Текст книги "Джейн Сеймур. Королева во власти призраков"

Джейн быстро сообразила: если она хочет жить более-менее спокойно при дворе королевы, то должна принять как факт, что большинство служивших здесь людей принадлежали к партии Болейнов, состояли с ними в родстве и приходили в безудержный восторг от успехов Анны. Она приучилась, обращаясь к Анне или говоря о ней, называть ее королевой так, чтобы титул не застревал у нее в горле, и скрывать свою привязанность к прежней госпоже. Когда она справилась с этим, то начала заводить друзей среди фрейлин. Ей все больше нравилась Анна Парр, дочь одной из придворных дам королевы Екатерины. Анна была убита горем после смерти матери, но теперь выглядела гораздо лучше, и это радовало Джейн.

Прекрасная кузина королевы Мадж Шелтон соперничала с милашкой Энн Савиль за внимание сэра Генри Норриса, главы личных покоев короля и частого гостя в апартаментах Анны. Тем не менее красавца Норриса, вдовца, чья дочь Мэри тоже служила королеве, казалось, привлекала только Анна, которая то поощряла его ухаживания, то отвергала, смотря по настроению. Две Мэри – Норрис и Зуш – относились к Джейн с симпатией и по-дружески, как и еще одна Мэри, старая няня королевы, миссис Орчард, служившая камеристкой.

Симпатизировала Джейн и Элизабет, или Бесс, Холланд, много лет находившейся при Анне в качестве горничной.

– Ни для кого не секрет, что Бесс – любовница герцога Норфолка, – сообщила Марджери Джейн. – Он дядя ее милости, чтобы вы знали, только… – она перешла на шепот, – они не ладят.

Это Джейн уже и сама поняла: она слышала, как грубый и неприятный герцог спорил со своей племянницей. Но Бесс Холланд была добродушной и популярной при дворе. Плохо Бесс отзывалась только об одном человеке – герцогине Норфолк, которая жила отдельно от мужа из-за самой Бесс.

– Эта леди с огромным удовольствием рассказывает всем подряд, что я была прачкой в ее доме, – сказала она Джейн, когда однажды вечером они доставали из гардероба платье королевы. – Но я никогда не стирала для нее белье! Меня отправили в детскую учить ее отпрысков. Мой дядя – лорд Хасси! И еще говорит, будто я сидела у нее на груди, пока она не начала харкать кровью, но это злостная клевета. Эта гарпия что угодно скажет, лишь бы опорочить меня. Но мои друзья знают правду.

Джейн была рада, что Бесс включила ее в круг своих друзей, хотя у нее имелись внутренние сомнения по поводу неестественного положения самой Бесс. И вновь она видела пример того, к каким неурядицам и конфликтам ведет неверность. Тем не менее Джейн не могла устоять перед обаянием Бесс.

Мадж Шелтон – объект внимания множества мужчин – в компании с двумя другими придворными дамами королевы составляла сборник стихов. Одной из них была леди Маргарет Дуглас, племянница короля, дочь его сестры Маргарет, вышедшей замуж за короля шотландцев, а потом за герцога Ангуса. Леди Маргарет по праву королевского рождения возглавляла свиту придворных дам. Эта красавица с золотисто-рыжими волосами была окружена ореолом нежной прелести. Вскоре Джейн убедилась, что под внешней мягкостью скрывается живой и упрямый дух.

Ей польстило, когда леди Маргарет со своим милым шотландским акцентом спросила, не хочет ли она принять участие в создании книги.

– Мы пишем стихи и собираем их, – объяснила она. – Несколько сборников уже передают из рук в руки по двору, но все они написаны мужчинами. Мы решили ввести новшество: пусть женщины выразят себя в стихах или выберут те стихотворения, которые им больше всего нравятся. Несколько сочинений сэра Томаса Уайетта и герцога Суррея мы уже включили. – (Суррей был сыном Норфолка, шумный молодой человек, частый гость на посиделках у королевы; недавно он женился на одной из самых юных придворных дам, Франсес де Вер.) – Скажите, госпожа Джейн, вы пишете стихи? – спросила Маргарет.

