Текст книги "Жизнь на Repeat"

Я сочувствовала Артему, но не знала, что посоветовать. С таким суровым папой не особо повоюешь.

Школьный парад прошел по плану и без помех. Мы с Артемом маршировали впереди колонны. Я чувствовала огромную гордость, особенно когда увидела фотографию на первой странице городской газеты. Фотограф сделал кадр так, что мы были в центре, впереди всех. Тут постарался папа Артема, у которого были связи с редакцией. Я пялилась на наше фото до ночи, а потом так и уснула – в обнимку с газетой.

Вот так в тот год я влюбилась в Артема. После парада все пошло как раньше – мы здоровались, спрашивали друг у друга домашние задания, одалживали ручки и циркули. Но, к моему огорчению, мы не стали друзьями. Я не могла сама сделать первый шаг – я жутко стеснялась своих чувств и скрывала их ото всех, даже от Иры.

* * *

С Ирой мы гуляли примерно до одиннадцати. Последние два часа мы сидели на травянистом берегу реки, у пристани, и распивали бутылку вина. Потом подруга захотела домой, и мы попрощались. Но мне домой не хотелось – с мамой я договорилась на половину двенадцатого, и я решила задержаться еще на полчаса.

Совсем стемнело. Вокруг ни души, одинокий фонарь освещал пристань. Я смотрела на воду, серебристую от сияния далекой холодной луны. Отсюда были видны дома; в некоторых уже погас свет, из некоторых доносились голоса и звон посуды.

Безветренную тишину прерывал лишь стрекот сверчков. Я была без туфель, мягкая трава приятно холодила ступни, разгоряченные после прогулки на каблуках.

Мне не хотелось домой, потому что было очень стыдно перед мамой. Я злилась, но не на нее, а только на себя. Повела себя как маленькая, глупая и противная девчонка! А разве я не была глупой? Разве умная, взрослая девушка стала бы вести эту дурацкую игру, симулировать месячные, просить у подруг прокладки? Вряд ли.

Вдруг мои мысли прервали шаги – кто-то шел к пристани! Я задержала дыхание, не желая, чтобы меня заметили. Я лежала на склоне ближе к воде, здесь темно, может, меня не заметят?

На пристани показалась одинокая фигура с пакетом в руках. В пакете что-то звякало, будто монеты. Что это? Сокровища? Заинтригованная, я насторожилась. Фигура встала под свет фонаря, и я увидела… девушку. На ней были белая майка, шорты и кислотно-зеленые кроссовки. Что она тут делает? И что принесла в пакете?

Я встала с травы и осторожно подошла к краю пристани. Здесь я пригнулась так, чтобы хоть что-то видеть, но не выходить из темноты.

Девушка какое-то время сидела молча, повернувшись ко мне спиной. Смотрела на воду, думала о чем-то. Плечи тихонько сотрясались. Неужто плачет? Да что с ней такое?

Шуршание пакета, звяканье железа – девушка что-то вытащила. Взмах руки, плеск – и это что-то теперь под водой. Девушка вытаскивала одну вещь за другой, каждую ждала участь первой. Девушка не успокоилась, пока пакет не опустел. Побросав все вещи в воду, она решительно встала – я еле успела пригнуться – и ушла по пустырю к домам.

Подождав немного, я ступила на пристань, потрогала пустой пакет, посмотрела в воду. Ни минуты не раздумывая, быстро сбросила одежду и вошла в реку.

У пристани вода едва доходила мне до пояса. Я пошевелила ступней, нащупала твердый предмет, ловко, как обезьяна, достала его ногой и пригляделась. Похоже на кубок. Я решила, что рассмотрю его позже, нащупала другой предмет и достала – на этот раз что-то вроде монеты на ленточке.

Мне удалось выловить около двадцати предметов. Сидя на пристани и дрожа от холода, я оглядела свои находки. В тусклом свете фонаря блестели медали, статуэтки, значки, кубки, броши – да это же награды за соревнования! Также я выловила с поверхности реки бумажные грамоты. Они не успели размокнуть, но пока я не смогла прочитать, что на них написано. Еще среди находок были спортивные чешки, напульсники и гимнастическое трико. Думаю, я выловила не все, на дне осталось еще много предметов. Но от холода у меня уже стучали зубы, и я прекратила поиски.

