Текст книги "Страшные истории для девочек Уайльд"

Внезапно с этой змеей на шее Изола почувствовала себя очень глупой – совсем как Ева. Зря она разболтала Джеймсу о феях, о своих тайных друзьях. Он решил, что она чокнутая.

А ведь он и половины всего не знал.

Изола раскрыла ему свою тайну только потому, что проводила с ним слишком много времени. Джеймс часто замечал, как она отвлекается и как улыбается пустым углам. И что-то подтолкнуло ее рассказать ему о крохотной маленькой подружке, но Джеймс, конечно же, не поверил, да и с чего Изола на это надеялась? Он видел все-все фильмы о Питере Пэне, но так и не поверил в страну Нетинебудет.

Когда-то Джеймс и сам жил среди зелени, но теперь его лес вырубили – этот квартал превратился в плешь на макушке долины. Может быть, именно поэтому мир Изолы казался ему лишь фантазией.

Изола опустила глаза, а Джеймс потер переносицу, унимая раздражение. Что-то в душе Изолы содрогнулось от отвращения и захотело уползти куда-нибудь подальше зализать раны: Изола заметила злость во взгляде Джеймса и поняла, что эта частица души оледеневает, чтобы не чувствовать больше ничего.

– Изола… Перестань уже, наконец, молоть чушь! Ты говоришь совсем как твоя мамаша!

Понадобилось время, чтобы снять с себя рептилию, поэтому эффектно хлопнуть дверью не получилось. Когда питон наконец-то отлепился от шеи, Изола сунула его в террариум и молча удалилась. Остановившись на подъездной дорожке, она с досады пнула переднее колесо машины Джеймса, а затем написала пальцем на грязном ветровом стекле:

ПРОСТИ

И.Л.У.

Украшение смерти и девочки иного рода

В пятницу днем Изола обнаружила, что мама Уайльд добавила к смертному одру сливы рождественский вертеп и расставила в сухой листве полосатые леденцы-посохи – пластмассовые вперемешку с настоящими. Мятные полосы напомнили Изоле о чулках мертвой девочки, и ее передернуло. Она прошла мимо сливы по ухоженному палисаднику, который в ее воображении всегда был тайным садом с невидимыми каменными стенами. Все здесь – дело рук мамы, каждый цветущий куст жимолости или жасмина. Мама давно перестала ухаживать за растениями, но теперь сад казался еще краше, цветя вопреки всему.

– Эй, Изола! – крикнул кто-то из кустика лаванды. – Мне нравится, что ты сотворила со сливой! Украшать смерть – настолько в твоем духе!

Винзор. Изола, как всегда, просто прошла мимо: с этой задиристой садовой феей она была на ножах, сколько себя помнила.

* * *

Мама проспала большую часть субботы. Отец взял дополнительную смену. Солнце стеснительно выглядывало из-за туч, а Изола разложила клетчатый плед в тени сливы. Открыла свою любимую книгу и начала листать страницы, выбирая, что бы почитать.

Самая любимая книга Изолы:

les Fables et les Contes de Fées de Pardieu или «Басни и сказки Пардье»

Автор: Лилео Пардье

Воспоминание: Изола – совсем еще кроха с молочными зубами и пахнущая молоком. Вьющиеся без плойки волосы и перепачканные милые платьица. Подрастая, она требовала перед сном сказку о героях, которых любят все дети: о Русалочке, о Гензеле и Гретель, о Красавице и Чудовище…

Даже тогда мама Уайльд не скрывала презрения к сказкам, написанным кем угодно, кроме Пардье.

– Фу, – с отвращением фыркала она, присаживаясь на кровать дочери. – Послушай меня, Изола. «Красавицу и Чудовище» сочинили для того, чтобы примирить юных девушек с браком по расчету. Вот что эта сказка вкладывает в умы впечатлительных девочек: «Не бойся, что твой муж вдвое старше тебя, или некрасивый, или страшный! Если будешь милой и послушной, то вполне может оказаться, что он заколдованный принц!»

Совет, который мама повторяла чаще всего:

«Никогда не будь такой, Изола. Никогда не выбирай чудовище или волка, полагаясь на ничтожную вероятность, что он тебя не съест».

Изола быстро поняла, что единственные сказки, которые мама всегда рассказывает с удовольствием, написаны Лилео Пардье. Мама рассказывала их по памяти, в переводе с французского, на котором они были написаны.