– Увы, нет, миледи, – призналась Джейн. – Я никогда не пробовала.

– Тогда садитесь с нами, посмотрим, на что вы способны, – пригласила Мэри Говард.

Эта миловидная, романтичная и искренняя молодая женщина должна была вот-вот выйти замуж за герцога Ричмонда, прежнего хозяина Эдварда, и могла стать очень важной дамой, если королева так и не родит сына. Слухи о том, что король намерен назначить Ричмонда своим преемником, не утихали.

Три женщины предложили Джейн сесть вместе с ними за стол у окна, и Мадж подтолкнула к ней лист бумаги:

– Ну, давайте попробуйте.

Джейн обмакнула перо в чернила и ненадолго задумалась. Ее ошеломило предложение присоединиться к досугу таких важных дам и смутило чтение написанного ими. Их творения были так совершенны! Ей никогда не написать ничего подобного.

Покопавшись в голове в поисках вдохновения, она вдруг вспомнила Уильяма Дормера, и тут обнаружила, что способна приложить перо к бумаге.

 
Мечтою сердце облеклось сначала
На добрый знак найти ответ благой,
Я худшее нашла, хоть лучшего искала,
И все ж мечта…
 

Тут вдохновение иссякло, и Джейн не могла придумать ничего, что подошло бы в рифму или подчеркнуло ритм стиха.

– Получилось что-то жалкое, – сказала она компаньонкам и показала листок.

Они засмеялись, но по-доброму.

– Подумайте еще, – посоветовала леди Маргарет, – и завершение к вам придет.

– Мы в любом случае включим его в сборник, – улыбнулась Мадж Шелтон. – И если хотите, поможем вам сложить больше строк.

Постепенно Джейн поняла: ее начинают принимать и ценить.

Приближалось Рождество. Джейн заметила новую нежность в отношениях между королем и королевой. Придворные дамы обменивались многозначительными взглядами.

– Могу поспорить, она ждет ребенка, – пробормотала Марджери, когда они сидели в нише и наблюдали за Генрихом и Анной, которые оживленно беседовали. К Анне, казалось, вернулись прежняя живость и остроумие. Она флиртовала с собственным мужем!

– Так скоро? – изумилась Джейн.

– Меня это не удивляет. Его милость вернулся к ней в спальню сразу после воцерковления. Она хотела сама кормить принцессу, но он и слушать не желал об этом. Ему нужен наследник, и он не может тратить время попусту.

Марджери не ошиблась. Джейн и сама подозревала, что Анна беременна: по утрам, когда ее отправляли к королеве, она видела, как ту регулярно рвет. Бледная и измученная, страдалица отдыхала на постели, но к послеобеденному часу снова становилась собой.

Однажды утром, когда Анна возлежала на дорогом покрывале, а Джейн прибирала в спальне, посидеть с королевой пришла леди Уорчестер. Они были близки, эти две дамы, к тому же у леди Уорчестер имелись хорошие связи, ведь она была замужем за кузеном короля, а ее сводный брат сэр Уильям Фицуильям исполнял должность казначея королевского двора.

Джейн услышала, как Анна горько жалуется – и не в первый раз – на упрямство вдовствующей принцессы.

– Она продолжает настаивать, чтобы ее называли королевой! Ну, она за это поплатится. – В голосе Анны было столько яда, что у Джейн кровь холодела внутри. – Как вы знаете, она пожаловалась, что Бакден – сырой и нездоровый замок, а когда король приказал ей переехать в Сомерсхэм, отказалась, заявив, что это гиблое место. Поэтому он изменил решение и распорядился, чтобы она отправилась в замок Фотерингей, и – вы можете в такое поверить? – эта упрямица опять не пожелала выполнить приказ короля, утверждая, что этот дом еще хуже!

Джейн поняла, что они изводили Екатерину, чтобы сломить ее волю. Эта мысль так ужаснула ее, что она даже остановилась на мгновение и прекратила уборку. Потом, испугавшись, как бы собеседницы не догадались, что она слышит их разговор, Джейн снова принялась складывать принесенные прачкой чистые полотенца королевы.

