Текст книги "Грани воды"

Элизабет Джордж
Грани воды

Elizabeth George

The Edge of The Water

Copyright © Elizabeth George, 2012.

© Черезова Т., перевод на русский язык, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

* * *

Гэйл Цукияме, обожаемой младшей сестре, которая сказала слово, подарившее мне эту историю

 
Все делал я, заботясь о тебе,
(Тебе, бесценная, тебе, о дочь!),
Но ты не ведаешь, кто ты…[1]1
  Перевод М. Н. Бычкова.


[Закрыть]
 

Уильям Шекспир «Буря»

Часть 1. Перевал обманов

Мир Силлы

К родителям я попала в возрасте двух лет, и единственные мои воспоминания от того периода, который предшествует воспоминаниям о них, похожи на сны. Меня несут. Поблизости вода. Мне холодно. Кто-то бежит со мной на руках, так крепко прижав мою голову к своему плечу, что мне больно от каждого его шага. И я знаю, что это «он» – по тому, как он меня держит. Ведь мужчинам инстинкт не подсказывает, как надо держать малышей.

Стоит ночь – и я помню огни. Помню голоса. Помню, как дрожу от страха и холодной влаги. А потом меня заворачивают во что-то теплое, моя дрожь унимается – и я засыпаю.

После этого, в другом обрывке сна, я вижу себя в другом месте. Какая-то женщина говорит мне, что теперь она – мама, и указывает на мужчину, чье лицо нависает надо мной, и он говорит, что теперь он папа. Но они не мои родители, и никогда ими не будут – точно так же, как те слова, которые они произносят, – это не мои слова и никогда моими не будут. Это и стало источником моих проблем.

Я не разговариваю. Я только хожу, указываю и наблюдаю. Я как-то выживаю, делая то, что мне велят. Но я боюсь того, чего другие дети не боятся.

Больше всего я боюсь воды, и это становится проблемой с самого начала. Дело в том, что я живу с этими мамой и папой в доме, который стоит высоко над обрывом, высоко над многими милями воды, и из окон этого дома я вижу только воду. Из-за этого мне хочется прятаться в доме, вот только ребенку так нельзя: положено ходить в церковь, проводить время с родными и, когда ребенок становится взрослее, записаться в школу.

Я всего этого не делаю. Я стараюсь это делать, и мама и папа пытаются заставить меня это делать, и другие тоже пытаются. Но все мы терпим неудачу.

Вот почему в конце концов я оказываюсь далеко, в таком месте, где нет воды, которая бы меня окружала. Меня трогают люди. Они меня тыкают и теребят. Они разговаривают так, как будто меня здесь нет. Они смотрят видеозаписи со мной. Они демонстрируют мне картинки. Они задают мне вопросы. Пока все это происходит, я слышу: «Так сделайте же что-нибудь с ней – для этого мы ее и привезли!» Эти слова ничего мне не говорят, но по тому, как они звучат, я распознаю в них прощание.

И я остаюсь в этом безводном месте, где обучаюсь тем элементарным вещам, которые принято считать жизнью человека. Я научилась приводить себя в порядок и есть сама. Но больше ничего. Дайте мне простое задание – и я смогу его выполнить, если мне точно покажут, что именно надо делать. Из этого всем становится понятно, что с моей памятью все в порядке. Однако это – единственное, что удается понять. В результате меня называют загадкой. Говорят, надо радоваться, что я хотя бы могу ходить, сама ем и привожу себя в порядок. Говорят, это уже повод ликовать.

И вот в конце концов меня возвращают тем маме и папе. Кто-то объявляет: «Тебе уже восемнадцать лет. Здорово, правда?» Хотя эти слова ничего для меня не значат, по ним я понимаю, что что-то изменится. Итак, остается только поездка куда-то на машине холодным январским днем на праздничный пикник по поводу моего возвращения домой.

Мы едем в парк. Дорога туда занимает, похоже, очень много времени. Мы переезжаем высокий мост, и мама объявляет: «Закрой глаза, Силла! Внизу вода!» Я так и делаю, и скоро мост уже остается позади. Мы заезжаем в деревья, которые возносятся в небо, и спускаемся все ниже и ниже по петляющей дороге, покрытой опавшими иголками, которые кедры роняют в зимние ураганы.

