Текст книги "Заколдованная"

Глава 5

– Малыш Эгберт сказал мне, что ты хочешь поехать со мной в Морской Дом и посмотреть, как мои люди обучаются военному искусству, – сказал Эрик.

– Да, – в один голос ответили Эмбер и Дункан. Все трое стояли в хижине перед открытой дверью. В нескольких шагах от них, за порогом, с видом терпеливого ожидания стоял под моросящим дождем Эгберт, держа под уздцы лошадей для Эмбер и Дункана. Одна из них ударила копытом о землю и фыркнула, раздраженная струйкой дождевой воды, сбегавшей у нее по ноге.

Эрик искоса бросил взгляд на Дункана, потом повернулся к Эмбер.

– Раньше тебе никогда не хотелось смотреть на учения, – мягко заметил он.

– Как и Дункану, мне тоже надоело сидеть в четырех стенах в хижине, – натянуто ответила Эмбер. – Осенние дожди нагоняют тоску.

Эрик повернулся теперь к Дункану. Тот попробовал улыбнуться, но его улыбке недоставало как веселья, так и непринужденности.

– Колдунья и я – о, прошу прощения, – насмешливым тоном заговорил Дункан, – это Наделенное Знанием существо женского пола и я устали от игры в прятки, от вопросов без ответов и от общества юного Эгберта.

Юный оруженосец, о котором шла речь, прочувствованно вздохнул. Ему и впрямь стало невмоготу ходить на цыпочках вокруг колдуньи неустойчивого нрава и воина, чей нрав был вполне устойчив – просто невыносим.

– В таком случае решено, – сказал Эрик, шагая за порог хижины, – едем в Морской Дом.

Эмбер натянула на голову капюшон своего плаща и ступила на траву, блестевшую крупными каплями воды. Дым от горевших в очагах поленьев и торфа змеился в утреннем воздухе, пробираясь между каплями влаги, которые были слишком мелки, чтобы стать дождем, и слишком крупны для тумана.

Когда Эмбер приблизилась, Эгберт сдернул защитное покрывало с седла грациозной гнедой кобылки. Он не пытался помочь Эмбер сесть в седло. Для этого ему нужно было бы прикоснуться к ней, но Эгберт знал, что никто не смел касаться Эмбер без ее особого соизволения.

Дункан ничего такого не знал. Бросив изумленный взгляд на юного оруженосца, он быстро шагнул вперед и подсадил Эмбер в седло, прежде чем остальные сообразили, что он собирается делать.

Эрик успел наполовину выхватить свой меч из ножен, но увидел, что Эмбер осталась спокойной. Прищурившись, он наблюдал за ними обоими.

Уже отпуская ее, Дункан позволил своим рукам со скрытой лаской провести от талии к бедрам, ощущая упругость ее тела.

– Благодарю тебя, – сказала Эмбер.

Она произнесла эти слова задыхающимся голосом, а ее щеки вспыхнули румянцем. Желание Дункана разгоралось все жарче с каждым прикосновением, с каждым взглядом – день ото дня вынужденной близости, на которую их обрекала жизнь в хижине, где была лишь одна комната.

Перестав сердиться на Эмбер за то, что она боится его как возлюбленного, Дункан принялся соблазнять ее с такой сосредоточенной настойчивостью, которая уже сама по себе была соблазнительной. Присутствие же Эгберта, вместо того чтобы умерять пыл взаимного влечения, лишь усилило воздействие на них той близости, которую они искали и находили в обыденности. Украдкой подаренная и принятая ласка, мимолетная улыбка, которую надо тут же спрятать, сильные пальцы, накрывшие более нежную руку, чтобы снять с огня горшок, – все это давало пищу страсти, пока от нее не начинал, казалось, дрожать сам воздух.

