть весь банк, папа? – спросила ты однажды, Не знаю, дитя. Я правда не знал. Я с жадностью сохранял золото. 15 % налогов на прибыль с капитала, даже если и не у нас! То есть у нас такого нет, но есть что-то подобное, что в итоге всегда означает, что не платят вообще ничего. Особенно мне, богу, ничего не платят. Но и государству не отдают того, что ему принадлежит. Они думают, просто потому, что они меня не видят, они не должны выплачивать мне проценты! Они думают, просто потому, что хотят выйти на рынок недвижимости, они смогут на нем что-нибудь выгадать! Эта затея с недвижимостью – это движение не в ту сторону. Нужная сторона лежит совершенно в другом направлении, но направо – это тоже мимо. Нужно не работать, нужно просто прочесывать леса, там достаточно работы, хотя ее так и не называют. Деревья тоже доставляют много хлопот, даже когда упадут. Герои тоже доставляют много хлопот, даже когда падут. Дома тоже доставляют много хлопот, прежде чем обрушиваются. От моей мести этого человека защищает только то, что я сделал. Мой меч[34]34
  Там же. Wotan: Gegen der Götter Rache schützt ihn nun einzig mein Schwert… К: Против небесной мести есть у него только меч…


[Закрыть]. Ударо– и уколопрочное оружие. Но ничего этого больше не будет, дитя. Все это перевяжут, как нить норн, дочерей земли, я имею в виду норм, дочерей людей. Сначала они производят нить, и то, что вплетено в нить, кроме тех случаев, когда это ты сам, кто повесился, сплетают в заговор и торгуют, это ничто, вот что там торгуют, и по нему это видно. Оно выглядит как ничто, и это и есть ничто. Но люди этому не верят. С ничем ведутся переговоры. И самое большое ничто – это любовь. За нее никто ничего не даст, за нее никто ничего не получит. Кого она интересует? Ни даже бога. Нет, в корне неверно, все в ней заинтересованы. Она ведь ничего не стоит. И да, то, что я люблю, я должен покинуть[35]35
  Там же. Wotan: Was ich liebe, muss ich verlassen. К: Что люблю я, то должен бросить…


[Закрыть], также и тебя, дитя, ты этого даже не заметишь, тут и говорить-то не о чем, к тому же ты и без того будешь спать. Я обладаю усыпляющим воздействием. Иначе не пойдет. При таких законах, которые я сам и установил, я не могу остаться. Иначе и мне пришлось бы их соблюдать. Законы остаются, я не останусь. Их надлежит соблюдать только вам, несвободным людям, законам процентов и процентов с процентов, банк между тем прибавит газу, но дальше не уедет, он останется на том же месте, я думаю, в Дюссельдорфе, да, там он и останется, он не знает, куда девать себя самого, и не знает, куда девать свои деньги, их становится все меньше, при этом их должно становиться больше, он что-то делает не так, но прибавляет еще больше газу, и к тому же банк находится не на той территории, ничего не выйдет, чем больше газа, тем меньше кэша, чем больше кэша, тем меньше газа можно прибавить; вступает государство, государство выходит, вступает, выходит, тут уж можно сразу ложиться! Это ты сейчас и сделаешь, дитя. Засыпай! Это хорошая идея, конечно, моя, я же видел, что происходит, когда банк и когда государство начинают двигаться, к тому же в разных направлениях. Они делают это неправильно. То, как они это делают, это неправильно. Покажи мне возможность превзойти этих богов, к которым также отношусь и я, и я схвачусь за нее. Но таковой нет. Даже для меня. Ложись, отдохни. Все, что я построил, должно обрушиться! Я так хочу. По мне, так страховые компании должны заплатить, но все должно обрушиться. Да, а потом обрушатся и страховые компании. Должно возникнуть нечто новое, я еще не знаю, что именно. Но одно знаю точно: без меня! Без меня. Я хочу теперь только одного: конца[36]36
  Там же: nur Eines will ich noch: das Ende, das Ende! К: одного лишь я хочу: кончины, кончины!


[Закрыть]. А теперь отдыхай, дитя. Передохни здесь немного, позволь себе роздых![37]37
  Die Walküre. 2.3. Siegmund: Raste nun hier; gönne dir Ruh’! К: Стой, подожди! Здесь отдохни!


[Закрыть] Да, речь о тебе! Вообще-то я решил так, что ты будешь спать беззаботно, а не просто вечно. Кто отдыхает, тот подыхает. Но тебе все равно придется полежать. Шлем и латы, да, вам тоже! Что ржавеет, то заржавеет. Сейчас мне больше ничего не приходит в голову для тебя. Потому что с любовью ты никогда не договоришься, это я уже понял. Как один из моих пехотинцев, ты бы научилась только опустошать. Любовь – заблуждение! Она погибает, возникая, как погибает капитал, если больше не приносит дохода. И тогда его поглощают, он поглощает сам себя, самое себя, как любовь. Капитал, от которого не поступает процентов или с которого не платят проценты, должник, это означало бы продлевать его через каждое необходимое изменение! Обеспечивать существование друг друга, но не выплатами друг другу, не сборами друг с друга, с изменениями, которые нужно принять, чтобы потом когда-нибудь пойти ко дну, но даже и тогда вину здесь возлагают на изменения. Естественно. Если ничего не меняется, все умирает. Ты думаешь, заполучить любовь будет так просто? Ничего не просто заполучить, особенно когда в кармане маловато, когда становишься мал самому себе, если скуп с самим собой. Если не платишь проценты самому себе, не бережешь их для других, забываешь, становишься небрежным, тогда ничего больше не остается, ни для кого. Как фанатики использования полезных ископаемых мы бесцеремонно принуждаем других к производству[38]38
  Капитал. Книга 1. Отдел 7. Процесс накопления капитала. Глава 22. Превращение прибавочной стоимости в капитал. Раздел 2. Ошибочное понимание политической экономией воспроизводства в расширенном масштабе.


