Текст книги "Екатерина I: от прачки до самодержицы"

X
Пётр Романов

Сентябрь 1704 года

Что со мной происходит? Я не могу перестать думать о Екатерине. Пытаюсь занять себя чем-нибудь отвлеченным только бы не вспоминать о ней, но ничего не получается. Даже в церкви, наблюдая за процессом крещения, я не мог совладать грешными мыслями при виде того, как ткань сорочки прилипает к её мокрому телу. Что есть в ней такого, что манит и притягивает? Я не в силах сопротивляться этому влечению.

Уже полночь, весь дом погружен в сон, а я не могу сомкнуть глаза.

Все!

Я не в силах больше отталкивать себя от неё.

Накинув на себя халат, я спешным шагом направился в её покои.

Я резко отворил дверь. Уже здесь сладкий запах её плоти впивается в нос, соблазняя и дурманя дух.

Она не спит, стоит у окна, бросив на него мечтательный взгляд.

– Катерина, – шепнул я еле слышно. В моем голосе слышалась безысходность.

Удивленная, она обернулась.

– Государь? Что-то случилось? – её выразительный взгляд соблазнял меня, заставляя сердце биться чаще.

Я притянул девушку к себе и стал целовать её сочные бледные губы. Она ответила взаимностью. Я гладил её лицо и шею, скользил крепкими пальцами по бархатному стану. «Катенька! Моя Катерина! Любимая!», – твердил я ей на ушко, на что она отвечала страстными поцелуями.

Я провел в покоях Екатерины всю ночь. Её нежные поглаживания по моему лицу пробудили меня на рассвете. Как отрадно подобное утро! С этой женщиной я чувствую себя счастливым. В её объятиях забываю обо всём.

Покидая её ложе, я поцеловал её, пожелав доброго дня.

– Катеринушка, позволь мне сегодня ночью снова зайти к тебе.

Девушка смущенно искривила губы в улыбке.

– Я буду ждать.

С утра до вечера в этот день я пребывал в блаженном настроении. Мою расслабленность подметил даже Меншиков. Он, конечно, понял, что тут не обошлось без дамы, однако о том, что речь идет о Екатерине он не мог и предположить.

– Пётр Алексеич, я только что получил донесение из Стокгольма. Царевич Александр Имеретинский2727
  Генерал-фельдцейхмейстер.


[Закрыть] взят в плен.

– И он тоже? Да что ж такое!

– Что будем с этим делать, государь?

– Пытайтесь договориться о выдаче. Отправляйте послов. Предлагайте обмен.

– Нам пока не на кого обменивать наших генералов.

– Меншиков, ищи выходы. Этим должен ты заниматься.

– А кого мы назначим на его место? Кто станет генерал-фельдцейхстером?

– У тебя есть на примете люди, достойные этого звания?

– Пётр Алексеевич, что если назначить Якова Вилимовича Брюса?

– Назначай.

Позже у меня состоялся неприятный разговор с сестрой Екатериной.

– Я видела, как ты выходил из её покоев утром, – заявила она с недовольством.

– Ну и что?

– Не хватало ещё, чтобы эта девка снова забеременела.

– Чем она тебе не угодила?

– У нас с роду не было иностранцев, а ты заимел ребенка от латышки, да ещё и лютеранки. Хочешь, чтобы русские Романовы перевелись на Руси?

– Что ты так волнуешься? Наследник престола рожден от русской женщины, а дети от Екатерины никакого отношения к трону иметь не будут.

– Очень все шатко. Тебе нужно побольше законных детей. Плохо, когда только один наследник. Должен быть выбор. Не мне тебе об этом говорить. Ты помнишь, у нашего отца, сколько было сыновей, а представь, если б был только один Федор. Не известно ещё, что бы Софья, дрянь эта, сотворила с Россией. Слава Богу, отец женился во второй раз и ты родился.

– Что бы ты ни говорила, жениться я не собираюсь. Не вижу прелестей брака, одни беды.

– С тобой нет смысла говорить. Латышка твоя до добра не доведет.

