Текст книги "Истории о безумном йогине. Жизнь и безумная мудрость Другпы Кюнле"

Глава 7. Состояние поля

Завершив паломничество в Цари, Кюнле попрощался с Цанг Ньоном и У Ньоном. Он вернулся в Чаюл, чтобы ненадолго встретиться с Кукье Ринпоче, а затем отправился в провинцию У, где встретился с досточтимым Драгопой, которого пригласил правитель этого региона. Вместе с правителем Кюнле получил учения по ньендруб депа⁸⁶. Он практиковал эти наставления в течение года, и ему показалось, что он обрёл некоторую реализацию. Он снова отправился в гости к Сонаму Чогдену, который теперь жил в Драгкар Чодинге, что в Ронге⁸⁷. Вознеся молитвы и сделав подношения, Кюнле попросил у своего учителя практических наставлений по махамудре и единому вкусу⁸⁸. Он провёл в Ронге шесть месяцев, продолжая углублять практику внутреннего тепла.

Прежде чем снова отправиться в странствия, Кюнле пошёл просить пропитания в Ронге. Оказавшись на окраине города, он миновал большой дом, который смотрел на восток. В загоне за домом Кюнле увидел много лошадей; их прекрасные шкуры блестели на солнце. Кюнле подумал: «Это подходящее место, чтобы попросить еды» – и постучал в дверь. Через некоторое время ему открыл крепкий мужчина средних лет. Он выглядел самоуверенным, и Кюнле решил, что это хозяин дома. Мужчина оглядел Кюнле с ног до головы, рассматривая его испачканную, потрёпанную одежду.

Прежде чем Кюнле успел обратиться к нему, мужчина сказал:

– Вор, насильник и нищий – не принадлежишь ли ты к этой троице? Может быть, ты жадный человек, который только притворяется религиозным? Не заблуждаешься ли ты относительно внешности и намерений?⁸⁹ Ты действительно являешься полем накопления заслуг или же ты больше похож на сборщика долгов, который без устали гоняется за результатами своих плохих действий?

– Не говори так, – ответил Кюнле. – Пожалуйста, просто дай столько, сколько можешь.

– Ну, для начала, – сказал мужчина, – если ты йогин, то спой песню о религиозных практикующих, начиная с наивысшего гуру!

Кюнле несколько мгновений смотрел на мужчину, размышляя, не шутит ли он. Наконец он пожал плечами и запел:

Религиозная традиция гуру заключается в том, чтобы учить других глубокой Дхарме и при этом совсем не следовать ей. Как чудесно! Вы – хвастуны, которых не беспокоит этот недостаток!

Вы, монахи! Ваша преданность заключается в том, что вы лишь складываете руки и закрываете глаза, не питая никакого истинного намерения. Как чудесно! Вы – хвастуны, обманывающие своих гуру!

Вы, тантрики! Вместо того чтобы защищать своих последователей, вы призываете защитников уничтожать ваших врагов без сострадания! Как чудесно! Вы – хвастуны, которые с гордостью насылают защитников на врагов!⁹⁰

Вы, геше! Ваша высшая Дхарма – использовать свои знания против других, вместо того чтобы укоренять свой ум в пустотности. Как чудесно! Вы – хвастуны, которые утверждают, что понимают конечную цель!

Вы, странствующие йогины! Таков ваш характер – вы проявляете ненависть и неприязнь к другим, но сами не способны вынести малейшее притеснение. Как чудесно! Вы – хвастуны, которые делают вид, что медитируют как херука!

Вы, великие практики медитации! Вы любите дремать и наслаждаться едой в уединении, и вам неведомо медитативное равновесие. Как чудесно! Вы – хвастуны, которые притворяются, что обрели признаки успеха!⁹¹

Вы, помощники гуру! У вас есть имущество – вы крадёте из казны гуру и взращиваете в себе состояние голодных духов. Как чудесно! Вы – хвастуны, которые полагаются на доброту гуру!

Вы, правители! Таковы ваши законы – вы навязываете их другим, но сами пренебрегаете ими. Как чудесно! Вы – хвастуны, которые гордятся своими суждениями и правотой!

Вы, слуги! Такова ваша любовь к господину – вы осуждаете других слуг за равнодушие, но сами никакой любви не испытываете. Как чудесно! Вы – хвастуны, которые мнят себя любящими!

