Текст книги "Екатерина I: от прачки до самодержицы"

XIII
Пётр Романов

Январь 1706 года.

Сегодня утром я получил весточку от моей Катерины, содержание которой не могло меня не порадовать. Рождение дочери стало для меня единственной приятной новостью за последнее время.

Череда неудач на войне продолжалась до сентября. Тогда польский король, курфюрст Саксонии, вынужден был отречься от престола и подписать под Лейпцигом мир с Карлом XII. Это означало полный разрыв союзнических отношений с Россией. К сожалению, Август оказался не тем сильным, неустрашимым воином, каким я его считал. На войне он проявил себя как неудавшийся полководец. В самом начале кампании он был атакован шведами, хотя затем его дела малость улучшились, все же он вышел проигравшим на этом поприще.

Наши дела стали приходить в норму после разгрома Александром Даниловичем в союзе с саксонскими войсками шведов и поляков под Калишем уже в октябре месяце.

Ещё одна неприятность – из Москвы мне пришло донесение о том, что Анна Монс устраивает истерики Ромодановскому, она требует позволить ей увидеться со мной, когда я приеду. По словам Федора Юрьевича, женщина жалеет о случившемся между нами разладе, причиной которой стала её измена, и хочет возобновить со мной близкие отношения. Он приложил к своему донесению её письма, в которых она клянется в любви ко мне и просит прощения, а также просит помочь ей с её финансовыми трудностями, иначе она рискует остаться без жилья. Эти письма привели меня в ярость. Как смеет эта девица так себя вести? Она откровенно подчеркивает свои нечистые помыслы. Весной я уже пошел к ней на встречу, позволив бывать в лютеранской церкви. У меня давно не было припадков конвульсии, но после прочтения этих писем, мое состояние резко изменилось. Началась сильная одышка, я не мог вдыхать воздух в полную грудь. Из горла у меня вырвался звериный рык. В мой шатер вбежали трое солдат. Они попытались усадить меня на стул, но я одним движением руки оттолкнул их всех от себя. Хилые солдаты развалились на полу, потрясенные от удивления и страха. Они выбежали на улицу и позвали поручика Якова Брюса. Его попытки привести меня в чувство так же не увенчались успехом. Я схватился за голову. Звон в ушах приносил мне неимоверные страдания. Эта жгучая боль, словно пылающий огонь быстро распространялась на все тело. Брюс держал меня за плечи, он попросил одного из солдат помочь ему уложить меня в постель, а другого послал за лекарем. Совершенно себя не контролируя, я бесился, дергался, не давал никому ничего со мной делать. Внезапно мой жесткий кулак прилетел в затылок самому молодому из солдат. Юноша упал на землю замертво. Он не двигался. Я не сразу понял, что убил его, продолжая корчиться от конвульсии.

– Он проснулся!

– Принесите воды!

– Ему нужно поменять мундир, этот весь мокрый! – вокруг все кричали, метались из угла в угол.

Я долго не мог прийти в себя. Только, когда я полностью очнулся, мой разум стал проясняться. Я находился в горизонтальном положении. Мне помогли подняться, снять мундир, пропитанный холодным потом, дали кувшин с водой.

– Ваше Высочество, Вы всех нас перепугали, – говорил Брюс. – У Вас снова случился приступ.

– Сколько часов я спал?

– Около пяти. Вы что-нибудь помните, Пётр Алексеевич?

– Ничего. Помню, что читал донесение Ромодановского, потом все размыто.

Я вышел наружу. Недалеко от шатра лежала фигура человека, прикрытая черным полотном.

– Кто умер? – спросил я.

– Вы замахнулись на этого солдата. Бедолага получил смертельный удар и скончался.

Я был в ужасе. Никогда ещё моя судорожная болезнь не приводили к трагическим последствиям.

– Господи, – произнес я. – Как его звали?

– Иваном. Жалко парня. Совсем молодой был. Всего шестнадцать лет. Ушел на войну добровольцем, чтобы суметь прокормить свою престарелую одинокую мать.