В конце дороги – место для машин. Там же стоят столики для пикника. Мама говорит: «Что за день для пикника! Сходи к берегу, Силла, пока я все приготовлю. Я знаю, как ты любишь смотреть на берег».

Папа говорит: «Угу. Пошли, Силл». Он шагает к густым зарослям кустов с блестящими листьями, которые растут под деревьями. Следом за ним я выхожу к тропинке, которая идет через них. Там оказывается дорожка из песка и земли. По ней мы проходим под кедрами и елками, огибаем заросли папоротника и валуны – и наконец оказываемся на берегу.

Я не боюсь берегов – только воды, которая идет по их краю. Сами берега я обожаю: их соленый запах и толстые ползучие змеи водорослей, перемещающихся по ним. Здесь есть плавник, выглаженный водой. Здесь есть огромные камни, по которым можно карабкаться. Здесь высоко парит орел, здесь орет чайка, и дохлый окунь лежит на жестком холодном солнце.

Я останавливаюсь рядом с рыбой. Я нагибаюсь, чтобы ее осмотреть. Я наклоняюсь ниже, чтобы ее понюхать. От едкой вони у меня режет глаза.

Чайка снова орет – и орел издает крик. Он то опускается, то взмывает выше, и я слежу за его полетом взглядом. Он летит на север и исчезает за деревьями.

Я смотрю, не вернется ли он – но птица улетела. Как я замечаю, исчез и папа, который вывел меня через деревья на берег. Он остановился там, где дорожка встретилась с песком. Он сказал: «Пожалуй, посмолю палочку, от которой бывает рак. Не рассказывай Нашей самой главной, ладно, Силл?» – а я молча пошла дальше. Наверное, он вернулся к машине за обещанным пикником, и теперь я одна. Мне не нравится одиночество и близость воды. Я поспешно возвращаюсь туда, где стоит машина.

Но она тоже исчезла, как и папа. И мама тоже исчезла. На том месте, где должны были устроить пикник, на сером, поросшем лишайниками столе под деревьями остались только две вещи. Одна – это сэндвич, завернутый в пленку. Вторая – маленький чемодан с колесиками.

Я подхожу к этим предметам. Я осматриваюсь. Я вижу, я наблюдаю, я указываю пальцем, как обычно. Но тут нет никого, кто бы мне ответил.

Здесь – где бы оно ни было, это «здесь» – я одна.

Глава 1

Когда кто-нибудь говорил: «Деньги – это еще не все», Дженн Макдэниелс сразу знала об этом человеке две вещи. Во-первых, он никогда не был бедным. Во-вторых, он ни малейшего понятия не имел о том, каково это – быть бедным. Дженн была бедна – она была бедной все свои пятнадцать лет, так что имела очень даже хорошее понятие о том, что приходится делать, если у тебя нет денег. Ты покупаешь одежду в секонд-хенде, ты готовишь странные блюда из просроченных продуктов, а когда тебе подворачивается нечто такое, что обещает хотя бы крошечную долю вероятности сбежать от занавесок из простыней и жизни, где все достается тебе из вторых рук, ты делаешь все, чтобы это получилось.

Именно этим она и занималась в тот день, когда в ее жизнь въехала Энни Тэйлор. Даже если бы состояние очень недурной серебристой «Хонды Аккорд» не сказало Дженн, что Энни Тэйлор на остров Уидби занесло случайно (Господи, эта машина была даже чисто вымыта!), то она поняла бы это по номерам штата Флорида. Как и по модному наряду Энни Тэйлор, и весьма стильной стрижке рыжих волос. Энни вышла из машины, уперла руку в бок и спросила у Дженн:

– Это Позешн-пойнт, так?

При этом она хмуро посмотрела на полосу препятствий, которую Дженн устроила в конце подъездного пути.

Эта полоса препятствий и была для Дженн тем крошечным шансом сбежать от занавесок из простыней и подержанных вещей. А еще она была ее шансом вообще сбежать с острова Уидби. Полоса состояла из крышек от мусорных контейнеров, сломанных сидений для унитазов, погнутых ведер, поплавков и разорванных спасательных жилетов: они служили заменой разметочных конусов, которые для тренировок использовал бы любой другой подросток – типа, подросток с деньгами. Она собиралась как минимум час водить мяч по полосе препятствий. До набора игроков в женскую сборную острова оставалось несколько месяцев – и Дженн была твердо намерена попасть в команду. Центральный полузащитник! Блестящая девица с потрясающей скоростью! Ловкость просто невероятная! Ее будущее обеспечено! Университетская стипендия, я иду к тебе… Только сейчас дорогу ей преградила машина Энни Тэйлор. Или, может, это Дженн преградила дорогу Энни – как посмотреть.

