Текст книги "Заколдованная"

Глава 7

– Человек, так владеющий боевым искусством, как ты, не должен ходить безоружным, – сказал Саймон. Уж, наверно, у сэра Эрика во всем этом арсенале найдется что-то и для тебя?

Дункан с сокрушенным видом потирал у себя под ложечкой. Это место все еще болело от удара, который нанес ему вчера Саймон.

– А вот сейчас я чувствую себя примерно таким же искушенным, как какой-нибудь зеленый оруженосец, – поморщился он.

Саймон засмеялся.

Вслед за ним засмеялся и Дункан. Он чувствовал какое-то родство с белокурым рыцарем, и это неожиданное чувство было на удивление сильным.

– Я был в более выгодном положении во время нашего поединка, – сказал Саймон. – Вся моя жизнь прошла в сражениях с человеком, равным тебе по силе. Тебе же, видно, мало приходилось упражняться с противником, который был бы так же быстр, как я. Вот разве только сэр Эрик? За поджарым изяществом его фигуры кроется что-то такое, что меня настораживает.

– Я ни разу не видел Эрика в бою. Или если даже и видел, то не помню этого, – задумчиво произнес Дункан.

– Если ты не видел его в бою с тех пор, как проснулся в Спорных Землях, значит, ты вообще не видел его в бою, – пробурчал Саймон себе под нос.

– Что ты там бормочешь?

– Да так, чепуху, – ответил Саймон.

Он обвел взглядом оружейную мастерскую, замечая множество разнообразного оружия и против воли отдавая дань восхищения предусмотрительности Эрика. Если дело дойдет до того, то молодой лорд будет очень опасным врагом.

А Саймон чувствовал, что все идет к этому.

Через незаконченную каменную кладку замка к ним, подобно дыму, просочился звук шагов. Кто-то приближался к мастерской. Сначала послышался низкий мужской голос, потом мелодичный женский смех. Эрик и Эмбер.

Дункан повернулся к двери с выражением напряженного ожидания, которое привело Саймона в ярость и в то же время заставило ощутить внутри смертельный холод.

Проклятая ведьма.

Дункан бежит на ее приманку, как голодный пес на запах кучи отбросов.

– Вот ты где, – обратился Эрик к Саймону. – Альфред сказал, что ты наверняка здесь – присматриваешь за починкой доспехов.

– Я только любуюсь искусством твоего оружейника, – ответил Саймон, глядя, как Эмбер быстро идет к Дункану. – С самой сарацинской войны не видывал такой работы.

– Вот об этом-то я и хотел с тобой поговорить.

– О починке моей кольчуги?

– Нет. О сарацинском вооружении. Вчера ты говорил что-то любопытное об их лучниках.

Усилием воли Саймон заставил себя сосредоточить внимание на Эрике, а не на этой девушке, которая казалась столь невинной, но так глубоко погрязла во тле, что могла, не колеблясь и не сожалея, лишить человека памяти.

– Что ты хочешь узнать, лорд?

– Правда ли, что их воины стреляют с лошади, скачущей галопом?

– Правда.

– И попадают в цель? С приличного расстояния?

– Да, – ответил Саймон. – И притом со скоростью градопада.

Эрик заглянул в темноту глаз Саймона и понял, что каковы бы ни были хранимые там воспоминания о войне, именно они и заставили этого человека довести свои способности до такого мрачного, внушающего страх совершенства.

– Как же они с этим управлялись? – спросил Эрик. – Ведь арбалет должен заряжать человек, стоящий на земле.

– Сарацины были вооружены простыми луками. Их лук вполовину короче нашего английского длинного лука, а стрелы мечет с такой же силой, как арбалет.

– Но как это возможно?

– Об этом я часто спорил с Д… – Саймон сделал вид, будто закашлялся, и поспешил поправиться. – Об этом я часто спорил с братом.

– И что решили?

– Сарацины каким-то особым способом изгибали свои луки, и от этого сила метания стрел удваивалась или увеличивалась многократно, но сам лук не надо было делать тяжелее, как в случае с нашим арбалетом.

