Текст книги "Призраки на холме"

Глава двадцать восьмая

Взбешенная Ниса с Мелиссой ждали нас в коридоре.

– Аманда заняла нашу комнату, – заявила она, даже не стараясь понизить голос. – Мелисса предупредила ее, что эта комната – наша, но она пропустила ее слова мимо ушей!

– Извините, – сказала Мелисса. Она нервно развязала бандану и тут же снова повязала ее вокруг головы. – Я просто решила, вы сами передумали.

Она окинула взглядом длинный коридор, проходивший через весь дом. По обе стороны виднелись закрытые двери.

– Слушайте, это не так уж важно, – вздохнула я. – Мы можем просто…

– Еще как важно, Холли! – разозлилась Ниса. – Мы здесь благодаря тебе, ты имеешь право выбирать первой.

– Сколько тебе лет, двенадцать? – вспылил Стиви. – Забирайте мою комнату, она прямо рядом с этой, так? – Он повернулся к Мелиссе. Та кивнула. – Прекрасно! А теперь не могли бы вы показать мне, где спальни похуже, чтобы я мог разобрать вещи и устроиться?

Мелисса повела нас дальше по коридору. Сквозь чуть приоткрытую дверь, первую справа, я увидела большой чемодан на полу и окно, за которым сиял погожий октябрьский денек. Спальня Аманды.

Мелисса остановилась.

– Может быть, эта, Стиви? Предыдущие жильцы собирались покрасить стены во всех спальнях, но успели только в этой.

Мелисса открыла дверь. Мы с Нисой содрогнулись. Лицо Стиви напряглось, но он все-таки шагнул внутрь, обойдя Мелиссу.

– Отлично. Подойдет.

– Она такого же размера, как остальные, – сказала Мелисса. – Просто здесь…

Она подняла на нас беспомощный взгляд. Комната выглядела… ужасно. Светло-лавандовую краску положили прямо поверх старых обоев, отчего вся поверхность пошла пузырями. В центре гипсового потолка располагался огромный медальон; сначала он напомнил мне стилизованное солнце, но потом я увидела, что это лицо, вот только какое-то плоское, будто его расплющило в автомобильной аварии. Глаза напоминали дыры, продавленные в мягком тесте, а улыбка таила угрозу, словно безмолвный крик.

Относительно новая кровать в скандинавском стиле была придвинуты к кирпичной стене и окружена тумбочками того же типа, светильниками фирмы «Энглпойз» и полосатым тряпичным ковриком. Громоздкое бюро неуклюже притулилось у противоположной стены, будто его пихнули туда в последний момент. Интерьер задумывался ярким и воздушным, но производил обратное впечатление. Комната казалась грязной и загроможденной. Кое-где обои отклеились, обнажив более старое настенное покрытие – пестрый фиолетовый узор бута, напоминавший дохлых медуз. Повсюду царил запах полного запустения – странно, если учесть, что в комнате всего год назад делали ремонт.

– Просто здесь… так уютно, – договорил Стиви за Мелиссу. – Напоминает комнату горничной в фильме Бергмана. Той, которая спит с хозяйкой, а потом убивает ее и крадет ее личность.

– Это какой-то другой фильм, – сказала Ниса.

– Вообще это сразу пять разных фильмов. Бергман, Ардженто, Хичкок, Де Пальма и кто-то еще, забыл. Не важно. – Он бросил сумку на кровать. – Мне все равно. Спасибо, Мелисса. Комната прелестная, уверен, мне здесь будет очень удобно. А если нет, просто перееду в другую, да?

– Конечно, – торопливо сказала Мелисса то ли с облегчением, то ли настороженно. Наверное, и то и другое. – Ну что ж, устраивайтесь. Холли и Ниса, дальше вы.

Мы прошли по коридору туда, где Мелисса заранее открыла дверь на противоположной стороне. В этой комнате тоже проводился ремонт: часть стенных панелей из темного дерева перекрасили в бледно-желтый. По углам виднелись остатки обоев, сквозь которые проглядывал первоначальный узор – гирлянды оранжевых цветов, потемневших и приобретших ржавый оттенок. То тут, то там сквозь желтую краску, подобно отпечаткам грязных ладоней, проступало оригинальное темное дерево.

– Это плесень? – Ниса робко дотронулась до стены.

– Нет. – Мелисса осталась на пороге. – Жильцы уехали, прежде чем положить второй слой. Тру все собирается доделать, но… – Она пожала плечами. – По-моему, здесь ничего не было доведено до конца с тех пор, как дом построили. Все начинают, но никогда не заканчивают.

