Текст книги "Мертвый и Похороненный"

Книга о том, что сокрыто за горизонтом, о тех странах, что встречаются Богу на пути обратно. Послание из Сокрытого Мира, места, куда отправляются души, боги и тени, которое ждет каждого. Начало его – закат, конец – врата восточного горизонта.

…в третьем часу ночи Великий Бог вступит под сень Врат-Скрывающих-Бессмертие и назовет новое имя. Мия это будет подобно запаху луговых цветов, но будет сражать сомневающиеся души подобно тысяче кинжалов. Откроется это имя всякому, кто сможет познать пламя свечи и сродниться с полевым пожаром. Если же нет, то он сможет прочесть его на Вратах. Только пусть помнит, что читать следует задом наперед, и никак иначе. За вратами начинается земля Умаага, черная и глубокая. Брошенное в нее семя всходит под солнцем вместе с пробуждающимся Богом. Горек и сладок труд сомневающихся душ, населяющих эту землю. Никогда не дано им будет увидеть ростки семян, брошенных ими в землю. Имя хозяина здешних земель – Тот-Который-Живет-В-Двух

…пятый час ночи закончит для Бога путешествие по реке, ибо обмелеет она, и во Врата-Открытые-Лишь-Уставшим лодку Бога повлекут те души, которым он сможет заплатить. Тени их порхают вокруг врат во множестве, нужно лишь позвать их по именам. И тогда они с радостью будут тянуть ремень, если же нет – пусть капли памяти станут платой. Сколько капель прольет Бог возле ворот, столько душ и возьмется за ремень его лодки. Ворота пропустят того, кто склонит голову либо правильно назовет имя. Узнать его может только тот, кто пробыл на могиле отца своего тридцать и три дня. После врат начинаются земли Ашира. Они тянутся многие многие итеру, и песок их перекатывает ветер. Если ступить на эту землю ногой, то станешь песком. Правит в этих землях Дарующий-Память-Тем-Кто-Должен.

…в седьмом часу ночи Великий Бог достигнет Арки-Для-Тех-Кто-Знает. Путь ему преградят два чудовища, первое пурпурный ящер с тремя рогами, венчающими голову, второе – пыльный змей, меняющий цвет как ему вздумается. Тогда Бог должен извлечь свое оружие и отсечь голову ящеру. Если же нет, то слова его должны быть следующими: "Весь словам моим, ибо путь, близкий к бесконечности, обречен свести тебя с ума, о тот, кто не знает покоя!" И тогда пыльный змей запорошит глаза ящеру, и Бог сможет пройти. Белый камень окружает его в земле Праотаны. Из белого камня треугольные дома, где нашли приют души тех, кто знал больше других. Ибо никто более не дошел бы до этих врат. Каждая душа здесь подобно звезде, чьим светом по пути через Праотану напитается Бог, чтобы продолжить путь уже сияющим. Правит здесь Та-У-Которой-Нет-Глаз.

…восьмой час Бог должен встретить, встав на колени. Ибо только так он сможет увидеть Врата-Которые-Усыпляют-И-Успокаивают. Пройти их сможет только способный лечь там, где это невозможно, и найти уют в неприютных местах. И тогда впустит его земля Итшуй, где правит Тот-Чьим-Именем-Можно-Назвать-Любого. Каждая скала на этой земле станет домом, если подойти к ней и посмотреть на нее. Идти дальше можно только опустив взгляд к земле, ибо тот, кто увидит свой дом здесь, дальше идти не сможет.

…в одиннадцатом часу Великого Бога будут поджидать соблазны. Порочные души будут расточать чарующие взгляды и улыбки, из душ этих и свиты Врата-Которые-Соблазняют. Если поддаться чарам и уговорам, то сам станешь частью этих врат. Пройти их сможет только твердый духом, смогший не познать пять женщин, заключенных с ним в одну темницу на двадцать два дня и три часа. Или же тот, кто правильно назовет имя той, чей вздох покажется ему самым горячим. За вратами начинается земля Оттори, красна почва ее, самые прекрасные цветы рождает она и из птичьих трелей сотканы ее небеса. Остерегайся голубых цветов гроздью и белых россыпей кругом. Правит здесь Тот-Чей-Голос-Станет-Настоящим.