Я приоткрыл ткань. Перед глазами предстало бездыханное тело совсем ещё ребенка. Я сразу вспомнил о своем сыне, чей возраст близок к возрасту этого солдата. На глаза подступили горькие слезы. Я поспешил уйти от этого места, дабы не показывать остальным свою слабость.

Я признателен Брюсу за его помощь мне в последнее время. Пока я находился в этом лагере, он не раз оказывал мне содействие в различных делах. Его склонность умело вести дела ведет его к успеху. Меня прельщает его услужливость. Поработав с ним несколько месяцев, я понял, что Меншиков не ошибся в его назначении. Некоторое время Яков Вилимович занимался руководством Новгородским приказом, где успешно справлялся с обеспечением армии Шереметева снарядами. Впервые я имел счастье познакомиться с ним во время осады Ниеншанца. Тогда он произвел на меня впечатление сильного и умного человека. Я лично высылал ему приглашение на участие в закладке Петербурга. Его назначение на должность генерал-фельдцейхмейстера оказалось весьма полезным. Он сражался за Нарву, Ивангород, принял на себя командование артиллерией в польской войне. Под руководством Меншикова Брюс воевал и под Калишем.

Я отправился в Преображенское сразу после очередной битвы. Я застал всех в парке возле дома, катающимися на коньках. Екатерина держалась на льду так, словно всю жизнь только этим занимается. Наталья в отличие от неё передвигалась по льду не очень хорошо, она не падала только потому что за ней следовал крестьянский мальчишка и помогал ей поддерживать равновесие. Анисья сидела на скамейке рядом с ледяной площадкой, попивая горячий чай и грея руки о струи пара, исходящего от чашки. Алексей играл в снежки с сестрами Меншикова.

Я не сразу показался им на глаза. Укрывшись за высокой елью, я наблюдал за моей Екатериной. Она так грациозно перекатывалась с одной ноги на другую, делая красивые обороты вокруг себя. Кажется, неожиданно даже для себя она резко подпрыгнула, но её правая нога подкосилась, и она упала на неровный лед прямо на бедро. Она вскрикнула от боли. Я подбежал к ней в ту же секунду и схватил на руки. Женщина тут же забыла о падении: обрадовалась, засмеялась, обняла меня.

– Катеринушка, родная моя, здравствуй, – прошептал я ей на ушко, прижавшись к нему губами.

– Государь, ты приехал, – твердила она, улыбаясь. – Наконец-то. Дождалась… Дождалась.

– Я очень скучал. Ты мне снилась каждый день.

– И ты, и ты мне снились.

Ко мне подбежала сестра. Она поприветствовала меня и как всегда ласково обняла. Остальные тоже подошли ко мне и сделали поклон.

– Покажите дочку. Не могу дождаться, – попросил я.

– Пойдем, Пётр Алексеич. Она спит сейчас, – ответила Екатерина.

Она нежно взяла меня за руку и повела за собой в дом.

Вот она. Моя дочь. Моя милая, долгожданная дочь. Она спит, запрокинув маленькие ручонки к головке. В тишине слышно, как она сопит. Это самый приятный звук, который только может услышать человек. Это то самое, ради чего стоит жить, ради чего стоит воевать, не сдаваться. Это смысл жизни. Она и её мать. Две Катерины. Две женщины, без которых я не смогу больше обойтись.

XIV
Екатерина Михайлова

Январь 1706 года

Я очень рада, что снова оказалась рядом с любимым. Он привез много подарков из заграницы, большинство из которых для малышки. Государь целый день по приезду не отходил от кроватки дочки, то играя с ней, то наблюдая за тем, как я кормлю её, то просто нося её на руках.

– Как только за окном потеплеет, мы уедем в новый город, – заявил Пётр Алексеевич, когда мы оба, проснувшись утром, лежали на кровати, не желая подниматься. – Будь к этому готова.

– С тобой я поеду хоть на край света, государь. Я готова следовать за тобой всегда и везде. Не могу поверить в это. Я не могла тебя терпеть после той ночи, когда ты просто использовал меня, когда ты принудил меня провести с тобой ночь. Как давно это было. А теперь, поверить только, я на все ради тебя готова. Я полюбила тебя. Я очень сильно тебя люблю.