– Разве не все старые дома такие? – спросила я, надеясь разрядить обстановку. – Так всегда говорят.

Мелисса покачала головой.

– Ни один старый дом уж точно не похож на этот. Эйнсли за тридцать лет так и не удалось довести хоть какие-то работы до конца. Даже до пандемии трудно было уговорить кого-нибудь приехать сюда. А теперь и вовсе невозможно.

– Но вы здесь. И Тру.

– Мы здесь, потому что нам нужна работа, – сердито возразила она. – Тру не может устроиться поваром, поэтому помогает Россу Литтфилду развозить дрова и по выходным подрабатывает на заправке. Иногда он готовил для тех, кто приезжал на лето, но все они вернулись в город после Дня труда. А один вообще не заплатил, – продолжала она, сверля меня взглядом. – Мы едва сводим концы с концами. У меня были клиенты в Эштоне, но с нынешними ценами на бензин туда слишком накладно ехать. А если стану просить больше денег, меня никто не наймет. Слава богу, есть Эйнсли. Благодаря ей мы еще как-то держимся. С трудом.

Внутри у меня все закипело. Мелисса что, приняла меня за какую-то городскую богачку, которая ведет себя как капризная дива из-за того, что не получила обещанную спальню? Я хотела выкрикнуть правду – что и для нас это невообразимая роскошь. Ну, может, не для Аманды, но для нас с Нисой и Стиви уж точно. Я уже собиралась поспорить, но ощутила легкое прикосновение Нисы к своему плечу. Та сочувственно посмотрела на Мелиссу.

– Похоже, это место еще держится только благодаря вам, – улыбнулась она.

В ответ – ни намека на улыбку. Мелисса по-прежнему стояла в дверях, скрестив руки на груди.

– Ну, как вам? – Она мотнула головой в сторону комнаты. – Обеим подходит? Она рядом с комнатой Аманды, они одинаковые. Мебель-то разная, но все остальное – точь-в-точь. Ванная общая, но Аманда не возражала. Если передумаете, всегда можете переселиться в любую другую спальню. Сообщите мне, и я постелю чистое белье.

– Не нужно, – сказала Ниса. – Хорошая комната. Большое спасибо, Мелисса.

– Да, спасибо, – сказала я, и Мелисса нехотя кивнула.

Я шагнула в комнату вместе с Нисой. Мы знали про общую ванную – именно поэтому хотели, чтобы рядом был Стиви, а не Аманда Грир. Я видела, каких усилий стоило Нисе держать язык за зубами, пока она разглядывала кровать с изогнутым изголовьем, платяной шкаф из глазкового клена, кресло с потертой обивкой из зеленого бархата и персидский ковер в горчично-зеленоватых тонах. На стене висела гравюра с изображением английского загородного поместья. Крошечная фигурка толкала перед собой по предполагаемому саду старомодную газонокосилку.

Весь антиквариат казался каким-то угрюмым и будто не на своем месте, словно состоятельные гости, застрявшие в дерьмовом мотеле. Ниса осторожно присела на кровать. Матрас не прогнулся ни на дюйм. Она скривилась.

– Как бетон.

– Переживем. – Я повернулась к Мелиссе. – Большое спасибо. Я очень ценю все, что вы сделали.

– Мы ценим. – Ниса встала и подошла к Мелиссе. – По словам Эйнсли, у Хилл-хауса весьма интересная история.

Мелисса никак не отреагировала на ее замечание.

– В кухне вы найдете все, что вам нужно, – сказала она. – Я оставила в шкафу немного гранолы, а также кофе и чай. Тру оставил в холодильнике ваш сегодняшний ужин и указания, как разогревать. На завтра есть лазанья. Я купила вам ветчины и зелень для салата. Мы, наверное, зайдем завтра утром, но если вам понадобится что-нибудь еще, напишите мне или оставьте список. Если у Тру появится работа, я сама привезу, что смогу.

– Надеюсь, с ним мы тоже познакомимся, – сказала я. – Может, вы как-нибудь с нами поужинаете?

Она покачала головой.

– Мы никогда не бываем здесь после наступления темноты.

– Никогда?

– Никогда, – с нажимом повторила она. – Так что не просите. – Она заправила за ухо прядь волос. – Я кое-что доделаю внизу и поеду домой.

Выйдя в коридор, мы с Нисой еще раз поблагодарили ее. Дверь в соседнюю комнату уже закрылась.