– Мадам, я полагаю, она права, а короля неверно проинформировали о том, что это за дома, – немного помолчав, сказала леди Уорчестер. – Мой супруг говорит, что они в очень плохом состоянии.

Анна вскинулась:

– Мне все равно, в каком они состоянии! Не в ее положении противиться королю. Если она его верная жена, как сама утверждает, то должна слушаться его.

Джейн сделала реверанс и вышла из комнаты, внутри у нее кипел гнев. Она не сомневалась: эти дома выбрали специально, чтобы поставить добрую королеву на колени или даже – не приведи Господи! – покончить с ней. Сырой Бакден не справился с задачей. Это было чистое злодейство. Разве мало страданий вынесла Екатерина?

– Вы слышали? – пролепетала юная леди Зуш, садясь за обеденный стол с другими фрейлинами и придворными дамами.

В тот день они все ели вместе, потому что королева не могла смотреть на пищу и не выходила из спальни, оставшись там наедине с сестрой.

– Слышали – что? – спросила леди Ратленд.

– Вы все знаете, что герцог Саффолк был послан в Бакден, чтобы препроводить вдовствующую принцессу в Сомерсхэм. Ну так вот, по словам моего мужа, который получил эти сведения от слуги посланника Шапуи, она заперлась в своих покоях и отказалась покинуть их. Ни угрозы, ни увещевания не побудили ее выйти. Герцогу пришлось стоять за дверью и умолять ее открыть дверь. Но она, отвергнув все резоны, отказалась, бросив ему, мол, пусть осмелится взять ее силой.

– Таких строптивых женщин свет еще не видывал! – воскликнула леди Болейн, тетка Анны.

Джейн ничего не сказала: фрейлины не вступали в разговоры придворных дам без приглашения. Но есть ей совершенно расхотелось.

Анна планировала устройство великолепного двора для принцессы в Хатфилде. В этом месяце Елизавету должны были с большими почестями доставить туда.

– Принцессу повезут кружным путем, чтобы ее увидело больше людей, – сказала королева своим дамам.

Разлука с дочерью, видимо, ее совсем не печалила. Джейн это казалось неестественным, но она знала, что для королевских особ и аристократии расставание с детьми – дело невеликой важности: в младенчестве их растили кормилицы и няньки, а подросших отпрысков отправляли к какому-нибудь великолепному двору учиться манерам и всему прочему, что может им пригодиться для блестящего будущего. Это был первый шаг к возвышению. Однако Джейн такой обычай не нравился. Она была глубоко благодарна родителям за то, что они вырастили ее в отчем доме, а из личного примера матери она извлекла для себя много пользы. Подходя с такой меркой к материнским качествам Анны, Джейн была невысокого мнения о них. Анна держала дочь при себе несколько недель после родов и демонстрировала ее окружающим почти с вызовом, но других, более нежных проявлений привязанности к малышке Джейн в ней не заметила.

Гораздо больше Анну занимало желание выместить злобу на своей падчерице, принцессе Марии. По ее настоянию Марии тоже предстояло отправиться в Хатфилд, чтобы прислуживать своей сводной сестре Елизавете. Джейн ужасалась: какое унижение придется выносить несчастной девушке, которой уже почти два года запрещали видеться с матерью. Несмотря на запрет, Мария не скрывала, что поддерживает Екатерину, и теперь ее наказывали за это.

– Удивляюсь, как король допускает такое отношение к Марии, – тихо сказала Джейн Марджери, когда однажды в преддверии Рождества они собирали в парке веточки остролиста. – Так третировать собственную дочь!

– Он принуждает ее склониться перед своей волей, вот для чего все это, – отозвалась Марджери, притопывая ногами от холода, – и ни в чем не может отказать королеве, пока та носит ребенка.

– Мне невыносимо думать, как почувствует себя ко… вдовствующая принцесса, когда узнает об этом, – сказала Джейн. – Сердце кровью обливается за них обеих.