– Екатерина, я ведь не использовал тебя тогда, даже не думал использовать. Ты понравилась мне сразу же, как только я увидел тебя. Весь вечер, пока я беседовал с Меншиковым, ты не выходила у меня из головы. Мне запали в душу твои выразительные глаза, страстные уста, пышные волосы, упругая грудь. Ты была совершенством. Я был поражен тем, что меня сразила такая юная девушка, неопытная, неискушенная в любви, противоположная всем тем женщинам, которые нравились мне раньше. Я уберег тебя от Меншикова, поверь мне. Он не смог бы сделать тебя счастливой, не был бы с тобой. На тот момент ты ему уже начала надоедать. А после того, как ты стала моей женщиной, он был вынужден отказаться от тебя. То, что ты попала к Наталье – это лучшее, что могло с тобой произойти, это твое спасение, иначе он скоро бросил бы тебя. Я не мог допустить, чтобы ты осталась опозоренной и брошенной, никому не нужной. Ты бы пропала, если бы осталась с Меншиковым.

– Не будем об этом вспоминать. Дело минувшее, не хочу о нем вспоминать. Главное, что теперь у нас все хорошо. Я очень счастлива с тобой.

– Я тоже безмерно счастлив с тобой, моя дорогая. Ты спасла меня от одиночества. Я думал было, что радость никогда больше не постучится ко мне в окно, но совершенно неожиданно в моей жизни появилась ты и все перевернула. Ты сменила мои мрачные мысли на добротные. Ты даришь мне столько нежности, сколько не смогла бы дать дюжина красавиц. Мне нравится в тебе все, Екатерина: твой вздернутый нос, маленькие глаза, низкий рост, даже твоя манера говорить вызывает во мне бурю эмоций.

– А я полюбила тебя за твое мужество. На моем пути всегда оказывались лишь слабые, трусливые мужчины, не способные на поступки, не умеющие любить женщину. А ты такой сильный, властный, настоящий мужчина. За тобой я как за каменной стеной. Только с тобой я чувствую себя в безопасности и не боюсь будущего. Мне спокойно.

Государь обнял меня, поцеловал, легко поднял на руки, словно я была маленьким беззащитным зверьком. Он отнес меня в свои покои и аккуратно уложил на мягкую кровать. Сам он снял с себя всю одежду, затем помог мне раздеться и лег рядом. Ночь обещает быть сладкой, упоительной, полной любви и ласки. Мы оба желали, чтобы она не кончалась никогда. Такое блаженство находиться в объятиях любимого человека, особенно, когда наши встречи так редки. Пётр Алексеевич покрывал мое тело горячими поцелуями, мне казалось, что я плавилась от удовольствия. Какой страстный мужчина. Он может всего за одну такую ночь осчастливить на всю жизнь любую женщину, да он умеет доставить блаженство, но именно меня он возвысил среди прочих. Именно я надолго поселилась в его мыслях. Мне, конечно, льстило внимание русского царя. Этого я не могу отрицать. Но в то же время я не считаю это греховным, ведь я действительно его люблю, я не пользуюсь положением фаворитки, чтобы обогатиться или оказаться в центре внимания. Нет. Вовсе нет. Я лишь женщина, которую полюбил великий человек. Я люблю его больше жизни. И будь он простым крепостным, я бы все-равно его обожала и боготворила. Мой любимый – именно тот мужчина, которому хочется полностью подчиниться, отдать себя без остатка, принадлежать только ему. Когда он рядом, я забываю обо всем. И только утреннее солнце пробуждает меня не только ото сна, но и от того самого заветного ощущения, в которое я погружаюсь, когда остаюсь наедине с государем. Я не знала, что можно вот так любить. Это неописуемое чувство, когда ты понимаешь, что жизнь другого человека для тебя куда дороже, чем своя собственная, и ты, не размышляя, отдашь её ради любимого. Когда ты хочешь дарить много детей этому человеку, потому что он их любит. Ты готов стерпеть эту боль ради его улыбки. Вот такую любовь я испытала. И даже если государь разлюбит меня когда-нибудь, я не буду плакать и страдать, я буду счастлива от того, что мне довелось почувствовать это, пройти через любовь. Это значит, я прожила жизнь не зря.

