Текст книги "Население: одна"

7

К утру шторм стал ближе. Метеорологическая система отслеживала его движение; если он не свернет в сторону, то обрушится на поселок через четыре или пять дней. Пока он был не такой сильный, как два года назад, но будет крепчать, пока не достигнет побережья. Офелия вышла из центра, перебравшись через лежащий на полу матрас. Перетащить его в швейный зал можно и позже; если она займется этим сейчас, то, чего доброго, отвлечется на бусы.

Снаружи было ясно и солнечно – мнимая безмятежность, которая, по опыту последних лет, предшествовала шквальному ветру. Офелия сверилась со списком. Сперва насосы, потом прочее оборудование. Надо будет захватить блокнот и записать, каким зданиям требуется ремонт. Вход насосной станции зарос дневкой, яркие красные цветы и хрупкие семенные коробочки изящно свисали с крыши над проемом. Офелия с трудом открыла оплетенную лозами дверь. Внутри тарахтели насосы – привычный ровный гул. Все показатели были в норме. Интересно, сильно ли поднимется река, когда начнется дождь. Если уровень воды станет слишком высок, надо будет отключить насосы, но это можно сделать и из центра.

Когда она попыталась закрыть дверь, та снова уперлась в дневку. Ворча, Офелия спилила жесткие стебли и расчистила проем, а потом закрыла дверь на засов. Резать дневку она не любила; цветы увядали за считаные минуты, даже если поставить их в воду. И все-таки ради этих нескольких минут красоты она обвязала несколько стебельков вокруг шеи и рук. Бросит их в рециклер, когда будет проходить мимо.

Коровы все утро методично щипали траву, будто чувствовали, что нужно как следует запастись топливом перед штормом. Офелия вспомнила, что нескольких смыло в прошлое наводнение. Может быть, загнать их в поселок, а то и укрыть в одном из зданий? Но выдержат ли двери и огородные калитки, даже если она загонит животных в один из немногих закрытых дворов? Нет. Лучше придерживаться списка.

Оборудование работало исправно, но несколько лампочек перегорело. Это был один из тех ресурсов, которые Офелия не смогла восполнить, когда запасы подошли к концу. Она пробовала напечатать лампочки на фабрикаторе – в меню такой пункт был, – но ничего не получилось, а она недостаточно хорошо разбиралась в его устройстве, чтобы понять почему. Теперь, вместо того чтобы менять лампочки, она просто выкручивала те, что могли выйти из строя во время шторма. Из-за этого рядом с центром и рециклером больше не было внешнего освещения, но она все равно почти им не пользовалась.

Наскоро пообедав, Офелия достала инструменты и приступила к ремонту текущих крыш и провисших козырьков, ставен и дверей, которые могло выбить порывом ветра. Проблем обнаружилось больше, чем она ожидала. Она попыталась вспомнить, когда занималась ремонтом в последний раз, отгоняя виноватое ощущение, что ей следовало ежедневно проверять каждый дом, каждую дверь и каждую ставню. Конечно, она знала, что это невозможно. У нее не осталось бы времени на работу в огородах, шитье и все остальное. Но в голове, словно налитой свинцом от духоты, которая всегда предшествовала большому шторму, недовольно бубнил старый внутренний голос, напоминая, что есть дела поважнее, что ей вовсе не обязательно мастерить очередные нарядные побрякушки.

Но он ошибался. Это было именно то, в чем Офелия, сама того не подозревая, нуждалась всю жизнь. Радость творчества, удовольствие от игры заполнили всегда пустовавший кусочек сердца, который не могли заполнить ни семья, ни долг перед другими поселенцами. Теперь она понимала, что любила бы своих детей сильнее, если бы осознала раньше, насколько сама нуждается в игре; если бы доверяла своему детскому желанию иметь красивые вещи и не боялась создавать красоту сама.

За этими препирательствами прошел весь день. Офелия починила несколько расшатавшихся ставен, заново прикрутила оторванную щеколду. Только после этого ей вдруг пришло в голову, что многое из отремонтированного выглядело скорее сломанным, чем изношенным. Взять хоть эту щеколду. После основания колонии поселенцы нашли на новой планете твердую и плотную древесину с прямыми волокнами. Она прекрасно держала гвозди и шурупы; для ее обработки требовались крепкие инструменты. За сорок лет фурнитура на других дверях почти не разболталась. У нее дома петли и задвижки тоже надежно прилегали к дереву. Если что и ломалось, так это металлическая фурнитура, уставшая от времени, или деревянные жалюзи, треснувшие от удара чего-нибудь тяжелого.