Дженн подтвердила – ага, это Позешн-пойнт – однако не стронулась с места, чтобы Энни смогла ехать дальше. Откровенно говоря, она не видела, с чего бы ей это делать. Эта рыженькая явно оказалась здесь случайно, и если уж ей приспичило полюбоваться видом – который ничего особенного из себя не представляет, – так пусть топает к воде на своих двоих.

Дженн повела футбольный мяч к сломанной крышке от унитаза, делая обманные движения и финты. Она хитро уворачивалась, чтобы обмануть своих соперников. Она как раз собралась провести мяч мимо крышки мусорного бака, когда Энни Тэйлор ее окликнула:

– Эй! Извини! Ты мне не поможешь?.. Я ищу Брюса Макдэниелса.

Дженн остановилась и бросила на нее взгляд через плечо. Энни добавила:

– Ты его знаешь? Он вроде бы здесь живет. У него для меня ключ. Кстати, я – Энни Тэйлор.

Дженн вздохнула и подхватила мяч. Брюса она знает, еще бы. Брюс – ее папа. Когда она в последний раз его видела, он пробовал пять разных сортов домашнего пива – на веранде, несмотря на февральский холод. Все пиво он выставил на перилах, чтобы «полюбоваться шапкой», прежде чем выдуть. Он варил пиво в сарае на участке – и всегда запирал его надежнее любого банковского сейфа. Когда он не занимался варкой, то тайком продавал ее результаты. А когда он не занимался этим, то продавал наживку тем рыбакам, которым хватило храбрости пришвартовать свой катер к его шаткому причалу.

Когда Энни Тэйлор заговорила про ключ, Дженн первым делом подумала, что ее папа вручает свой сарай – пивоваренный сейф – незнакомке. Но тут Энни пояснила:

– Тут ведь есть жилой автоприцеп, так? Я в него вселяюсь. Тот человек, у которого я его арендую, – Эдди Беддоу? – сказал, что Брюс передаст мне здесь ключ. Так он там?

Она указала за полосу препятствий. Дженн кивнула, но про себя подумала, что Энни, наверное, говорит о каком-то другом прицепе, потому что жить в развалюхе, которая стоит неподалеку от их дома, сколько Дженн себя помнит, просто невозможно.

Энни сказала:

– Отлично. Так что ты не возражаешь?.. Можно?.. Ну, можно мне убрать все это?

Дженн начала ногами сталкивать препятствия на обочину. Энни подошла помогать, оставив двигатель включенным. Она оказалась высокая… впрочем, поскольку в Дженн было всего метр шестьдесят четыре, для нее почти все оказывались высокими… А еще у нее была масса веснушек. На ней была одежда, которую, похоже, купили по дороге на остров в Беллвью: облегающие джинсы, сапоги, свитер с высоким воротником, теплая куртка, шарф. Она словно сошла со снимка, рекламирующего сельскую жизнь в штате Вашингтон – вот только все это было слишком уж хорошо подобрано, чтобы такое носил настоящий сельский житель. Дженн невольно стало любопытно, что здесь делает эта Энни Тэйлор – если, конечно, не находится в бегах.

Держа мяч под мышкой, она пошла за машиной Энн в сторону прицепа, решив, что ее реакция при виде этой развалюхи будет поинтереснее обводки.

«Ох!» – вот что было написано у Энни Тэйлор на лице, когда Дженн ее догнала. И этот ох не был частью «Ох, как круто!». Скорее, это был ох из «Ох, господи, ну я и попала!».

Она вышла из машины и стояла, остолбенев: все ее внимание было сосредоточено на единственном домике на колесах, находящемся поблизости.

– Это… э… он? – спросила она, глядя на Дженн.

– Крутой, да? – саркастически отозвалась Дженн. – Если ты увлекаешься черной гнилью и плесенью, то ты по адресу.

