Текст книги "Трилогия о мисс Билли"

Мисс Билли принимает решение

Глава I
Калдервелл заводит разговор

Калдервелл познакомился с мистером М. Дж. Аркрайтом в Лондоне, через общего друга, с тех пор они объехали вдвоем половину Европы. Дружба эта была столь же радостной, сколь и необычной. Калдервелл писал своей сестре Белль:

«Мы курим одинаковые сигары и пьем одинаковый чай (в этом вопросе он так же похож на старуху, как и я!), и мы соглашаемся по всем важным вопросам быта, от размера чаевых до позднего пробуждения. Что же до политики и религии, то наших разногласий в этих областях как раз хватает, чтобы добавить немного перца в наше мирное сосуществование».

Позднее в том же письме Калдервелл опять упоминал своего нового друга.

«Признаюсь, что мне хотелось бы знать его имя. Понять, что скрывается за таинственными буквами «М. Дж.». Это уже своего рода одержимость. Я, кажется, готов уже обыскать его карманы или чемодан, лишь бы увидеть бирку «Мартин» или «Джон», и успокоиться. Признаюсь, что я бесстыдно разглядываю его почту и багаж, но каждый раз натыкаюсь на то же самое «М. Дж.». Впрочем, я мщу. Про себя я называю его Мэри Джейн. Сама понимаешь, как широкоплечему малому шести футов ростом [8]8
  183 см.


[Закрыть], с пышной бородой, идет это имя.

Между прочим, Белль, если ты услышишь о моей внезапной насильственной смерти, немедленно направь ищеек по следам Аркрайта. Шесть к одному, что я назову его Мэри Джейн в лицо!»

Теперь, сидя за маленьким столиком в парижском кафе, Калдервелл вспоминал это письмо. Напротив него широкоплечий малый шести футов ростом, с пышной бородой, которого он только что случайно назвал Мэри Джейн.

После короткой противной паузы, последовавшей за тем, как это имя сорвалось с его губ, Калдервелл вдруг понял, что вокруг играет музыка и громко смеются.

«Значит, я выбрал самое безопасное время», – успел подумать он, когда Аркрайт заговорил.

– И сколько времени вы уже состоите в переписке с моей семьей?

– Что?

Аркрайт угрюмо усмехнулся.

– Возможно, вы придумали это сами. Думаю, вы на это способны, – он потянулся за сигарой. – Но так уж вышло, что вы назвали любимый семьей вариант моего имени.

– Мэри Джейн! Вы хотите сказать, что вас действительно так называют?

– Да, – спокойно кивнул Аркрайт, зажигая спичку. – Мне идет, как вам кажется?

Калдервелл ничего не сказал. Ему казалось, что он лишился дара речи.

– Говорят, что молчание – знак согласия, – рассмеялся его собеседник. – В любом случае, у вас должна была быть какая-то причина назвать меня этим именем.

– Аркрайт, а что означает «М. Дж.»? – требовательно спросил Калдервелл.

– А это что-то значит? – улыбнулся его друг. – Уверен, что людей всегда занимает этот вопрос. Один человек говорил, что это расшифровывается как «Маленький Джентльмен», другой, чуть менее дружелюбно настроенный, утверждал, что это «Малиновый Джем», третьи подбирали какие-то существующие имена. Мои младшие братья и сестры с проницательностью, свойственной членам семьи, заметили, что я никогда не подписываюсь и не представляюсь иначе как «М. Дж.». Тогда они окрестили меня Мэри Джейн, а теперь и вы придумали то же самое.

– Мэри Джейн! Вы!

Аркрайт странно улыбнулся.

– Какая разница? Вы будете лишать их невинного удовольствия? Им так нравится это «Мэри Джейн». К тому же что значит имя? – продолжил он, глядя на тлеющий кончик сигары. – «Роза пахнет розой…»[9]9
  Цитата из пьесы У. Шекспира «Ромео и Джульетта» в переводе Б. Пастернака.