– У меня тоже, – согласилась Марджери, отламывая веточку с куста. – Но мы не должны ни думать, ни говорить об этом.

Благодаря посланнику Шапуи весь двор узнал, что враждебно настроенная толпа фермеров и деревенских мужиков, вооруженных серпами, косами и садовыми ножами, окружила Бакден и стояла там, грозно наблюдая за действиями герцога Саффолка, готовая вмешаться, если тот попытается силой забрать из замка их добрую королеву. Джейн, готовясь к Рождеству, мысленно подбадривала защитников Екатерины. Анна хотела, чтобы ее первые Юлетиды в качестве королевы были отмечены с невероятной пышностью. Все женщины при дворе занимались плетением венков и гирлянд из остролиста, лавра и омелы для украшения апартаментов. Джейн не могла удержаться от сравнений: тепло и праздничное великолепие двора на фоне голого и унылого Бакдена, где несчастная королева замуровалась в своих покоях. Ей не доставляло удовольствия всеобщее веселье. Еще сильнее она загрустила, когда Мэри Говард, теперь герцогиня Ричмонд, рассказала им, как ее отец, герцог Норфолк, угрожал расправой принцессе Марии, отказавшейся ехать в Хатфилд.

– Он сказал: будь принцесса его дочерью, он бил бы ее об стену головой, пока она не стала бы мягкой, как печеное яблоко, – скривившись, передала слова отца Мэри. – Но я думаю, он говорил так только для того, чтобы остаться на хорошем счету у короля. С нами он был строг, конечно, но никогда не допускал жестокости.

«Да, – подумала Джейн, – но как ужасен такой разговор для бедной Марии!»

Маргарет Дуглас опечалилась.

– Я служила принцессе, – сказала она. – Это очень милая леди и не заслуживает таких несчастий.

«Интересно, а как чувствует себя сама Маргарет под властью женщины, которая явилась причиной всех проблем Марии? – размышляла Джейн. – Наверное, она тоже ощущает внутренний надлом и не знает, кому хранить верность».

Когда в Рождество распространился слух, что Марию принудили-таки поехать в Хатфилд, Джейн предположила, что Маргарет, наверное, так же опечалена, как она сама. Но та вслух ничего не сказала, не разомкнула рта, хотя глаза ее блестели от едва сдерживаемых слез. «Проблема в том, – рассудила Джейн, – что мы все стоим в стороне и ничего не делаем». Даже вздорная Маргарита, племянница короля, которую он любил, как дочь, не смела сказать ни слова.

Перед Новым годом, увидев при дворе герцога Норфолка, Джейн обрадовалась: значит, Екатерину оставили в покое в Бакдене.

– Вероятно, король опасается, что император объявит войну, если с его теткой будут плохо обращаться, – сказала Марджери, когда они раздевались в спальне однажды вечером.

Джейн знала, что император – самый могущественный соверен во всем христианском мире. «Конечно, он что-нибудь предпримет для защиты прав королевы и ее дочери», – понадеялась она.

Глава 12

1534 год

В Новый год в приемном зале состоялась традиционная пышная церемония обмена подарками. Согласно обычаю, каждый придворный и слуга преподносил королю презент и, если повезет, мог получить ответный дар. Джейн мучительно думала, что же подарить его милости. Что ему понравится? А если конкретнее, что она может себе позволить? Были и другие люди, которым нужно было что-то купить: домой она уже отослала кожаный ремень для отца, бархатные тапочки для матери и хорошенькое серебряное колечко для Дороти. И самое главное: хочет ли она покупать Генриху подарок, ведь он так плохо обходился с бедной королевой Екатериной? Но какой у нее был выбор? Все остальные фрейлины вручат ему что-нибудь, да еще будут соревноваться и стараться перещеголять друг друга.

В конце концов Джейн решила, что набор носовых платков, собственноручно расшитых золотой нитью, подойдет лучше всего. Король наверняка оценит труд, который она на себя взяла. И кроме того, втайне Джейн надеялась, что ему понравится ее искусная вышивка.

