Текст книги "Кошки-мышки. Волшебный клубок сказок и стихов"

Winter

 
Всё, как есть, голое.
Красиво.
И холодно.
 

Снежинка Флоры

Маленькая Флора сидела за своим столом и рисовала. В последнее время она проводила вечера именно так: каникулы уже начались, дни были короткими и холодными, – самое время для рисования.

Хотя, по правде сказать, занятие это Флоре нравилось больше всех остальных. Она любила сидеть и вглядываться в темноту за окном, согревая уставшие пальцы под светом настольной лампы, чтобы разглядеть в этой темноте что-то, видимое ей одной, и вновь вернуться к своим линиям и пятнам.

Рисунки Флоры были далеки от технического совершенства, но каждое цветовое пятно как будто говорило: «Я всегда было здесь, и если ты будешь долго смотреть на меня, я оживу и стану частью твоего мира».

Но сегодня Флоре хотелось чего-то особенного. Она не знала, чего именно хочет: это было не похоже на всё, что она чувствовала когда-либо раньше.

Это было волнующее, смешанное чувство, парящее на грани между тайной, восторгом, смущением и откровением. И это чувство, в пёстрой гамме своих ярких противоречий, доставляло ни с чем несравнимое удовольствие.

Повинуясь внутреннему порыву, Флора взяла чистый лист, карандаши и несколько красок и стала быстрыми уверенными движениями наносить штрихи и линии, почти не видя, что получается, и не осознавая, где именно она находится.

Вдруг линии и пятна исчезли, точнее, сложились в единый образ, и Флора поняла, что работа окончена. Она не знала, сколько прошло времени: за окном было всё так же темно, только небо приобрело какой-то еле уловимый, но совсем новый оттенок, и ветер стал тихим и мягким.

Флора ещё раз посмотрела на рисунок, затем, как бы провожая кого-то, с нежностью взглянула за окно.

Девочка-снежинка, подмигнув, помахала Флоре, слегка оттолкнулась от подоконника изящными ножками и взлетела, тонко позвякивая серебристыми юбками.

Флора подмигнула и помахала девочке и, украдкой бросив взгляд на белый лист бумаги на столе, погасила свет, и, улыбаясь, вышла из комнаты.

Из окна лился мягкий белый свет – выпал первый снег.

Black-and-white film

 
From a small cabinet of self
You see the world as black and white, baby
 
 
Oh yes, this movie is for people just like you
 
 
Colored wonders will never place
in your little box, honey
 
 
and all I have to say is «I’m so, so thankful, for you, Babe»
 

Снимаю шляпу

В городке под названием Блекхэт живут очень серьёзные с виду граждане. Однако серьёзность эта – очень забавная. Дело в том, что все без исключения жители – кроме разве что самых крошечных – носят длинные волосы и бессменную чёрную шляпу.

Да, человечки разного роста и возраста, совершенно по-разному одетые и держащиеся венчают свою голову абсолютно одинаковой причёской и традиционной чёрной шляпой.

Шляпы эти не продаются в специальных магазинах и не шьются на заказ у портного. Проживая в Блекхэте, вы не можете выбрать себе шляпу по вкусу (или по карману) – однажды вы её просто получаете – вместе с маленькой ведьмочкой, которая эту шляпу считает ничем иным, как своим собственным домом (ведьмочку по своему вкусу вам, кстати, тоже выбирать не придётся).

Маленькие ведьмочки появились в Блекхэте задолго до того, как там вздумалось жить обычным людям, поэтому и считают здесь они себя полноправными хозяйками и делают, что хотят.

Испокон веков эти вздорные дамы имеют привычку проводить весь год, уединённо занимаясь им одним ведомыми важными делами, отгородившись от остального мира уютным домиком (который представляет собой не что иное, как ту самую преобыкновенную чёрную шляпу).

И только в одну из летних ночей эти премилые создания оставляют свои привычные убежища и слетаются на холм (на котором ныне высится городская башня), чтобы себя показать да на других посмотреть, а заодно и рецептами разных зелий обменяться и новые знакомства завести. Ну и, конечно, вволю налетаться на метёлках. А те, кто подружились во время праздника, ставят шляпы-домики по соседству – чтобы тайком бегать друг к дружке в гости весь следующий год.