– Что же это за способ?

– Никто не знает. Всякий раз, когда мы пробовали сами сделать такой лук, он у нас просто ломался.

– Бог свидетель, я все бы отдал за связку сарацинских луков! – воскликнул Эрик.

– Тогда тебе понадобятся и сарацинские лучники, – сухо произнес Саймон. – Чтобы стрелять из их луков, надо еще знать какой-то , хитрый прием, который ни у кого, кроме сарацинских воинов, не получается. Так что в конце концов победу добыли честные христианские мечи и пики.

– И все же, ты только подумай, какое преимущество дали бы эти луки.

– Вероломство лучше.

Эрик изумленно воззрился на Саймона. И Дункан тоже.

– Мой брат, – сказал Саймон, – часто говорил мне, что нет лучше способа взять хорошо обороняемую позицию, чем путем вероломства.

– Расчетливый, видно, человек твой братец, – пробормотал Эрик. – Он вернулся со Священной войны?

– Вернулся.

– Не его ли ты ищешь в Спорных Землях? Лицо Саймона изменилось.

– Прости меня, лорд, – тихо сказал Саймон. – Чего я ищу в этих землях – это касается только меня и Господа Бога.

Несколько мгновений Эрик молчал. Потом чуть заметно усмехнулся и снова повернулся к кольчуге, которую недавно вывесили в мастерской.

– Отличная кольчуга, – похвалил Эрик.

– Твой оружейный мастер так искусно починил ее, что она теперь даже лучше, чем новая, – откликнулся Саймон.

– Искусство моего оружейника славится в Спорных Землях. – Эрик сказал об этом, как о чем-то будничном, давно известном.

– Оно того заслуживает. Не сделает ли он Дункану меч с кинжалом и кольчугу с подшлемником, чтоб было в чем сражаться?

– Так ему и придется сделать. – Голос Эрика звучал сухо. – На всех островах не найдется готовой кольчуги, достаточно широкой в плечах, чтобы прийтись Дункану впору.

– Одна найдется, – рассеянно проговорил Дункан.

– Вот как?

– Та, что носит Доминик ле Сабр, – сказал Дункан. Эмбер напряженно смотрела на него, но ничего не говорила: она страшилась того, что произойдет, если к нему вернется память.

Таким же напряженным взглядом смотрел на него и Саймон, но по той же причине не задавал никаких вопросов.

Только Эрик не боялся возвращения памяти к Дункану.

– Значит, ты видел этого подлого норманна? – спросил он.

– Да.

– Когда?

Дункан уже открыл рот, чтобы ответить, и тут понял, что не знает.

– Не знаю когда, – отрывисто сказал Дункан. – Знаю только, что видел.

Эрик бросил быстрый взгляд на Эмбер. Она молча смотрела на него.

– Твоя память возвращается? – спросил Эрик. Саймон и Эмбер затаили дыхание.

– Обрывки. Не более того, – ответил Дункан.

– Что это значит?

Дункан пожал плечами, поморщился от неприятных ощущений в ушибленном теле и ощупал грудь нетерпеливыми пальцами.

Жаль, что ее здесь нет, а то она бы уняла боль своими чудодейственными бальзамами и притираниями.

Тут Дункан услышал собственные мысли и замер, силясь сообразить, кто такая эта «она».

Зеленые глаза.

Запах глендруидских трав.

Подогретая для купания вода.

Аромат ее мыла.

– Что, Дункан? – не отставал Эрик. – Возвращаются к тебе воспоминания?

– Ты когда-нибудь видел отражение луны в тихом пруду? – ответил вопросом на вопрос Дункан, и в голосе его слышалась сдерживаемая ярость.

– Ну, видел.

– Теперь швырни ведро камней в пруд и снова посмотри на отражение луны. Вот на что похоже то, что осталось от моей памяти.

