Текст книги "Королева секретов. Роман об Анне Клевской"

– Трудно поверить, что наступит тысяча пятьсот сороковой год, – сказала Анна. – Будем надеяться, он принесет нам счастье.

К вечеру в день Нового года дождь вдруг прекратился, и под окном Анны устроили травлю быка. Она смотрела сквозь зеленоватое стекло, за спиной у нее толкались камеристки. Центральная часть двора была обведена веревками, многие люди из свиты Анны стояли за кордоном или у других окон, предвкушая грядущую битву. Анна заметила, что зрители передают друг другу деньги. Наверное, они делали ставки на победителя.

Украшенного разноцветными лентами быка провели по арене и прицепили цепью с железным кольцом к крепкому шесту в центре площадки.

– У собаки цель – вцепиться быку в нос и не отпускать, – объяснила Сюзанна. – Нос – самая уязвимая часть тела у быка. Бык, конечно, будет пытаться сбросить с себя собаку. Многие псы погибают.

– Это популярная забава в Англии? – спросила Анна, которой было жаль и быка, и собаку, огромного мастифа, которого привели во двор под громкие крики. Пес выглядел разъяренным, из пасти у него текла слюна.

– Да, мадам.

Тут как раз паж объявил о приходе сэра Энтони Брауна, супруга леди Браун. Высокий мужчина с ястребиным носом и тяжелыми веками вошел в комнату и поклонился. Казалось, он на мгновение растерялся, когда поднялся из поклона и посмотрел на Анну. «Что со мной не так?» – в смятении подумала она.

Тем не менее сэр Энтони повел себя учтиво, в отличие от своей жены.

– Ваша милость, скоро прибудет джентльмен из Тайного совета его величества с новогодним подарком от короля.

– Это большая милость со стороны его величества, – сказала Анна и улыбнулась.

Сэр Энтони ушел, и она вернулась к окну. Собака кружила вокруг привязанного к шесту быка, готовясь к прыжку. Когда скачок был совершен, раздался коллективный вздох стоявших у окон зрителей. Однако бык боднул пса и отшвырнул его в сторону. Пес поднялся, окровавленный, но не напуганный, и снова стал готовиться к броску.

– Мадам, – шепнула на ухо Анне Сюзанна, – тут несколько джентльменов, которые хотят повидаться с вами.

Анна неохотно оторвала взгляд от забавы, повернулась и увидела восьмерых кланявшихся ей мужчин в одинаковых глянцевитых крапчатых куртках с капюшонами. Что это за шутка? И почему она ощутила, что эти люди взволнованы? Отчего у Сюзанны такой ошарашенный вид?

Один из джентльменов, высокий полный мужчина с редеющими рыжими волосами, красными щеками, римским носом и чопорным тонкогубым ртом, напряженно всматривался в нее. Вдруг он без предупреждения шагнул вперед и, к ужасу Анны, обнял ее и поцеловал. Она разозлилась. Как смеет этот наглец так фамильярничать с ней?! Король узнает об этом!

Отшатнувшись от кислого, тошнотворного запаха пота и еще чего похуже, Анна изумилась, обнаружив, что остальные джентльмены не находят в поведении своего сотоварища ничего предосудительного и широко улыбаются. Она сердито взглянула на своего обидчика, но тот отвернулся и как раз забирал у одного из своих приятелей небольшой ларец из слоновой кости.

– Новогодний подарок от короля, мадам, – сказал нахальный незнакомец, широким жестом вручая Анне гостинец. Голос у него был до странности высокий для такого крупного мужчины.

Она открыла сундучок. Внутри лежала золотая подвеска, украшенная двумя рубинами, сапфиром и жемчужиной. Такой вещью, наверное, можно было заплатить выкуп за короля.

Анна закрыла ларчик и прижала драгоценность к груди.

– Прошу вас, поблагодарите его величество, сэр, – запинаясь, проговорила она по-английски. – Скажите, что я всегда буду дорожить этой вещью.

– Я передам ему, – ответил толстяк.

Последовала пауза, в продолжение которой он буквально сверлил Анну взглядом.

– Вы приехали из Гринвича, господа? – спросила она, пытаясь завязать разговор с другими джентльменами.

– Да, мадам, – ответил за всех толстяк, а Анна старалась не дышать, чтобы не чувствовать исходившей от него вони. – Мы прекрасно прокатились на лодке, всего четыре часа, а потом час скакали из Грейвзенда.