– Позешн-пойнт, – проговорила Энни в основном для самой себя. А потом снова обратилась к Дженн: – Это… всерьез? То есть – это он и есть? Но ты ведь не живешь здесь тоже, да?

Энни осмотрелась, но, конечно, не увидела ничего такого, что изменило бы ее мнение об этом унылом месте.

Дженн указала на свой дом, стоявший чуть дальше и ближе к воде. Здание было старым, но в чуть лучшем состоянии, чем автоприцеп. Оно было из серых досок, с сомнительного качества крышей, а сразу за ним, на краю воды, покосившийся сарай для наживки нависал над причалом. Казалось, будто обе эти конструкции поднимаются из груд плавника, кучи старых сетей и массы разных разностей, от перевернутых алюминиевых лодок до стоящих торчком унитазов.

Пока Энни озирала все это, отец Дженн, Брюс, вышел из дома и спустился по шатким ступеням крыльца.

Он окликнул приезжую:

– Вы – Энни Тэйлор?

Без всякого энтузиазма Энни отозвалась:

– Значит, вы – мистер Макдэниелс.

– Пред вами собственной персоной, – заявил он.

– Э… это здорово, – сказала Энни, хотя ее запинка совершенно ясно говорила об обратном.

Дженн не особо ее в этом винила. Скорее всего, Энни Тэйлор никогда в жизни не встречала никого, кто походил бы на Брюса Макдэниелса. Ему нравилось быть личностью с большой буквы «Л», и он намеренно подчеркивал все, что заставляло его казаться эксцентричным. Его седые волосы в стиле Бенджамина Франклина были ему до плеч. Лысину размером с суповую миску он прикрывал вязаной лыжной шапочкой из секонд-хенда, на которой была надпись «ЛЫЖНЯ СКВо-ВЭЛЛИ», хотя он ни разу в жизни не вставал на лыжи. Он был в отвратительной форме: худой, как скелет, – за исключением живота, который вылезал из брюк и обычно придавал ему вид беременного.

Запустив руку в карман, он объявил:

– А вот и ваш ключ.

В эту секунду входная дверь снова распахнулась – и оттуда выбежали два маленьких братца Дженн.

– А это еще кто? – вопросил Пети.

– Пап, он сожрал чертов хот-дог, который на ужин! – крикнул Энди. – Дженни, скажи ему! Ты же слышала, что мама говорила!

– Прекратите, короеды! – радостно откликнулся Брюс Макдэниелс. – Это Энни Тэйлор, наша новая соседка. А это, Энни, порождения чресл моих: Дженнифер, Пети и Энди. К слову, Дженн – это та, с футбольным мячом.

Он захохотал, словно радуясь удачной шутке, хотя из-за короткой стрижки и отсутствия выпуклостей Дженн не один раз принимали за мальчишку.

Энни вежливо сказала, что рада со всеми ними познакомиться, после чего Брюс торжественно вручил ей ключ от прицепа. Он сообщил ей, что только этим утром как следует смазал замок и что она убедится: домик в превосходном состоянии и внутри все работает.

Судя по лицу Энни, она в этом усомнилась, но взяла ключ, пробормотав:

– Ну, и чудесно.

Решительно расправив плечи, он отперла дверь, заглянула в нее и сказала:

– О господи!

Она выскочила наружу еще быстрее, чем зашла. Адресовав любопытствующим Макдэниелсам улыбку, она начала разгружать багажник. Все коробки оказались аккуратно заклеенными и надписанными. У нее был компьютер и принтер. И несколько великолепных чемоданов. Она начала затаскивать все внутрь, оставляя сразу за дверью.

Никто из Макдэниелсов и не подумал ей помогать – но разве их можно было за это осудить? Ведь никто ни на секунду не поверил в то, что она тут сможет продержаться хотя бы одну ночь.

* * *

Дженн избегала Энни в течение первых суток ее пребывания на берегу – в основном от стыда. Через три часа после того, как Энни завершила разгрузку машины, мама Дженн вернулась домой на рычащем «Субару Форестере», который работал в качестве такси Южного Уидби. Все эти три часа Брюс Макдэниелс продолжал всесторонний эксперимент по оценке качества своей пивоваренной продукции, и когда мама Дженн вышла из «Субару» и устало поплелась к дому, он приветствовал ее радостным кличем:

– Ке-ке-ке Кэти! Моя пре-лест-ная Кэти!