Я собрала улов в оставленный пакет и вскоре двинулась обратно к дому.

В своей комнате я как следует рассмотрела сокровища и изучила надписи.

Это оказались награды за достижения в спортивной гимнастике, присужденные какой-то Авдеевой Елизавете. Медали за областные, региональные, всероссийские и международные детские и юношеские соревнования, кубки всемирных игр, награды за детские турниры, грамоты за открытые первенства, кубки губернатора…

Я присвистнула – спортсменка оказалась не простой, а с богатым прошлым. Я вертела в руках мокрое гимнастическое трико с блестками. Интересно, сколько пьедесталов оно видело? Почему девушка выбросила эти вещи? Что с ней произошло?

Полночи я не могла заснуть, думая о таинственной незнакомке.

Кто ты такая, Лиза Авдеева?

Глава 4

Максим

На следующий день после кино я с трудом проснулся – полночи не спал, все думал о том, что со мной произошло и как к этому теперь относиться. Как быть геем? Должен ли я поменяться? По-другому себя вести?

Не уверен. Пожалуй, я останусь самим собой.

Я отключал один будильник за другим. Сегодня мы с Артемом, как всегда, собирались на наш традиционный утренний воркаут, пропустить тренировку я не мог. Так что под трезвон какого-то из будильников я все же окончательно проснулся. Сбросил одеяло, быстро направился в ванную. Идя по коридору, я обратил внимание, что дверь в комнату старшей сестры приоткрыта. Внезапно я кое-что вспомнил, а потом сопоставил между собой несколько фактов. Хм. Любопытно.

Дело в том, что, когда мне было двенадцать, я зашел в комнату Динки, открыл ящик комода, где она держит украшения, и стал перебирать и примерять их. Я не знаю, зачем я это сделал, – в тот момент я и не задумывался. Просто надевал ее кольца и колье, смотрелся в зеркало. Нашел среди сережек клипсы – и тоже примерил. Я долго смотрел в зеркало, так внимательно, будто пытался разглядеть за своим отражением чье-то еще. А потом аккуратно убрал все на место и вышел из комнаты.

Я заходил к ней еще несколько раз – смотрел на одежду, гладил ткань платьев. Пытался понять, нравится ли мне это ощущение, и не мог.

Я не понимал, что со мной происходит, но почему-то мне тогда показалось, что я делаю что-то мерзкое и постыдное. Я пообещал себе больше никогда не притрагиваться ни к шмоткам сестры, ни вообще к какой-либо женской одежде или украшениям.

После ванной я пошел на кухню, где, зачерпнув из мультиварки приготовленную мамой овсянку с изюмом, сел завтракать. За завтраком думал о том случае с Динкиными вещами и вчерашнем открытии. Неужели я по природе гей? И это было заложено во мне изначально? Но в детстве мне никогда не хотелось играть в куклы и напяливать платье Снежинки. Или это больше к трансам? Геи – это ведь необязательно розовые брюки в обтяжку? В «Горбатой горе» геи вообще – брутальные ковбои… Хотя я, конечно, не смотрел, избегал этого фильма. Может, зря? Каково это – быть геем? Что я знаю об этом? Да ни черта!

Подобные мысли занимали голову, пока я завтракал, одевался и даже когда мы с Артемом потрусили к нашей любимой тропинке, пролегающей вдоль реки. Он заметил, что я сегодня какой-то задумчивый, спросил, в чем дело, но я отмахнулся.

Тридцать минут пробежки и тридцать – силовухи на турнике. Так проходило каждое наше выходное утро. Я делал это ради Артема, чтобы лишний час побыть с ним. Если б не он, хрен бы я так себя мучил.

После пробежки мы пошли на площадку. Недалеко на лавочке с бутылкой воды в руках сидела незнакомая девчонка. Я бегло взглянул на нее – ничего особенного, белобрысая, загорелая. Угловатая какая-то, широкоротая.

Мы сняли футболки, подошли к турнику, начали подтягиваться, а потом стали делать разные трюки. Артем взялся за горизонт[4]4
  Горизонт – статический элемент, при выполнении которого нужно удержать свое тело горизонтально с помощью двух рук, не касаясь опоры ногами.


