Текст книги "Скульптор Николай Щербаков. От Ленинианы до веры…"

19 февраля 2012 года, воскресенье

Мороз всё ещё держится, но снизился градусов до 15. Пока от станции добежала до храма, немного замёрзла. В помещении тоже было нежарко. В этот день было водосвятие, и я заказала молебен. Пока стояла в очереди за святой водой, Н.А. уже увезли. Но я все-таки с ним увиделась: Андрей с Н.А. на коляске ждали Аиду, которая должна была принести бутылку, чтобы тоже набрать воды в храме. Источник на Клязьме замёрз, а водопроводная вода в Пушкино еще хуже, чем в Москве, особенно почему-то зимой, хотя воду тянут из артезианской скважины под землёй. Но не то трубы ржавые, не то очистка не совсем качественная, только в водопроводной воде из крана зимой выпадает большой осадок. Другое дело вода из Клязьминского родника – чистая, как слеза. Но вода из колодца на территории храма еще вкуснее, её и набирают для водосвятия. Я специально езжу в этот храм за святой водой, хотя здесь водосвятие стоит 300 рублей, тогда как в Москве освящают обычную воду из-под крана и подать туда записку с поминанием на водосвятии стоит 50 рублей. Впрочем, мне кажется, что кроме меня здесь, в Клязьме, никто не подаёт записки с именами и не платит эти 300 рублей. Все просто приходят с бутылками, и им наливают бесплатно хоть целое ведро. Вот и Аида пришла с пятилитровой бутылью. Надеюсь, что она не будет кипятить эту воду. Она как-то сказала, что Егор распорядился кипятить воду из Клязьминского источника. Но одно дело вода из источника, а другое дело – вода, которую освящают в церкви в серебряном чане. Но я ничего не стала ей говорить: всё равно меня она слушать не станет.

– Я ходила в Московский Союз художников. Вот вам автограф от Глухова, – протянула я Н.А. газету Московского Союза художников с интервью председателя правления Союза Глуховым В.А. – По моей просьбе он подписал газеты вам, Ермолаеву и Глебову. Ермолаеву я отдала в прошлую субботу в его день рождения, Глебову отдам 6 апреля, когда ему исполнится 90 лет. Хоть какой-то привет ветеранам от руководства Союза. Может, они хоть к 90-летию Глебова немного раскошелятся?

– Когда был Казанский, он мне всегда выдавал ветеранское денежное пособие к празднику, – вспомнил Н.А. – Без всяких заявлений доставал из кармана 5 тысяч и давал.

– Казанскому сейчас туго приходится. Его скульптурную секцию выжили из Дома скульптора в Спасоналивковском переулке, и он перебазировался в скульптурный комбинат Бабушкинского метро. А особняк на Спасоналивковском, где он раньше обитал, сначала сожгли, а потом отобрали. Очень уж этот особняк кому-то приглянулся, скульпторы его отремонтировали – к тому же находится он в престижном месте, рядом с французским посольством. Сейчас там сидит какой-то художественный фонд по связям с СНГ. Я слыхала, что его возглавляет бывший министр культуры Швыдкой. В общем, это оказался его запасной аэродром.

– Дом на Спасоналивковском давно хотели отобрать у Союза художников. Казанский со скульпторами там устраивал голодовки, я тоже хотел присоединиться к ним, но они меня не взяли, сказали: ещё что-нибудь случится с тобой, всё-таки возраст за 80, – вспомнил былое Н.А.

– Зато какая была бы героическая смерть на баррикадах, уж после такого точно Дом скульптора бы не отобрали, газеты бы об этом разнесли по всему миру. Но всё-таки лучше пусть плохо, но жить, чем хорошо умереть, – сказала я.