Наконец получив драгоценную редкую книгу Пардье в подарок на свой десятый день рождения, Изола с ужасом поняла, что сказки в книге слегка отличаются от тех, что рассказывала мама, причем совсем не так, как можно было ожидать. Мама никогда не вымарывала неприятную правду даже из тех классических сказок, которые все же изредка читала Изоле перед сном: Златовласку раздирали на куски или она ломала шею, выпав из окна медвежьей избушки, а охотник всегда не успевал спасти Красную Шапочку. Но сказки Пардье она, наоборот, слегка смягчала, подсвечивая ту правдивую тьму, которая никогда не пыталась зажечь свечи, никогда не пробовала скрасить несчастливый конец или прикрыть ужас моралью. На деле же эти сказки раз за разом напоминали, что зло порождает зло, с хорошими людьми часто случаются неприятности, а злодеи время от времени торжествуют. И, самое главное, что быть девочкой в этом ужасном мире – это все равно что быть одновременно принцессой, злой королевой, героиней, уродливой падчерицей, ведьмой, феей, ребенком и матерью: эдакая взрывоопасная смесь, бомба, перевязанная ленточкой и неумолимо отсчитывающая секунды – тик-так, тик-так! – за высокими стенами замка.

Рано или поздно она взорвется – как вскоре случилось и с мамой.

Огромная книга была в кожаном переплете с золотым тиснением. Ее словно сбросили с книжной полки лесной колдуньи, когда беснующаяся толпа разнесла ее домик, а хозяйку за волосы утащила на деревенскую площадь и посадила на смазанный маслом кол. Каллиграфическая надпись на первой странице гласила:

Дорогая читательница!

Эти сказки, басни и воспоминания так или иначе правдивы. Эти истории – о тебе и обо мне. В них ты встретишь:

– девочек, которые убивают;

– девочек, которых убивают;

– живых девочек

– и девочек иного рода.

Изоле всегда нравилась последняя строчка – «девочек иного рода», красивый эвфемизм вместо простого «мертвых». Мертвых во всех смыслах этого слова, в каких только возможно.

На последней странице книги размещалась фотография автора. Лилео Пардье сидела на диванчике на крыльце и курила гвоздичную сигарету, а дым поднимался вверх голографическими стрекозами. Глаза густо подведены черным карандашом, словно кровью тролля. Черные волосы уложены в графичный боб. Сапоги, как у киборга. Эпилог: прищуренные глаза и скрещенные руки и ноги, тощие, как у лягушки.

Лилео совсем не походила на сказочницу – скорее на Снежную королеву, разъезжающую по небу в карете и меняющую сердца на снег. Внезапно Изоле захотелось (почти больше всего на свете, даже больше того, чтобы выздоровела мама) сунуть руку в щель во времени и пространстве, в крохотный портал, спрятанный в корешке книги, и вытащить Лилео Пардье на свет прямо за ее жесткие французские волосы. Они будут липкими, словно у новорожденной, и Лилео и Изола, разлученные десятилетиями, океанами и смертью близнецы, наконец воссоединятся.

Изола вырвала несколько травинок и прикусила язык, остановившись на первой же странице. Первая же сказка в книге затрагивала две любимые темы Изолы: смерть и принцесс. Легкий ветерок утих, приготовившись слушать, и Изола начала читать украшенной сливе, словно посетительница у больничной койки пациента:

«Могила Спящей красавицы» Лилео Пардье

Сказка наоборот. Судьба угрюма, как братья Гримм. У фей не бывает хвостов – только пушистые зеленые шкурки, глаза-самоцветы и несметные богатства.

Принц имел очаровательную привычку запирать принцесс в башне. У него были ядовитые глаза цвета фейской шкурки и ведьминых яблок, покрытых росой.

Это иероглифы.

Слова-картинки. Вы все знаете эту историю.

Принцесса заперта в башне, у нее длинные волосы и кроваво-красные губы. Волшебные зеркала – плохие советчики, как говорила Кассандра. Принцесса думала о побеге, но на своих хрустальных ножках никак не могла бы убежать далеко.

Фея-крестная, зеленокожая и с рубиновыми глазами подарила ей шелковое платье и наперсток с волшебной пыльцой. Пыльцы немного, полететь не получится, но парить – вполне.

Мачеха бежит ее спасать. Драконы с забитыми копотью глотками. Стрелы влетают в бойницы башни. Розы оплетают древки стрел. Кто-то любит принцессу.

Но мачеха запутывается в непроходимой изгороди роз. Тело гниет в колючих кустах.

Неспящая красавица долго не ложится спать. Бессонная красавица. Звезды – плохие советчики, как говорила Кассандра. Хрустальные ножки начинают трескаться от бесконечной ходьбы туда-сюда и вальсов, которые ее заставляет танцевать принц.

