Текст книги "Бремя прошлого"

15

Подрастая, Сил становилась сообщницей Лилли во всех ее проказах, хотя ей порой и казалось, что тон всему задавала сестра, а отдувалась за все она, Сил. Лилли ловила мышей и пауков, но в постель гувернантке их подкладывала Сил. Лилли пришла в голову коварная мысль выставить напоказ панталоны гувернантки, а подкалывать юбку бедной женщине пришлось Сил.

Дошло до того, что Лилли уговорила ее взобраться на выложенные уступами камни над стремительным потоком. Сил поскользнулась и, наверное, утонула бы, если бы Лилли не бросилась за ней в воду и не спасла ее, подвергаясь сама смертельной опасности.

– Сил, дорогая, прости меня! – По щекам Лилли текли слезы. – Я во всем виновата. Я забыла, что ты всего лишь маленькая девочка и что я намного старше.

Преданная Сил ничего никому не сказала даже тогда, когда Лилли лупила по заду ее пони, заставляя ее нестись стрелой с вцепившейся в его гриву Сил на спине. В конце концов, пони сбросил всадницу на землю. Сил лежала как мертвая. Лилли бросилась к ней, а Финн побежал за помощью.

– Ах, Сил, Сил, не умирай, – плакала растерявшаяся Лилли. – Я люблю тебя. Вернись ко мне, Сил. Я никогда больше не буду делать таких глупостей. О, дорогая, о, дорогая моя… Я просто не подумала!

Но это было лишь минутное раскаяние Лилли.

Леди Молино разразилась слезами, увидев Дэниела О'Киффи, несшего на руках девочку. После того как пришел доктор и объявил, что у восьмилетней Сил всего лишь средней тяжести сотрясение мозга, лорд Молино вызвал к себе в кабинет Финна О'Киффи. Покраснев от гнева, он негодующе посмотрел на беднягу.

– Я доверил тебе своих детей! – крикнул он, и голос его эхом отозвался в высоких потолках. – И вот, полюбуйся, что с ними случилось! Как ты смеешь претендовать на место доверенного конюха после того, как моя младшая дочь упала с взбесившегося пони и так ударилась? Она могла разбиться насмерть. И виноват в этом был бы ты.

Залитое слезами лицо Лилли стало еще бледнее. Она сидела на краю стула, уставившись на свои крепко сцепленные руки, избегая смотреть на Финна и моля Бога о том, чтобы тот не сказал отцу, что во всем виновата она. Она не смогла бы вынести гнева родителей. В конце концов, она искренне жалела о том, что произошло. Так или иначе, с Сил будет все в порядке, так сказал доктор, а уж потом она помирится с Финном.

Но голова у нее пошла кругом, когда она услышала слова отца о том, что он устраняет Финна от его должности и только благодаря его хорошей работе с Уильямом не прогоняет его вообще.

Она облегченно вздохнула, увидев, что отец на нее не сердится. Он протянул к ней руки и сказал:

– Подойди ко мне, Лилли.

Она бросилась к нему. Обняв дочь, Молино взволнованно проговорил:

– Я понимаю, что это ужасно, когда отец оказывает одной дочери больше внимания, чем другой, но я все время думал о том, что это могло бы случиться с тобой, Лилли. Это тебя я видел полуживой на руках О'Киффи. Вот почему я был готов убить этого парня. За то, что могло случиться с тобой.

Лилли прильнула своей хорошенькой головкой к отцовской груди. Она чувствовала запах его одеколона, свежесть льняной рубашки и тонкий аромат выкуренной им недавно превосходной сигары.

– Не беспокойся, отец, – мягко сказала она. – Я хорошая наездница, не хуже Финна О'Киффи. И теперь я не буду спускать глаз с Сил. Обещаю тебе, что пони больше никогда не понесет ее.

В коридоре ее ждала леди Хэлен. Ее красивое, тонко очерченное лицо было строго, когда она остановила выходившую из отцовского кабинета Лилли.

– Мне нужно с тобой поговорить, Лилли, – жестко сказала она.

– Да, мама.

Она не осмелилась произнести обычное фамильярное «мамми». Лилли поняла, что что-то было не так, и опасливо последовала за матерью в гостиную.

– Закрой дверь, Лилли, – сказала леди Хэлен. Она устало опустилась в стоявшее у ее письменного стола обитое парчой кресло с позолотой. И, нахмурившись, дала понять, что Лилли надлежало встать перед нею.

– Я не знаю, что произошло на самом деле, – строго начала она, – но догадываюсь. Я убеждена, что в падении Сил виновата, как и всегда, ты. Но говорить об этом твоему отцу бесполезно, потому что он никогда не поверит в то, что ты такая злая.