Он бросился ее встречать, пал на колени и запел во весь голос, а мама Дженн воскликнула:

– Как ты мог! Опять!!! – и тут же разрыдалась.

Испытывая мучительное унижение, Дженн забилась к себе в комнату, мечтая, чтобы оба ее родителя исчезли, прихватив с собой Энди и Пети.

В окно она подглядывала за Энни Тэйлор, которая время от времени выходила из домика на колесах – то чтобы занести в дом дрова для печурки, которая его обогревала, то чтобы пройтись по заваленному плавником берегу. Во втором случае она прихватила с собой бинокль и, устроившись на узловатых корнях вынесенного на берег дерева, стала осматривать поверхность воды. Сначала Дженн решила, что она хочет посмотреть на местных косаток. Эти морские хищники заплывали в пролив в любое время года, а семьдесят животных обитали в стокилометровой зоне вокруг острова Уидби. Дженн считала их единственными заслуживающими интереса обитателями моря.

Когда Энни вышла на берег в третий раз, она вынесла фотоаппарат со штативом. Тут Дженн решила, что она, наверное, занимается фотоохотой – и спросила об этом отца за завтраком утром, на следующий день после приезда Энни. Остальные к этому времени еще не вставали. На улице стоял страшный мороз, и, как обычно, в доме было ненамного теплее. Видимо, все остальные члены семьи сочли за лучшее переждать холод под одеялами, однако дождя не было, а в хорошую погоду следовало устроить забег, что Дженн и намеревалась сделать. Правда, оставался еще вопрос об Энни…

– Понятия не имею. – Таков был ответ Брюса относительно этой молодой особы и фотографии. – Мое дело – получить арендную плату, а интересует меня только, будет ли она шуметь по ночам и не распугает ли селедок в запруде с наживкой. Если хочешь узнать еще что-то, спроси у Эдди. Что до меня, то неведение – это б-л-а-г-о. – Все это время он читал номер «Хроники Южного Уидби» недельной давности, а тут поднял глаза, отметил наряд Дженн и, когда она с ним попрощалась, спросил:

– Куда тебя понесло, Дженн?

– Спринт, – ответила она. – Скоро набор. Женская сборная острова. Ну, ты понимаешь.

– Бога ради, поосторожнее на дороге. Там гололед, и если ты сломаешь ногу…

– Не сломаю, – пообещала она.

На улице она начала разминку, используя ступеньки и перила крыльца. В холодном воздухе ее дыхание работало, словно увлажнитель воздуха.

Со стороны прицепа донесся громкий стук – и на улицу вылетела Энни Тэйлор. На ней было надето столько слоев одежды, что Дженн удивилась, как ей удается двигаться так быстро. Направившись к поленнице, она набрала охапку.

– Тупизм, идиотизм, кретинизм… Полный ноль! – донеслось до Дженн раздраженное ворчание Энни. – Можно подумать, что… Ах, отлично! Спасибо большое!

Дженн смотрела, как Энни набирает дрова и ковыляет с ними к прицепу. Она с любопытством посмотрела на поленницу. Похоже, приезжая быстро с ней расправится. Вот только… Дженн вдруг поняла, что в утреннем воздухе не ощущается запаха дыма.

Она прошла к двери прицепа, заглянула внутрь и сказала:

– Дрова у тебя так и летят, а?

Энни повернулась на ее голос от низенькой печки, перед которой стояла на коленях.

– Было бы неплохо, блин, – проворчала она. – Они не горят. Я просто пытаюсь найти проклятущее полено, которое загорелось бы.

– Странно, – сказала Дженн. – Должны были бы гореть нормально.

– «Должны были бы гореть» и «горят» – это две совершенно разные вещи. Если ты увидишь, что из прицепа повалил дым, то знай: он у меня из ноздрей.

– Хочешь, я посмотрю?

– Добро пожаловать. Если сможешь заставить это дерьмо гореть… Извини за резкость, но я просто в ярости. И за ночь успела сиськи отморозить… Короче, тогда за мной завтрак.

Дженн рассмеялась:

– Отмороженные сиськи? Ох! – ахнула она. – Давай посмотрю на твою печку.