Одетые в лучшие платья, фрейлины выстроились в процессию и вслед за королевой вошли в зал, где на троне под балдахином восседал король Генрих в окружении толпы джентльменов и придворных. Шкафы и буфеты, стоявшие вдоль стен, ломились под тяжестью тарелок и прочих подарков, сделанных его милости за утро. Их выставили на всеобщее обозрение.

Генрих встал и приветствовал супругу, потом подождал, когда внесут и поставят на стол ее подарок – что-то громоздкое, накрытое дорогой тканью. Анна сама сняла покров, а под ним обнаружился изысканный фонтанчик, инкрустированный бриллиантами, рубинами и жемчугом. Она повернула ручку, и вода брызнула из сосков трех обнаженных золотых нимф.

Король явно был доволен. Он расцеловал Анну и поблагодарил, затем дал знак ее дамам подойти с подарками в соответствии с рангом. Каждое подношение он принимал милостиво, а секретарь записывал все в книгу. Вскоре настал черед Джейн. Она сделала реверанс, протянула королю свой дар и сразу увидела, что его милость тронут.

– Именно такие подарки, сделанные с любовью, имеют самое большое значение, – сказал Генрих, улыбаясь ей сверху вниз.

Тут Джейн вспомнила, как жестоко третировал он жену и дочь, и все удовольствие от его похвалы и полученного ответного подарка – маленькой серебряной чаши – пропало. Она пробормотала слова благодарности и отступила назад, радуясь возможности уступить место Энн Савиль.

Потом она отыскала в толпе своих братьев, которые медленно бродили по комнате, восхищаясь сделанными королем подарками, и показала им свою чашу. У них были похожие.

– У меня и для вас есть презенты, – сказала Джейн. – Вы получите их сегодня вечером на пиру.

– Гарри жалеет, что он не в Вулфхолле, – сообщил ей Томас.

У Гарри был смущенный вид.

– Я все думаю об отце, маме и Дороти, они там одни, втроем, и каково им, когда мы все здесь веселимся.

– Я тоже хотела бы оказаться там, – поддержала брата Джейн, – но наши родители желают, чтобы мы находились здесь, при дворе, утешьтесь этим.

Эдвард говорил мало; казалось, его что-то беспокоит. Когда Томас и Гарри увлеклись разговором с шумной компанией молодых джентльменов, она спросила старшего брата, все ли хорошо.

– Кэтрин умерла, – ответил тот. – Я получил письмо от приорессы.

– Мне грустно слышать это. – Джейн перекрестилась.

Ее мучила совесть, что она так давно не виделась с невесткой. Вероятно, ей следовало настойчивее просить о встрече, хотя отлучиться от двора не так-то просто. Может, стоило заехать к ней в прошлом году, когда она оправилась от болезни?

– Ее похоронят в церкви в Хортоне, неподалеку от Вудлендса, вместе с предками, – сказал Эдвард. – Мать Кэтрин будет главной плакальщицей на похоронах.

Овдовевший супруг не оделся в черное, на нем была довольно роскошная накидка и дублет цвета меди. Ожесточение против жены так и не оставило его.

– Мальчики знают?

– Пока нет. Я скажу им, когда приеду домой. – Он помолчал. – К счастью, скоро у них будет новая мать. Мы с Нан поженимся.

Джейн попыталась скрыть, как неприятна ей эта новость. Она была рада оставить Нан в прошлом, при дворе Екатерины. Эта женщина была такой заносчивой, такой властной, ясно, что она сразу начнет вертеть Эдвардом. Даже по прошествии четырех лет он был слишком очарован ею, чтобы заметить это. А надежд на то, что Нан станет хорошей мачехой Джону и Нэду, Джейн не испытывала.

– Поздравляю, – сказала она, принужденно улыбаясь. – Когда свадьба?

– В марте, в Рэмптоне, в Нортгемптоншире, – ответил Эдвард. – Семья Нан живет там в поместье, и она вернулась туда прошлой весной, когда двор вдовствующей принцессы сократили. После свадьбы отец позволяет нам обосноваться в Элветаме.