Вы, дарители! Такова ваша щедрость – вы подносите дары неохотно, с надеждой на вознаграждение. Как чудесно! Вы – хвастуны, которые думают, что достигнут состояния будды!

А вы, племянники, хозяева монастырских подворий! Вы считаете себя практикующими Дхарму, но не имеете ни капли веры и не соблюдаете ни одного обета. Как чудесно! Вы – хвастуны, выдающие себя за практикующих!

Что касается меня, то я – йогин Кюнле, странствую по разным землям. Я покинул родину, и что с того? Я не избавился от привязанностей. Как чудесно! Я – хвастун, который называет себя отрёкшимся!

Мужчина расхохотался и, подхватив Кюнле под руку, увлёк его в дом.

– Садись, – крикнул он, – садись! Я тебя чем-нибудь накормлю.

Кликнув жену, он велел ей приготовить ужин из жареной рыбы, супа и овощей. Когда еда была готова, мужчина с поклоном предложил её Кюнле⁹².

Во время ужина они обсуждали вопиющее лицемерие многих религиозных практиков Тибета. Кюнле заметил, что не только религиозные деятели, но и все остальные показывают миру некое лицо, но при этом питают совершенно другие намерения. Чем больше он размышлял о том, как легко люди попадают в плен обманчивой видимости, тем больше грустил. Когда хозяин дома спросил Кюнле, что он думает, тот ответил экспромтом:

 
Гуру, что лишён доброты и думает лишь о себе, – смехотворен.
Ученик, что лишён преданности и не прилагает никаких усилий, – смехотворен.
Правитель, что не заботится о своих подданных, а также подданные, что не заботятся о своём правителе, – смехотворны.
Возделывать поля, не умея сеять семена, – смехотворно.
Цепляться за землю, которая не приносит прибыли, – смехотворно.
Танцор, что не знает движений, – смехотворен.
Бодхичитта без сострадания или любви – смехотворна.
Женщина, которую не удовлетворяет член, – смехотворна.
Одеваться как монах, но не практиковать Дхарму, – смехотворно.
Нищий, у которого есть ячменная каша, но он ставит свою миску на кухню, – тоже смехотворен⁹³.
Практик медитации, чьё воззрение сосредоточено лишь на добыче пропитания, – смехотворен.
Неуравновешенный человек, что ведёт себя грубо, – смехотворен.
Духовное учение, что обещает исполнение мирских желаний, – смехотворно.
Кочевник, у которого нет ни яков, ни овец, – смехотворен.
Правитель, у которого нет помощников, – смехотворен.
Голова человека, обвязанная кожаным ремнём без украшений, – смехотворна⁹⁴.
 

Кюнле и мужчина из Ронгпа снова расхохотались. Затем Кюнле ушёл, прихватив с собой полный мешок еды.

Лицемерие и самообман

В пути Кюнле размышлял о том, что повидал за время странствий. Он надеялся увидеть, что повсюду практикуют чистую Дхарму. Но, понаблюдав за поведением религиозных людей в самых разных местах, подумал, что все они стремятся показать миру одно лицо, а втайне лелеют другие намерения и ценности. Кюнле почувствовал острую ответственность за разоблачение этого лицемерия, понимая, что тоже причастен к нему. Это стало особенно очевидно, когда он заметил, насколько легко может поддаться себялюбию в настрое и практиках, которое он наблюдал и у других практикующих. Идя по тропе, он запел:

Я, йогин, не остался дома; я, йогин, отправился странствовать.

Я, йогин, посетил монастырские школы кагью. Там у каждого монаха был кувшин с пивом. Я, йогин, держался в стороне, опасаясь присоединиться к пирам этих пьяниц, нанимающих певцов!

Я, йогин, посетил монастырские школы сакья. Там монахи выражали презрение ко всем другим учениям. Я, йогин, держался в стороне, опасаясь присоединиться к тем, кто отрёкся от Дхармы.

Я, йогин, посетил монастырские школы гелуг. Там разные сообщества учеников придерживались предвзятых взглядов⁹⁵. Я, йогин, держался в стороне, опасаясь стать усатым практикующим⁹⁶.

Я, йогин, посетил монастырь Цолпу. Там старшие монахи вели себя как тираны. Я, йогин, держался в стороне, опасаясь стать разбойником, отнимающим милостыню.