Горечь, наполнявшая слова Дункана, вызвала у Эмбер острое желание прикоснуться к нему, успокоить, дать ему чувственное утешение, которое уравновесило бы боль от потери.

– Так вот, я помню, что видел Глендруидского Волка, – сказал Дункан, – но не помню когда, где, как и почему, не помню даже, каков он собой.

– Глендруидский Волк, – пробормотал Эрик. – Значит, его и впрямь так называют. До меня доходили слухи…

– Какие слухи? – спросила Эмбер в надежде, что удастся перевести разговор на другое.

– Такие, что будто бы Меч Короля Англии стал Глендруидским Волком, – ответил Эрик.

Эмбер казалась озадаченной.

– Одно из пророчеств Кассандры сбылось. И это уже не в первый раз, – сказал Эрик.

– О каком из них ты говоришь?

– Кружат двое волков, старый и молодой, – ответил Эрик. – Двое волков меряются силой, а земля затаила дыхание и ждет…

– Ждет чего? – спросил Саймон.

– Смерти. Или жизни.

– Ты мне не говорил. – Эмбер тревожно смотрела на Эрика.

– Тебе и без того хватало своих забот с пророчествами, – сухо бросил Эрик.

– Который из волков победил? – спросил Саймон.

– Пророчества Кассандры не дают прямого ответа, – сказал Эрик. – Ей видятся будущие перепутья, а не дорога, которую выберет человек.

Содрогнувшись, Эмбер отвернулась. Она не хотела больше слушать о пророчествах Кассандры.

– Дункан! – позвала она.

Он откликнулся каким-то вопросительным звуком, но не обернулся. Что-то из оружия, развешанного по стенам мастерской, привлекло его внимание.

– Ты поедешь со мной на Шепчущее Болото? – спросила Эмбер. – Кассандра просила меня посмотреть, не прилетели ли гуси.

Тут Эмбер поняла, какое оружие так заинтересовало Дункана. Сердце у нее в груди трепыхнулось от безумного страха. Быстро шагнув, она встала перед ним и рукой коснулась его щеки.

Яркий всплеск удовольствия.

Кружение темных теней прошлого.

– Дункан, – понизив голос, снова окликнула его Эмбер.

Он мигнул и обратил взгляд на Эмбер, оторвав его от оружия, которое состояло из толстой цепи и тяжелого, утыканного шипами шара. Это оно всколыхнуло и закружило тени воспоминаний в темном провале его памяти.

– Ты что-то спросила? Прости, я задумался. Губы Эмбер слегка вздрагивали от ощущения счастья и боли одновременно. Ее счастье. Его боль, которая была и ее болью тоже.

– Поедем со мной на Шепчущее Болото, – тихо сказала Эмбер. – Довольно с тебя сражений.

Дункан смотрел мимо ее сияющих золотистых волос на серую стальную цепь, украшавшую стену.

– Да, – ответил он. – Но вот довольно ли с них меня?

Дункан протянул руку над плечом Эмбер и снял оружие с его стенного крепления с такой легкостью, будто оно ничего не весило.

– Я возьму его с собой, – заявил он.

Зубы Эмбер впились в ее нижнюю губу, как только она увидела, что у Дункана в руках.

Саймон тоже это увидел. И стал тихо готовиться к схватке, которая будет неминуема, если, подобно воде в пруду, память Дункана хоть ненадолго успокоится и из осколков света составится истинный образ прошлого.

Эрик просто стоял и смотрел. Он даже не заметил, что обнажил свой меч, пока не ощутил в руке его привычную холодную тяжесть.

– Это молот. – Голос Эрика звучал безучастно. – Почему ты выбрал именно его из всего оружия, какое у нас есть?

Дункан удивленно посмотрел на оружие, которое пришлось ему так по руке.

– У меня нет меча, – ответил он просто.

– Ну и что?

– Нет боевого оружия лучше молота для воина, у которого нет меча.

И Саймон, и Эрик медленно кивнули, соглашаясь.

– Можно мне взять его на время? – спросил Дункан. – Или этот молот – любимое оружие кого-то из твоих рыцарей?

