Текст книги "Будь крутым"

Элмор Леонард
БУДЬ КРУТЫМ

1

Они сидели за одним из столиков, выставленных на тротуар возле кафе «Эпикуреец» на Беверли-бульвар, – Чили Палмер со своим салатом «Кобб» и чаем со льдом, Томми Афен с цыпленком на гриле и бутылкой «Эвиана».

Мимо сновали люди – прохожие или те, что выходили из соседнего мотеля «Беверлийский лавр», и, если показывалась девушка, Томми Афен поднимал на нее глаза и провожал долгим взглядом, и это возвращало Чили вспять, к их юности на Бэйридж в Бруклине, когда Томми не пропускал на улице ни одной юбки – тут же заговаривал, спрашивал, как дела. Чили напомнил ему это, заметив:

– Ты еще заглядываешься на них, но уже не заговариваешь.

– В те времена я действовал по принципу: «Никогда не знаешь, где тебе обломится». Внешность, старик, значения не имела, важно было залучить ее в койку. Наши юные тела жаждали этого. А теперь, повзрослев, мы стали разборчивее.

Да и выбирать здесь есть из кого: на каждого девок выше, головы, если вспомнить, сколько их только и ждет, когда ее заметят, – актрисы и певички, по большей части никудышные. Вот повернись и глянь – собачку прогуливает, а юбка еле-еле задницу прикрывает. Смотри, как она себя выставляет. Вот собачка встала пописать около пальмы – и она тоже может остановиться, встать так, чтобы все ее кругленькую попку видели. Хорошенькая вообще-то.

– Да, хорошенькая.

Чили занялся салатом и оторвался от него, лишь когда Томми сказал:

– А как твои успехи?

– Ты в смысле девушек?

– Нет, я про дела твои интересуюсь. Как они у тебя? Знаю, что «Поймать Лео» шла с оглушительным успехом, просто оглушительным. И знаешь, картина была действительно классная. Но продолжение… Как она называлась?

– «Пропащий».

– Ага. И прежде чем я смог посмотреть ее, она тоже пропала с экранов.

– Сборов поначалу не делала, вот студия и умыла руки. Начать с того, что я был против продолжения. Но менеджер по прокату на «Тауэр» сказал, что продолжение будет, со мной или без меня. Я подумал, ладно, если удастся хорошенько обстряпать сценарий и раздобыть другого актера на роль ростовщика… Если ты видел «Поймать Лео», ты, должно быть, понял, что Майкл Вир тут совершенно не подходит. Он мелок для этой роли, просто мелок.

– Ну да, однако ж картина получилась, – сказал Томми, – потому что ведь это комедия. Но я понимаю твои сомнения. Такой коротышка в качестве крутого гангстера малоправдоподобен. И тем не менее картина вышла жутко смешная.

– А потом, – продолжал Чили, – больше связываться с Виром я не хотел. С ним работать – легче камни таскать. Вечно лезет с новыми идеями, когда кадр уже поставлен. Потому я и сказал: пусть будет продолжение, только давайте вместо Вира возьмем кого-нибудь другого. А эта задница на студии мне заявляет таким ехидным тоном: «Но если взять на ту же роль другого актера, то это будет не совсем продолжение, не так ли, Эрнест?» Он единственный в Лос-Анджелесе зовет меня Эрнестом. А я ему: «Но как же тогда все эти бесчисленные Джеймсы Бонды в продолжениях?» Не помогло. Они уже подписали контракт с Майклом и сценарий утвердили, ничего мне не сказав.

– Ты это о «Пропащем»?

– О «Пропащем». Парень там попадает в автокатастрофу, а в себя приходит в больнице после черепной травмы. И он не помнит ничего о том, что было с ним раньше, ни имени своего не помнит, ничего вообще не помнит – ни что ростовщичеством занимался, ни что с гангстерами связан. И что катастрофа была не случайна, тоже не помнит. Я говорю этой заднице на студии, когда прочитал сценарий: «Вы это всерьез? Хотите сделать картину вокруг амнезии! Да ведь это вечный штамп у тех, кто придумать сюжет не может: устроить так, чтоб герой страдал амнезией – и дело в шляпе!» Задница эта мне говорит: «Эрнест… – терпеливо так говорит, подчеркнуто терпеливо: – Эрнест, если ты отказываешься от продюсерства, так и скажи, и мы возьмем кого-нибудь другого».