Когда на территории будущего Блекхэта объявился первый человечек, первым, что он здесь обнаружил, была та самая чёрная шляпа, и этому человечку не пришло в его длинноволосую голову (в те времена все человечки, даже очень маленькие, носили длинные волосы, а то и парики) ничего умнее, чем эту самую шляпу поднять и примерить.

Конечно, ему очень повезло, что молоденькая ведьмочка, жившая под ней, в это время сладко спала – да и вообще была добренькая. Зато когда человечек попытался эту шляпу снять, ведьмочка уже давно проснулась и обосновалась на новом месте, а уж если этой малышке понравилось какое-нибудь место – даже и не пытайтесь её оттуда выгнать.

Соседка этой самой ведьмочки, тайком побывав в новом домике подруги, пришла в полный восторг, и уже на следующее утро незатейливый товарищ Первооткрывателя, проснувшись, обнаружил себя украшенным такой же самой шляпой. Так и повелось.

Все до единого жители Блекхэта в одну из летних ночей выходят на улицы и – единственный раз в году – снимают свои шляпы, чтобы тысячи маленьких ведьмочек отпраздновали свой невинный шабаш.

После этой волшебной ночи горожане часто переезжают – поближе к новым друзьям, нередки и свадьбы. Старые блекхэтяне любят поговаривать: «Браки заключаются под шляпами!» Или: «Насильно под шляпу не влезешь…»

А что до длинных волос – об этом сами жители до сих пор ничего не знают – спросите у маленьких ведьмочек.

Камни и смех

 
Я и камни
и смех
и вода
 
 
я та
кого нет
 
 
всегда
 

Лей-Лу из Лук-Белли

Все знали, что живет в Лук-Белли чудный Лей-Лу. Да только где именно живет?

Если идет кто посмотреть на Лей-Лу из праздного любопытства, тому вовек не сыскать его нору. А ежели с чистым сердцем – печалью ли, счастьем ли поделиться – вот она, тут как тут, за первым крайним деревом, за самым ближним холмиком, и дверца приоткрыта, а то и сам хозяин на крылечке сидит, трубочкой попыхивает, да глаза лукавые дружелюбно прищуривает.

Принесут Лей-Лу счастья избыток, тот на свой холмик взберется, волчком крутанется – раз, да и куда-то дел – уж ручки отряхивает да бровки приподнял: «Чего еще надобно? Ступай уж восвоясь!» А то и пинком спровадит да хохотает из-за кочки; приземлится мил-человек на травку, глядь – а вокруг всё друзья да товарищи, и довольны все, и мирно тебе, и ладно.

А приковыляет кто, слезами заливается, да бутылка мутно-розовой тоски из-за пазухи выглядывает – Лей-Лу ее хвать, и уж упрыгал за кусток и дверью хлоп, а бедолага пока оглядывается, уж внутри что-то взорвалось, и дым повалил, а тут и Лей-Лу прибежал, отдышался и гостю питье вручает медово-золотистое; выпил тот глоток-другой да посветлел весь, идет-бредет спокойненько, а над ним – солнышко, и за ним – бабочки.

Бывало, после долгой зимней стужи вдруг из-за холма ветерок весенний сладкий понесется, а за ним и лед тронулся, и мать-и-мачеха зажелтела, и птички вернулись да защебетали – и всё как будто враз. Это, знать, Лей-Лу проснулся да флейту свою достал. А бывало, вся земля задрожит-захохочет, да градинки стук-постук по камням да по крышам – это, значит, Лей-Лу в барабан забавляется.

Одни, кто Лей-Лу повидал, говорили, будто мохнат он, как панда, другие, что ноги у него, как у утки, третьи человечка маленького дружелюбного вспоминали, а кто и лысого великана. Бывали ж и те, кто повстречал говорящего зайца.

Да только люди-то всякое говорят, а Лей-Лу он какой есть, такой и есть.

Mompracem

 
My unfinished Sand Castle,
    my Little Mompracem,
I wish you to be forever untouched, to be not desecrated by anyone’s banner.
I only wish you to be lulled to sleep by clean waves of heart beating.
 

Однажды я воскресла

Однажды я воскресла.