Джейн задумалась, сможет ли Нан поладить с матерью. Они были полными противоположностями почти во всем. Ей было понятно, почему отец отдал Элветам, свое владение в Гемпшире, в распоряжение Эдварда. Это означало, что им не придется жить вместе; да и мать не была готова предоставить место в доме невестке, в особенности любящей покомандовать. Вулфхолл был ее вотчиной.

– Я рада за вас, – сказала Джейн и улыбнулась Эдварду.

– Еще бы, – ответил он, – мне давно не находилось применения.

С наступлением весны Джейн вместе с леди Кобэм, леди Паркер и Анной Парр была выбрана сопровождать королеву, когда она отправилась с визитом в королевскую детскую в Хатфилде. Малышка Елизавета получила свою долю восхищения и ласки, но было ясно, что Анну больше заботит обустройство апартаментов для принца, которого она надеялась выносить. Королева была на четвертом месяце, и фрейлины уже ослабляли шнуровку на ее корсаже.

Джейн услышала, как Анна спросила леди Брайан, где принцесса Мария, хотя она называла ее леди Марией, раз уж мать девушки признали незаконно вышедшей замуж за короля. Величать принцессой можно было только Елизавету.

Леди Брайан отвела королеву в комнату для занятий и затворила за ней дверь. Потом она усадила на лоскутное одеяло на полу малышку Елизавету. Это была очаровательная девчушка с огненно-рыжими волосами, которая уже пыталась вставать на ножки. Джейн и другие фрейлины опустились на колени и дали принцессе серебряную погремушку и мячик, та сразу попыталась засунуть обе вещицы в рот и пожевать. Малышка переводила полные любопытства темные глаза с одной девушки на другую. Играя с Елизаветой, Джейн переживала, о чем идет речь за закрытыми дверями. Она боялась за Марию: что-то с ней будет, если она не прекратит упорствовать. Девушка была такой славной, любящей и преданной – точная копия своей матери.

Дверь резко распахнулась, и из комнаты пулей вылетела Анна. За ней торопливо шла женщина, которая восклицала на ходу:

– Ваша милость, в сердце своем она неплохая девушка! Она смущена и напугана и глубоко опечалена разлукой с матерью. И у нее сейчас сложный возраст, когда молодым положено бунтовать. Не стоило ей так говорить с вами, но она сама себе худший враг.

– Мне все равно! – бушевала Анна. – Я умываю руки.

Вскоре после этого они уехали. Королева явно была не в настроении тратить время на забавы с младенцем.

Джейн принесла батист, из которого фрейлины по просьбе Анны шили рубахи для бедных и нуждающихся. Королева уже была за работой, она сидела рядом с женой своего брата леди Рочфорд, острой на язык, раздражительной, неулыбчивой дамой с лицом в форме сердца. Когда фрейлины заняли свои места, Джейн заметила, что леди Рочфорд сегодня особенно не в духе.

Несколько минут они поговорили о работе, потом Анна позвала музыкантов, чтобы те развлекали их за шитьем.

– У вас невеселый вид, леди Рочфорд, – вдруг сказала леди Беркли.

Джейн Рочфорд подняла взгляд, посмотрела на Анну и сказала:

– Сегодня я получила грустные вести. Парламент лишил епископа Фишера гражданских прав и состояния, как приговоренного к смерти.

Анна сердито глянула на нее:

– Он, как изменник, поддерживал монахиню из Кента, которую осудили на казнь за предательское подстрекательство людей противиться моему браку с королем. Эта женщина безумна, но он поощрял ее и отказался признать меня королевой.

Джейн, конечно, слышала – а кто не слышал? – о Святой деве из Кента и ее видениях, о том, как она бродила по стране и пророчествовала, что случится, если король отстранит от себя законную жену. Это было безумие, но больше достойное жалости, чем смертного приговора. Никакой человек в здравом уме не стал бы упорствовать в такой глупости.