– Нет, – мягко сказал Эрик. – Можешь взять его насовсем.

– Благодарю тебя, лорд. Кинжал хорош для рукопашного боя или для разрезания жаркого, но для серьезной схватки человеку нужно оружие, поражающее на расстоянии.

– Рассчитываешь драться в скором времени? – осторожно спросил Эрик.

Усмехнувшись, Дункан дал цепи скользнуть меж пальцев, пробуя вес и длину молота.

– Если мне попадутся навстречу разбойники, которым пришла охота пораньше отправиться на тот свет, – ответил Дункан, – то было бы жаль не исполнить их желания только потому, что я безоружен.

Саймон засмеялся в открытую.

Эрик усмехнулся своей «волчьей» усмешкой, которую ему приписывала молва.

Все трое смотрели друг на друга, узнавая – и по достоинству оценивая – горячую бойцовскую кровь, текущую в жилах у каждого.

Вдруг Эрик хлопнул и Дункана, и Саймона по плечу, словно они были братьями по крови, а не только по склонности.

– Рядом с такими воинами, как вы оба, я не побоюсь схватиться и с самим Глендруидским Волком, – сказал он.

Саймон перестал улыбаться.

– Шотландский Молот пробовал. И был побежден. На мгновение Дункан замер в такой неподвижности, что казалось, будто даже сердце у него остановилось. У Эмбер оно действительно остановилось, потом прыгнуло и отчаянно заколотилось.

– Дункан! – Она умоляла, уже не скрываясь. – Пожалуйста, поедем прямо сейчас на болото.

Дункан не отвечал одно мгновение, два мгновения, три…

Потом издал тихий звук, похожий на стон. Его пальцы сдавили молот с такой силой, что сталь, казалось, готова была уступить плоти.

– Да, – наконец отозвался он тихим голосом. – Я поеду с тобой.

– Перед закатом может быть гроза, – предупредил Эрик.

Нежно улыбнувшись, Дункан коснулся прядки волос Эмбер.

– Когда рядом Эмбер, солнце всегда со мной, – сказал он.

Она улыбнулась в ответ, хотя губы у нее дрожали от страха за него, и этот страх был так силен, что она еле удерживалась от крика.

– Может, оставишь это здесь? – спросила Эмбер, указав на молот.

– Нет. Теперь я могу защищать тебя.

– В этом нет нужды. Так близко от Морского Дома нет никаких разбойников.

Не обращая внимания на остальных, Дункан наклонился так, что его губы почти касались волос Эмбер. Он глубоко вдохнул их запах и заглянул в ее встревоженные золотистые глаза.

– Я не стану рисковать тобой, бесценная Эмбер, – прошептал он. – Если кто-то поранит тебя, то боюсь, кровь пойдет у меня.

Как ни тихо были сказаны эти слова, Саймон их услышал. Он посмотрел на Эмбер со злостью, которую трудно было скрыть.

Проклятая колдунья. Украла у человека разум и еще смеется!

– Дункан, – тоже шепотом отозвалась Эмбер. Это имя прошелестело скорее как вздох. Она взяла его твердую руку в свои, не обращая внимания на холодную тяжесть цепи.

– Поспешим, мой темный воин. Я уже собрала нам с собой ужин и послала сказать, чтобы приготовили двух лошадей.

– Трех, – поправил ее Эрик.

– Ты тоже едешь? – спросила Эмбер с удивлением.

– Нет. Едет Эгберт.

– А, Эгберт. Ну конечно. Что ж, мы просто не будем обращать на него внимания.

Дункан осторожно пошевелился, а потом оглянулся через плечо, чтобы не встревожить пугливую лошадь. Они потихоньку улизнули с места привала, оставив спящего Эгберта в обществе его лошади и лошади Дункана, которые паслись неподалеку. Эмбер настояла на том, чтобы, отправляясь на болото, взять только ее лошадь.