Апрель 1706 года

По весне мы поселились в Санкт-Петербурхе, в небольшом, но уютном доме. Это было деревянное одноэтажное здание, вмещающее в себя не больше трех десятков человек. Оно обустроено совершенно по-простому, не так как дворец Натальи Алексеевны.

Наша жизнь особо не изменилась. Государь велел следовать за нами Анисье Кирилловне, Варваре Михайловне и её сестре, Дарье. Эти женщины должны были помогать мне во всем. Вскоре из Пруссии государь выписал для меня камер-юнгферу2828
  Девушка, помогающая хозяйке одеваться, делать прическу.


[Закрыть], молодую девушку, способную произнести по-русски лишь пару-тройку слов.

Мы зажили как настоящая семья. Государь стал для меня самым близким человеком. Наша жизнь наконец-то стала такой, о какой я мечтала все эти годы, пока находилась под присмотром Натальи Алексеевны. Теперь же я сама хозяйка дома. Пётр Алексеевич позволил мне самой всем распоряжаться. В моем ведении находилась сотня душ крепостных. Сам царь практически все время проводил в своем рабочем кабинете, где планировал дальнейшее наступление русской армии на север, пока у нас появилось преимущество. Нельзя терять эту возможность. Одновременно с войной мысли государя занимали дела политические. Сидя за своим столом, он придумывал новые акты, а по вечерам к нам частенько заезжали знатные господа, с которыми Пётр Алексеевич делился новыми задумками, и потом вместе они решали, стоит ли эти задумки осуществлять.

Моя энергия и время уходили на менее значимые преобразования. Мало-помалу я обставляла дом, украшала его, создавала в нем уют. Вскоре наша небольшая обитель стала местом посещения многих дам и господ. Многие из них останавливались у нас на весьма долгое время. Единственным, кто наотрез отказывался нанести нам визит, был Алексей Петрович. Посему государь принял твердое решение заняться образованием юного наследника. Он написал письмо к Никифору Вяземскому, в котором определял его воспитателем царевича. Государь выразил свое желание видеть в скором времени в своем сыне высокообразованного человека.

Ноябрь 1706 года

Одним прекрасным утром, Пётр Алексеевич пробудил меня на рассвете, не дав досмотреть интересный сон, складывающийся под впечатлением о жизни на новом месте. Приняв утреннюю трапезу, мы сели на карету, которая уже ожидала нас у входа в дом, и отправились куда-то медленным темпом.

– Куда мы едем? – не сдержалась я.

– Скоро увидишь. А пока не пытайся ничего узнать, все равно не скажу.

На улицах не было никого, кроме строителей города, которые из последних сил работали, голодные и обескровленные. Они ввергали меня в ужас. Я протянула одному бедолаге кусочек пряника, который я всегда ношу с собой на случай, если внезапно проголодаюсь. Несчастный выхватил из моих рук сладость и тут же проглотил её, даже не прожевывая. Его глаза прослезились. Он ещё долго шёл за нашей каретой, вознося на меня слова благодарности. Пётр Алексеевич спокойно отнесся к этому действу. Он смотрел на этих людей с безразличием и с некоторой неприязнью.

– Почему вы не кормите их? Они же умрут с голоду, – возмутилась я.

– Они наши враги. Те, кто сражался на стороне Карла и его сторонников. Они не заслуживают хорошего отношения. Представь, что тот, кому ты сейчас отдала свой пряник, некоторое время назад безжалостно убивал русских солдат. Он не жалел их так, как его сейчас жалеешь ты. Наши крестьяне делают свое дело в совершенно других условиях. Их кормят трижды в день, на обед дают мясо, а после рабочего дня каждый из них получает по стакану водки. Так что, они не жалуются.

– Но эти пленные будут работать гораздо лучше, если будут сыты и обуты.

– Мы даем им ровно столько, сколько хватает им, чтобы поддерживать жизнь. Они уведомлены о том, что те, кто будут выполнять свою работу на совесть, будут отпущены на волю. Поэтому каждый из них трудится до потери пульса.

– Ты жесток, государь, – грустно заметила я.