Глава 2

Дженн быстро осмотрелась в прицепе и сказала:

– Мрак! Зачем ты сюда въехала?

– Мне нужна здешняя вода.

Энни подобрала одно из двадцати поленьев, рассыпанных по полу у печки.

– Э-э… но это же остров? – изумилась Дженн. – Если ничего не изменилось, то вода тут всюду.

– Конечно. Да. Но мне нужна эта вода.

– Она всюду одинаковая.

– Вовсе нет, – возразила Энни и указала на печку, распахнутая дверца которой напоминала беззубый провал рта. – Так ты что-то в этих штуках понимаешь?

– Знаю, что надо выгрести золу, – сообщила ей Дженн после беглого осмотра. – Пока этого не сделаешь, в печке ничего гореть не будет. А как насчет вьюшки? Ты ее вообще открыла? И готова спорить, что дымоход никто не проверял, а там небось птичьих гнезд набилось до крыши.

Энни тихо охнула, но не сдвинулась с места, чтобы решать все эти проблемы. Вместо этого она плюхнулась на грязную табуретку с металлическими ножками и безнадежно огляделась.

По мнению Дженн, вся атмосфера внутри домика говорила о серьезной угрозе для здоровья. Кроме табуретки, на которой устроилась Энни, обстановка состояла еще из одной такой же табуретки, вспоротой банкетки, покосившегося стола и заплесневелой кушетки, стоявшей под окном – настолько дырявым, что по подоконнику, похоже, выстроилась шеренга мха. Автоприцеп таил в себе множество смертельных угроз. Дженн стало любопытно, сколько собиралась здесь прожить Энни.

Она почесала в затылке и спросила:

– Хочешь, чтобы я наладила тебе печку?

– Ой, сможешь? – спросила Энни, моментально повеселев. – Я готова буду встать на колени и лобызать тебе туфлю. Только вот… я видела, как ты разминалась. Ты ведь собиралась сделать пробежку, да? То есть мне не хотелось бы тебя…

– Нет проблем. Пары секунд хватит.

Дженн вышла на улицу и схватила одно из погнутых ведер, которые использовала для отработки обводки. Вернувшись с ним к печке, она начала выгребать в него золу совком. Похоже, Энни решила, что совок и кочерга, пристроенные у печки, – это деталь интерьера. Судя по слою лежащей на них пыли, к ним уже много лет никто не прикасался.

Вычищая топку, она сказала:

– Здесь никто не жил… типа, всю мою жизнь. Уверена, что хочешь тут остаться? По-моему, тут можно серьезно заболеть.

– Да уж, тут надо бы все привести в порядок, – согласилась Энни. – Но я вроде как надеюсь, что горячая вода, нашатырь, питьевая сода, хлорка и моющий порошок делу помогут.

– Либо так, либо вообще все взорвать, – сказала Дженн.

– Что, – подхватила Энни, – было бы неглупо.

Они рассмеялись. У Энни оказался приятный смех. У нее были ровные белые зубы и славная улыбка. Дженн решила, что приезжая ей нравится – и ей стало любопытно, сколько той лет. Явно намного больше, чем самой Дженн, но Дженн показалось, что они все равно могли бы подружиться. В этих местах, на острове, с друзьями было туго.

Под поленьями она заметила несколько газет и, вытащив их оттуда, показала Энни, как надо разводить огонь: сначала кладутся скомканные газеты, потом – щедрая порция сухих щепок, а уже сверху – поленья. Она взглянула на Энни, проверяя, запоминает ли она ее наставления, и Энни ответила улыбкой. Правда, Дженн вынуждена была признать, что женщине с номерными знаками Флориды, наверное, нечасто приходится разводить огонь.

Она встала и отряхнула руки. Энни протянула ей спички, но она заявила:

– Сначала труба.

Выйдя на улицу, она забралась на крышу прицепа и пробралась через мусор, который вместе с братьями много лет закидывала наверх. Труба обнаружилась именно там, где она ожидала, и на ней оказалось большое птичье гнездо. Убрав его, она крикнула в трубу:

– Полный вперед, Энни!

Через несколько мгновений в воздух вырвался порадовавший ее клуб дыма.