Там, где кончались ровные поля, окружавшие Морской Дом, тропа почти сразу стала неровной и трудной, особенно для лошади, несущей двух всадников. Некоторые места, через которые они проезжали, заставляли Дункана изумленно хлопать глазами. На первый взгляд казалось, что пути здесь нет. Но стоило сделать несколько шагов в сторону от тропы и посмотреть снова, как глазам открывался на удивление легкий путь.

Этого было достаточно, чтобы смутить дух человека. Было также видно, что и лошади это совсем не по душе. Или, может быть, животное просто не привыкло носить двух седоков.

– Его нигде не видно, – сказал Дункан, снова оглянувшись.

– Бедный Эгберт, – откликнулась Эмбер, но тон, каким были сказаны эти слова, показывал, что ее все это скорее забавляет, нежели тревожит. – Эрик страшно рассердится.

– «Бедный Эгберт» спит себе по ту сторону горной гряды, – проворчал Дункан. – Лежит, раскинувшись в поле, под теплыми лучами солнца, не знающего, что лето ушло. Разве это такая уж тяжкая судьба?

– Будет тяжкая, если узнает Эрик.

– Если юный оруженосец хотя бы наполовину так умен, как ленив, он не скажет Эрику, что уснул.

– Если бы Эгберт был настолько умен, то не был бы так ленив.

Дункан рассмеялся и крепче обхватил правой рукой гибкую талию Эмбер Левой рукой он держал поводья. Руки Эмбер лежали поверх его рук, словно ей была приятна просто теплота его тела.

– Но ведь мы оставили твоего коня И написали, чтобы он ждал нас.

– Ты уверена, что он умеет читать?

– Лучше, чем писать, как говорит Кассандра.

– Так он и писать умеет? – удивленно спросил Дункан.

– Плохо. Эрик иногда теряет надежду, что сможет когда-нибудь научить его подсчитывать урожай, скот и налоги.

– Тогда почему он не отошлет мальчишку обратно к отцу?

– У Эгберта нет отца. Эрик подобрал его у дороги. Его отца убило упавшим деревом.

– У Эрика привычка такая – подбирать потерявшихся людей и заботиться о них?

– Если они не могут позаботиться о себе, кто-то же должен это сделать.

– Значит, поэтому ты и выхаживала меня? – спросил Дункан. – Из чувства долга и сострадания?

– Нет.

Эмбер вспомнила, что она почувствовала, когда впервые прикоснулась к Дункану. Удовольствие было таким острым, что она от неожиданности отдернула руку. Потом снова коснулась его.

И отдала ему свое сердце.

– С тобой все было иначе, – тихо произнесла Эмбер. – Прикасаться к тебе было мне приятно.

– Тебе это приятно и до сих пор?

Заливший ее щеки румянец лучше всяких слов ответил на вопрос Дункана.

– Я рад, – сказал он. – Ужасно рад.

Еле ощутимыми движениями своих сильных рук Дункан придвинул Эмбер еще ближе к себе. Жадная тяга к ней, которая никогда не покидала его надолго, заставила тело налиться ожиданием и предчувствием, несмотря на укоры совести.

Он не должен соблазнять ее, пока у него не появится больше ответов на неясные вопросы из прошлого.

Неведомые обеты мучили его.

И все же… и все же.

Было необыкновенно приятно ехать верхом по осенней земле, когда косые желтые лучи солнца греют лицо, а в объятиях доверчиво покоится янтарная фея.

– Солнце, – прошептала Эмбер. – Вот нежданное чудо!

Она подняла руки и опустила шерстяной капюшон. Материя цвета индиго упала складками по ее спине и плечам, позволяя нежному золотому теплу солнечных лучей ласкать ее голову.

– Да, – отозвался Дункан. – Настоящее чудо. Но эти слова похвалы предназначались скорее Эмбер, чем солнечным лучам.

– Твои волосы, – пробормотал он. – В них тысячи оттенков золотого света. В жизни не видел ничего более прекрасного.

