Текст книги "Битва колдуньи. Сага о мечах"

Колль глуповато похлопал глазами. Он уже сообразил, что случилось, устыдился своих слов и лихорадочно думал, как бы повеселее извиниться, чтобы больше не обидеть товарища. А Хродмар даже усмехнулся, видя его растерянность. Надо привыкать. Теперь такое повторится еще не раз.

Усадьба конунга фьяллей была построена вокруг ясеня, который и дал усадьбе название – Ясеневый Двор. Огромный ствол возвышался посередине палаты, а крона шумела над крышей. Ясень делил гридницу конунгов на две половины и мешал видеть противоположную сторону, поэтому места распределялись не так, как принято: высокое сиденье самого конунга было позади ясеня, в середине короткой дальней стены, по левую руку от него был женский стол, а по правую – для почетных гостей-мужчин. Гости менее знатные сидели в ближней к дверям половине гридницы. Одно из почетных мест сейчас занимал Моди, другое – Хродмар. Торбранд конунг и его дружина уже выслушали их рассказ о плавании к Острому мысу, и теперь в гриднице висел гул голосов – здесь нашлось что обсудить.

– Значит, Стюр конунг отказался продать вам железо? – переспросил Торбранд конунг.

Отставив кубок, он покусывал соломинку, и в его водянистых глазах плавало раздумье. Торбранду сыну Тородда было тридцать пять лет, но в его светло-русых косах на висках уже заметна была седина. Он был некрасив – с острыми чертами лица, крупным носом, нависавшим над широким тонкогубым ртом. Бледность и светлые волосы делали его внешность, казалось бы, бесцветной и невыразительной, но пристальный и умный взгляд блекло-голубых глаз быстро рассеивал это впечатление. К тому же он был умен и осторожен, ему везло в походах, и говорили, что за всю жизнь он не проиграл ни одной битвы.

– Нельзя сказать, чтобы он отказывался, – уточнил Моди. – Но подобные цены, по сути дела, можно считать отказом. На них особенно настаивал его родич Грим Черная Борода, из рода Лейрингов.

– Грим – глупец! – Торбранд конунг махнул рукой с зажатой в пальцах соломинкой, как будто отмел недостойного прочь. – Он очень нахален, но только в тех пределах, которые ему положит конунг. Никогда он не решился бы на ссору с вами без позволения Стюра. Какова лошадка, такова и уздечка!

– Так что он там говорил про меня? – требовательно крикнула с середины женского стола королева Бломменатт. – Я что-то плохо расслышала. Расскажи еще раз, Моди ярл, и погромче. Пусть все люди слышат, что о нас думают квитты!

Торбранд конунг покосился на жену. Грим Черная Борода – не мудрец, но во мнении о королеве Бломменатт не слишком ошибся. Это была весьма честолюбивая женщина; у нее имелось двое сыновей, и она никак не могла смириться с тем, что конунгом станет только один из них, Тормунд, а Торгейру, ее любимцу, чуть ли не всю жизнь придется дожидаться престола. Но ведь Торгейр ничуть не хуже старшего брата, а значит, конунг просто обязан завоевать для младшего сына еще одну державу! «Что тут такого особенного?» – с воодушевлением говорила она на пирах и оглядывалась, словно удивляясь, что среди сотни доблестных воинов, сидящих за столами, ни у кого нет большого желания ее поддержать, будто речь шла о том, чтобы сшить обоим сыновьям по новой рубашке. Она была не глупа, но никогда не задумывалась, чего будет стоить другим людям исполнение ее желаний.

Торбранд конунг на это обыкновенно отвечал, что он не будет возражать, если его взрослый сын отправится на завоевание новой державы, но королева Бломменатт считала, что эту задачу должен взять на себя отец. Торбранд конунг никогда не позволял жене руководить собой, но слухи о ее честолюбивых мечтах, распространяясь по всему Морскому Пути, порождали множество ненужных разговоров и сложностей. И в своем последнем походе Моди ярл, кстати, двоюродный брат королевы, как раз и пожал плоды ее неразумного честолюбия.

– Я бы лучше попросил Моди ярла припомнить, что еще говорил Грим Черная Борода о нашем оружии и кораблях, – сказал Торбранд конунг, взглядом позволив родичу не замечать вопроса королевы. – Не обещал ли он забить нам в глотку то железо, которое вы честно хотели купить?

– Если и не обещал, то только потому, что постыдился Фрейвида Огниво, – вместо дяди ответил Хродмар. – Если бы не Фрейвид, то Грима удалось бы успокоить только мечом. Ему не терпелось подраться.