Я, йогин, посетил монастырские школы тантриков ньингма. Там верят, что благословения живут в танцах и в масках. Я, йогин, держался в стороне, опасаясь стать чёрным практиком, танцором тантрического ритуала.

Я, йогин, посетил уединённые высокогорные места, где пребывали в затворничестве наши предки. Те, кто практикует там медитацию, заняты мирскими заботами. Я, йогин, держался в стороне, опасаясь навлечь на себя наказание Трёх драгоценностей.

Я, йогин, посетил кладбища и удалённые места. Там практикующие чод медитировали лишь с целью собственного прославления. Я, йогин, держался в стороне, опасаясь дружбы с мирскими богами и демонами.

Я, йогин, посетил места, где люди порождают добродетель и строят религиозные опоры⁹⁷. Большинство из них использовали деньги, собранные на строительство, чтобы набить свои животы. Я, йогин, держался в стороне, опасаясь нарушить обеты.

Я, йогин, посетил аскетов-паломников. Они больше стремились разбогатеть, чем заниматься медитацией. Я, йогин, держался в стороне, опасаясь стать торговцем, который охотится за выгодой⁹⁸.

Я, йогин, посетил монастыри другпа. Там кипели ссоры между их обитателями и пришлыми⁹⁹. Я, йогин, держался в стороне, опасаясь быть втянутым в семейные дрязги между братьями и кузенами.

Я, йогин, посетил затворников, сидящих взаперти годами или всю жизнь¹⁰⁰. Они нетерпеливо подсчитывали: «Сколько дней я уже здесь провёл?». Я, йогин, держался в стороне, опасаясь стать сторожем маленькой хижины.

Я, йогин, посетил различных гуру. Все они были заняты мирскими заботами. Я, йогин, держался в стороне, опасаясь стать высокомерным монахом с повадками драчуна¹⁰¹.

Я, йогин, посетил учеников, помощников учителей. Эти помощники были связаны службой своим учителям. Я, йогин, держался в стороне, опасаясь стать слугой помощника.

Я, йогин, посетил место, где «просветлённые» делают практики защитников. Они проявляли враждебность к богам, демонам и людям. Я, йогин, держался в стороне, боясь стать враждебным и затаить злобу на всех.

Я, йогин, посетил богатых покровителей. Их жалобы звучали громче адских воплей. Я, йогин, держался в стороне, опасаясь переродиться в адах.

Я, йогин, посетил бесстыдных нищих, которые нагло закладывают отцовские поместья. Я, йогин, держался в стороне, опасаясь заслужить презрение всего мира.

Я, йогин, посетил школы великих мастеров медитации. На место божества-покровителя каждый из них ставит свою собственную госпожу мудрости. Я, йогин, держался в стороне, опасаясь тут же стать отцом.

Я, йогин, посетил монастырские школы философов. В качестве друга-утешителя¹⁰² у каждого монаха был послушник. Я, йогин, держался в стороне из опасения совершить оплошность, испустив семя.

Я, йогин, посетил святые места Лхасы. Каждая хозяйка гостиницы¹⁰³ зависит от своих постояльцев. Я, йогин, держался в стороне, опасаясь стать уборщиком на их празднествах.

Я, йогин, побывал во многих краях. Повсюду каждый озабочен лишь собой. Я, йогин, держался в стороне, боясь перенять взгляды слушателей и одиноких практикующих¹⁰⁴.

Закончив свою песню, Кюнле понял, что пришло время отказаться от монашеского сана. Хотя он глубоко восхищался монастырской дисциплиной и подготовкой, он знал, что никогда не сможет жить в монастыре. Практиковать Дхарму самостоятельно, в самых разных ситуациях, казалось ему естественным, а представляться монахом – ложным и лицемерным. Сняв монашеские одежды, он надел белые одежды странствующего йогина и отправился в южную страну Мон.

Глава 8. Путешествие в Мон и в Логово Тигра

Ворон всё время держался поблизости. На рассвете он был рядом: чёрный блестящий силуэт, сгорбившись на валуне, пронзительно смотрел на Кюнле, когда тот выходил из палатки. В полдень ворон был лишь пятнышком на небесном куполе. В сумерках он иногда появлялся один, а иногда рядом была она. Её золотые одежды развевались, пылающий меч в руке походил на острый луч света, распущенные чёрные волосы струились, как паучий шёлк, и переливались на ветру. Громкие крики ворона скатывались, подобно знакам вопроса, c которыми Кюнле сталкивался, но выходил невредимым, исполненный любопытства. Его взгляд то и дело устремлялся на юг, к едва заметной линии гор. Окаймляя край плато, они торчали, будто сломанные зубы.

