Текст книги "Соперница королевы"

Часть вторая
Устрица

 
Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.
С дамасской розой, алой или белой,
Нельзя сравнить оттенок этих щек.
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.
Ты не найдешь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.
И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали!
 

Уильям Шекспир. Сонет 130[20]20
  Перевод С. Маршака.


[Закрыть]

Ноябрь 1589,
дворец Теобальд, Хартфордшир

Сесил останавливается у окна. Один садовник сгребает листья, второй высоко на дереве подрезает ветки. Большой сук с хрустом падает на землю. Начинает моросить. Сесил поеживается. В это время года от сырости страшно ломит искривленную спину, и так будет продолжаться до весны. Однако его мысли не о холоде и слякоти, а о леди Рич и ее письме королю Якову. Сесил внимательно наблюдал за ней: та уже несколько лет негласно заключает союзы и окружает себя и своих близких могущественными друзьями. Однако тайное предложение дружбы шотландскому королю, претендующему на английский престол, – это чересчур. Оттуда лишь один шаг к захвату власти. Или падению Эссекса и всей его семьи. Заполучить бы хоть одно такое письмо – неопровержимое доказательство измены.

Сесил направляется к отцу в библиотеку. Берли дремлет у камина, на полу валяется раскрытая книга. Дряблые щеки запали, глаза ввалились; если бы не громкий храп, его можно было бы принять за мертвеца.

– Отец. – Сесил трогает его за плечо. Старик открывает глаза, недоуменно крутит головой.

– Ты меня напугал. Я уснул?

– Да, отец. Принести вам что-нибудь? Может, вина?

– Пожалуй, я бы промочил горло. Кувшин на столе.

Сесил наливает немного им обоим и придвигает скамью поближе. Они поднимают бокалы и одновременно произносят: «За Сесилов». Этот маленький ритуал повторяется уже много лет. Вино терпкое и сладкое, приятное на вкус.

– В следующем году королева намеревается пожаловать щенку монополию на торговлю сладкими винами, – говорит Берли. Оба понимают, кого он называет щенком: это тайное прозвище для Эссекса, еще с тех пор, как он наглым высокомерным мальчишкой прибыл в их дом.

– На сладких винах можно сделать целое состояние, – замечает Сесил.

– Еще бы. Теперь его нельзя будет назвать самым бедным графом Англии.

– Богатый Эссекс может представлять для нас угрозу.

– Не принимай близко к сердцу. – Сесил хорошо научился скрывать свои чувства, однако отец видит сына насквозь. – Пожаловав богатство, королева вручает веревку, которая в один прекрасный день его удавит.

– Есть новости о сестре Эссекса.

– Какие?

– Мой человек при шотландском дворе сообщает, что леди Рич вступила в сношения с королем Яковом. Предлагает ему дружбу.

– Что ж, партия Эссекса раскрыла карты. Полагаю, преждевременно, – улыбается Берли. – Наша возлюбленная королева еще поживет. – Сесил удивлен уверенности отца, ведь на Елизавету совершено уже столько покушений. В течение пятнадцати месяцев после разгрома Великой армады он кожей чувствует желание испанцев отомстить; с разных сторон до него доносятся тревожные вести.

– Весь католический мир жаждет ее смерти.

– Значит, мы не должны допустить, чтобы паписты достигли своей цели, – задумчиво произносит Берли. – В ближайшее время английский трон Якову не светит. Возможно, корона ему и не достанется – как-никак он не родился на английской земле. Есть и другие претенденты…

– Я мог бы допросить леди Рич. – От подобной мысли Сесила бросает в дрожь. – Возможно, за письмами стоит Эссекс. Ясно, что они хотят принять сторону Якова, когда тот заявит права на престол. Это измена. Они уже наводят мосты. – Он говорит быстро, сам не свой от волнения.

– Разумеется, наводят, а потом скажут, что действовали во благо королевы и Англии. Не торопись. Они раскрыли карты, но игра не закончена. Не стоит недооценивать леди Рич. Ты видел ее при дворе; красота заставляет забыть об остром уме. Она не позволит собой манипулировать.

– Но мы можем их свергнуть.