[Закрыть], если мы окажемся в счастливом положении, что сможем производить продукцию, я-то сам за воровство, это все знают, и все-таки производство есть, это как, производства ради, в любви. Каждый жаждет ее, каждый думает, что она ему нужна, и все-таки она ему без надобности. Совсем она ему не нужна, эта любовь. Он только так думает, но она ему не нужна. Кто-то даже принес себя в жертву, из-за любви, но, видимо, ко всему человечеству сразу! Высокомерный нахал! Никогда не мог выносить этого спасителя! Полное, свободное развитие индивидуума[39]39
  Капитал. Книга 1. Отдел 7. Глава 22. Раздел 3. Разделение прибавочной стоимости на капитал и доход. Теория воздержания.


[Закрыть] в любви, в работе, в рабочем классе, в том, что кто-то привлекательнее другого? Естественное свойство самой личности, которое, однако, не развивается естественным образом, подобно капиталу. Нас можно принять только в качестве персонификации капитала[40]40
  Капитал. Книга 2. Процесс обращения капитала. Отдел 1. Метаморфозы капитала и их кругооборот. Глава 4. Три фигуры процесса кругооборота.


[Закрыть] как богов из виллы на холме[41]41
  Имеется в виду вилла Хюгель (Эссен, Северный Рейн-Вестфалия) семейства сталепромышленных магнатов Круппов. Всего в вилле 269 помещений. Примечательно в контексте «Гибели богов» и мирового пожара Рагнарека, что вилла полностью построена из огнестойких материалов, Альфред Крупп страдал пирофобией. Обслуживало роскошную и оборудованную по последнему слову техники и самую большую виллу Германии более 500 человек прислуги. Кроме этого семья Крупп представлена в фильме Лукино Висконти, названном, как и последняя опера тетралогии Вагнера, «Гибель богов» (1969).


[Закрыть]. Мы улучшаем условия производства, некоторые на этом зарываются, а мы творим условия, другие зарвались, все время кто-то будет зарываться, пока наш капитал тоже не будет израсходован. Спи! Ты должна спать, дитя! Кто спит, не зарабатывает и не заслуживает ничего. Кто спит, не грешит и не делает долгов. Любовь, единственный продукт, о котором каждый думает, что он ему нужен, сама по себе долг! Ты платишь и платишь, но не получаешь даже процентов! Все время приходится платить, но любовь даже не открывает глаз. Она вообще ленива, она слепа и глуха, эта любовь. Она есть, но она ничего не делает и ничего не может. У нее есть выбор, прийти, остаться или уйти. Это же очень просто, но может научить кое-кого страху, что тоже не то чтобы необходимо. Что до меня, мне это не нужно. Кто отмечен, того постигнет. Так начертано на двоичном древе. Так-то. Кто подписался на заем, с тем ничего не может случиться, даже если он наткнется не на те земли. Но нет, все будет хорошо. В конце концов все кончается хорошо. И если нам позволено будет полюбить, нам больше не придется выходить из дому. Тогда у нас будет все, что нам нужно, дома. Но эта тупая любовь, она будет так непредсказуемо конечна! В любом случае ничто не имеет значения, непредсказуемо ли или предсказано неверно, как это чаще всего бывает, причем во всем. Все неверно. Или она есть, или нет. Прочитайте вот эту колонку, загляните в другую, ничего подходящего? тогда смотрите дальше! Блуждайте глазами, а когда у вас останется только один, прекращайте! Я там видел еще одну, которая увернулась от этой колонки словно дым, словно туман! Но это точно не от огня, не знаю, правда, что там могло загореться. И все-таки поторопитесь, иначе достигнете вашего полного воплощения слишком поздно, вы, бутылка! Невозможно страстно желать чего-либо не делать. А заполучить любовь, как это вообще может произойти? Лучше и не пытаться. Купить? Если она разрывает кому-то сердце, да, в том числе любовь к ребенку, что тогда делать? Как будто прорывается источник, как можно его удержать, если очень скоро будет уже слишком поздно? И нет никого, к кому можно было бы обратиться? Все распадается, и умирает, и подходит к концу, и превращается в руины, все издыхает, бешеная тоска, жгучая боль, я никого не спасу, и уж точно не своими губами, дитя, нет, ни даже тебя. Это должен сделать кто-то другой. Я никого спасать не буду, и все тут. И тебя, ту, которая спасала героев, я поставлю в самый последний ряд, потому что, если ты не пробьешься, тебя забьют, как и на всякую, абсолютно любую человеческую работу. За спиной у каждого рабочего уже стоит кто-то, кто сделает это дешевле. Капиталист, несмотря на это, урезает, хотя все работали прилежно, он обязательно что-то урежет, и урежет он не свою прибыль, всегда ведь кто-то работал за еще меньшую сумму, чем прежний, этот канат обрубить нельзя, эту сеть аптек нельзя разрывать, один сбивает другого, вот так, спросите упомянутого уже брата Баума, нет, не его, я не знаю, кого бы вы могли спросить, но у последнего теперь ничего нет, это логическое следствие из этой последовательности, ну да, у него ничего нет, но у него всегда мало. Любящий, который только что был богат как Крез, урезает: Есть ли у него, есть ли у нее кто-то другой? Это всегда возможно. Это незаметно. Иисус из Назарета – тоже великий странник, однако он никогда не бывал один, он просто не мог быть один: бог, как и я. Но куда, почему? Я та, кого все вы ищете, говорит невеста-нацистка[42]42
  Имеется в виду Беате Цшепе, сдавшаяся полиции.