Внутри прицепа Энни стояла на коленях перед печкой и грела руки, словно молясь божеству огня. Дженн подбросила в пламя еще щепок и объяснила Энни, как сгребать угли на ночь, чтобы утром легче было затопить. Энни рассеянно кивнула, села на пятки и, глядя на Дженн, сказала:

– Я что подумала… Тебе, случайно, работа не нужна?

Работа Дженн всегда была нужна. Рабочие места в этой части острова были такой же редкостью, как и возможные друзья.

– Что за работа? Топить у тебя печку?

– Ха! И это тоже. – Энни неопределенно повела рукой. – Давай говорить прямо, Дженн. В этот прицеп нужно вложить массу труда. Кое-что смогу сделать и я, но не все, потому что мне надо заниматься и другими вещами. Не хочешь помочь? Понятно, что я заплачу.

Слова насчет платы радовали. А вот то, что придется торчать рядом с автоприцепом, – нет.

– Не знаю, – промямлила Дженн. – Может быть. Понимаешь, этот прицеп – такая помойка! И тратить кучу времени на то, чтобы привести его в порядок?.. Не обижайся, но меня от него вроде как тошнит. Кстати, сколько ты отвалила за то, чтобы тут жить?

Когда Энни назвала ей цифру, Дженн уставилась на нее, разинув рот.

– Да тебя же надули! – объявила она. – Это же совершенно нечестно. Тебе надо разыскать Эдди Боддоу, и пусть он назначит нормальную плату.

С досадливой гримасой Энни осмотрела запущенное помещение.

– Но я вроде как сама виновата, что так поспешила.

– Спешка еще не означает, что тебя нужно было ограбить.

– Конечно. Но я же согласилась на его цену. Если я попытаюсь ее изменить, он может сказать, чтобы я перебиралась отсюда.

– Неплохая идея, если хочешь знать мое мнение.

Энни покачала головой.

– Я уже сказала: мне нужен Позешн-пойнт и мне нужна эта вода.

– Зачем?

– Ну… просто затем.

– Это что, какая-то тайна? Типа, у нас в проливе плавает йети, и ты приехала его сфотографировать.

Энни ответила не сразу, так что на секунду Дженн даже показалось, что она угадала, как бы нелепо ни звучало ее предположение. Она добавила:

– Или тут что-то доисторическое? Типа, наше собственное лох-несское чудовище?

Оказалось, она не так уж сильно ошиблась. Энни сдалась и сказала:

– К черту! Надо думать, ты рано или поздно узнаешь. Особенно если будешь на меня работать.

– Что узнаю?

– Будешь на меня работать?

– Ладно. Буду. Но ты должна мне платить.

– Я уже сказала, что буду. Договорились?

– Ладно, договорились. Ну, так зачем ты приехала?

Энни бросила взгляд на дверь, словно опасаясь, как бы ее не подслушали.

– Я здесь из-за тюленя, – сказала она.

* * *

Довольно много времени спустя Дженн поняла, что в тот раз, когда Энни заговорила о тюлене, ей следовало сказать «притормози-ка!». Потому что тюлени бывают разные, но Дженн-то сразу поняла, что Энни говорит про одного-единственного. Эту самку тюленя звали Нерой. Она была угольно-черная, от кончиков ласт до макушки. И по какой-то причине, которую никто не желал упоминать, как бы ни велись расспросы, она уже давно появлялась в водах у острова Уидби, всякий раз в одно и то же время. Обычно она ошивалась у Сэнди-пойнт и небольшого городка Лэнгли: резвилась у местной стоянки яхт и тявкала на туристов, местных жителей и рыбаков, словно пловец, пытающийся привлечь их внимание. Но – и это было самой большой странностью ее поведения – она совершала заплыв от Лэнгли до Позешн-пойнт в один и тот же день, в одно и то же время, в один и тот же месяц года. Она задерживалась в водах Позешн-пойнт ровно на сутки, беспокойно плавая туда-сюда, стеная и взлаивая, словно брошенный пес. После этого она возвращалась в Лэнгли, проводила еще месяц-другой в водах за Аллеей волноломов, а потом уплывала куда-то до наступления следующего года, когда все повторялось снова. Для обитателей южной оконечности острова Уидби ее появления и исчезновения казались волшебными и совершенно таинственными. И, как догадывалась Дженн, жители южного края острова Уидби будут весьма недовольны, если узнают, что кто-то приехал сюда совать нос в их волшебство и тайну.