– Не позволяй чувствам брать над собой верх. Это не вендетта; месть ведет к опустошению, а мы с тобой должны обеспечить процветание нашего рода. Тебе уже двадцать шесть, пора понимать.

Сесил кивает. Отец всегда прав.

– Наше благополучие, как и благополучие Деверо, зависит от того, на кого поставить в вопросе о престолонаследии, – продолжает Берли. – Возможно, Яков Шотландский кажется наиболее выгодным кандидатом, но для нас он не лучший. Лорд Бошан или его брат, Арабелла Стюарт, даже испанская инфанта – все они имеют право на трон. Кто знает, может, и сам Эссекс вступит в схватку, если его популярность продолжит расти.

– Маловероятно.

– Англия любит воинов, а у Эссекса имеется боевой опыт, бездна обаяния и капля королевской крови: гремучая смесь. – Сесил чувствует укол зависти. – Да, это маловероятно, но не стоит его недооценивать. Англичанам нужен король, способный повести за собой армию. Сейчас испанцы повержены, однако они вновь поднимут голову. Популярность Эссекса зиждется на его желании сразиться с врагом, дабы жители нашей страны могли спокойно спать. Им невдомек, что разум и скрытность приносят больше пользы, чем показная храбрость, клинки и порох. – Берли улыбается, потирает руки.

– Кроме того, война дорого стоит. – За годы нахождения рядом с отцом на заседаниях Государственного совета Сесил уяснил: Елизавета не любит тратить деньги на предприятия, не приносящие гарантированного дохода.

– Жди и наблюдай, – говорит Берли. – Ты заполучил ценные сведения о леди Рич, но пока это все, что у нас есть. Смотри внимательно; жди и наблюдай. – Сесил вспомнил, как однажды его обыграл карточный шулер. Тот тоже говорил: «Смотри внимательно». Тогда он проиграл все золотые пуговицы с дублета и хорошо запомнил урок. – Эссекс молод и глуп. Он сам выроет себе яму и утянет за собой свою семью. – Берли задумчиво потирает затылок. – Вода и камень точит. Мы возьмем не силой, а терпением.

Возбуждение Сесила утихает, уступая место унынию. Что бы он ни предпринимал, ему не добиться одобрения отца.

– Я сделал Лестера своим заклятым врагом, – продолжает Берли. – Это была одна из моих величайших ошибок. О, как я желал его свергнуть. В какой-то момент он едва не женился на королеве. Только представь: Лестер фактически стал бы королем. Я места себе не находил, мечтая увидеть его падение. А потом понял: она никогда за него не выйдет. И как только я в этом удостоверился, моя враждебность к нему испарилась. В конце концов он поддался похоти и женился на той женщине.

– Матери Эссекса.

– Королева никогда не простит Летиции Ноллис, что та вышла замуж за ее фаворита. – Берли протягивает руки к огню. – Лестера больше нет, его место занял щенок. Не стоит заводить врагов – никогда не знаешь, как жизнь повернется. Сила Сесилов в дипломатии. Лучше мирные переговоры, чем война. – Он делает паузу. – К тому же мы всегда в курсе событий. С выгодой для себя, разумеется.

– Королева обращается с ним и с его сестрой как с родными детьми. – Сесил не в силах сдержать обиду. Почему в присутствии отца он вечно чувствует себя ребенком? Какая ирония – его все боятся, он много трудился, чтобы этого достичь, однако в глазах отца он как будто… Сесил подыскивает подходящее слово… «неполноценный». Да, неполноценный.

– Но они не ее дети. – Берли улыбается. В слезящихся глазах отражается пламя. – За Сесилов! – вновь произносит он, поднимая бокал с остатками сладкого вина.