[Закрыть], которой до этого, по телефону, когда она позвонила в полицию, никто не поверил и которую никто не зарегистрировал. Кто нам верит, тот побит. Она говорит то же, что Иисус своим тюремщикам. Точно: Это слова Иисуса! Потому что сказать может кто угодно и что угодно. Делать никто ничего не обязан. Право существования капиталиста, его единственное право это нечто, что он не имеет не никакой даты[43]43
  Капитал. Книга 1. Отдел 7. Процесс накопления капитала. Глава 22. Капитал. Книга 1. Отдел 7. Глава 22. Раздел 3. Превращение прибавочной стоимости в капитал. Раздел 3. Разделение прибавочной стоимости на капитал и доход. Теория воздержания.


[Закрыть]. Это цитата[44]44
  Маркс цитирует речь Феликса фон Лихновски против исторического права Польши на самостоятельное существование. Речь была произнесена во франкфуртском Национальном собрании 25 июля 1848 г. Вопреки правилам немецкого языка фон Лихновски употребил в одном предложении два отрицания. При этом в советских изданиях «Капитала» афористический характер этого пассажа был утрачен.


[Закрыть], я даже не понимаю, что это значит, я даже не могу понять, как я мог ее найти. Да, признаю, это звучит странно, но так сказано, я даже несколько упростил, но даже в этом виде я не понимаю. Я не имею не срок годности. Бог и деньги, у них тоже нет не срока годности содовой, в которой они просто исчезают, но перед этим еще побулькают, а потом исчезнут. Чего еще хотят от любви? От любви хотят того, чтобы она осталась, единственная. Ну, многие этого не хотят, но все хотят, чтобы любовь осталась, а ей больше ничего и не остается кроме как остаться. Деньги посчитать проще, тут ты со мной не поспоришь, дитя. Все можно посчитать, только вот они никогда не кончаются. И под чертой никогда не сходится. Как-то нестройно все. Инструменты настроены, инструменты продемонстрированы, но просто-напросто ничего не сходится. Выходит, что ничего не сходится. Обозначенная авансом стоимость была словно выброшена на ветер, она не была использована и даже не получила прибавочной стоимости, деньги не превратились в капитал, капитал в золото, золото в клад, где его спокойно можно было бы обналичить. Этот человек не превратился в любящего, хотя у него для этого была масса возможностей. Для чего он стал бы стрелять самим собой вокруг, этот любящий, он мог бы случайно попасть в ту, в которую попадать не собирался? И почему он хотел попасть именно в ту? Капиталист: Зачем он разбрасывался деньгами? Пока все не умерли? И как же их станет больше, для него? А клиенты тоже мертвы? Ох, это было бы нехорошо. И купит ли он дом, крепость для себя и супруги под ключ или будет строить, заказав его великанам или гномам, из которых каждый хочет обскакать другого, не важно, ни одно из этих приготовлений не поможет ему увеличить размеры заложенного в фундамент дома золота. Так. Что. Деньги есть нельзя, в том числе эти золотые яблоки: не съедобны, предназначены только для любования и для молодости, которую отдали, чтобы дать представление, я имею в виду, чтобы представлять из себя больше. Яблоки снова сделали инвестицию в молодость необязательной. Так что придется искать иные возможности. О юности позаботились. Чек выписан. Больше юности из юности! Как это? Пройдет и это[45]45
  По легенде о Соломоне, он носил кольцо с надписью «Все пройдет. И это пройдет».


[Закрыть]. Бесконечно так продолжаться не может. Где нет ничего, бог потерял право, которое установил сам, записал и завизировал, подписал. И что мне теперь делать? И что нам теперь делать? Где прибавочная стоимость? Как удастся превратить деньги в капитал, который будет существовать сам по себе, странствовать по свету, как я, Вотан, капризный и слепой, даже не одноглаз, слеп! Одноглазка, ты спишь[46]46
  Имеется в виду сказка братьев Гримм «Одноглазка, Двуглазка и Трехглазка».


[Закрыть], ты же хотела выйти, а теперь слишком поздно! Придется про ехать по крайней мере еще одну станцию, для наших лыжников: проехать еще один сезон! Раньше, когда за деньги еще работали для отдельного человека, тогда было проще. Теперь деньги работают в одиночку, без какого-либо присмотра. А любовь вообще ничего не делает. Она ждет, что ее защитят другие, сама она вообще ничего не может. Всякие девушки на Рейне, кого они еще могут удержать![47]47
  Здесь сливаются воедино образы Лорелеи и дочерей Рейна.