– После чего ты согласился, и картина не пошла, – сказал Томми. – Ну и что из того? Начинай другую.

– Я и предложил это. Сказал этой заднице на студии: «Почему бы не начать все сызнова, пока запал не прошел? И назовем картину „Ошалелый“.

– Похоже, – сказал Томми, – теперь ты там не так крепко в седле, как раньше.

– Что, «не так крепко»? Да у меня с «Тауэр» контракт на сериал в трех частях. Одна часть уже в работе, и приятельница у меня там хорошая. Они уволили эту гниду – менеджера и взяли обратно Элейн Левин. Она работала со мной над картиной «Поймать Лео», а потом уволилась по целому ряду причин, в том числе и потому, что была против продолжений. Сейчас они с ней всё уладили, и она вернулась. Не так давно я столкнулся с ней на ланче. Она спросила, имеется ли у меня в запасе какой-либо достойный проект. Я спросил, как насчет девушки из службы знакомств, заводящей амуры с одинокими юношами? «А тот несчастный коротышка тоже будет там действовать?» – «Нет, – отрезал я, – никаких одиноких ростовщиков, ни коротышек, ни прочих, там не будет», – и это все, что я сказал ей.

– Почему же? Больше ничего не успел придумать?

– Нехорошо рассказывать свой замысел, если и сам еще толком не знаешь, куда вырулишь. Чтобы замысел цеплял, надо продумать отношения, характеры, знать их досконально – вплоть до того, что персонажи едят на завтрак, какую обувь носят. А когда характеры тебе ясны, они сами диктуют сюжет.

Он был почти уверен, что Томми не понимает, о чем он ему толкует.

– Я что хочу сказать, что не выдумываю сюжет, чтобы потом втискивать туда характеры. Вначале я выдумываю характеры, а там уж сюжет сам собой закрутится. – Он видел, как закивал Томми. – Как бы там ни было, возвращаясь к задумке насчет службы знакомств, я нашел у себя в почтовом ящике листовку – нечто вроде обращения к жильцу.

– Ты проглядываешь всю эту муру?

– Мне нравится вскрывать конверты. Листовка приглашала наведаться, чтобы сообщить свои данные и какие женщины тебе нравятся, или же просто позвонить. Последнее я и сделал.

– А-а, девочки по вызову с сопровождающими. Я тоже сопровождал таких для Момо.

– Томми, это не проститутки, все честь по чести и совершенно законно. Они подбирают тебе пару и сводят желающих.

– Я думал, ты все еще якшаешься с этой девкой со студии – Шарон – как ее там?

– Карен Флорес. Она вышла замуж за писателя.

– Шутишь!

– Сценарист недоделанный. Знаешь, эти парни по большей части и запятых-то расставить не умеют. Приходится переписывать чуть ли не половину из всего дерьма, что они катают.

– Карен наподдала тебя, и ты связался со службой знакомств?

– Я ищу персонаж, Томми, ищу характер для кинокартины. Мне надо услышать, как будет разговаривать девушка из службы знакомств. Про ту, что мне ответила, я, как только услышал ее голос, этот ее первый неторопливый, с растяжкой вопрос, сразу подумал: может пригодиться. Я записал ее на магнитофон.

Томми опять закивал.

– Хорошо, ну а если ты все это напридумаешь, заявишься в «Тауэр», а твоей драгоценной Элейн это не понравится?

– Найду другую студию. «Тауэр» я предоставляю, так сказать, лишь право «первой ночи». Если же они завернут это, у меня будут развязаны руки, только и всего.

– Ну а если и дальше все будут это заворачивать?

– Куда ты клонишь?

– Ты всегда галстук носишь?