– Епископ – набожный и добрый человек, – возразила леди Рочестер, – и большой друг моего отца; их роднит любовь к ученым занятиям, и оба они служили у бабушки короля, леди Маргариты, которая сама была благочестивой женщиной. Мой отец был рядом, когда она умерла во время мессы, которую служил епископ. Поэтому ваша милость может понять, отчего я в шоке, что такого святого человека приговорили к смерти.

– Может, он и святой, но заблудший, это в лучшем случае, – парировала Анна. – А так как он святой и люди почитают его самого и уважают его мнение, то он опасен. Если мы сделаем из епископа поучительный пример, наши враги поймут, к чему ведут их ошибочные взгляды.

Леди Рочфорд побледнела:

– Что вы имеете в виду, говоря о поучительном примере?

– Посидит немного в Тауэре, этого будет достаточно, – холодно ответила Анна.

Джейн сомневалась, что это заставит епископа изменить своим убеждениям. Спаси его Господи! Да, печальные настали времена, раз таких людей, как он, бросают в темницу за приверженность правде и справедливости.

Король не желал и дальше терпеть неповиновение. Весной Анна собрала свой двор в приемном зале и сообщила, что парламент издал Акт, которым наследниками английской короны объявлены дети короля от королевы Анны, а его дочь Мария отныне считается незаконнорожденной. Джейн была сильно обеспокоена, поскольку все подданные короля, если последует такое распоряжение, обязаны были принести клятву о признании главенства короля над Церковью, законности его брака с королевой Анной и объявления принцессы Елизаветы его полноправной наследницей. Те, кто откажется поклясться, будут считаться виновными в потворстве измене и отправлены в тюрьму.

Когда все они вышли из зала, Джейн заметила, что вся дрожит. Как она поступит, когда от нее потребуют принести клятву, а этого не избежать никому из тех, кто находится на королевской службе? Это противоречило всему, во что она верила. Именно представления о том, что хорошо, а что плохо, давали ей ощущение цельности и делали такой, какой она была. Могла ли Джейн отречься от своих убеждений и дать клятву? Отвергнуть власть Святого Отца в Риме и отказаться от взглядов, которые всегда отстаивала? Она не станет клятвопреступницей, не согрешит против своей бессмертной души и не предаст королеву и принцессу. Но что может случиться, если она откажется давать новую клятву? Впадет в немилость и окажется в тюрьме. Братья ее больше не будут в фаворе у короля; вся семья может пострадать. Она не может причинить им такое горе.

А можно ли дать клятву с оговорками? Джейн боялась попасть в тюрьму. Она уже чувствовала, как вокруг нее смыкаются толстые стены…

Как только Джейн освободилась от своих обязанностей, тут же разыскала братьев и спросила у них совета, но все они были готовы принести присягу и сказали, чтобы она не переживала понапрасну. Джейн встретилась с Брайаном, тот рекомендовал ей не противиться велениям времени. Она переговорила с Марджери, Анной Парр и леди Маргарет Дуглас. Все они сказали, что лучше склониться перед волей короля.

Но к чему обязывало Писание? «Отдавайте кесарю кесарево, а Богу Богово». Это, конечно, дело Божие, ведь Его сын установил на земле папство и Святую церковь. Всемилостивый Господи, неустанно молилась она, что мне делать?

Господь устами папы наконец вынес решение: брак короля с королевой Екатериной был правильным и законным, король должен оставить леди Анну и восстановить свою жену на положенном ей месте.

Джейн услышала новость от самого короля, когда он влетел в покои королевы, как разъяренный бык, и прокричал ее во все горло. Анна была потрясена и инстинктивно прижала руку к животу, и неудивительно, ведь теперь будущее ее было туманным.

Однако король не дрогнул.

– Этому папе – этому епископу Рима – следовало бы знать, что его решения больше ничего не значат в Англии!

Джейн похолодела, услышав такие слова короля. Она сама и вся Англия находились в напряженном ожидании этой важнейшей новости, но теперь Джейн опасалась, что ничего не изменится.