– Иначе бы меня не звали «Великим», дорогая. Мягкосердешный монарх не смог бы построить город, да ещё и там, где его в принципе не может быть.

Дальше мы ехали молча. Кучер остановил лошадей на каком-то пустыре. Вокруг полным ходом шли строительные работы: новые постройки напомнили мне о Мариенбурге, новый город не был похож на Москву, он больше походил на современный европейский центр. Торговцы уже вплотную занялись обустройством своих лавок, верхние этажи которых ещё достраивались. Мы вышли из кареты. Перед нами открылся великолепный вид на красочный пейзаж Санкт-Петербурха.

– Посмотри туда, – прервал мои восхищения природой этих мест государь, указывая на строящееся здание.

– Как красиво. Что это будет?

– Это будет твой дом. Мой подарок для любимой женщины.

– Мой дом? О чем ты говоришь? – удивленно спросила я.

Вероятно, государь подшучивает надо мной.

– Здесь ты будешь полноправной хозяйкой. Это будет твое личное имение. Здесь ты будешь ждать меня с нашими будущим детьми из походов и сражений, отсюда будешь отныне слать мне свои письма.

От безмерной радости мои глаза наполнили влагой. Государь взял мою руку и повел за собой к домику.

– Здравстуй, Браунштейн! – Пётр отозвал руководящего строителями человека.

Мужчины стали говорить на немецком языке.

– Ну как наше имение? Скоро оно будет готово?

– Ваше Величество, дом находится на стадии завершения. Через две недели его можно будет украшать изнутри. Сегодня закончим с фасадом.

– Прекрасно. Не будем тянуть время. Как только строители уйдут, начнем наполнять дом мебелью. Вот, познакомься, это Екатерина Алексеевна, этот дом будет принадлежать ей. В дальнейшем тебе придется с ней согласовывать обустройство имения.

Молодой немец сделал низкий поклон передо мной и поцеловал мою руку.

– Прекрасная фрау, рад нашей встрече!

– Я тоже счастлива нашему знакомству.

– Скажите, Екатерина Алексеевна, каким Вы хотите видеть парк у вашего дома?

Я оглянулась вокруг себя, отошла чуть в сторону и, немного поразмыслив, ответила.

– Вот здесь, на пруду должно быть много фонтанов. Хочу садик с множеством экзотических цветов, чтобы я могла их видеть, как только выйду на террасу. Хочу большой огород, буду сама все выращивать.

– Катеринушка, тебе не помешает ещё конюшня, – добавил государь.

– Я не умею сидеть на лошади, – засмущалась я.

– Не беда. Я научу.

– В таком случае, господин Браунштейн, сделайте ещё конюшню.

– Екатерина Алексеевна, у нас, в Европе, принято при дворцовых имениях иметь зверинцы для развода охотничьих собак. Вы увлекаетесь охотой?

– Екатерина Алексеевна ещё не знакома со всеми прелестями придворной жизни, но зверинец нам понадобиться, ведь я часто бываю на охоте, значит и она пристрастится, – не дождавшись пока я отвечу, сказал Пётр Алексеевич.

– Я Вас понял, Ваше Величество.

Мы решили пройтись по парку. Мы разговаривали, веселились, делились впечатлениями от нового здания. Когда государь оказался впереди меня, я набрала в руку большой комок снега, скатала из него шарик и кинула в Петра. Снежок прилетел ему прямо на затылок. Он резко обернулся от неожиданности, скорчил злорадную улыбку и тоже принялся лепить снежный снаряд. Я стала стремительно убегать от него прочь. На удачу мне попалось широкое дерево, и я укрылась за ним. Пётр, конечно, быстро нагнал меня, поэтому мне пришлось активно увиливать от его снежных атак. Государь повалил меня на снег и сам упал рядом со мной. Он прижал меня к себе, рукой закрыл мне лицо от снега, и мы покатились вниз по склону. Мы долго переваливались из горки в горку. Когда, наконец, остановились, государь поцеловал меня страстно в губы. Несколько секунд мы просто лежали и смотрели друг на друга.

– Катерина, выходи за меня замуж, – неожиданно прошептал государь.