Шелковое платье вскоре превращается в рубище. Принцесса вдыхает золотистую дурманящую пыльцу и воспаряет к потолку своей комнаты в башне. Среди теней и паутины она набирается смелости.

Голубоглазая блондинка мастерит из своей косы веревку. Все крюки в башне и все камни, из которых она сложена, походят на книгу, рассказывающую лишь одну трагическую сказку. Несколько часов веревка покачивается на ветру, потом волосы рвутся, и тело падает на землю. Розы у подножия башни, могила Недремлющей красавицы. Наконец уснувшей.

Постель из роз стала последним пристанищем для Спящей красавицы.

Как только ее хрустальные пальчики врезались в могильную землю, вспыхнул мятеж. Восстание, огонь и железо. Принца линчевали в бальном зале – задушили волосами покойницы. Монархия осталась в прошлом. Отныне королевство само выбирало себе правителя.

И, конечно же, народ усадил на трон волка.

Мертвая девочка. Часть II

Мертвая девочка из леса сидела на подоконнике в комнате Изолы. Комнату освещала луна, похожая на дирижабль.

Изола увидела девочку как искру света феи Динь-Динь – лунный зайчик от серебряного украшения на запястье гостьи заплясал на лице спящей Изолы и насторожил ее, словно маяк, предостерегающий о скалах и опасных берегах.

Изола проснулась, сбросила одеяло и села.

Обе ждали, пока заговорит другая. Луна затаила дыхание, пахнущее звездами.

– Привет, мертвая девочка, – наконец произнесла Изола: хозяева должны быть вежливыми.

– Привет, девочка с бьющимся сердцем, – отозвалась незваная гостья. – Колотится, как барабан, так громко. Прикрути его, а?

Изола не знала, что на это ответить. Призраки часто говорили странные вещи, словно вели беседу в полусне, одной ногой отчаянно цепляясь за порог мира живых, откуда их так бесцеремонно вышвырнули. Иногда они ошибочно принимали Изолу за своего давнего друга или врага. А иногда связывали свои судьбы с красной ниточкой ее жизни, и тех, кто делал так, она привыкала называть братьями.

Мертвая девочка на подоконнике слегка изменила позу, устроившись поудобнее. Луна и уличные фонари очерчивали ее силуэт. Кукла из театра теней, только в полосатых чулках.

– Ты видишь призраков, странное маленькое создание. Интересно, почему? – Одна полосатая нога качнулась и пнула книжный шкаф. Бледные губы скривились в недоброй усмешке. – Глазастая И-зо-ла. Должно быть, ты особенная.

– Я просто внимательная, – пожала плечами Изола.

Серебряный браслет на запястье покойницы походил на кандалы. Половинка наручников. Наверное, девочка заметила взгляд Изолы, потому что подняла руку с болтающимся «браслетом» и велела:

– Подойди и посмотри.

Изола с опаской выбралась из кровати и, остановившись в центре комнаты, с безопасного расстояния рассмотрела запястье собеседницы.

– Это браслет с брелоками, – гордо пояснила мертвая девочка.

Серебряные брелоки изображали фазы луны: каждый крепился к браслету цепочкой, а все вместе они мелодично позвякивали, когда девочка встряхивала рукой. Вокруг запястья в строгом порядке шли молодой месяц, растущая луна, половинка, горбатая луна, полнолуние и старая луна, идущая на ущерб.

– Красивый, – похвалила Изола. – Как тебя зовут?

– Красивый, да? – Девочка пропустила второй вопрос и улыбнулась браслету. – Его мне мама подарила.

– О.

Лицо девочки все еще трудно было разглядеть за темными волосами, но она по-прежнему казалась тощей, как Смерть на диете, а сорванный голос шуршал, как обертки от конфет. Феи не солгали.

– Так как тебя зовут? – снова попытала счастья Изола. Как она давно поняла, призракам нравилось говорить о себе. Их истории, лица и имена – единственное, что осталось от них в мире живых. – Я – Изола.

– Я это уже знаю, ты меня что, не слушала? – рявкнула мертвая девочка, стукнув кулаком по подоконнику. – А мне говорили, ты умная!

– Прости, – извинилась Изола, хотя не чувствовала себя виноватой. Алехандро всегда советовал ей быть осторожной в разговорах с незнакомыми привидениями – некоторые из них были способны на ярость и насилие, и лучше исходить из того, что они все такие. Если речь о призраках, все незнакомое опасно.