[Закрыть]

Ты, моя дочь, не можешь удержать героя от умирания, ибо он получает, что хотел, в отличие от богов, которые получают то, чего не желают, и должны хотеть того, чего не желают, я повторяю снова и снова. Это не твои проблемы, дитя. Но я не хочу тем самым сказать, что ты проблемный ребенок. У дочерей все утекает сквозь пальцы, неудивительно, если учесть, что они живут в воде и не знают ничего иного! Сокровища принадлежат им. Твое сокровище тебе не принадлежит, дочь моя. Твое сокровище превратится в объект ненависти, и это всегда, поскольку любовь должна все время странствовать, к худшему. Не важно, человек все равно обречен. Нет смысла привязываться к нему. Кто это сказал? Да каждый скажет, что его сокровище принадлежит ему. Сокровище принадлежит каждому человеку, кто его собирал. Нет, не каждому, кто его заработал. Не каждый заслуживает сокровища. Потому что нормальный характер условий работы зависит не от рабочего, он зависит от капиталиста[48]48
  Капитал. Книга 1. Отдел 3. Производство абсолютной прибавочной стоимости. Глава 5. Процесс труда и процесс увеличения стоимости. Раздел 2. Процесс увеличения стоимости.


[Закрыть]. Он создает работу, он дает ее, и потом он же забирает все, что выходит снизу. Он забирает все дерьмо. Оно принадлежит ему. Он забирает все. Он забирает все у каждого. Деньги с самого начала принадлежали ему. Он забирает их снова, когда их стало больше. Теперь деньги называются капиталом. И их мертвой предметности уже не свойственная живая рабочая сила[49]49
  Капитал. Книга 1. Отдел 3. Производство абсолютной прибавочной стоимости. Глава 5. Процесс труда и процесс увеличения стоимости. Раздел 2. Процесс увеличения стоимости.


[Закрыть]. В продукции уже нет ничего продуктивного. Сила больше ничего не делает, она больше не нужна; что бы дальше ни появилось, прекрасным оно не будет, хорошо еще, что оно будет превращено, без человека, оно будет превращено, без товаров, без продукции, оно будет превращено, без продуктивности, без рвения, без гнева, оно будет превращено в ценность, прошедшую, опредмеченную, мертвую, мертвую любовь, мертвую, мертвую, мертвую работу, потребленную работу, отданную работу, выброшенную работу, осиротевшую работу, оставленную работу, все, что живет, все, что есть, все, что будет, все, что мертво, мертвая работа, будет превращено в капитал, использующую саму себя пользу, одушевленное чудище, которое начинает работать, как будто у него еще есть любовь в теле. Однако любовь – это машина и рано или поздно она ломается. Все, что сделано, ломается. Все остальное тоже. Так что засыпай, дитя, у тебя есть любовь в теле, но ты не можешь ее удержать, поскольку деньги как раз и существуют потому, что их нельзя удержать. Лишь немногие могут. Знают, как делать такие дела. Спасибо, хорошо. Не жалуюсь. Да. В деньгах это есть. В них есть то, что лишь немногие могут их удержать. Только они появились, как их уже вырвали из рук. Посмотри на табло! Посмотри на сверкающие цифры, они обозначают сокровище, но платить за него тебе никогда не придется, ты всегда должна его допрашивать, но платить за него никогда! Никто не платит, все просто берут, но не видят, что именно берут. Они берут деньги в долг, чтобы купить нечто, чем они даже не будут обладать, но продадут снова[50]50
  Das Rheingold. 2. Wotan: Was nicht ich besitze, soll ich euch Schamlosen schenken? К: Чем я не владею, то подарю вам, бесстыдным?..