26 февраля 2012 года, воскресенье

Сегодня Прощёное воскресенье, в храме все валялись друг у друга в ногах, прося прощения. Батюшка тоже становился на колени, просил прощения у прихожан. Н.А. с Андреем вышли раньше, заехали в магазин, я ждала их у дома, чтобы посмотреть на скульптуру Сурикова, которую на неделе Трулов привёз в Клязьму. Неожиданно у калитки остановилась бордовая иномарка, из нее вышла женщина, похожая на Свету. Я постаралась поскорее ретироваться, пока она меня не заметила.

Через некоторое время появился Андрей с Н.А. на коляске. Увидев меня, они остановились.

– Только что приезжала Света на бордовой иномарке, – сообщила я. – Я сразу ушла, чтобы не светиться, а когда вернулась, машина уже уехала.

– На иномарке? – нахмурился Андрей. Я сразу поняла, что сказала что-то не то. С Егором они никак не могут поделить деньги от аренды той части дома, которая теперь принадлежит Андрею. Сдавать можно только её, другая половина занята: на первом этаже – Н.А. с Аидой, наверху – Егор со Светой. Андрей живёт в Москве, но эту часть, которая досталась ему по наследству, он так и не освоил. Эту часть дома всегда сдавал в аренду Егор, он и подыскивал через агентство квартирантов. И, соответственно, жил на эти деньги. Теперь, по идее, деньгами от аренды должен распоряжаться Андрей. Но, по-видимому, ему ничего не достаётся. Но если за это время Света вместо своих старых разбитых «Жигулей» купила иномарку, то это чревато новыми разборками.

– Не знаю, может быть, это была и не Света, я издалека не разобрала, но шуба вроде бы такая, как у Светы, – пустилась я в объяснения. – Я вот думаю: сегодня Прощёное воскресенье. Надо было мне к ней подойти, попросить прощения. Наверное, я чем-то её обидела. Может, что-то не так сказала, не так посмотрела. Она раньше неплохо ко мне относилась, сама меня приглашала в дом. А теперь на дух не переносит и Егора настраивает, чтобы меня не пускал.

– Намерение тоже считается, – заметил Н.А.

– Сегодня в 15 часов открывается выставка в библиотеке имени Боголюбова на Сущёвской улице. Я отвезла вчера туда вашу скульптуру Столыпина. Это очень красивый старинный трехэтажный особняк. Раньше он принадлежал художнику Боголюбову, который был учителем рисования у детей царя Александра Ш. Потом он уехал во Францию, а дом продал Третьякову, который устроил там библиотеку его имени. После революции эту библиотеку переименовали в имени Сурикова, а в начале 1990-х вернули прежнее имя.

– А кто еще участвует в этой выставке? – спросил Н.А.

– Всего 20 художников – действительных членов Московского отделения Петровской академии наук и искусств. Вы единственный среди них скульптор и почетный член Академии. Я хочу пригласить на эту выставку атташе по культуре из Белорусского посольства. Столыпин до Саратова был губернатором в Гродно – это на западной границе Белоруссии, на реке Неман. Я не знаю, есть ли там памятник Столыпину, но, я думаю, они будут рады принять такой подарок от вас, тем более в год юбилея Столыпина. Его, кстати, будут отмечать 15 апреля, это будет первый день Пасхи.

Я спросила у Н.А., смотрел ли он скульптуру Сурикова из стеклопластика, которую на днях Трулов привёз в Клязьму после отливки.

– Мне за неё не стыдно, – сказал Н.А. – Жаль только, что её не хотят взять в Суриковский институт.

– У них сейчас идёт ремонт, но Рукавишников обещал поговорить с ректором, когда реконструкция закончится.

– А сейчас что ректор говорит? – огорченно спросил Н.А.

– Да ректор и сам ничего не знает, а главное, ничего не решает. Его назначил Церетели, который финансирует всю эту реконструкцию. Я хотела переговорить по этому поводу с самим Церетели, я ведь немного с ним знакома. Но не тут-то было. В Академии художеств такая охрана, что муха не пролетит. Охранник вызвал мне секретаря Церетели. Вышла женщина лет 30, необыкновенной красоты – где он только такую красавицу отыскал? Я ей изложила суть дела, но она всё равно меня не пустила к нему, сказала: пишите письмо и присылайте по почте.