– Хорошо, господа, я желаю вам благополучного возвращения, – сказала Анна, надеясь, что они посчитают свою миссию выполненной, а себя отпущенными.

Однако мужчины не сдвинулись с места, стояли и смотрели на нее, поэтому Анна отвернулась к окну, чтобы сделать свое послание более доходчивым. Затоптанный пес лежал на боку на булыжной мостовой, бык ревел от ярости, из носа у него текла кровь. Анна услышала, как за ее спиной затворилась дверь.

– О, что за… – начала было говорить она, но Сюзанна остановила ее взглядом.

Повернувшись, Анна увидела, что семеро джентльменов стоят там, где стояли, ушел только их толстый предводитель. Ну и дела! Гнев все еще кипел в ней.

– Вам нужно от меня что-нибудь еще, господа?

– Ваша милость может спросить, нет ли чего-нибудь, что мы можем сделать для вас, – ответил молодой человек, стоявший дальше всех от нее.

Она уже видела его в Кале и сразу невзлюбила. Теперь Анна вспомнила: это был мистер Калпепер, один из фаворитов короля.

Не успела она ответить, как дверь снова отворилась и, к изумлению Анны, из-за нее показался тот же толстый мужчина, теперь уже одетый в куртку из пурпурного бархата. Когда лорды и рыцари встали на колени, оказывая ему почтение, Анна поняла, ужасаясь и недоумевая, что этим чудовищем был сам король.

Потрясенная, она упала на колени, чувствуя, как щеки ее заливает краской смущения и стыда. Это не мужчина с увиденного в Кале портрета! Нет! Тот был в расцвете сил, привлекательный и с правильными чертами лица. Он почти не походил на человека, стоявшего перед ней сейчас. Почему никто не позаботился о том, чтобы подготовить ее к реальности? Ведь король выглядел гораздо старше пятидесяти лет; лицо у него было суровое, со следами гневливости и нездоровья. И он был огромный! Куртка с массивными накладками на плечах и пышными рукавами длиной до сапог, отчего казалось, что в ширину он такой же, как в высоту; под белыми рейтузами, обтягивавшими его мощные, как стволы деревьев, ноги, проступали ниже баз какие-то обмотки. Бинты? Из-за этого от него так пахло?

И ей предстояло стать женой этого человека, разделять с ним ложе и терпеть его запах! От такой перспективы у Анны закружилась голова.

Она вся дрожала, когда король поднял ее с колен, и они встретились взглядами. У него были стальные голубые глаза под сходившимися у переносицы бровями, отчего казалось, что он постоянно хмурится. Король галантно поклонился. Обмирая от ужаса (как же она не догадалась, кто он, да еще так пренебрежительно отнеслась к нему!), Анна постаралась придать лицу любящее выражение, опасаясь, что оно больше походит на гримасу. Склонив голову, она снова опустилась на колени, но король мягко поднял ее, снова обнял и поцеловал. Анна старалась не дрогнуть.

– Надеюсь, ваша дорога сюда не была слишком тяжелой, мадам, и все было сделано для вашего удобства?

Анна беспомощно посмотрела на Сюзанну, которая быстро вышла вперед и перевела слова короля. Хорошо, что у нее была хотя бы такая поддержка.

– Поездка была долгая, сир, – Анна запнулась, – но я благодарю ваше величество за заботу о моем комфорте. Сир, простите, что я так грубо приняла вас, но я не узнала вашу милость.

Король хохотнул:

– Я всегда любил переодевания, мадам, и риск их последствий! – Пока Сюзанна переводила, он протянул Анне унизанную кольцами руку. – Доставьте мне удовольствие, пойдемте ужинать.

Анна вложила ладонь в его руку, сигнализируя Сюзанне, чтобы та шла следом как переводчик и компаньонка, и король повел их в гостиную, где у камина был накрыт стол для двоих. Сюзанна скромно заняла указанное ей место на стуле рядом с очагом.

– Вы ожидали пира, Анне. Могу я называть вас Анне? – спросил король.

– Анна, ваша милость, – поправила она его.

– Ах! – На мгновение он задумался. – Мне это нравится.

Анна с тревогой подумала: уж не вспоминает ли король о ее тезке, которую предпочел бы забыть навсегда?

– Вместо пира я решил, что мы могли бы познакомиться поближе наедине, – продолжил он.