[Закрыть], как только это вырастет в цене. Они думают о послезавтрашнем дне, они не желают знать, что происходит. Они уже думают, кому они смогут продать то, что купили в долг, но чем не обладали. Они любят, но уже не присматриваются, кого или что именно. У них что-то есть, но они не знают зачем, они знают только, что это должен иметь кто-то другой, когда это вырастет в цене. Они не знают что. Они ничего не знают. Они позволяют этому утекать сквозь пальцы, они позволяют другим людям на досках, в машинах, в самолетах, на кораблях уплывать, главное, прочь, главное, прочь от ущерба, чтобы можно было получить еще больше, пожалуйста, не уходите прочь все, не уносите прочь все! некоторым удается это оставить, то, что, как им кажется, принадлежит им. Но они этого вовсе и не желают. Они хотят, чтобы это принадлежало кому-то, кто заплатит им за это еще больше, за что-то, что никогда им не принадлежало, я не говорю, кто кто. Они в любом случае это сохранят, даже если это вовсе ничего. Неудивительно, что все навострились на сокровища, что каждый хочет встряхнуть свою давно уже рассеянную вахту. Сокровище странствует, но никто не может его удержать. В процессе ценообразования не предусмотрено, что сокровище в конце снова окажется там, откуда оно отправилось в путь, так и не став больше, а все остальные к тому же умерли. Что останется только сокровище, но не его владельцы, ну, от них мы можем и отказаться, но не от того, чтобы выросли курсы, и даже если на почве есть хотя бы крохотная неровность, это все-таки в известном смысле возвышенность, не правда ли, так, сокровище: На данный момент оно путешествовало так далеко и так долго, но в конце оно снова там, откуда отправилось в путь, другими словами, откуда было украдено, когда курсы были еще низкими. Это сокровище не может оставаться ни у кого украденным, и все-таки его постоянно воруют. Оно может остаться украденным у кого-то, и его постоянно воруют. Герои погружаются на дно. Не герои погружаются на дно тоже. Смерти все равно. Только клад, сокровище, оно останется, где есть, никаких процентов, никакого роста курса, никакой перепродажи на более выгодных условиях; оно принадлежит то одному, то другому, его хранители меняются, его бросают в воду или снова достают, в зависимости от. При этом оно не становится лучше, но и хуже тоже не становится. Оно просто лежит и за ним присматривают, или же его носят по кругу и присматриваются. Лучше бы оно работало, но ему больше нравится лежать в гнилой воде или в гнилой дыре. Однажды герой о нем просто забыл, правда? Слово чести, оно было этим героем полностью забыто. К нему протягиваются руки, к обладанию им, потому что лишь обладание дает человеку право, которое человек до настоящего времени перенес с себя на обладание. Так что обладание теперь стало правом, кольцо это обладание, сокровище это кольцо, кольцо было сокровищем, обладание это право, оно не дает права, оно право и есть, и все, что действует с данного момента, было выведено из него. Кто участвует в обладании – таких должно быть как можно меньше, оно должно объединиться в одних руках, обозримо, чтобы претенденты на него могли преспокойно размозжить себе головы… итак, тот, кто в доле, в этом объединении, не важно, между кем, предстает естественной опорой власти, общественной власти. Кто берет нас в долю, вероятно, слаб, но у него в руках необходимые доли. Любовь? Это подходящий пай, но когда очередь дошла до нас, до богов, мы от этой доли отказались. Мы хотели дивиденды получше. У нас, конечно, уже были мы сами, а кроме нас никого и не было. Что за скучные порядки! Направленные против природного порядка, который, как известно, основывается на движении, он хочет, чтобы было больше или меньше, смотря для кого. Мы мертвы. Как боги мы все умерли для людей и они правы. Эта смерть через упорядочивание, которое не требует даже подчинения, потому что на этой шкале нет отметок, это даже не обычная линейка! эта смерть через оцепенение отнимает у меня власть, которую следовало строить не на обладании, но я хочу еще и обладать, я хочу больше, я странствую, но я не двигаюсь, я трахаю женщин, но я при этом не двигаюсь, я хочу все, но я не двигаюсь, я странствую, но я не могу двигаться, любви лично мне больше не хочется, иначе мне пришлось бы двигаться, а так я хочу все, я хочу его, обладание, единственное, что кроме нас, богов, не двигается, разве что курсы, которые обозначают ничто, курсы для большего количества, чем вообще есть, для большего, чем вообще существует, курсы для больше и меньше, не важно, если бы все то, чем торгуют, существовало бы, это все провалилось бы под землю, этого было бы слишком много, денег уже и так слишком много, которые странствуют по свету, как и я, как Вотан, курсы для ничего, потому что больше, чем может быть, это уже ничто, конечно, двигаются, но не обладание, хотя обладание в сравнении с тем, что показывают курсы, скорее невелико, они показывают, что должно быть куда больше, чем есть, так, и за мой дом я еще должен заплатить, а ведь небеса и так его еле выдерживают. Все за эту недвижимость, которая в итоге тоже не двигается, это следует хотя бы из названия. Строители, единственные, кто прилежно потрудился, хотят чего-нибудь за свою работу. Мне это непонятно, я ведь мог бы создать этот дом из ничего, как другие боги, но в железный век следует рекламировать железо, это я понимаю. Так что я должен платить. Причем еще большим количеством металла, который, кстати, тоже не очень-то подвижен, разве что если попадет под молот. Металл раньше был привязан к бумагам, договорам. Больше нет. Как же теперь? Следует ли мне исцелить мою власть собственностью или же собственность властью? Следует ли снова привязать деньги к золоту, от которого они как раз были оторваны, чтобы их стало больше еще быстрее? деньги покинули свору, беглый зверь? Я бог, но так многие о себе думали. Я единственный из них, кто может это доказать, пожалуйста, вот бумаги, которые я подписал лично! Вообще-то это кусок дерева, который даже не может двигаться на ветру. Я считаю себя богом, уж мне-то удастся, я своя собственная собственность, и золото тоже моя собственность. А собственность – это не собственность, потому что ее так много, что никто больше не смог бы ей владеть. Золото. Золото из реки. У него очень моложавое лицо, всегда, на одной стороне лица, на другой что-то еще, деньги всегда молоды, подобно тому как возлюбленный навсегда остается для нас молодым. На обеих сторонах монеты, которую больше никто не увидит и никто больше не возьмет в руку: forever young. Они всегда новая, они не стареют. А людей, которые их создают, гномов, которые их лопатой гребут, их я воспринимаю исключительно как явления распределения их рабочей силы по разным областям приложения капитала, но капитал просто лежит на месте. Странно, что лишь немногие это знают! Денег слишком много. Они странствуют по кругу. Никто больше не может их иметь. Это уже слишком, их слишком много, но вот иметь-то их как раз никто не может. Есть налог, есть процент, есть кредит, у каждого есть долги, многие получают проценты, у многих есть кредиты, но денег у них нет. Деньги куда охотнее гуляют на воле, но не с вами. Вон они лежат, нет, не там, вы ищете не в том месте! Никакого чуда тут нет, но не знаю, что это чудо изменило бы. Он идет и в то же время лежит, капитал. Он странствует, как я, но в то же время лежит, пусть и не у каждого. Любовь тоже странствует. Так что на земле остались только мы? Да, крепко стоять на ногах! Нам не нужно отрываться, как этому Иисусу, которому совершенно сорвало крышу, спасителю, принесшему себя в жертву во имя любви к человеку, его папаша тут же согласился, ведь таким образом он наконец-то смог от него избавиться, святой дух, как всегда, молчал, а люди тут же позабыли весь этот бред, все всегда моментально забывается! он ведь у них на шее висел. А я? Бог, который когда-то хотел жить, теперь хочет лишь собственного конца. Деньги ничего не хотят. Они просто есть. Они само бытие. Они живут в благочинной пустоте на солнечных высотах[51]51
  Siegfried. 3.3. Siegfried: Selige Öde auf sonniger Höh’! К: Мирной вершины блаженная тишь!