– Она правда там? – спросила Ниса у Мелиссы.

– О да! Она здесь. – Мелисса бросила на меня непонятный взгляд. – Спокойной ночи.

Мы вернулись в спальню. Ниса подошла к окну и раздвинула болезненного вида желто-серые шторы.

– Ух, ну и дом!

Она подвязала шторы и приоткрыла окно. В комнате было душно. От латунной вентиляционной решетки на полу исходил жар.

– Не все так плохо, – сказала я, открыв шкаф, чтобы развесить одежду. – Если нам не понравится в этой спальне, просто переселимся в другую. Можно переехать к Аманде.

– Никак не могу поверить, что она здесь. Она могла прислать двойника. Репликанта. Она могла клонировать себя с помощью 3D-принтера. Разве настоящая Аманда не вышла бы навстречу, чтобы дать нам шанс выразить свою безграничную благодарность за то, что она согласилась играть в пьесе?

Я рассмеялась, а Ниса прижала палец к губам и на цыпочках подкралась к двери в ванную. Потом, встав на четвереньки, заглянула в просвет внизу. И закричала.

Глава двадцать девятая

Аманда была довольна, что приехала раньше остальных актеров. Зачем ждать целый день? Она горела желанием приступить к работе. Кроме того, ей не нравилось думать, что они соберутся вместе без нее, станут обмениваться сплетнями и, возможно, даже вырезать реплики, пока она не может высказать свое мнение.

Холли Шервин дала ей контактный телефон риэлтора, Аманда позвонила Эйнсли Роуэн и договорилась о встрече в Хилл-хаусе. Холли представила его как особняк, но он больше напоминал огромные искусственные парковые руины, что-то вроде тех псевдоготических строений, которые богатые англичане устраивали в садах своих загородных поместий. Однажды Аманде досталась небольшая роль в забытом фильме производства компании «Мерчант Айвори», который снимался в поместье в Кенте. Там имелся грот из камня и осыпающегося бетона со склизкими зелеными стенами, населенный живыми летучими мышами.

Хилл-хаус не вызывал столь сильного отвращения. Так думала Аманда, ожидая, пока Эйнсли отопрет входную дверь. Внешний дизайн был ужасен – окна и двери выстроились таким образом, что напоминали лицо безумца. Возможно, архитектор хотел за что-то отомстить владельцу.

Но плесени она не видела и, следуя за Эйнсли внутрь, с облегчением обнаружила, что затхлостью не особенно пахнет. Несмотря на многочисленные окна, освещение было тусклым, но Аманду это не смущало: куда более выгодно для женщины определенного возраста.

– Холли выделила вам Желтую комнату, – объявила Эйнсли, пока они поднимались по лестнице. Аманда волокла за собой сумку. – Вот она…

Эйнсли открыла дверь, и Аманда заглянула внутрь. Ужас!

– Как насчет этой? – спросила она, повернув ручку на соседней двери.

– Это Розовая комната, они с Нисой…

– Идеально. – Аманда вошла и осмотрела нежно-розовые стены и огромное окно, выходившее на веранду и усыпанные листьями лужайки. Персиковые шторы с узором в виде пестрых гвоздик, неприятно похожих на куски мяса, такое же белье и подушки. Все-таки лучше, чем желтое. Ну, не намного, но лучше. – Спасибо! – весело воскликнула она и закрыла дверь, прежде чем Эйнсли успела что-либо возразить.

В окно лился солнечный свет – здесь ей нужен был яркий свет, чтобы как следует нанести макияж и сделать прическу. Даже в глухой деревне необходимо следить за собой – этот урок она усвоила еще в юности, когда ездила на летние гастроли. Никогда не знаешь, кто может тебе повстречаться, даже на культурной пустоши, и никогда не знаешь, кто окажется полезен.

Взять, к примеру, Холли Шервин. Аманда помнила, как встретила ее много лет назад на фестивале «Ярмарка Лилит». Пятнадцатилетняя девчонка была поражена только что увиденным выступлением и никак не могла подобрать слов. В том, что она утратила дар речи, не было ничего необычного. Необычным было появление Аманды в шатре перед аудиторией из семнадцати пожилых женщин. После того инцидента с Джейсоном Прэттом ей приходилось соглашаться на подобную работу. Ребекка, ее агент, считала, что она зря так поступает.

– Твоя звезда засияет вновь, Аманда. Возьми перерыв на год-два, и люди обо всем забудут.

Но Аманда не могла позволить себе взять перерыв – Ребекке ли не знать.