– Она крестилась, приняла православное имя, по-русски говорит почти без акцента. От неё уже ничего лифляндского не осталось.

– Будь осторожен, братец, будь осторожен.

Моя сестра слишком любила Евдокию, поэтому теперь она настроена критично по отношению к Екатерине. Анну Монс она тоже не жаловала, но та не попала в немилость со стороны моей семьи, так как детей не рожала.

После ужина я вновь отправился в покои Екатерины. На этот раз она уже ждала меня, прихорошенная, причесанная, приодетая в кружевную сорочку. В полумраке она ещё прекраснее. Здесь все играет на неё. Сияние свеч делает её тонкую кожу золотистой, легкий ветерок, проносящийся с окна, легонько вздымает пряди её черных волос.

– И откуда ты взялась такая, красавица, – сказал я ей.

Она улыбнулась.

– Ты сводишь меня с ума, Катерина.

Не в силах больше терпеть, я прильнул к её пылающим губам. Вихрь блаженства захватил меня так глубоко, что, казалось, вырваться уже не получится. Я потерял над собой контроль, полностью отдавшись в её распоряжение.

Я засыпал, положив голову ей на грудь, такую горячую и мягкую. Она обняла мою голову обеими руками и лежала неподвижно, боясь потревожить мой сон.

– Ты снова уедешь? – грустно спросила она утром.

– Уеду, Катеринушка. Ненадолго. Пока я буду в отъезде, я хочу, чтобы ты выучилась грамоте и лучше освоила русский язык. Тогда мы с тобой сможем переписываться в те моменты, когда мне придется тебя покидать.

– Хорошо, государь. Я все сделаю, как ты хочешь.

– Я уже выписал тебе учителя из Москвы. Он приедет через два дня, и вы начнете занятия.

Я провел в Преображенском ещё неделю. Потом поехал в Москву, чтобы уладить кое-какие государственные дела, затем снова направился на места сражений.

Катерина, как и обещала, прилежно и старательно стала учиться, проводя много времени за бумагами, учась выводить буквы русского алфавита. Потихоньку она овладевала историей России и географией. Через пару недель дотошных учений, она уже самостоятельно написала мне короткое, но весьма трогательное письмо, которое я читал каждый день перед сном до тех пор, пока не получил новое. В её кривые, незатейливые слова каждый раз было вложено столько любви и привязанности.

Алексей все так же взывал устроить ему встречу с горячо любимой матерью, на что только снискал мою злость. Наши отношения становились всё более напряженными. Я утешал себя лишь тем, что он скоро привыкнет к отсутствию матери и перестанет капризничать.

Наталья души не чаяла в нашем с Екатериной ребенке. Она взяла на себя все обязанности по его воспитанию. Отпустив всех нянь, сестра целыми днями и ночами проводит с ребенком и Екатериной. Поначалу Катерина даже ревновала, но увидев, что мальчик тоже привязан к тете, сдалась.

Александр Данилович по обыкновению был всегда подле меня. Мне часто приходили жалобы на его злоупотребления и незаконные дела, но, сколько бы я не разговаривал с ним и как бы жестко я это не делал, он продолжал идти по неверному пути. Став губернатором Петербурга, он стал ещё более тщеславным и жадным.

Несмотря на войну и мелкие неприятности, жизнь казалась мне прекрасной и безмятежной, впервые за долгое время.

Благополучие оборвалось внезапно меньше чем через год. Мною было получено письмо от Анисьи Кирилловны. Женщина писала о том, что Пётр Петрович сильно занемог. Я был растерян. Я в ту же минуту кинулся к лошади и поскакал в Преображенское.

XI
Александр Меншиков

Июнь 1705 года

Я только что приехал в Преображенское. Меня удивило то, что меня встретили все обитатели дома, кроме Екатерины. По поникшим лицам я понял – что-то случилось. Я тут же отправился в комнату Екатерины. Она предстала передо мной в удручающем состоянии. Когда я появился у дверей, девушка никак не отреагировала на это, выражение её лица никоим образом не изменилось. Она сидела на полу, прислонившись к кровати, на которой лежал Пётр Петрович. Ребенок был весь бледен, словно это бы не живой человек, а фарфоровая кукла.