Мир за окном нанизывался на акварельные бусины дождя и радостно позвякивал браслетом по крыше – без сомнений, он приветствовал меня.

Всё это было странно, но в то же время непринужденно: как будто просто наступило утро – резко, но естественно.

Я не знала, почему умерла, и как долго это длилось: воспоминания бесследно исчезли вместе с темнотой и холодной неподвижностью – от них остались лишь потускневшие тени.

Я ненадолго ощутила их лёгкое прикосновение и поняла, что когда-то эти тени принадлежали мне, а теперь прощаются, перед тем как перейти в туман.

Тени машут мне и удаляются.

Я стою у окна и вдыхаю воздух, обновленный дождем и ветром. Пустота ясности обволакивает меня, пеленая, но я точно знаю, что больше не усну надолго.

Предметы в моей комнате обретают очертания, дрожа проступающими в видимом пространстве силуэтами. Порядок здесь неуместен, но всё подчиняется неписаным правилам восприятия, установленным моим настенным зеркалом.

В углублении, потрескивая, разгорается камин, становится тепло, вязко и невесомо.

Наш временный дом больше не привязан к земле – мы снимаемся с якоря и взмываем над городом.

Дождь продолжает идти.

Conjurer

 
I tamed little fabric butterflies by singing about a homely autumn.
I kicked away mechanical tigers by showing them fabric butterflies.
 

Гладиатор

Я нужен здесь для Драки. Нужен, чтобы убить или умереть. Десяткам тысяч зрителей нужны только кровь и смерть.

Мой противник напряжен и угрюм. Я пытаюсь смотреть ему в глаза. В них нет надежды, нет жизни. Только смерть.

Дан сигнал к началу боя. Мой противник делает первый робкий выпад. Я отпрыгиваю и уклоняюсь. По трибунам прокатывается гул неодобрения. Мой противник продолжает несмелые нападки. Я отступаю и уклоняюсь ещё более ловко. Так мы танцуем какое-то время. Меч моего противника дрожит. Сам он весь трясется от бессильной злобы.

Толпа устала. Ей скучно. Толпе нужны кровь и смерть.

Сзади кольцо из острых пик – лучники подгоняют нас в бой. Мой противник подходит ближе. В его гримасе страх, отчаяние и едва уловимая агрессия. Он ненавидит меня. Он хотел бы умереть. Умереть быстро, без предисловий. Я отклоняю его удар. Один. Другой. Третий.

Лучников сзади больше нет. Теперь их заменяет огненный круг. Отступать некуда. Искаженное отчаянием безумное лицо моего противника заставляет действовать.

Я отбрасываю меч и срываю шлем. Я опускаюсь на землю. Я обнажаю зубы и бью хвостом, переступая на массивных лапах. Моя кровь наконец-то остывает.

Раскатистый вопль изумлённой толпы заставляет судью отступить от правил: мой несчастный противник получает копьё и аркан.

Мне жаль его. Он так хотел бы поймать мой прежний взгляд: это успокоило бы его хоть на долю секунды. Я пытаюсь помочь.

Я встряхиваю чёрной мохнатой головой и, поднимаясь на сильные задние лапы, несколько раз бью себя в грудь громадными кулаками, затем вскидываю их высоко вверх и яростно сотрясаю воздух. Теперь я хаотично перемещаюсь быстрыми прыжками, рыча и улюлюкая.

Лучники бросают моему противнику топор и палку. Я продолжаю гримасничать.

Наконец мне наскучила и эта игра. Мои стройные белые ноги бьют горячую землю копытами. Я встаю на дыбы и расправляю крылья. Поднимаюсь вверх, делаю круг и опрокидываюсь вниз. Достигнув земли, разбиваюсь на тысячу маленьких птиц.

Птицы щебечут, садясь на плечи зрителей. Толпа вскакивает, отмахивается и визжит. Представление окончено. Колизей пустеет.

Мы взмываем в небо.

Little man on my palm

 
The little man is
dancing on the palm of my hand
 
 
The little man
tries to escape
 
 
I feed him bread
I water him milk —
He doesn’t want anything else to know
 
 
The little man
grew up and got stronger
 
 
I am attached to the little man
but he wouldn`t stay longer
 

Самый страшный день

Сегодня был самый страшный день.