Май 1590,
Лестер-хаус, Стрэнд

Пенелопа чувствует, как бьется сердце младенца в ее утробе. На дереве свищет птичка – кажется, зяблик; листья шевелятся, но самой пташки не видно. Пенелопа возносит молитву, чтобы малыш оказался мальчиком, думает о своем первом сыне, малыше Хоби, – он сейчас с сестрами в Лейзе – и сердце сжимается от нежности. Мать считает, что она чересчур потакает детям, однако Пенелопа не в силах сдержать кипучую любовь. Особенно по отношению к Люси. Наверное, балуя старшую дочь, она пытается восполнить недостаток любви, которой не смогла оделить ребенка сразу после рождения. Доктор Лопес оказался прав – со временем Пенелопа полюбила свое дитя, однако даже спустя восемь лет ее по-прежнему мучает совесть. Если сейчас родится мальчик, долг перед Ричем будет исполнен и она освободится от супружеских обязанностей. Сделка с мужем превратила ее из девочки в… В кого? Недавно кто-то назвал Пенелопу амазонкой, желая оскорбить, однако ей понравилось подобное сравнение. Она даже представить не могла, что Господь заставит так долго ждать, прежде чем подарит сыновей.

К ней приближаются мать и брат, за ними трусит Сперо. Летиция приехала из Дрейтон-Бассетта вчера вечером, когда Пенелопа уже легла. Малыш высасывает из нее все силы; в последнее время она почти не задерживается после ужина, хотя раньше первая устраивала вечерние развлечения и последняя отходила ко сну.

Сперо треплет ей юбку. Пенелопа обнимает мать, наслаждается знакомым мускусным запахом, напоминающим о детстве, вспоминает, как та уезжала ко двору, – невероятно красивая, наряженная в шелка, усыпанная бриллиантами и жемчугом. Когда она наклонялась поцеловать дочь, драгоценности тихо стучали, словно дождь в стекло, и Пенелопу обволакивало тем самым ароматом. В те времена Летиция была любимой фрейлиной королевы. Как же все изменилось! После смерти ее возлюбленного Лестера от неотразимой красоты почти ничего не осталось.

Пенелопа замечает в лице матери недовольство.

– Что случилось?

– Твой брат обручился с Фрэнсис Уолсингем.

– Только не с ней… – невольно вырывается у Пенелопы. – Я хотела сказать… – Она вспоминает, как почти три года назад вместе с Фрэнсис провожала Сидни в последний путь, и ее сердце вновь сжимается от боли. Будучи при смерти, Сидни просил Эссекса позаботиться о его жене; вряд ли он имел в виду такую заботу.

– Хочешь сказать, ты против, чтобы я женился на вдове Сидни? – осведомляется Эссекс.

– Нет, то есть да, в некотором роде. Можешь жениться на ком пожелаешь, Робин, только… – Пенелопа так и не смогла возненавидеть Фрэнсис: та была слишком милой и кроткой, чтобы вызывать столь сильное чувство. – Но ты мог бы сделать более выгодную партию. Ее род недостаточно знатен.

– И у него нет разрешения на брак. – Летиция гневно поджимает губы. – Видит Господь, наша семья и без того настрадалась от королевской немилости. Сперва я, потом Доротея, а теперь еще… – Она стучит себя кулаком в грудь. – После смерти Лестера она угрожает отобрать дом. Мне уже несколько месяцев приходят уведомления. Чудо, что я до сих пор здесь.

– Но почему вы ничего нам не сказали, матушка? – спрашивает Пенелопа.

– Не знаю. Я так устала от всего этого.

Пенелопа мысленно укоряет себя за эгоизм: в случае потери Лестер-хауса ей придется жить в мрачном доме мужа в Смитфилде.

– Посмотрим, что можно сделать, матушка, – говорит Эссекс. – И не тревожьтесь о моей женитьбе. Королева любит меня как сына. – При виде выражения лица Летиции до него запоздало доходит, какую боль он причинил ей своими словами.

– Сейчас королева в твоих руках, – резко произносит та. – Тебе представляется возможность получить невиданную власть, и ты хочешь променять ее на женщину?

– Фрэнсис принесет нам богатство и шпионскую сеть ее отца. Еще один способ добиться могущества – идти на шаг впереди Сесила.

Пенелопа улыбается про себя: действительно, отобрать у Сесила шпионов Уолсингема – крупная победа.

– Шпионы, шпионы. – Летиция не в силах скрыть нетерпение. – У нас и так полно своих людей.

Пенелопа вспоминает недавнюю переписку с шотландским двором и тайные связи, которые ей удалось установить.

– Да, но если мы хотим быть в курсе событий в Европе, нужно иметь там глаза и уши.