– Господи, Екатерина, – недоумевающий, я подбежал к ней. – Что с ним?

– Лекарь сказал, что это коклюш. Уже три дня он лежит. Ничего не ест, не пьет.

Ребенок испустил истомный кашель. Его глаза открыты только наполовину. Он жалостливо смотрит на мать. Видно, что ему невыносимо больно, но этот годовалый мальчишка даже не может поплакать, потому что обессилен.

– Почему лекарь не лечит его?

– Он сказал, что все бессмысленно.

В её голосе прозвучало столько трагичности.

Сама Екатерина, видимо, тоже все три дня не в состоянии была ни есть, ни пить. Её волосы растрепаны, одежда помята, сама она сильно исхудала.

– Дорогая, ты истощена. Пожалуйста, поешь что-нибудь. Спустись к остальным. Я посижу здесь.

– Уйди, – сказал она.

Я не стал с ней спорить и пытаться как-то успокоить. Её ребенок умирает, а она вынуждена видеть это, не в силах ничего сделать, чтобы его спасти. Малыш гаснет на глазах. С каждой минутой он вдыхает воздух все реже.

В комнате появилась Наталья Алексеевна. Она жестом показала мне, что лучше оставить мать и дитя одних. Я вышел, но не ушел далеко. Остался стоять, прислонившись к стене у дверей комнаты. Я стоял и наблюдал за тем, как женщина страдает, как она умирает вместе со своим маленьким ребенком, ещё не успевшим пожить.

Она взяла младенца на руки и жадно прижала к сердцу. На её красных опухших глазах блестели скорбные слезы. Ребенок потянул свои слабые ручонки к шее матери и в страхе вцепился в неё. Екатерина покрывала голову своего ребенка нежными поцелуями, а тот доживал последние минуты своей недолгой жизни, наслаждаясь теплом материнской любви.

Глаза ребенка закрылись навсегда.

Екатерина рыдала из последних сил. Она отказывалась верить в то, что потеряла сына. Она кричала: «Нет! Нет! Не покидай меня! Господи, лучше забери меня. Умоляю!».

Наталья Алексеевна послала прислугу за священником. Никто не решался войти в злосчастную комнату, где мать прощалась с сыном. Она никого не пускала к себе и ребенку. Спустя полчаса Екатерина все так же сидела на кровати, стиснув малыша в своих руках, ничуть не ослабляя хватку. Меня пугало её состояние, она походила на сумасшедшую. Совсем не моргала, тяжело дышала. Испытывая настоящий ужас, она вытаращила глаза, уставилась в одну точку и застыла.

Нам удалось немного её успокоить. Тело ребенка стали готовить к похоронам. Служитель церкви читал над ним молитвы.

Екатерина вышла на улицу и пошла в сторону поля. Лишенная сил, она просто упала на землю и стала наблюдать за движением облака в небе. В доме воцарилось молчание, слышались только вопли и плач женщин. Один только Алексей Петрович продолжал заниматься своими делами, будто не замечая горечи, царившей в доме. Его чувства не были задеты.

Анисья Кирилловна поспешила изложить все в письме к государю. Он сейчас находится далеко и, конечно, не сможет быстро приехать. Пройдет как минимум две недели. Я попытаюсь хоть немного утешить Екатерину. Не покину её до тех пор, пока здесь не окажется Пётр Алексеевич.

Похороны прошли на следующее утро. Екатерина проплакала всю ночь перед этим и не отходила от тела ребенка ни на шаг: обнимала его, гладила, разговаривала с ним. Она испытала нечто невообразимое.

Во время погребения я был все время рядом с ней. Она пустыми глазами наблюдала за процессом, молча, не шелохнувшись. Но, когда гроб стали предавать земле, она упала на колени и начала звать малыша по имени. Я поднял её, схватив за плечи.