[Закрыть], вы, наверное, это слышали. Имена не всегда имеют значение, мой дорогой друг. Например, я знаю некоего Билли, который на самом деле девушка.

Калдервелл вздрогнул.

– Вы имеете в виду Билли Нельсон?

Теперь вздрогнул Аркрайт.

– Вы знакомы с Билли Нельсон?

Калдервелл насмешливо посмотрел на него.

– Знаю ли я Билли Нельсон? Можно ли сказать, что человек знает девушку, которой делал предложение каждые три месяца? Да, я, конечно, сплетничаю, – сказал он в ответ на странный взгляд карих глаз, – но и что из того? Это всем известно, всем нашим знакомым. Билли сама привыкла к этому и принимала мое предложение как должное. И так же привычно мне отказывала. Так можно отказываться от яблочного пирога за ужином, если не хочешь десерта.

– Яблочного пирога? – удивился Аркрайт.

Калдервелл пожал плечами.

– Мой дорогой друг, вы могли не понимать этого, но последние полгода вы присутствовали на похоронах отвергнутой любви.

– И что же, она похоронена?

– Нет, – вздохнул Калдервелл, впрочем, вполне бодро. – Однажды я вернусь и наверняка примусь за прежнее. Я признаю, что последний отказ, полученный мною почти год назад, был весьма решителен. Я полагал, что она в самом деле не хочет яблочного пирога, – сказал он с легкостью, не вязавшейся со строгими морщинами, возникшими у его рта.

Минуту они молчали, а потом Калдервелл снова заговорил.

– А где вы познакомились с мисс Билли?

– Я с ней вовсе не знаком. Я просто слышал о ней от тети Ханны.

Калдервелл выпрямился.

– Тетя Ханна! Что же, она и ваша тетя тоже? Господи, как же тесен этот мир.

– Она мне не тетя. Она третья кузина моей матери или что-то в этом роде. Никто из нас не видел ее многие годы, но иногда она пишет матери, и, конечно, уже некоторое время все ее письма посвящены Билли. Она живет с ней, как я понимаю?

– Да, – ответил Калдервелл с неожиданным смешком, – а вы знаете, как так получилось, что тетя Ханна стала с ней жить?

– Думаю, что нет. А в чем дело?

Калдервелл усмехнулся.

– Я вам расскажу. Раз вы Мэри Джейн, то должны это оценить. Видите ли, Билли назвали в честь Уильяма Хеншоу, друга ее отца, который немедленно забыл об этом. В восемнадцать лет Билли осталась одна на всем белом свете, написала «дяде Уильяму» с просьбой забрать ее к себе.

– И что же?

– Уильям на тот момент был сорокалетним вдовцом, который жил с двумя младшими братьями, старым дворецким и поваром-китайцем в одном из смешных старых домов на Бекон-стрит в Бостоне. Бертрам называл этот дом Стратой.

– Стратой!

– Да, Стратой. Видели бы вы этот дом, Аркрайт! Он похож на слоеный пирог. Сирил, второй брат, ему сейчас, должно быть, тридцать четыре или тридцать пять лет, живет наверху, без ковров и занавесок, и он одержим музыкой. Под ним обитает Уильям. Уильям собирает коллекции – все, от десятипенсовых гвоздей до чайников. И все это громоздится в его комнатах. Еще ниже живет Бертрам. Он художник.

– Не тот, который пишет «Лица девушек»?

– Он самый. Конечно, четыре года назад он был менее известен, чем сейчас. Впрочем, продолжим. В этом мужском монастыре заправлял некий Пит, а кухней владел Дон Линг. И туда пришла наивная просьба Билли о приюте.

– Господи! – ахнул Аркрайт.

– Вот именно. Письмо было подписано «Билли». Естественно, они решили, что это мальчик, и после некоторой внутренней борьбы позволили ему приехать. Для его пущего удовольствия они увешали комнату рядом с комнатой Бертрама пистолетами, удочками и тому подобными «женскими» игрушками, и Уильям отправился на станцию встречать мальчика.