Но здесь… Что-то просто оторвало задвижку. Приглядевшись, Офелия увидела на твердом дереве тонкие борозды, обнажающие свежую поверхность под слоем потемневшей от времени древесины. По спине побежали мурашки. Она попыталась убедить себя, что бояться нечего. Это сделало животное. Какое-то животное из леса, например древолаз. Они сообразительные, и у них цепкие пальцы; они могут хватать и тянуть не хуже людей. Древолазы долго не решались войти в опустевший поселок, но со временем осмелели. Это объяснило бы и прочие странности последних дней.

Будь это существа, убившие тех поселенцев, они бы давно ее прикончили. А значит, их тут нет, значит, это всего лишь древолазы. Она не видела их просто потому, что они слишком пугливы. В лесу они куда смелее, но ведь там они у себя дома. Неудивительно, что они робеют в поселке, да и слух у них куда лучше, чем у нее, и зрение, возможно, тоже. Им легко не попадаться ей на глаза.

Она закрутила шурупы, на которых держалась щеколда, проверила, ровно ли получилось. Дверь закрылась плавно. Офелия заставила себя войти в дом. Пусто, как и ожидалось. Стертая пыль на полу подтвердила ее догадку о лесных животных; а может даже, это ее собственные следы, оставшиеся с тех пор, когда она заходила сюда в последний раз. Она вышла на улицу, заперла дверь на задвижку и на засов и пообещала себе не поддаваться искушению проверить дом еще раз вечером. Можно сделать это завтра, когда она займется окнами на соседнем доме. Одна ставня полностью отвалилась, и ветка плодового дерева упиралась в стекло, несмотря на безветренную погоду.

И зачем она вообще занимается другими домами, думала Офелия, шагая назад к центру. Ей ведь они не нужны; затаенное удовольствие от ночевки в чужих домах, от мытья в чужих душевых давно себя изжило. В зависимости от погоды она использовала четыре или пять домов, но остальные просто отнимали время, не принося никакой пользы. И все же какое-то застарелое чувство вины требовало следить за всем поселком и поддерживать порядок во всех домах на случай, если они когда-нибудь понадобятся.

Она не станет тратить завтрашний день на дома, которые ей не нужны. Достаточно будет позаботиться о своем доме и о тех, что сохраняют прохладу в жару, тех, в которых особенно уютно проводить время в редкие холодные дни и удобно принимать душ, когда она работает поблизости. А остальные она предоставит судьбе.

На секунду ей стало страшно. Если позволить дождю и ветру разрушать здания, когда-нибудь и она сама может оказаться беспомощной, слабой старухой, беззащитной перед лицом стихии.

Если она упадет с крыши или стремянки, пытаясь починить очередной дом, то окажется искалеченной и беззащитной в окружении свежеотремонтированных домов. Новый голос – спустя несколько лет Офелия все еще воспринимала его как новый – тот самый, что убеждал ее носить приятные телу вещи, теперь убеждал беречь силы и здоровье с той же заботой, которой она окружала здания. Это они существуют для нее. Она не обязана за ними следить, если только это не сделает ее жизнь удобнее.

Аргумент ей не понравился. А в отношении живых существ и вовсе показался отвратительным. Но ведь речь об инструментах и зданиях… По ногам прошелестел легкий ветерок. Она подняла голову – рваные облака предупреждали о приближении шторма. Ветер усиливался. Офелия представила, как карабкается завтра на крышу или даже на стремянку… Нет. Пусть их. Крыша ее дома, на рассвете. И, возможно, крыша центра.

Наутро было так же душно, но по медленному движению воздуха, не приносящему свежести, Офелия поняла, что шторм уже совсем близко, к юго-востоку от поселка. Она аккуратно приставила к дому стремянку и забралась на крышу. Фабрикатор производил покрытие из какого-то композитного материала – черепица получалась легче, чем из глины, но прочнее и долговечнее. Поселенцы перестелили крыши всего за пять лет до отбытия, не только по необходимости, но и просто из предусмотрительности. Как Офелия и подозревала, черепица была как новенькая. Несколько штук расшаталось; их она закрепила на месте новыми гвоздями.