Она так разволновалась, не зная, были ли они на равных, чтобы знакомиться ближе прямо сейчас, и каких последствий этого знакомства ей ожидать, что совершенно смутилась, однако заставила себя принять кубок рейнского. Вскоре по ее жилам разлилось благотворное тепло, и Анна немного расслабилась. Ужас никуда не делся, но слегка отдалился.

Стол был уставлен яствами. Жареный лебедь в собственном оперении, огромный рождественский пирог с начинкой из мяса и приправленных специями сушеных фруктов, студень из свинины, белое мясо под названием индейка, оказавшееся очень вкусным, и великолепный паштет из оленины. Неудивительно, что король растолстел! И все же, хотя пища была вкусная, Анна ела совсем мало. Ей был отвратителен шедший от короля запах, и она слишком нервничала, так что есть совсем не хотелось.

Манеры короля за столом были изысканными, а беседа, несмотря ни на что, оказалась занимательной. Он говорил о приятных вещах, рассказывал, как празднуют Рождество при его дворе, и о великолепном приеме, который планируется провести через два дня рядом с Гринвичем. Генрих сказал, что их бракосочетание состоится в воскресенье, на следующий день после приема. «Всего три дня», – подумала Анна, впадая в панику.

– Я должен извиниться, Анна, за то, что устроил вам сегодня такой сюрприз, – сказал король. – Я хотел увидеться с вами приватно, прежде чем официально приму вас. Мой предок, король Генрих Шестой, сделал то же самое, когда приехала его невеста, это было сто лет назад.

Анна немного успокоилась, увидев романтическую сторону в своем женихе. Ей нравилось его уважение к истории и традициям. Это давало почву для общения.

– Мне было бы интересно узнать о ваших предках, сир.

Король заулыбался и начал рассказывать о соперничавших королевских домах Ланкастеров и Йорков, отпрыском которых был он сам, о красной и белой розах, их эмблемах, которые соединились в розе Тюдоров – родовом знаке его семьи. Этот символ она уже видела повсюду на королевских домах и ливреях.

Напрасно пыталась Анна по ходу беседы понять короля и угадать, какого он мнения о ней. Англичане, которых она слышала раньше, были людьми сдержанными, к тому же рядом сидела Сюзанна, а разговор через переводчика всегда несколько неестественен. Но Генрих определенно не вел себя как мужчина, очарованный своей невестой. Анна подумала, что тридцать долгих лет у власти сделали его черствым, не станет он нацеплять на рукав повязку с изображением сердца и самые глубокие мысли и чувства привык никому не раскрывать. Может, он так же разочарован в ней, как она в нем, но заставляет себя быть приятным компаньоном. Она была вынуждена признать, что король проявил себя безупречно учтивым и заботливым. И все-таки было в нем что-то от зверя, выжидающего момента для броска. Несмотря на всю свою любезность, он пугал ее; Анна не могла представить интимной близости с ним. Ей приходилось сдерживать дрожь отвращения при мысли об этом.

В конце вечера король поцеловал Анне руку и пожелал доброй ночи.

– Я пообедаю с вами завтра. Мне нужно ждать благоприятного прилива, чтобы вернуться в Гринвич, а он не наступит до вечера.

Когда король уходил, Анна сделала низкий реверанс, и как только шаги его затихли вдали, бросила отчаянный взгляд на Сюзанну и кинулась в ее объятия, воскликнув:

– О Господи! Господи, помоги мне!

Утром пришел сэр Энтони Браун с новыми подарками от короля.

– Это для вас, ваша милость, с комплиментами от его величества.

Анна удивилась, почему Генрих не принес подарки сам, но отвлеклась на роскошные меха, которые были размашисто выложены перед ней, чтобы вызвать восторг: партлет[25]25
  Партлет – модный в XVI в. аксессуар; очень короткая безрукавка с воротником или без, которую надевали, чтобы прикрыть шею, верхнюю часть груди и плечи, на платья с низким вырезом или дублеты, или дополняли ею костюм в декоративных целях.


[Закрыть] с собольей опушкой, соболиные шкурки, чтобы заворачивать их вокруг шеи, муфта и меховая шапка. Король не мог бы выбрать ничего более подходящего и желанного такой холодной зимой.

Анна надела партлет к обеду и от всего сердца поблагодарила Генриха. Сегодня он был не так общителен, и ей вновь показалось, будто его тяготят какие-то мысли или что-то рассердило, поэтому трапеза прошла в неловком молчании. Наконец королю принесли накидку. Генрих проводил Анну вниз, к дверям, поцеловал ей руку и попрощался. Она стояла на крыльце со своими дамами, махала ему вслед и чувствовала облегчение, видя, что ее жених уезжает.

