Текст книги "Во власти наслаждения"

Глава 7

На следующей неделе все светское общество Лондона наслаждалось, наблюдая, как красивый, но совершенно не годившийся в женихи граф Шеффилд и Даунз ведет решительную осаду первой красавицы – леди Шарлотты Дэйче-стон. Никто не мог понять, как она к нему относится. Она смеялась и флиртовала со всеми поклонниками, не оказывая графу особого предпочтения. Наблюдательные заметили, что она два раза танцевала с Александром Фоуксом, после чего (и тоже дважды) с другим графом – Брэддоном Четвином. А затем дважды с Уиллом Холландом и, к всеобщему возмущению, три раза с человеком, годившимся ей в отцы, – Сильвестром Бредбеком. Но все увидели в этом просто шалость: Бредбек был другом ее матери.

Так сказали ей или нет? Мать Шарлотты отмахнулась от десятка вопросов, в которых в осторожных выражениях крылось желание добраться до сути: объясняется ли прохладное отношение ее дочери к Александру Фоуксу тем, что она извещена о его «недееспособности», или же Шарлотта, пребывая в полном неведении, следует собственным наклонностям? Недоброжелатели же утверждали, что хитрая девица, зная, что ажиотаж, вызванный ухаживаниями графа, пойдет ей только на пользу, умышленно заставляет всех теряться в догадках.

А истина состояла в том, что ей никто не сказал. Весь Лондон судачил об импотенции Алекса, а Шарлотта о ней и не подозревала! Правда, у нее появились было подозрения относительно его предыдущей женитьбы – она услышала странные намеки, но эти намеки казались злонамеренными и ничего не объясняли. Мысль об импотенции никак не могла возникнуть у нее в связи с Алексом: именно она одна могла бы утверждать противоположное.

Ее мать терзали сомнения. Если бы Аделаида не догадывалась о том, что Алекс и был тем самым мужчиной с сединой в волосах, три года назад лишившим ее дочь невинности, она без колебаний рассказала бы Шарлотте правду и предупредила – нет, потребовала, – чтобы та больше никогда не общалась с ним. Но… дочь не поверяла ей свои секреты, а вела себя так, что Аделаида не решалась обсуждать с ней столь щекотливую тему.

Марселю же так и не рассказали о несчастье, случившемся три года назад с его дочерью в некоем саду. Поэтому он бурно возражал против того, чтобы Шарлотта приняла предложение Александра Фоукса.

– И я так ему и скажу, – грозно заявил он жене. – Так и скажу, если у него хватит наглости просить у меня руки дочери! Я не допущу, чтобы моя дочь вышла замуж за вялую морковку, а… – Тут он вспомнил, что есть вещи, которые джентльмен не произносит в присутствии леди, даже если эта леди – его жена.

– Я понимаю, Марсель, – поспешила успокоить его Аделаида. – И я, конечно же, с тобой согласна, дорогой. Но думаю, мы не должны запрещать Шарлотте танцевать, с кем она хочет.

– Не будь глупой курицей, Аделаида! Она ведь и приятия не имеет… – Марсель обернулся, нахмурив брови.

– Не имеет, – призналась Аделаида.

– Ты должна ей рассказать, вот и все. Понимаю, что это непросто, но девочка вправе знать правду – в определенных пределах. Проклятие! Но ведь ты, должно быть, рассказывала что-то Виолетте и Уинифред перед тем, как выдать их замуж, не так ли?

– Да, – с несчастным видом подтвердила Аделаида, – но…

– Ты просто обязана сделать это, Адди! Мы не можем допустить, чтобы весь Лондон издевался над нашей ничего не подозревающей дочерью. Половина из них, кажется, думает, что она – охотница за деньгами, которой все равно, что мужчина… калека. А другая половина просто смеется над ней. Я не потерплю этого, слышишь! – Лицо его угрожающе налилось кровью. – Знаешь ли, сколько человек имели неслыханную наглость спросить меня: как мне нравится, что за моей дочерью ухаживает Вяленький Цветочек?

– Вяленький Цветочек, – словно завороженная повторила Аделаида. – Это звучит бесподобно: Вяленький Цветочек.

– Господи, Адди, не повторяй. Это же неприличное выражение, – простонал муж. – Ты же понимаешь, что я имею в виду: люди просто состязаются в придумывании прозвищ для таких мужчин. Не думай, что я ему не сочувствую. Мне он очень импонирует как личность. На днях он произнес удивительно достойную речь в палате лордов о голодных бунтах в Суффолке. Тогда никто не шептался о его «недееспособности»! Беда в том, что он не тот человек, которого отец хотел бы видеть ухаживающим за своей дочерью. Не будет детей, Аделаида. Ты подумала об этом? – Он осуждающе посмотрел на жену.