[Закрыть], а я, заметив, что девчонка поглядывает в нашу сторону, начал с драконьего флага – он у меня всегда круто выходил. Встав спиной к столбу турника, я обхватил его руками над головой и уперся плечом, а затем за счет пресса поднял тело и выпрямил ноги так, чтобы принять горизонтальное положение. Сделал несколько подходов. На ключицу давил железный столб, от чего она всегда дико ныла после этого трюка. Но я не обращал внимания и чувствовал себя Брюсом Ли.

Вскоре девчонка подошла к нам и уже не скрывала, что пялится.

– Вожми копчик сильнее. И сведи немного ноги. Так будет ровнее, – обратилась она к Артему. Вся такая деловая и суровая.

Артем посмотрел на нее с удивлением, а я чуть не задохнулся от возмущения. Что? Она еще будет советы давать? Да кто она такая?

– Понял. Спасибо, тренер, – хмыкнул Артем, потом немного подумал и посмотрел на девчонку хитро: – Может, покажете неучам, как правильно?

Он хотел ее поймать. Но она, улыбнувшись, ответила:

– Легко.

Девчонка подошла к турнику и сделала горизонт. Мы смотрели на нее с открытыми ртами.

– Стало понятнее? – спросила она, спрыгнув.

– Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя идеальный горизонт? – В голосе Артема было неприкрытое восхищение.

– Ты. Только что.

– Я Артем. А это Макс, – представил нас друг.

– Лиза.

– Откуда ты?

– Вон мой дом. – Девушка указала на соседнюю с Артемом многоэтажку.

– Странно. Не видел тебя тут раньше.

– Я не часто тут бываю. У меня тут отец живет, а я – с матерью в Москве.

– Понятно. Воркаутом давно занимаешься?

– Несколько лет.

– Что еще можешь?

– Да все, – сказала она с вызовом.

– Спичаг[5]5
  Спичаг – элемент силовой гимнастики, представляющий собой выход в стойку на руках из поперечной складки.


[Закрыть] можешь?

– Легко.

Спичаг у нее вышел на десять из десяти! Мы продолжали обалдевать.

– Вау! – только и сказал я.

Довольная, девушка подошла к нам.

– Поздравляю. Ты только что разрушила все мои стереотипы о девушках. – Артем улыбнулся.

– Буду считать за комплимент. Разрушать стереотипы у меня получается лучше всего, – гордо улыбнулась она в ответ.

Я слушал этих двоих, стоя чуть в стороне, наблюдал и думал. Что происходит? Они что, флиртуют? Я почти не смотрел на девчонку, глаз не сводил с Артема. Да что это с ним? Я начинал злиться. Сильно злиться. А может… ревновать?

– Ты, получается, по утрам тоже занимаешься? – спросил Артем.

– Ага, бег и воркаут.

– А завтра тут будешь? Нет… То есть послезавтра? Завтра у нас линейка.

Я недовольно глянул на Артема.

– С вероятностью в тридцать пять процентов. – Лиза пожала плечами.

– А что так?

– Я обычно раньше выхожу.

– Во сколько?

– Часов в девять.

– Окей, нам подходит. Ты же не против?

Она неопределенно дернула головой: то ли кивнула, то ли мотнула. По этому жесту было понятно, что ей плевать – она не против, но и особого восторга нет.

Артем собрался тренироваться с ней? А меня он спросил? Ах да, конечно, когда дело касается девок, никакого Макса не существует!

– Я закончила уже, пошла, – сказала девушка и без прощания потрусила в сторону дома.

– До встречи… – Артем проводил ее взглядом – смесь удивления и восхищения.

Я тоже смотрел ей в спину и думал, что вот-вот прожгу дыру в ее футболке.

– Что, запал? – поинтересовался я раздраженно.

– Что? Нет, не запал. Но она клевая. Ты много девчонок знаешь, которые делают такой горизонт?

– Ни одной, кроме этой.

– Ну, вот и я тоже.

– Ладно, заканчиваем треп. Давай по флажку.

Я делал элемент, а про себя все возмущался поведением этой гордячки. Я думал, что просто ревную, и не мог признаться самому себе, что дело не совсем в этом. Ее самоуверенность и независимость, дерзость, странное очарование и такая непохожесть на других девчонок заворожили меня. Именно поэтому я не мог выбросить Лизу из головы.