– Разве не потому я в очередной раз вышла замуж, что мой новый супруг находится в самом сердце шпионской сети Уолсингема? А могла бы несколько лет наслаждаться вдовством. Лучше несколько лет свободы, чем третий муж… – Летиция умолкает.

Пенелопе, как и всем присутствующим, известно, что мать не может долго находиться без мужчины, словно рыба без воды, однако в ее словах есть доля истины – она могла бы найти кого-нибудь получше, чем сэр Кристофер, на двенадцать лет моложе ее, не имеющий ни богатства, ни положения в обществе.

– Наш новый отчим – хороший человек, – замечает Пенелопа. Летиция бросает на нее укоризненный взгляд. – Даже несмотря на запущенную бородищу, – добавляет она, чтобы разрядить атмосферу.

– Связи Уолсингема тянутся гораздо дальше, по всей Европе, – сквозь зубы цедит Эссекс. – Если я женюсь на его дочери…

– Глупец! – восклицает Летиция. – Королева вышвырнет тебя прочь. Никакая шпионская сеть не заменит ее благоволения.

– Вы понятия не имеете, матушка, каково целыми днями выплясывать вокруг этой женщины, – почти кричит Эссекс. – К тому же все вокруг обсуждают, спал я с ней или нет. Вы считаете, она вас унизила? Подумайте, насколько унизительно для меня, когда толпа льстецов и подхалимов сплетничает, будто я трахал эту… старую ведьму! – Он багровеет от ярости. – У меня тоже есть достоинство! – Эссекс вне себя, его глаза дико сверкают. Пенелопа хорошо знает этот взгляд. Неизвестно, что хуже – яростное возбуждение или свинцовое уныние, из которого ей пришлось выводить его несколько месяцев назад. Увы, третьего не дано.

– Прекрати! – Летиция хлопает его по руке. – Если слуги услышат, как ты отзываешься о ее величестве, пострадает не только твое достоинство.

– Она же простила Лестера, когда он женился на тебе. Не прошло и пары месяцев, как он вернулся под ее крыло.

– А меня нет! На мне до сих пор клеймо паршивой овцы, посмевшей ослушаться королеву.

– Но у Фрэнсис Уолсингем нет ни капли королевской крови. Наш ребенок не несет угрозы трону.

– Мой ребенок тоже, – возразила Летиция. – Королевская кровь есть у тебя. Ты получил ее от отца, не от меня.

– Вы лукавите, матушка. Всем нам известно, откуда в наших жилах кровь Тюдоров.

– Вне брака, – огрызнулась Летиция. – Это не считается.

Они продолжают пререкаться, словно взбалмошные дети. Пенелопа рада, что унаследовала от отца сдержанный характер. Его считали безжалостным воином, но она ни разу не видела его с такой стороны. Возможно, в ее душе тоже скрывается безжалостность. Под тисовым деревом, пересвистываясь, бродит стайка скворцов с пятнистыми переливающимися грудками. Ребенок шевелится в животе. Пенелопа вновь молится Богу, чтобы родился мальчик.

– Сестрица! – Эссекс берет ее под локоть. – Ты витаешь в облаках. Я задал тебе вопрос.

– Прости, задумалась. – Она кладет ладонь на живот.

– Есть вести из Шотландии?

– Пока я не получила прямого ответа. Секретарь, близкий к королю, намекнул, что тот не возражает против нашего союза, однако не хочет рисковать, кладя слова на бумагу.

– Да уж, королева не оценит, что шотландский кузен намеревается объявить себя ее наследником, – говорит Летиция. – Вспомните, что стало с его матерью. – Она чиркает ладонью по шее. – Важно, что мы обозначили свои намерения.

– И меня не арестовали за измену. – Голос Пенелопы звучит игриво, однако она несколько месяцев провела в страхе, что письма попадут не в те руки. Воцаряется молчание. На самом деле в риске есть своя привлекательность: осознавая опасность, чувствуешь себя живой. Возможно, именно поэтому мужчины возвращаются на поле боя, несмотря на пережитый ужас.

– Я женюсь на Фрэнсис Уолсингем, – наконец произносит Эссекс, возвращаясь к прерванной ссоре. – Я глава семьи и поступлю, как считаю нужным.