– Что ты такое говоришь? – от волнения я еле вымолвила.

Дыхание перехватило.

– Я прошу тебя стать моей законной женою. Я люблю тебя и хочу всегда быть рядом с тобой.

– Министры не позволят тебе этого сделать.

– Мне никто не запретит. Я царь. Самодержец. Единоличный правитель. И я женюсь на тебе. А кто будет недоволен, того под топор палача.

– Государь, ведь мы оба не разведены. Ты состоишь ещё в браке с Евдокией, а я с Иоганном.

– За это не переживай. Я разведусь в скором времени, а тебя признаем вдовой. Ты ещё не ответила мне. Хочешь быть моей законной супругой?

– Хочу, Петенька, очень хочу. Я и мечтать об этом не могла. Согласна я быть твоей женой. Тебе и спрашивать не стоило. Знаешь, что моя любовь к тебе бесконечна.

XV
Александр Меншиков

Декабрь 1706 года

Я наконец-то возвращаюсь в Санкт-Петербурх после тяжелой битвы под Калишем. Бой начинался плохо изначально. Русская армия уступала вражеской во всем, начиная от уровня подготовки, заканчивая численностью армии. В течение первых трех часов битвы мои солдаты только оборонялись, не решаясь взять инициативу в свои руки. В момент, когда, казалось, мое войско уже собирается сдаваться, я понял, что не могу вернуться к государю и объявить, что проиграл эту битву. Он не простит мне этого. Не задумываясь, я ринулся в бой, ломая голос от громких призывов идти на врага. Благо солдаты меня послушали, несмотря на то, что у нас мало шансов победить в этом сражении. В этот момент я гордился силой духа русского народа. Среди солдат очень много юношей, ещё не окрепших ни физически, ни морально. Они не понимают, за что погибают и все же идут на сильнейшего врага, не имея даже надежды выжить. Я полагал, что если мои действия усилят чувство патриотизма среди них, значит, я вернусь домой со спокойной душой, а если я погибну здесь смертью героя, сражавшегося до последней минуты, тоже неплохо. Моя жизнь потеряла для меня смысл, когда я лишился единственного человека, ради которого я стремился бы вернуться домой. Когда надо мной свистели пули, в мыслях у меня был образ Екатерины. Он поддерживал меня, не давая сдаться в такую минуту. И я выдержал. Я остался жив. Все ещё не перестаю удивляться этому. Значит, я ещё нужен на этой земле. Мне есть, зачем жить. Иначе господь забрал бы меня с превеликой радостью, такого грешного и недостойного высшего подарка – жизни. Мое место в аду. Я не боюсь смерти, скорее даже рад был бы обрести вечный покой, потому что жизнь в этом мире совсем не радует меня, я уже давно потерял интерес к ней. Это плата, которую я заплатил когда-то давно за то, чтобы добиться роскошной жизни подле государя, за власть, за возможность не зависеть ни от кого, а самому распоряжаться жизнями других людей. Но зачем? Стал ли я счастлив, имея все, к чему стремился много лет?

Наша армия выиграла это сражение. Мы вернулись из Калиша победителями. На пути к Санкт-Петербурху я размышлял о том, что ждет меня там. Как давно я не встречался с государем и Екатериной. Я надеялся, что Пётр Алексеевич устал от неё. Может быть, я приеду и узнаю, что он завел себе другую любовницу, а с Екатериной не видится. Я бы сразу забрал её в свой дом. Все бы вернулось на прежнее место. Она должна быть со мной, так должно было быть изначально. Не стоило знакомить её с государем. Не думаю, что у него к ней серьёзные чувства. Теперь он отдаст её мне. Она простит меня, я уверен. Конечно, простит. Мы будем счастливы с ней. Я знаю!

Предвкушая радость, я буквально вбежал в новое имение государя. О том, что он его достроил, я узнал только в последнем письме и тут же поспешил вернуться в Россию, чтобы оценить дом друга.

– А, Алексашка, вот ты и здесь. Я тебя заждался, – радостно встретил меня государь.

Мы обменялись крепкими рукопожатиями.