* * *

 
И на завтрак Шредер будет жрать черепаший суп!
Черепаший суп! Суп из четырех залуп!
Черепаший суп! Суп из четырех залуп!
Три покрошены, одна так брошена[6]6
  Текст песни «Черепаший суп» группы 2rbina 2rista.


[Закрыть].
 

Из колонок ревели 2rbina 2rista. Я был у Артема в комнате. Допил пиво, смял банку и побежал к баскетбольному кольцу над мусорной корзиной.

Артем, сидя за столом, доделывал работу для своего ютуб-канала – рисовал на кисти левой руки страшную гниющую рану. Три пальца отсутствовали, их гнилые обрубки лежали рядом. На столе над Артемом висел штатив с телефоном – он снимал процесс.

Влог Артема был посвящен хоррор-гриму – он увлекался этим с детства. Он просто до дрожи обожал кровавые ужастики, вдохновлялся ими в своем творчестве – создании мерзостных штучек вроде размазанных мозгов, прокаженных конечностей, вырванных внутренностей. Несколько лет назад он создал канал, куда размещал стримы по созданию своих шедевров. Сейчас у Артема тридцать тысяч подписчиков. У него настоящий талант – достаточно вспомнить дерево, которое мы лепили в первом классе.

– … До конца три секунды, Джордан получает мяч из аута. Он доводит мяч до штрафной линии… – Я обвел смятую банку вокруг Артема.

– Макс, свали к херам, я снимаю же!

– … и выполняет бросок в прыжке… – Я бросил мяч в кольцо, попал в корзину и закричал: – Есть! Майкл Джордан приносит победу «Чикаго Буллз»! – С поднятыми руками я стал бегать по комнате.

Наконец я сел на кровать, чтобы отдышаться. Музыка стихла – закончился плейлист. Артем довел работу до конца, а теперь – самое интересное. Эту часть я всегда любил. Его рука сейчас представляла собой гниющее месиво. Он взял нож и стал срезать разлагающуюся плоть слой за слоем. Выглядело это жутко – он действительно будто резал свою руку… Но вот, наконец, проступила нормальная кожа. Артем срезал всю «гниль», показал на камеру здоровую руку, пошевелил пальцами, продемонстрировав, что все на месте, а потом выключил камеру. Я похлопал.

– Браво, браво! – крикнул я с восхищением. – Твои подписчики будут визжать от восторга.

– Уф-ф. – Артем поднялся с места и стал разминать спину. – Затек весь. Там пивас остался?

Я кинул Артему банку.

– Что у нас там с музычкой? Вруби че-нить, – попросил Артем.

Ноутбук лежал рядом со мной на кровати. Я глянул на экран, открыл окно с музыкой, стал прокручивать плейлисты, которые у Артема назывались по-угашенному, вроде: «Когда предков нету дома», «Девки воют», «Музло, когда хочется кому-нибудь втащить», «Для колонки, чтобы прохожие наслали порчу».

– Какой врубить? – спросил я. – Сейчас доиграл тот, где предков нету дома.

– Давай воющих девок.

– Окей.

Я включил музыку, но сбавил громкость – воющие девки действовали на нервы.

Я взял новую банку и посмотрел Артему в спину – сидя за столом, тот монтировал видео на телефоне. Я засмотрелся на родимое пятно на его шее. Оно дико меня заводило, вдруг нестерпимо захотелось поцеловать его. Я потряс головой и спросил:

– Темыч, я вот все же не пойму, ты собрался с этой девчонкой вместе заниматься?

– Мож быть.

– Нахрена она нам?

– Ну, не знаю. Просто. А че?

– Ниче, – буркнул я.

– Да не, Макс, колись. Чего ты к ней прицепился?

– Ничего я не цеплялся.

– А то я не заметил, какая у тебя рожа была. Как будто миску железной стружки навернул.

– Просто обычно вдвоем бегаем. Уже свой темп и ритм. Будет нам балластом.

– Скорее это мы ей балластом будем, – хмыкнул Артем.

– Я уже привык вдвоем, – упрямился я. – Зачем нам третий?

– Ну, просто хочется пообщаться с интересными людьми. Тебе разве нет?

– Мне нет.

– Да ладно, Макс. Признайся, что она крута.