– Советую тебе умерить пыл, мой мальчик, пока не поздно. Получи разрешение королевы, и я благословлю ваш брак.

– Она носит моего ребенка, наследника титула Эссекса.

– Боже милостивый. – Летиция вытирает лоб. – Еще этого нам не хватало. – Она разворачивается и направляется к дому.

– Это чересчур, Робин, – говорит Пенелопа. – Постарайся быть с ней помягче.

Он улыбается своей неотразимой улыбкой, напоминающей солнечный луч, пробивающийся сквозь тучи. Неудивительно, что столько женщин оказались во власти его чар, и Елизавета не стала исключением. Интересно, как с ним уживется робкая Фрэнсис Уолсингем. Пенелопа почти уверена – ее брат имеет тайную связь с одной из фрейлин королевы.

– Матушка волнуется из-за долгов, оставшихся после Лестера, – напоминает она.

– Знаю, знаю. Я уже пытался поговорить об этом с королевой, но… – Эссекс замолкает. Оба понимают: Елизавета не проявит ни малейшего снисхождения к Летиции, несмотря на то что большую часть долгов Лестер приобрел, находясь на королевской службе. – Я собираюсь выкупить Уонстед.

– Правда? И чем будешь расплачиваться? Я не позволю тебе воспользоваться мамиными стесненными обстоятельствами. – Пенелопа гневно смотрит на брата.

– За кого ты меня принимаешь? – оскорбляется тот. – Семья прежде всего.

– Значит, надо оставить Уонстед в семье. – Для Пенелопы это место, полное радостных воспоминаний, убежище от нелюбимого мужа. Будь ее воля, она провела бы там всю жизнь.

– В противном случае матушка его лишится, – подчеркивает Эссекс.

– Королева так и сказала? – Пенелопа представляет, как проходил их разговор; Елизавета наверняка обвела ее брата вокруг пальца.

– Она считает, это подходящее место, где я мог бы принимать иностранных гостей.

– Неужели? Но такая покупка тебе не по карману.

– Ее величество одной рукой забирает, другой дает, – с обезоруживающей улыбкой отвечает Эссекс. Пенелопа рада видеть брата в добром расположении духа, однако невольно вглядывается в его лицо в поисках признаков надвигающейся меланхолии.

Они выходят на берег реки. День стоит тихий, в воздухе ни ветерка. С южного берега доносится рев толпы в медвежьих ямах и голоса рабочих на стройке. Пенелопа задумчиво смотрит на воду; в памяти всплывает образ Чарльза Блаунта. В последнее время это происходит все чаще. Помимо прочих достоинств, ей импонируют его твердость и рассудительность; он всегда хорошо думает, прежде чем говорить, тем самым до боли напоминая Сидни.

– Рада, что ты послушал моего совета и подружился с Блаунтом.

– Я в нем ошибался. Он хороший человек. – Эссекс замечает улыбку, которую Пенелопа не в силах скрыть. – Он тебе нравится.

– Мне нравится любой мужчина с хорошими манерами. Кроме того, я замужняя женщина – притом беременная.

Пенелопа нагибается в поисках палки для Сперо. Ей вспоминается вечер, когда Блаунт нанес им визит. Разговор зашел о верности. «Порой ради верности приходится поступиться принципами», – веско сказал он. Его слова запали ей в душу. Пенелопу физически тянет к Блаунту, и она не в силах этому противостоять. Такое с ней случалось всего раз. Тогда, давным-давно, она была целиком поглощена любовью, словно на всем белом свете не существовало ничего важнее. Теперь же она разительно отличается от юной девушки, без памяти влюбленной в Сидни.

Сентябрь 1590,
Виндзорский замок

Заслышав во дворе стук копыт, Сесил направляется в королевские покои. У него срочное дело; он целую вечность ждал, пока Елизавета возвратится с охоты, чтобы испросить позволения поехать к отцу в Уайтхолл. Во Франции назревает война – король Генрих умудрился настроить против себя и католиков и протестантов, следовательно, испанцы смогут высадиться в Нормандии. У Сесила накопилось множество вопросов, которые требовалось обсудить с Берли. Главное – не дать Эссексу убедить королеву отправить войско на помощь протестантам. Мысль о том, что граф вернется с победой и под восторженный рев толпы с триумфом пройдет через весь Лондон, обжигает, словно раскаленные угли.