– Надо же, – ошеломленно проговорил Н.А., – это в Академию сейчас не пройти?

– Ну вы же знаете, секретарши всегда как цепные псы при начальниках, – успокоила я Н.А. – Не переживайте из-за этого. Даже если эта скульптура останется у вас – может быть, это лучше, чем если бы они её там поставили в какой-нибудь чулан, где её никто не увидит. У вас в Клязьме свой парк скульптур, будете на них любоваться сами и ваши потомки.

4 марта 2012 года, воскресенье

Пахнет весной, но ветер северный, срывается снег.

Сегодня церковный праздник Торжества Православия и выборы Президента. Выборы довольно условные, всем ясно, что уже в первом туре победит В.В. Путин.

Не знаю, по какому случаю, возможно из-за выборов, служба в храме началась немного позже, чем обычно, потом батюшка долго что-то рассказывал о сегодняшнем празднике.

После службы я показала Н.А. фотографию скульптуры Столыпина, которую выставила в Боголюбовской библиотеке, и сказала, что готовлю письма в адрес Путина уже как избранного президента России и Лукашенко как президенту Белоруссии о передаче скульптурного бюста Столыпина в дар белорусскому городу Гродно, где Столыпин был губернатором. В посольство я уже звонила, и они обещали передать письмо Лукашенко и помочь с отправкой скульптуры.

– Неужели это скульптура? – восхитился Н.А., взглянув на фотографию. – А мне показалось, что это фотография живого Столыпина.

– Кстати, вам известно, что предки Столыпина – ваши земляки? – спросила я. – По отцовской линии в XVI веке был муромский дворянин Григорий Столыпин, а по материнской род Столыпиных восходит к Рюриковичам. Но я думаю, что Столыпинская мощь скорее от Ильи Муромца, чем от Рюриковичей. Вот вы тоже муромских кровей – и сколько у вас жизненных сил!

– Да я и сам удивляюсь, что до сих пор живу, – сказал Н.А.

– Вот и живите нам на радость. Без вас нам всем будет очень плохо. Во всяком случае, будет скучно.

– Ну раз так, тогда буду жить, – с невеселой усмешкой пошутил Н.А.

– Еще и встанете, как Илья Муромец, и будете ходить, – подбодрила я его.

– Нет, уже не встану – возраст не тот, – грустно сказал Н.А.

– Ну и ничего. Матронушка тоже не вставала, да еще и слепая была, а всем помогала. И когда говорили: «Бедная Матронушка», – удивлялась: «Это я-то бедная? Это вы бедные!». Вот сегодня праздник Торжества Православия. А вы знаете, в чем Торжество Православия? Сила Божия в немощи проявляется. Не в силе Бог, а в правде. Мудрые старцы радуются, когда им приходится переносить болезни и страдания. Потому что на самом деле лучше быть бедным и больным, чем здоровым и богатым. В этом вся мудрость Православия. И вы теперь тоже святой, как Матронушка.

– Да какой я святой, – махнул рукой Н.А. – Грешник я. Был им и останусь таким.

– А это не нам с вами судить об этом, – назидательно сказала я.

На прощанье я сфотографировала Н.А. и пообещала принести готовые фотографии в следующее воскресенье.

11 марта 2012 года, воскресенье

Еще вчера ярко светило солнце, был легкий мороз, а сегодня снег, падающий огромными хлопьями, которые тут же тают и превращаются в дождь. Сырость и промозглость, к тому же скользко.

