Текст книги "Власть и идеология в России: от провиденциализма и революционного мессианства к современным реалиям"

Важнейший идеологический смысл имела идея о славянском единстве, на которую обращал внимание еще В.О. Ключевский. Так, совершенно верно он указывал, что летописец определял «роковой исторический момент, с которого началось разрушение славянского единства», связанный с утверждением венгров на среднем Дунае в начале Х в., говорил об общем значении для всех славян просветительской миссии Кирилла и Мефодия, отмечал некогда существовавший единый славянский язык и, наконец, рассказывал о проповеди апостола Павла в Иллирии, где прежде жили славяне и который, таким образом, стал великим христианским учителем всех славян. «Такой диалектической цепью умозаключений и так настойчиво мыслящий русский книжник начала ХII в., – заключал Ключевский, – прицеплял свое темное общество не только к семье славянских народов, но и к апостольским преданиям христианства».¹³ Идея о славянском единстве в прошлом открывала путь для далеко идущей политики и не потеряла своей актуальности до настоящего времени.

Церковь в лице своих монахов-летописцев последовательно продвигала мысль о монопольном праве князей Рюрикового дома на занятие княжеских столов в русских землях. Обращаясь к Аскольду и Диру, захватившим власть в Киеве, князь Олег говорил (перевод Д.С. Лихачева): «Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода», а когда вынесли Игоря, добавил: «Вот он сын Рюрика». И убили Аскольда и Дира… И сел Олег, княжа в Киеве…И были у него варяги, и славяне, и прочие, прозвавшиеся русью».¹⁴

Наряду с этим огромное значение придавалось связям Руси с Византией – достаточно еще могущественным на тот период и наиболее культурным государством европейского средневековья, откуда на Русь пришло христианство. Кроме того, великокняжеский династический род Рюриковичей был сравнительно молод и его легитимность вполне могла быть поставлена под сомнение. Именно поэтому такое большое значение придавалось династическим брачным связям Киевских князей с Византийскими императорами – признанными и древнейшими правителями, представителями греко-римского мира, легитимность которых не вызывала никаких сомнений. Важнейшее значение для формирующейся государственной идеологии Древнерусского государства имел брак Владимира Святославича с сестрой византийского императора Василия II – Анной. Этому событию предшествовало крещение Владимира в Херсонесе и заключение союза с Византией. Ради этого Византии был даже возвращен завоеванный Владимиром Херсонес, ставший богатым приданым за невесту.¹⁵ Для усиления идеологического воздействия на своих подданных Владимир вывез из Херсонеса в Киев церковные сосуды и мощи св. Климента. Для средневекового человека священные реликвии свидетельствовали о богоизбранности их обладателя и его могуществе, опирающемся на божественную поддержку. Всем этим священным реликвиям суждено будет сыграть важную роль в крещении населения Древнерусского государства и в дальнейшей политической борьбе после смерти Владимира Святого.¹⁶ Как средство воздействия на сознание народных масс, мощи не потеряют своего значения вплоть до ХХI в. и будут использоваться представителями самых разных идеологических доктрин и концептов.

При Великокняжеском дворе в Киеве и связанном с ним Печерском монастыре постепенно складывается достаточно целостная идеология великокняжеской власти, опирающейся на поддержку Русской Православной Церкви. В создании этой идеологии приняли участие как наиболее просвещенные представители княжеской династии, так и русские церковные теоретики, такие как Антоний, Иларион, Феодосий, Никон и другие.

Патриотическим пафосом и ярко выраженной идеологической направленностью было наполнено «Слово о Законе и Благодати», созданное в середине XI в., при Великом киевском князе Ярославе Мудром, первым киевским митрополитом русского происхождения (они в основном были греками) – Иларионом. «Слово» было произнесено либо в Софии Киевской, как считал академик Д.С. Лихачев, либо в Десятинной церкви¹⁷ в присутствии Ярослава и его жены Ирины (норвежской принцессы Индигерды).¹⁸ Слово сохранилось во множестве списков и в середине XIX в. впервые было переведено на современный русский язык профессором богословия, протоиреем А.В. Горским. В настоящее время имеются и другие многочисленные переводы. Произнесение «Слова» в одном из крупнейших храмов Киева в присутствии княжеской семьи автоматически доводило его содержание до тысяч прихожан и их родственников, наделяло его содержание сакральным смыслом и демонстрировало единство Православной Церкви и великокняжеской власти, а значит превращало его в важнейший идеологический документ Древнерусского государства.