Словно устав от общества Изолы, мертвая девочка подобрала ноги под себя, готовясь спрыгнуть с подоконника.

– Что ж, если ты все-таки умная девочка… – Она склонила голову и улыбнулась Изоле. Луна подсветила пустую глазницу, – …то будешь держаться подальше от проклятого леса.

Тихие голоса

– Где ты был все выходные?

– А что? – Алехандро взъерошил ей волосы. – Скучала по мне, querida?

Изола тут же пригладила прическу и хмуро ответила:

– Нет. Ко мне приходила гостья.

Алехандро наклонился и поцеловал ее в щеку. Изола вытерлась.

Под глазами у Алехандро постоянно темнели круги, совсем как у Изолы по утрам, если она не смывала тушь перед сном. У обоих были тонкие жеребячьи ноги, вот только худоба Алехандро объяснялась юностью, прошедшей в наркотическом угаре. Его сногсшибательный костюм (в котором он и умер) являл собой последний писк викторианской моды. Алехандро каждый день привносил в свой облик что-то новое, хотя тот простой факт, что он мертв, навеки делал его неизменным. Свой темно-фиолетовый шейный платок он повязывал то как галстук, то как повязку на голову, то как нарукавник. По-разному закалывал бриллиантовые запонки на кружевных манжетах и карманах пальто, иногда выстраивая их в созвездия. На день рождения Изолы он выложил бриллиантами на накрахмаленном лацкане цифру «16».

Когда они вошли в лес Вивианы, Алехандро молча забрал у Изолы рюкзак. Вечный джентльмен.

– Итак, могу я полюбопытствовать, кем ты меня заменила?

– Соберись я тебя заменить, то выбрала бы кого-нибудь поживее ее – той девочки, которую мы видели на прошлой неделе. Мертвой, в клетке.

Алехандро напрягся.

– Что ей было нужно?

– Ну, сначала она попросила сделать так, чтобы мое сердце билось потише. А потом велела держаться подальше от проклятого леса.

Алехандро нервно подергал шелковый шейный платок.

– Я не стану делать ни того, ни другого, – заявила Изола, встряхивая белыми как снег волосами. – Это мое сердце. И мой лес. Я пришла сюда первой.

– Мне это не нравится, Изола. – Брови Алехандро сошлись на переносице. – Если Цветочек сказала правду о том… что случилось… Подобная смерть может плохо влиять на людей. Ломать их.

Изола слишком хорошо помнила свисающую из тесной клетки ногу. Она поежилась и отрывисто бросила:

– С каких это пор Цветочек хоть что-то понимает?

– К феям стоит прислушаться, Изола, – продолжил увещевать ее Алехандро. – Голосок у них тихий, но они не бросают слов на ветер.

Изола лишь повела плечами. Она не хотела верить, что это правда… но все же она своими глазами видела пустую глазницу и слышала скрипучий голос, похожий на старую пластинку с записью девичьей речи.

– Что сталось с телом?

– Я его оставил на корм единорогам.

– Жестоко, – пробормотала Изола.

– Она уже мертва, querida. Думаю, более жестоко позволить стаду голодать еще одну зиму.

* * *

Лоза наконец-то появилась в школе, вернувшись к занятиям позже всех. Она бережно поддерживала согнутую руку в гипсе, словно драгоценного птенца.

– Семь дней постельного режима? Из-за этого? – поддразнила ее Изола.

– Я не тратила время зря! – обиженно отозвалась Лоза. – Вот, смотри! Я стала амбидекстром.

Она весь день писала на уроках левой рукой и плохо скрывала свою радость, вручая учителям листки, исписанные белибердой, хотя каждая монахиня раздраженно ей втолковывала, что можно не сдавать вообще ничего. Лоза восприняла это как вызов и начала писать контрольную по математике, зажав ручку в зубах.

Урок рисования после обеда Изола провела, лениво разрисовывая гипс Лозы: темно-фиолетовые грозди винограда, розовые феи, пустая птичья клетка…

– Жаль, что ты все пропустила, – тем временем тараторила Лоза. – Было так смешно: я подбежала и столкнула Магеллу в бассейн, а она выскочила из воды и погналась за мной, а я – по лестнице наверх, налетела на Элли Блайт Неттл – помнишь ее? – и упала со ступенек. Было до одури смешно, только рука жутко болела, но я вроде как напилась и уже не соображала.

– Прости, что я все пропустила.

– Почему ты всегда так быстро сваливаешь? Так нельзя! Люди начнут подозревать…

– Что?

