Текст книги "Скульптор Николай Щербаков. От Ленинианы до веры…"

18 декабря 2011 года, воскресенье

Вчера еще была нулевая температура, а сегодня с утра – северный ветер и снег.

Сегодня Православная церковь празднует память преподобного Саввы Освященного.

– Вы не видели памятник Савве Освященному в Звенигороде? – спросила я Н.А.

– Только на картине, – ответил Н.А. – Даже не помню, кто её автор. Этот памятник, кажется, совсем недавно установили.

– Вот пример того, что памятники святым устанавливают. Но почему-то в Муроме церковники считают, что это не по-православному обычаю и не разрешили поставить вашего Илью Муромца рядом с источником на церковных землях. А ведь как хорошо было бы поставить его к 1 января, когда по православному календарю отмечается память преподобного Ильи Муромца!

– И где же они решили его поставить? – поинтересовался Н.А.

– Карачаровцы хотели поставить у себя в центре посёлка Карачарово, но не тут-то было, – вздохнула я. – Этот дядька по фамилии Войтенко – помощник главы Мурома, которому поручили заниматься этим делом, – категорически против того, чтобы ставить памятник в Карачарове. Дескать, там нет видеонаблюдения, может быть вандализм, а жаловаться будут в муромскую администрацию.

– И где же его решили поставить? – забеспокоился Н.А.

– Ходили разговоры насчет молодёжного стадиона «Муромец», который сейчас реконструируют, но пока точно об этом ничего не известно, – призналась я. – Но я не собираюсь ждать и на днях буду отправлять уже готовый памятник в Муром.

– Ну пусть ставят, где хотят. Им виднее, – с деланным равнодушием изрёк Н.А.

25 декабря 2011 года, воскресенье

Погода прекрасная, легкий морозец.

Сегодня католическое Рождество, с которым я поздравила Н.А. И вручила ему лечебный прибор «Элитон».

– Я все же решила привезти его вам, потому что подумала, что вам надо подарить его Егору на Новый год. Этот прибор лечит и позвоночник. Егор хорошо разбирается в технике. Пусть он полечит себя и вас заодно.

– Егор ко мне не подходит.

– А вы его позовите, когда он будет пробегать мимо вас, и поздравьте.

– Я не хочу с ним разговаривать.

– Но вы же умнее его…

– Егор совсем озверел, – мрачно добавил Андрей.

– Это не он, это Света его настраивает против отца, – решила я вступиться за Егора.

– А у него что же, совсем ума своего нет? – возразил Андрей.

– Ночная кукушка дневную всегда перекукует. Он же ни с кем не общается, кроме Светы, никуда не ходит без неё. Как Свете удалось его со всеми перессорить? Может быть, она его загипнотизировала? Она ведь немного цыганка? – предположила я.

Андрей только безнадежно махнул рукой.

2012 год

1 января 2012 года, воскресенье

Ночью на Арбате встречали Новый год: трещали хлопушки, взрывались петарды. Угомонились только где-то под утро. Когда в 7.30 я вышла из дома, улица напоминала поле боя. Но тишина была необычайная. Лишь несколько пьяных парней, усевшись посреди Арбата, о чем-то умиротворённо мурлыкали. Быстро добежав до Арбатской площади, я нырнула в метро. Для первого новогоднего утра людей в вагоне было более чем достаточно. Вышла на «Комсомольской», залетела в здание Ярославского вокзала, вовремя успела взять билет и вскочить в электричку Москва – Пушкино. И только выйдя в Клязьме, поразилась окружающей красоте. Выпавший ночью легкий снег покрывал землю. Все деревья стояли в инее. Мороза практически не было, во всяком случае руки без перчаток совсем не мёрзли. Совершенно редкостная, сказочная погода. Не шелохнётся ни одна ветка, тихо падает редкий снежок. На улице – ни души. Магазины у станции, обычно открытые в это время, погружены во мрак. Несмотря на роскошную красоту вокруг, стало как-то жутковато.

Кое-как добежала до храма. Лишь одна машина обогнала меня по дороге, молча осветив фарами.

Удивительно, но храм оказался полон. Хотя, пожалуй, людей было меньше, чем обычно. Зато сразу увидела возвышающегося почти у самого алтаря Андрея с коляской, на которой восседал Н.А.

Когда служба закончилась, я подошла и поздравила их с Новым годом. Н.А. радостно кивнул мне.

– С праздником! Сегодня святой Бонифатий и Илья Муромец, – сказала я.

– Как-как? Фатий? – переспросил Н.А. со смешком, видимо имя показалось ему необычным.