Чили на секунду опешил. Затем ответил:

– Всегда, если приходит охота. – Прижав подбородок, он кинул взгляд на свой галстук – темно-синий в мелкую красную крапинку. Галстук отлично сочетался с синим летним костюмом и светло-голубой рубашкой. – И что в этом плохого?

На Томми Афене была футболка с монограммой, а поверх – какая-то неглаженая спецовка, ноги обтягивали линялые «Левайс», а под ними дутые кроссовки «Найк». Чили бросились в глаза эти кроссовки, когда Томми только появился с двадцатиминутным опозданием и шел к его столику. Сейчас он поднял руки, демонстрируя себя и свои подтяжки – единственное доказательство его возраста.

– Вот как надо одеваться в этом городе, если подвизаешься в кино или индустрии развлечений.

– Или если вкалываешь чернорабочим, – заметил Чили.

– Разница невелика. И там, и там одеваешься не для публики, не для того, чтобы производить впечатление. Наплевать, как ты выглядишь, твой талант говорит сам за себя, ну а если существует сомнение… – Томми дернул подбородком в сторону своей машины, припаркованной у обочины возле «форда»-пикап. – Ты подкатываешь в своем зашибенном «роллсе», и тачка эта показывает, кто ты есть, черт их всех дери. Ты на чем теперь ездишь?

– На «мерседесе». Сейчас деньги появились.

– Новый?

– Семьдесят восьмой. С откидывающимся верхом.

– Сойдет. А живешь где?

– Розвуд.

– Никогда не слышал о такой улице.

– Дом в испанском стиле. Только его не видно за густой живой изгородью.

– В Беверли-Хиллс?

– В Лос-Анджелесе.

– Индекс?

– Девять – два нуля – сорок восемь. В двух кварталах от Чейзен.

– Значит, пригород Лос-Анджелеса, но район хороший. Практически это Беверли-Хиллс. Я о чем толкую… Об имидже. Бывало, я и костюм носил, и галстук. – Томми сделал паузу. – Мы ведь в одной упряжке, верно? Строго говоря, в одной индустрии развлечений. Так?

Насчет Томми Чили был не слишком уверен, но кивнул.

– Стало быть, это касается нас обоих. Я знаю, что костюм и галстук надевают лишь на похороны или где это строго необходимо… И я запрятал их куда подальше. Даже на официальных приемах сейчас обходятся без черных галстуков.

– И надевают рубашки, как облачение у священника, – сказал Чили.

Томми словно бы согласился с ним.

– Возможно. Ну а если уж я в обществе коллег хочу выглядеть официально, я надеваю фрак или смокинг, а на ноги – джинсы и ковбойские сапожки. Впрочем, и твои бутсы со стальными носами тоже сойдут. Приходится, старик, подлаживаться под здешний стиль. Да если я выряжусь в костюм и заявлюсь в нем, скажем, на рекорд-студию… Да они решат, что я приехал из Форт-Уэйн, Индиана, или другого такого же захолустья. Ну а если я, придя к ним с идеей, по делу, скажем, предложить записи, им не приглянусь, братец мой, они и слушать меня не станут – продюсер, инженер, музыканты и их фанаты, те, что ошиваются возле группы, – все одеты как придется и как им хочется. И тут вдруг вылезаю я в костюме и галстуке? В лучшем случае меня примут за чьего-нибудь агента, а разве агентов слушают? Он говорил серьезно.

Чили кивнул, чтобы показать Томми, что и он воспринимает его слова всерьез.

– Так кто же мне поможет с одеждой? Армия Спасения? – осведомился он.

– Знаешь, – сказал Томми, – главная проблема для тебя – это отношение к людям, гонор. Самое лучшее оглянуться вокруг на тех, кто находится здесь, в кафе, как они одеты. Но нет, тебе надо выпендриться.

– Я здесь впервые.

– Музыканты и те, кто хочет ими стать, приходят сюда провести время, помаячить. Прислушайся к их разговорам – о записях и альбомах, кого надо перезаписывать, кто подсел на героин и кто бросил, кто в какую рок-группу перешел. Услышишь о том, как их дурят на студиях, как трудно добиться прослушивания и фирменного знака той или иной приличной фирмы. А по их виду успешных не отличишь от тех, кто только еще мечтает выдвинуться.