У Эмбер перехватило дыхание и легкая дрожь пробежала по всему телу. Она чувствовала, как желание Дункана зовет и притягивает ее. Больше всего ей хотелось завернуться в его силу, будто в живой плащ, непроницаемый для окружающего мира, и отдать ему себя в таинственной тишине, которую никто другой не сможет нарушить.

Но ей нельзя отдавать ему себя.

Всем сердцем, душою и телом.

– Эмбер, – шепотом окликнул ее Дункан.

– Что? – спросила она, подавляя в себе ответную дрожь.

– Ничего. Мне просто нравится шептать твое имя в эти дивные волосы.

Упоительная теплота охватила Эмбер. Не думая, она подняла руку и погладила Дункана по щеке. Ей была приятна чуть шероховатая кожа, где под самой поверхностью рождалась щетина бороды. Ей была приятна сила руки, обвивавшей ее талию. Ей были приятны теплота и упругость его груди.

Весь Дункан был ей приятен до глубины души.

– Ни один мужчина не сравнится с тобой. Эмбер не знала, что произнесла эту мысль вслух, пока не почувствовала, как вздрогнуло сильное тело Дункана.

– И ни одна женщина не сравнится с тобой, – прошептал он, целуя ладонь ее руки.

Когда Дункан склонился, чтобы прижаться щекой к волосам Эмбер, его обволок нежный аромат солнечного света и вечнозеленых растений. Она пахла летом и теплом, сосновой хвоей и чистым ветром.

Это был единственный в своем роде запах – запах янтаря и Эмбер. Он не мог им надышаться.

Эмбер услышала перебой в дыхании Дункана, уловила то острое наслаждение, которое доставляло ему уже одно ее присутствие, и ей страстно захотелось быть свободной от всяких пророчеств.

Но это было невозможно.

– Жалко, что это тепло долго не простоит, – сказала Эмбер прерывающимся голосом.

Дункан пробормотал что-то неразборчивое, уткнувшись носом в прядь волос на затылке Эмбер.

– Эрик был прав, – продолжала она задыхающимся, почти испуганным голосом. Будет гроза. Но ее приближение лишь заставляет еще больше ценить солнечный свет.

Дункан неохотно поднял голову и посмотрел на север. Там висела густая гряда облаков, оттесняемая южным ветром. Небо было похоже на сапфировую чашу, опрокинутую над утесами, – их каменистые вершины уже надели жемчужно-белые облачные клобуки.

– Грозы до заката не будет, – сказал Дункан. Эмбер не ответила.

– Может, к восходу луны, – добавил он, – да и то вряд ли.

Дункан еще раз оглянулся через плечо. Позади узкая складка рассекала сильно изрезанную горную местность, возвышавшуюся между Морским Домом и Каменным Кольцом. Эта складка была началом Долины Духов, названной так из-за деревьев с бледной корой, которые цеплялись за ее крутые склоны, и из-за пугающего воя осенних ветров.

Никто не спускался вслед за Дунканом и Эмбер по склону только что преодоленной ими гряды. Никого не было видно и впереди, где встречались земля и море, образуя Шепчущее Болото. Путь, который должен привести их к болоту, ничем не был отмечен. Его знала лишь янтарная девушка, с которой Дункану так хорошо.

По эту сторону гряды не было видно совсем никаких признаков обитания. Ни дороги для повозок, ни дымка над расчищенным местом, ни вспаханных полей, ни сложенных из камней заборов, ни оленьих парков, ни зарубок на деревьях. Долина Духов была небольшая, с крутыми склонами; по ней бежал ручей, наполнявший ее своим волшебным лепетом. Здесь не было ни деревушки, ни фермы, ни пеших тропинок. Здесь было царство древнего леса и первозданной тишины.

Местность казалась дикой и в то же время странно невинной, удаленной от раздоров, одолевавших Спорные Земли. Если бы Дункан не видел кое-где на уединенных полянах кладки камней, он был бы готов поклясться, что до него здесь не ступала нога человека.