– Святой Бонифатий, – повторила я, – он лечит от запоев.

Андрей рассмеялся:

– Это твой святой, ты же был любитель этого дела, – сказал он, обращаясь к отцу.

– У Н.А. никогда не было никаких запоев, он просто любил выпить с друзьями, – оскорбилась я за Н.А.

Аиды нигде не было видно.

– А где Аида, она что, взяла выходной? – спросила я у Андрея.

– Нет, она дома ждёт. Просто нет надобности, все необходимое купили еще вчера.

Оказывается, Андрей приехал еще вчера вечером и они отмечали все вместе Новый год.

Выехали на дорогу.

– Как хорошо в праздник, что нет машин, не надо никому дорогу уступать, – сказала я и огляделась вокруг: – Смотрите, какая красота, как в сказке.

Н.А. тоже огляделся. Вид у него был довольно свежий и весёлый, несмотря на ночное бдение.

– Илью Муромца отвезли ещё в среду в Муром. Хорошо, что успели до первого января, сегодня как раз день памяти Ильи Муромца, – сообщила я. – Странно, что батюшка не вспомнил об этом в своей традиционной воскресной проповеди: он упомянул лишь Иоанна Кронштадского, которого празднуют завтра. Поскольку завтра тоже должна быть служба, никакой надобности вспоминать его сегодня не было, разве что напомнить тем, кто завтра не придёт в храм. А вот святого Илью Муромца забыл помянуть, впрочем, как и святого Бонифатия.

Н.А. заинтересованно спросил:

– А устанавливать Илью Муромца когда будут?

– Скорее всего, весной, они хотят поставить памятник на фундамент и поднять на пьедестал – повыше от вандалов. И не в Карачарово, а в самом Муроме. Петра и Февронию, если помните, тоже ведь не сразу поставили.

Тем временем подошли к дому. Андрей осторожно подвёз к калитке инвалидную коляску. Я помахала на прощанье, Н.А. тоже слабо взмахнул рукой и улыбнулся: «Звони».

8 января 2012 года, воскресенье

Легкий морозец, хорошая погода, но очень скользко. В церкви Н.А. был опять с Андреем, но в конце подошла его племянница Таня с дочерью. Они приехали из Москвы, чтобы поздравить Н.А. с Рождеством Христовым.

Таня – дочь уже покойной сестры Н.А. Кати, у которой он жил в Москве первое время, когда был студентом. Когда Н.А. выиграл конкурс на метро, получил гонорар и купил на него своё жильё, уже дочь Кати Таня со своим мужем Андреем, у которого не было жилья, несколько лет жили у него в Клязьме.

Вряд ли Тане известно о том, что Андрей Иванов какое-то время был моим общественным помощником в Государственной Думе. Его рекомендовал Егор, который работал тогда моим штатным помощником. Росавиация, где тогда работал Андрей, была практически банкротом, зарплату персоналу не платили, и Андрей часто приходил к Егору в мой кабинет в Государственной Думе, где они, к моему ужасу, организовали что-то типа коммерческого офиса. Не думаю, что они много заработали на этом, но я вздохнула с облегчением, после того как сложила свои депутатские полномочия. А для Андрея с Егором это, кажется, стало неожиданностью. Наверное, они думали, что это будет продолжаться вечно. Несколько лет назад Андрей скоропостижно скончался. Странно, конечно, что он в таком сравнительно молодом возрасте ушел из жизни, но никто не стал копаться, похоронили и забыли. В последние годы дела в авиации пошли на лад, он купил себе и дочери иномарки, довольно дорогие, но похоронить его, видимо, было не на что. Н.А. жаловался, что, когда он умер, Егор сгрёб всю его пенсию и отдал Тане на похороны.

15 января 2012 года, воскресенье

Мороз никакой, но страшный снегопад, всё занесло снегом. Пока стояли в церкви, нанесло целые сугробы. Андрей еле выкатил коляску, сначала надел полозья, потом снял, снег еще не слежался, коляска буксовала, я помогала её вытаскивать, так как Аида нас не дождалась и ушла из магазина с продуктами домой. Я поздравила Н.А. со старым Новым годом, передала подарок ему и Аиде.