– Пётр Алексеич, как я рад снова с тобой встретится. Из-за войны мы теперь с тобой видимся всего пару раз в год, в то время как раньше бывали неразлучны в походах месяцами.

– Да, война все поменяла. Хотя, Меншиков, я почти уверен, что не будь этой войны, мы бы с тобой все-таки не виделись так часто, как в Голландии. Ты очень обрадовал меня, что принес нам ещё одну крупную победу.

– Я не мог подвести тебя, государь.

– Я знаю, что ты не привез трофей из Калиша, поэтому я приготовил для тебя достойное вознаграждение. Прими от меня лично и от государства этот презент.

Государь преподнес мне большой жезл, украшенный алмазами, рубинами и изумрудами.

– Благодарю. Не стоило. Я исполнял свой долг перед Отечеством.

– Заслужил, Сашка. Но не обольщайся. Теперь тебе бы пора за ум взяться. Каждый день получаю на тебя донесения, подданные жалуются. Когда это ты у нас казнокрадом заделался а, Меншиков? Как же так вышло, что я не заметил? Не хорошо, ай, не хорошо. Государство обворовываешь. Понимаю б, иностранное, а тут свое.

– Дурные сплетни. Государь, ты знаешь, врагов у меня немерено, вот и строят козни.

– Меншиков, ты меня за нос не води. Я с тобой рос, твои повадки наизусть знаю. Ты ещё ребенком был склонен ко всяким неблаговидным поступкам, а уж сейчас-то, когда в твоих руках столько власти завелось, тем более.

– Пётр Алексеич, я больше неугоден тебе?

– Неугоден? – государь громко засмеялся. – А что я буду делать без лучшего друга? Ты мои слова не воспринимай как угрозу, я ведь тебе плохого не желаю. Ты помимо того, что воруешь, ещё и полезных дел много делаешь, да и как полководец ты меня в последнее время радуешь. Я бы жениться тебе посоветовал. Брак тебя малость усмирит.

– Пётр Алексеич, шутить изволишь. Какой из меня супруг? Да и на ком мне жениться? Нет, уж, не говори мне про женитьбу. Я птица свободного полета, не хочу себя в брачные оковы загонять.

– Прислушайся к моему совету. Ты уже не молод, а через пару десятков лет так вовсе будешь стар. От дел захочешь отойти, и что один будешь старость справлять? Женись, детей заведи. Дети – большая радость.

– Что ты говоришь, государь! У меня даже нет на примете кандидатур в качестве жены. И вообще, кто захочет за меня замуж, все во дворе знают о моем пагубном образе жизни.

– Дарья Михайловна Арсеньева давно мечтает с тобой под венец пойти.

– Арсеньева? Снова шутишь.

– Нет, Алексашка, на этот раз я серьезен. Мне сестричка обмолвилась о том, что Даша давно по тебе сохнет, а ты на неё внимания ноль. Нельзя так с благородными дамами, нельзя.

– Ну, хоть сестер Арсеньевых ты мне не предлагай. Особенно Дарья, она уродлива, скучна и набожна.

– О такой супруге только мечтать. А то, что уродлива, так это ты перегибаешь. Да, Дарья Михайловна не вышла лицом, но она не страшна. Скучна? Может быть, так тебе не обязательно с ней говорить часто. Женятся не для этого. А в постели разговоры не нужны. Религиозность тоже хорошо. Не будет изменять под страхом страшного суда.

– Государь, ты за меня не переживай. Обещаю, как-нибудь подумать над этим. Но не сейчас.

– Что ж, видно тебя не убедить. Ладно, твое дело. Как бы потом не жалел.

– Ты то как? Рассказывай.

– А я вот как раз наоборот, Сашка. Думал, что больше никогда не женюсь, что не лучший из меня супруг, да и что бабу не найду подходящую. Помнишь, я тебе это говорил?

– Конечно, помню. К чему это ты клонишь, государь, не пойму.

Я забеспокоился.

– В общем, что ходить вокруг да около. Порадуйся за меня, друг мой, жениться я собрался снова.

– На ком? – я боялся услышать ответ.

Мне не терпелось узнать, и в то же время я не хотел, чтобы он произносил её имя.