И потому Дженн сказала:

– Из-за тюленя? Какого тюленя? Зачем тебе тюлень понадобился? – словно не понимала, о каком именно тюлене говорит Энни.

Энни сказала:

– Брось. Не говори, будто ты про нее не знаешь. В Лэнгли… Так, постой-ка…

Она прошла к одной из своих коробок и вытащила картонную папку, из которой выбивались неаккуратно вырванные журнальные страницы. Открыв папку, она стала перебирать их, а потом выбрала статью с яркими иллюстрациями: какой-то праздник, дети едят мороженое, мужики в странных тюленьих костюмах, воздушные шарики, ларьки – и транспарант над входом в парк с надписью громадными красными буквами: «С ВОЗВРАЩЕНИЕМ, НЕРА!!!»

Дженн поняла, что глупо делать вид, будто не знает, что это: один из праздников в Лэнгли. Кретины из городского совета устраивали праздники по любому поводу, заманивая туристов в прозябающие гостевые дома, кафе, галереи, бутики и сувенирные лавочки города. Нера была просто создана для городка, который встречал китов, праздновал скачки в коробках, использовал лам вместо верблюдов в рождественских живых картинках и ежегодно приканчивал одного из жителей в уик-энд «Раскрой тайну убийства».

Так что Дженн пришлось сказать:

– А! Так ты имеешь в виду Неру!

– Ага-ага. Я имею в виду Неру. А что, есть другой тюлень?

– Ну… нет. То есть… не совсем.

– Как это «не совсем»? – Энни ненадолго задумалась, а потом глаза у нее загорелись, и она воскликнула: – Господи, Дженн! Так он не один? Боже, вот это была бы удача!

Дженн нахмурилась. Энни явно что-то затевала, и это было связано не только с Нерой, но и с Позешн-пойнт. Если бы дело было только в Нере, приезжая бы поселилась в Лэнгли, где Нера проводила основную часть времени. Но она приехала на Позешн-пойнт и утверждает, что именно эти воды почему-то ей нужны! Тут что-то было не так, и Дженн спросила прямо:

– Зачем она тебе понадобилась?

– Нера?

– Ага, Нера.

– Да ни за чем на самом деле. – Поймав скептический взгляд Дженн, Энни добавила: – Ладно, есть две вещи. Одна – это возможность генетической мутации. А вторая и того лучше: вероятность открыть новый вид тюленей.

– А тебе это почему интересно? – спросила Дженн.

– Я – специалист по морской биологии, – ответила та. – Вернее, буду официально им считаться, если когда-нибудь закончу писать эту чертову диссертацию. А для этого мне нужен этот тюлень.

– Чтобы написать ее за тебя? Не думаю, чтобы она справилась.

– Ужасно смешно. Мне она нужна, чтобы доказать мою теорию. Или явить миру нечто новое. В любом случае я буду в шоколаде.

Энни объяснила все остальное – как Дженн предстояло узнать, в типичной манере, свойственной Энни Тэйлор. Она бегло касалась одной темы, обходила другую и приукрашивала третью. Дженн не знала точно, что именно это говорит об Энни, не считая того, что когда той что-то нужно, она умело заговаривает зубы, чтобы добиться своего. В результате будущий биолог стремительно сообщила, что у Неры либо редчайшее состояние, называемое меланизмом (сплошь черная, в отличие от сплошь белых альбиносов), либо генетическая мутация, либо же она – новый вид тюленя.

– Она немного напоминает тюленя Росса, – сказала Энни, – но в этом случае она оказалась очень далеко от своего ареала. Так что, на мой взгляд, она либо новый вид, либо мутант.

– Или противоположность альбиносу, – добавила Дженн.

– Угу. Но я ставлю на мутанта. Что для моих целей почти не хуже нового вида.

– Почему это?

– Потому что гребаные нефтяные компании по всему миру твердят, что их разливы не вредят природе. Нера – мой шанс доказать, что это не так. То есть посмотрите на факты: двадцать лет назад тут разливалась нефть, а сейчас у нас под рукой появился черный тюлень, который говорит: «Пожалуйста, посмотрите на меня и проведите кое-какие исследования».