Если бы только, если бы только она могла собрать вещи и вернуться в Клеве ко всем, кто ей дорог! Если бы король был таким, как на портрете! Глаза Анны затуманились слезами, и она шатаясь пошла в дом, не слыша, что ее окликает Сюзанна. Ей хотелось поскорее отыскать матушку Лёве и выплакать свою печаль на ее мягкой груди.

Матушка Лёве была с ней строга. «Долг всегда нужно ставить выше личных чувств», – заявила она, заново укладывая в сундук личные вещи Анны. Вечером им предстояло отправиться в Дартфорд.

– Ваша почтенная мать сказала бы то же самое, Анна. Как жена, вы обязаны изучить своего супруга и понять, как сделать его счастливым.

– Ничего иного я сделать не посмею, – печально проговорила Анна, глядя в огонь. – Он пугает меня. Я все время думаю про то, что слышала о нем и во что мне так не хотелось верить. Но теперь я боюсь, это была правда. Легко представить его себе грубым и безжалостным.

Каким он будет и со мной, если я не осчастливлю его.

– Тогда вам нужно быть осторожной и слушаться его во всем. Господь послал вас друг другу, и вы должны использовать это к своей пользе. – Матушка Лёве чопорно поджала губы, но глаза ее были полны сочувствия. – Больше никаких разговоров о бегстве в Клеве.

– О, я не посмею. – Анна через силу улыбнулась. – Гнев моего брата будет ужаснее, чем гнев короля. Я думаю, он убьет меня.

И король тоже может меня убить, если узнает, что я родила незаконного ребенка.

Ледяные пальцы страха пересчитали ей позвонки.

В дверь постучали.

– Можно войти, мадам? – спросила Сюзанна.

– Да, конечно, – отозвалась Анна, но при виде своей милой подруги, которая несла целую охапку вещей и смотрела на нее с заботой и сочувствием, ощутила, как на глаза снова наворачиваются слезы. – Мы говорим о короле.

Она знала, что не следует обсуждать его с людьми низшего ранга, но доверяла и Сюзанне, и матушке Лёве. Они понимали, как она несчастна.

– Что вы думаете по поводу этой шарады? – спросила она Сюзанну, помогая ей складывать платья.

Та помолчала.

– Я думаю, он сыграл с вами злую шутку.

– Он извинился. По-моему, у него есть некое романтическое представление о себе как о странствующем рыцаре, который приехал, чтобы удивить свою принцессу.

– Немного же в этом было романтичного! – фыркнула матушка Лёве. – Анна была очень расстроена.

– Я знаю, – кивнула Сюзанна. – За обедом он вел себя отстраненно, и временами мне казалось, он на что-то сердится. Может, какая-то заминка с подготовкой к свадьбе или его расстроили государственные дела.

– Или причина во мне. – Анна вздохнула. – Он приехал специально для того, чтобы повидаться со мной, и не подал ни единого знака, что я ему понравилась, и вел себя вовсе не как нетерпеливый жених.

– Ну, если наш жених не испытывает нетерпения, значит он дурак, – пропыхтела старая няня.

– Он был очень любезен с вами, – сказала Сюзанна.

– Я надеялась на нечто большее, чем любезность, – фыркнула Анна, скручивая между пальцами пояс.

– Дитя, короли женятся ради блага государства, – возразила матушка Лёве, запирая сундук. – Любовь приходит позже. Его любезность – хорошее начало.

Сюзанна, брак которой был основан на любви и которая была безусловно счастлива в нем, бросила на Анну сочувственный взгляд.

– Но должна же быть какая-то симпатия, а я вообще не уверена, что нравлюсь королю. Знаю, я не красавица, но, при всей скромности, скажу, что считаю себя миловидной.

– Вы очень милая, – подтвердила Сюзанна. – А красота зависит от личного восприятия.

– Да, но у меня такой длинный нос и подбородок слишком острый!

– А король – идеал мужской красоты? – с вызовом спросила Сюзанна.

Анна вздохнула:

– Конечно нет. Хотя, смею заметить, говорить такое – это измена. Но главное, разумеется, в том, нравлюсь ли я ему. Помните, я говорила, что король очень настаивал на том, чтобы получить мой портрет? Если бы он ему не понравился, сомневаюсь, что я оказалась бы здесь. Меня беспокоит, что мейстер Гольбейн написал меня в фас, в самом выгодном ракурсе. На портрете не видно моих недостатков, и король, может быть, злится, потому как думает, что его обманули.