– Сегодня 15 января – день памяти преподобного Серафима Саровского. Помните, вы его скульптуру подарили Серафимо-Дивеевскому монастырю? Гипсовую отливку я отвезла в Дивеево 1 августа 2003 года, оказалось, что это тройной праздник – 100 лет со дня канонизации в 1903 году, 170 лет со дня преставления в 1833 году и 210 лет со дня принятия им монашеского сана. А в этом году в Дивеево был очередной юбилей: 150 лет со дня основания монастыря и 20-летие его возрождения и перенесения мощей Серафима Саровского. В 1992 году их привозили из Санкт-Петербурга в Москву крестным ходом, потом несли в Дивеевский монастырь, потому что тот монастырь, в котором подвизался Серафим, теперь находится в закрытом городе Сарове. Его только недавно переименовали, при советской власти он назывался город Кремлёв, там делали нашу атомную бомбу. И сейчас туда никого не пускают, поэтому и перенесли мощи в Дивеево, как он и предсказывал. А тогда было непонятно, почему вдруг в Дивеево они окажутся, он ведь в Дивееве не бывал, только издали окормлял монастырь и предсказывал ему большое будущее. Сейчас это самый большой женский монастырь, в нём 460 монахинь, а до революции было 1700. Жаль, что гипсовая скульптура Серафима Саровского, которую мы подарили монастырю на прошлый юбилей, разрушилась от осадков и её убрали, а ту отливку из стеклопластика, которая стоит сейчас у вас во дворе, мы так и не успели передать в монастырь. Кстати, настоятельница монастыря, игуменья Сергия, родом из Семхоза, где Н.А. с Верой Владимировной установили бронзового Александра Меня на месте его гибели. Жаль, что мы так и не подарили Серафима Саровского из стеклопластика к юбилею в Дивеево. Всё же стеклопластик гораздо более прочный материал, чем гипс. Вот у вас во дворе Серафим Саровский из стеклопластика больше года простоял, и как он перезимовал?

– Ничего ему не было ни от мороза, ни от дождя, ни от снега, – подтвердил Н.А.

– Вы знаете, а ведь Серафим Саровский был действительно точно таким, как вы его сделали, – сказала я. – Не смейтесь, но я видела наяву Серафима Саровского в один из своих приездов в монастырь. Я уже уезжала, села в машину к одному местному частнику, машина тронулась, и вдруг за поворотом я увидела его. Он высокий, рослый мужчина, но согбенный в спине вверху. Он на меня посмотрел и поднял руку, вроде как бы поприветствовал и проводил глазами. Всё это было в одно мгновение. Я думала, просто кто-то прохожий промелькнул, а потом мне сказали, что Серафим иногда является паломникам. Когда вы вдруг стали его делать, я удивилась, что вы сделали его точно таким же, каким я его увидела, а не таким, как на иконе. Я раньше вам ничего не рассказывала об этом. И в тот день, 1 августа 2003 года, после того, как установили скульптуру Серафима Саровского у источника Казанской иконы Божией матери, я на прощанье зашла ему поклониться. Очередь к мощам была огромная, и вдруг передо мной проходит какая-то делегация, я сама не знаю, как пошла с ними, перед ними открывают мощи, и я, представьте себе, тоже прикладываюсь к открытым мощам. Оказывается, это были какие-то церковные иерархи из Украины, в том числе из моего родного города Мариуполя. Ну скажите, разве это не чудо?

– Да, действительно жаль, что не удалось подарить нового Серафима Саровского, – вздохнул Н.А.

– Зато он теперь стоит у вас перед окном и благословляет вас, – сказала я, прощаясь с Н.А.

22 января 2012 года, воскресенье

Сильный мороз, градусов 15 по Цельсию.

Людей в церкви было немного, и я сразу увидела Н.А. с Андреем. Слева стояли большие чаны с водой, оставшейся после крещенского водосвятия.

– Как там Илья Муромец? – спросил Н.А., когда я догнала Андрея с коляской после службы.

Я промолчала. Накануне я звонила в Муром помощнику главы города, противному дядьке по фамилии Войтенко. Поздравила его с Новым годом, спросила, всё ли в порядке доставили, нет ли претензий. «Теперь будете нам надоедать», – недовольно бросил он. Сказал, что он тоже разбирается в искусстве и памятник так себе, вряд ли он понравится жителям. «Ну если вы разбираетесь в искусстве, то должны знать, что в искусстве не бывает никаких критериев. Недавно наше Министерство культуры купило за миллион долларов бюджетных денег „Черный квадрат“ художника Малевича, а он тоже многим не нравится. На самом деле я не знаю ни одного памятника, который бы всем нравился». «Ну почему же – вот, например, памятник Илье Муромцу, который у нас стоит на берегу Оки, всем нравится», – возразил Войтенко. «Знаете, а ведь скульптор Щербаков не хуже Клыкова, а может быть и лучше. Конечно, его Илья Муромец не такой красивенький, как у Клыкова, так ведь он делал памятник простому русскому мужику, а не воину. Может быть, наш русский мужик на вид и неказистый, и пьяница, и лентяй, а на самом деле всё на нём держится, и когда надо, он встает, как Илья Муромец, и оказывается, что он на самом деле богатырь. Памятник-то мощный, ну и что же, что не красавец? Вы думаете, Щербаков не мог сделать такого же красивенького, как Клыков? А он другого Илью Муромца сделал, как он его видит, и надо доверять художнику. А вообще, делайте с ним, что хотите. Он теперь ваш. Можете запереть его у себя в сарае, если он вам не нравится, и никому не показывать. Только знайте, что скульптор смог сделать такую большую скульптуру один, без помощников, в возрасте 80 лет, потому что он тоже ваш муромский мужик и тоже прикладывался к вашему источнику».