Да она и не хотела. Когда она не выступала, ей казалось, будто она сидит на нескончаемом больничном. Причем это не приятный больничный, когда можно поваляться в кровати и посмотреть «Гранд-отель» или «Быть или не быть»[28]28
  «Гранд-отель» – американская драма Эдмунда Гулдинга 1932 года; «Быть или не быть» – американская антивоенная комедия Эрнеста Любича 1942 года.


[Закрыть] по телевизору, а такой, когда голова тяжелая и будто забита ватой. С одной из маленьких сцен неподалеку доносилась музыка – Аманду отправили на малопосещаемый участок фестивальной площадки вместе с начинающими фолк-певцами и девушками с дредами, жонглировавшими горящими кеглями в форме фаллоса. Отдаленное расположение оказалось неожиданным благословением. По крайней мере ее не затмевали актеры главной сцены.

В пьесе «Кто сильнее»[29]29
  «Кто сильнее» – одноактная пьеса Августа Стриндберга 1889 года.


[Закрыть] было всего два персонажа. Мадам Икс читала сорокапятиминутный монолог, обращенный к женщине по имени Мадам Игрек, не произносившей ни слова. Годами это была главная роль Аманды. Люди спорили, феминистский ли это шедевр или же шовинистический. Аманде нравилось интерпретировать роль и так, и так: иногда зал в ярости покидали женщины, иногда мужчины.

К тому же это профсоюзная роль. С учетом шкалы зарплаты. И повод выйти из дома. Она могла бы сыграть эту роль с закрытыми глазами. Но старые привычки и мышечная память не отпускали. Она погружалась в роль, вытаскивала на поверхность мрачные отрывки сценария в надежде, что у кого-нибудь из тех, кто сидит на этих складных стульях, пойдут мурашки по коже.

Мадам Икс: Ты думала, я правда выстрелю? Нет, я уверена, ты так не думала. Вот если бы ты вздумала в меня стрелять за то, что я встала на твоей дороге, я бы не очень удивилась! Да, я знаю, ты не можешь мне этого простить, хотя я совсем не виновата перед тобой!

В течение сорока пяти минут Аманда следила за девушкой-подростком, мельком поглядывая на нее, а один раз расхохоталась, уставившись прямо на нее, будто рассказывая ей шутку. Она увидела, как разрушение «четвертой стены» ошеломило девушку. Спектакль – как временное убежище: если нарушить его архитектуру хотя бы чуть-чуть, это может шокировать чувствительного зрителя.

Позже девушка разыскала ее в задней части шатра. Аманда пила воду из литровой бутылки большими глотками, парик лежал на складном стуле вместе с ключами от машины. Неряшливая девочка-подросток с мышиного цвета волосами и непримечательным лицом, не считая зеленовато-коричневых глаз, которые, заговорив с Амандой, она раскрыла так широко, что Аманда подумала: уж не под кайфом ли она?

– Это было… охренеть как круто! – заикаясь, проговорила девушка. – Ну, то есть, вы… вы так замечательно играли.

Аманда допила воду, вытерла рот салфеткой, сняв малиновую помаду, и улыбнулась. Она знала, что без парика и помады выглядит на несколько десятков лет моложе. Ей было всего сорок, хотя этой девочке она наверняка казалась дряхлой.

– Какая ты милая! – Она наклонила голову, вновь ослепительно улыбнулась и рассмеялась. – Как тебя зовут?

– Холли. Холли Шервин.

– Холли Шервин. – Она обхватила лицо девушки руками и поцеловала ее в губы. – Спасибо, Холли Шервин.

Память была одним из инструментов в арсенале Аманды, хотя ей потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить имя Холли Шервин, появившееся в почте три месяца назад.

Уважаемая Аманда Грир!

Прошу прощения за то, что пишу Вам столь внезапно. Я – драматург, и я видела вас в пьесе «Кто сильнее» на «Ярмарке Лилит» в девяносто шестом. Это зрелище потрясло меня до глубины души и окончательно убедило в том, что я хочу работать в театре…

Аманда вздохнула. Сколько таких писем, бумажных и электронных, и телефонных сообщений она получила за последние тридцать лет. «Никогда не забуду вашу леди Макбет в Вестпортском театре…» «Медея – одно из самых потрясающих выступлений, которые я когда-либо видела…» «…всегда было интересно, что с вами случилось…» «…хотелось узнать, не заинтересует ли вас новый проект…»

Часто она проявляла искренний интерес. Независимые фильмы, далекие от Бродвея пьесы, мелкие театральные фестивали на Среднем западе, более известные в Новой Англии. Она всегда хваталась за редкие предложения выступить в Европе или Великобритании. Платили, как правило, мало; то и дело она работала бесплатно, просто чтобы имя оставалось на слуху. В правильном смысле, а то после того неприятного инцидента с Джейсоном на репетиции «Медеи» слишком многие помнили Аманду Грир не по тем причинам.