Он, без сомнения, разозлится еще сильнее, если узнает о прочих ее «недостатках»: о недостатке девственности, например.

– Анна, портрет был очень на вас похож, и нет никаких доказательств, что король недоволен вами, – заявила матушка Лёве. – У него, вероятно, много забот, которые тяготят его. Он был очень учтив и щедр. Взгляните на украшение, которое он вам подарил, и на эти восхитительные меха! В прошлом он не колеблясь избавлялся от своих жен. Будьте уверены, если бы вы ему не понравились, он без колебаний отправил бы вас назад в Клеве!

Анна не была в этом так уверена.

– Тогда он рискует нажить себе врага в лице моего брата и других немецких принцев и остаться один на один с враждебными Францией и Империей. Нет, он, должно быть, злится оттого, что не может отправить меня домой.

А я хотела бы, чтобы отправил!

– Чепуха! Вы придумываете какие-то невозможные вещи, и на каком основании? Чувство, впечатление! Вы говорите, король проявил к вам любезность, и только, но он поцеловал и обнял вас. Его поведение было совершенно подобающим случаю.

Анна хотела бы иметь такую же уверенность, как матушка Лёве.

– Вот подождите, пока выйдете замуж, – рассуждала няня, – тогда он покажет вам настоящую привязанность мужа к жене.

«Не дай Бог!» – подумала Анна. Явились непрошеные видения того, как она ложится в постель с королем, а ведь это станет реальностью всего через три дня.

Анна не представляла, как вынесет это. Перед глазами стояла только одна картина: как она сжимается от страха на супружеском ложе в брачную ночь…

Недалеко от города Дартфорда Анну ждали придворные, назначенные королем служить ей. Она стояла под ударами ледяного ветра, а Норфолк представлял ей графа Ратленда, кузена короля и ее нового камергера; сэра Томаса Денни, ее канцлера; сэра Джона Дадли, главного конюшего, и всех прочих, кто займет должности в совете, который станет управлять всеми ее делами. Потом архиепископ Кранмер и герцог Саффолк познакомили ее с тридцатью английскими леди и фрейлинами, которые приветствовали свою новую госпожу с должным почтением. К моменту, когда представление новых слуг завершилось, Анна уже промерзла до костей.

– Эти леди отныне будут постоянно служить вашей милости, – сообщил ей Норфолк, когда они проходили через гейтхаус к ее покоям, где, слава Тебе, Господи, наконец-то будет тепло. – Какое-то время они будут выполнять свои обязанности вместе с вашими немецкими помощницами.

Какое-то время.

Анна расстроилась, услышав это; про себя она молилась, чтобы ее соотечественницам позволили остаться. Сюзанна, конечно, никуда не денется, но Анне ненавистна была мысль о расставании с теми, кто верно служил ей и столько времени составлял компанию. Но страшнее всего было потерять матушку Лёве. Она будет молить за нее короля на коленях, если понадобится. Ее забросили в страну, полную чужих людей; она разлучилась с матерью, сестрой и братом, и матушка Лёве была для нее якорем. Страх предстоящего брака терзал бедную невесту днем и ночью, и она нуждалась в своей старой няне, как никогда прежде.

Анна заставила себя слушать Норфолка, который объяснял, что дом, где она находится, – это покинутое аббатство, закрытое королем в прошлом году.

– Король собирается снести его, – продолжил Норфолк в своей обычной бесцеремонной манере. – Он намерен построить здесь прекрасный дворец.

Анна огляделась: вокруг изукрашенные узорами монастырские здания, позади них – большая церковь. В свое время это была прекрасная женская обитель. Анна ощутила укол жалости к сестрам, которых выставили на улицу, бросили в мир, где они должны сами защищать себя. Им-то уж точно некуда податься. За последние четыре года в Англии закрылись почти все монастыри.

В тот вечер Анна вошла в комнату во внутренних покоях короля и обнаружила там ожидавших ее новых придворных дам. Неприятно было сознавать, что теперь ей придется проводить дни с этими незнакомками, ведь королеву редко оставляют без внимания. Она должна расположить их к себе, если хочет существовать в гармонии и иметь моральную поддержку.