Служба в храме прошла, как обычно, правда, людей было маловато, возможно, потому, что сегодня, после 8 марта, был рабочий день вместо пятницы, а вчера к тому же была поминальная суббота, и все успели еще накануне побывать в храме. Сегодня неделя о расслабленном, которого исцелил Иисус Христос. Я смотрела на сидящего впереди на инвалидной коляске Н.А. и молилась, чтобы Бог исцелил и его тоже, хотя полностью осознавала безнадежность своих просьб: Н.А. уже 87 лет, он и сам устал жить, а я, как эгоистка, никак не могу его отпустить. Я хочу, чтобы он жил как можно дольше, хотя бы до ста лет, но, конечно, здоровым, а не больным, чтобы он поднялся, стал ходить и вновь стал прежним Н.А. – молодым, жизнерадостным и неугомонным. Каждый раз я усердно прошу Бога об этом, но чуда не происходит. Бог не слышит моих грешных молитв.

– Вам не удалось найти копию паспортных данных Н.А.? В прошлый раз вы обещали посмотреть у себя дома, – поинтересовался Андрей.

– Увы, ничего не нашла, хотя перерыла все бумаги. Придётся говорить с Егором.

– А как с ним говорить, он от меня сбегает, не хочет встречаться, – с досадой ответил Андрей.

– Выборы уже всё равно прошли, – примирительно сказал Н.А., а до следующих я могу и не дожить.

Я отдала Н.А. фотографии, которые сделала в прошлый раз. Н.А. вышел на удивление хорошо, в отличие от фотографий Столыпина, которые я нащёлкала в Боголюбовской библиотеке.

– По-моему, вы выглядите сейчас лучше, чем до болезни, – сказала я. – Это и неудивительно: только теперь вы наконец освободились от всякой ненужной суеты, живёте без забот, как в детстве.

– Только не встаю, – горько усмехнулся Н.А.

– Наверное, вы и сами не очень хотите встать на ноги, – предположила я.

– Нет, я хотел бы лучше ходить, но Бог не даёт – печально сказал Н.А.

– Наверное, потому, что для вас это лучше. Как ещё можно было бы удержать вас дома, чтобы вы жили спокойно? Наверное, если бы вы встали, сразу же опять поехали бы в мастерскую, а там соблазны: выпивка, женщины… Зачем вам всё это?

– Пусть будет, как Бог даст, – сказал Н.А.

18 марта 2012 года, воскресенье

Сегодня крестопоклонная неделя, батюшка в церкви произнёс проникновенную проповедь о том, что мы должны благодарить Бога за то, что он даёт нам крест, потому что он даётся к нашему спасению.

– А это тот самый буклет выставки работ членов Петровской академии наук и искусств, за которым я ездила в прошлый раз, – сказала я, показывая буклет Н.А. – Вот ваш Столыпин, а вот фотография всех участников выставки, в центре сидит импозантный мужчина с ярко-красным галстуком и либеральной бородкой (как выражается В.В. Путин). Это новый председатель Московского отделения Академии Валерий Александрович Иванов-Таганский. Сейчас он во Франции на Парижской международной книжной выставке-ярмарке в Лувре, куда повёз свои мемуары.

– Ты их читала? О чем они? – поинтересовался Н.А.

– О том, как он был сначала актером Театра на Таганке, а потом театральным режиссером. В книге он вспоминает, как актрисы в провинциальных театрах добывали себе главные роли в спектаклях, прыгая прямо в постель к главному режиссёру. Потом его «съели», первая жена его бросила, он уехал в Болгарию, там ушёл в запой, потом получил какое-то наследство, женился второй раз на болгарке и вернулся в Россию. Вот кратко сюжет. Он говорит, что по этой книге в Болгарии сняли фильм и этот фильм даже получил Гран-при на каком-то болгарском кинофестивале. Впрочем, у него ещё есть книги, которые я не читала.

– А ты почему не поехала в Париж? – спросил Н.А.

– Поздно узнала, никто не сказал, – посетовала я. – А жаль, у меня в прошлом году вышло переиздание моей книги о скульпторе Фальконе к его юбилею. Я эту книгу подарила Иванову-Таганскому. Он должен был бы обратить на неё внимание, ведь книга об авторе памятника Петру I в Санкт-Петербурге и Академия тоже Петровская. Но – не случилось. Видимо, не судьба.