Потрясенная, Лилли уставилась на мать расширенными от ужаса глазами.

– О, мамми, я не злая! Как ты можешь говорить такое?

Заливаясь слезами, она бросилась к ногам матери.

– Это неправда, мамми, неправда, что я злая, – рыдала она, обхватив колени матери и подняв к ней жалобный взгляд. Гнев матери был для нее невыносим, она обожала ее почти так же, как отца. Лилли плотнее стиснула ее колени. – Пожалуйста, не говори так. Дело в том, что я просто не подумала.

– Ты всегда задумываешься над тем, что делаешь, слишком поздно, – холодно заметила леди Хэлен. – Это твой серьезный недостаток, и ты должна сделать все, чтобы от него избавиться.

– Но как мне изменить свой характер? – сквозь слезы спросила Лилли. – Я такая, какая есть, – глупая, легкомысленная девчонка!

– Никто не должен довольствоваться тем, что он имеет от природы, – немного смягчившись, возразила леди Хэлен. – Человек должен работать над собой, стремясь к совершенству.

– Да, мамми.

Лилли поникла головой, и леди Хэлен со вздохом посмотрела на свою юную дочь.

– Тебе почти тринадцать лет, Лилли, – продолжала она, помолчав. – Я полагаю, что пора послать тебя на год в английскую школу. Может быть, учителям удастся научить тебя дисциплине, мне это явно не под силу.

– Господи Иисусе, мамми, – вскочила на ноги Лилли. – Ты не можешь отправить меня в школу!

– Прошу тебя не пользоваться в разговоре со мной жаргоном конюхов, – ледяным голосом обрезала ее леди Хэлен. – Я сегодня же поговорю об этом с твоим отцом. А тем временем ты извинишься перед сестрой и будешь находиться постоянно у ее кровати и развлекать ее, чтобы она не скучала. Есть ты будешь в детской и всю неделю не будешь спускаться из своих комнат. Ясно?

– Да, мамми. Разумеется.

Лилли снисходительно приняла наказание. В конце концов, она его заслужила.

– Но в школу, мамми…

– Можешь идти, Лилли, – оборвала ее мать, обратившись к своим бумагам, лежавшим на письменном столе. – И помни, до будущей недели я не желаю видеть тебя внизу.

В мрачном унынии Лилли вышла из комнаты. Ее не огорчала перспектива оставаться с Сил и ей вовсе не хотелось идти в конюшню, чтобы встретиться с доведенным до белого каления Финном О'Киффи, но приводила в ужас эта затея с английской школой. Она решила как можно скорее поговорить с отцом, даже если это будет нарушением данного матери обещания не показываться внизу целую неделю.

Лилли подождала, пока пройдет достаточно времени после обеда. В те дни в их доме не было гостей, и она знала, что мать не выйдет из своего будуара, где вышивала очередной чехол для сорока стульев из обеденного гарнитура.

Лилли осторожно прокралась по ярко освещенному коридору мимо рядов дверей и спустилась вниз по лестнице. Прислуге было запрещено пускать ее на нижний этаж, и она с опаской оглянулась. Но она правильно выбрала время: прислуга доедала свой ужин, а дверь материнской комнаты была плотно закрыта.

Она бесшумно спустилась по последнему пролету лестницы, прошла через холл и по коридору в западное крыло дома, к библиотеке, где, как она знала, отец каждый вечер после обеда выкуривал сигару и выпивал стакан портвейна, читая «Айриш таймс». Она толкнула дверь. В камине пылал огонь, и над головой отца вилась струйка голубого дыма. Он сидел перед камином в своем любимом кресле, в темном бархатном пиджаке, и читал газету, как она и ожидала. Он сидел спиной к ней и не слышал, как она вошла.

Она подкралась к нему сзади и закрыла ему глаза руками.

– Догадайся, кто это? – прошептала она.

Удивленный, он обернулся.

– Доченька, тебе здесь быть не полагается. Мать же тебе сказала…

– Знаю, па, знаю. Но я так расстроена… и не оттого, что меня наказали. Это по заслугам, я понимаю. Но английская школа… О, па, дорогой па, пожалуйста, не отсылай меня никуда из Арднаварнхи. Я этого не вынесу. Что я буду целыми днями делать в этой школе? Одна? В Англии? Я буду там такой несчастной… И мне будет так не хватать тебя!..

Лорд Молино с нежностью посмотрел на дочь, и она ответила ему тревожным взглядом.