– Марсель, – возразила она, – я не предлагаю выдавать за него Шарлотту; я только не хочу говорить с ней об этом. Ведь она ничем не показывает, что предпочитает его другим претендентам. Почему бы пока не оставить все как есть?

– Потому что в любой момент он может покорить ее! Ты бы видела его в палате, Адди. Этот человек обладает ораторским талантом. И он чертовски хорош собой, должен признаться. Посмотреть на него – не подумаешь, что с ним что-то не так. Если бы не его проблема, я бы сказал, что он идеально подходит Шарлотте.

– Понимаю, – сказала Аделаида. – Ты боишься, что она в него влюбится.

– Если это случится, нас ждут неприятности. Ты же знаешь, Адди, до чего она упряма. Мы не смогли помешать даже Уинифред выйти замуж за американца, а она самая послушная из наших дочерей. Если Шарлотта вобьет себе в голову выйти за него замуж, она сделает по-своему. И не будет слушать, дееспособен он или нет! – Он тяжело опустился на кровать. – Кроме того, Адди, она будет несчастна. Она может целый день писать картины, но счастливой не станет. – Марсель протянул руку и усадил жену рядом с собой. – Это было бы несправедливо.

Аделаида уютно устроилась под боком у мужа. Ее мучили сомнения – не рассказать ли ему о том, что случилось с Шарлоттой в Кенте три года назад. Лучше не надо, решила она: он впадет в страшный гнев и, вероятно, ворвется в городской дом Александра Фоукса, как разъяренный бык. К тому же ее беспокоило существование брата-близнеца. А что, если это был другой? Как его имя? Какое-то ирландское, вспомнила она. Так что же делать, если в саду был другой близнец? Смогла бы Шарлотта их различить? Она пришла в ужас от мысли, что придется спрашивать дочь.

– Одного я не понимаю, Марсель. Сара Престлфилд (тебе известно, какой злобной она бывает) рассказала мне, что у Александра Фоукса есть дочь. Она даже сказала, что его дочь всегда с ним, все время и никогда не остается с няней. На вид ей около года, очень плохо воспитана, и он повсюду берет ее с собой. И Сара сказала, что девочка – точная копия отца! Как это может быть, если он… ну как это… не способен?

– Не знаю, – ответил Марсель. – Я не слышал о дочери. Но знаешь, Аделаида, это может быть и чья-то еще дочь. Насколько мне известно, его жена умерла. Так кто же может подтвердить, была она матерью этого ребенка или нет?

– Хорошо, но как это изменит дело, Марсель? Не понимаю. Он или может, или не может. Если может, то нам нечего беспокоиться о Шарлотте.

Марсель вздохнул. Он не был расположен объяснять жене сложные проблемы отсутствия потенции в отношениях с женами при наличии потенции с куртизанками.

– Ну, дорогая, – неохотно ответил он, – существует вероятность, что недееспособность Александра Фоукса не проявляется в… некоторых ситуациях.

Последовало короткое молчание.

– О Боже, – тихонько произнесла Аделаида. – Все это так неприятно. И он мне нравится, Марсель, в самом деле. А ты абсолютно уверен? Может быть, все это – сплетни?

Марсель покачал головой.

– Несколько моих так называемых друзей имели удовольствие заверить меня в том, что это сущая правда. Его первая жена, женщина по имени Мария Колонна, после года замужества обратилась к Папе – она, конечно, была католичкой – с просьбой расторгнуть их брак, заявив, что ее муж – импотент. И Александр Фоукс не опротестовывал аннулирование брака. Очевидно, она принадлежала к очень хорошей римской семье, и все они считали этот брак позором. Несколько месяцев назад она умерла, и он вернулся сюда. Полагаю, что он приехал с ребенком, хотя о его дочери мне никто не говорил.

Аделаида пыталась разобраться в своих мыслях. У нее была своя проблема: она не хотела, чтобы Шарлотта узнала, что Александр с братом приезжали на ее бал и что она их видела, но ничего не сказала Шарлотте. А что, если бы она рассердилась? Если бы подумала, что мать предала ее?

Молчание нарушил Марсель.

– У Брукса на нее держат пари, – мрачно сообщил он. – Целых две страницы отведены под ставки – выйдет она за него или нет.