Иларион проводил различие между Законом, данном Моисеем еврейскому народу, и Благодатью, явленной Христом всем народам, то есть между Ветхим и Новым заветами, между иудаизмом и христианством. Для русского человека это разграничение имело принципиальное мировоззренческое значение, ибо давало ему ключ к пониманию библейских текстов, различий между Законом (иудаизмом) и христианством (Благодатью) и объясняло на уровне знаний и представлений того времени, почему при выборе веры князем Владимиром в числе отвергнутых религий был и иудаизм, который исповедовала правящая верхушка соседнего Хазарского каганата. В «Слове» обосновывалась роль христианства, несущего Благодать, чего не может дать Закон. Впоследствии В.И. Даль определял смыслы слова Благодать, как «дары Духа Святого; наитие свыше; помощь, ниспосланная свыше, к исполнению воли Божьей; любовь, милость; благодеяние, благотворение; преимущество, польза, выгода; обилие, избыток довольство».¹⁹ Православная энциклопедия дает следующее определение этому понятию: «Благодать, харизма – божественная сила, обеспечивающая человеку избавление от греха, достижение добродетельной жизни, спасение и воссоединение с Богом. В отличие от католицизма, считающего Благодать единственным условием спасения, православие не исключает и собственных усилий человека. Человек в силу свободы воли может принять божественную Благодать, или ее отвергнуть. Но по учению Православной Церкви, сам по себе человек спастись не может: только благодать Св. Духа, действующая в церковных таинствах, освящает человека, освобождает его от греха и давая силы к совершению добродетелей».²⁰ С понятием «Благодать» связано и понятие «благо», которое В.И. Даль определял как «добро, все доброе, полезное, служащее к нашему счастью».²¹ Мы столь подробно останавливаемся на этих понятиях, поскольку они во многом являются ключевыми для понимания сущности Русского православного государства и его идеологии с момента их возникновения и до 1917 г. Оба этих понятия будут широко использоваться не только в церковных, но и государственных текстах на Руси, а, впоследствии, и в Российской империи, и важно их не смешивать. Благо открывает путь к земному благополучию, Благодать к спасению души, а значит к вечной жизни с Богом. Именно с Благодатью было связано и возникновение такого феномена как «Святая Русь» – земля, куда пришла Благодать.

«Слово» впервые определило место русского народа в мировой истории и его равенство с другими христианскими народами мира. «Благодать и Истина, говорит Иларион, – всю землю наполнили, и вера на все народы распространилась, и до нашего народа русского (дошла)».²² В результате приобщения к христианству произошло включение Древнерусского государства во всемирную историю. При этом Иларион не умаляет и достоинств князей-язычников – Игоря и Святослава, соответственно деда и отца великого князя Владимира, «которые во времена своего владычества мужеством и храбростью прослыли в странах многих и ныне победами и силою поминаются и прославляются. Ибо не в худой и неведомой земле владычество ваше, но в Русской, о которой знают и слышат во всех четырех концах земли».²³