– Я никогда вас не брошу, – сказал Генрих Анне.

Джейн вспомнила слова Брайана: король зашел слишком далеко, чтобы поворачивать обратно, но подумала: а что случится, если ребенок, которого носит Анна, окажется девочкой?

На Пасху после мессы Джейн в ужасе слушала, как духовник королевы наставлял паству: он объявил папу Климента порочным человеком и призывал всех верных подданных каждое воскресенье молиться за короля Генриха Восьмого как верховного главу Церкви, ближайшего к Богу, и жену его Анну, и принцессу Елизавету.

Несносная тетка королевы леди Болейн, которую Анна терпела только потому, что ее любимый дядя Джеймс был при ней канцлером, с удовольствием рассказывала племяннице, что кое-где состоялись празднования по поводу ожидаемого возвращения в фавор вдовствующей принцессы. Анна одарила тетушку испепеляющим взглядом.

Приближенные короля явились в апартаменты королевы, где все ее слуги выстроились вдоль стен, чтобы принести клятву. Джейн заняла свое место среди фрейлин, сердце у нее сильно билось. Накануне вечером, узнав, что потребуется от нее завтра, она пошла к священнику, который обычно исповедовал ее, и высказала ему, полагаясь на тайну исповеди, все свои сомнения и страхи. Что будет бо́льшим грехом: послушаться голоса совести и не подчиниться королю, испытав на себе все последствия ослушания, или принести клятву, не принимая сердцем ее суть?

За решеткой наступила тишина.

– Дитя мое, его королевское высочество – верховный глава Церкви, обладающий властью над делами духовными. Что заставляет вас думать, будто ваша совесть ведет вас по правильному пути? Вы считаете, что разбираетесь во всем лучше, чем он?

Джейн собиралась ответить правдиво, но помедлила. Священник был духовником королевы, ее слугой и, вероятно, являлся таким же сторонником реформ, как она. Стоит ли доверять ему?

– Боюсь, я не слишком хорошо все понимаю, потому и пришла к вам, – осторожно сказала она. – Трудно менять убеждения, которых вы держались всю жизнь.

Она не добавила, что верила в них так же твердо, как в собственное существование, и не могла отказаться от них. Джейн уже понимала, что приход на исповедь был ошибкой.

– Это верно, – сказал священник, а потом удивил ее, добавив: – Помните, что Господь слышит ваши мысли, а люди слышат только слова. Поэтому ваш долг как христианки говорить правду Богу. Утаивать часть этой правды от человеческих ушей – это нравственное деяние, если оно служит благим целям.

У Джейн будто гора свалилась с плеч.

– Благодарю вас, отец, – пробормотала она.

Он назначил легкое наказание за ее мелкие грешки и отпустил. Джейн вышла из часовни с мыслью: нет ли у него самого внутренних оговорок по поводу этой клятвы.

И вот она – следующая на очереди. Девушка сделала шаг вперед, положила руку на Библию, сосредоточила ум на Господе и прочитала вслух написанное в поданном ей документе:

– Я, Джейн Сеймур, клянусь быть верной, преданной и послушной его величеству королю и наследникам, произведенным на свет его дражайшей и любимейшей законной супругой королевой Анной, а также и тем, которых она родит впредь. Я подтверждаю и по совести заявляю, что его высочество король есть единственный верховный правитель в этом королевстве, как во всех делах духовных, или церковных, так и в мирских; и ни один иностранный принц, человек, прелат, государство или его правитель не имеют и не должны иметь никакой власти в этом королевстве. А потому я отрекаюсь и оставляю в прошлом всех притязавших на власть и обещаю, что отныне и впредь буду хранить верность его высочеству королю, его наследникам и законным преемникам, да поможет мне Бог.

Дело сделано. Джейн сказала себе, что приняла правильное решение.

В тот вечер она была свободна от обязанностей и пошла прогуляться по саду: день выдался по-настоящему теплый, один из первых в году. Джейн договорилась встретиться с Эдвардом. Он недавно вернулся ко двору, и ей хотелось услышать, как прошла свадьба.