Он не упомянул еще об одной странице – где держали пари, что: первое – брак будет аннулирован; второе – не пройдет и года, как Шарлотта заведет любовника; третье – она забеременеет и наградит Алекса наследником, но этот наследник не обязательно будет похож на Алекса.

– Неприятная ситуация, Адди. Мне она не нравится. Почему ты не уговоришь ее принять предложение Брэддона Чет-вина? Он тоже граф, и если он не блещет умом, то я прекрасно знал его отца. Он был разумным человеком. – «Разумный» было в устах Марселя высшей похвалой. – Этот Александр – распущенный человек, и, выставляя напоказ ребенка, он только ухудшает положение. В молодости он вечно попадал во всякие неприятные истории. Не то чтобы они были серьезными – обычные дерзкие выходки, свойственные молодежи: завтраки с шампанским в обществе жриц любви и тому подобное. Он не распутничал, но… возможно, он пострадал при верховой езде, – пробормотал Марсель еле слышно. – Но если этот брак состоится, – с вновь прихлынувшей энергией продолжал он, – кончится тем, что мы окажемся с нашим несчастным ребенком на руках, и имя его будет вываляно в грязи. Как тебе известно, в Англии нет Папы, который может уладить такое дело. Скандал погубит ее. И это отрицательно отразится на Хорэсе, когда он получит титул.

– Ах, Марседь, – сказала Аделаида с раздражением. – Убеждена, что ты сильно преувеличиваешь. Нет причины для беспокойства. Шарлотта всего лишь несколько раз танцевала с этим человеком!

– Неправда, – рассердился ее супруг. – Она ездила с ним на пикник, и ходят слухи, что на том пикнике она некоторое время оставалась наедине с ним. Конечно, это скорее всего лакейские сплетни, но слух уже вышел за пределы лакейской! Если так будет продолжаться, она погубит себя, даже не выходя за него замуж!

Аделаида восприняла новость о пикнике, о котором еще ничего не слышала, спокойно.

– Не понимаю почему, – упрямо заявила она. – Не понимаю, что может быть плохого в том, что она немного развлеклась с… Вяленьким Цветочком?

Марсель разгневанно взглянул на жену из-под сведенных бровей:

– Не повторяйте этой фразы, мадам! Ты говоришь как распутная женщина. Ты когда-нибудь слышала сплетни, в которых была бы логика?

– Это не нелогично, а просто смешно. Каким образом может обесчестить Шарлотту мужчина, лишенный способности сделать это?

– Так и может, – стоял на своем Марсель. – Дело в том, что все следят за ней, потому что она – с ним. Они только и дожидаются, когда она сделает ложный шаг, и тут же накинутся на нее, как ястребы на цыпленка. Она должна дать ему отставку, сейчас же!

– Хорошо, – наконец согласилась Аделаида. – Я поговорю с ней. Но, дорогой, во всей этой истории есть что-то странное. Александр преследует Шарлотту, как будто… ну, он так искренен в своем поведении, что я сочла бы их самой романтической парой.

– Знаю, знаю, – раздраженно произнес муж.

– Почему же он хочет на ней жениться?

Марсель на минуту задумался. Он остановился на мысли, что Александр Фоукс или чувствует себя одиноким, или же заинтересован в приданом Шарлотты. Но ведь Фоукс втрое богаче самого Марселя!

– Должно быть, дело в соперничестве, – задумчиво произнес он. – Вспомни, Адди, всех этих самодовольных мальчишек из Бинго-клуба, что крутились возле тебя, когда я за тобой ухаживал. Я, конечно, не обращал на них внимания, но, как только ты приняла мое предложение, я почувствовал себя в некотором роде победителем.

Он погрузился в воспоминания, как он положил всех этих простофиль на лопатки, когда Аделаида дала ему свое согласие.

– Вот был там один сквайр – вполне приличный парень. Помнишь его, Адди?

– Сквайр Ноуленд, – с чуть заметной улыбкой подсказала она.

– Ну, он меня немного беспокоил, – оживился Марсель. – Боже мой, теперь я вспоминаю: они тоже держали на меня пари у Брукса! Помню Глимфлэббера – так мы его звали. Как же его настоящее имя? Какое-то ужасно обыденное. Так вот, подходит он ко мне с важным видом и заявляет, что ты удостоила его вторым танцем и я должен сию же минуту отказаться от своего предложения. Ха!

Аделаида терпеливо слушала мужа.

– Его звали Глендовер, дорогой.