С крыши хорошо просматривались заросли и лес за лугом. Овцы грязно-серым пятном растеклись по дальней части пастбища рядом с летным полем. Вид на выпас у реки преграждали постройки, но Офелия могла разглядеть часть летного поля, заросшего терраформирующими травами.

Она спустилась с крыши, перетащила стремянку к центру и снова забралась наверх. Здесь крыша была устроена сложнее: покрывала здание побольше и проектировалась с тем расчетом, чтобы собирать дождевую воду. В первые годы поселенцы не знали, что очищать речную воду окажется так просто, и запасали дождевую воду в цистернах.

Лазать по крыше центра оказалось занятием не из приятных. Градус наклона был круче, угловые стыки – скользкие и опасные. Раньше крыша центра никогда не текла во время шторма – скорее всего, выдержит и на этот раз. Из упрямого чувства долга Офелия вскарабкалась на первый конек. Это оказалось труднее, чем в прошлый раз. Перекинув ногу через конек, она села перевести дух. Сердце тяжело стучало в груди, дыхание сбилось, перед глазами плыло.

Оглянувшись поверх крыши своего дома на овечье пастбище, она заметила движение в зарослях и оцепенела. Даже ткни ее кто-нибудь пальцем, она бы не шевельнулась. Из кустов высунулись трое животных с буроватой шерстью, поменьше овец. Высоко задрав хвосты, они пробежали по лугу и скрылись за ее домом.

Древолазы. Едва она узнала их, как почувствовала, что снова может дышать. Лесные древолазы, как она и думала. Один из них вскарабкался на крышу ее дома, засуетился… Что он делает – пытается оторвать черепицу? Древолаз поднес длинную тонкую лапу ко рту… Он что-то ест. Должно быть, нашел каких-то насекомых. От облегчения Офелию прошиб пот. Древолазы не опасны. Беспокоиться не о чем – разве что они оторвут черепицу, да и то не страшно.

Она замахала руками, и древолаз застыл, задрав хвост.

– Пшел оттуда! – закричала она.

Древолаз дернулся, как подстреленный, и скрылся из виду. Несколько секунд спустя вся троица во весь дух промчалась через поле к зарослям. Какое-то время их бурая шерсть мелькала среди веток, а потом скрылась из виду.

Все-таки в лазании по крышам что-то есть. Офелию охватил прилив легкомысленной, ребяческой радости, и ей пришлось напомнить себе, что крыша – не место для дурачеств. Она огляделась и не увидела больше ничего интересного. Черепица на крыше центра сидела прочно и даже не потрескалась. Единственное, чего стоит опасаться, так это засора в сливных отверстиях цистерны. Медленно и осторожно она спустилась с крыши. Цистерну можно проверить и с земли.

Метеорологическая система отслеживала путь циклона и прогнозировала его дальнейшее направление. Первые шквалы начнутся завтра, а основной удар придется на следующий день. Офелия наконец затащила матрас в швейный зал и разместила его под столом. Она никак не могла успокоиться, не могла сосредоточиться на рукоделии и других делах. Она перенесла в центр запасы продовольствия – перед штормом надо будет еще пару раз пройтись по огородам: новые овощи поспевали каждый день. Но кроме этого… Шапка облаков плыла по небу, с каждым часом все сильнее надвигаясь на нее полукругом, как гигантская крышка люка, поначалу белая, а потом все темнее и темнее.

Первые порывы ветра принесли облегчение. Офелия была в центре; она стояла у двери, выходящей на улицу, и смотрела, как ветер сдувает капли дождя. Жаль, что в центре нет второго этажа с хорошим обзором, откуда было бы видно лес. Интересно, раскачиваются ли высокие лесные деревья так же, как местные плодовые? И что делают в шторм древолазы: прячутся среди бешено колышущихся ветвей или жмутся друг к другу на земле?

Шквалы следовали один за другим, паузы между ними сокращались, и за весь день ветер ни разу не стихал полностью. Офелия разложила на столе проект, над которым собиралась поработать, и в промежутке между шквалами сходила домой за вещами, которые забыла принести: собранные семена, остатки пряжи от старых проектов, любимый вязальный крючок, лучший наперсток.