Однажды, когда она была с ним дольше обычного, Кюнле остановился и посмотрел на юг. Прикрепив стрелу к своему луку, он направил её высоко в небо, в направлении невидимой страны, которую знал как Мон, что означает «южное место». Стрела вылетела из лука, подобно вспышке тёмной молнии. Она легко, без усилий, поймала стрелу свободной рукой и понеслась по небу на юг; её одежда развевалась, как хвост летящей кометы. Затем она исчезла вдали, но Кюнле успел заметить, как она устремилась вниз по чёрно-золотой дуге.

Мысленным взором он видел, как стрела ударила в лестницу, прислонённую к белёной стене дома, сиявшего в гнезде зелени, как белая драгоценность. Рядом с домом по долине неслась река, бурная от весеннего таяния. Между домом и рекой располагались два поля в форме солнца и луны, похожие на гравировки.

Кюнле откинул капюшон накидки и последовал за стрелой. «Туда, – думал он, – туда». Над головой кружил и парил ворон, приветствуя хриплым криком наступающую ночь.

Демон перевала Уодо

Путь в Мон был долгим. К тому времени, когда Кюнле пересёк перевал и спустился с тибетского плато в густой лес гималайских джунглей, еда у него почти закончилась. Воздух здесь был более мягким, влажным. Словно в радостном танце, деревья шелестели изумрудными кружевными листьями. Дорога проходила рядом с горной рекой, которая с грохотом неслась по крутым склонам, взбивая белую пену.

Однажды вечером он, уже засыпая, услышал, как что-то шумит над головой среди деревьев. Взглянув наверх, Кюнле увидел семейство больших золотистых обезьян. Они рассаживались по веткам на отдых – и тут и там, повернув к нему свои чёрные морды. Он наблюдал, как обезьяны взмывали в воздух, перепрыгивая с одного дерева на другое, как они поддерживали равновесие с помощью своих длинных хвостов, приземляясь на раскачивающиеся ветви. Он крепко держал Небо, которая тоже, не отрываясь, смотрела вверх. Как ни странно, она не лаяла, а вместе с ним наблюдала, как обезьяны мелькают среди деревьев, следуя по невидимой тропе.

Через несколько дней на вершине перевала он встретил паломников монпа. Уже смеркалось. Неподалёку находилась большая пещера – было похоже, что в ней сухо. Путники выглядели столь же голодными и измождёнными, как и Кюнле. Он спросил, куда они направляются. Одна старая женщина подняла на него глаза.

– Мы идём в Логово Тигра, – тревожно прошептала она, – но можем и не дойти.

Кюнле слышал о Тагцанге, Логове Тигра, – одном из самых священных мест паломничества в Мон. Согласно легенде, после нескольких лет медитации в пещере отдалённых гор Восточного Мон, расположенной на берегу реки, Гуру Ринпоче вышел из медитации в своей гневной форме Дордже Дроло. Его облик ужасал: мощное иссиня-чёрное тело, окружённое пламенем осознавания; обнажённые клыки; расширенные, налитые кровью глаза. Он позвал свою супругу Еше Цогьял, которая медитировала неподалёку. Она превратилась в беременную тигрицу, и Дордже Дроло взобрался к ней на спину. Она перенесла его через всю страну и доставила в Тагцанг. Там в отвесной скале была глубокая пещера с видом на пышную долину Паро. Гуру медитировал в той пещере три года, три месяца, три дня и три часа. Хотя Кюнле намеревался найти место, куда приземлилась его стрела, при упоминании о Тагцанге ему захотелось отправиться туда.

– Почему вы можете туда не дойти? – спросил он.

– Демон! – тут же прошептала старуха. Остальные паломники нервно оглядывались по сторонам. – Это перевал Уодо. Там живёт демон.

Она оглядела Кюнле с ног до головы, и её взгляд стал более острым.

– Ты сможешь защитить нас? – спросила она. – Ты же йогин.

– Конечно, – улыбнулся ей Кюнле.