Эмбер в жизни не испытывала ничего подобного. Она казалась себе арфой, струны которой перебирают пальцы мастера. Каждое прикосновение Дункана вибрировало в ней, вызывая дивные аккорды в самых неожиданных местах. Бешеный стук ее сердца сочетался с каким-то странным ощущением, как будто что-то таяло глубоко у нее внутри. Дыхание становилось учащенным, а кожа приобретала тончайшую чувствительность.

Иногда ей было достаточно лишь посмотреть на Дункана, чтобы ею овладела сладкая истома, от которой кости таяли, словно мед. Это произошло и сейчас. Дункан вскочил в седло запасной лошади с грацией прыгнувшей на забор кошки. Его рука ободряюще потрепала крутую лошадиную шею.

Глубоко, до боли вздохнув, Эмбер попыталась подавить ропот своего тела, требующего именно этого единственного человека, которого ей было запрещено желать. Но она ничего не могла поделать со своей памятью, где жили и выражение глаз Дункана, когда он смотрел на нее, и движение его губ, когда они произносили слова, заставившие ее пылать.

Сколько раз я снимал с тебя одежду, целовал твои груди, твой живот, атласную гладкость твоих бедер?

– Эмбер, тебе дурно? – спросил Эрик.

– Нет, – слабым голосом ответила она.

– Что-то не верится.

Повернувшись к Дункану, Эрик внимательно посмотрел на него.

– Никто не смеет касаться Эмбер без ее разрешения, – сказал Эрик. – Понял?

– А почему? – спросил Дункан.

– Она запретная.

Удивленное выражение появилось на лице у Дункана, но он тут же прогнал его.

– Не понимаю, – осторожно произнес он.

– А тебе и не нужно ничего понимать, – ответил Эрик. – Просто не прикасайся к ней. Она этого не желает.

Дункан чуть заметно усмехнулся.

– Неужели?

– Да.

– В таком случае я буду делать так, как желает леди.

С загадочной, чувственной усмешкой Дункан заставил свою лошадь посторониться и подождать, пока Эрик займет свое место во главе и они тронутся в путь в неясном свете раннего утра.

Эрик повернулся к Эмбер.

– Разве ты не предупреждала его, чтобы он не прикасался к тебе? – спросил он.

– В этом не было необходимости.

– Почему?

– Даже после того, как Дункан проснулся, его прикосновение не причиняло мне боли.

– Странно.

– Да.

– А Кассандра знает? – спросил Эрик.

– Да.

– Что она сказала?

– Она все еще спрашивает совета у своих рун. Эрик хмыкнул.

– На моей памяти Кассандра никогда еще не раздумывала так долго над пророчеством.

– Никогда.

– Кровь Господня! Неудивительно, что Дункану так не терпится убраться из хижины, – пробормотал Эрик.

Эмбер искоса глянула на него золотистыми глазами, но ничего не сказала.

– Что-то ты не очень разговорчива сегодня, – бросил Эрик.

Она кивнула головой.

И не сказала ни слова.

С нетерпеливым проклятием Эрик развернул лошадь, пришпорил ее и поскакал вперед. Двое рыцарей с оруженосцами рысью подъехали через луг и присоединились к этой небольшой кавалькаде. На них под плащами были надеты кольчуги, а головы были защищены металлическими шлемами. При них были также длинные, каплеобразной формы щиты, какие саксы переняли у своих завоевателей-норманнов. Под седлом у обоих рыцарей были боевые кони.

Дункан перевел взгляд с рыцарей в полном вооружении на Эрика.

– Несмотря на одежду, которую мне прислали из замка Каменного Кольца, я вдруг почувствовал себя таким же голым, как тогда, когда меня нашли, – сухо сказал Дункан.

– Ты думаешь, что когда-то носил доспехи? – спросил Эрик.

– Я это знаю.

Уверенность, прозвучавшая в голосе Дункана, не допускала сомнений.

– И это заставляет меня думать, не взял ли мои доспехи тот, кто меня нашел, – в уплату за свои труды, – добавил Дункан.