Когда все закончилось, люди разошлись, только Екатерина осталась одиноко замершей рядом с горкой свежей земли. Через два часа я забрал её оттуда, проводил в дом и помог улечься в постель.

– Катерина, отдохни, – говорил я ей, укрывая мягким одеялом.

– Жизнь потеряла всякий смысл, Меншиков, – проплакала она.

– Не смей так говорить. У тебя ещё будут дети. Ради них и стоит жить. Ради будущего. Ради государя, – убеждал я её.

Девушка молчала. Заплаканные глаза быстро погрузились в сон. Она почти не спала несколько дней.

– Спи, дорогая, – прошептал я ей.

Екатерина проснулась к вечеру, когда все ужинали. Она выглядела измотанной, но уже больше похожей на живого человека.

– Поешь с нами, Екатерина, – позвала Наталья Алексеевна.

Екатерина послушно села за стол и принялась понемногу отправлять пищу в рот. Ела она без аппетита, только для того, чтобы её организм не истощился от голода.

После ужина у меня состоялся разговор с Дарьей Арсеньевой. Девушка сидела на скамейке в парке, держа в руках Евангелие.

– Вы увлеклись религиозным чтивом? – я явно застал её врасплох.

– Нет, но в последние пару дней это меня спасало.

– Вы сильно переживаете смерть Петра Петровича? – признаться я удивлен.

Эта девушка всегда просто существовала здесь, среди любовниц государя, не имея к нему никакого отношения. Скромная, простая, она никогда не привлекала к себе ничье внимание.

– Для всех нас эта ситуация стала большой трагедией. Мне жаль Екатерину Алексеевну. Она места себе не находила всю неделю. Я опасаюсь за её здоровье. Оно сильно попортилось после того, что ей пришлось пережить.

– Все случилось так скоро, – сожалел я.

– Мы даже не поняли, откуда у ребенка болезнь. Лекарь сказал, что маленькие дети часто им болеют. У Петра Петровича, к тому же, была тяжелая форма болезни. Он очень мучился.

– Ну, ничего. Время лечит. Екатерина Алексеевна придёт в себя.

– Александр Данилович, могу я задать неуместный вопрос? – пугливо спросила девушка, когда я уже хотел было уходить.

– Задавайте.

– Что Вас связывает с Екатериной Алексеевной? Мне кажется, это не просто дружба…

– С чего Вы взяли, Дарья Михайловна?

– Вы так нежно смотрите на неё, заботитесь. Я давно Вас знаю и никогда не замечала, чтобы Вы к кому-то относились так бережно.

– Вам показалось. Я выполняю просьбу государя. Он настоятельно просил меня приглядеть за ней.

– А что между ними есть какие-либо чувства? Мне казалось, что Пётр Алексеевич не жалует её.

– Не думаю, он просто её жалеет, – меня насторожило то, что она интересуется этим. – Вы столь живо спрашиваете об этом. Неужто Вы, Дарья Михайловна, влюблены в нашего государя?

Девушка мгновенно залилась краской. Она отвернулась от меня.

– Нет, – тихо продолжила она, быстро дыша. – Моему сердцу дорог другой мужчина.

– Имя которого Вы, конечно, не раскроете? – засмеялся я, чтобы разрядить обстановку.

– Я не могу Вам этого сказать, Александр Данилович.

– Зря. Я мог бы замолвить за Вас словечко этому неизвестному молодому человеку. Вы ведь знаете, мое слово довольно авторитетно.

– Я бы предпочла, чтобы он сам меня полюбил и пожелал жениться, а не по Вашему совету стал ухаживать за мной.

– Как хотите. Я думаю, Вам не составит большого труда влюбить в себя любого человека, ведь Вы прелестны, Дарья Михайловна.

– Вы мне льстите. Не так уж я и красива, – с грустью сказала девушка.

– Ни в коем случае. Не стоит себя недооценивать. Вашему избраннику очень повезло, – я пытался её взбодрить, как мог.