* * *

Этот документ хранился в коробке. Чтобы прочесть его, мне пришлось, сидя на полу, сложить его из частей.

Бог сотворил сам себя, был един и неделим и стал существовать вместе с людьми. Но стало Богу скучно, и сотворил он себе слуг, взяв части от людей, а части от зверей. Первым получился Гуппа. Он был похож на толстого человека с головой бегемота и ногами бегемота. Отправил Бог его к людям, чтобы тот принес ему их дары, но Гуппа не вернулся и пропал. Тогда сотворил Ошту, взяв тело прекрасной женщины, крылья орлицы и голову козы. Отправил он ее к людям, чтобы принесла она молока, положенного ему в дар, но не вернулась она, пропала, канула в небытие. Сотворил тогда Бог Лассо с телом ребенка и головой дрозда. Отправил его к людям, посмотреть, что стало со слугами его. И вернулся Лассо, и рассказал он Богу, что слуги его живут среди людей, пьют его пиво и молоко и поклоняются им, как должны поклоняться ему. И сотворил тогда бог нового слугу – Иссу. Тело взял от лжеца, голову змеи и сердце крокодила. И отправил он его убить всех людей. Долго не было Иссы. Бог ждал. Потом взял Лассо и отправился к людям сам. Только не прошел он весь путь, увидел идущих навстречу Иссу, Ошту и Гуппу. А за ними – людей. Они несли кувшины с пивом и молоком. Обрадовался тогда Бог, предложил всем вместе сесть и устроить в честь себя праздник. И праздновали люди, и пили они вместе с Богом молоки и пиво. А когда уснул Бог, достал Исса острые клинки и разрубил бога на части.

Правая нога досталась людям черным, как ночь. И ушли они с ней в края жаркие и сухие. Руки достались людям желтым и безглазым. Молча забрали они свой дар, и ушли в края сухие и холодные. Сердце забрали люди белые, как снег. И сокрыли его в краях холодных и влажных. А жезл плодородия достался людям красным. Они сотворили из него идола и стали поклоняться ему в краях жарких и влажных. И только голова Бога осталась лежать там, где ее и отрубили. А Исса, Гуппа и Ошту ушли каждый в свою сторону. Бога оплакивать остался только Лассо. До сих пор те, кто приближаются к голове, слышат его плач и не могут идти дальше, потому что тоска по Богу начинает снедать их. А те, кто увидел голову Бога, умерли.

* * *

Этот текст был написан на длинной-длинной ленте. Мне достался только обломок ее. Не обрывок, потому что очень уж жесткая это была лента. Как тонкая доска…

Звали ее Иша, и была она человеком. Но отреклась она от людей и обратила очи свои к богам. Особенно мил ей стал тот бог, чьи глаза сияли, подобно солнцу, а люди называли его Сум. Захотела она получить власть над ним. Только не замечал ее солнцеглазый бог, как бы соблазнительно не встречала она его на пути. А ведь женщина эта была прекраснее всех людских женщин. Села она на камень и заплакала. И в том месте, где слезы ее упали на песок, земля расступилась, и предстал пред ней слуга Бога с головой змеи. Испугалась женщина. Но слуга Бога сказал ей не бояться и пообещал научить ее, как получить власть над Солнцеглазым. Прошептал он ей секрет и исчез. Улыбка осветила лицо Иши.

Зачерпнула она горсть дорожной пыли, и из нее и своей слюны сотворила змею, которую и отправила ее навстречу Суму, который обходил свои владения и согревал глазами своими угодных ему.

Скользнула змея под ноги солнцеглазому, вонзились ядовитые зубы ее в божественную лодыжку и впрыснули яд. Выпил тогда Сум сок молочного дерева, первейшего средства против змеиного яда, но не помогло оно, яд шел по жилам дальше, и там, докуда он добирался, все мертвело. Тогда Сум проглотил пузырчатый камень, еще более сильное средство от яда, но и он не помог. Позвал он тогда своих целителей, но они умерли, едва прикоснулись к месту укуса.

Появилась тогда Иша и сказала: "Яд уйдет, если назовешь ты свое имя, бог!"

Яд жег бога. Боль и смерть разливались по его телу. Но молчал он.