– Не взял.

– Ты как будто уверен в этом.

– Уверен. Тот, кто тебя нашел, это я. Дункан вопросительно приподнял правую бровь.

– Эмбер сказала мне только, что ты принес меня к ней.

По сигналу Эрика рыцари повернули лошадей и выехали со двора хижины. Через какое-то время Эрик поехал рядом с Дунканом.

– Как твоя память – возвращается к тебе? – спросил Эрик.

– Кусочки и осколки, не более того.

– Например?

Хотя вопрос был задан вполне вежливым тоном, обоим было ясно, что это требование, приказ.

– Я воевал с сарацинами – сказал Дункан, – но не знаю когда и где.

Эрик кивнул, не высказав никакого удивления.

– Я чувствую себя голым без оружия и доспехов, – продолжал Дункан. – Знаю, что такое соколиная охота.

– Ты хорошо держишься в седле, – добавил Эрик. Лицо Дункана приняло сначала удивленное, потом задумчивое выражение.

– Странно. Я думал, что и все так.

– Рыцари, оруженосцы и воины – да, – сказал Эрик. – Крепостные, вилланы, торговцы и им подобные – нет. Некоторые священники хорошо ездят верхом. Большинство – нет, только те, кто знатного происхождения.

– Не думаю, что я священнослужитель.

– А почему бы и нет? Немало славных священников-воинов выступало против сарацин за Церковь и Христа.

– Но Церковь желает – а с недавнего времени даже требует – обета безбрачия.

При этих словах Дункан невольно оглянулся через плечо на ехавшую в одиночестве Эмбер.

Она заметила его взгляд и улыбнулась.

Дункан тоже улыбнулся в ответ, следя за ней со страстным томлением, которого не мог скрыть. Даже в это серое, дождливое утро она, казалось, притягивала к себе свет, становясь лучезарной сущностью, которая согревала вокруг всех и вся.

Он жалел, что не волен ехать рядом с Эмбер, чтобы ногой изредка касаться ее ноги. Он любил наблюдать, как ее щеки заливает румянец от его прикосновения, слышать, как учащается ее дыхание, и ощущать скрытое пробуждение ее чувственности.

– Нет, – сказал Дункан, вновь повернувшись к Эрику, – безбрачие не по мне. Ни сейчас, ни потом.

– Даже не помышляй об этом, – ледяным тоном произнес Эрик.

– Не помышлять о чем, милорд? – спросил Дункан.

– О том, чтобы соблазнить Эмбер.

– Ни одну девицу невозможно соблазнить без ее разрешения.

– Эмбер зовется Неприкосновенной. Она абсолютно невинна. Она не будет иметь ни малейшего понятия о том, что нужно от нее мужчине, пока не будет уже слишком поздно.

Дункан засмеялся, чем привел Эрика в сильное возмущение.

– Ни одна нетронутая дева не может так пылко и чувственно отзываться на присутствие мужчины, – с усмешкой возразил Дункан.

Возмущение Эрика уступило место холодной ярости.

– Заруби себе на носу, Дункан Безымянный, – четко произнес Эрик. – Если ты соблазнишь Эмбер, то тебе придется встретиться со мной в поединке. И ты умрешь.

Несколько мгновений Дункан ничего не говорил. Потом он посмотрел на Эрика холодным, оценивающим взглядом человека, для которого сражения вовсе не были чем-то новым иди страшным.

– Не вынуждай меня схватиться с тобой, – сказал Дункан, – потому что я выйду победителем. Твоя смерть опечалила бы Эмбер, а у меня нет желания причинять ей горе.

– Тогда держи свои руки подальше от нее.

– Как будет угодно леди. Если она, как ты говоришь, неприкосновенна, то это будет не трудно. Она не попадется на приманку чувства.

– А ты ее не подбрасывай, – отрезал Эрик.