На самом деле, я сомневаюсь, что она сможет найти кого-то, кто сможет её полюбить. Лицом она и правда не вышла. У неё очень грубые, почти мужские черты лица. Душой она, конечно, чиста и светла. Но в наше время успех может сопутствовать женщине только в том случае, если она удалась внешне. Мне стало жаль эту несчастную.

Пётр Алексеевич приехал довольно скоро. Екатерина к тому времени немного пришла в себя, начала разговаривать и на её личике стала, хоть и изредка, показываться улыбка. О трагедии никто не говорил, все пытались избегать эту тему.

Когда Екатерина увидела государя, её глаза снова стали наполняться слезами. Она кинулась ему на шею. Он тоже не оставался равнодушным, но старался держать себя в руках, чтобы мать умершего ребенка не погружалась более в ту скорбь, которую она испытывала в первое время после трагичного исхода болезни их малыша. Государь долго обнимал её, проводил рукой по плечам, тем самым успокаивая бедняжку. Спустя некоторое время все мы отправились к месту погребения. Петру Алексеевичу все же не удалось сдерживать себя, и он заплакал, припав к надгробной табличке.

– Прости меня, прости, государь, – твердила Екатерина, усевшись рядом с ним. – Не сберегла нашего сына. Прости.

Государь поцеловал руку девушки, прижал ладонь к её лицу, затем добавил: «Катеринушка, подари мне ещё ребенка. Подари мне ещё много детей».

Все были не на шутку удивлены. Алексей, почувствовав себя преданным отцом, убежал в дом. Наталья Алексеевна ушла вслед за ним.

В голову мне тут же ударила мысль, что та самая женщина, в которую государь влюблен – это Екатерина. Он в неё влюблен. Влюблен. Как же так? Только сейчас я стал понимать все то, что произошло. Я оказался слаб. Мой лучший друг, почти брат, увел у меня из-под носа любимую женщину, а я все это время не понимал ничего, я думал, что он воспользовался ею, что она нужна была ему лишь на одну ночь. Я не внял его словам, когда он говорил, что она ему понравилась. Почему я допустил это? Почему не удержал её? Как я себя ненавижу. Теперь, когда он обнимает её, просит стать матерью его детей, во мне просыпается неистовой силы ревность. Как я мог быть так слеп? Их отношения начались давно, а я не замечал этого. Мне было спокойно, когда Екатерина просто жила здесь, сосланная государем за своей ненужностью. А сейчас она его женщина. Она принадлежит ему. В эту секунду я испытал самые противоречивые чувства. С одной стороны, я безмерно предан своему другу, люблю его как близкого человека. С другой, пылаю к нему лютой ненавистью, неприязнью, какую только может испытывать человек. Я обманут. Моя покорность своему царю сыграла со мной злейшую шутку. Из-за своей ошибки я вынужден наблюдать за тем, как моя любимая утопает в объятиях другого мужчины. Я поступил с ней подло. Я много раз пожалел о том, что отверг её после того, как узнал о её беременности. О том, что не согласился пойти на преступление и принять ребенка государя как своего. Я не понимал своей любви к ней. Мои чувства казались мне просто симпатией, ничем больше. Я осознал, что люблю её лишь во время последнего сражения, в тот момент, когда на меня летела сабля врага. Тогда, когда я уже готов был принять героическую смерть на поле боя. И единственной, о ком я думал в этот момент, была моя Марта, моя нежная, ласковая, добрая Марта. О той, с которой я был так счастлив и которую я так легко смог отдать своему другу. Мне некого винить, кроме самого себя.

XII
Екатерина Михайлова

Сентябрь 1705 года

Господи, за что ты посылаешь мне испытание за испытанием? Это кара за мои грехи? За что мне такие муки? Я обессилена.

После смерти моего ребенка прошло уже три месяца, на душе все не утихает тоска. Государь очень помог мне справиться с болью утраты. Несмотря на то, что и ему было очень плохо, он позволил себе заплакать при мне лишь однажды, когда впервые оказался у надгробия сына. Пётр Алексеевич не отходил от меня ни на шаг. Смерть сына сильно сблизила нас. Государь даже переселил меня в свои покои. Мы стали жить вместе.