Сесил ожидает назначения на пост государственного секретаря. Он уже больше года исполняет его обязанности, однако к нему относятся как к писцу. Внешне он выглядит успешным и уверенным в себе, но в глубине души терзается ощущением собственной ничтожности, проистекающим из отцовского разочарования; оно проявляется в косых взглядах, мельком брошенных замечаниях, лишь на первый взгляд кажущихся безобидными. Как же ему хочется угодить отцу!

Сесил останавливается перед входом в королевские покои, дабы привести себя в порядок. Туго накрахмаленный воротник царапает шею, но сама мысль о том, чтобы чуть ослабить его, представляется малодушной и недостойной. Из-за двери доносятся женские голоса. Никем не замеченный, Сесил входит внутрь и отступает в тень.

– Уже заметно, – громким шепотом произносит одна из женщин. – Ты должна найти способ покинуть двор.

– Она меня не отпустит. Мне и так пришлось солгать ей, чтобы не ездить на охоту.

Сесил узнает Фрэнсис Уолсингем. Ее собеседница – леди Рич, эти настойчивые интонации и нежный голос ни с чем не перепутаешь. Он заинтригован: ранее дамы не водили дружбу и тем более не состояли в доверительных отношениях.

– Скажи, что скорбишь по отцу и тебе требуется время его оплакать. Попроси позволения уехать к матери, – говорит леди Рич. – Она тебе не откажет, ведь твой отец умер совсем недавно.

– Но это же ложь, – отвечает Фрэнсис. – Я не могу использовать смерть отца в неблаговидных целях.

– Боже милостивый! А утаивать замужество, по-твоему, не ложь?

Сесил весь как на иголках от возбуждения.

– Уедешь к матери в Барн-Эльмс, там родишь. Скажем, что с тобой приключилась какая-нибудь хворь, расстройство организма. Через несколько недель вернешься ко двору. Королева ни о чем не догадается.

Сесил не в первый раз завидует, что у его соперника столь хитроумная сестра. Год назад он женился на тихой покладистой девушке с хорошими связями: ее отец, лорд Кобэм, стал его союзником в Королевском совете. Однако она так и не смогла скрыть ни отвращения при виде его уродства, ни удовольствия от роскоши, которую ей принес брак с ним. Наплевать, лишь бы родила сына; однако какой удачей было бы иметь рядом такую женщину, как леди Рич.

– Я боюсь. – В голосе Фрэнсис звучат слезы. Сесил даже немного сочувствует бедняжке – королева сожрет ее с потрохами. Анна Вавасур дорого заплатила за то, что забеременела от Оксфорда, а она была гораздо более стойкой, чем эта робкая овечка.

– Не время поддаваться страху, Фрэнсис, – следует спокойный ответ. Вот она, хваленая выдержка леди Рич. Восхищение Сесила усиливается. – Мой брат на пути к славе, мы не должны создавать ему препятствия.

Значит, муж – Эссекс! Сесил торжествует. Он-то думал, что выслеживает кролика, а это по меньшей мере лев. Вот и представился случай свергнуть противника – после интрижки с Вавасур Оксфорд впал в немилость на пять долгих лет. Непонятно, что Эссекс нашел в этой девице. Или дело не в ее красоте? Сесил делает мысленную заметку: надо перебрать информаторов и выяснить, кому они верны. Особенно тех, кто раньше был связан с отцом Фрэнсис. После смерти Уолсингема его шпионская сеть стала заметно менее надежна, многие агенты просто испарились.

– Приветствую, дамы, – говорит Сесил, выходя из тени. – Я не думал, что здесь кто-то есть.

– Добрый день, – невозмутимо отвечает леди Рич. – Мы не на охоте. Когда ваша дорогая супруга подарит вам ребенка, вы поймете, что женщине нужно подождать месяц-другой после родов, прежде чем садиться в седло.