– И он ничего не подозревал?

– И он ничего не подозревал.

– Кошмар!

– Итак, «он» приехал и оказался «ею». Полагаю, некоторое время там было довольно весело. Ах да, был еще и котенок. Спунк, кажется. Вероятно, он тоже добавил всем радости.

– И что же сделали Хеншоу?

– Меня там, как вы понимаете, не было, но Бертрам утверждал, что сначала они все дружно сошли с ума, но потом успокоились в достаточной степени, чтобы призвать замужнюю сестру в качестве временной меры, а на следующий день водворить в доме тетю Ханну.

– Так вот как это случилось! – воскликнул Аркрайт.

– Да, – кивнул его друг. – Понимаете теперь, каким могуществом обладает имя? Не забывайте об этом. Представьте, например, что вы, Мэри Джейн, попросите приюта в женском хозяйстве. Например, у мисс Билли.

– А я бы не отказался, – с внезапной теплотой ответил Аркрайт.

Калдервелл явно испугался. Аркрайт робко усмехнулся.

– Я всего лишь имел в виду, что мне страшно интересно познакомиться с этой юной леди. Я пою ее песни – вы же знаете, что она пишет, я много о ней слышал я видел ее потрет. – Он не сказал, впрочем, что похитил фотокарточку, присланную тетей Ханной, из секретера своей матери. – Так что я не прочь занять уголок в доме мисс Билли. Я могу написать тете Ханне и попросить ее гостеприимства.

– Почему бы и нет. Вы же Мэри Джейн, – рассмеялся Калдервелл, – Билли с радостью вас примет. Мисс Хоторн, учительница музыки, живет у нее несколько месяцев. Билли все время так поступает. Белль пишет, что этим летом у нее перебывала дюжина гостей, по двое-трое за раз. Усталые вдовы, одинокие старые девы, дети-калеки… И она их развлекает. Так что и вас она непременно приютит. Господи! Ну и парочка: мисс Билли и мистер Мэри Джейн. Вы доведете до истерики всех суфражисток Америки!

Аркрайт рассмеялся, но потом нахмурился.

– Но как же так? – спросил он. – Я думал, она живет с тетей Ханной. Разве она не осталась у Хеншоу?

– Она прожила у них несколько месяцев. Я не знаю, почему она уехала, но, опираясь на слова самой Билли, полагаю, что в какой-то момент она поняла, сколько от нее беспокойства в Страте. Так что она покинула дом. Отправилась в школу, много путешествовала. Я познакомился с ней в Европе. Потом она провела с нами лето на яхте. Пару лет назад, или вроде того, она вернулась в Бостон, купила домик и поселилась там с тетей Ханной.

– Она не замужем? И даже ни с кем не обручена?

– Была не замужем, когда я последний раз о ней слышал. Я не встречался с ней с декабря и не общаюсь с ней лично. Она и я переписываемся с моей сестрой. Впрочем, пишем мы все нерегулярно. Последнюю весточку от Белль я получил месяц назад, а Билли писала ей в августе. Ни о какой помолвке я не слышал.

– А как же Хеншоу? Очаровательная девушка и трое холостяков, неужели обошлось без романа?

Калдервелл медленно покачал головой.

– Не думаю. Уильяму… дайте подумать… лет сорок пять, и он не из тех, кто женится. Его сердце умерло много лет назад вместе с его женой и ребенком. Сирил, по словам Бертрама, «ненавидит женщин и прочую суету», так что его можно вычеркнуть. Ну а сам Бертрам… С него нечего взять. Он любит девушек в качестве моделей, но ни в кого не способен влюбиться всерьез. Бертрам всегда будет лишь восхищаться наклоном головы или цветом кожи и мечтать их нарисовать. Нет, никаких романов, я в этом совершенно уверен.