Всё это я не стала рассказывать Н.А., чтобы его не расстраивать, и перевела разговор на другое.

– В эту среду 25 января – святая великомученица Татьяна, день памяти вашей мамы.

– Бедная моя мама, – погрустнел Н.А. – Помню, как она провожала меня на фронт. Я смотрел ей вслед, как она шла, ссутулившись, с опущенной головой. Я не знал тогда, что вижу её в последний раз. Она умерла через полгода, я получил письмо от сестры, что завтра похороны, а меня не отпускали из части. Потом всё же командир разрешил под честное слово, что через сутки вернусь обратно. Бросился на вокзал – уехать невозможно, никого не пускают. Когда поезд тронулся, я изловчился и прыгнул, вылез на крышу. За мной гнались, я прыгал с одной крыши на другую, пока не оказался над паровозом, обнял трубу и так доехал до Мурома. Когда явился домой, меня не узнали. Весь был в копоти и саже, как кочегар. А маму уже похоронили, не дождались меня. Пошёл с сестрой на кладбище, а там уже всё снегом занесло, Зина никак не может найти место, где её похоронили. Так и вернулся ни с чем. Маме не было и сорока лет, когда она умерла. Муж и два сына на фронте, пятерых детей вырастила, она всегда работала, не разгибая спины. Она просто изработалась вся, – Н.А. горестно сморщился, слезы покатились у него из глаз. – Я очень её любил. И она меня тоже очень любила, я ведь был самый младший.

29 января 2012 года, воскресенье

Гидрометеоцентр накануне обещал усиление мороза, но сегодня на удивление комфортная погода, небо безоблачное, ветра нет. Мороз как будто сильный, но совсем не чувствуется. День заметно прибавился, и, когда я в полдевятого подходила к храму, уже начало рассветать. Н.А. с Андреем в храме стояли, как всегда, почти у алтаря. Служба, видимо, началась позже, как раз закончили чтение Евангелия, две женщины пошли собирать пожертвования.

Н.А. выглядел более бодро, чем обычно. Видимо, действует крещенская вода. Андрей вёз коляску Н.А. с трудом: дорога вся заледенела, сплошные ухабы.

– Не зря в народе говорят: февраль – кривые дороги, зато в марте уже курочка может воды напиться, – вспомнила я когда-то услышанную народную мудрость. – Послезавтра январь уже заканчивается, а в феврале, говорят, цыган уже шубу продаёт.

– Это в марте, а не в феврале продаёт шубу цыган, – уточнил Андрей. – И по прогнозу ещё две-три недели будут сильные морозы.

– А что же Н.А. сегодня в ботиночках, а не в валенках? – спросила я. – Ноги не мёрзнут?

– Валенки ещё летом съела моль, – сообщил Н.А. – Прямо сверху выела огромную дыру.

– Я в Пушкино на рынке видела хорошие валенки, привезу вам в следующий раз, – сказала я.

– Это не такие валенки. Те, которые вы видели на рынке, они холодные и жёсткие, а у нас были мягкие, ручной работы, таких не достать, – посетовал Андрей.

– Как там Глухов, ты не ходила к нему? – поинтересовался Н.А.

– А как же, – оживилась я. – Была, но не застала. Зато поговорила с его заместителем Петровым Алексеем Пименовичем. Предъявила ему своё новоиспеченное удостоверение члена Союза писателей России и сказала, что собираю материал для книги о Константине Юоне. Попросила сообщить мне, есть ли кто-то из старых членов Московского союза художников, которые что-нибудь о нём знают.

– Ну а он что? – заинтересовался Н.А.

– Сказал, что такие вряд ли остались. А Глухов должен быть на этой неделе. Я постараюсь обязательно к нему попасть и спросить, собираются ли они в этом году устраивать выставку ветеранов к 9 мая. В прошлом году они отдыхали после юбилея, надо напомнить, что ветеранов еще много в Союзе.