– Все дело в желании – кто очень сильно хочет, тот непременно добьется! – заметил Хравн хёльд из усадьбы Пологий Холм. – А драку найти гораздо легче, чем дружбу.

– И в этом я бы охотно ему помог! – сказал Хродмар. – Самого Фрейвида хёвдинга нельзя обвинить в неуважении к гостям, но прочие квитты обходились с нами не слишком дружелюбно. У них немало удальцов, которым хочется испытать свою удачу! Старший сын их конунга считает себя совсем взрослым и задирает всех встречных.

– Сколько ему лет? – ревниво спросила королева Бломменатт.

– Семнадцать, надо полагать. Этим летом он уехал от воспитателя к отцу.

– И его воспитателем, мне думается, был Фрейвид Огниво? – уточнил Торбранд конунг.

– Да.

– Твой будущий родич? – слегка улыбнувшись, спросил конунг. Когда он улыбался, уголки его губ не приподнимались, как у всех людей, а опускались, глаза же оставались пронзительно внимательными.

– Да, – просто ответил Хродмар.

– Выходит, что и сын конунга тебе вроде родича! – крикнул Колль Китовое Ребро.

– Нет. – Хродмар решительно мотнул головой. – С ним я ничего общего иметь не желаю. Мы с ним условились встретиться снова через полгода, на Середине Зимы.

– Зачем? – Торбранд конунг поднял брови, но по глазам его было видно, что он уже и сам догадался.

– Он тоже хотел стать зятем Фрейвида, надо полагать, – невозмутимо ответил Хродмар.

– А что об этом думает сам Фрейвид?

– О Фрейвиде никогда нельзя знать точно, что он думает! – вставил Моди. – Он как неверный лед – если на вид все гладко, это еще не значит, что можно смело ставить ногу. Но его дочь выбрала Хродмара, и он согласился с ее выбором.

Люди в гриднице одобрительно засмеялись, раздались выкрики, посыпались вопросы о сроке свадьбы, размерах приданого и красоте невесты. Хродмар слушал все это с невозмутимым лицом и только дышал чуть чаще.

– Дочь Фрейвида – очень красивая девушка! – подчеркнуто четко выговорил Моди, повысив голос. «Не думайте, что теперь за Хродмара согласится выйти только уродина», – звучало в его словах, и очень многие все поняли правильно. – Она разумна, учтива, хорошая хозяйка. Она знает целебные травы и умеет ходить за больными. Если бы не она, то едва ли хоть кто-то из моей дружины вернулся бы домой.

– Такая невеста стоит недешево! – с оттенком ревности сказала королева Бломменатт.

Любые достоинства других женщин она воспринимала как вызов. В придачу ей было неприятно, что в ее близкой родне завелся такой урод, каким стал теперь Хродмар; она досадовала на Хродмара, как будто он сам был виноват, стыдилась этой глупой досады, а из-за стыда злилась еще сильнее и теперь выискивала в поведении Хродмара промахи, которые могли бы оправдать ее досаду.

– И вы думаете, что Фрейвид Огниво легко отдаст ее вам? – продолжала она. – Если все, что я о нем слышала, правда, то этот человек не упустит своей выгоды. Мне думается, что за сына конунга Фрейвид отдаст дочь гораздо охотнее, чем за тебя. Ведь он так и не довел дело до настоящего обручения?

– Послушай, сестра… – начал Моди, бросив тревожный взгляд на Хродмара.

– Послушай, королева! – перебивая его, веско произнес Хродмар. Поднявшись, он повернулся так, чтобы лучше видеть королеву за женским столом, и положил руки на пояс. – Я не знаю и не хочу знать, что там думает и замышляет Фрейвид хёвдинг. Но его дочь будет моей женой, даже если мне придется отправиться за ней в Нифльхель. Так будет, что бы ни случилось. И я прошу запомнить это всех, кто сомневается в моей удаче!

– Вот теперь я узнаю прежнего Хродмара сына Кари! – с удовольствием воскликнул Торбранд конунг, пока обиженная королева подыскивала ответ. – Ты вернулся таким же, каким уплыл! А в твоей удаче глупо сомневаться, если проклятие квиттингской ведьмы вместо гибели принесло тебе хорошую невесту! Пожалуй, я отдам тебе «Кленовый Дракон». Что ты скажешь на это?

– Я рад, что ты доверяешь мне, – ответил Хродмар. – А сам себе я уже давно доверяю!

– А могу я узнать, о каком походе ты говоришь, конунг? – подал голос Кари ярл. – Думаю, это любопытно не только мне.