Главное внимание в своей проповеди Иларион уделил прославлению князя Владимиру, которого он рассматривает не только как святого и равноапостольного князя, на которого снизошла Благодать, но и мудрого правителя, обладающего уникальными качествами необходимыми для людей, облеченных властью. «Как уверовал? Как возгорелся любовью Христовой? Как вселился в тебя разум выше разума земных мудрецов – чтобы Невидимого возлюбить и к небесному устремиться?! – вопрошал Илларион. Ведь действительно, как отмечает Иларион, Владимир не был свидетелем чудес, совершавшихся Иисусом Христом, не слышал он и апостола Андрея, проповедовавшего христианскую веру в славянских землях. «Ты же о блаженный без всего этого притек к Христу, только через благое размышление и остроумие уразумев, что Един есть Бог». Но «благое размышление» и «остроумие» – это еще не все что необходимо великому правителю. Он называет Владимира «подобным великому Константину», «пречестным и славным среди земных владык», «учителем нашим», «апостолом среди владычествующих», «наставником благочестия», «единодержавцем» своей земли. Так создавался посмертный культ князя. Все это произносится в присутствии сына Владимира, князя Ярослава, а значит должно было служить ему наставлением, какими качествами должен обладать государственный деятель и как он за это может прославляться. Прославление князя Владимира носило и вполне определенный политический подтекст, оно должно было доказывать самостоятельный характер принятого князем решения. Что касается внешних, обрядовых и бытовых причин принятия веры, о которых будет сообщать «Повесть временных лет», то Иларион о них даже не упоминает, считая их, видимо, несущественными и неуместными.

Будучи первым русским по национальности киевским митрополитом, Иларион, тем не менее, не мог не упомянуть о Византии, откуда на Русь пришло христианство, и где находился вселенский патриарх, которому он непосредственно подчинялся. Однако речь идет не о принуждении и даже не о политической целесообразности, а исключительно о свободной воле самого князя, который был вдохновлен христианской верой как таковой. «Всегда оно слышал о благоверной земле греческой, христолюбивой и сильной верою: как (там) Бога Единого в Троице почитают и поклоняются (Ему), как у них являются силы и чудеса и знамения, как церкви людьми полны, как веси и города благоверны, все в молитвах предстоят, все Богу служат»²⁴ Слыша все это, он «возгорелся духом», «возжелал сердцем», «воссиял разум в сердце его», «землю свою пасущего правдою, мужество и умом» и обратил всю землю свою в христианство. Ключевые слова здесь «возгорелся» и «возжелал», которые говорят о свободном выборе веры Владимиром, владыке суверенного и великого к тому времени государства.

В целом оценивая значение «Слова о Законе и Благодати», следует отметить значение этого уникального идеологического документа, в котором было дано обоснование принятия христианской веры, указано на возникшую в силу этого связь Руси с христианскими народами и Византией, отдано должное роли русских князей–язычников, сумевших создать великую державу и показана исключительная роль князя Владимира в принятии этого судьбоносного решения. Был закреплен идейный союз государства и Церкви. Можно даже говорить о возникновении между ними своеобразной унии, просуществовавшей до 1917 года. Что касается автора «Слова», то Илариона можно считать первым крупным идеологом Святой Руси. Начиная с него, высшие иерархи церкви и работавшие под их непосредственным руководством монахи, уже традиционно начали участвовать в разработке государственной идеологии, ее приспособлении к новым обстоятельствам и потребностям. Они, во многом, продолжили развивать аргументацию Илариона, приспосабливая ее к новым условиям и происходящим событиям. Власть защищала общество, а значит церковь от внешних опасностей и принуждений. В своею очередь, посредством церковной организации, власть обрела постоянный и пользующийся абсолютным доверием и влиянием канал связи с обществом, инструмент, позволяющий оперативно донести свою позицию до всех слоев населения.

Свое «Слово» Иларион заканчивал похвалой благоверному князю Георгию (Ярославу Мудрому), его жене Ирине и молитвой за русскую землю, а также выражал уверенность, что русский народ никогда не будет порабощен чужестранцами. «Слово» Иллариона зафиксировало, обосновало и одухотворило связь церкви и власти, религии и идеологии. Характеризуя Русь как страну обретенной Благодати, Илариона заложил основы концепции Святой Руси, навсегда определившей место Руси-России в духовной жизни человечества. До нашествия Орды оставалось неполных 100 лет. Смогла бы выстоять Россия, смог бы русский народ сохранить себя, свою уникальную идентичность в условиях ига, установленного язычниками, принявшими спустя некоторое время ислам, без сформированного и утвердившегося в народном сознании чувства духовного превосходства над завоевателями на основе идеологии христианского царства? Думается, что ответы на эти вопросы очевидны.