– Мы тоже здесь для того, чтобы помаячить? – спросил Чили.

Тони отодвинул тарелку и, опершись о стол, приблизился к Чили.

– Я позвал тебя потому, что у меня есть замысел картины.

Чили очень хотелось в уборную, но он медлил. Может быть, пояснение не займет много времени.

– О чем картина? Можешь обойтись полсотней слов или еще короче?

– Я и одним словом могу обойтись, – ответил Томми. – Обо мне.

– История твоей жизни?

– Не совсем. Приходится быть осторожным, когда с тебя еще не полностью сняты ограничения. Понимаешь, Чили, я решил, что именно ты сможешь это сделать, потому что у нас в биографии, так сказать, много общего. Ты поймешь меня с полуслова. Но мне надо быть уверенным, что положение твое на крупной студии прочное и что ты не хамишь людям, оставил это свое пренебрежительное к ним отношение.

– Ты имеешь в виду мой стиль в одежде?

– Я имею в виду то, как ты противопоставляешь себя окружающим, тем, в чьих руках бабки. Думаю, что, подписывая чеки, они получают право иметь то, чего пожелают.

– Чиновник на студии читает сценарий, – сказал Чили, доставая из внутреннего нагрудного кармана коробочку сигар, – он кладет его на стол, звонит агенту, приславшему этот сценарий, и говорит: «Знаешь, старик, читается замечательно, но это не то, что нам надо в настоящий момент».

Томми ждал продолжения.

– Ну и?…

Он подождал, пока Чили срезал специальным ножом кончик сигары и закурил от кухонной спички, которой чиркнул о ноготь большого пальца. Потом Чили продолжил:

– Этот чиновник на студии и сам не имеет ни малейшего представления о том, что им надо. А если бы имел, уж кто-нибудь написал бы для него то, что надо.

Томми наставил палец на Чили.

– Вот что в тебе хорошо, Чил, так это твоя уверенность. Более уверенного парня я не встречал. Ты рассуждаешь с таким видом, словно знаешь, о чем говоришь.

– Так, значит, я профи что надо?

– В числе лучших. Потому я и решил, несмотря на это твое отношение к людям, что с тобой картина выйдет.

– Картина о том, как ты стал работать в звукозаписи? Как выдвинулся в этом продажном бизнесе?

– О том, как я работал не покладая рук, чтобы стать одним из самых высокооплачиваемых промоутеров. Как достиг того, чем сейчас являюсь.

Как получил свой фирменный знак: «БНБ продакшн, инк». Что же касается продажности, здесь теперь все переменилось. Помнишь парня по прозвищу Картатерра?

– Никки Кар, Ники Кадиллак, – сказал Чили. – Круглый дурак.

– Он теперь крупный промоутер. Получил лицензию и свой фирменный знак: «Кар-У-Сель-увеселение» и выжимает из этого все, что можно: атакует директоров каналов, журналистов и авторов радиопрограмм. Катает их в Вегас на конкурсы и на финал кубка. Теперь он зовется мистер Ник Кар, и попробуй назвать его «Ники», кто-нибудь из его ребят все стекла в твоей машине повышибает. Нравы здесь крутые, смею тебя уверить.

– Что за сокращение такое «БНБ»?

– «Была-не-была продакшн». И Эди, моя жена, тоже вошла в долю. Ты, наверное, видел ее на рок-фестивалях и наших тусовках. Рыжая такая.

Эди Афен. Ну да, конечно. Помнится, в «Форуме» Чили сидел с ней рядом. Почувствовав ее руку у себя на бедре, поднял глаза и встретился с ней взглядом – она глядела на него, давая понять, что, если он хочет, она не против.