Я проснулся от навязчивого шума, от давящего ощущения неумолимо надвигающейся суеты.

В моей маленькой клетке безопасно, но тесно. Прутья редки, но прочны. Мои немногочисленные соседи – глухонемые инвалиды. У одного из них не хватает руки. Не помню, как это случилось, да и видел я немного. Тогда и сам я мало отличался от инвалида – у меня едва получалось передвигаться ползком. И вот во время одной из таких неуклюжих попыток я нечаянно задел пластмассового товарища по клетке коленом левой ноги. Толчок вышел сильным: он пытался ухватиться за прутья, но, не успев, соскользнул вниз.

Маленькая Санитарка, которая время от времени ухаживает за всеми нами, пришла и унесла его куда-то (наверно, в специальную клетку для тяжелораненых) и через какое-то время, проснувшись, я с радостью увидел его среди нас, но уже другим.

Сегодня Маленькая Санитарка привела новых соседей. Они больше всех остальных и одеты вычурно и броско. Боюсь подумать, чем они больны.

Заходила и Большая Медсестра, которая обычно приносит мне еду. Она непрестанно улыбалась и ощупывала меня – видимо, подозревает какую-то болезнь, но не хочет, чтобы я понял.

К вечеру стало совсем тревожно: засуетилась и забегала вся больница, включая Главного Врача, который с озабоченным лицом достал меня из клетки и на руках отнес в кабинет, где собрался консилиум, состоящий из профессоров, которых я не встречал никогда раньше.

Каждый из них норовил меня ощупать, многие, корча странные рожи и вытягивая губы, издавали какие-то нелепые звуки. Я не знал, нужно ли что-то отвечать им, не понимал, чего они ждут от меня, и совсем растерялся.

В довершение всех этих странных манипуляций с пристальным вниманием к моей персоне Большая Медсестра подтащила меня к какому-то необычному источнику света (я никогда не видел таких) и стала с усилием надувать щеки, постоянно на меня оглядываясь, незнакомые врачи снова начали издавать нелепые звуки, я не выдержал и закричал…

Как всегда, спасла меня Маленькая Санитарка: унесла в комнату, где находится клетка, но не стала сажать в нее, а осторожно опустила на пол, не отнимая руки; и я вдруг понял, что не упаду. Маленькая Санитарка тоже поняла это: она принесла моих соседей и поставила рядом, а сама присела на кровати.

Абсолютно выздоровевший я подошел к ней, чтобы обнять. Обняв меня в ответ, она помогла забраться наверх и лечь рядом. Она накрыла меня своим одеялом и я уснул так спокойно и сладко, как никогда раньше.

Я уже не видел и не слышал, как в комнату осторожно заглянули Большая Медсестра и Главный Врач, как они, улыбаясь, ушли провожать гостей, как уносили на кухню посуду и огромный, так и не разрезанный праздничный торт с единственной свечкой.

Sailing ships

 
I am learning to paint your colors
In order to my characters
could stand right on the stave
 
 
I’m saving the grains of sand and stones
for protecting your shores
In order to my sailing ships
would float right on by wind
 

Камни

В городе всегда кипит работа. Абсолютно каждый житель занят важным делом – нет ни пьянствующих, ни бесхозных, ни праздных – строительство из камня здесь в крови у любого.

Бродя среди построек, то там, то тут вы можете увидеть совсем маленьких жителей: сидя на земле, они перебирают камешки и, играя, строят свои первые башенки, которые уже через год-другой превратятся в полноценные стены, хотя бы наполовину скрывающие за собой юных «архитекторов».

Вы, наверно, думаете, что дома и улицы здесь какие-нибудь особенные, замысловатые и необычайно красивые – увы, никаких улиц здесь и вовсе нет.

Что же тогда представляет собой этот город? И какой такой важной работой заняты все эти жители-строители?

Возможно, вы удивитесь, но каждый день, с раннего утра и до позднего вечера эти люди заняты ничем иным, как возведением стен вокруг самих себя. Работают горожане на совесть, постройки выходят прочными, ни свет, ни звук извне не тревожат хозяина, когда закончены все четыре стены. Тогда же, как правило, прекращаются и шум и возня внутри, и жилое пространство пустеет – хотя этого уже никто не видит, никто в городе никогда не интересуется тем, что происходит за пределами его собственных стен.