Вечером перед сном он прочитал молитву сострадания, пожелав, чтобы все существа освободились от страданий и страха. Среди ночи его разбудил громоподобный звук. Тихо поднявшись, он выглянул из пещеры и увидел такой сгусток тьмы, что по сравнению с ним весь лес казался почти светлым.

Его спутники, казалось, не слышали этот гром. Они не шевелились и спали так крепко, что Кюнле слышал их дыхание, набегающее и отступающее, как прибрежные волны. Он взял ваджру в правую руку, обхватив средним и безымянным пальцами её центр, вытянув указательный и мизинец – мудра гневного подчинения. Затем он услышал голос, который, казалось, исходил из его головы:

– Сделай это сейчас, пока они спят. Они так устали, что даже не заметят, если ты заберёшь у них еду. А помнишь молодого человека в накидке на густом меху? Представь, как тебе было бы в ней тепло!

Кюнле направил ваджру на тьму, и она тут же распалась на толстые нити чернильного цвета, которые колыхались, как длинные волосы, а затем сплелись и двинулись к нему, полностью перекрыв вход в пещеру.

– Это правда, что я всё ещё зациклен на себе, – прошептал он, – но каждый раз, когда я противостою тебе, демон себялюбия, ты слабеешь.

Повторяя мантру сострадания Авалокитешвары, Кюнле с силой взмахнул ваджрой перед демоном. Тьма разорвалась на клочки, которые резко исчезли, стекли с горы в деревья.

Кюнле продолжил читать мантру, вспоминая доброе лицо своего гуру. Он сосредоточился на океане тепла. Тепло вливалось в него и струилось сквозь него; оно исходило от образа учителя, который Кюнле представил над своей головой.

Он визуализировал лучи света – они светили в темноту, успокаивая и умиротворяя цепкие демонические силы, всё ещё требовавшие его внимания. Проведя некоторое время в медитации, он разжёг небольшой костёр и просидел у него остаток ночи, пока поблизости мирно спали утомлённые паломники. Утром Другпа Кюнле продолжил путь к Логову Тигра вместе с ними. Осознав, что демон побеждён, они стали относиться к Кюнле с глубоким уважением и благоговением¹⁰⁵.

Логово Тигра и пещера Мачиг Лабдрон

Тропа к Логову Тигра была крутой, но после нескольких недель ходьбы подъём казался Кюнле успокаивающим и умиротворяющим, поскольку дорога пролегала через леса высоких сосен и заросли рододендронов. Прошло несколько часов, и он вышел на длинный выступ скалы, откуда открывался вид на долину Паро. Окутанная зелёными и золотыми складками, долина вела на юго-восток, сливаясь с холмами на юге. На левом склоне скалы была узкая лестница с крутыми каменными ступенями. Тропа исчезала за ревущим водопадом, бьющим из трещины в скале, а затем поднималась к небольшому храму, построенному вокруг пещер Тагцанг, в которых столетия тому назад медитировал Гуру Ринпоче.

Спускаясь по неровным ступеням, Кюнле держался рукой за скалу слева. Брызги водопада наполняли воздух россыпью сверкающих капель. Он понимал, что один неверный шаг – и он полетит вниз на тысячи футов. Перейдя мост, он увидел крутые ступени, высеченные в скале. На самом верху в трещину скалы была втиснута крошечная хижина для медитации, напоминающая белое осиное гнездо. Он понял, что это пещера Еше Цогьял, которая медитировала здесь, у водопада, на божестве Ваджракилае в течение трёх лет, трёх месяцев, трёх дней и трёх часов – столько же, сколько Гуру Ринпоче медитировал выше в Тагцанге.

Кюнле осторожно поднялся по другой каменной лестнице, ведущей в храм. Войдя внутрь, он обнаружил главную пещеру Гуру Ринпоче. Хотя пещерный храм обычно был заполнен паломниками, сейчас условия сложились благоприятно и он оказался там в одиночестве. Он сделал простирания в крошечном пространстве, зажёг масляную лампаду в качестве подношения Гуру Ринпоче и Еше Цогьял, а затем сел на влажный каменный пол пещеры. Когда его тело и ум погрузились в неподвижность, он остро ощутил чьё-то присутствие. Казалось, что сам воздух в пещере заряжен энергией – звенящей вибрацией, которая растворяет любое разделение на наблюдателя и наблюдаемое. Кюнле без усилий расслабился, слившись в единстве со скалой, небом и ветром.