– Но есть еще вы.

Брови Калдервелла поднялись на долю дюйма.

– Разумеется. Думаю, я окажусь там в январе или феврале, – согласился он со вздохом. Потом прибавил горько: – Нет, Аркрайт. Я буду держаться подальше, если смогу. Я знаю, что у меня нет шансов.

– Значит, вы уступаете мне дорогу? – весело спросил его друг.

– Разумеется, Мэри Джейн, – так же весело ответил Калдервелл.

– Спасибо.

– Не благодарите, – засмеялся Калдервелл, – мое согласие ничего вам не гарантирует. Ведь есть и другие. Полагаю, что Билли Нельсон была окружена поклонниками с той секунды, как научилась ходить и разговаривать. Она невероятно женственна и очаровательна, а сердце у нее золотое. Да, я страшно завидую мужчине, который завоюет ее.

Ответа не последовало. Аркрайт следил глазами за толпой за окном. Возможно, он ничего не слышал из сказанного, но когда заговорил в следующий раз, то будто бы забыл о мисс Билли Нельсон и пути к ее сердцу. Больше в тот день они об этой юной леди не говорили.

Несколько часов спустя, перед тем как разойтись, Аркрайт сказал:

– Калдвервелл, прошу прощения, но вряд ли я смогу поехать с вами на озера. На следующей неделе я возвращаюсь домой.

– Домой! Да что такое, Аркрайт? Я полагался на вас. Это как-то внезапно.

– Да и нет. Признаюсь, что за последние полгода я провел с вами достаточно времени, чтобы убедить вас, что лазание по горам и гребля составляют весь смысл моего существования, однако это не так, и вы это знаете.

– Ерунда! В душе вы такой же бродяга, как и я, и вы это знаете.

– Возможно. Но, к сожалению, мне не довелось даже понести вашу записную книжку.

– Если хотите, я могу отдать ее вам, – улыбнулся Калдервелл.

– Спасибо, но вы понимаете, о чем я.

Они помолчали, а потом Калдервелл спросил:

– Аркрайт, сколько вам лет?

– Двадцать четыре.

– Значит, вы путешествуете, чтобы закончить свое образование?

– Вероятно. Но теперь я вспомнил, что у меня есть и другие дела.

– И что же вы собираетесь делать?

После почти незаметной задержки последовал ответ:

– Отправлюсь в Гранд-оперу и буду выступать, например, в водевиле.

Калдервелл понимающе улыбнулся.

– Вы поете, как дьявол.

– Спасибо, – ответил его друг. – Давайте на сей раз назовем меня ангелом?

– С этим справятся певички. Между прочим, Аркрайт, а как вы поступите со своими инициалами?

– Оставлю их в покое.

– Нет, так нельзя. И быть Мэри Джейн тоже нельзя. Представляете Мэри Джейн в опере? Хотя я знаю ответ. Вы станете сеньором Мартини Джованни Аркрайтино. Кстати, вы так и не сказали, как вас зовут на самом деле, – открыто сказал Калдервелл.

– Маленький Джентльмен, разумеется, – он пожал плечами, – я не шучу, Калдервелл. Я в самом деле уезжаю и поступаю на работу.

– Вы справитесь?

– Время покажет.

Калдервелл нахмурился.

– Но если всерьез… Подобный жизненный путь требует денег… – На лбу у него выступила краска. – Возможно, для юных и многообещающих гениев находятся покровители? Может быть, я мог бы принять в этом участие? Я был бы очень рад, Аркрайт.

– Спасибо, – его собеседник тоже покраснел, – это очень великодушно с вашей стороны, но в этом нет нужды. Щедрый, но беспутный холостой дядюшка год назад оставил мне несколько тысяч. Я собираюсь слить их все себе в глотку, прежде чем отказаться от этой идеи.

– Где вы будете учиться? В Нью-Йорке?

Снова последовала почти незаметная задержка.