Она собиралась сделать еще одну накидку-сеть… на этот раз понаряднее. Офелия надела первую сеть, чтобы вспомнить, какие места хотела доработать. Ей хотелось наряд, в котором она сама будет чувствовать себя бурей: что-то напоминающее о ветре, дожде, громе и молниях.

Больше всего времени ушло на то, чтобы придать кусочкам металла форму колокольчиков. Можно было воспользоваться заготовками фабрикатора, но тогда она бы не смогла слушать их, не смогла бы скорректировать форму, чтобы добиться нужного звучания. Где-то на задворках памяти хранились воспоминания о поездке в музей костюма; экскурсовод-этнограф – разум услужливо подсказал старое слово, одновременно воскрешая в памяти звуки, – встряхивала карнавальные костюмы, и те издавали звук, напоминающий шум дождя. Офелия пришила по подолу тонкие маленькие цилиндры, прохладно позвякивающие при ходьбе. То, что нужно. Медные бусины побольше и покруглее издавали мягкий бархатистый звук – журчание ручейка, впадающего в глубокую воду.

В разгар работы, пока Офелия экспериментировала со звуками, мастерила свой звенящий подол и пришивала к плечам позвякивающие нити, сработало главное штормовое предупреждение. Она сходила в операторскую, выключила сигнализацию. Завтра утром шторм обрушится на поселок со всей силой. Нужно как следует выспаться, пока есть возможность.

Заснуть оказалось на удивление трудно. Ей случалось дремать в чужих домах днем, но на ночь, не считая первых месяцев жизни в одиночестве, она всегда возвращалась к себе. Она привыкла к большой кровати, к широкому матрасу. Ночью центр жил своими звуками, а снаружи настойчиво и шумно перекатывались шквалы. Наконец, когда она уже отчаялась заснуть, ее сморил сон, а проснулась она от монотонного рева. Еще не рассвело; Офелия сверилась с монитором и обнаружила, что шторм слегка ускорился и добрался до берега несколькими часами раньше прогноза.

Солнце поднималось медленно, скрытое за плотной периной облаков и стеной дождя. Завтракать не хотелось, и Офелия вернулась к работе, стараясь не вслушиваться в рев за окном. Но ветер завывал все сильнее, и даже здание центра время от времени содрогалось от порывов. Устоит ли ее домик? Хотелось открыть дверь и проверить, но она знала, что лучше этого не делать. Офелия отложила работу над металлическими подвесками – все равно из-за шума ничего не расслышать – и принялась красить и нанизывать бусины.

Давление падало все сильнее, и у нее начали побаливать уши. Усталость нарастала, и еще до полудня она снова легла. На этот раз ее разбудила тишина. Офелия подошла к двери и выглянула. Она снова оказалась в сердце шторма, в окружении жутковатой тишины, глубокого синего неба и ослепительного солнечного света. Позже, чем в прошлый раз: день уже клонился к вечеру. Воспользовавшись затишьем, Офелия сходила к себе. Косые струи дождя просочились в щели у косяка передней двери, и на полу собралась лужа, но другого ущерба она не заметила.

Она снова вышла на улицу. Зрелище, как всегда, было восхитительное. На востоке солнечный свет вылепил из скопления облаков бело-серебристо-лазурную скульптуру, напоминающую безе. Шлепая по лужам, Офелия прошлась по дороге, поглядывая на восток, чтобы не пропустить возвращение шторма. На этот раз он как будто мощнее, чем предыдущий. Это оставляло чуть больше времени на то, чтобы вдоволь нагуляться, но ей совершенно не хотелось оказаться на улице, когда стихия снова обрушится на поселок.

В переулке по правую руку ее внимание привлекла куча мусора – какой-то ворох грязно-серых и коричневых тряпок с белесыми подтеками. Откуда это принесло? Она подошла ближе, наслаждаясь ощущением влажной глины под босыми ногами.