Анна попросила женщин подняться из реверансов и сесть. С помощью Сюзанны, которая переводила беседу, ей удалось поговорить с каждой. Главной была племянница короля леди Маргарет Дуглас, рыжеволосая красавица, которая сразу понравилась Анне тем, что тепло приветствовала ее. Следующей по рангу шла дочь Норфолка, миледи герцогиня Ричмонд, вдова внебрачного сына короля; она была весьма миловидна, но вела себя менее дружелюбно, подтвердив подозрения Анны, что семья Говард недолюбливает ее. Да и с чего бы им ее любить, – рассудила она, – ведь они главный католический клан в стране, тогда как сама Анна воплощала собой союз короля с протестантскими принцами Германии.

Герцогиню Саффолк она уже знала, поскольку та путешествовала с ней из Дувра. Кэтрин Уиллоуби оказалась живой, своевольной молодой женщиной решительно реформистских взглядов, ее все любили. По контрасту с ней графиня Ратленд, свойственница короля, показалась Анне немного заносчивой; не отнеслась она с теплом и к сердцеликой леди Рочфорд, так же как к леди Эдгкумбе, от обеих веяло самодовольством, и Анна не раз замечала, как они перешептываются и с многозначительным видом кивают в ее сторону.

Из камеристок ей пришлись по душе Маргарет Уайетт, леди Ли, брат которой был поэтом, и Анна Парр, миссис Герберт, весьма образованная дама, настоящий ученый-гуманист. Заинтриговала Анну Элизабет Сеймур, сестра покойной королевы Джейн и жена сына лорда Кромвеля, миловидное создание с изящными манерами и очень приятная собеседница. Если Джейн была такой же, как сестра, легко понять, почему король глубоко скорбел по ней.

Анна Бассет, дочь леди Лайл, пышногрудая блондинка, оказалась весьма самовлюбленной, как и опасалась Анна. Своим хорошеньким личиком она будет всегда и везде привлекать внимание. Анна решила не просить у короля место для ее сестры; одной представительницы этого семейства при дворе вполне достаточно!

У миниатюрной племянницы Норфолка Кэтрин Говард, одной из фрейлин, на щеках появлялись милые ямочки, когда к ней обращались, и она смотрела на Анну во все глаза. Эта девушка имела развязные манеры и всегда готова была рассмеяться. Хотя Кэтрин сообщила Анне, что ей девятнадцать, она больше походила на девочку: руки и ступни у нее были маленькие, и она искренне радовалась своему новому посту. Анна сразу почувствовала себя ее покровительницей.

Остальные девушки являли собой веселую компанию. Пятнадцатилетняя Кейт Кэри была так похожа на короля, что Анна заподозрила, уж не приходится ли эта девочка побочной дочерью Генриху. Она не удивилась, когда Сюзанна шепнула ей на ухо, что Кейт – дочь Мэри Стаффорд. Ее не взволновало это свидетельство неверности короля; дело прошлое. Анна не думала, что ей придется столкнуться с любовными похождениями супруга, учитывая его больные ноги и ожирение.

– Известно ли вашей милости, что тетушка короля, леди Бриджит, была здесь монахиней? – спросила леди Ратленд. – Она давно умерла, до закрытия обители.

Анна пожалела, что Генрих не избавил Дартфорд от участи других монастырей, хотя бы в память о своей тетке.

– Здешние монахини славились благочестием и ученостью, – сказала леди Рочфорд. – Обитель пользовалась королевским покровительством.

– Да, – подхватила миссис Герберт, – но его величество правильно поступил, что распустил ее. Это был один из богатейших монастырей в стране и, без сомнения, школа папизма.

Почувствовав, что между дамами существует напряженность по религиозным вопросам, Анна предложила им познакомиться с ее немецкими фрейлинами, которые сидели, не участвуя в беседе, с одной стороны зала. Но у них было мало общего: в отличие от английских леди, немецкие не играли в карты, не пели, не танцевали и не музицировали, да к тому же не говорили по-английски. Анна боялась, что они окажутся в изоляции, ведь их так мало. Именно это уже и происходило.

В девять часов, понимая, что завтра ей рано вставать для официального приема в Гринвиче, Анна печально удалилась в бывший дом приорессы. Здесь, как и в Кентербери, была установлена еще одна роскошная королевская кровать. Засыпая, Анна напоминала себе, какую заботу о ней проявлял Генрих, что должно было демонстрировать некоторую его симпатию к невесте…