Но прочитав сценарий Холли, она действительно сочла роль Элизабет Сойер интригующей. Одноглазая женщина, продавшая душу дьяволу, чтобы отомстить своим мучителям? Аманда могла ее понять. Настоящую Элизабет обвинили в колдовстве и казнили, но в кратком изложении Холли она вышла победительницей. Эта роль могла бы стать возвращением Аманды на сцену. Вряд ли она принесет большую известность, хотя в наше время судить трудно. Если попадется подходящий инфлюэнсер – допустим, очередной влюбленный в сцену подросток, – Аманда сможет надеяться на умеренный театральный успех.

Ну надо же! Она быстро ответила Холли Шервин: да, большое спасибо, она определенно заинтересована в дальнейшем обсуждении.

И вот она в Хилл-хаусе, готова начать репетиции. Она быстро разобрала вещи, бросила в удобное с виду кресло несколько уютных детективов в бумажной обложке и штук пять шарфов и блузок. Остальное вывалила в ящики комода. Решила, что попозже развесит одежду, хотя знала, что вряд ли станет этим заниматься. Они здесь всего на две недели. Да и зачем? Проще найти то, что лежит на виду. Исключение составляла лишь косметика, которую она аккуратно разложила на туалетном столике.

На стене над ним висело старое посеребренное зеркало, и Аманда, как обычно, если ей выпадала возможность, остановилась, чтобы рассмотреть свое отражение. Кто-то называл это тщеславием, но Аманда находила это слово оскорбительным. Хотя что плохого в тщеславии? Если молодые женщины снимали по миллиону селфи, это называли раскрепощением. Аманда обновила помаду и тональный крем и улыбнулась лицу в зеркале.

В ответ ей скалилось изможденное существо с тусклыми черными волосами, прикрывавшими высокий лоб, с потекшей подводкой для глаз и алой прорезью рта. После недолгого испуга Аманда ощутила раздражение. Она повернулась и поправила шторы: насчет солнечного света она ошибалась, при нем она выглядела так, будто сидит под лампочкой мощностью в сто ватт.

Может, все-таки выбрать Желтую комнату, пока не приехали остальные?

Глава тридцатая

Я бросилась к двери в ванную и рывком открыла ее. На полу в такой же позе, как Ниса, стояла пожилая женщина.

– Прошу прощения! – вскричала Ниса. Обе поспешили подняться на ноги.

– Что вы делаете? – спросила я.

– То же, что и она. – Женщина ткнула пальцем в Нису. – Шпионю.

– Я не шпионила! Я…

– Аманда Грир. – Женщина опустила руку. Ее улыбка мгновенно вернула меня в прошлое, когда я, будучи восторженным подростком в тяжелых ботинках и старой фланелевой рубахе, повстречала ее в потрепанном шатре. – Я лишь проверяла, есть ли кто в соседней комнате. Теперь знаю.

Мы уставились друг на друга, и Ниса расхохоталась.

– Ну да… теперь знаете. Я Ниса Макари. Вас я, разумеется, знаю.

Аманда опустила глаза.

– Вы очень добры.

– Я Холли, – сказала я. – Передать не могу, как я рада видеть вас здесь…

Аманда схватила мою протянутую ладонь обеими руками и сжала с такой силой, как бывает на вечеринках после работы, когда каждый пытается понять, кто получил премию в конце года, а кто нет.

– Очень рада познакомиться с вами лично. – Аманда отпустила мою руку. – Этот проект – самый волнительный из всех, что я видела за много лет. А вы, Ниса… вы замечательная певица, да?

Она пристально посмотрела на Нису. Та покраснела.

– Да! И автор песен. Я адаптирую старые английские баллады…

– Народная музыка. – Аманда едва заметно кивнула, будто намекая, что они с Нисой состоят в одном таинственном клубе или проходят программу в двенадцать ступеней, которую Ниса почему-то скрыла от меня. – Обожаю народную музыку.

– Это не совсем фолк, – начала Ниса, но Аманда уже прошла мимо нее в нашу спальню. Она остановилась, осматривая кровать, бюро, кресло, затем подошла к окну и выглянула на улицу.