– Признаю, – нехотя сказал я.

– Вот и узнаем ее получше, может, какие финты нам еще покажет, чему поучит.

Я вздохнул и дальше спорить не стал. Меня кое-что отвлекло: я заметил, что Артем не убрал творческие принадлежности.

– Ты чего, теперь так это оставляешь? – удивился я.

– Да. А что?

– А если отец увидит? – нахмурился я.

– Я больше не скрываюсь, – гордо улыбнулся Артем.

– Ого! Так батя-генерал, значит, смирился с тем, что прервется ваша военная династия?

Беспорядок на столе меня раздражал, и я взялся за уборку, аккуратно все расставил.

– Не то чтобы смирился, но перестал выкидывать мои работы из окна или забивать ими туалет, – хмыкнул Артем.

Из-за увлечения творчеством Артем воевал с отцом аж с семи лет. Это началось после одного неприятного случая.

В семь лет у Артема открылась тяга к лепке из пластилина. Он увлекся ужастиками и стал создавать красивые, но жутковатые поделки. А когда ему было девять, однажды в одном журнале он увидел сцену из какого-то фильма. На странице был изображен вампир – в черном плаще со стоячим воротником, с длинными когтями и стекающей по подбородку кровью. Артему вдруг дико захотелось перевоплотиться в вампира.

Артем пробрался в спальню родителей, взял из шкафа мамину черную блузку со строгим воротничком, а со столика – красную помаду. Он надел блузку, поднял воротник. Нарисовал помадой кровь на губах и подбородке. Вылепил из пластилина когти. Он посмотрелся в зеркало и остался доволен – он был точь-в-точь как вампир из журнала! В таком образе его застал папа, который в этот момент вошел в комнату…

Папа Артема, Виктор Константинович (на тот момент полковник, а сейчас уже – генерал) – человек суровый и консервативный. Он заставил сына съесть все свои пластилиновые ногти и целый тюбик помады. Как потом рассказывал Артем, на вкус она была гадкая, маслянистая, с резким химическим вкусом, противно прилипала к зубам. Давясь и икая от слез, Артем послушно выполнил приказ. Отец смял ремень, и еще три дня друг морщился от боли каждый раз, когда садился. Все это навсегда убило бы его любовь к монстрам и ужастикам, лепке, да и вообще всему творчеству… если бы не я.

Как сейчас помню, в тот день я был у Артема в гостях. Было это за несколько дней до парада, на котором школьники колонной ходили к Вечному огню. Парад возглавляли два юных барабанщика, мальчик и девочка, Артем и Ирка, в красивых мундирах, с декоративными барабанами и палочками. Из-за того, что они шли первые, они и в телек попали, и в газету. Ирке я дико завидовал – хотел быть на ее месте и идти вместе с Артемом в красивых одинаковых мундирах… Так вот, я отвлекся. Было это перед репетицией. В комнате Артема я увидел в мусорной корзине карандаши, краски, пластилин. Я удивился и спросил, в чем дело. Артем рассказал. Он искренне не понимал, за что его наказали; думал, отец сердится из-за увлечения творчеством. А я сразу понял, что не так, – не пальцем деланный, как любил повторять мой папа.

Папа у меня отличался болтливостью, был щедр на разные словечки, который мой юный ум впитывал, как губка. Поэтому я уже лет в шесть знал, кто такие геи, и если вначале думал, что геи – это дяденьки, которые тычут друг в друга пиписьками, то к девяти годам был уже более осведомлен в этом вопросе и просветил друга. Я со смехом вытащил все из корзины обратно, сложил в коробку и протянул Артему.

– Спрячь. Пиписькой тыкать ты ни в кого не собираешься, так что наплюй на папин запрет и делай что хочешь, а он потом остынет и смирится.

Артем меня послушал и продолжил творить, но тайком от отца. Свои шедевры он прятал и каждый раз после работы заметал следы. Проходили годы. Виктор Константинович вроде убедился в том, что сын растет нормальный, «как у людей», без всякой придури, и расслабился. Артем заметил это, стал забывать про «следы», и отец узнал, что творчество Артем не бросил. Остался недоволен – считал это немужским увлечением – и отправил сына в секцию баскетбола, чтобы времени на девчачьи разукраски не оставалось. Но Артем везде успевал, в баскетболе достиг больших успехов, и в конце концов отец от него отстал.