Через некоторое время песня мастера Янгонпы волшебным образом возникла в его сознании, как радуга возникает в пространстве:

 
Пребывая в состоянии изначальной медитации, отбрось умопостроения!
Позволь концептуальному уму покоиться в естественном потоке, без измышлений.
Желание медитировать – это лишь проявление немедитации.
Расслабляйся непрерывно, не нарушай непрерывность медитации!¹⁰⁶
 

Кюнле остался медитировать в Тагцанге. Там было достаточно еды и припасов благодаря постоянному потоку паломников: они прибывали ежедневно, чтобы посетить священное место. Но в конце концов, устав от людей, он решил найти место потише и практиковать там. Один из местных монахов рассказал ему о пещере над водопадом, которая была священной для Мачиг Лабдрон – женщины-йогини, основоположницы линии чод. Кюнле долго карабкался по скалам в поисках этой пещеры и наконец обнаружил давно не хоженую крутую тропу. Она поднималась вдоль водопада и исчезала в густых зарослях. Пещера представляла собой узкую щель в склоне горы. Кюнле устроился там. Ему нравилось вдыхать мягкий воздух и аромат вечнозелёных деревьев, мяты, жасмина, нравились спутанные заросли джунглей, которые окружали его. Эта местность разительно отличалась от бесплодной сухой поверхности тибетского плато. «Я мог бы остаться в Мон», – думал он в перерывах между медитациями, в тишине попивая чай и глядя на долину.

Однажды в пещеру пришли несколько девушек монпа. Одетые в лучшие наряды – длинные плиссированные юбки из разноцветной ткани и парчовые жакеты, они хотели выразить своё почтение Мачиг Лабдрон. Кюнле был в восторге от их живой, лёгкой энергии и перебрасывался с ними шутками, подтрунивая над их практикой. К его удивлению, девушки спели ему песню:

Шо-ни ла-йи шо’о ла-йи шо’о ла-йи шо’о ла-йи шо’о, ла-йо ла-мо ло-йо йа!

Сто восемь золотых ступ – опора просветлённого ума; не зная, что они символизируют просветлённый ум, мы видели лишь обычные строения. Признаёмся, что мы приняли дхармакаю за обычное тело!

Золотые письмена на тёмно-синей бумаге – опора для просветлённой речи; не зная, что они символизируют просветлённую речь, мы видели лишь обычные буквы. Признаёмся, что приняли невыразимое за обычный звук!

Учителя, наделённые совершенными качествами, – просветлённые тела всех будд; глядя на них, мы видели лишь человеческие тела. Признаёмся, что принимали этих учителей за обычных людей!

Беспрерывный поток явлений возникает спонтанно¹⁰⁷, как и сама пустотность; не понимая, что эти явления – наша собственная природа, мы искали глубокий смысл где угодно, но не там, где надо. Признаёмся, что не распознали истинную природу реализации!

Этот сосредоточенный ум, который покоится сам в себе, – живой, ясный и пробуждённый, представляет собой беспредметную медитацию. Мысли и отсутствие мыслей неразделимы; не зная этого, мы пытались остановить свои мысли. Признаёмся: мы притворялись, что переживаем состояние вне концепций!

Непостоянные иллюзорные явления изначально обманчивы; снова и снова принимая их за истину, мы создаём ярлыки и определения. Признаёмся, что принимали иллюзорное за истинное!

Не зная, что мирские заботы и практика святой Дхармы изначально противоречат друг другу, мы преследовали обе цели. Признаёмся, что не достигли ни одной из них!

Корень Дхармы – бодхичитта; если мы хотим достичь состояния будды, она необходима! Признаёмся, что, тренируясь во многих других глубоких практиках, мы истощили свои тела и умы!

Силой устремления колёса колесницы двух накоплений должны привести к преображению; но мы легкомысленно отвернулись от корней добродетели. Признаёмся, что не посвящали добродетель достижению бодхичитты!¹⁰⁸

Слушая эту песню, Кюнле чувствовал, что в ней заключён глубокий смысл, и записал её. Когда девушки ушли, он задумался, были они обычными девушками или явились ему таким же волшебным образом, как это часто делала она, – как видение или радуга, которые появляются в пространстве и растворяются в нём.