Хирдманы в гриднице одобрительно зашумели, но быстро умолкли, чтобы не мешать конунгу ответить.

– Странно мне слышать такой вопрос! – В глазах Торбранда конунга сверкнуло скрытое лукавство. – Твой сын, Кари ярл, не задал мне его. Должно быть, он лучше всех понял меня. Скажи этим храбрым мужам, Хродмар ярл, куда бы ты повел твой новый корабль?

– Если я хоть что-нибудь понимаю, то нос моего корабля повернется на юг, к Квиттингу. К Острому мысу, где живет Грим! – уверенно произнес Хродмар. Про себя он успел отметить, что «Хродмар ярл» звучит очень даже неплохо, особенно в устах конунга. – Грим Черная Борода так сильно хочет с нами встретиться, что жестоко было бы лишить его этой радости!

Торбранд конунг рассмеялся, вслед за ним рассмеялись и хирдманы, видя, что Хродмар все правильно понял. Даже королева Бломменатт решила позабыть не очень вежливый ответ и глянула на Хродмара благосклонно: ведь его слова отвечали и ее самым заветным желаниям.

– Стюр конунг не нанес нам обид… пока еще, – переждав смех, продолжал Торбранд конунг. – Но о нас неучтиво отзывался Грим ярл. Вот мы и поговорим с Гримом ярлом о том, кто кому забьет в глотку железо. Ну а если… – конунг задумчиво подвигал бровями, – если же Стюр конунг посчитает себя оскорбленным и пожелает вступиться за родича, то… Как ты думаешь, Хродмар ярл, что тогда будет?

Хродмар сын Кари и раньше считался любимцем Торбранда конунга, и причиной тому было не только их родство. Торбранд конунг был человеком отважным, но осторожным и расчетливым. Умея крепко держать себя в руках, он чувствовал расположение к людям, способным на порывы и безрассудство как в любви, так и в ненависти. Открытый и смелый сын Кари ярла нравился ему, и с двенадцати лет Хродмару не раз приходилось сопровождать Торбранда в походах. Милость конунга, отдавшего Хродмару под начало один из своих кораблей с дружиной, никого не удивила. И по пути к Острому мысу, откуда его родичи в последний раз отплыли так бесславно, конунг собирался непременно остановиться возле Прибрежного Дома и проверить, выполнил ли Фрейвид хёвдинг свое обещание утопить ведьму. «Мы заберем твою невесту, Хродмар, и по возвращении справим свадьбу! – говорил он. – Надеюсь, согласие конунга уничтожит все сомнения Фрейвида и убедит, что его дочь будут рады принять в Аскефьорде».

Подготовка к походу шла вовсю, оба берега фьорда были заняты вытащенными на песок кораблями, и каждый день подходили новые. «Кленовым Драконом», доставшимся под начало Хродмару, назывался дреки на двадцать восемь скамей. На носу его возвышалась вырезанная из клена голова дракона с длинными загнутыми рогами. Хродмар гордился выпавшей ему честью: после того как в прошлогоднем походе умер, простудившись, Хармунд Овсянка, конунгов ярл, собиравший дань с жителей дальних островов, многие люди постарше и с заслугами метили на его место. Хродмар не скрывал радости, что конунг выбрал именно его, но в то же время полагал это вполне естественным. Хуже других он себя никогда не считал.

Хродмар велел заново проконопатить корабль и сам проводил возле него целые дни. Его прежние тревоги из-за обезображенного лица отступили и уже казались смешными. Во всяком случае, Хродмар был уверен, что вследствие этого похода на Квиттинг приобрел гораздо больше, чем потерял: «Кленовый Дракон» и Ингвиль – а взамен лишь несколько жалких рубцов на лице! «Эти рубцы украсят тебя не хуже боевых шрамов! – как-то сказала ему мать. – Они покажут всем твою большую удачу, потому что ты перенес такую страшную болезнь и остался жив!» А поскольку ни для какого человека нет украшения лучше, чем удача, Хродмар согласился с матерью.

В полдень фру Стейнвёр прислала за Хродмаром: перед новым походом ей хотелось почаще видеть его. Отправив раба назад, Хродмар присел на бревно, чтобы перевязать красный ремешок на башмаке.

Вдруг кто-то сзади прыгнул ему на плечи; Хродмар мгновенно скрутил напавшего и осторожно опустил на песок. Это был Тормунд, одиннадцатилетний старший сын конунга.

– А ты и не заметил, как я подошел! – орал мальчишка, яростно дрыгая ногами и стараясь вырваться, но Хродмар держал его крепко. – Если бы я шел с оружием, то сейчас в тебе была бы уже пара дырок!