Важнейшую роль в формировании идеологии Древнерусского государства, а также на последующих этапах существования российской государственности, имели, как уже указывалось, политико-идеологические связи с Византией, как с центром вселенского православия и наиболее могущественным, культурным государством европейского средневековья. И великокняжеская власть, и церковь были заинтересованы в сохранении высокого династического статуса князей, которые теперь выступали в сознании народа уже не только Рюриковичами, но, в определенной мере, и потомками Византийских императоров. На данный идеологический тренд работали и русский монастырь на Афоне, и духовенство, в том числе митрополиты, подавляющее большинство которых в то время были греками по национальности. Была продолжена и практика заключения династических браков. Так, в частности, женой Всеволода I – сына Ярослава Владимировича (Мудрого), и, впоследствии, великого киевского князя, стала дочь императора Константина IX Мономаха – принцесса Мария.²⁵ Конечно, были и другие династические браки с представителями царствующих династий Европы, а также кочевников Великой степи, однако они носили чисто дипломатический, ситуативный характер и не были наполнены столь символическим смыслом как заключение брачных союзов с родственниками византийских императоров. Византия, в свою очередь, также была заинтересована в укреплении связей с Русью. Слабеющая в борьбе с многочисленными внешними противниками и в силу внутренних противоречий, она, тем не менее, оставалась в период зрелого средневековья одним из ведущих государств Юго-Восточной Европы и Ближнего Востока. Она сохраняла огромный, для своего времени, политический и культурно-цивилизационный потенциал и внимательно наблюдала за процессами, происходившими на Руси.

Борьба за власть, перманентно происходившая в русских землях между представителями рода Рюриковичей, давала преимущества тем из них, кто имел родственные связи с семьями византийских императоров. Потомки Вадимира Всеволодовича Мономаха – сына византийской царевны, получили, как отмечал Л.А. Тихомиров, «в народном сознании какое-то особое право на великое княжение» и были окружены «особенным почтением»²⁶, а, следовательно, и имели больше шансов занять заветный княжеский стол. Не случайно из 18 великих князей, от Мономаха до Ивана Калиты, только трое, и то ненадолго, не относились к роду Мономаховичей.

Таким образом уже на этапе существования Древнерусского государства сложилась целостная и достаточно убедительная для сознания средневекового человека идеологическая концепция. Она включала нарратив о возникновении государства на Руси, обосновывала легитимный характер и особую избранность князей-Рюриковичей на власть, правильность выбора князем Владимиром веры, само название которой – православие, вселяло в русского человека надежду на божественную помощь и поддержку во всех его мирных и ратных делах. Исследователей древнерусских текстов традиционно волнует вопрос об исторической достоверности содержащихся в них сведений. Думается, что споры об этом будут продолжаться столь же долго, сколько будет существовать историческая наука. Но не менее важно понимать, что в летописях и других памятниках древнерусской словесности были заложены основы государственной идеологии, которые на протяжении последующих веков российской государственности не потеряли своей актуальности и значения, дополняясь содержательно и получая новую аргументацию.

В начале 30-х годов XII в., после смерти киевского князя Мстислава Великого Древнерусское государство вступило в период политической (феодальной, государственной) раздробленности. Распад единого государства был связан с целым комплексом вполне определенных объективных и субъективных причин, к которым можно отнести политические амбиции крупнейших феодальных владык, натуральный характер экономики отдельных княжеств и земель, рост городов как укрепленных центров местного сепаратизма, падение роли великого торгового пути из варяг в греки, пережитки племенных отношений дорюриковской эпохи и еще целый ряд факторов. Центробежные тенденции в Древнерусском государстве нашли свое отражение в решениях княжеских съездов конца XI – начала XII вв. Уже на Любечском съезде 1097 г. принято решение «каждо да держит отчину свою», что, по мнению такого авторитетного исследователя, как академик Б.Д. Греков, означало возникновение на Руси «нового политического строя».²⁷ На смену идеологии единого Древнерусского государства как родового владения Рюриковичей, шла идеология отдельных династических кланов, хотя кровнородственные связи еще долго будут важным аргументом в их взаимоотношениях. В XII в. тенденция распада привела к возникновению десятков, а потом и сотен отдельных княжеств.