[Закрыть]. Они знают, как и бог, который принес себя в жертву, что они продолжают жить в тех, кто ими обладает. Бог же знает, что продолжает жить в тех, кто в него верит. У них есть вечная жизнь, но вечных денег ни у кого нет, это было бы уж слишком, это даже нельзя себе представить. Даже бог, который создал все, не может себе такого представить. Он может умереть, и он может желать своего конца. Он может уйти по собственному желанию. Он всегда предавал всех, кто в него верил, а теперь он жаждет собственного конца. Да и насчет твоего, дитя, я тоже уже все решил. Ты можешь взять с собой кого хочешь, да, даже твою лошадь, ты можешь взять все, пояс, шлем, он тебе, кстати, не идет, все равно что, меч, по мне, так он тебе не принадлежит, но тебе принесет его некто, кто перед тем часами стучал по нему на наковальне. Хороший мастер, разве что не очень умный. Если ты себе нравишься в этом наряде, я тебе перечить не буду. Это наше преимущество перед деньгами. Мы берем, сколько сможем. Но всегда слишком много такого, о чем мы не знаем, что оно делает, когда оно не у нас. Это никто не может взять с собой, но оно берет себя само. Идол, который сам вершит свою судьбу. Он сам себя носит. Он выносит себя, без всяких коммивояжеров, как нечто страстно желанное. Вечные боги, однако, могут обладать этим вечно, вечно, как течение реки. Если бы люди создали себе бога, он ни в коем случае не был бы похож на меня. Старый, израненный, потрепанный, только один глаз, обвисшая шляпа, ходит с палкой, ну да, в каком-то смысле внушает страх? Два ворона согласились сопровождать его только за непомерное вознаграждение. Так люди думают, что его даже животные слушаются, да, даже волки. Даже лесные птицы, которые болтают чепуху. Любовь? Пусть. Теперь спи, дитя! Теперь ты подпала под действие закона вытеснения, где оказывается все необъяснимое, так что тебя вытеснит, прочь, уносись прочь, за всполохи пламени, все равно, вымещай, вытесняй! Как на пожаре! На это будет жить целая отрасль. Деньги не выйдут, они пойдут, они отправятся странствовать по миру, но не выйдут, да и с чего бы, они больше нигде не смогут испытать больше, чем смогут найти у себя самих. Не я, но твои болезненные разочарования довели тебя до того, что теперь ты должна спать и повсюду огонь. Тебе не стоило на меня обижаться. Ведь я сам величайший обиженный, это почти как подрядчик, разве что от него никто ничего не хочет. Обиженных пожирают их собственные разочарования. Все пожирают или пожираемы. Некоторые пожирают самих себя. Они должны принудить себя к долгу, даже к собственным желаниям. И позаботиться о своих заботах. И повоевать с самими собой за войну. И удовлетворить самих себя во имя похоти, чтобы драться за новые и новые тела, в то время как другие заботятся безо всяких желаний о себе, обо всем, ни о чем. Все это я изначально планировал для тебя, но в конце концов не вышло. И никогда не выйдет, теперь я это вижу, хотя это и несколько одноглазый угол зрения. До сих пор не получилось, чтобы ты лишилась воли, дитя. А теперь ты снова чего-то желаешь! Работать нет, странствовать нет, но хотеть всего! Хотя им пришлось пережить столько ужасных вещей с этим, все хотят одного и того же, любви и денег. Денег или любви, нет, деньги или жизнь, тоже нет. Денег и любви. Вот чего они хотят. А лучше всего затащить в могилу и своего любимого, вот чего они хотят. И даже если они сами при этом пойдут по миру, им все равно, они не могут отдать то, что однажды имели. Но ты же не всерьез этого хочешь, дитя? Ты хочешь чего-нибудь хотеть? Ты хочешь того же, чего и все хотят? Ты не хочешь? Папа, приготовься, если ты ничего не хочешь! Ты должна чего-то хотеть, и это, естественно, должно быть то, чего хочет и твой отец. Ты этого не получишь, тебе это известно, но ты должна чего-то хотеть! Нет. Ничего. Только твои пальцы двигаются прилежно и выстукивают слова, но кто должен взять на себя еще и этот долг? ну да, это сделает кто-то другой, ты его еще узнаешь, другого, кто будет как ты, только другой, это будет самый настоящий идиот, кретин, полный долбоеб, anal impaler, только такой пройдет ради тебя сквозь огонь, я так и вижу (каким же тупым надо быть!) все равно, если уж ему так хочется. Вместо того, чтобы выбросить кольцо, он выбросит через плечо свою жизнь, словно кусок жести с кольцом, которое нужно для того, чтобы открыть банку, вскрыть девственницу, жестянку, грошовую банку цветного металла, нет, даже не цветного, грошовую банку из белой жести, то есть с примесью алюминия, которую не примет назад ни один супермаркет, момент, бред, лучше так: которую примет любой супермаркет, потому что каждая, абсолютно каждая банка, которую вы берете в руки, перерабатывается, для того она нам и нужна, для этого она и существует, чтобы из каждой банки сделать новую, а может и две? это чудесное размножение банок, может быть, ее можно раздавить двумя пальцами, большинство же пользуется кулаком: Эта банка, это мусор, полный мусора, но если она больна, устала или пуста, ее можно воспроизвести, хорошая ты банка! самое лучшее в этом дерьме, в этой грязи, в этой жиже, лучше уж банка, чем ядовитая, клейкая субстанция, которая находится внутри нее. Так что болван, кретин, долбоеб, moron, pussy fart, dum guzzler, clit mouse, thundercunt, pucciaca, fucktoy, fuckснимсовсем, что они теперь будут делать, после того как напьются так, что у них у самих капает, да, из банки? Вон еще один и дергает за кольцо, подносит ко рту и сосет нечто, состоящее в основном из сахара, кокса, нет, уголь и кислота. Банка, полная сахара и углекислоты, вон он пьет! Пьет до дна… Он сохранит кольцо, которое открыло ему это удовольствие, которое подобает только мужчинам, славное кольцо, он сохранит его и вместо него выбросит свою сладкую активную жизнь через плечо. Нет, наоборот. Что-то он выбросит. Так. Это тот, кто придет освободить тебя, дитя мое. Но будь готова! Кольцо значит для него больше, чем собственная жизнь. Кольцо значит для него столь же мало, как этот предмет, который раньше был банкой, и предмет, в который влилась прибавочная стоимость, в форме Колы, Фанты или Спрайта или же Ред Булла или чего там еще, в которые влилась работа людей, этот предмет стоит больше, чем он есть, он стоит больше, чем стоит банка, которая вообще ничего не стоила, хотя ее части были выкованы на огне, как кольцо, точно так же. Подведем итог по поводу крышки и основной части банки, определим количество алюминия, все это возможно, но свой полезный характер она утратила, жидкость как товар, заключенный в светлый блеск, сок выпит, банка не в лучшем виде, она пуста и раздавлена, однако какой-то человек все-таки перенес долю ее ценности на продукт! милая банка: жесть, милая крышка – алюминий, сверху язычок, дырка посередине, чтобы засунуть палец, извините, глупая шутка, как всегда, вы же пишете! но я все равно ее скажу: так тому и быть! Гномы выковали из золота прекрасное кольцо, и что же вы сделали со своей банкой? средства производства пробуждены к жизни из мертвых и для мертвых, ты еще не мертва, дитя мое, ты спишь, как и вся рабочая сила, спишь, спи наконец! спящая громадная компания, которая следует целесообразной деятельности, которой у нее и не бывало, зато другие с этого что-то имеют, надеюсь, по крайней мере, да, итак, деятельность человека пробуждена посредством прямого контакта со средствами производства мертвых[52]52
  Капитал. Книга 1. Отдел 3. Глава 6. Постоянный капитал и переменный капитал.