– Я пока не готов ответить.

– Почему бы не попробовать там?

Аркрайт покачал головой.

– Я подумывал об этом, но потом передумал. Наверное, мне стоит вначале пожить в Америке подольше.

– Хм, – сказал Калдервелл.

Потом они молчали, а после заговорили о чем-то другом и наконец распрощались на ночь.

В своей комнате, забираясь в постель, Калдервелл сонно подумал, что так и не выяснил, что же означают эти несчастные буквы «М. Дж.».

Глава II
Тетя Ханна получает письмо

В уютной гостиной Гнезда, миленького домика Билли Нельсон на холме Кори, сидела за столом сама Билли и писала. Она только вывела дату: «Двадцать пятое октября», когда в комнату вошла миссис Стетсон с письмом в руке.

– Пишешь, моя дорогая? Тогда не буду тебе мешать, – она повернулась, чтобы уйти.

Билли бросила перо, вскочила на ноги, подлетела к старушке и закружила ее по комнате.

– Ага! – воскликнула она, усаживая задыхающуюся и возмущенную тетю Ханну в самое большое кресло. – Так-то лучше. Мне просто нужно было выпустить пар. Как хорошо, что вы появились именно сейчас!

– Я в этом не уверена, – проворчала старая леди, роняя письмо на колени и нервно поправляя чепец, локоны, две шали, наброшенные на плечи, и кружевной воротник. – Святые угодники, Билли! Вырастешь ты хоть когда-нибудь?

– Надеюсь, что нет, – радостно сказала Билли, усаживаясь на низкую скамеечку у ног тети Ханны.

– Но, милая моя, ты же помолвлена!

Билли рассмеялась.

– Как будто я этого не знаю, только что написав десяток писем о своей помолвке! Тетя Ханна! Вы не представляете, как чудесно я провела время, рассказывая всем, как мил Бертрам, как я его люблю, и какие у него красивые глаза, и нос, и…

– Билли! – тетя Ханна побледнела от ужаса.

– Да? – лукаво спросила Билли.

– Ты же не написала этого на самом деле?

– Нет, конечно. Это то, что я хотела написать, – хихикнула Билли. – На самом деле я написала все очень чинно и строго… Давайте покажу! – Она вскочила и подбежала к столу. – Вот! Что-то такое я всем и написала. – Она вытащила листок из одного из открытых конвертов и развернула его под подозрительным взглядом тети Ханны.

– Недурно. Для тебя, конечно, – признала старушка.

– Мне нравится! Мне пришлось ужасно постараться, чтобы не написать того, что я хотела написать, – обиделась Билли. – Кроме того, в мире явно есть и более интересное чтение, – заявила она, забирая письмо у своей компаньонки.

– Не сомневаюсь, – сухо заметила тетя Ханна.

Билли засмеялась и бросила листок на стол.

– Теперь я пишу Белль Калдервелл, – задумчиво сказала она, снова усаживаясь на скамеечку, – наверное, она сообщит Хью.

– Бедный мальчик! Как он расстроится.

Билли вздохнула и гордо вздернула подбородок.

– Он не должен расстраиваться. Я ему давным-давно сказала, еще в самый первый раз, что этого не будет.

– Я знаю, милая, но они… не всегда понимают. – Тетя Ханна вздохнула, сочувствуя далекому Хью Калдервеллу, и посмотрела на сияющее юное лицо рядом с собой.

Они помолчали, а потом Билли рассмеялась.

– Он очень удивится! Хью однажды сказал мне, что Бертрама девушки интересуют только как модели. Модели! Как будто Бертрам не полюбил бы меня, меня лично, если бы никогда не видел красок.

– Думаю, полюбил бы, милая.

Они снова замолчали, а потом Билли тихо сказала:

– Подумать только, мы помолвлены почти четыре недели и завтра об этом будет объявлено. Я так рада, что не объявила о двух других помолвках!

– Двух! – воскликнула тетя Ханна.