Каждый раз леди Рич поражает Сесила своей красотой. Светлые локоны рассыпались по плечам, воротник расстегнут, открывая белую грудь, к юбке прилипла собачья шерсть, но ее словно не волнует беспорядок в одежде. Полные нежные руки безупречны, словно у мраморной статуи. Твердый взгляд черных глаз устремлен на Сесила.

– Счастлив поздравить с новорожденным, миледи, – говорит он. – Надеюсь, мальчик? – Вероятно, за словами «когда ваша дорогая супруга подарит вам ребенка» скрывается укол, что его жена до сих пор не родила. Во время безрадостного исполнения супружеского долга Сесил не раз представлял леди Рич. Он переводит взгляд на бедняжку Фрэнсис, миловидную, с нежной кожей и лучистыми серыми глазами, однако совершенно бесцветную на фоне своей собеседницы. Та взволнованно ерзает на стуле и нервно общипывает бахрому с платка.

– Да, мальчик. – Леди Рич торжествующе кивает. – Мы назвали его Генри.

– Двое сыновей; полагаю, после стольких лет лорд Рич доволен.

– Вполне, – горделиво отвечает она, пропуская мимо ушей замечание о годах, которые заняло рождение сыновей для мужа. – Выпьете эля? – Сесил потрясен ее самообладанием; ни малейшего намека на страх, что он мог подслушать разговор, резко оборвавшийся при его появлении.

– Полагаю, вы решили составить компанию леди Рич? – обращается он к Фрэнсис.

Та испуганно смотрит на него, не зная, что сказать.

– Ей нездоровится. – Леди Рич протягивает ему бокал. – Фрэнсис, почему бы тебе не прилечь? Можешь устроиться в моих покоях, там тебя никто не потревожит.

– Что у вас болит, моя дорогая? – Ласковое обращение в устах Сесила звучит фальшиво.

Леди Рич покачивает головой, словно говоря: «Не спрашивайте», и провожает девушку к двери, по-матерински положив ладонь ей на лоб и что-то нашептывая. Под распахнувшейся накидкой Фрэнсис хорошо виден округлившийся живот. Леди Рич права: долго скрывать уже не получится. При мысли о том, как поступить с этим бесценным знанием, Сесил испытывает укол совести, но лишь на мгновение. Не он сообщит королеве новость, так другой.

Леди Рич возвращается на место.

– Я слышала, охотники вернулись. Скоро они будут здесь.

– Да. – Сесил обдумывает план леди Рич отправить девушку к матери – если кто и подкинет королеве такую мысль, то именно она. Его охватывает нетерпение.

Елизавета входит в кабинет под руку с Эссексом. Оба смеются во весь голос. За ними – дюжина придворных, в числе которых Блаунт. Сесил замечает, как тот обменивается взглядом с леди Рич, и заносит в свой внутренний гроссбух пометку разобраться, что это означает. Он считал Блаунта своим человеком; по крайней мере, несколько месяцев назад приложил массу усилий, дабы привлечь его на свою сторону, рассудив, что Эссекс не потерпит конкуренции за внимание королевы с привлекательным выскочкой. Похоже, этот Блаунт оказался темной лошадкой.

Вошедшие еще не успели переодеться после охоты; юбки Елизаветы забрызганы грязью, рыжие локоны растрепались, шляпа в руке похожа на щит. Она с легкостью несет груз пятидесяти семи лет и выглядит более жизнерадостной, чем все ее приближенные, вместе взятые, – за исключением Эссекса, излучающего бодрость и самоуверенность. Сесил вспоминает отцовский совет, данный несколько лет назад: «Не подходи к ней со страхом в сердце. Люби ее и делай все ради любви к ней». Эти слова он повторяет про себя снова и снова. Однако сейчас в его сердце нет страха; он окрылен тайным знанием и лелеет мысль о пяти годах изгнания для своего врага.

– А, Пигмей, – произносит королева. – Знаешь, отчего Эссекс так счастлив?

Сесил ненавидит эту кличку, низводящую его в ранг шутов и уродов. Как ни странно, остальные ему завидуют: подобное прозвище подразумевает доверительные отношения.

– Уверен, мадам, граф наслаждается обществом вашего драгоценного величества.