– Не печалься, поедешь в другой раз, – успокоил меня Н.А.

Мы погуляли вместе с Н.А. и Андреем. Погода была очень хорошая. Если бы не кочки из нерастаявшего снега, гулять было бы одно удовольствие. Мы поехали в другую сторону от храма, и Н.А. никак не мог понять, по какой улице его везут.

– Это ваша улица Лермонтовская, только в другую сторону от храма, – объяснила я. – Вы столько лет в эту сторону не ходили, даже не знаете, как она выглядит. Правильно сказал батюшка сегодня в своей проповеди, что крест нам даётся для нашего спасения. Вот если бы не сели вы на коляску, так и не дошли бы до храма, а теперь каждое воскресенье вас возят к причастию.

– Да, это так, – подтвердил Н.А. и почему-то посмотрел на Андрея.

Н.А. поинтересовался, не звонил ли мне Вадим Церковников, с которым он в своё время устанавливал Ленинабадский памятник Ленину. Я ответила, что давно не звонил, а в последний раз говорил о том, что его просят взяться за реставрацию мемориала «Родина-мать» в Волгограде: она на грани обрушения.

– Хорошо, что Вучетич не дожил до этого, – вздохнул Н.А. – Он знал, что Родина-мать долго не простоит. Он сделал всё, что мог в тех условиях. Когда начинал, он приглашал меня. Я был с ним в очень хороших отношениях, но отказался, сказал, что хочу работать сам. Он меня понял и не настаивал. Но Родина-мать – гениальная скульптура.

– Не жалеете о том, что отказались, ведь все, кто принимал участие в создании этого мемориала, потом стали лауреатами Ленинской премии? – спросила я.

– Я не смог бы работать под чьим-то бы то ни было руководством, – признался Н.А. – Закончилось бы тем, что мы разругались. А так мы остались хорошими друзьями. Он включил в авторский коллектив на Ленинскую премию всех, даже тех, кто, может быть, и не совсем этого заслуживал. Но ему самому сооружение этого мемориала очень дорого обошлось. На нём он и потерял всё своё здоровье. Конечно, у него работала бригада скульпторов, но ведь скульптурная часть – это самое лёгкое. Все разборки он брал на себя, вот сердце и не выдержало. Незадолго до смерти я видел его в санатории «Барвиха», куда привезли моего мраморного сидящего Ленина. Он страшно похудел, еле волочил ноги, какая-то медсестра шла рядом с ним и командовала: «раз-два», «раз-два». Он терпел, но, когда увидел меня, послал эту сестру и, хотя она возмущалась, бросил всё и сел со мной на лавочке, мы с ним никак не могли наговориться. Ему тогда уже совсем мало оставалось жить. Он был в курсе того, что я выиграл конкурс на памятник Ленину для Кремля. Но мне тогда не дали первое место, отдали Пинчуку, потому что я был не член партии. А моего Ленина взяли в Барвиху. Помню, я расстроился, а генерал – главный врач санатория ЦК КПСС «Барвиха» – сказал, что у них Ленину будет лучше, чем в Кремле, потому что в Барвихе отдыхают не только все члены Политбюро и ЦК, но и руководители иностранных компартий. И ведь он оказался прав! В 91-м году памятник Ленину из Кремля выбросили, а в Барвихе мой Ленин сидит до сих пор.

– Наверное, и с памятником Столыпину будет так же, – предположила я. – Я говорила Иванову-Таганскому перед отъездом, что вы хотите подарить своей проект в Белоруссию. Что в этом году не только 150-летие Столыпина, но и 110 лет с года пребывания Столыпина губернатором в белорусском городе Гродно. Хотя он работал там меньше года, но вспоминал как лучшее время своей жизни.

– Ну и что сказал Таганский? – поинтересовался Н.А.