* * *

На следующий день после линейки мы с Артемом шли из школы. Домой мне не хотелось. У папы сегодня выходной, и начнется: вот, школа кончилась; а помой посуду, а сгоняй на рынок за картошкой и баклажанами, а сходи в гараж за банками, а выкини там заодно пару старых шин и перетащи из одного угла в другой медвежью шкуру, ведь ей, шкуре-то этой, скучно каждый год пылиться в одном месте, а давай с тобой, сынок, покрасим балкон…

В нашей семье всегда было строгое разделение на женское и мужское. При этом женщинам – все лучшее, мужчинам – все самое плохое. Мне жилось тяжеловато. Семья состояла из четырех человек – мама, папа, я и старшая сестра. Папа считал, что женщин надо беречь и сдувать с них пылинки, а мужчинам расслабляться нельзя, иначе они растекутся, как сироп. Поэтому нам с отцом доставалась вся самая хреновая работа в самых тяжелых условиях. Продукты подороже – маме и сестре, нам с папой – что подешевле и порой с истекшим сроком годности.

У нас даже по туалетной бумаге было разделение.

Что такое в нашей семье женская туалетная бумага? Восхитительная трехслойная мягкость с ароматом малины. Что такое мужская туалетная бумага? Гибрид картона и наждачки, замотанный в рулон… И порой я в прямом смысле слова чуял жопой, что в мужской попадается древесная стружка.

Возможно, в туалете даже стояла скрытая камера, потому что один раз я, чувствуя себя наглым вором, воспользовался женской бумагой, за что получил от папы нагоняй. Но это все равно был самый лучший день в моей жизни.

Я пообедал дома у Артема. Мы ели рагу под соусом карри, на кухне стоял стойкий аромат специй. И все время обеда мне нестерпимо хотелось встать, подойти к Артему сзади и уткнуться носом ему в волосы, чтобы ответить на мучающий меня вопрос – пахнут ли они карри?

Потом он выдал мне свои уличные шмотки, мы договорились с парнями поиграть в баскетбол и пошли в сторону спортивной площадки. Еще на подходе мы заметили, что там происходит что-то странное. Толпа стояла кольцом, все смотрели в центр.

– Что там такое? Вертолет, что ли, сел? – спросил я.

– Судя по ажиотажу, что-то покруче! – сказал Артем.

– Что может быть круче вертолета? – недоумевал я. Однажды я видел, как на стадион у школы приземлился вертолет, и от восхищения чуть в штаны не надул.

Такое ощущение, что народ, стоя кольцом, смотрел на кого-то в центре.

– Кто же там такой?

– Сейчас узнаем, бежим быстрее!

Мы побежали в толпу. Я работал локтями и пробирался вслед за Артемом в самую гущу. Но если Артем смог протиснуться в центр, то я нет. Меня оттолкнул какой-то бугай.

– Куда лезешь впереди батьки, щенок? Что позволено Юпитеру – не позволено быку!

Оставалось лишь наблюдать за происходящим со стороны. Я застыл от изумления.

В центре внимания была Лизка, та самая настырная девчонка, которую мы встретили после пробежки! На нее все смотрели… Как же нагло она купалась во всеобщем восхищении, аж тошно! Но что она вытворяла на турнике… Ее горизонтальный вис был идеален, а солнышко настолько четкое, что я от изумления открыл рот. Так не умели даже «старики» – взрослые парни, которые ходили заниматься на площадку и с легкостью делали подъем махом вперед еще в то время, когда я писался в пеленки.

В щелку между локтями двух парней, стоящих впереди и заслоняющих обзор, я наблюдал за спортсменкой. И увидел в ней что-то, чего не заметил в первую встречу… Вроде ничего не изменилось – смуглая, волосы светлые. Футболку поменяла на белую майку.

Вокруг раздавались голоса:

– Лиза! Лиза!

– Это Лиза Авдеева!

Что? Почему все кричат ее имя? Откуда ее все знают?

Лиза сделала сальто и, приземлившись, распрямилась. Грациозная и стройная, но фигуристая; сильная, но одновременно хрупкая. Не бывает таких! Но вот она, стояла передо мной. Смотрела на всех с дерзкой улыбкой, бросая вызов толпе: «А ну-ка попробуйте повторить!»