– Ты само лизоблюдство, Пигмей, но это не так. Боюсь, что разочарую тебя, как и твоего дражайшего отца. Я пожаловала Эссексу монополию на сладкие вина. – Она щиплет графа за щеку, словно любимого сына.

Сесил надеялся, она передумала насчет сладких вин; о них несколько месяцев никто не вспоминал. В сердце зреет ненависть к Эссексу, его буйным черным кудрям, длинным стройным ногам, мускулистой фигуре, словно выточенной из камня. На его фоне он выглядит особенно низкорослым и уродливым. В детстве Эссекс не участвовал в жестоких играх местных мальчишек, а делал вид, будто выше их забав, и наблюдал, не вмешиваясь. Это еще хуже, чем открытая жестокость: он совершенно не обращал на Сесила внимания, будто его не существовало.

– Мои поздравления, милорд, – Сесил натянуто улыбается.

Леди Рич подходит поздравить брата. Мысль о том, что королева отобрала два великолепных образчика красоты у матери и присвоила себе, уже девять лет не дает Сесилу покоя, с тех самых пор, как он впервые увидел Пенелопу Деверо. Он понимает – это месть женщине, укравшей у Елизаветы возлюбленного. Но также ему известно и то, что королева наотрез отказывается признавать: эти Деверо скрытные, как колода карт, и всегда будут неразрывно связаны с матерью.

– Деньги никогда не помешают, милорд. – Сесил говорит непринужденно, словно проявляя обычную вежливость, и с внутренним трепетом добавляет: – Особенно теперь, когда вы женаты.

Королева меняется в лице, однако через мгновение берет себя в руки.

– Ты просветишь меня, Эссекс? – Она медленно выговаривает каждый слог, словно стараясь сдержать гнев. – Сесил ошибается?

В зале воцаряется гробовая тишина.

– Полагаю, мадам, будет лучше, если мой брат объяснится с вами наедине, – с невозмутимым видом замечает леди Рич. Сесил потрясен ее храбростью. Он ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь, кроме его отца, говорил без разрешения, когда королева гневается.

– Да. – Елизавета кивает стражникам. Те начинают выпроваживать придворных.

– Прошу разрешения удалиться. – Леди Рич приседает в реверансе. – Это дело касается лишь вашего величества и моего брата.

Умно, думает Сесил, сейчас она предупредит мышку и спровадит ее в Барн-Эльмс. Его восхищение лишь усиливается, однако он готов пожертвовать леди Рич ради свержения ее брата, ибо она слишком грозный соперник.

– Пигмей, останься. Сядь здесь, подле меня. – Елизавета направляется к трону. Эссекс униженно стоит посреди зала в ожидании приказа. У него такой вид, будто ему четыре года, а не двадцать четыре.

Сесил усаживается рядом с королевой и сразу чувствует себя выше и крепче. Длинным пальцем она указывает на пол перед собой. Эссекс медленно подходит, становится на колени.

– Скажи мне, Пигмей, кто невеста?

Эссекс нервно мнет перчатки.

– Фрэнсис Уолсингем, мадам. Она беременна.

Елизавета раздувает ноздри, словно учуяла тухлятину.

– Та бесцветная девица?! Это правда? – Она пинает Эссекса ногой в грудь, оставляя след на дублете.

Тот понуро кивает. Сесил с удовольствием замечает в уголке его левого глаза слезинку.

Королева вздыхает, словно нянька, отчитывающая несмышленыша за мелкую шалость. Сесил чувствует себя обделенным – он-то надеялся, она обрушит на графа весь свой гнев, а тот будет униженно молить о пощаде, – однако на ее лице написано сочувствие.

– Ты понимаешь, что это означает?

Эссекс снова кивает.

– Тебе придется уехать. Девушке тоже. Какой у нее срок?

– Шесть месяцев.

Королева поджимает губы:

– Я больше не хочу ее видеть. Скажешь, что ее присутствие нежелательно… навсегда. Что же до тебя… посмотрим. Ясно?

Сесил по-прежнему не удовлетворен. Эссекс сдавленно шепчет:

– Прошу, скажите, что я не утратил вашу любовь. Я боготворю вас так сильно, что не могу подобрать слов… Я скорее умру…