– А почему бы нет? Она уже давно переступила брачный возраст, однако все еще не обручена и не принадлежит никакому лорду. – Помолчав, Дункан добавил: – Или я ошибаюсь?

– Обручена? Нет.

– Она возлюбленная какого-то лорда?

– Я же сказал тебе, Эмбер неприкосновенна!

– Она твоя? – не отставал Дункан.

– Моя? Ты что, не слышал, что я сказал? Она…

– Неприкосновенная, – перебил Дункан. – Да. Это ты так говоришь.

Дункан нахмурился, пытаясь понять, почему Эрик так упорно твердит, что Эмбер – девственница, тогда как сам он ничуть не сомневался в противоположном.

– Ты бережешь Эмбер для себя? – после минутного молчания спросил Дункан.

– Нет.

– В это трудно поверить.

– Почему?

– Эмбер такая… необычная. Ни один увидевший ее мужчина не может не пожелать ее.

– Я могу, – резко сказал Эрик. – Я к Эмбер испытываю не больше плотского желания, чем испытывал бы к родной сестре.

От удивления Дункан не мог вымолвить ни слова и молча смотрел на Эрика.

– Мы вместе выросли, – пояснил, тот.

– Тогда почему ты против того, чтобы я прикасался к ней? Ты ее уже просватал? Или она чувствует тягу к монашеской жизни?

Эрик покачал головой.

– Постой, дай сообразить, правильно ли я понял, – осторожно проговорил Дункан. – Сам ты не собираешься добиваться Эмбер.

– Нет.

– И у тебя нет никаких планов относительно ее замужества.

– Никаких.

– И все же ты запрещаешь мне прикасаться к ней.

– Да.

– Это из-за того, что я не помню, кем – или чем – я был до того, как проснулся в хижине Эмбер? – спросил Дункан.

– Это из-за того, что Эмбер такая, какая есть. Запретная.

С этими словами Эрик пришпорил лошадь и поскакал вперед, догонять своих рыцарей. Он больше не заговаривал с Дунканом, пока они наконец не достигли цели и не поехали через окружавшие Морской Дом деревушки и покрытые стерней поля.

Когда всадники оказались внутри первого кольца частоколов, которыми был обнесен Морской Дом, Эрик повернул лошадь и махнул Эмбер и Дункану, чтобы те поднялись к нему на бугор, возвышавшийся над расположенными ниже земляными укреплениями. С этого места было ясно видно, что оборонительные сооружения Морского Дома перестраивались так, чтобы превратить его в настоящий укрепленный замок. Множество народу трудилось здесь в этот непогожий день – волокли на полозьях камни, тащили бревна, утрамбовывали землю между каменными стенами.

Еще один частокол из бревен и земли возводился почти у самого основания каменистого холма, господствовавшего над болотом и пространством морского залива. Стоявший на вершине холма замок почти полностью скрывали только что построенные каменные крепостные стены. Над воротная надстройка и башни, парапеты и внутренний двор, ров и подъемный мост – все это можно было видеть либо в общих чертах, либо уже в готовом виде.

Дальше линии укреплений почти ничего нельзя было различить, кроме густого тумана, темного блеска соленой воды в протоках да прибитой дождем травы. Близость громады океана, скрытого низкой завесой облаков, ощущалась в воздухе. Бухта, которую охранял Морской Дом, была широкая и мелководная; при отливе обнажался низкий, плоский берег, а в час прилива вода подступала к окаймлявшим бухту солончакам. На всем пространстве солончаков к поверхности поднималась пресная вода, и небольшие ручейки стекались к бухте с покрытой зеленью холмистой равнины.

– Что скажешь? – спросил Эрик у Эмбер, когда та подъехала к нему в сопровождении Дункана.

– Работа идет так быстро, – сказала Эмбер. – Просто не верится. В прошлый раз, когда я приезжала в Морской Дом, здесь был всего лишь один частокол для защиты замка.