– Мне нравится желтый цвет, – вдруг сказала она, повернувшись, пристально посмотрела на меня. – Но мне он не идет. Делает старше. А вот вам наоборот.

Я шепотом поблагодарила ее. Никогда не ношу ничего желтого. Аманда бесцеремонно разглядывала меня, и я сделала то же самое. Темные волосы были все такими же пышными, хотя и менее густыми. Наверняка она их красит. Ей давно за шестьдесят, но на голове ни единого седого волоска. Лицо гладкое, почти без морщин – результат нескольких уколов ботокса в нужные места.

Ее лицо всегда прекрасно подходило для сцены. Большие глаза темно-синего цвета, изогнутые черные брови, слегка подведенные карандашом. Широкий, выразительный рот, высокий лоб. Чуть приплюснутый нос с легкой горбинкой: в старом выпуске «Шоу Дика Кэветта», который я посмотрела на «YouTube», она рассказывала, что в детстве упала и сломала его.

Не красивое лицо, но яркое. Как у Марии Каллас или Жанны Моро. Такое лицо должно привлекать внимание зрителей даже на последних рядах балкона. В кино смотрится не так хорошо, как на сцене. Долгие съемки крупным планом позволяли различить небольшую асимметричность. Один глаз чуть больше другого, а с определенного ракурса сильный подбородок чересчур выдается вперед.

При этом она умела передавать невыразимую хрупкость. Вечером перед поездкой в Хилл-хаус я заставила Нису посмотреть видеозапись постановки «Стеклянного зверинца»[30]30
  «Стеклянный зверинец» – полуавтобиографическая пьеса Теннесси Уильямса 1944 года.


[Закрыть] в Хартфордском театре, где Аманда Грир исполняла роль Аманды Уингфилд. Я не могла отвести взгляда от ее лица, когда ее хрупкая дочь Лора впервые открывает дверь и видит, как Джим, визитер, переводит взгляд с нее на ее мать, а затем оглядывается, прикидывая, как быстро сможет сбежать.

В эти секунды мы видим, как рушится целая жизнь, погребая под собой надежды Аманды Уингфилд так же быстро и безмолвно, как бросают в разверстую могилу цветок. Аманда Грир показывает это, не двигаясь, даже не моргая (что само по себе достижение). Я смотрела это видео раз десять и всякий раз ревела.

– Холли? – Я вздрогнула и заметила, что Ниса с любопытством наблюдает за мной. – Все в порядке?

– Да, конечно.

– Проходите, посмотрите мою комнату, – велела Аманда.

Мы прошли через ванную, где еще сохранилась старая обстановка – вместительная ванна на ножках, кафельный пол, раковина на возвышении. Там было множество полотенец, а унитаз явно заменили уже в двадцать первом веке.

– О, как тут мило, – притворно веселым тоном воскликнула Ниса, когда мы вошли в спальню.

В комнате царил беспорядок: всюду одежда, косметика, книги, пляжное полотенце. Аманда что, думала, это курортный отель? Спальня не отличалась от нашей, разве что стены выкрасили в уродливый розовый цвет, опять-таки предварительно не очистив их от старых пятнистых обоев. В результате стены как будто покрылись заживающими синяками.

Аманда рассмеялась хорошо отрепетированным смехом.

– Умоляю вас – редкостное убожество! Но мне нравится. Поможет войти в образ, как думаете? Весь этот дом… в Хилл-хаусе можно провести специальный показ «Ночи ведьмовства». Идеально подходит.

– Возможно. Пока что я просто хочу поставить пьесу в театре, где ее увидят. Ваша Элизабет в этом, несомненно, поможет.

– Как и музыка Нисы, – великодушно заявила Аманда, хотя не слышала еще ни одной ноты.

Ниса зарумянилась, а Аманда загадочно мне улыбнулась. Она подошла к кровати, взяла льняной жакет и повесила его в чулан.

– У нее есть чулан, – прошептала Ниса.

– У нас тоже. Он за шкафом.

– Умираю с голоду. – Аманда закрыла дверь в чулан, но та тут же медленно начала снова открываться. – Я ужинаю рано… Как насчет пяти часов?

Я выглянула на улицу. Небо потемнело, стало серым, как лишайник. На западе разливалось тускло-оранжевое марево, ветер кружил последние сорванные с деревьев листья.

– Отлично, – ответила я. – Давайте встретимся внизу около половины пятого. Мы предупредим Стиви.