– Ты приняла мое предложение в тот же вечер, Адди. И этот Глендовер представлял собой редкостное зрелище: при объявлении нашей помолвки он совершенно растерялся. Когда он снова попался мне на глаза, то попросту сбежал. А потом распустил слух, что ты приняла мое предложение только из-за моего титула. Как говорится, зелен виноград.

Поцеловав мужа в голову, Аделаида встала:

– Я сейчас пойду и поговорю с Шарлоттой.

Марсель взял ее руки в свои:

– Объясни ей, Адди. Это не просьба. Я откажу Фоуксу, если он сделает Шарлотте предложение. Единственная причина, по которой я не говорю с ней сам, – деликатность ситуации. Но я не допущу, чтобы этот человек стал моим зятем.

Было около десяти часов воскресного вечера, и Аделаида знала, где сейчас должна находиться ее дочь – в постели, в мечтах о встречах и развлечениях, которые ждут ее завтра. Но вместо того чтобы направиться в спальню Шарлотты, Аделаида пошла на третий этаж. Она не ошиблась: в студии Шарлотты горели свечи.

Шарлотта неподвижно стояла, глядя на портрет, установленный на мольберте посередине комнаты.

– Дорогая, можно мне войти? – спросила мать. Она обошла мольберт и встала позади дочери. – О, – в изумлении произнесла Аделаида, – это восхитительно, дорогая! Боже, это по-настоящему восхитительно!

Шарлотта закончила портрет Софи Йорк на лесной поляне сидящей на сломанной ветви дерева. Всю землю покрывали голубые колокольчики, уходившие по лесной просеке вдаль. Прекрасно воспроизведены были складки платья, изящно выписана маленькая фигурка Софи. Но ее взгляд! Вместо того чтобы мечтательно смотреть куда-то вдаль, как смотрели на портретах титулованные особы, Софи, чуть улыбаясь уголками рта, смотрела прямо на зрителя. Казалось, она смеется над нелепостью своего положения на ветке. И что-то зовущее светилось в ее глазах… По правде говоря, у Шарлотты Софи не выглядела настоящей леди, пришла к выводу Аделаида. Может, из-за пухлой нижней губы? Нет, просто Софи не была настоящей леди. Именно это обстоятельство так беспокоило ее мать.

– О Боже, – вздохнула Аделаида. – Ты ведь не собираешься показать это Элоизе, дорогая?

– О нет, мама, – улыбнулась Шарлотта. – Думаю, я подержу его у себя и отдам тому, за кого Софи выйдет замуж, когда она выйдет. Потому что она выглядит так обольстительно, не правда ли?

Аделаида улыбнулась в ответ:

– Это очень хороший портрет, Шарлотта. Софи именно такая. – И добавила: – Дорогая, нам надо поговорить.

Шарлотта неохотно опустилась на диван.

Аделаида не знала, с чего начать.

– Мы с твоим отцом заметили, – наконец решилась она, – что граф Шеффилд и Даунз оказывает тебе особое внимание.

– Да, оказывает, – согласилась Шарлотта.

– Мы… мы чувствуем, что должны рассказать тебе, – запинаясь, продолжала Аделаида, – об обстоятельствах его предыдущего брака.

– Его предыдущего брака, – повторила Шарлотта.

– Ты знаешь, что он уже был женат? – спросила Аделаида.

– Да, я познакомилась с его дочерью.

– О, – растерянно произнесла Аделаида. Она чувствовала, что не в состоянии справиться с вопросом о дочери. – Так вот, Александр Фоукс женился на женщине по имени Мария. Твой отец знает ее полное имя, – добавила она поспешно. – Через год эта женщина обратилась к Папе Римскому с просьбой аннулировать их брак. Причиной была импотенция.

Она выжидающе посмотрела на дочь.

– Импотенция, – повторила Шарлотта. – А что это такое?

Именно этого вопроса и боялась Аделаида. Она попыталась объяснить, путаясь в намеках и эвфемизмах, из которых Шарлотта почти ничего не поняла.

– Ты говорить, что у него нет… нет мужского органа? – резко спросила Шарлотта. – Это неправда!

Мать подняла голову. До этого, слишком смущенная, чтобы смотреть дочери в глаза, она старательно разглядывала ее скрещенные на груди руки. Теперь она взглянула Шарлотте в лицо.

– А откуда ты это знаешь? – сурово спросила она.