Смысл этого лихорадочного строительства не ускользнул от Дункана. Морской Дом укреплялся со всей быстротой, на которую были способны люди, таскавшие камень, бревна и корзины с землей.

– Когда укрепления будут готовы, я собираюсь заново перестроить дом, сделать его целиком из тесаного камня, – сказал Эрик. – Потом заменю наружные частоколы каменными стенами и поставлю еще один частокол из бревен и земли за внутренним и наружным дворами.

– Это будет просто великолепно, – радостно улыбнулась Эмбер.

– Меньшего Морской Дом не заслуживает. Когда я женюсь, здесь будет моя основная резиденция.

– Лорд Роберт уже выбрал тебе достойную супругу? – спросила Эмбер.

Прищурившись, Дункан старался уловить хотя бы намек на ревность в голосе Эмбер. Эрика, может быть, и не тянет к Эмбер, как тянет мужчину к желанной женщине, но Дункану казалось невероятным, чтобы Эмбер не влекло к красавцу-лорду.

Но, как бы внимательно ни прислушивался и ни вглядывался Дункан, он не находил ни в ее голосе, ни в выражении лица ничего, кроме простой привязанности.

– Нет, – ответил Эрик. – Трудно найти девушку, которая была бы угодна сразу и шотландскому, и английскому королю.

Дункан заметил в голосе Эрика скрытое раздражение. Это раздражение появлялось у него всякий раз, когда самолюбивому молодому лорду приходилось сталкиваться с реальным доказательством власти Генриха, короля Англии.

– А что станет с замком Каменного Кольца после того, как ты женишься? – спросила Эмбер. – Я не могу его себе представить без тебя.

– Ты будешь здесь в полной безопасности – в замке будут жить Кассандра и мой сенешаль[4]4
  Управляющий замком.


[Закрыть].

– А, так ты решил наконец, кто будет твоим сенешалем?

– Нет. Я пока не нашел никого, кому можно доверить такой лакомый кусочек, как замок Каменного Кольца. А до тех пор… – Эрик пожал плечами.

– Мне будет тебя не хватать.

Эмбер так тихо произнесла эти слова, что Эрик их почти не услышал.

Зато услышал Дункан. Это новое свидетельство привязанности между Эриком и Эмбер раздосадовало его.

– Все равно я буду проводить часть года в Каменном Кольце и в Уинтерлансе, – сказал Эрик, – независимо от того, женат я буду или нет.

Эмбер только улыбнулась, покачала головой и сказала:

– Ты славно потрудился над укреплением Морского Дома.

– Благодарю тебя. Разговоры с рыцарями, вернувшимися из Святой Земли, натолкнули меня на многие мысли.

– Не говоря уже о норманнах, – вставил Дункан. – Они мастера по строительству замковых стен и дворов.

– Да. Я не собираюсь отдавать свою землю норманнским захватчикам.

– Ты в скором времени ждешь нападения?

– А почему ты спрашиваешь? – резко спросил Эрик.

– У твоих работников такой вид, будто у них за плечами долгое и трудное лето.

Несколько мгновений Эрик не спускал с Дункана пристального взгляда. Но не увидел ни в его позе, ни в глазах ничего такого, что указывало бы на человека, задающего вопросы с какой-то скрытой целью.

Напротив, Дункан был одним из самых открытых людей, с какими приходилось иметь дело Эрику. Эрик был готов рискнуть многим, поставив на честность Дункана.

В сущности, он уже это сделал.

Оставив Дункана на попечение Эмбер, он понимал, что идет на немалый риск, от которого не спасало даже постоянное присутствие Эгберта. Но за все время их вынужденной близости Эмбер не узнала ничего, что давало бы повод считать Дункана норманнским волком, надевшим шкуру безымянной сакской овцы.