[Закрыть], и возникает продукт, здесь, вот этот, к примеру. Аллилуйя! Что я хотел сказать? Продукт, предмет, сон, грязь, мечта, бесконечно, им не видать конца, он не запрограммирован, этим продуктам, которые возникли и продолжают возникать, даже пока мы говорим. Но ты будешь спать, пока не явится герой, который тогда, когда-нибудь, нет, все-таки не когда-нибудь, я уверяю тебя, когда! получит копье в спину, я думал, ты лучше разбираешься в людях, дитя, но что ты выберешь именно его – нет! Это было глупо. Он глуп. Но любой другой тоже бы умер. Герою нужно давать в руки не средство производства, а только продукт, только один за раз, который он может сломать, но не человека. Это всем известно. Все свободное от подвигов время герой не может произвести ни денег, ни каких-либо ценностей. Он будет размышлять о следующих подвигах и, к сожалению, рано или поздно их совершит, тут не поможет ни яд, ни сонное зелье, ни твой вечный бензодиазепин. Ты можешь проводить его прямо в Вальгаллу, героя этого, но тут сразу же разгорится пожар. Как и все, к чему прикасается герой, будь то даже из любви. Все сгорит, это я тебе точно говорю. Антикапиталистская демонстрация, миллионная по счету, будет заявлена и проведена. Будет проведено заседание путем сидения. Но оно принесет так же мало, как и все прочие, потому что никто ничего не поставит на движение сидящих, засевших, сидящих ни на чем. Они же ничего не делают. Не двигаются. Но все равно. Только движение денег в счет. Кто хочет принести что-нибудь всем, а именно ничего, ничего никому не принесет, но это никогда не кончится, ведь там, где чего-то слишком много, так много, что нечем торговать, главное, торговать, можно взять что-нибудь в долг, хотя этого слишком много, что даже не нужно покупать, ведь этого слишком много, курсы упадут, потому что на них никто не будет ходить. Потому что никто не будет покупать тематическую книгу на кассе. Они упадут, потому что всего слишком много и понемногу станет слишком, прошу садиться, денег будет так много, что на них можно будет сидеть, что я хотел сказать, ценности будут только одалживаться, хотя вокруг так много ценного, а потом будут проданы, ценности, да, но только тогда, когда упадут в цене, я этого, кстати, не понимаю, но впрочем упорно продолжаю писать: Хотя всего так много, что ценности, деньги, ценности не находят себе места, их будут разве что брать в долг, не покупать, хотя всего так много, что их можно было бы просто раздаривать, их будут перепродавать, хотя их и не покупали вовсе, только одолжили, ну да, тут еще и налоги, не много, но все-таки, все-таки начнется гонка за ценностями, можно ли купить деньги дешевле, за меньшие деньги, и потом отдать хозяину долга меньше, всегда меньше, чем было, хотя и так было и есть слишком много, а платят тем, чего еще не имеют, за кого-то, кому это не нужно, но надеются, что будет еще больше, а если нет, нужно будет выкупить назад, нули должны бежать, только нули должны бежать, кто может, должен купить; слишком немногие имеют слишком многое, слишком многие имеют слишком мало, нет, так продолжаться не может, у всех должно быть меньше, но зато у каждого что-нибудь, ни у кого не слишком, все должно стать равномернее, проистекать единообразнее, результаты периодического плодоношения капитала[53]53
  Капитал. Книга 1. Отдел 7. Глава 22. Раздел 3. Разделение прибавочной стоимости на капитал и доход. Теория воздержания.