Билли засмеялась.

– Я и забыла. Вы же не знали о Сириле.

– О Сириле!

– Этого никто не знал, даже сам Сирил, – улыбнулась Билли. – Я просто про себя решила выйти за него замуж и думала, как это будет. Мне совсем не понравилось. Но это продолжалось недолго. Недели три, пожалуй. Потом я разорвала помолвку, – закончила она серьезно, но в глазах ее плясали чертики.

– Билли! – слабо возмутилась тетя Ханна.

– Но я очень рада, что о моей помолвке с дядей Уильямом знала только семья. Ох, тетя Ханна, вы не представляете, как приятно снова звать его дядей! Пока мы были помолвлены, я постоянно оговаривалась, и это было ужасно.

– Это только доказывает, моя дорогая, какой неподходящей была эта помолвка с самого начала.

Краска залила лицо Билли.

– Я знаю. Но если девушка думает, что мужчина просит ее руки, когда ему нужна всего лишь дочь, и вежливо отвечает «да, я рада буду стать вашей женой», чего еще можно ожидать?

– Именно того, что ты и получила в результате – страданий, которые чуть не закончились трагедией, – сурово заявила тетя Ханна.

В глазах Билли вспыхнула нежность.

– Милый дядя Уильям! Как чудесно он вел себя все это время! И он бы пошел прямиком к алтарю, и глазом не моргнув, я знаю. Такой уж он, мученик.

– Мученик! – с неожиданной строгостью сказала тетя Ханна. – Вообще-то это не его стоит так называть. Месяц назад, Билли Нельсон, ты выглядела так, словно доживала последние дни. И все же я уверена, что ты бы тоже пошла к алтарю не моргнув глазом.

– Я думала, что я обязана! – возразила Билли. – Я не могла расстраивать дядю Уильяма, когда миссис Хартвелл сказала, что он так меня любит.

Тетя Ханна поджала губы.

– Временами я думаю, что миссис Кейт Хартвелл стоило бы заняться своими собственными делами! – голос тети Ханны дрожал от гнева.

– Тетя Ханна! – в притворном ужасе воскликнула Билли. – Что вы такое говорите!

Тетя Ханна покраснела.

– Дитя мое, забудь об этом. Мне не следовало такого говорить, – прошептала она.

Билли засмеялась.

– Слышали бы вы, что сказал дядя Уильям! Впрочем, забудьте. Мы обнаружили ошибку до того, как стало слишком поздно, и теперь все хорошо, даже у Сирила и Мари. Вы когда-нибудь видели другую пару, столь же блаженно счастливую? Бертрам утверждает, что из комнат Сирила уже три недели не доносилось ни звука заупокойной мессы и что, если бы он все-таки сыграл что-нибудь, это был бы обычный регтайм!

– Музыка! Святые угодники! Билли, я чуть не забыла, зачем пришла! – воскликнула тетя Ханна, обшаривая складки платья в поисках письма, упавшего у нее с колен. – Мне пришла весточка от моей племянницы. Она собирается изучать музыку в Бостоне.

– Племянница?

– Ну не совсем, сама знаешь. Она зовет меня «тетей», точь-в-точь как ты и мальчики Хеншоу. Но мы в самом деле связаны узами родства, поскольку мы с ее матерью кузины. А с семейством Хеншоу мой муж состоял в отдаленном родстве.

– Как ее зовут?

– Мэри Джейн Аркрайт. Куда запропастилось это письмо?

– Вот оно, на полу, – ответила Билли. – Вы хотели прочитать его мне? – спросила она, поднимая письмо с пола.

– Да, если ты не против.

– Я с удовольствием послушала бы.

– Тогда я прочту. Оно меня обеспокоило. Я думала, что вся семья понимает, что я теперь живу не одна, а с тобой. Я уверена, что очень давно писала им об этом. Но судя по этому письму, они этого так и не поняли. По крайней мере, эта девушка.