Период политической раздробленности был характерен практически для всех раннефеодальных государств, однако для Руси имел особенно трагические последствия, поскольку совпал с монгольским нашествием и потерей русскими княжествами значительной части своего государственного суверенитета. Ситуация осложнялась еще и тем, что ордынцы были язычниками, носителями чуждой для русских людей кочевой культуры и быта, а спустя некоторое время еще и приняли ислам, амбициозную и крайне враждебную в тот период для христиан религию.

Несмотря на потерю государственного единства, русские люди сохраняли единство духовное, основанное на общей православной вере и культуре, этнической и языковой общности, продолжала жить в историческом сознании народа и память о былом государственном могуществе Руси, немалое значение имели и родственные корни большинства князей, стоявших во главе самостоятельных и полу-самостоятельных княжеств и земель. В этот период еще больше возрастала роль православия, как объединяющей народ идеологии, а Церковь, оказавшаяся в крайне непростых условиях, смогла не только сохранить себя и свое высшее руководство в лице епископата и митрополита, стол которого последовательно переходил из Киева во Владимир, а затем в Москву. Церковь, объединяя людей по признаку общей веры и имея в своем составе тысячи профессиональных служителей, являлась мощнейшим идеологическим учреждением с тысячами самоотверженных проповедников единства русского народа. С Востока и Юга господствовал ислам, на Западе угроза исходила от католицизма. В этих условиях православные русские княжества и их население могли выжить и сохранить свою субъектность в истории лишь крепя свое единство и стремясь к максимальной независимости. Духовное единство в этих процессах играло первостепенное значение. Единство народа сохраняла православная вера, а с определенного момента, когда созрели необходимые условия, Церковь и вера начали одухотворять и его борьбу за свержение ордынского ига. Это произошло не сразу, потребовались десятилетия и даже века для того, чтобы накопить силы, осознать необходимость и возможность сопротивления на уровне правящей элиты, а затем и всего народа, создать идеологию борьбы за свободу и независимость, а затем и вступить в эту борьбу.

Осознание опасности, которую несет потеря политического единства и дезинтеграция единого государства возникло задолго до его распада. Оно вызревало по мере усиления центробежных тенденций в Древнерусском государстве и проявлялось в стремлении преодоления внутренних династических смут и распрей между князьями. Ярким образцом сочинения, где эта идея получила свое отражение стало «Сказание о Борисе и Глебе», относящееся ко второй половине ХI века. В житии рассказывается, что после смерти князя Владимира Святославича, власть в Киеве захватил один из его наследников – приемный сын Святополк. Для этого он убил своих братьев, сначала Бориса, а затем и Глеба. Третий сын – Ярослав не мог стерпеть этого злодейства, он двинул против узурпатора войско и выгнал его из Киева. Житие называет Святополка «окаянным» и повествует как тот получил возмездие от господа, вскоре погибнув на чужбине. Церковь причислила Бориса и Глеба к лику святых как мучеников, павших жертвой в княжеских усобицах. Идеологический подтекст этого сочинения очевиден: автор создавал образ идеального правителя – нравственно цельной личности, христианского праведника, стоящего на страже легитимного наследования власти и объединяющего Русь православия. Был князь, в данном случае братья – Борис и Глеб, страдальцем за землю Русскую. Это подтверждало высокие моральные качества таких представителей власти, являлось доказательством их святости. Был также поставлен и находил свое разрешение вопрос о том, насколько власть свободна и до каких пределов свободна в выборе средств для достижения своих целей. Так возникла концепция «богоугодного правителя», занявшая господствующее положение в идеологии удельного периода. Признаками таких правителей, образы которых будут запечатлены православной церковью в житиях наиболее выдающихся князей, причисленных к лику святых, становятся их верность православной вере, высокий нравственный облик в соответствии с христианскими заповедями, личное мужество, способность к самопожертвованию во имя высшей цели в том виде как она понималась человеком того времени. Был выработан и запечатлен в сознании современников и потомков образ «благоверного» князя как пример для подражания и своеобразный эталон правителя.