Естественно, чем больше мы становились неразлучны с царём, тем сильнее от меня отдалялся его сын, Алексей, с которым у меня до недавнего времени складывались весьма дружеские отношения. Теперь для мальчика я стала ещё большим врагом, чем все остальные любовницы государя, потому что его отец теперь погрузился в наши отношения с головой. Все мои попытки поговорить с Алексеем оказывались провальными. Он не желал слушать меня. Бедный юноша. Он считает, что предан всеми. В какой-то степени все так и есть. С другой стороны, я начинаю понимать, почему его отец не может наладить с ним отношения. Алексей слишком упрям и капризен. Его учителя то и дело жалуются на его непослушание. В то время как государь пытается вырастить сына достойной заменой себе со всеми реформаторскими склонностями, современным взглядом на жизнь, так присущими ему самому, Алексей не видит смысла в подобной деятельности и наотрез отказывается принимать это.

Ещё до отъезда государя на войну, где его ожидала серьезная битва у стен Петербурга, я узнала о своей второй беременности. Государь был очень рад узнать эту новость. Уезжая, он велел мне писать ему письма так часто, как я смогу.

Беременность стала для меня спасением от окончательного утопления в дне безутешного горя. Появилась надежда на то, что я все же смогу осчастливить государя рождением ещё одного ребенка. В разговоре он обмолвился мне, что мечтает о дочери. Ему хочется нянчиться с крошкой, которая будет бегать в нарядном платьице, заряжая всех вокруг своей девичьей жизнерадостностью.

– Когда родится ребёнок, я перевезу вас в свой дом. В тёплое время года будем жить в летнем домике, в холодное – в зимнем. Я построил эти дома для себя, чтобы отдыхать в перерывах между сражениями. Я хочу, чтобы в эти моменты мы были только одни, – говорил Пётр Алексеевич, седлая своего коня. – Если сын родится, величайте Павлушей, если же дочь, то в честь матери, Екатериною.

– Зачем же в честь меня, государь?

– Сына ведь назвали в мою честь, значит дочь в твою назовем.

Жизнь без государя снова стала обыденной и безликой. Стало ясно, что я люблю этого мужчину. Теперь я не могу представить свою жизнь без него. Хочется верить, что он испытывает такие же чувства ко мне, хотя в глубине души я понимаю всю глупость подобных мыслей. Такой человек как он не может принадлежать одному человеку.

Меншиков уехал вслед за государем. Вмиг на душе стало совсем одиноко и тоскливо. Наши отношения с Александром Даниловичем стали более теплыми, чем раньше. Для меня стало большой неожиданностью то, что он поддержал меня в тяжелое время, он был действительно очень заботлив. Такой, как тогда, когда мы жили вместе. Как давно это было. Невольно я улыбнулась, вспомнив те времена. Я была совсем ребенком, наивной, доверчивой девчонкой. Сейчас я чувствую себя намного мудрее. За два года все значительно поменялось в моей жизни. Тогда я слишком идеализировала Меншикова, мечтала о счастливой жизни с ним, наивно полагала, что он моя судьба. При первой встрече с Петром я возненавидела его, он казался мне таким диким, ужасным человеком, не способным на что-то хорошее. Теперь же я люблю его. На Меншикова я долго сердилась, но теперь простила. Он, конечно, поступил плохо, бросил меня на произвол судьбы в тяжелом положении. Мое мнение о нем поменялось, когда он до приезда государя в Преображенское проводил со мной все время, утешая и поддерживая меня. Поступок поистине мужественный.