"Когда яд дойдет до сердца твоего, тело превратится в дорожную пыль, и никто больше тебя не вспомнит! Скажи мне свое имя, и яд уйдет в пыль и оставит в покое тело твое!"

И начал тогда бог произносить свое имя. И с каждым звуком его превращались в пыль части тела женщины. А когда закончил он говорить, не осталось на дороге даже тени ее. На месте Ишы возник Исса и захохотал.

* * *

Тексты Страны Монументов навевали на меня тоску. Чужие, странные. Люди там ждали смерти, готовились к ней, словно это была их главная цель. А боги их были жестоки, вероломны и враждебны людям. Но люди все равно им поклонялись. Приносили им жертвы, часто кровавые. Хорошо, что я не был в восточном походе и не видел этой кошмарной страны.

Лето сказал, что эти земли пришли в упадок и запустение, но продолжали быть отвратительно опасными. Интересно, сотворил ли их главный Бог кого-нибудь с гиеньей головой? Вот уж мерзее бога-то придумать нельзя…

* * *

– Пожар! – сон слетел, как его и не было. Я вскочил и заметался. Именно сегодня! Сегодня мы должны были спустить на воду первые корабли нового образца.

Первым делом я рванул дверцу клетки, выхватил оттуда сонного голубя и швырнул в окно. Тот обиженно захлопал крыльями и устремился на восток, туда, где Каца держал в забытьи нашего возрожденного культиста. Никакой записки было не надо – прилетевший голубь просто поставит колдуна в известность, что ему срочно надо быть здесь.

Первое, что я увидел – это пламя, взметнувшееся выше марсовой площадки на ближайшем ко мне корабле. Вокруг во мраке суетились мечущиеся тени. Люди пытались не столько спасти этот корабль, сколько не позволить пламени сожрать следующий. От моря уже протянулась живая цепочка, передающая деревянные ведра, глиняные амфоры, кастрюли, миски и даже тазы, наполненные водой. Первым моим порывом было встать в помощь, но я рванулся дальше.

– Лопаты! Где лопаты?!

– Глуши, глуши его, проклятущего! Землю сыпь, раз воды нет!

– Ведро, дайте ведро!

– Берегись!

С треском обрушилась мачта, выбросив в темное небо снопы искр. Раздался чей-то мучительный крик. И тут полыхнуло в другой стороне верфи. Язык чадного пламени взметнулся над бортом корабля, стоявшего на сходнях почти у самой воды. Между первым и вторым рядом весел вдруг расцвел огненный цветок – это в деревянный борт ударился сосуд с чем-то горючим. Я рванул туда, силясь разглядеть фигуру, канувшую во мрак. Кто?!

Раздались крики слева. Завязалась потасовка.

– Стой! – я схватил за одежду пробегавшего мимо Ахиса. – Что происходит? Это нападение?

Ахис, здоровенный верзила, ничуть не похожий на инженера и в более спокойной обстановке, сейчас вовсе напоминал рассвирепевшего воина-северянина. Лицо было в саже, обе руки обожжены, лицо искажено гримасой бешенства. Впрочем, грозный вид не мешал ему быстро соображать.

– Это саботаж! – крикнул он. – Поджигателей всего двое или трое. Если их не поймать, они тут наворотят дел!

– Прикажи своим принести факела! – приказал я и отпустил Ахиса. Тот стремительно понесся в сторону только что загоревшегося корабля, выкрикивая на ходу распоряжения. Надо же, неудача какая, и Каца, как назло, сможет появиться только утром…

Я выдохнул и прикрыл глаза, позволив себе несколько мгновений неподвижно подумать посреди гвалта, огня и мрака. Потом кто-то толкнул меня плечом, и я принялся делать то единственное, к чему сейчас был пригоден – помогать тушить пожар. Я таскал ведра, подавал лопаты, толкал тележки с песком и оттаскивал бездыханные тела. Хаос и паника уступили деловитой суете, и, в конце концов, стало понятно, что верфь мы все-таки отстояли.