На нее смотрели глаза – огромные золотисто-карие глаза с расширенными до предела зрачками. Ворох тряпок зашевелился и издал звук, напоминающий воркование стаи голубей. Едва дыша, Офелия уставилась на него. Эта размокшая от воды масса… чего?.. У нее есть глаза… Она большая… Она…

Издалека донеслась ритмичная дробь – не случайный звук, нет; кто-то издавал его сознательно. Куча издала слабую ответную дробь. Они общаются между собой. Офелия знала, что это такое. Неведомые твари, чудовища, убившие поселенцев. Они наконец-то нашли ее. Только благодаря шторму она еще жива; остается надеяться, что стихия убьет остальных чудовищ. От этого она, по крайней мере, могла убежать, спрятаться в центре… наверное. Может быть, они все погибнут во время шторма. Она повернулась. В дальнем конце улицы двигались фигуры. Рослые, с прямыми спинами, они приближались как будто в танце, высоко задирая ноги, как коровы на мелководье. Они не походили ни на каких известных Офелии животных; она не могла даже вообразить подобных существ. То ли кожа, то ли короткий мех цвета земли, покрытый перетекающими друг в друга пятнами всех оттенков бежевого, бурого и серого. Лица – если эти морды можно было назвать лицами – выдавались вперед, как у птиц, но у них не было ни крыльев, ни оперения. Как и у Офелии, у них было по две верхние и нижние конечности, но вид эти конечности имели совершенно нечеловеческий. Офелия вжалась в стену. От этих созданий ей не убежать. Первобытный страх стиснул нутро; во рту стало кисло, в глазах потемнело.

Кем бы ни были эти существа, они смотрели на нее, прямо на нее, и смотрели по-человечески, не по-звериному. Большие глаза, обрамленные жесткими ресницами. Трое остановились, внимательно оглядывая Офелию; еще четыре приблизились к лежащему и, шумно, по-птичьи переговариваясь, помогли ему подняться. Тот явно испытывал слабость и тяжело опирался на сородичей. Офелии удалось разглядеть, что на руках у него нечто вроде пальцев, хотя и весьма странного вида.

Она посмотрела на тех, что изучали ее. Чудовища совершенно не походили на лесных зверей, которых ей доводилось встречать. Высокие, голенастые, длинные пальцы ног заканчиваются твердыми сине-черными когтями. На расшитых бисером ремнях висели разнообразные мешки и тыквы-горлянки, напомнившие ей картинки с солдатами. Там, где у людей были бедра, висели короткие кожаные юбки с бахромой на подоле. Но, помимо длинных ножей, убранных в ножны, она не видела ничего напоминающего оружие.

Офелия пошевелилась, и один из наблюдателей издал резкий сиплый звук, привлекая внимание остальных. Их пристальные взгляды, казалось, вот-вот прожгут в ней дыру.

Вокруг резко потемнело: надвигающаяся туча скрыла солнце. Офелия глянула на небо. Шторм приближается – самое время возвращаться в центр. Прогремел гром, и существа тоже задрали головы. Офелия тихонько шагнула вбок. В ту же секунду головы повернулись к ней, и несколько существ издали все тот же резкий звук. Понимают ли они, что буря возвращается, что совсем скоро она снова накроет поселок? Если ей удастся добраться до убежища и забаррикадироваться, то, возможно, их всех просто сдует ветром…

Раненый закашлялся – настолько по-человечески, что Офелия невольно уставилась на него. Сородичи похлопали его по спине – ну точно люди. Раненый гаркнул и с досадой сплюнул. Взгляд Офелии скользнул в сторону. Если побежать прямо сейчас, она, возможно, успеет добраться до центра, но всего в нескольких метрах была дверь одного из домов. Если добежать до нее… Она осторожно сделала еще шажок. И снова резкий звук, но никто из существ не двинулся с места. Они как будто обсуждали между собой ее действия.

Осмелев, она сделала еще пару шагов. Гром зарокотал ближе; одно из существ снова издало резкую дробь. К нему присоединились еще двое, а затем и все остальные. Зрачки у них сузились. Офелия боком продвигалась к двери, не сводя с них глаз, но они, казалось, перестали ее замечать. Водная пыль посыпалась с неба, успокаивая пылающую кожу. Еще несколько секунд, и начнется шторм. Офелия уже была у двери; она с трудом сняла засов, открыла дверь, затащила брус внутрь. Напоследок она оглянулась на существ в переулке. Те глазели на небо, словно беспокоились. Вот балбесы. Будут стоять столбом – их просто собьет с ног и впечатает в какую-нибудь стену.

Убийцы. Чудовища. Не было печали… Они ей тут не нужны, как не нужны были те поселенцы. Но если они умрут, потому что она не пустила их на порог, ее будет мучить совесть… а если выживут, то наверняка затаят на нее обиду.