Но самое странное не в самих строениях и их владельцах: едва одна из стен достигает уровня роста её автора, тот, не находя иного отдыха в короткие перерывы между работой, начинает стучать в эту стену собственной головой. Жителей в городе всегда предостаточно, поэтому и «бой» прекращается только ночью.

Если вы попытаетесь спросить у какого-нибудь человека, зачем же он это делает – едва ли вам ответят – в городе слишком шумно, да и сам по себе вопрос поставил бы под сомнение драгоценный труд его жизни.

Вряд ли хотя бы один из тружеников за всю историю существования города хоть раз помышлял об изменении существующего порядка, тем более – о полном крахе традиции собственноручного строения каменной тюрьмы. Однако есть у жителей и одна странность – почти невероятно, но иногда им снятся настоящие цветные сны.

Привалившись спиной к стене из камня, полулежа на каменном полу, хотя бы раз в год каждый из них превращается в дезертира: перемахнув через стену, отправляется бродить босиком по траве, смотреть на звёзды, купаться в озере или даже скакать на лошади. Подставив лицо ветру, он вдыхает запахи далёких полей, слушает, как стучат колёса поездов и шумят моторы самолётов, как океанский прибой перекатывает по берегу песчинки и маленькие ракушки, как ухают совы и смеются дети, как трещат сухие вишнёвые ветки в кострах путешественников и как рассыпаются в пыль омертвевшие камни отживших свой век городов…

Но сны есть сны – они приходят, уходят и забываются, а реальность нового дня, так похожего на все предшествующие, заставляет мечтателя вновь и вновь с головой погружаться в болото тоскливой повседневности.

И однажды, когда уже почти никто в городе не пытался помнить свои сны, налетел ветер. Такой сильный, что безымянные постройки вдруг обрели голоса, и звук их стал пугать хозяев. А с одной из недостроенных крыш вдруг упал огромный камень и ударил в стену соседней башенки. Ударил явственно, ощутимо, настойчиво. И этого оказалось достаточно.

Достаточно для того, чтобы два человека на долю секунды открыто взглянули друг другу в глаза и в изумлении бросили свою самоубийственную работу.

Этого оказалось достаточно для того, чтобы два увидевших друг друга человека, взявшись за руки, молча ушли из города.

И бой стих. И работа остановилась.

И каждый огляделся вокруг и вдохнул незнакомый воздух, и каждый оторвал свой взгляд от каменной стены и посмотрел на небо, и посмотрел на землю, и услышал шум волны.

И каждый обрел свой дом и покинул свою тюрьму.

И каждая капля дождя запомнила твердость заброшенного камня.

Завтра

 
Завтра будет чудесный день:
я нарисую птицу
на рукаве твоего пальто
и смайлик на лице зеркала.
 

Планета Ледяных Деревьев

На планете Ледяных Деревьев жила-была девочка. Как она там появилась, никто не знал, да и знать-то было некому.

Планета эта находилась так далеко от всех других планет и солнц, миров и систем, что туда едва-едва попадал видимый свет. Но, возможно, именно благодаря этому, было здесь очень красиво.

Деревья изо льда покрывали всю видимую поверхность – от горизонта до горизонта – и мягко светились тысячами тысяч разных оттенков, а ветви их имели каждая свой особый, неповторимый звук – так и стоял этот громадный лес, светясь и звеня среди темноты и холода – вечная ночь, и вечный праздник.

И среди этой ледяной красоты время от времени появлялась и бродила тоненькая, хрупкая фигурка.

Это была девушка, задумчивая и печальная, с лицом, светящимся какой-то нездешней, удивительной грустью, и длинными пальцами, нежно поглаживающими холодную «кору».

Фигурка появлялась то там, то здесь, на некоторое время застывала на месте, как бы в нерешительности, затем подходила к какому-нибудь дереву и прикасалась к нему.

Когда это происходило, дерево, к которому прикоснулись, начинало всё ярче светиться, вокруг него становилось тепло, и с ветвей звонко падали хрустальные капли, создавая новые мелодии в новом свете.

И чем дольше длилось прикосновение, тем теплее и звонче становилось вокруг.