Патриотическим стремлением к прекращению княжеских усобиц был проникнут былинный эпос XII в., известный нам как «Слово о полку Игореве». В нем нашло свое отражение главное бедствие эпохи политической раздробленности – отсутствие политического единства Руси, вражда князей между собой. Фактически сталкивались две идеологии: идеология единства Русской земли и сильной княжеской власти, исходящей из единого общерусского центра, которым в то время еще выступал Киев, и идеология местного сепаратизма, обособления местных правителей, стремящихся основать свои правящие династии. Характерно, что автор «Слова о полку Игореве», являясь свидетелем многочисленных княжеских усобиц, прекрасно понимал их негативные последствия и осознанно выступал сторонником сильной центральной княжеской власти.

Вопреки идеологии децентрализации и местного сепаратизма, носителями которой являлись удельные князья и их ближайшее окружение из числа местных феодалов, у многих патриотов и, в первую очередь, деятелей православной церкви, росло осознание необходимости государственного единства, которое в тех условиях могло исходить только от сильного, единоличного правителя в лице князя, тем более, что история Древнерусского государства такие примеры давала. Как отмечал академик Д.С. Лихачев, «эта идея сильной княжеской власти, с помощью которой должно осуществляться единство Русской земли, только еще рождалась в ХII в. Впоследствии такой же образ «грозного» великого князя создаст «Слово о погибели Русской земли». Он отразится в «Житии Александра Невского», в «Молении Даниила Заточника» и в других произведениях ХIII в.».²⁸ Особую актуальность это приобрело в период ордынского ига, свержение которого более чем на 200 лет стало важнейшей задачей русского государства и русского народа. Князья, добившиеся успехов на данном поприще, наделялись чертами былинных героев, им давались комплементарные прозвища, под которыми они фигурировали в летописях, сказаниях, житиях, исторических повестях и запечатлевались в памяти преемников и народа. Начиная с 70-х годов XII в. в политической жизни северо-востока Русской земли входит в употребление обращение к князю как к «господину». И если слово «Господь» по В.И. Далю наделялось такими смыслами как Всевышний, Владыка, Бог, Создатель, то «господином» был – владыка, владелец, держащий власть²⁹. Два эти понятия постепенно сливались в образе благоверного князя, создавая его вполне определенный образ в народном сознании. Д.С. Лихачев полагал, что эта новая политическая терминология была исполнена большим политическим смыслом. Появлялось новое представление о нравственных пределах власти и высших смыслах ее деятельности. Именно этим представлениям «предстояло перерасти в дальнейшем в идею сильной и единой власти государя «всея Руси», подлинной носительницей которой стала впоследствии Москва».³⁰

Россия вступала в период формирования единого централизованного государства и обновленной государственной идеологии, без которой невозможно было создание ни самого этого государства, ни решение стоящих перед ним задач. Фраза, приписываемая Александру Невскому: «Не в силе Бог, а в правде» свидетельствовала о глубоком понимании наиболее выдающимися представителями власти необходимости соответствия проводимой ими политики принципам высокой духовности и глубоко укорененным в народе представлениям о добре и справедливости. «Правда» представляла собой не что иное как совокупность богоугодных, патриотических идей, без которых были бы невозможны мобилизация народа на отпор врагу, объединение страны, а затем и свержение ордынского ига. Сознание определяло народное бытие и формировало мотивацию к действию во имя благой цели. С точки зрения результата было не столь важно, какой из феодальных центров возьмет на себя объединительную миссию. Таким центром мог стать и Великий Новгород, и Владимиро-Суздальское или Тверское княжество, а также такое мощное государственное образование как Великое княжество Литовское и Русское. История (совокупность факторов, определяющих деятельность человека) выдвинула на роль объединительного центра Москву и ее правителей. Именно Московское княжество и тяготеющие к нему земли с православным населением стало центром, выполнившим историческую миссию создания Русского (Московского) централизованного государства. На основе сформировавшейся в рамках этого государства идеологии возникло новое ядро русского народа – великорусский этнос со своей самобытной организацией власти, экономикой и уникальной культурой.