* * *

На рассвете я чувствовал себя гиеньим недоноском, которого заставили убегать от стаи саблезубых кошек. С берцовой костью в зубах. У меня был обожжен весь правый бок (не успел увернуться от падающей доски), опалена шевелюра, и я где-то потерял свои сапоги. Совершенно не помню, когда и как это получилось. Остальные инженеры выглядели не лучше. Ахис лишился своей величественной бороды, Раний сидел в одной набедренной повязке, и шипел от боли, когда лекарь касался его ободранной спины. Руф выглядел, пожалуй, лучше всех, у него только наливалась багровым шишка на лбу, и левая ладонь обожжена (он отталкивал в сторону падающее весло). Тогор весь в копоти, одежда превратилась в лохмотья, все тело покрыто множеством мелких ссадин и ожогов.

Мы потеряли пять кораблей из двенадцати, готовых к спуску на воду. Еще два придется чинить. Трое инженеров погибли. И восемнадцать рабочих. Раненых и обожженных я считать не стал.

– Этот гад был один, – мрачно изрек Ахис, потирая щеку. – Притащил несколько горшков с зажигательной смесью, сложил их где-то и швырял по очереди в разных местах. Если бы их было несколько, то несколько кораблей бы загорелись. А так – по очереди четыре раза.

– Верфь же охраняется, – нахмурился я.

– Да, – кивнул Руф. – Внешняя охрана, ограда и патрули, все честь по чести. Но пробраться все равно можно. Охраняют-то люди… Темно, если он один был, проскользнул бы…

– Или мог охранника подкупить, – подал голос Раний.

– Или свой, – почти шепотом произнес я, но они меня услышали. Надо было видеть их лица! Хоть аллегорическую скульптуру ваяй "оскорбленная невинность в лицах и гримасах".

– Господин каптер, – тихо произнес Ахис. – Ни один инженер не сможет поднять руку на свое творение и своих людей. Мы давно работаем все вместе, мы давали клятву!

– А если это не инженер, а кто-то из рабочих? – спросил я, скорее для порядка, чем желая услышать ответ. Я сразу все понял. Ни о каком внутреннем расследовании не может быть и речи. Даже если поджог устроил кто-то из своих, а уж в этом-то я был почти убежден, то узнать это обычными методами мне не удастся. Где же, наконец, Каца?

Колдун появился почти в тот самый момент, когда я о нем подумал. Глаза Рания сверкнули неприкрытой ненавистью, остальные смотрели на него с опаской.

– Ну что, зяблики, веселенькое дерьмецо у вас тут творится, а? – заявил он прямо с порога. Кацу на Книдде не любили и боялись. Как, впрочем, и везде. Вот и сейчас он отвлек на себя внимание, а я принялся изучать лица. Ахис невиновен точно. Убежден, уверен, готов прозакладывать свою руку по локоть против дохлого гиеньего отпрыска. Он действительно верит в свою клятву. Руф выглядел растерянным. Тогор выглядел как обычно – мрачный, подозрительный и убежденный в том, что все вокруг – мерзавцы, злодеи и гиений помет. Зато именно он, в конце концов, додумался, как соорудить шаблон-болван для нового способа постройки кораблей. Он мог, конечно, все это поджечь, но для этого ему надо было бы сойти с ума, а выглядел он нормальнее некуда, только злее. Руф выскочил из своего домика на моих глазах, и когда загорелся второй корабль, я его видел. Он проспал начало заварухи и очень долго в нее включался. Разве что он поджог первый корабль, затем сбежал снова домой, а потом, выйдя, сделал вид, что только что проснулся. Раний принимал активное участие в тушении пожара. Он здорово пострадал, надо заметить. Только появился после того, как все корабли загорелись… Лицо его ничего не выражало. Было похоже на тупую маску, которую он в последнее время и носил, не снимая. Собственно, других вариантов нет, ведь так? Только делиться своими выводами с только что потерявшими трех товарищей инженерами, я, пожалуй, повременю. Заодно подожду, что скажет Каца, когда мы останемся одни.

* * *

На Книдде в наше распоряжение предоставили два домика – один в городке, близ оливковой рощи, на живописном холмике с декоративной, но не такой уж отсутствующей, как могло показаться на первый взгляд, оградой. Второй домик был прямо на верфи. Никаких особых удобств или чего-то подобного. Даже не столько домик, сколько хижина. Для рабочих тут были построены такие же, только больше. Не сговариваясь, мы направились в тот дом, возле которого растут оливы. И вовсе не потому что нам вдруг срочно захотелось отдохнуть, просто там подслушать разговор будет труднее.