– Я сказал ей, что встречаюсь с тобой сегодня, – продолжал Томми. – Эди была в восторге. Совершеннейшем восторге. «Чили все сделает как надо», – сказала она. Так или иначе, у меня своя студия и контора в Силвер-Лейк. В моем распоряжении парочка звезд и перспективных новичков панк-рока. Я только что подписал контракт и собираюсь раскручивать Дерека Стоунза с «Кошачьим концертом». Раньше они играли попсу, а сейчас занялись постметаллом. Ты хоть понимаешь, о чем я толкую?

– Я присутствовал, когда готовили саундтреки для обеих моих картин, Томми, и теперь кое-что в этом смыслю.

– Ну тогда ты должен был слышать и мою хип-хоп группу «Фанаты Роупа». Они играют блатную дребедень и здорово идут на рынке. Но им все мало. Трудно иметь дело с рэперами. Я сидел у себя в конторе, отрываю глаза от бумаг, гляжу – передо мной пять дюжих афроамериканцев, мой стол обступили. Руки скрещены на груди. А посередине их главный, Синклер Рассел. Не Рйссел, ни в коем случае! Рассел! Здороваюсь с ним как обычно: «Привет, Син, старина. В чем дело, дружище?» А Син глядит на меня так, словно сейчас взовьется над моим столом: «Я звонил тебе два часа назад, а ты, гад ползучий, так мне и не отзвонил!» – Томми поднял руку в клятвенном жесте. – Богом клянусь, если не ответить на их звонок, можешь жизни лишиться! Эти «Фанаты Роупа» меня взяли в оборот. Покажи да покажи им мои бухгалтерские книги – желают узнать, правильно ли я им выплачиваю гонорары. А этот осел – неянки – еще вдобавок пожелал всучить мне противопожарную страховку. Представляешь? Это мне-то, который сам учебники может писать про то, как такие вещи делаются! Я вышвырнул его вон.

Чили стал подниматься из-за стола.

– Ты уходишь?

– В уборную. Пока дожидался тебя, я выпил два чая со льдом, потом – еще два.

– Ну, как тебе мой замысел? Звучит?

– Замысла пока что нет, – сказал Чили. – Есть лишь антураж для рождения замысла, декорации, в которых станет развиваться сюжет.

И совсем уже в дверях он обернулся:

– Тебе там не хватает девушки.

– Их у меня полно. Какую брать?

– Певицу, мечтающую о том, как ее откроет продюсер.

– На бульваре разбитых мечтаний – это все было, и не раз. Ну а как насчет девушки с индейской прической? Я про свою секретаршу Тиффани говорю. Она вся в татуировках, и прическа чудная, но в остальном – все, что полагается, у нее в порядке. Подумай о том, кто мог бы сыграть меня! – сказал Томми вслед уходившему Чили.

Он пробирался между столиками в направлении уборной, чувствуя на себе взгляды посетителей кафе, и мысли его вертелись вокруг девушки по имени Линда Мун. Несвязные мысли, бродившие в его сознании, начали упорядочиваться, сплетаться воедино. Прояснялся замысел картины о парне с рекорд-студии. И о девушке из службы знакомств.

Звали девушку Линда Мун.

Он так и слышал ее голос в телефонной трубке. Она начала рассказывать ему, с места в карьер начала, едва бросив попытки заполучить его в качестве клиента, о том, что истинное призвание ее – музыка и что еще год назад у нее был свой ансамбль. А теперь все, что ей удается делать, – это от случая к случаю записываться на рекорд-студии, когда какой-нибудь их звезде требуется бэк-вокал. Вот и получается тогда, что на самых хитовых пластинках в мелодию вплетается голос девушки из службы знакомств.

Она поет в составе группы, выступающей по клубам и по заказам, на домашних вечеринках в пригородах Лос-Анджелеса, так что если он легок на подъем и желает вдоволь посмеяться… Говорила она с растяжкой, с выговором, показавшимся ему не южным, а скорее присущим уроженкам Дальнего Запада. Группа, сказала она ему, называется «Цыпочки интернешнл» – цыпочка белая, черная и цыпочка азиатского вида, и на каждом из их выступлений стыда не оберешься, потому что занимаются они перепевами, своего они не поют – его у них просто нет. Помнится, он сказал, что многие начинают подобным образом – надо же время, чтобы притереться друг к другу. Но она возразила, дескать, если хочешь пробиться, надо петь собственные вещи и «иметь свой стиль». Ему эти слова понравились. Потом она сказала, что перепевы их хуже некуда: «Мы берем песни „Спайс герлс“, а девчонки и петь-то толком не умеют».