– Кроме того, – добавила Лилли, снова метнув в него стрелу из-под ресниц, – мне будет там так скучно, что я, вероятно, стану еще непослушнее.

Легко побежденный, отец рассмеялся.

– Завтра я поговорю с твоей матерью, – пообещал он. – Ну а теперь марш в постель, пока она тебя не хватилась.

– Спокойной ночи, дорогой па. Мне искренне жаль, что так случилось с Сил.

Она обвила отца руками, пылко поцеловала, а затем преувеличенно осторожно, на цыпочках, пошла к двери.

16

Уильям ехал мелкой рысью рядом с Финном. Он думал о своем новом телескопе и об орбитах звезд. Уильям не был атлетом, и хотя его бледное лицо было привлекательным, как у всех Молино, красавцем его назвать было нельзя. Он был высок и худощав, как Финн, но на этом сходство и заканчивалось. У Финна были широкие плечи, впалый живот и узкие бедра. В нем чувствовалась живая мужская сила, и он всегда гордо держал голову. «Чересчур гордо для крестьянина», – ворчал кое-кто, завидуя его продвижению в Арднаварнхе. И он был очень красив с его худым лицом, четко очерченными скулами, мужественными чертами и большим чувственным ртом. Его серые с поволокой глаза и темные ресницы кружили головы девушкам со всей округи, хотя было ему всего пятнадцать лет.

Уильям производил совсем иное впечатление. Волосы его были взлохмачены, по очкам стекали капли дождя, лицо было чистым и гладким, как у ребенка. Верховой костюм был надет на нем как попало: одни пуговицы застегнуты не в те петли, другие вообще не застегнуты.

Он болтался в седле, ссутулившись и нагнув вперед голову. Финн поглядывал на него, глубоко вздыхая. Как он ни старался, но сделать из лорда Уильяма Молино хорошего наездника ему не удалось. Правда, теперь Уильям мог держаться в седле, не опасаясь сломать себе шею.

Его мысли снова обратились к Лилли, и из груди его вырвался громкий стон. Он убьет ее в один прекрасный день, поклялся себе Финн.

Уильям ничего этого не заметил. Он был погружен в свои мысли. Этот мечтательный юноша увлекался английской поэзией и пылал настоящей страстью к астрономии. Кроме того, он любил наблюдать за птицами и часами проводил время у реки, лежа на животе с биноклем в руках. Он писал трактаты о птицах, о звездах и планетах и строчил поэмы, хотя никогда и никому их не показывал. В особенности Лилли, зная, что она его будет дразнить.

Уильям сидел на лошади, не видя ничего сквозь затуманившиеся от сырости стекла очков.

– Сидите правильно, сэр, – наставлял его Финн. – Распрямите спину, лорд Уильям, и правьте лошадью. А то ваш отец будет снова ругать меня за то, что я плохо вас учу.

– Прости, Финн, – послушно выпрямился в седле Уильям. – Я просто не подумал об этом.

– Вот именно. Мне говорили, что вы очень рассеянны. Но если бы вы сосредоточились, я мог бы сделать из вас умелого наездника. Сэр, разве вы найдете во всем Коннемейре учителя лучше меня? Отдайтесь в мои руки, сэр, приложите немного старания, и мы сделаем так, что еще до конца месяца ваш отец похлопает вас по спине и скажет, какой вы ладный парень.

Уильям задумался над его словами. Пожертвовав всего одним месяцем своей жизни, он мог сделать отца счастливым, а себя свободным.

– По рукам, Финн О'Киффи, – проговорил он, протягивая руку своему спутнику. – Можешь располагать моим временем целых четыре недели по своему усмотрению. Но зато потом я уже не взгляну ни на одну лошадь.

В тот же вечер он рассказал о своем решении Сил и Лилли, обязав их хранить его в тайне от отца.

– Я хочу удивить его в конце месяца, – решительно сказал он.

Лилли бросила на брата ревнивый взгляд. Финн все еще не проронил с нею ни слова, хотя она все время видела его в конюшне. Он уже не был больше ее конюхом, не имел больше права носить ярко-зеленую форму и снова ходил в своей старой фланелевой рубахе и в штанах из рубчатого вельвета. На его загорелой шее был повязан синий платок в белый горошек; никогда еще Лилли не видела его таким красивым и таким злым. Каждый раз, когда он встречался с ней глазами, лицо его становилось хмурым, и он всячески избегал возможности общения с ней.

Она спросила Уильяма, на какой час был назначен очередной урок, и на следующее утро была на месте раньше него. Финн в стойле Панча готовил лошадь к прогулке.