– Сказал, чтобы я готовила письма на имя Путина и Лукашенко. Я хотела скромно через посольство Белоруссии решить этот вопрос, но Таганский любит всё делать с помпой. И всё же мне кажется, не стоит писать Путину, это приведёт к лишней волоките.

– Когда Иванов-Таганский приезжает из Парижа? – спросил Н.А.

– На следующей неделе. Сразу, как приедет, я постараюсь с ним встретиться, – пообещала я Н.А.

25 марта 2012 года, воскресенье

Весна никак не начнётся. Опять выпал снег, растаял, потом снова замёрз. Очень скользко. Но с самого утра ярко светило солнце.

Сегодня преподобного Иоанна Лествичника, наставника монашествующих. В храме раздавали прихожанам лестницы из теста. Батюшка в проповеди говорил о добродетелях. Я запомнила, что первая из всех добродетелей – смирение, вторая, равная ей, – терпение.

– Как поживает скульптор Глебов-Вадбольский? Поправился? – озабоченно спросил Н.А. О скульпторе Глебове я рассказывала Н.А. в прошлый раз, что он снова попал в больницу.

– Говорят, что Глебов очень плох. Он сейчас опять находится на лечении в госпитале для ветеранов войн в Крюково. Это хороший госпиталь. А вот подкосило его в Чазовском центре.

– Это что за центр? – спросил Н.А.

– Его создал академик Чазов, который в своё время был лечащим врачом самого Брежнева. Ему уже за 90, но он ещё работает. Когда-то Глебов сделал его портрет и подарил этому медицинскому центру. И решил там пройти обследование и подлечиться. Его взяли бесплатно, раз уж он такой подарок сделал. Но Глебов пришел туда на своих ногах, а увозили его домой уже на коляске.

– Ничего, он поправится, – с надеждой сказал Н.А.

– Да, гены у него ещё те, – подтвердила я. – Как-никак он ведёт свою родословную от самого Рюриковича.

– А я от самого Адама, хоть и из крестьян, – сострил Н.А.

– Да какая разница? – сказала я. – Дворяне ведь тоже когда-то были простой прислугой при царском дворе. Это потом уже их дети стали заноситься. Вот Никита Михалков кичится тем, что какой-то его предок был царским постельничьим – горшки царские выносил из спальни. А Илья Глазунов считает себя аристократом, потому что его дед по матери играл в прятки с цесаревичем Алексеем. Но его дед не был дворянин – так, какой-то завхоз в Царском Селе. А по отцу он и вовсе мужик.

– Откуда тебе это известно?

– Бывшая муза Ильи Глазунова недавно написала о нём в одном гламурном журнале. Жена Глазунова сама за руку привела её к мужу, так как она очень напоминала героинь Достоевского, а он тогда делал иллюстрации к его романам. Глазунов, когда увидел девушку, сразу воспылал, у них роман длился почти три года, о нём судачила вся Москва. Мама девушки не видела в этом ничего плохого, наверное она думала, что Глазунов со временем оставит свою жену и женится на её дочери. Может быть, она и посоветовала ей ускорить события. Но, когда оказалось, что муза ждет ребёнка, Глазунов честно сказал, что не бросит семью, а как поступить с будущим ребёнком – решать ей самой. Она по совету мамы избавилась от ребёнка. Через три месяца история повторилась, и этого ребёнка тоже умертвили. А мама запретила дочери видеться с Глазуновым, хотя он и обрывал телефон. На этом вся история закончилась, но девушка потеряла возможность иметь детей. Чувствуется, что она винит в этом Глазунова. Но как он мог бросить свою жену? Она из рода художника Бенуа, благодаря ей его приняли в Париже, она целиком посвятила себя мужу и детям, хотя и сама была хорошей художницей. Но он подмял её под себя, потому что только себя считал гением. Жена Ильи Глазунова покончила жизнь самоубийством – выбросилась с десятого этажа. Глазунов сильно переживал её гибель, выдвигал какие-то конспирологические версии и считал, что ей кто-то «помог» выпрыгнуть из окна. Я видела написанную им картину: на заснеженном кладбище крест и мужчина, сгорбившись, стоит на коленях перед могилой. Очень сильная вещь. Она так и называется «Прости». Видимо, он всё-таки любил свою жену. Но и к той девушке он тоже был сильно привязан. После разрыва с ней он стал страшным женоненавистником. Только недавно, уже после того, как ему исполнилось 80 лет, он женился на молодой женщине вдвое моложе его. Она сейчас работает директором его постоянной картинной галереи на Волхонке. Глазунова на днях показывали по телевидению: он буквально расцвёл. И тут такая статья. И называется как – «Жестокий гений»! Видимо, эта девушка, которой сейчас уже за 70, очень сильно обижена на Илью Глазунова и считает, что он сломал ей жизнь. Но, мне кажется, она напрасно винит его в том, что ей дважды пришлось избавляться от ребёнка. Она сама сделала этот выбор, он её не заставлял. А вы как считаете? – спросила я у Н.А.