2. Идеология Русского (Московского) централизованного государства

Процессы и события, имевшие место в российской истории на этапе становления и укрепления Русского (Московского) централизованного государства были обусловлены взаимодействием множества объективных и субъективных факторов и сопровождались формированием новых государственных идеологических концептов. В этот период получил обоснование и закрепление в сознании народа целый ряд идейных новаций, связанных с уникальной ролью этого государства, особенностями и ролью власти монарха в нем, а также касающихся сакральных и практических смыслов его существования. Именно в этот период сформировались многие идейные константы и базовые принципы существования не только российской государственности, но и российской цивилизации как уникального историко-культурного феномена, с характерными для нее самобытными духовными кодами, обусловившими особенности и пути ее дальнейшего исторического развития.

Возникновение этого государства на востоке Европы, его успехи в собирании русских земель, а также во внешней политике, которая ознаменовалась свержением ордынского ига, сопровождались интенсивной работой выдающихся мыслителей и государственных деятелей по осмыслению роли этого государства в сообществе других держав Евразии и его миссию как православного царства, способного прийти на смену погибшей под ударами турок-османов Византии.

Важнейшие духовные коды Русского централизованного государства, определявшие его идеологию и способствующие его политическому возвышению, были заложены Великим князем Владимирским, продолжателем династии Рюриковичей-Мономаховичей, отцом Даниила Александровича Московского – Александром Ярославовичем Невским. Именно ему принадлежит заслуга в формировании политического курса, предусматривавшего борьбу против угрозы с Запада, и одновременно, необходимости поддержания, возможно мирных отношений с Золотой Ордой во имя спасения православной веры и русской государственности. Как известно, деятельность князя получила высокую оценку Русской Православной Церкви, которая причислила Александра Невского к лику святых. Именно проводимая этим князем политика, с одной стороны, остановила нашествие крестоносцев и защитила православие – основу единство русского народа, а с другой, во много способствовала особому отношению ордынских ханов к нему и его потомкам, что в конечном счете, привело к получению Иваном Даниловичем Калитой – внуком Александра Невского – ярлыка на Великое княжение. При этом мы не преуменьшаем личных заслуг самого Ивана I как исключительно умного, хитрого и дальновидного политика. Кстати, Церковь также причислила Ивана Калиту, продолжавшего политику своего деда, как и его внука – Дмитрия Ивановича Донского, сокрушившего ордынцев на Куликовом поле, к лику святых.

Именно в период царствования Ивана Калиты, в 1326 г. в Москве, а не во Владимире, где находилась кафедра, был погребен митрополит всея Руси Петр. После этого Москва превратилась в религиозный центр всех русских земель и ее значение неизмеримо возросло. Московские князья получили возможность в постоянном режиме консультироваться с митрополитами при принятии важнейших государственных решений. В Москву начали стекаться паломники из всех русских княжеств и земель, укрепляя авторитет московского князя как главного защитника и покровителя православной веры. Именно это обстоятельство, наряду с получением Иваном Калитой ярлыка на Великое княжение, а не экономика, сыграли решающую роль на начальных этапах возвышения Москвы. Напомним, например, что Великий Новгород был более крупным экономическим центром, а Тверь и Ярославль географически были расположены более удачно, чем Москва. Они находились непосредственно на Волге, которая являлась важнейшим торговым путем и располагались значительно дальше от границ опасной Орды. И тем не менее Москва, превратившись в религиозную столицу Руси, получила мощный идеологический импульс для своего развития и начала стремительно возвышаться. Новый статус столицы княжества наполнял деятельность московских князей по собиранию русских земель особым духовным смыслом. Впереди еще была тяжелая борьба за лидерство между княжествами и землями северо-восточной Руси, а также многочисленные церковные смуты и распри, но важнейший шаг по укреплению союза светской и церковной власти был сделан, процесс централизации получил мощное идеологическое сопровождение и важно было не сделать на этом пути роковых ошибок.