– Все как раньше, не правда ли, Финн? – спросила она, перегнувшись через дверку стойла с очаровательной улыбкой.

– Не знаю, что вы имеете в виду, мисс, – отвечал он.

Голос его был холоден.

– Неправда, знаешь, – с волнением проговорила Лилли. – Мы вдвоем, на рассвете, на берегу. Только ты и я да морские птицы.

Не желая смотреть на нее, Финн затягивал подпругу, проверял удила. Все, что угодно, лишь бы не встречаться с ее предательскими глазами.

– Мне очень жаль, Финн, что я причинила тебе неприятности. Искренне жаль. Но, понимаешь, выбор был один – ты или я. Если бы па узнал, что я имела какое-то отношение к падению Сил, он тут же отослал бы меня в школу в Англию. И мы с тобой больше не увиделись бы.

– Я знаю только, что потерял работу, – коротко отозвался Финн, проходя мимо нее на расстоянии в целый ярд. – Вы играли тем, что для меня жизненно важно. Моей работой, заработком, возможностью наполнить свой желудок. Не ваш, разумеется, благородная и могущественная мисс Лилли.

Потрясенная Лилли не отрывала от него глаз. Видно, она тогда не поняла, что это для него значило… что ему грозил даже голод. Она думала тогда, что речь идет просто о временном отстранении Финна, что когда отец успокоится, он восстановит его в должности их грума.

– О, Финн, – дрожащим голосом проговорила она, – я действительно не понимала, что делала.

Лилли опустила голову и сцепила пальцы, охваченная угрызениями совести.

– Я прямо сейчас пойду к отцу и признаюсь, что во всем была виновата я, и скажу ему, чтобы он немедленно вернул тебе прежнюю работу. О, Боже, я знаю, ты никогда не простишь мне этого. Никогда. И будешь прав.

– Не делайте этого ради меня, Лилли. Достаточно уже того, что вам захотелось это сделать. Я отвечал за маленькую Сил, и как ни крути, а часть моей вины там была. Разве не я должен был помешать вам, когда вы стегали ее пони?

Лилли недоверчиво улыбнулась Финну, и он ответил ей взглядом, исполненным обожания, совершенно забыв о том, что заслуживала наказания она, а вовсе не он.

– Мы снова друзья? – спросила Лилли.

– Снова друзья, – кивнул он.

– И я могу поехать на прогулку с тобой и Уильямом?

Финн заколебался.

– Он не должен отвлекаться, Лилли. А вы ведь отлично знаете, что в вашем присутствии нельзя сосредоточить свое внимание на чем-либо, кроме вас.

– Я буду вести себя тихо, – пообещала она, глядя на Финна из-под длинных ресниц. – Просто я хочу быть с тобой, – мягко добавила она. – Мне так тебя не хватало, Финн…

Финн воспрянул духом, и в его потухших глазах снова сверкнула искорка.

– Ладно. Мы снова друзья. Но имейте в виду, если что случится, я больше не возьму вину на себя.

– Меня действительно хотели отослать в школу в Англию, – продолжала Лилли, кокетливо поглядывая на Финна, – но я отказалась. О, Финн, как бы я могла уехать из Арднаварихи, оставив своего друга? – добавила она, серьезно взглянув ему в глаза.

Финн молча, смотрел на Лилли. Они прекрасно понимали друг друга и без слов.

– Я буду в самом конце пляжа, – сказала она, пробежав по двору и вскакивая на свою гнедую кобылу, которую держал на поводу конюх.

– Я не могу, Лилли, – серьезным тоном возразил он. – Я должен все время быть с лордом Уильямом. Этого требует ваш отец.

Она разочарованно посмотрела на Финна.

– Ну, ладно, я просто поеду следом за вами. И обещаю, обещаю ничем вас не отвлекать.

В этот момент под аркой появился Уильям. Шел он медленно и нехотя.

– Доброе утро, лорд Уильям, – со вздохом приветствовал его Финн, державший на поводу Панча. – Мы сделаем из вас прекрасного наездника. Не забывайте об этом, сэр, и все будет отлично.

Уильям подозрительно взглянул на Лилли.

– А ты что здесь делаешь? – спросил он, с трудом карабкаясь на лошадь.

– Я поеду с вами, буду помогать.

Кобыла Лилли внезапно испуганно отпрянула в сторону, стукнув подковами по булыжнику, и она засмеялась, увидев, как нервно попятилась лошадь Уильяма и тот в страхе уцепился за ее холку.

Но дальше произошло неожиданное – Уильям не удержался и тяжело рухнул на землю.