Время без государя словно останавливалось. Меня мучала скука, я не знала, куда себя день, чем заняться. Единственное что я делала с большой радостью, так это писала письма Петру Алексеевичу и с нетерпением ждала ответа на них. Переписка сложилась весьма многообразной. Государь присылал мне не только бумажные весточки, но и всяческие дорогие подарки. В основном я получала заграничные сладости, украшения, иногда платья, зеркала, даже роскошные вазы с удивительной росписью. Взамен я посылала государю по его просьбе пиво, водку, соленые огурцы и ягоды. Петру Алексеевичу очень не хватало всех этих вкусностей вдалеке от родины.

Большой удачей стало серьезное увлечение Натальи Алексеевны театральным искусством. Будучи весьма талантливой на литературном поприще, она периодически закрывалась у себя в комнате на несколько часов, а выходила уже с готовой пьесой. Зал её дома полностью пришлось переоформить на новый лад, царевна изволила устроить здесь настоящий домашний театр. Пока не стала совсем беспомощной из-за своей беременности, я старалась помогать в этом занятном деле хозяйке дома. Вообще все, кто здесь жил, внесли немалый вклад в этот театр. На меня царевна возложила обязанности по украшению зала различными, необходимыми театру элементами. Даже слуги не остались без дела. Наталья Алексеевна сделала из них актеров. Новое занятие приводило крестьян в восторг: их жалованье увеличилось вдвое, а тяжелой работы по хозяйству стало меньше.

Лекари не оставляли меня без внимания. Они тщательно осматривали меня два раза в неделю, чтобы убедиться в моем здоровье. Когда мой живот начал округляться, они в один голос стали твердить, что под сердцем я ношу девочку.

– Как вы это определяете? – интересовалась Дарья Михайловна.

– Вот смотрите, – отвечали они, указывая на мое пузо. —Брюхо у Екатерины Алексеевны массивное, расплывчатое, упирается влево. Это значит родится девочка.

В этот период я сильно сблизилась с Анисьей Кирилловной, несмотря на то, что Алексей выдал мне её секрет, о том, что она была любовницей Петра Алексеевича. Об этом мы с ней все-таки говорили, и не раз. Она, конечно, поначалу тоже не особо любила меня, её раздражало мое присутствие, но вскоре мы стали неразлучны. Я очень благодарна ей за искренность. Характер Анисьи очень сложный, она капризна и надменна, но в её словах всегда звучит правда. Она не лжет никогда. Зачастую она говорит довольно обидные вещи, но на неё невозможно сердиться, ведь в глубине души понимаешь, что она говорит не из корысти.

Наша с ней дружба началась с довольно неожиданного разговора. Так вышло, что за чашкой чая после полудня мы оказались в саду одни. Сначала она долго пронзала меня испепеляющим взглядом, а потом резко бросила:

– Не понимаю, как он мог тобой заинтересоваться. Ты не красива, в тебе нет ничего, что могло бы привлечь мужчину в женщине. Да и умом ты не блещешь.

– Почему ты думаешь, что я смогла его привлечь? Он спит не только со мной, но и с другими женщинами, тебе ли не знать об этом.

– Нет, ты его привлекла. Как это ни прискорбно, смею даже предполагать, что у него есть к тебе чувства.

– Александр Данилович говорил, что государь не из тех, кто влюбляется, – сказала я с грустью.

– Верно, нашего царя дела сердечные мало интересуют. Хотя знаешь, Анну Монс он боготворил. Не знаю, можно ли назвать это любовью, но их связь длилась ни много, ни мало десять лет. Согласись это большой срок. Не каждый мужчина будет с одной женщиной в течение такого времени.

– Мне-то уж точно далеко до неё.

– Не говори так. На самом деле, ты мне нравишься куда больше, чем эта потаскуха.

– Ты ведь сама только что сокрушалась тому, что государь обратил на меня внимание.