Лоза расплылась в улыбке Чеширского кота.

– Что ты – Бэтмен!

Лоза была единственным плюсом школы Святой Димфны. Религиозного воспитания Изолы не получила: ее крестили только для того, чтобы успокоить набожную бабушку, которая через несколько лет воспарила в строгий консервативный рай, которого так и не обрела на земле. В школу Святой Димфны отец решил отправить Изолу после целой череды подростковых беременностей в местной общеобразовательной школе; видимо, он полагал, что католические школьницы никогда не беременеют и даже смотрят на парней косо.

В этой строго католической, битком набитой монахинями, однополой и пропагандирующей воздержание, антидарвинистской и антиизоловской школе первый день Изолы прошел так.

ШКОЛА: бывший женский монастырь с тайными бомбоубежищами времен Второй мировой и древними лестницами, которые вели в никуда, но сносить их не разрешалось. Комната смеха с витражными окнами и асбестом под половицами.

В ухоженном палисаднике стоял потрясающий фонтан, посвященный памяти жесточайшей из монахинь, учившей еще маму Уайльд в бытность ее школьницей.

– И еще она была ужасной, в первый же день разбила мне костяшки пальцев, – сказала мама, когда Изола зашла в ее полутемную спальню, чтобы попрощаться перед уходом в школу, и в конце концов забралась к ней под одеяло.

– Как это?

Мамины глаза, припухшие со сна, распахнулись шире.

– Знаешь, поводов было много.

За волшебным отпугивающим мужчин забором в садике монастырской школы три принца ждали, чтобы пожелать Изоле удачи и попрощаться. Это был единичный случай: Алехандро, конечно, не собирался отступать от своего правила, запрещавшего Детям Нимуэ вторгаться в другой мир Изолы. Но он понял, что она нуждается в подругах, которые пожали бы ее потную ладошку на прощание, и сделал исключение.

Руслана стояла у фонтана: серебряный нагрудник поблескивал на солнце, заплетенные в косу волосы змеились по спине. Над плечом парил пузырек розового света – Цветочек. Золотистая чешуя Кристобелль сверкала в воде фонтана, а русалочий хвост перехватывала розовая ленточка.

– Все будет хорошо, – заверила Руслана, наклоняясь поправить складки на юбке Изолы.

– Натопай на любого, кто тебя обидит! – пропищала Цветочек. Топот был ее ответом на все Большие Неприятности, и она была уверена, что такие огромные существа, как люди, способны растоптать любые раздражители.

– Удачи, дорогая, – промурлыкала Кристобелль, посылая Изоле воздушный поцелуй из-под воды. Изола потянулась за пузырьками, и они лопнули на ладони, охладив ее влагой.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

КРИСТОБЕЛЛЬ: четвертый принц. Красивая русалка и, возможно, серийная убийца, одержимая романтикой, несмотря на последствия собственной любовной трагедии.

Цветочек облетела вокруг головы Изолы, а Руслана в последний раз нервно поправила ее школьный галстук.

– И не делай ничего, чего не сделала бы я, – напутствовала Руслана.

Изола вопросительно подняла взгляд на возвышающуюся над ней фурию.

– Но ты способна на все.

Черные губы Русланы растянулись в улыбке.

– Вот именно.

Изола так никогда и не привыкла называть их сестрами; сестра – это монашка-садистка, которая била маму по рукам, а сестры в сказках почти всегда были злыми, поэтому Руслана, Кристобелль и Цветочек навсегда остались для Изолы братьями-принцами. Защитниками, которые мокрыми от слез глазами гордо смотрели, как их маленькая сестренка-принцесса надевает ранец и сливается с толпой девчонок в синей форме.

Первая встреча Изолы с властями предержащими прошла предсказуемо. На одном дыхании монахиня – сестра Кэтрин Винсент, позже ставшая для Изолы просто сестрой Кей, – высказалась по поводу прически новой ученицы, длины ее юбки и высоты носков, «которые, кстати, разные, юная леди; вы что, хотите быть наказанной в первый же учебный день, вы же представляете эту школу и производите такое ужасное первое впечатление».

– Как вас зовут?

– Риган, – мило улыбнулась Изола. – Как девочку в «Изгоняющем дьявола».

Изола не выносила фильмов ужасов – они, казалось, проникали в ее сны всякий раз, когда она осмеливалась посмотреть на экран хотя бы сквозь пальцы, – и не смотрела «Изгоняющего дьявола», но ей хватило коварства, чтобы противопоставить растиражированный массовой культурой сатанизм угрозам одной из морщинистых Христовых невест.