– Из всех отцовых владений Морской Дом – самое уязвимое для норманнских набегов, – прямо сказал Эрик. – Да и кузены жаждут заполучить его.

– По той причине, что он преграждает путь с моря к Спорным Землям? – спросил Дункан.

– В самом деле? – мягко заметил Эрик. – Твои глаза видят очень далеко в этом вареве дождя и облаков.

Эмбер настороженно взглянула на Эрика. Всякий раз, когда он заговаривал этим особенным, очень мягким тоном, те, кто поумнее, начинали искать куда бы спрятаться.

– Не вижу никакого другого резона, чтобы держать крепость в этом месте, у кромки непригодных для возделывания соленых болот, – ответил Дункан. – Здесь нет ни узкого морского пролива, ни скалистых утесов, ни реки, никаких естественных укреплений – ничего, что можно было бы использовать против врага; есть лишь то, что построишь сам.

– Очевидно, ты обучался и стратегии в то время, память о котором у тебя исчезла, – сказал Эрик.

– Все военачальники должны уметь выбирать время и место для своих сражений.

– И ты был таким человеком? – тихо спросил Эрик. – Ты скорее приказывал, чем подчинялся?

Боясь молчать и боясь говорить, Эмбер затаила дыхание и ждала, что скажет на это Дункан.

– Пожалуй… да, – ответил Дункан.

– Но ты не уверен? – продолжал допытываться Эрик.

– Трудно быть уверенным, когда ничего не помнишь, – хмуро сказал Дункан.

– Если вспомнишь – скажи мне. У меня есть нужда в людях, которые могут вести за собой других.

– Чтобы оборонять замок Каменного Кольца?

– Да. Норвежцы жаждут захватить его не меньше, чем Уинтерланс.

– А Морской Дом жаждут прибрать к рукам и норманны.

– И замок Каменного Кольца тоже.

Эмбер охватил озноб. Она безошибочно уловила скрытый вызов в голосе Эрика. Ей припомнился разговор с Эриком той ночью, когда был найден Дункан.

Так значит, слух верный? Норманн отдал своему врагу-саксу в управление замок Каменного Кольца?

Да. Только Дункан больше не враг Доминику. Под угрозой меча Шотландский Молот присягнул на верность Доминику ле Сабру.

– Твоему отцу повезло: у него сильный сын, – сказал Дункан обыденным тоном. – Мужчинам присуще драться за честь, за Бога и за землю.

– Особенно за такую, на которой стоит Морской Дом, – согласился Эрик. – Это самое богатое из владений отца. На пастбищах тучнеют большие стада коров и овец. Море круглый год дает свежую рыбу. Пахотные поля плодородны. На болотах полно водоплавающей дичи, а леса изобилуют оленями.

Дункан ясно услышал прозвучавшую в голосе Эрика любовь к земле и ощутил быстрый укол зависти.

– Было бы славно иметь землю, – тихо произнес Дункан.

– Ну нет, – застонал Эрик в шутливом отчаянии. – Неужто еще один бездельник в латах спит и видит, как бы отобрать у меня Морской Дом?

– Морской Дом? Нет, что ты, – с улыбкой сказал Дункан. – Мне больше по душе та земля, что вокруг Каменного Кольца. Она выше, каменистее, пустыннее.

Эмбер закрыла глаза и стала молиться, чтобы Эрик увидел в Дункане то, что видела она, – человека, говорящего правду в кругу людей, которых считает своими друзьями.

– А мне больше нравится соленый ветер и крик морских орлов, – услышала Эмбер слова Эрика.

– У тебя есть и это, и замок Каменного Кольца в придачу, – сказал Дункан.

– Да, пока я могу удерживать их в руках – они мои. На Спорных Землях у человека столько будущего, на сколько хватает его вооруженной мечом руки.

Дункан засмеялся.

– Блеск в твоих глазах говорит мне, что ты даже рад испытывать свою силу.