И тут Лиза остановила на мне взгляд. Я занервничал; по позвоночнику пробежали щекотные мурашки. Я обернулся – никого. Неужели она и правда смотрит на меня? Или на кого-то справа или слева? Я смущенно отвел взгляд и попятился.

Сзади раздался ядовитый голос:

– Не понимаю, что за ажиотаж? Ни рожи, ни сисек. Разучила пару фишек и повисла, как макака на дереве.

Голос принадлежал нашей однокласснице Ирке, до ужаса высокомерной и противной девчонке. Она всегда тусила на площадке, сидела с подругами на лавочке, флиртовала со «стариками».

Я все пятился и пятился и не заметил, что иду спиной четко на лавочку. Этот факт я обнаружил, только когда приземлился к Ирке на колени. Одноклассница взвизгнула и толкнула меня.

– Бобровский, совсем офонарел? Ты мне туфли изговнял, мудила!

– Сорян, я случайно, – обернувшись, я извинился перед красной от злости Иркой и быстро сбежал с поля боя.

На своих ровесников, в том числе и на меня, Ирка обычно смотрела, как на ползающих в траве жучков. Исключением стал Артем. Ирка когда-то была в него влюблена, хорошенько так на него нацелилась, но я ей помешал.

В третьем классе, в день школьного новогоднего спектакля, я случайно пролил вишневый сок на Ирин белый костюм Лебедя – прямо перед ее танцевальным выступлением. Учительнице пришлось убрать Иру из номера. После этого я стал заклятым врагом Иры и старался держаться от нее подальше. Классе в восьмом она запала на Артема и начала за ним таскаться. Артему она не нравилась, но послать ее он не мог – он всегда был с девочками мягок. Вот она и липла. Я всегда был дополнением к Артему и этим раздражал Иру еще больше. А потом она почему-то решила, что они с Артемом встречаются и она может качать права. Тогда она выдвинула ультиматум – либо я, либо она. Угадайте, кого выбрал Артем? Не знаю, как и что именно он ей сказал, но после этого Ира держалась и от Артема, и от меня на большой дистанции.

Сейчас, видя, как все «старики» с восхищением смотрят на новенькую, Ирка дико заревновала. Но я быстро забыл о ней. Все мои мысли занимала Лиза.

Я смотрел на ее белую майку. На смуглую кожу. На ровные белые зубы. На крестик на груди. На мускулистые плечи и стройные ноги. И вдруг перед глазами замелькали желтые точки, лоб покрылся противной холодной испариной, а живот скрутило тугим узлом. Вспугнутой газелью я помчался за лодочный ангар – в спасительные кусты.

Пышная зелень надежно укрыла меня, и я, спустив штаны и сев на корточки, сделал свое жидкое дело. Затем я достал из рюкзака школьный дневник – планировал его сегодня сжечь – и пролистал в поисках наиболее подходящих страниц. Дневник пестрел гневными записями учителей о плохом поведении. Я выбирал наиболее весомые и выдирал нужные страницы.

«На уроке биологии съел лабораторный экспонат».

«Назвал учителя труда чернью».

«Залез по стене на третий этаж».

Одна за другой страницы шли в ход. Я думал о том, что же со мной произошло. Съел что-то не то? Заболел кишечной инфекцией? Здесь, в кустах, мне немного полегчало.

Я вернулся в толпу. Лиза снова изумляла всех своими трюками. Я разглядывал ее, пытаясь зацепиться за что-то особенное. И вот я заметил на ее шее крупную родинку, а на запястье – маленький шрам. Спрыгнув, она одарила всех очередной белоснежной улыбкой, пробежала глазами по толпе и вдруг опять остановила взгляд на мне. Она улыбнулась. Может, улыбка предназначена кому-то другому? Артему? Но нет, он стоял в стороне. Лиза словно ожидала чего-то. Но вместо того чтобы восторженно улыбнуться или хотя бы кивнуть, я отвел взгляд и шагнул за чужую спину. Я никак не мог понять, что же со мной случилось.

– Лиз, у тебя есть «Инстаграм»?

– Лизка, а автограф дашь?

– Да, распишись у меня на жопе!