После этого наступила пауза.

Чили стоял возле писсуара с прилипшей ко рту сигарой и слышал голос Линды в телефонной трубке: «Простите, это связь прервалась». Он спросил, как ее зовут, и она ответила: «Линда. Линда Мун».

Разговор длился еще несколько минут, и все это время шла запись. Он прослушал разговор еще раз, чтобы услышать этот выговор с легкой растяжкой, этот тон, искренний, неподдельный. В следующий раз он прослушает это, уже имея в голове сюжет: о девушке, которой нравилось петь, но не нравилось то, что она пела. Почему же она не бросит все это к черту?

Чили пошел обратно к столику, на ходу придумывая, что он скажет Томми. Его надо удивить, изобразить заинтересованность, начать импровизировать сценарий. Парню, списанному с Томми Афена, предстоит быть в центре. Звать его будет… Томми Аморе, как поется в песне, где еще луна кажется похожей на огромную пиццу. Что же касается девушки… Она поет в составе группы, но хочет петь по-своему. Она приходит в рекорд-студию к Томми, и с первого взгляда тот теряет голову, и дело начинает пахнуть керосином, черт его дери совсем. Что ж, она действительно талантлива? Правильнее будет сказать – из нее может выйти толк, если она будет слушаться Томми, делать все, как он велит. Но Линда своенравна и имеет собственное мнение. Она постоянно воспринимает в штыки то, что говорит Томми. В то же время развивается, так сказать, дополнительная сюжетная линия – тип, который, как подозревает Томми, преследует его… Тут настоящий Томми начнет кивать, потому что, может быть, ты попал в точку. Словом, все как в «Поймать Лео»: придумываешь сюжет, раздобываешь себе звезду для того, чтобы картина получилась, а дополнительная сюжетная линия – это стараться, чтобы тебя не убили, пока ты занимаешься картиной. Да, сделать так, как ты расскажешь. Как, похоже, и делаются все фильмы.

Выходя из «Эпикурейца», Чили Палмер взглянул на часы. Был час пополудни, и день стоял прекрасный – солнечный день середины сентября, когда на градуснике 25°, и машины по Беверли-бульвар идут ровным потоком, и пробок нет, как это чаще всего бывает в середине дня.

С Лорел-авеню из-за поворота на Беверли выкатил большой, с четырьмя дверцами, немытый седан. На повороте он вынужден был на несколько секунд встать, а Чили, подносивший в это время спичку к потухшей гаванской сигаре, оказался как раз напротив. Он обратил внимание на человека на переднем сиденье и рассмотрел его с расстояния не больше пятнадцати футов, потому что волосы того как-то не подходили его лицу. Лицо казалось гораздо старше, чем эта густая и черная шевелюра, похожая на парик, слишком большой по размеру. Мужчина повернулся, и Чили заметил, что на нем были солнечные очки. Мужчина глядел прямо на Чили, нет, глядел он мимо него, а потом седан тронулся, свернул на Беверли, очень медленно свернул, миновал припаркованные у тротуара машины и среди них машину Томми – белый «роллс», нарядный, как свадебный торт, – поравнялся с «фордом»-пикап и встал. Чили ждал. Это было похоже на сцену из кинофильма.