– Он – тот самый, мама. Он – тот самый, что три года назад…

– А, – произнесла Аделаида. Последовало короткое молчание. – «Импотент» не значит, что орган, о котором идет речь, отсутствует. Это просто означает, что он не действует… так, как надо.

Шарлотта не имела понятия, о чем говорит ее мать.

– Не могу! – в отчаянии воскликнула Аделаида. – Это неприличный разговор. Она перевела взгляд на портрет Софи, и ее осенило: – Может быть, ты сможешь спросить про импотенцию у Софи? Прости, дорогая моя, но эти вещи просто не… я их просто не знаю! Я объясняла твоим сестрам важные вещи, потому что не хотела, чтобы в первую брачную ночь они выглядели невежественными. Для меня же все было шоком, поскольку моя мать меня совсем ни о чем не предупреждала.

«Могу поспорить, что так оно и было!» – мрачно подумала Шарлотта, вспоминая пронзающую боль, испытанную ею в том саду. С тех пор она недоумевала: как только женщины способны переносить такую боль каждую ночь?

– Ладно, мама, – успокоила она мать. – В чем бы ни состояла проблема, значения она не имеет. Видишь ли, я приняла решение не выходить замуж за Александра. Я уже отказала ему и уверена, что, когда он наконец поймет, что я отказала ему серьезно, он найдет другую женщину, чтобы… – Ее голос оборвался.

Аделаида пристально посмотрена на дочь: тут кроется нечто большее, чем кажется на первый взгляд!

– Если три года назад это был он, – нерешительно начала она, – не лучше ли выйти за него? В конце концов, он…

– Нет!

Что-то в окаменевшем лице Шарлотты заставило Аделаиду больше об этом не говорить. Они помолчали. Шарлотта взяла себя в руки и помогла матери встать.

– Не беспокойся, мама. Я спрошу у Софи, а ты можешь заверить отца, что у меня нет намерения выходить замуж за Александра Фоукса, какая бы проблема у него ни была.

«Хотя, – добавила она про себя, – я ни на минуту не поверю, что у него в этой области какие-то недостатки!»

Мать нерешительно остановилась у двери.

– Шарлотта, ты слышала, что у Александра есть брат-близнец?

– Да.

– Ты не думаешь, что могла перепутать их? – Аделаиде не хотелось настаивать. Она просто была вынуждена спросить. – Они похожи, как две горошины из одного стручка. Даже те, кто их хорошо знает, не могут отличить одного от другого.

– Не могу поверить, что ты предполагаешь такое! Тебе же известно, что произошло в ту ночь! Как ты могла подумать, что я не узнаю того человека, когда снова увижу его?

– Но, дорогая, ведь было темно, не так ли? И это случилось три года назад, и на нем была маска или что-то еще…

– Нет… нет, такое просто невозможно, – прошептала Шарлотта. – Я даже узнала его запах. И форму его скул, овал лица.

– Милая моя, – с нежностью сказала мать, обнимая ее.

– Это он, мама, – сказала Шарлотта. – Это он, и он не узнал меня!

Аделаида оцепенела. Такого она даже не могла и предположить. В ее представлении Александр узнал прекрасную девушку, чью честь он запятнал, и преследует ее (несмотря на свой недостаток) из чувства долга или, возможно, страсти. Но не узнать ее дочь? Ее прекрасную, утонченную красавицу дочь! Совершенно потрясенная, она уставилась на Шарлотту.

И сейчас, когда слезы катились по щекам, ее дочь была одной из самых очаровательных женщин Лондона. За последние годы черты лица сделались более тонкими, скулы – более заметными, а модная короткая стрижка подчеркивала величину ее глаз. Но главное в Шарлотте не изменилось: ее брови, ее милые летящие брови – они были такими с рождения. Как он мог забыть такие брови?

Гнев охватил Аделаиду. Еще никогда она не испытывала ничего подобного. Теперь она поняла, что чувствует тигрица, когда ее детенышам угрожает опасность.

– Негодяй! – сквозь зубы прорычала она. – Отъявленный негодяй. Я убью его!

– Мама. – Шарлотта положила руку матери на плечо.

Аделаида сердито взглянула на дочь.

– Ничего не поделаешь, мама, – продолжала Шарлотта. – Действительно, можно подумать, что я легко отделалась. Я… не знаю, сумела бы я устоять перед ним теперь, если б уже не встретила его три года назад и не знала, что он такой…

– Распутник! – резко закончила за нее мать.

– Кем бы он ни был, – дрожащим голосом сказала Шарлотта, – он забыл, что мы встречались. Он не мог вспомнить меня, мама!