– Это Раний, – сказал Каца, едва переступив порог. – Зуб даю. В смысле – я проверил. Наш обманутый муж и бывший главный инженер устроил это развеселое дерьмецо.

– Я так и думал, – кивнул я. – Больше некому. Только нам от этого не легче.

– Это почему? – Каца нацелился на кувшин на столе, но с разочарованием обнаружил, что тот пуст. – Казним показательно, как саботажника и дело закрыто. Остальные пусть себе работают…

– Если бы все было так просто, – вздохнул я. – У них же каста. Остальные кораблестроители заявят, что это подстава. Они так заявили бы, даже если бы собственными глазами видели, как Раний швыряется горшками с горящим маслом. Или чем там эти горшки начиняют? Скажут, что его заколдовали…

И тут в моей голове вспыхнуло решение. Сложное, но реализуемое. Правда, колдуну оно могло не понравиться…

– Знаешь, Жаба, – Каца прищурился. – Когда ты вот так замираешь, я понимаю, что ты уже все придумал. Так?

Я кивнул и направился к заветному толстостенному сундуку, где хранил кувшин розового книддского. Очень пригодится сейчас оно мне.

– Каца, – начал я, наполнив бокалы. – Как ты относишься к идее стать злоумышленником?

– Ты предлагаешь перейти на сторону Белафорта? – Каца пожал плечами. – Я как-то обдумывал этот вопрос, только пришел к выводу, что идея так себе. Белафорт – дерьмовенькое государство, вряд ли там будут сильно ценить предателей… Хотя… Или ты про что-то другое спрашиваешь?

– Давай нашим саботажником будешь ты? – прямо сказал я. Брови Кацы взлетели вверх, татуированный лоб прорезали морщины. – Вот смотри, Каца… Ты приехал на Книдду, полюбил и соблазнил жену главного инженера и уединился с ней. Но когда ты предложил ей уехать, она взялась упираться, ссылаясь на свой невероятный инженерный проект, который она должна обязательно увидеть. Тогда ты разозлился и устроил пожар. Но не до конца, поэтому вернулся, где тебя и застукал Раний, к которому как раз пришла каяться его непутевая жена. Тут ты их убил обоих и сбежал. С острова. Ммм? Что скажешь?

– Веселенькое дерьмецо… – почему-то я знал, что скажет он именно это. – А знаешь, Жаба… Что-то в этом есть. А про какую клятву думал их бородатый здоровяк все время? Она прямо из мыслей у него не шла.

– Так ты согласен на этой авантюру?

– А ты расскажешь про клятву?

– Да я сам про нее только в общих чертах знаю… – скривился я. – Вроде как есть божество, покровительствующее кораблестроителям. Родилось на Книдде, разумеется. Такая синекожая маленькая дрянь, имеет обыкновение танцевать на вершине мачты. Каждый, кто становится инженером, дает ему клятву на алтаре. Обряд держится в тайне, как и полный текст этой самой клятвы. Но по ней кораблестроители никогда не причинят вреда ни единому кораблю. Поэтому их в море и не берут никогда. Вот.

– Вот, значит, отчего они все друг в друге так уверены, а Раний наш прямо-таки убежден, что никому в голову не придет его обвинить… Да, Жаба. Давай планировать твою мистификацию. Жаль только больше мне на этот дивный остров будет нельзя…

* * *

Никогда не любил ночные прогулки. С тех самых пор, когда мы вошли в Нават-Амтал, горное селение на севере, и как раз мне пришлось стоять на карауле. Никогда после я ничего подобного не видел, да и раньше тоже. Призраки соткались из ночного мрака, выплыли, словно клочья тумана и замерли вокруг. А потом ринулись отовсюду, из-за каждого куста. Они ничего никому не сделали, в общем-то. Просто вопили и корчили страшные рожи. Но в ту ночь от ножа убийцы погиб Лал, мой хороший приятель, почти что брат. Каца тогда так и не смог разобраться, что это было за явление такое – просто ли призраки здесь жили, или убийце колдун помогал. А селение то мы сожгли наутро. Оставили одни головешки. Но страх ночного караула все равно остался.