– В твоих глазах точно такой же блеск, – отпарировал Эрик.

Эмбер открыла глаза и с облегчением перевела дыхание. Эрик поддразнивал Дункана, как если бы разговаривал с другом.

– Да, – сказал Дункан. – Я люблю хорошую драку.

– Нет, – вмешалась Эмбер. – Я этого не позволю.

– Не позволишь чего? – спросил Эрик с невинным видом.

– Ты задумал, чтобы Дункан играл с тобой в твои воинственные игры!

– А ты согласен? – спросил Эрик Дункана.

– Дай мне меч – тогда и увидишь.

Сердце Эмбер сжалось от страха. Не успев подумать, она наклонилась вперед и вцепилась пальцами в запястье Дункана. В нее потоком хлынуло ощущение теплоты и абсолютности его мужского начала. Она оставила без внимания свои ответные ощущения, ибо страх, побудивший ее действовать, был едва ли не сильнее.

– Нет, – решительно сказала Эмбер. – Ты почти погиб тогда, во время грозы. Тебе еще рано драться, если в этом нет пока подлинной нужды.

Дункан заглянул в ее полные тревоги золотистые глаза и почувствовал, будто внутри у него развязался какой-то тугой узел. Хотя она избегала прикасаться к нему много дней подряд, он был ей глубоко не безразличен. Он так ясно читал это волнение у нее в глазах, что с трудом удержался, чтобы не разгладить поцелуями морщинки страха, окружавшие ее пухлые губы.

– Не тревожься, бесценная Эмбер, – прошептал Дункан возле самой ее щеки. – Меня не побить плохо обученным рыцарям.

Юмор Дункана, его страсть и полная уверенность в себе перетекали к Эмбер через прикосновение. Он ничуть не боялся померяться силами с лучшими бойцами, которых мог выставить Эрик.

Более того, Дункан даже предвкушал это с удовольствием, с каким голодный волк заглядывает в овчарню.

Эмбер с неохотой отпустила запястье Дункана. Хотя она больше не держала его, кончики ее пальцев все еще жадно льнули к его руке, и в затененных глубинах глаз отражалась мучившая ее жажда.

Дункан увидел томление у нее во взоре и почувствовал, как его охватывает пламя, вспыхнувшее в низу живота. Его пальцы накрыли ее пальцы и сжали их; он желал прикосновения с такой силой, которую не мог превозмочь.

Эрика, наблюдавшего эту сцену, обуревало смешанное чувство изумления и тревоги.

– Ты говорила мне, – сказал он Эмбер, – но я до конца так и не поверил. Прикосновение к нему не причиняет тебе боли. Оно… оно тебе приятно.

– Да. Очень.

Эрик перевел взгляд с лица Эмбер, на котором одновременно читались и радость, и грусть, на лицо Дункана. На нем выражение дерзкого вызова сочеталось с чувственным наслаждением и делало Дункана похожим сразу и на воина, и на влюбленного юношу.

– Я очень надеюсь, – раздельно сказал Эрик, обращаясь к Эмбер, – что Кассандра закончит гадание на рунных камнях раньше, чем мне придется выбирать между тем, что приятно тебе, и безопасностью Спорных Земель.

Эмбер задрожала от страха. Она закрыла глаза и ничего не сказала на это.

Но и не высвободила свои пальцы из сжимавшей их руки Дункана.

Сквозь туман до них донесся крик одного из рыцарей Эрика. Эрик и Дункан разом повернулись. Со стороны конюшен скакали четыре рыцаря, направляясь к тому месту, где стоял Эрик. Трое из них были Эрику знакомы. Четвертого он не знал.

Дункан выпрямился в седле и подался вперед, словно хотел рассмотреть их получше в густом клубящемся тумане. Трое из этих рыцарей были ему незнакомы.

Вид четвертого заставил тени памяти шевельнуться и сгуститься в нечто среднее между памятью и забвением.