Тело ее сотрясалось от рыданий. Закрыв лицо руками, она раскачивалась из стороны в сторону.

Аделаида стояла не двигаясь и не находя слов для утешения своего плачущего дитя. Не говоря ни слова, она усадила Шарлотту обратно на диван. Так они сидели, пока слезы не перестали литься из глаз Шарлотты, а ее дыхание не стало ровным.

– Я думаю, тебе следует выйти за него замуж, – тихо сказала Аделаида.

Шарлотта подняла залитое слезами лицо.

– Что?

– Я думаю, тебе следует выйти за него замуж, – повторила Аделаида. – Нам надо хорошо подумать, дорогая. До сих пор мы думали сердцем, а не головой. Дело в том, что мужчины воспринимают интимные отношения не слишком серьезно. О нет, это не о твоем отце, – поспешила добавить она, заметив широко раскрытые глаза дочери. – Твой отец – необыкновенный человек. Но большинство моих подруг видели, как их мужья… ну, знали, что их мужья спали с другими женщинами. Вот и дражайшая Джорджина заставила себя привыкнуть к обидам.

– Ты говоришь о матери Джулии? – невольно заинтересовалась Шарлотта. – Сквайр Брентортон с виду такой хороший человек.

– Да, дорогая, он и в самом деле хороший. Но он – мужчина, а мало кто из мужчин соблюдает свои брачные обеты. Джон искренне любит Джорджину, но просто его взгляды на это отличаются от ее взглядов. По крайней мере он не завел любовницу или что-нибудь в том же духе. И он никогда не спит с женщиной своего класса, а это уже великое благо, поверь мне. Как ты думаешь, почему мать Сисси так часто ссылается на слабое сердце? Да она просто не может видеть, как ее муж крутится на балу с этой муслиновой юбкой с Мэйфер-стрит, которую содержит.

– С кем? – ахнула Шарлотта.

– По-моему, ее зовут Мелинда, какое-то нелепое имя вроде этого; она вдова майора, как полагают… но всем прекрасно известно, что Найджел Коммонвилл большую часть времени проводит в ее доме. И несмотря на то что в лучшие дома ее не приглашают, она, кажется, ухитряется доставать приглашения почти на все большие балы. У Пруденс не хватает силы воли не обращать внимания, и я не виню ее. Мне страшно повезло с твоим отцом.

– А с Алексом ты должна поговорить очень решительно, Шарлотта, – продолжила мать. Может быть, тебе бы помогла память о том, что случилось три года назад.

– Да, – согласилась Шарлотта.

– Я правду говорила о твоем отце, дорогая. Мы прожили вмесге почти тридцать лет! Я знаю, ты сможешь найти человека, который серьезно отнесется к семейной жизни. Если он полюбит тебя – так и будет.

Шаршотта ошеломленно смотрела на мать. Она чувствовала в глубине души, что если она не выйдет за Алекса, то не выйдет ни за кого. Но какой смысл говорить об этом с матерью? Мнение родителей было ясно. Разговор с матерью лишь укрепил в ней мрачное предчувствие: даже если она откажет Алексу по другой причине – не по той, которую назвали ей родители (она не слишком-то верила в эту проблему импотенции), – то, что Алекс смог забыть об их встрече три года назад, предвещало несчастливое будущее. Она не хотела кончить тем же, чем мать Сисси, – сидеть дома, в то время как ее муж танцует с другой. Одна мысль об Алексе, улыбающемся другой женщине, вызывала у нее тошноту.

– Мама, – попросила она серьезным тоном, – обещай мне, что не будешь обсуждать с папой то, что случилось три года назад. Я знаю, он откажет Алексу. Но я настаиваю – я все скажу Алексу сама.

Шарлотта пошла спать, обессилевшая от выплаканных слез. Она обещала матери, что при первой же возможности сообщит Алексу, что ее родители никогда не согласятся на их брак.

– Я не могу оскорбить его на людях, – устало произнесла она, забившись в угол дивана.

– Знаю, – ответила мать. – Все, о чем мы просим, как можно скорее прекратить эти ухаживания. Мы просто пытаемся оградить твою репутацию и твое счастье, дорогая.

В этот вечер, впервые за всю неделю, Шарлотта не заснула в мечтаниях о черных бархатных глазах и мучительных ласках его рук. Она лежала, глядя в потолок, пока проблески зари не проникли сквозь новые шенилевые шторы. Наконец она повернулась и крепко, без сновидений, уснула.