– Не спится, господин каптер? – спросил молодой парень, стоявший на карауле невдалеке от моей хижины.

– Каца куда-то запропастился, гиена его загрызи, – деланно нахмурился я.

– А я его видел! – обрадованно воскликнул страж. – Он пошел вооон туда.

И указал в сторону верфи. Я мысленно улыбнулся.

– Прогуляюсь, – я махнул рукой на прощание, взял со скамьи фонарь и пошел в ту сторону, куда мне и указали. Мрак обступил меня, я прилагал кучу усилий, чтобы не озираться, а то хорош же я буду трясущимся от страха в круге света фонаря со стороны. И тут я услышал крики. Двое мужчин явственно выясняли отношения. Слов пока еще было не разобрать, но даже издалека ясно, что дело идет к драке. Я ускорился и заметил еще несколько движущихся в ту же сторону огней. Отлично, просто замечательно! Наконец я увидел их. Раний стоял, сжимая дубину напротив Кацы, гордо задравшего подбородок. А под ногами колдуна лежала женская фигурка, закутанная в плотный плащ. Ну, то есть, я знал, что фигурка женская. Для всех остальных она выглядела просто свертком.

– Она не согласилась уйти со мной, радуйся, – заявил Каца. – Но сердце ее я забрал!

– Что ты о себе возомнил, урод?!

– Ты даже представить не можешь моих возможностей, недоносок! – Каца издевательски захохотал. – Но побереги силы, тебе еще хоронить жену! Без сердца люди не живут…

И вот тут Раний наконец-то сделал то, что было нужно – замахнулся дубинкой. К этому моменту я и остальные свидетели как раз подбежали к месту ссоры. Каца взмахнул руками, выкрикнул несколько слов, и свет померк.

Я пришел в себя быстро. Во всяком случае, первым, остальные все еще валялись в живописных позах кто где. Три фонаря погасло, мой перевернулся, и лужица масла, не успевшая пока что впитаться в песок, лениво горела оранжевым огнем. Я, кряхтя, поднялся и осмотрелся. Голова кружилась.

– Гиенье дерьмо, – ругнулся я шепотом. Раний лежал с неестественно вывернутой головой. Глаза его уже остекленели. Плащ, в который была завернута Малайна, распахнулся, явив взорам довольно неприятное зрелище – посреди груди женщины зияла глубокая выжженная дыра.

– Что? – хриплый голос справа. – Что произошло?

Ахис приподнялся и огляделся. Голова его подергивалась, как с тяжелого похмелья.

– Он сбежал, – хмуро буркнул я. – Колдун. Убил Рания и его жену и сбежал. Никогда не доверял колдунам!

Что ж, отчасти это было правдой…

* * *

По команде весла опустились в воду, и новый корабль начал набирать скорость. Я чувствовал себя триумфатором. Да, вот оно. Строить корабли, как будто шить одежду. Триремы получились легче, чем раньше. Зато как они набирали скорость! как легко разворачивались и маневрировали! Я вполуха слушал команды и улыбался, глядя на пенные барашки волн. Собственно, сегодня мы вышли в море просто покататься, все испытания были проведены в последнюю неделю. Ахис и Руф еще раз все рассчитали, с учетом опыта и предоставили мне все выводы в цифрах, графиках и таблицах. Я сравнил их с тем, что мне было нужно от верфей на Книдде, удовлетворенно хмыкнул и подписал распоряжение о переводе всех кораблестроительных мастерских на новые методы работы. Теперь все бумаги надежно заперты в моем сундуке и отправятся со мной на Отмели. Там тоже неплохо бы реорганизовать кораблестроение. И тогда флот будет у царя к тем срокам, к которым он хочет. И даже чуть больше будет…

– Жаль, что Раний и Малайна этого не видят, – проговорил Ахис, нахмурив брови. Я просто кивнул, мне не хотелось обсуждать их судьбу сейчас. А могучий инженер, меж тем, продолжал:

– Я был у прорицателя. Того, который угадывает богов. Он сказал, что Раний был мятущейся душой, и его так и не принял ни один сонм. Зато Малайна нашла свой приют. Он сказал, что над ней простерлась змееглавая тень и забрала ее дух.