– Эй! – позвала она, и все головы повернулись к ней. – Сейчас снова начнется.

Конечно, они понимали ее не больше, чем она понимала издаваемые ими звуки. Офелия показала на небо. «У-у-у! Бум!» Она изобразила рукой вихрь. Существа переглянулись и снова уставились на нее. «Пошли». Она показала рукой на дом. Те, что поддерживали раненого, шагнули к ней; остальные начали гортанно переговариваться. «Скорее», – поторопила она, и в ту же секунду вокруг потемнело, а в дальнем конце поселка завыл ветер.

Они со всех ног бросились внутрь. Офелия едва успела отпрыгнуть в сторону, когда все восемь чужаков – один из них прихрамывая – ввалились в дом. По улице зашумел дождь, дверь вырвалась у Офелии из рук и шарахнула по стене. В дом ворвался порыв мокрого ветра. Офелия снова ухватилась за ручку и прижала дверь; рядом с собой она ощутила что-то теплое: одно из существ навалилось на дверь вместе с ней. Наконец дверь удалось захлопнуть, и другое существо подняло брус и вставило его в скобы.

Офелия стояла в полумраке, наедине с этими существами, а снаружи бушевал шторм. Она потянулась включить свет, но вместо выключателя ее рука нащупала что-то странное, теплое и шероховатое, как стебель помидора. Существо рядом с ней рыкнуло и перехватило ее ладонь жесткими когтями. Офелия отдернула руку – кожа натянулась, но существо не ослабило хватку.

Паника тут не поможет. Офелия осторожно пошарила другой рукой и нашла выключатель. Вспыхнул свет, и она увидела, как меняются их глаза, как резко сужаются зрачки. Тот, что держал ее, приблизил к ней лицо, а потом выпустил ее руку. Офелия потрясла кистью; пальцы существа оставили красный след, но не оцарапали.

Внутри остро чувствовался их запах – тот самый, что она замечала прежде, но не могла описать. Вблизи, в ярком искусственном освещении, они казались еще крупнее и опаснее. Прищуренные глаза и крючковатые похожие на клювы носы производили угрожающее впечатление, а судя по длинным конечностям и жестким когтям, существа были быстры и жестоки.

Ей нужно было в туалет. Не хватало еще перед ними опозориться. Она сделала шаг в глубь комнаты, и тот, что хватал ее за руку, стиснул ей плечо и снова негромко рыкнул.

– Пусти, – сказала Офелия устало. – Я просто схожу в другую комнату.

Другое существо с ниткой ярко-голубых камней на шее низко заворчало, и чужак отпустил ее плечо. Медленно, стараясь выглядеть максимально безобидно, Офелия обогнула их – они не двинулись с места – и направилась в уборную. «А ведь там можно спрятаться, – вдруг подумалось ей. – Переждать шторм, а если внутри есть окно, то и сбежать».

Дверь уборной открывалась внутрь и запиралась на хлипкую задвижку. Шторм бился в закрытые ставни, стекло дребезжало в раме. Офелия села на унитаз, чувствуя, как испаряется ее мимолетное спокойствие. При желании эти существа без труда попадут внутрь, а выбраться в окно можно будет только через несколько часов. Да и то вряд ли: окно высоко, и ей вовсе не улыбается карабкаться к нему по унитазу.

Закончив, она уселась на крышку унитаза и сидела так, пока в дверь не заколотили. Офелия снова сжалась от страха. И все-таки лучше выйти самой, чем ждать, когда ее выволокут наружу; она знала это по опыту жизни с Умберто. Она открыла дверь. Одно из существ стояло перед ней, склонив голову набок. Может быть, ему тоже нужно в туалет? Глупости, конечно же нет: откуда им знать, что такое унитаз? Офелия подняла крышку… А ну как оно решит, что это питьевая вода? Возможно, вреда от этого не будет, а возможно, это его убьет. Надо объяснить им, что здесь есть другие источники воды.

Она протиснулась мимо существа, дошла до кухонного уголка, расположенного в дальней части большой комнаты, и включила воду в раковине. Существа уставились на нее; их пристальные взгляды будто пригвоздили ее к земле. Тот, что заглядывал в уборную, подошел ближе. Она покрутила вентили, показывая ему, как включать и выключать воду.