Передняя дверца седана открылась, и мужчина в парике вылез наружу. Жилистый такой, небольшой, лет пятидесяти. Нацепил на голову парик – волосы какой-нибудь кореянки, чтобы выглядеть моложе. Чили пожалел его. Не понимает, что в парике он выглядит дурак дураком. Надо бы ему это сказать, а сказав, тут же пригнуться. Похоже, мужчина этот из тех коротышек, что вечно настороже и в каждом слове усматривают обиду. Чили увидел, что мужчина смотрит в сторону кафе «Эпикуреец». Внимательно смотрит. А потом Чили увидел, что мужчина поднял обе руки, и в руках у него, о, господи, пистолет – на ярком солнце сверкнул металл. Теперь мужчина держал пистолет в одной руке и тянул эту руку вперед. Чили успел только крикнуть: «Томми!» Громко крикнуть, но было поздно. Мужчина в парике стрелял в Томми, выпуская пули одну за другой, как в тире. Стрельба была оглушительной, и тут же раздались вопли, скрежет стульев, люди бросились под столики на землю, послышался звон стекла – это разбилась витрина позади того места, где сидел Томми, а сам он продолжал сидеть неподвижно в своем кресле, свесив голову, весь усыпанный осколками и с осколками в волосах. Чили видел, как мужчина в парике оглядел картину содеянного им разрушения, видел, как он повернулся к машине, дверца которой так и оставалась открытой, и сунул руку внутрь, к ветровому стеклу. Он не спешил и сейчас глядел в его сторону, глядел прямо на Чили. Окинув его внимательным взглядом, он сел в машину, и она укатила.

Какая-то женщина воскликнула: «О, боже!» – и, отвернувшись, попыталась выбраться из толпы, собравшейся поглазеть на Томми Афена, тяжело осевшего в кресле. В толпе стоял и Чили, чувствуя, как люди все прибывают. Они спрашивали, попал или не попал и вызвали ли «скорую». Спрашивали, знаменитость ли Томми. Кто-то сказал:

– Вызвали по девять-одиннадцать.

Другой мужчина, стоявший рядом с Чили, спросил его:

– Ведь вы были с ним, не так ли? Другой сказал:

– Да, они вместе были.

Судя по всему, пуля угодила Томми в голову. Всего одна пуля из пяти выстрелов, которые насчитал Чили и которые все еще отдавались в его ушах, но и одной пули оказалось достаточно. Чили стоял молча. Он видел все произошедшее, но предвидеть это не сумел и теперь чувствовал страх. Господи, он еще пожалел этого в парике, тратил время на жалость, вместо того чтобы крикнуть Томми, едва этот тип вылез из машины!

Чили знал, что должен немедленно убираться отсюда, если не хочет провести остаток дня в обществе сыщиков из отдела убийств, которые станут приставать с расспросами о том, что у него общего с Томми Афеном и почему они завтракали вместе. И почему его не было за столиком, когда шлепнули Томми. Сыщики станут искать Томми в компьютере. Они станут искать в компьютере их обоих, черт побери, и часами будут копаться в их прошлом.

Однако уйти он не мог. Как уйти, когда вокруг столько свидетелей, добропорядочных граждан, только и ждущих отправить его в полицию, оказать следствию посильную помощь. Он огляделся и увидел направленные на него взгляды. Когда он смотрел на них, люди отводили глаза и сторонились его, когда он пробирался в толпе, – какие-то хорошенькие девушки и несколько парней – костюмов с галстуками на них, конечно, не было. Но не успел он добраться до угла, как прибыли детективы – черный и белый, и полицейские в формах распорядились всем оставаться на местах и не покидать места происшествия. Потом первое, что сделали полицейские, это проверили водительские права у каждого свидетеля – у всех, говоривших, что видели парня раньше, чем от выстрела разлетелась витрина.

Детективы прибыли в «краун вике», и им тут же указали на Чили Палмера, с которым они побеседовали несколько минут, после чего спросили, не согласится ли он проехать с ними в Уилширский полицейский участок на углу Ла-Вреа и Венис-бульвар, пообещав доставить его обратно, чтобы забрать автомобиль.

Чили не выразил согласия, но и несогласия тоже не выразил. Он помалкивал, прокручивая в голове всю сцену, как бы мысленно записывая ее. Значит, парня, играющего Томми, делать главным героем нельзя. Какая звезда согласится, чтобы его шлепнули спустя десять минут после начала картины?

Нет, но это может стать зачином картины о музыкальном бизнесе.