Я закашлялся, подавив в себе желание упомянуть в очередной раз гиеньи экскременты. А то не ровен час тень какого-нибудь гиенозадого божества протянет ко мне свои призрачные лапы, оглянуться не успею, как стану хохотом в ночи. Я мельком глянул на Ахиса, но тот был слишком поглощен своими мыслями, чтобы обратить внимание на метаморфозы моего лица.

– Я не знаю, в какой стране боги носят змеиные головы, – все так же медленно и монотонно продолжал Ахис. – У нас змея означает смерть и мудрость. А моя жена, сновидица и чтица снов, считает, что змея – символ прошлого. Завтра мы хотим принести в жертву неизвестному змееголовому божеству корабль. Вы придете, господин каптер?

– Увы, друг мой, – с показной горечью вздохнул я, понадеявшись, что Ахис не разглядит за этим вздох облегчения. – Мне пора покидать ваш благословенный остров. Завтра на рассвете мы уходим.

***

– Слушай Каца, – я вылил в свой стакан остатки розового книддского. – Так это получается, что в Малайну вселился вовсе не дух мертвого человека?

– Сложный вопрос, – лицо Кацы было серьезным, вопреки обыкновению. – Может статься, что и культисты эти просто запускали в себя своего бога. И он через них колдовал свою магию. А может все не так… Не знаю, Жаба. Я над другим сейчас думаю. Жаль мне, что я на Книдду больше не попаду или все-таки скорее рад этому? Не люблю непонятные места…

Шестое море

Благостные воспоминания о пребывании на острове Книдда постепенно таяли. Теперь уже казалось, что зеленые холмы и фруктовое вино мне приснились. Вторую неделю я безвылазно сидел в Черном Бастионе, и единственным стоящим развлечением было – разглядывать в подзорную трубу Белый Бастион на той стороне залива.

– Любуешься? – я не заметил, как вошел Каца. Он мне за эти дни так надоел, что я готов был собственноручно его придушить и сбросить с балкона. Прямо в пасти местным тварям. Как там они их называли?

– Кракены, – кивнул Каца.

– Читаешь мысли? – спросил я, не глядя на него.

– Ты уже говорил, что меня любишь, – колдун отобрал у меня трубу и тоже взялся смотреть на Белый Бастион. – Чтобы прочесть твои мысли, не нужно быть колдуном. О, сейчас снова пойдут на штурм…

– А ты почему не там? – спросил я.

– Штурмы – не мой профиль, – огрызнулся Каца. – Я слишком ценный кадр, чтобы меня в этот фарш закидывать.

Бабах! Из бастиона шарахнули чем-то тяжеловесным. Посыпались огненные шары, искры, камень кое-где распался на щебенку. Пыль рассеялась, я удовлетворенно хмыкнул – большая часть наших осталась там же, где и была. Живыми и относительно здоровыми. Похоже, наши колдуны удара ждали и сумели превратить его в безобидный фейерверк. Громыхнуло снова. На этот раз с нашей стороны. Ах, ты ж, гиена тебя загрызи! Отвалившийся зубец бастиона начал сползать прямо на таранную группу. Что-то перемудрил Лакаций, ведущий этот штурм, сам себя победит сейчас…

– Ах ты, урод, надо же… – пробормотал Каца, протягивая мне трубу. – Веселенькое дерьмецо сейчас начнется.

Над бастионом взметнулось знамя. На красном поле черная акула. Один из иерархов Белафорта! Когда и как он успел пробраться на Тамар? Мы же взяли его в очень плотную блокаду! Я чуть трубу в окно не выкинул. Вот что значит, отсутствие опыта… Остах-Рубище – отличный флотоводец, грамотный, обожающий в отличие от меня и море, и корабли. Только вот он не вел до этого столь обширных боевых действий. Так, по мелочи в основном. А белафортские корабли уже без малого тысячу лет считаются тут хозяевами. Нас, конечно, больше, но всегда ли это решающий фактор?

Катастрофу удалось предотвратить лишь частично. Кусок стены упал не в то место, куда собирался. Надеюсь, колдун, которому удалось это сделать, получит не только Бриллиантовую Звезду посмертно. Начались какие-то маневры, видимо Лакаций объявил перестроение или отступление. Основание бастиона заволок сизый дым – маскировка. Молодец кто-то, сообразил.