Девушка, казалось, вовсе этого не замечала. Иногда она часами могла сидеть, прислонившись спиной к какому-нибудь дереву, с отрешенным взглядом, нисколько не обращая внимания на поющую живую воду, ручьями стекавшую с её волос и одежды.

Но происходило это нечасто: печальная девушка исчезала так же внезапно и беспечно, как и появлялась, и на планете снова воцарялся привычный прохладный сумрак с еле различимым свечением.

И вот однажды случилось нечто такое, чего здесь никогда не бывало, и, казалось, уже никогда не случится.

После долгого отсутствия внезапно появилась девушка. На этот раз – пожалуй, впервые – она как будто действительно была здесь, а не просто находилась – по воле какой-то неведомой силы.

Её лицо было серьёзно и внимательно, взгляд размеренно скользил по окружающему пространству – как будто несколько критично, но в то же время ласково.

Вдруг всё на планете замерло, остановилась и девушка, всматриваясь в едва заметную точку на небе – тёмном и сыром – в напряжённом, но радостном ожидании; её длинные пальцы слегка дрожали, но дрожали и уголки губ, силясь сдержать улыбку.

Между тем светящаяся точка в небе становилась всё различимее и ярче: что-то стремительно приближалось к Планете, и было уже очевидно, что столкновения не миновать.

Девушка, не сводя глаз с неба, по-прежнему, казалось, чего-то напряжённо ждала: на лице её читалось возбуждение. Её печальные, но в то же время кристально ясные тёмные глаза лучились надеждой.

Крупное тело оставляло в небе радужный искристый след, взволнованная девушка заворожено следила за его траекторией.

Удар был ощутимым, но не разрушительным. Все деревья звонко вскрикнули единым скрипом и потянулись друг к другу ветвями.

Так начиналось длительное совместное путешествие.

Темноволосая девушка упала бы, если бы не бережно и надёжно подхватившие её ветви. Она нежно погладила их в ответ и, ни секунды более не колеблясь, устремилась вперёд.

Вместе с ней начала движение и сама Планета – мягко и легко, как будто только что починенный поезд тронулся в дальний путь после долгой стоянки.

Небосвод больше не был похож на тёмное окно заброшенной квартиры: на его полотне теперь высвечивались проплывающие мимо галактики, солнца, звёзды и миры, астероидные пояса и причудливые лица сгустков космической пыли.

Планета стремительно набирала ход, устремившись к какой-то, казалось, ведомой только её сердцу, точке во Вселенной.

На глазах менялся и ландшафт: лёд больше не был льдом – вода свободно струилась, чтобы, нарисовав на земле свой узор, остаться там, где ей понравилось, уйти сквозь почву вниз или расстелиться туманом по верху.

Больше не скованные холодом и «бронёй» деревья свободно бродили, где им вздумается, чтобы пустить корни на новом месте. Одни уходили поодиночке, другие – парами, третьи – целыми компаниями, а кое-кто остался и на прежнем месте – собирать предания.

Возле же места падения загадочного небесного тела высятся горы, а за ними простирается обширная долина, быстро порастающая травами и цветами.

Куда ушла девушка с тёмными волосами, деревья не знали. Те, кто ушёл далеко от леса и поселился у подножия гор, как будто видели, что на самой высокой из вершин встретились две фигуры: одну из них они узнали, другая же навсегда осталась в их сердцах смутно различимым силуэтом, бережно склонившимся над девушкой.

Кто это был, они так никогда и не узнали, но в памяти отпечатался образ высокого незнакомца – лучащийся радостью и уверяющий в надежде.

В тот самый миг, когда две фигуры стали одним непостижимым целым и исчезли из видимого пространства, Планета, наконец, остановилась, и лес, горы, плато и равнина увидели свой первый рассвет: стремясь друг другу, из-за горизонта поднимались два прекрасных солнца, окрашивая небосвод в нежнейший голубой и изысканно-лиловый, чтобы встретиться в зените, пройти свой дневной путь и, одновременно закатившись, уступить место пяти разноцветным лунам в причудливой паутине созвездий.

Вода заструилась по-иному, зарождая новую жизнь на новой земле, а камни продолжили молча хранить историю.