– Если бы ты шел с оружием, то я не дал бы тебе подойти так близко! – уверенно возразил Хродмар. – Настоящий воин должен чувствовать врага за сто шагов.

Наконец мальчик перестал брыкаться, и Хродмар отпустил его. Оба сына конунга унаследовали боевой дух отца и целые дни проводили среди дружины, возле кораблей.

– Я тоже настоящий воин! – гордо заявил Тормунд, сев на песок. – Меня тоже возьмут в этот поход. А раз я пойду на корабле с дружиной, то тебе придется называть меня Тормунд конунг, ага!

– Конунгом тебя назовут, когда ты сам поведешь дружину, – непреклонно заявил Хродмар. Он понимал желание мальчика поскорее отличиться, но сам привык гордиться только тем, на что действительно имел право. – И кто это тебе сказал, что ты пойдешь в этот поход?

– Это мать сказала.

– Тебе?

– Отцу.

– А он что ей ответил?

– Что подумает.

– Тогда я бы на твоем месте не спешил радоваться, – честно предупредил Хродмар. – Если бы твой отец собирался взять тебя в поход, он додумался бы и сам, без подсказок матери. И тебе ведь еще не вручили меч? А без меча какой же ты конунг?

Тормунд надулся. До получения меча ему оставалось не меньше года. И он понимал, что независимо от желания матери, которая хотела, чтобы ее старший сын участвовал в завоевании новой державы, решение остается за отцом.

– А говорят, что этот корабль теперь будет называться «Рябой Дракон»! – сказал он чуть погодя, надеясь отчасти отомстить Хродмару.

Хродмар промолчал.

– А почему ты не хочешь узнать, кто так говорит? – спросил Тормунд, обиженный невниманием к своей новости.

По его мнению, любой достойный мужчина должен был взвиться над берегом, хватаясь за меч и изрыгая проклятия.

– А я и сам знаю, – равнодушно ответил Хродмар.

Взрослый человек увидел бы, чего ему стоит это равнодушие, но Тормунд еще не дорос до такой проницательности.

– Кто? – тут же спросил мальчик.

– А хотя бы Асвальд Сутулый. Что, угадал?

Тормунд угрюмо кивнул, раздосадованный, что его загадка оказалась так проста, а потом потребовал:

– Расскажи мне про ведьму!

– Про какую ведьму?

– Про квиттингскую. Которая наслала на вас мор. Ее утопили, да?

– Надо полагать, да. Фрейвид Огниво обещал утопить ее, чтобы она больше никому не вредила. Если тебе, Тормунд конунг, что-нибудь подобное встретится в походах, то имей в виду: перед тем как убить ведьму или колдуна, нужно надеть им на голову кожаный мешок. А иначе они смогут своими мертвыми глазами вредить и после смерти.

– Вот попадись мне ведьма… – мечтательно начал Тормунд. – Ну расскажи!

– Да ведь ты уже слышал. Не меньше восьми раз, кажется.

– Ну, я забыл. Расскажи еще!

Но Хродмару не очень-то хотелось возвращаться воспоминаниями к Хёрдис. Его мысли занимала ее сестра, так на нее не похожая. В его представлении они были как свет и мрак, лучезарный светлый альв и темный дверг из подземелья, прекрасная богиня Фрейя и мрачная великанша Хель. Хродмар с нетерпением считал дни до начала похода и был твердо намерен вернуться вместе с Ингвиль, увезти ее даже без согласия Фрейвида, если тот добром не захочет сдержать слова. Неотвязная тоска по ней томила и мучила его; невеста уже стала частью его самого, и то, что она осталась так далеко, во власти каких-то чужих людей, казалось ему нелепостью, которую нужно как можно скорее исправить. Вся его душа сосредоточилась на воспоминании о ней, о том, как они были вместе; Хродмар словно наяву видел перед собой ее глаза, ощущал тепло ее рук, и весь окружающий мир, где не было Ингвиль, казался сном. Настоящая его жизнь была там, где осталась она, и всем существом Хродмар стремился поскорее соединиться с ней. Даже «Кленовый Дракон» и звание ярла были лишь временным утешением. Днем среди людей Хродмару было приятно чувствовать на себе уважительные и завистливые взгляды, слышать обращение «Хродмар ярл», но вечерами, засыпая, он томился и понимал, что без Ингвиль все это не имеет особой цены. У него было сердце, и потому одно удовлетворенное честолюбие не могло сделать его счастливым.

– А где твой брат? – спросил он у Тормунда, надеясь отвлечь мальчика от разговора о Квиттинге.