Я отошел от окна. Ну его, штурм этот. Потом расскажут, если что-то особенное будет. Все равно я уже пять их видел, этот – шестой.

Приехал Лето. Усталый, в обгоревшей одежде и злой, как тысяча гиен. Его ранили на прошлом штурме, так что в этом он не участвовал.

– Царь сам возглавил белый флот, – сказал он, как выплюнул. – Наверное, прямо сейчас идет морской бой.

– А почему только белый? – спросил я. – Там же только биремы…

– Да там ерунда какая-то, – отмахнулся Лето. – Пираты или что-то такое.

– Гм…

Не верь глазам своим. В последнее время мне везде хотелось видеть подставы и подтасовки. Вот и сейчас почему-то подумалось, что эти самые пираты или что-то подобное легко могут оказаться провокаторами, заманивающими царя в ловушку. А бирема – штука быстрая, конечно, но против тяжелых боевых кораблей Белафорта все равно, что муха против слона. Она даже к борту со своим тараном подобраться не сможет. А только на колдунов в море, да и не только в море, впрочем, рассчитывать нельзя.

– Устал, – Лето тоже отошел от окна. Судя по отсутствию комментариев, там все еще не было ничего понятно. – Кретин этот Уросор. Убил бы! Мы могли взять Белый Бастион утром.

– Уросор – это который? – спросил я. – Такой здоровенный косоглазый?

– Не, – Лето приложился к бутылке. – Косоглазый – это Крайля. А Уросор – белесый такой. С бровями.

Лето пошевелил перед лицом пальцами, изображая над глазами что-то вроде щупалец осьминога. Зато я сразу понял, о ком речь.

– А что такое было утром? – заинтересовался Каца.

– Мы сломали ворота. И если бы этот кретин задействовал резерв, то прорвались бы во внутренний двор.

– У царя какой-то собственный план, – сказал Каца, снова поворачиваясь к окну. – Он хочет положить там как можно больше защитников, прежде чем врываться внутрь…

– И толку? – не понял я. – Мы-то тоже гибнем…

– А бастион в осаде, – Каца задрал вверх указательный палец и состроил назидательное выражение лица. Но сразу сник.

– Что-то не то с этой осадой, – я кивнул в сторону окна, где полоскалось красное знамя с хищным силуэтом. – А как тогда внутри оказался иерарх Белафорта.

– Ну, не знаю, – Каца принялся преувеличенно внимательно разглядывать Белый Бастион в подзорную трубу. – Может, там и нет его. А знамя в подвале нашли и решили поднять, чтобы мы понервничали. А может он с самого начала был внутри. Ты не знаешь, случайно, у кого там такое знамя?

Я мотнул головой. Мне даже думать не хотелось про Белафорт, даром, что с ним воюем. Пусть стратеги изучают этого противника. И разведка. Моя задача, чтобы наши солдаты были сыты и одеты. Я подумал и произнес эту фразу вслух. Лето хмыкнул.

– Веселенькое дерьмецо! – воскликнул Каца. – Прорвали!

Мы с Лето вскочили и бросились к окну.

***

– Так на чем, ты говоришь, они напали на ваш когг? – я изо всех сил старался не орать. – На пирогах?!

Вообще-то, удивляться особо было нечему – на то она и война, чтобы на ней были одни сплошные неприятности. Но с этим коггом… Теперь придется придумывать что-то еще. Когги были самыми лучшими из судов, отданных в мое распоряжение, отправить за грузом боевой корабль мне никто не даст. Я вызвал своего секретаря и велел ему написать записку для Лето. Пусть отправит карателей на Берег Шершней. Может и спасет часть лекарств. Потрясающе просто… Когг шел вдоль берега, место там очень уж специфическое – нужно пройти между скалами и мелью в этаком коридоре. И тут из-за скал вылетают три длинные весельные лодки, догоняют наш корабль, и… В общем, спаслись те, кто вовремя прыгнул за борт. Капитан когга стоял сейчас передо мной. «Это даже хорошо, что мои моряки не самые опытные, – подумал я. – У потомственных водоплавающих хренова прорва всяких идиотских традиций. И будь этот болван таковым, кормил бы сейчас рыб».