– Сколько ей лет?

– Не знаю, но она должна быть уже взрослой, раз собирается совсем одна в Бостон учиться музыке… точнее, пению.

– Вы ее не помните?

Тетя Ханна нахмурилась и замерла, наполовину вынув письмо из конверта.

– Нет, но в этом нет ничего удивительного. Они живут на Западе. Я не видела никого из них уже много лет. Знаю, что у них несколько детей, и я наверняка слышала их имена. У них точно есть старший мальчик, который поет, и девочка, которая, кажется, рисует, но вот Мэри Джейн я не помню.

– Ну и ладно! Дадим слово самой Мэри Джейн? – предложила Билли, оперлась подбородком о розовую ладошку и приготовилась слушать.

– Хорошо, – вздохнула тетя Ханна, открыла письмо и принялась читать:

«Дорогая тетя Ханна! Я хочу сказать вам, что приезжаю в Бостон учиться пению в Гранд-опера и планирую повидать вас. Вы не возражаете? Вчера в разговоре с другом прозвучало, что я подумываю написать тете Ханне и попросить у нее приюта, и друг спросил: «Почему бы тебе этого не сделать, Мэри Джейн?» Но, конечно, я не думаю, что так можно поступить. Но мне будет одиноко, тетя Ханна, и я надеюсь навещать вас время от времени. Я собираюсь приехать на следующей неделе, потому что я уже в Нью-Йорке, как можно судить по адресу. Надеюсь на скорую встречу.

С любовью от всей семьи,

М. Дж. Аркрайт».

– Гранд-опера! Как чудесно! – воскликнула Билли.

– Да, Билли, но не кажется ли тебе, что она ждет от меня приглашения поселиться вместе? Я должна написать и объяснить, что это невозможно, если она правда этого хочет.

Билли задумалась.

– Да, возможно, это и имелось в виду, но… – тут ее лицо прояснилось, – тетя Ханна, я придумала! Давайте пригласим ее к себе!

– Билли, я не могу тебе этого позволить! – заколебалась тетя Ханна. – Ты очень добра, но… это невозможно!

– Почему? Мне кажется, это будет мило. Мы вполне можем ее пригласить. Мари выйдет замуж в декабре, и у нас появится свободная комната. А пока она поселится в маленькой голубой комнатке рядом с моей.

– Но мы же ничего о ней не знаем!

– Мы знаем, что она ваша племянница и ей одиноко, мы знаем, что она любит музыку. Любой из этих черт хватило бы мне, чтобы ее полюбить! Конечно, мы пригласим ее к себе.

– Но я не знаю, сколько ей лет!

– И это еще одна причина за ней присмотреть, – быстро сказала Билли, – тетя Ханна, неужели вы не хотите дать бедной, одинокой, беззащитной девушке приют?

– Хочу, конечно, но…

– Значит, решено! – перебила ее Билли, вставая.

– Но если… если она нам не понравится?

– Ерунда! А если мы ей не понравимся? – рассмеялась Билли. – Впрочем, если вам так будет легче, давайте пригласим ее к себе на месяц. А потом просто оставим ее у себя!

Тетя Ханна медленно встала.

– Хорошо, дорогая. Я, конечно, напишу, как ты мне сказала, и это очень мило с твоей стороны. А теперь я оставлю тебя с твоими письмами. Я и без того слишком долго тебе мешала.

– Вы дали мне отдохнуть! – воскликнула Билли, бросаясь к ней с объятиями.

Тетя Ханна, опасаясь очередного головокружительного вальса, накинула на плечи шаль и поспешно побежала к двери.

Билли засмеялась.

– Я больше не буду! Сегодня! – весело обещала она и сказала вслед тете Ханне: – Пусть Мэри Джейн сообщит нам, на каком поезде приедет, мы ее встретим. А, тетя Ханна! Попросите ее взять белую гвоздику! И мы тоже возьмем! – весело сказала она.