– На Екатерине Алексеевне, на ком же ещё. Мы с ней совсем сблизились, и дочка у нас есть. Не хочу я, чтобы мои дети считались безродными. Катеринушка счастливым меня делает. Я без тени сомнений сделал ей предложение, она согласилась.

Слова друга прозвучали для меня как приговор. Мне тяжело сдержать слезу, которая так и рвется предательски спуститься по щеке. Из последних сил я стараюсь держать себя в руках, хотя это тяжело. Такого поворота событий я точно не ожидал. Нет. Все не должно быть так. Екатерина – моя женщина, она только моя. Я привез её для себя, а не для лучшего друга. Это я должен прикасаться к ней, это я должен жениться на ней, это мне она должна дарить детей. Не могу поверить. В этот самый момент я осознал, что окончательно её потерял. Все мои мечты мигом улетучились. Как это странно. У меня есть все, я безмерно богат, я стою рядом с царем, мне завидуют все генералы, все полководцы, я выхожу героем из важнейших сражений. Но я чувствую себя таким обездоленным, таким нищим, таким одиноким. Все что мне нужно – она, моя милая, наивная девчонка, Марта, такая маленькая, с очаровательными детскими чертами лица. Я готов в любую секунду отказаться от всего, что имею, ради того, чтобы она снова была со мной.

– Меншиков, ты чего замолк, язык от удивления проглотил?

– Новость неожиданная для меня. Я полагал, что все, что тебе нужно – это лишь немного баловства с ней. Я ошибся.

– Я и сам не думал, что дойдет до брака. Я полюбил её, сильно. Она полная противоположность мне, однако, так как она, никто не понимает меня. Мы чувствуем друг друга.

– Я рад за вас обоих. Когда свадьба?

– Летом. Мне ещё нужно уладить все с Евдокией. Я жду, когда патриарх подпишет бумагу о разводе. Проблем быть не должно.

– А где счастливая невеста?

– Гуляет с дочерью. Хочешь поздравить?

– Если ты не против. Екатерина Алексеевна не чужая мне. Теперь особенно – почти сестра.

– Они скоро вернутся. Поговорите. А мне нужно в городе дела закончить. Прибыл ещё один архитектор из Италии, хочет познакомить меня со своими чертежами для нового православного храма.

– Хорошо, езжай. Я пока осмотрюсь в вашем имении.

Пётр Алексеевич похлопал меня по плечу и удалился. Я остался в комнате один со своими мыслями. Я стал переваривать произошедшее, пытаясь поверить в это, но мой разум отказывался признавать, что между мной и Екатериной все кончено. Я люблю её. Она единственная женщина в моей жизни. Я возненавидел тот день, когда познакомился с тогда ещё юным царевичем Петром. Зачем-то мы все делили пополам, все, и еду, и игрушки, и книги, и даже женщин. Проведя с девкой из Немецкой слободы ночь, Пётр Алексеевич уступал её мне, и наоборот, я отдавал ему женщин, с которыми был сам. Это была игра. И эта игра сыграла со мной злую шутку именно сейчас, когда я понял, что жить не могу без одной женщины, я вынужден поделиться ею с другом. Только боль и ничего больше – вот все, что на душе.

Я нашел комнату Екатерины. Никого не было рядом, и я тихонько вошел. Воздух пропитал её запах, он здесь повсюду, так и сводит меня с ума. На кровати лежит аккуратно сложенный её пеньюар. Не могу устоять. Я жадно схватил его и прижал к носу. Закрыв глаза, я вдыхал любимый аромат её тела во всю грудь. Такой сладкий, родной. Кажется, будто Екатерина рядом, стоит возле меня и ждет, что я прикоснусь к ней, поцелую. Запах ещё совсем свежий, она сняла с себя эту ночную сорочку совсем недавно, а до этого всю ночь эта тонкая ткань прилипала к её коже. Невыносимо. Я словно опьянел.

На туалетном столике лежали её вещи. Я ощупал их кончиками пальцев. Какое все знакомое. Вот деревянный гребень, который подарил ей я, ещё когда мы были едва знакомы в шатре у Шереметева. Она им пользуется, расчесывает свои шелковистые локоны.