И все же люди здесь когда-то жили. Одни называли их друидами. Другие – колдунами. Третьи вообще считали, что это были не люди, а демоны или боги.

Некоторые же – те немногие, кто был в это посвящен, – называли этот исчезнувший народ Наделенными Знанием.

– Эгберт не будет преследовать нас, – сказала Эмбер, когда почувствовала, что Дункан опять обернулся, чтобы посмотреть назад.

– Как ты можешь это знать? Он ленивый, но не слепой. Мы оставили след.

Она промолчала, не зная, как объяснить Дункану то сочетание знания и инстинкта, которое вселяло в нее абсолютную уверенность, что здесь никто не нарушит их уединения.

– Эгберт не сможет следовать за нами. Даже если бы он не боялся, то все равно не понял бы, куда мы поехали.

– Почему?

– Он не из Наделенных, – просто ответила она.

– Ну и что из того?

– Эгберт увидит перед собой препятствие и свернет в сторону, решив, что никто не смог бы здесь проехать.

Будто холодное, дуновение прошлось по спине Дункана, когда он припомнил, какими непроходимыми показались ему некоторые места на тропе… сначала.

– Вот почему я заставила тебя оставить лошадь, – добавила Эмбер.

– Ну да, она ведь не из Наделенных, – сухо бросил Дункан.

Эмбер засмеялась и покачала головой, отчего солнечный свет заиграл и заструился по ее волосам, словно жидкий янтарь.

– Белоногая привыкла ко мне, – сказала Эмбер. – Она идет туда, куда я ее направляю.

– А ты видишь тропу.

Это был не совсем вопрос, но Эмбер все же ответила, пожав плечами.

– Я ведь Наделенная Знанием. – Потом со вздохом добавила: – Но, как говорит Кассандра, я Наделенная не вполне и никогда такой не стану, если не займусь собой как следует вместо того, чтобы бродить по диким местам.

– Таким, как это?

– Да.

Дункан смотрел на чистую линию щеки Эмбер и размышлял о том, как же ему самому удавалось в таком случае видеть сразу и препятствие, и тропу – ведь его никто никогда этому не учил. Спросить у Эмбер он не успел, потому что она снова заговорила.

– Несмотря на то что я не была прилежной ученицей, мне все же удалось усвоить достаточно Знания, чтобы ходить по нескольким древним тропам. Долина Духов – это мое любимое место. Я им еще ни с кем не делилась. До нынешнего дня.

Ее тихо сказанные слова пронизали все существо Дункана подобно отдаленному раскату грома, скорее ощущаемые, чем слышимые, – как содрогание самой земли.

– Эмбер?

Низкий голос Дункана звучал болезненно, почти резко. Она уловила в нем прилив чувственного желания. Она уловила в нем также и какое-то безымянное томление, которое пропитывало его так же, как свет солнца пропитывает день.

– Что? – спросила она шепотом, поворачиваясь к Дункану.

– Зачем ты привезла меня сюда?

– Посчитать гусей Кассандры.

Карие глаза внимательно всматривались в лицо Эмбер.

– Гусей? – переспросил Дункан.

– Да. Осенью они прилетают сюда с севера, а вслед за ними тянется зима, словно какое-то мрачное полотнище.

– Но ведь для гусей еще рано, правда?

– Правда.

– Тогда почему ты их ищешь?

– Меня попросила Кассандра. Рунные камни предсказали раннюю, суровую зиму. Если гуси уже здесь, мы будем знать, что предсказание сбылось.

– А что говорят крестьяне? – спросил Дункан.

– Они говорят, что приметы перемешались.

– Как это?

– У овец отрастает очень длинная шерсть, но птицы еще поют в ветвях деревьев. Солнце еще пригревает, но суставы и старые раны ноют. Добрые священники молятся и видят сны, но каждый по-своему толкует ответ Бога.

– Приметы. Пророчества. Священники. Сны. – Дункан состроил гримасу. – Воину от всего этого только головная боль. Мне бы меч да щит – и я сам проложу себе путь, а там будь что будет… Или что было.