– А что мне выставлять, я уже ничего не делаю? – робко заметил Н.А.

– Как что? А Столыпин, которого сделали по вашим эскизам? На конкурсе он стоял без подписи, пусть теперь знают, что это ваша работа. Ваш проект несколько раз показали по телевидению, а чей он, до сих пор неизвестно.

– А Глухов что показывает на выставках? – поинтересовался Н.А.

– Он живописец, пишет в современной манере.

– Это как?

– Ну, в общем, не выписывает детали, а бьет на впечатление, как импрессионисты. Сейчас у нас опять в моде абстрактная живопись. Михаил Швыдкой, который был министром культуры, за миллион евро купил для Третьяковки еще один «Чёрный квадрат» Малевича. Вы помните Швыдкого? В 1995 году я отправляла в Правительство депутатский запрос насчет реставрации скульптуры «Рабочий и колхозница», и тогда мне вполне толковый ответ пришёл за подписью Швыдкого.

– Да, я помню, ты мне об этом рассказывала, – отозвался Н.А.

– Ну конечно помните, ведь это вы и посоветовали мне поднять этот вопрос. Я ещё потом пыталась при рассмотрении бюджета втиснуть статью о финансировании этой реконструкции: скульптура, по оценке специалистов, была в ужасном состоянии и могла вот-вот рухнуть. Но тогда у меня ничего не получилось: эта поправка не прошла при голосовании. Но письмо с автографом Швыдкого до сих пор у меня где-то хранится.

Поток моих воспоминаний остановился рядом с калиткой. Я начала прощаться.

– Может быть, ты зайдешь? – спросил Н.А.

Я посмотрела на Андрея – лицо его напряглось. Аида растерянно улыбалась.

– Да нет, – вздохнула я, – у вас там Света с Егором, им это может не понравиться. До следующего воскресенья.

– А в следующее воскресенье меня не привезут, – сказал Н.А. – Андрей уезжает, будет только через десять дней.

– Может быть, Егор вас привезёт?

– Ну что ты, ему Света не разрешит.

– Вот и хорошо, – успокоила я его, – говорят, что на следующей неделе будут морозы за 30 градусов, пересидите их дома, а к приезду Андрея уже потеплеет.

12 февраля 2012 года, воскресенье

Аномальные морозы продолжаются. Ночью было около 30 градусов, утром, когда я выходила из дома, градусник показывал 26 градусов ниже нуля. Но почему-то холода я не чувствовала, возможно, потому, что оделась соответствующим образом.

Я особо не надеялась увидеть Н.А. в храме в такие холода, но уже издали увидела высокую фигуру Андрея и коляску с Н.А. перед ним. Несмотря на мороз, людей в храме было не так уж и мало.

После окончания службы, пока я подходила к кресту и стояла в очереди за просфорами, Н.А. с Андреем уже выкатились их храма. Я подошла, когда Андрей уже надевал ему на голову шапку – точно такую же, какая была у Проханова на митинге 4 февраля – с овчиной внутри и ушами в виде лётного шлема, только у Проханова она была коричневая, а у Н.А. – рыжая. Такая же, как и его роскошная дубленка.

– У Проханова на митинге была точно такая же шапка, как у вас, – сообщила я Н.А.

– Ты ходила на митинг? – спросил Н.А.

– Вы что же, думаете, что мне больше нечего делать, как только участвовать в революциях норковых шуб? – обиделась я.

– Что-что? – засмеялся Н.А. – Какая это еще революция норковых шуб?

– Ну вы же знаете, была революция роз в Тбилиси, потом революция тюльпанов, кажется, в Бишкеке в Киргизии. А у нас в Москве, говорят, революция норковых шуб, потому что на митингах сплошь дамочки в норковых манто.

– Если не ходила на митинг, откуда же тогда знаешь про эти норковые шубы и в какой шапке был Проханов? – недоверчиво спросил Н.А.

– Увидела фотографию в газете, – ответила я и добавила, вспомнив недавнее выступление патриарха Кирилла по поводу захлестнувших Москву митингов: – Я не ходила, потому что православные на митинги не ходят.

– А куда они ходят? – спросил Н.А.

– Как куда? В храм ходят. И молятся. За себя, за други своя и за Россию. А кто не верит в силу Божию, тот ходит на митинги и думает, что от них что-то зависит.

Мы тепло попрощались с Н.А., и я пожелала ему здоровья. Н.А. в ответ лишь слабо махнул рукой: «Как Бог даст».