– Не знаю, – растерянно ответил Н.А. и замолчал. Андрей заинтересованно прислушивался к нашему разговору, и я не стала развивать дальше эту тему.

Я неслучайно задала Н.А. этот вопрос. Ситуация с Глазуновым, о которой я ему рассказала, абсолютно зеркальна той, которая случилась и в жизни Н.А. Об этой истории я узнала лет 20 назад, когда мы с ним только познакомились. В то время он тяжело переживал разрыв с одной девушкой. Когда они начали встречаться, ему было около 50, а ей еще не было и 20 лет. Н.А. был тогда в зените своей славы как скульптор. Если сравнивать с сегодняшним временем, он был кем-то вроде нынешних олигархов. Во всяком случае, деньги у него не переводились. Но он уже имел двух сыновей. Мама у Гали – так звали девушку – тоже была еще нестарая и довольно интересная женщина, несколько раз выходила замуж. Возможно, она мудро рассудила, что семья не является помехой и все нынешние жёны могут в один прекрасный момент стать бывшими. Во всяком случае, она не мешала дочери встречаться с состоятельным женатым мужчиной. Однажды девушка предложила Н.А. поэкспериментировать и в результате забеременела. Но, когда мамаша с бабкой насели на него, Н.А. твердо отказался оставить семью. Девушка сделала аборт. А потом ситуация с беременностью повторилась, и опять по её инициативе. И вот тогда ему объявили бойкот. Возможно, его хотели взять измором. Но ничего не вышло, пришлось опять идти к доктору. После этого она окончательно порвала с ним. Возможно, на него уже смотрели как на бесперспективного любовника: возраст предпенсионный, началась перестройка, денег у него поубавилось. В общем, его выкинули, как ненужную тряпку. А Н.А. был тогда на грани самоубийства. Когда я первый раз увидела его, на него было страшно смотреть. Он выглядел как бомж, пил по-чёрному и катился куда-то в бездну. Наверное, он хотел умереть, потому что жизнь была для него невыносима. Он без конца названивал своей Галке, а она, чтобы прекратить звонки, насмехалась над ним и всячески высказывала ему своё пренебрежение. Он ревел как раненый зверь, бежал в свою мастерскую и напивался до бессознательного состояния. В его мастерской на Чистых прудах окопались какие-то тёмные личности, которые с самого утра устраивали там попойки. Не сразу, но постепенно он пришёл в себя. Однажды, уже при мне, он позвонил своей Галке. Она так и не вышла замуж. Детей у неё тоже не было. Она призналась, что он был самым лучшим мужчиной в её жизни. Но он уже освободился от неё. Однако, видимо, он себя всё-таки винит в том, что произошло. Как-то Н.А. сказал мне, что у него на душе тяжкий грех – убийство двух не родившихся младенцев. Но ведь не он их убивал. Не знаю, как Господь, а я отпускаю ему этот грех.