– Лиза, а ты к нам надолго?

Девчонку засыпали вопросами, но ее ответов мне слышно не было. Одним из тех, кто общался с Лизой, был Артем. Я почувствовал ревность, но не мог определиться, кого к кому я ревновал – Артема к Лизе или Лизу к Артему?

Наконец девчонка попрощалась с восхищенными поклонниками и, пообещав вернуться завтра, ушла прочь. Все на площадке разбились на группки и вернулись к обычным занятиям – несколько человек играли в настольный теннис, кто-то сидел на лавочке и грыз семки, кто-то слушал музыку из колонки и просто общался. А некоторые – в том числе мы с Артемом – пошли играть в баскетбол.

– Че за девчонка-то? – спросил я с напускной небрежностью.

Мы пока не играли, так, бросали мяч в кольцо по очереди.

– Ты что, не знаешь? Это же Лиза Авдеева! Гимнастка, – сказал Дэнчик из нашей сборной.

– И что?

– Она известная. Чемпионка. Почитай в «Википедии».

Я хмыкнул, показывая этим все свое пренебрежение, и бросил мяч в корзину. Артем отошел в сторону, залез в телефон. Я опять заревновал – точно ищет информацию об этой Авдеевой!

– Она чемпионка России по спортивной гимнастике… в прошлом году серебро взяла в многоборье, а в позапрошлом – бронзу по опорным прыжкам… – читал Артем. – У нее «Инста» есть! Там тридцать пять тысяч подписчиков…

– И что она тут делает, такая замечательная, в нашей дыре? – с иронией поинтересовался я.

– Вроде как у нее отец военный, его к нам год назад определили, – ответил Дэнчик. – А Лиза с матерью в Москве живет. Приехала навестить отца.

Я с радостью подумал, что скоро эта девчонка уберется обратно… Но тут же радость сменилась грустью. Лиза меня зацепила, причем сильно. Я думал об этом всю игру, а потом вечером – дома. Прочь из моей головы, Лиза, слышишь? Убирайся! Ты мне все путаешь.

* * *

Я сидел на кровати, передо мной – раскрытый ноутбук, пачка чипсов и кола.

В окне «Инкогнито» я набрал в поисковик текст: «Как понять, гей ты или нет?»

Заметив, как несколько чипсин высыпались на одеяло, я выставил их в ровный ряд, от большой к маленькой. Просмотрел выдачу поисковика, открыл несколько вкладок со статьями. Меня особо заинтересовал сниппет с текстом «Гомо или Гетеро? Пройди тест и узнай, кто ты!» Я прошел тест и нажал на окошко результатов, стал читать:

«Вы на распутье. То есть для вашего состояния характерны признаки традиционных и нетрадиционных отношений».

Я со злостью захлопнул экран и уставился в стену. Я думал, думал. Съел все просыпанные чипсинки, даже крошки. Разгладил складки на одеяле в том месте, где лежали чипсинки, – теперь все идеально. Во всем должны быть порядок и четкость.

Осознание, что я гей, на самом деле принесло мне облегчение. Раньше я будто в вакууме болтался. Будто мерил в примерочной крутую шмотку, крутился перед зеркалом, но все не мог определиться, идет она мне или нет. Вроде сидела неплохо, но что-то не то… и я никак не мог решиться, покупать или нет. Вот как я себя чувствовал последние года три. И признание своей ориентации просто сделало за меня выбор: «Чувак, эта шмотка тебе не идет. Повесь ее обратно и выбери другую». И я обрадовался, уже готов был внять совету… Но вся эта фигня с Лизой снова вселила в меня сомнения.

Может, я не гей? Впервые в жизни мне так понравилась девчонка. И не просто девчонка, а наглая и самовлюбленная. Известная гимнастка. Мне понравилась девчонка, в которую влюбился парень, которого я люблю, – да тут чокнуться можно! Внутри меня что-то перевернулось. Я был страшно зол – на себя, на Лизку, на Артема. Что же со мной творится? Как же я ненавижу неопределенности! Я уже поверил, что я гей, чувствовать себя геем было куда проще. Кто же я сейчас?

Как же это паршиво – когда все люди в мире, словно песок, разбиты по кучкам, а ты рассыпан где-то между… и ни к одной кучке не принадлежишь.