Существо потянулось к вентилям, но его твердые когти соскальзывали с металлической поверхности. Офелия потянулась было помочь, но существо отбило ее ладонь – не слишком сильно, но неприятно. Офелия сердито уставилась на него, но годы брака с Умберто подсказывали, что разумнее будет стоять рядом с покорным видом. Внутри нее забурлила злость. Она была сыта таким отношением по горло и не хотела, чтобы от нее отмахивались, как от букашки.

Существо продолжало воевать с краном; один из его сородичей издал какой-то звук, едва различимый за шумом шторма. Существо остановилось, встряхнулось и выудило из котомки на плече небольшой лоскут, напоминающий замшу. Обернув его вокруг металла, чтобы не скользили пальцы, оно с легкостью повернуло вентиль. Вода потекла из крана; вода остановилась. Остальные существа хрипло закаркали. Повозившись с ремнями, первый отстегнул тыкву-горлянку и подставил ее под струю. Когда фляга наполнилась, он передал ее остальным – те принюхались, недоверчиво попробовали воду.

Все это время из крана продолжала литься вода. Рискуя снова получить по руке, Офелия потянулась его закрыть. И снова они уставились на нее. Потом один кивнул на горящую лампочку. Этот жест Офелия поняла без труда. Она подошла к выключателю, показала, как им пользоваться. Существа снова загомонили, явно обсуждая увиденное. Один из них – не тот, что стоял у раковины, а другой – подошел к выключателю, чтобы попробовать самому. Здесь твердые когти ему не мешали. Свет включился, погас, включился. Снова шум.

Что-то ударило в дом снаружи, да так, что стены задрожали, а в одной из спален сорвало ставни. Мокрый ветер ворвался внутрь и хлестнул Офелию по лицу, как влажное полотенце. Существа рассредоточились по углам большой комнаты, чтобы укрыться от ветра. Офелия съежилась у передней двери, гадая, что это было. Когда она осмелилась заглянуть в спальню, то увидела, что на полу блестит вода, а в окне торчат ветки дерева.

Дальше будет только хуже. Офелия оглядела кровать, промокший насквозь матрас, детскую колыбельку. Шлепая по воде, дошла до внешней стены. Вода лилась с ветвей на стену, но сама стена была цела. За окном сверкнуло; с порога комнаты донесся испуганный вскрик. Она оглянулась и увидела, что двое существ наблюдают за ней. Один наступил в натекшую у двери лужи и отдернул ногу с выражением, которое, без сомнения, означало: он терпеть не может мокрые ноги.

Кто бы сомневался. Стоят столбом, ожидая, что она сделает всю работу сама. Офелии не хотелось этим заниматься. Она вернулась в большую комнату и заперла за собой спальню. Ветер подпирал дверь изнутри, так что хлипкой щеколды должно быть достаточно. По половицам шел мощный сквозняк; скоро он начнет задувать воду под дверь. Офелия заозиралась в поисках чего-нибудь, чем заткнуть щель. Существа молча наблюдали за ее действиями. Наконец она отыскала в кухонном шкафу несколько полотенец и, свернув рулоном, затолкала под дверь.

На улице смеркалось. Она устала и проголодалась и с тоской вспоминала горы еды в центре. «Это все они виноваты», – сказала она себе. Если бы не это глупое создание, умудрившееся пораниться во время шторма, она бы сейчас сидела в безопасности в центре, а эти улетели бы с первым порывом ветра… ну или нашли себе другое укрытие.

Она могла бы провести последний день или ночь своей жизни в покое – насколько это возможно во время шторма. У нее были бы, по крайней мере, еда, знакомая постель, рукоделие. Вместо этого она застряла здесь – она пересчитала – с восемью чужаками, убийцами, без еды и удобной кровати. В доме была еще одна спальня, но… К слову, где этот раненый, из-за которого она оказалась в этой идиотской ситуации?

С ходу вычислить нужного она не смогла. Трое сидели на старой скамье, но ни один из них не был похож на ворох мокрых тряпок, который она видела в переулке. И когда они успели найти полотенца, теперь сваленные на полу грязной кучей? Она слишком устала, чтобы гадать, сколько прошло времени и чем они тут занимались. Все ее нутро кричало, что они убьют ее, стоит прикрыть глаза, что спать нельзя ни в коем случае, но усталость давила ей на плечи. Умрет она или нет, но уж, во всяком случае, выспится.