Финн, бросив на Лилли взгляд, полный негодования, кинулся к лошади и ловко схватил ее под уздцы. Жеребец почувствовал сильные руки Финна и встал как вкопанный. Лилли подбежала к Уильяму.

– Ты не разбился? – в тревоге спросила она с побелевшим, как и у ее брата, лицом.

– Слава Богу, нет, – отозвался Уильям, садясь на траву и ощупывая голову.

– Панч мог затоптать его до смерти, и вы это прекрасно понимаете, – свирепо прорычал Финн. – А теперь уезжайте отсюда. И благодарите свою счастливую звезду за то, что ваш отец на этот раз ничего не узнает. Держитесь подальше от меня и лорда Уильяма, больше от вас ничего не требуется.

Лилли тупо посмотрела на Финна, без единого слова повернула кобылу и галопом умчалась. Финн в тревоге взглянул на все еще сидевшего в траве Уильяма. Тот потирал себе затылок.

– Ваша сестра настоящая ведьма, сэр, – заметил Финн, помогая ему подняться на ноги.

– Больше того, – возразил Уильям, – она просто опасна. Не понимаю, как только ей сходит с рук все, что она вытворяет. Правда, мне думается, что в действительности она никому не желает вреда.

Он печально взглянул на Финна.

– Как бы там ни было, Финн, больше я к лошадям не подойду. С меня довольно.

– Вот что я вам скажу, сэр, – сердито заговорил Финн. – Ваш отец заживо сдерет с меня кожу, если я этого не сделаю. Или, что еще хуже, просто выгонит меня.

Они посмотрели друг на друга, и Уильям увидел в глазах Финна страх. Страх остаться без работы, без заработка, без пищи. Уильям был сыном своего отца. Понятие долга было у него в крови, и он понял, в чем теперь состоял его долг. Он вздохнул.

– Хорошо, Финн, я научусь ездить верхом.

Финн облегченно вздохнул. Он понимал, чего стоило Уильяму сказать это после такого опасного падения с лошади. Его лицо сияло восхищением, когда он помог ему снова сесть в седло.

– Я позабочусь об этом, сэр, – пообещал он. – Вам никогда больше не придется бояться чужой лошади.

Лилли тщательно избегала даже приближаться к конюшне, когда Финн занимался с ее братом. Она скрывалась за домом, но, едва завидев Уильяма, устало шагавшего через холл в забрызганной грязью одежде после очередной долгой прогулки в седле дождливым утром, молниеносно оказывалась на конном дворе.

– Моя очередь, – смеясь, говорила она Финну, и они уезжали верхом в лес, не замечая ни дождя, ни ветра, счастливые тем, что были вместе.

Через четыре недели лорд Молино явился, чтобы оценить успехи Уильяма.

– Мальчик держится на лошади хорошо, – удовлетворенно сказал он Финну, наблюдая за тем, как сын пригнулся в седле, перелетая через живую изгородь, и галопом помчался через поле. – Никогда бы не подумал, что он будет на это способен.

Он одобрительно посмотрел на Финна, сидящего на вороном гунтере.

– Я должен отблагодарить тебя за это, – с теплой нотой в голосе сказал ему хозяин. – Несмотря на твои недостатки, Финн. О'Киффи, ты действительно отличный наездник и можешь вернуться к своим обязанностям грума при моих дочерях прямо сегодня. За хорошую работу тебе будет увеличено жалованье. Скажи потом об этом бухгалтеру.

Двумя днями позднее были упакованы десятки сундуков и ящиков. Горничная леди Хэлен, гувернантка и слуга его светлости уже были отосланы в Дублин. Теперь и вся семья была готова к отъезду.

Прислуга выстроилась в одну шеренгу, как это было принято в доме, чтобы попрощаться с хозяевами, и сердце Финна упало, когда он смотрел на сверкавшие бутылочно-зеленым лаком кареты, быстро удалявшиеся по длинной, в целую милю, мощенной гравием аллее. Ему показалось, что Лилли обернулась, чтобы взглянуть на него, и он помахал рукой в надежде, что она заметит его прощальный жест.

Но Лилли обернулась не только из-за Финна. Она хотела в последний раз увидеть Арднаварнху. Голубой с золотом штандарт, развевавшийся над Большим Домом, был спущен в знак того, что семьи в доме нет.

Она со счастливым вздохом отвернулась от Арднаварнхи и посмотрела вперед с волнением, думая о Дублине, о званых вечерах и новых платьях, о массе ожидавших её удовольствий, и ни разу не вспомнила о своем лучшем друге, Финне О'Киффи.