Открытая рана на месте потерянной памяти прочертила резкие морщины по обеим сторонам рта у Дункана. Эмбер провела по ним кончиком пальца, но не смогла проникнуть глубже его боли и гнева.

Она огорченно отвернулась и опять стала смотреть прямо перед собой, где ее глазам открывалась дикая красота зеленой долины. По обеим сторонам тропы рябины, подобно падшим ангелам, жались к серым каменным утесам. На концах их ветвей рубиново пылали немногие не замеченные птицами ягоды. Призрачные березы теснились в расселинах и густо росли вдоль гребня. Они протягивали свои голые ветви к осеннему небу, молчаливо вопрошая его об ушедшем лете и грядущей зиме.

Впереди и немного правее невысокое кольцо из лежащих камней говорило о том, что это древнее место. Еще одно кольцо – большего размера и менее правильной формы, из отвесно стоящих камней – виднелось на странно ровном гребне.

Внезапно тишину прорезал высокий, резкий крик орла. Крик повторился один раз, другой, третий.

Дункан запрокинул голову и послал в небо ответный крик, с необычайной точностью повторивший зов птицы.

Крылатый хищник плавно повернул в сторону, словно удостоверившись в праве Дункана и Эмбер быть здесь, в этой сказочной долине. Пока они смотрели, орел поплыл в невидимом воздушном потоке к дальнему концу гряды и скрылся из глаз.

– Кто научил тебя отвечать на вопрос орла? – тихо спросила Эмбер.

– Мать моей матери.

– Значит, она была из Наделенных Знанием.

– Не знаю, – ответил Дункан. – У нас никого не называли Наделенными.

– Порою, в иных местах, бывает лучше не называться никак.

Дальше Дункан и Эмбер ехали в полном молчании, пока серебристый ручей с быстрым течением не вывел их в небольшую долинку и дальше, к неугомонному морю. Волшебный ветерок расчесывал казавшиеся живыми волокна болотных трав.

Для мужчины и женщины, остановившихся на небольшой возвышенности над болотом, шум ветра и шуршание трав складывались в звук голосов множества людей, шепчущих, бормочущих, вздыхающих, поверяющих им свои тайны… в шелест тысячи сдерживаемых дыханий, колеблющих воздух.

– Теперь я знаю, почему это место называется Шепчущим Болотом, – тихо произнес Дункан.

– Оно остается таким лишь до прилета зимних гусей. А тогда в воздухе стоит гомон от их криков и свиста крыльев, и шепот болота бывает слышен только в самые ранние предрассветные часы.

– Я рад, что увидел его сейчас, когда солнце превращает верхушки болотных трав в огоньки свечей. Это как в церкви, в самые последние мгновения перед началом мессы.

– Да, – прошептала Эмбер. – Именно так. Все наполнено ожиданием.

Несколько минут Дункан и Эмбер сидели в молчании, наслаждаясь особым чувством покоя, царившим на болоте. Потом Белоногая опустила шею и натянула уздечку, прося, чтобы ей дали попастись.

– Она не уйдет, если мы спешимся? – спросил Дункан.

– Нет. Белоногая почти так же ленива, как Эгберт.

– Тогда пускай отдохнет немного до того, как мы пустимся в обратный путь.

Дункан спешился и снял Эмбер со спины лошади. Когда он поставил ее на ноги, пальцы ее ласково скользнули по его щеке, по гладкому темному шелку его усов. Он повернул голову и поцеловал ее руку. От нежного тепла его губ ее дыхание участилось.

Заглянув снизу вверх в глаза Дункана, Эмбер поняла, что должна отстраниться. Ей не надо было прикасаться к нему, чтобы ощутить его желание, которое было такой же частью мироздания, как и зов вольного орла.

– Очень скоро нам надо трогаться в обратный путь, – сказала она.

– Да. Но прежде…

– Что прежде?

– Прежде я научу тебя не бояться моего желания.