[Закрыть] должны доходить до всех, все должны иметь право собирать наши золотые яблоки, но нет, это никому ничего не даст, все равно всегда все будет у других. Я объявляю эту еще не подсчитанную демонстрацию открытой, полиция говорит: половина, мы умножаем половину вдвое, это и будет, что касается числа участников, истиной, но она все равно избыточна, эта демонстрация, как и я объявляю всех избыточных избыточными. Я мог бы объявить их и текучими и набить их золотом, бросить его в них, точно, можно было бы сразу его сплавить, я мог бы объявить их Рейном, который вечно течет, а в нем медленно колыхающееся сокровище, которое, впрочем, уже утащил в свою нору змей, где и утрамбовал его поплотнее. Мальчик, которому недостает терпения, просто оставит его лежать, у него другие приоритеты, он убивает любого, кто помешает ему оценивать, но бесценное сокровище он не тронет. Так не пойдет: Большая часть бедных рук не должна сидеть без дела, а потом они ничего не должны за это получить, а отдать все равно должны. Но ни к какому долженствованию бедных принудить нельзя, терять-то им нечего. Они живут, пока могут найти работу, а работу они находят, пока работа умножает капитал[54]54
  Манифест коммунистической партии.


[Закрыть]. Но сегодня это уже не так, поскольку капитал увеличивается сам собой. Я мог бы бросить бедным золота, но разве бы это что-нибудь дало? Разве они, те, кто коротает жизнь за работой, получили бы тогда еще один стимул к ревностной и тихой службе, разве не привело бы их это к заводскому собранию, к забастовке? это ничего бы не дало. Это игра с нулевой суммой, где нули получают немного, не ничего, немного, ровно столько, сколько отдали. Все остальное достается исключительно капиталу. Рабочий же малодушен и слабо мотивирован. Другим будет всегда кто-то другой. Рабочий становится нагл и ленив, как только получает что-то, что выходит за рамки его привычной жизни, которую он тогда принимается ругать. Он будет ругать ее до последнего. Но между тем все равно, нагл ли он, ленив или покорен или покорён. Он будет ругаться, что ему приходится работать больше, чем необходимо. К тому все и идет. Если бы бог отложил свою работу и пожелал бы конца, рабочий и тогда бросил бы все куда раньше. Там, где рабство уже запрещено, в настоящее время почти везде, их заменит громадное количество работоспособных бедных рук и принесет с собой богатство[55]55
  Капитал. Книга 1. Отдел 7. Глава 23. Всеобщий закон капиталистического накопления. Раздел 3. Возрастающее производство относительного перенаселения или промышленной резервной армии.


[Закрыть]. Нет, богатство принесет богатство само по себе. Оно отправится на курсы, а потом начнет эти курсы устанавливать. Герой будет представлять бога, но бог представлять героя не сможет, однако он сможет его произвести. Герою же, как и рабочему, хватит и того, что ему дадут. С ним рассчитаются по коллективному договору, чтобы он смог удовлетворить свои потребности, которые постоянно оказываются потребностями других. Всегда будут другие, и всегда будет все, чего они пожелают. А пожелают они всегда всего. Дом богов, разумеется, без страховки (кто же станет страховать богов, тем более перестраховывать!) да, ничего не застраховано и теперь горит, царит справедливость, наконец-то, поскольку рабочие все перегорели. Все горит. Ты тоже, ты тоже сгоришь, дитя, твой герой сгорит, ты сгоришь, я, правда, не понимаю, почему все должно сгореть, всего-то из-за небольшой кражи, собственно, даже не взлома, так что средней тяжести, Рейн-то всегда открыт, круглосуточно, его никто не прикроет, так что есть смягчающие обстоятельства, это и не кража вовсе. А если это не кража, то, что сделали с золотом, тогда я уж и не знаю. А за кражей следом кража следом кража следом кража. Жадно прижимали мы к себе золото.[56]56
  Там же: Gierig hielt ich das Gold. К: Жадно перстень схватил!


[Закрыть] Но это не значит, что это теперь стандарт, что когда-либо удастся вернуться к золотому стандарту. Это в прошлом. Золото стало стандартом только для нас, богов, и мы потратили его на наш дом. Но мы все-таки кое-что за это получили! Теперь он горит, крыша горит, шапка горит, все горит. Почему из-за этого все должно сгореть, я не понимаю. Хорошо, один бог от тебя отвернулся, дитя. И все-таки конца для тебя не будет. По крайней мере happy end’а. Для меня, путника, еще как. Скоро. Но ничего смешного не будет. Мне все равно. Я больше ни к чему не привязан. Смерть будет окончательной, потому что и жизнь конечна, и наконец-то смерть придет! К тебе придет твой герой, и он будет смертью[57]57
  В драматическом цикле Елинек «Смерть и девушка» (рус. перевод журнал «Театр». 2013. № 13–14) Белоснежка, Спящая красавица и Розамунде встречаются с принцами из своих сказок, которые оказываются смертью. В нем. языке Смерть мужского рода.


[Закрыть], как и все герои.