– А, дома валяется! – Тормунд презрительно сморщил нос.

– Отчего же?

– Мать не пустила. Говорит, он прихворнул. У него руки такие горячие, а глаза красные… – Что?!

Вот теперь Хродмар взвился над песком, впился взглядом в лицо мальчика, и глаза его так вспыхнули, что Тормунду стало страшно. Все-таки он еще не привык к изменившемуся облику своего давнего приятеля и иногда побаивался, не тролль ли какой-нибудь вернулся к ним вместо Хродмара.

– Глаза красные? – осипшим голосом переспросил Хродмар. Невидимая холодная рука схватила его за горло и сжала. – А глотать не больно?

– Не знаю… – опасливо и растерянно отозвался Тормунд и тихонько отполз по песку в сторонку. – Я пойду встречать рыбаков…

А Хродмар, ничего больше не сказав, со всех ног пустился бежать к Аскегорду.

Младший, девятилетний сын конунга Торгейр лежал в девичьей, где его устроили поближе к матери, и тихо похныкивал. У него болели все кости, шумело в ушах, а при попытках накормить его чем-нибудь немедленно начиналась рвота.

– Давно с ним так? – тяжело дыша не столько от бега, сколько от волнения, спросил Хродмар, едва глянув на мальчика.

– Со вчерашнего вечера, – ответила нянька-рабыня. Она с удивлением посматривала на Хродмара: в доме у королевы Бломменатт были строгие порядки и мужчинам, даже ярлам и хёвдингам, запрещалось врываться в женские покои.

– Голова болит?

– Говорит, да.

– Горло красное? И глаза?

– Да. А ты откуда знаешь, Хродмар ярл?

Хродмар промолчал. А женщина вдруг испуганно ахнула и прижала ко рту край покрывала. Обезображенное лицо Хродмара само навело ее на ответ.

Меньше чем за полдня ужасная новость облетела весь Аскефьорд. Всем кораблям, собранным для похода, было приказано отойти подальше от усадьбы конунга и жечь можжевельник. Кому бы то ни было запретили являться в Ясеневый Двор. Тормунда больше не пускали к брату, и королева Бломменатт то и дело притягивала его к себе, щупала лоб, заглядывала в глаза и смотрела горло.

– Фригг и Хлин! Богиня Эйр! Тор и Мйольнир! – в ужасе и растерянности бормотала она. – Нет, нет! Торгейр простудился. Просто слишком долго бегал возле моря. Он скоро поправится!

– Не может у нас такого быть! Обойдется! – вслед за королевой повторяли люди. Но все с ужасом смотрели на лица Хродмара и хирдманов, перенесших вместе с ним «гнилую смерть», – теперь каждому в Аскефьорде грозила та же участь.

На следующий день младшему сыну конунга не стало лучше, а на ногах и на животе у него проступила мелкая красная сыпь. Увидев ее, Хродмар, приходивший к мальчику по нескольку раз в день, схватился за голову: у него самого начиналось точно так же.

– Это она, «гнилая смерть»! – в отчаянии объявил он конунгу. – Я тоже надеялся, что Торгейр простудился или перегрелся, но теперь вижу: это, несомненно, она.

– И что же делать? – помолчав, спросил Торбранд конунг.

Лицо его стало замкнутым, уголки широкого рта опустились. Он редко задавал своим людям подобные вопросы.

Хродмар помолчал. От «гнилой смерти» никакого спасения нет.

– Надо спросить у Моди, – сказал он чуть погодя. – Должно быть, он знает, как нас лечили. Я сам не отличал день от ночи и мало что помню… Это все та ведьма! – яростно вскрикнул он и со всей силой ударил кулаком по скамье. – Фрейвид обманул нас! Ее не утопили! Она осталась в живых и продолжает вредить! Она говорила, что из меня дерево вырастет раньше, чем из нее! Нет, я этого так не оставлю! Я…

Торбранд положил руку ему на плечо и сильно сжал. Хродмар мгновенно унялся. Конунг смотрел в стену, глаза его застыли, как две льдинки.

– Напрасно ты все же не привез твою невесту. Может быть, ей удалось бы спасти и моего сына, как она спасла тебя. И тебе самому было бы проще… Ведь отныне между мной и Фрейвидом не может быть мира, – тихо сказал Торбранд, и в голосе его звучала непреклонная решимость. – Если хотя бы один из моих сыновей умрет, я превращу в дым и уголь все западное побережье Квиттинга. Ни одна из тамошних ведьм не уйдет от меня. Клянусь Тором и Мйольниром.