– Я не сокрушаюсь. Я удивляюсь. Петру Алексеевичу всегда нравились прелестницы, а ты, будем честны, далека от идеала. Но ты молодец. Я восхищаюсь тобой и немного завидую. Ты первая женщина, от которой он захотел иметь ребенка. Я долго пыталась его влюбить в себя. Он провел в моей постели много ночей, но красоты тела и умения доставить удовольствие мужчине оказалось недостаточным для того, чтобы привязать его к себе. Между вами есть какая-то связь, очень тонкая. Вы чувствуете друг друга, да? Я наблюдала и заметила, у вас всегда одинаковые настроения. Он грустит, и ты ходишь поникшей. Он весел – ты смеёшься. Он задумчив – ты вместе с ним. Думаю, дело в этом. К тому же, ты умеешь говорить с ним, вести задушевные разговоры. Как бы ты ненароком не стала злейшим врагом Меншикова. Будь осторожна. Ведь до твоего появления самым близким человеком для государя был Александр Данилович. А теперь, представь, Пётр Алексеевич находит в тебе то, что раньше черпал только в своем друге. Поэтому советую держаться от него подальше. Он не так прост, как кажется. Меншиков расчетлив и не любит соперников. А в этой борьбе у тебя нет шансов. Он силен. Ему не получится противостоять. Но не забывай, что у тебя скоро будет главное оружие, держись за него, – она посмотрела на мой живот.

– Я не собираюсь враждовать с Меншиковым, Анисья. Он очень добр ко мне. Вспомни, как он опекал меня, когда не стало Петеньки.

– Я не говорю, что он опасен. Но на всякий случай будь начеку. Если честно, мы все были в изумлении, наблюдая за тем, как Меншиков носится с тобой. Это совершенно не свойственно ему. Он никогда ни за кем ни ухаживает. Его не заботит ничего, кроме своей шкуры.

– Не верю. Александр Данилович создает впечатление весьма приличного человека.

Говоря это, я запнулась. Вероятно, не стоило так защищать его, особенно зная, что он не так безупречен. Я все ещё не забыла о том, что он поступил со мной подло. Анисья Кирилловна, конечно, не могла не заметить неуверенности в моем голосе, когда я заступалась за Меншикова.

– Хорошо. Не буду портить твое представление о нем. Может быть, я ошибаюсь.

После этого разговора наши беседы становились частым явлением.

Зато с Алексеем мы перестали общаться вовсе. Его глубокая обида понятна мне. На его месте я бы тоже испытывала ненависть к самой себе. Наталья Алексеевна делала попытки сблизить нас, но юноша был непреклонен. Иногда капризничая, он демонстративно отказывался садиться со мной за один стол.

Зима все близилась, а значит, приближался момент родов. В этот раз я не так сильно волновалась перед важным событием, как в первый. За несколько дней до родов, лекарь запретил мне выходить на стужу. В соседней комнате круглосуточно дежурила повитуха. Её не отпускали домой даже на часок, опасаясь того, что роды могут начаться, когда она уйдет.

Воды отошли ночью, когда весь дом спал. На мой крик о помощи в комнату быстро вбежали все нужные люди. Я родила довольно быстро и без особых усилий. Наутро я уже лежала на кровати с новорожденной малышкой на руках.

Я не позволила никому извещать государя о рождении дочери. Мне безумно хотелось сделать это самой. Перо так быстро двигалось по бумаге, что я даже не заметила, как в одну минуту настрочила радостное сообщение.

«Милостивому нашему батюшке, государю Петру Алексеевичу Романову. Да сохранит господь Бог Твое здравие на многие лета.

Хочу известить Тебя о рождении дочери. Как и договаривались, назовем её Екатериною.

Прошу, батюшка, порадуй нас своим письмом, мы с дочерью желаем знать о Твоем самочувствии и делах на войне.

Изволь порадовать нас своею милостью, ибо молитвами Твоими мы в добром здравии.

Молю, не учини нас в забвенье, приезжай как можно скорее.

С любовью, Екатерина Алексеевна Михайлова»

Ответное письмо государя не заставило себя ждать. Я получила его спустя две недели. Он пишет, что выедет так скоро, как это позволит ему обстановка на боевом поле. Так же он добавляет, что дал указание подготовить к нашему приезду зимний домик в Петербурге, куда мы незамедлительно отправимся по приезду Петра Алексеевича.