Текст книги "Во власти наслаждения"

Глава 8

Шарлотта проспала до двух часов дня. Горничная несколько раз на цыпочках заходила в комнату, не решаясь раздвинуть шторы и разбудить хозяйку. Лицо Шарлотты выглядело таким бледным на фоне простыней и даже во сне таким печальным, что Мари решила, что ее хозяйка, должно быть, заболела и ей следует поспать подольше.

Проснувшись, Шарлотта лежала не шевелясь – в ее памяти всплывали подробности разговора с матерью. Затем она протянула руку и дернула за сонетку рядом с кроватью. При дневном свете ситуация почему-то не казалась столь трагичной. Она села на постели и рассеянно уставилась на пальцы ног.

Может быть, ей не придется совсем отказываться от Алекса. Она объяснит ему все – ее ум ловко обошел вопрос о том, как она это сделает, – и они сохранят свои отношения в их нынешнем виде, понимая, что брак невозможен. Шарлотта искренне радовалась этой идее. Она представила себя танцующей в объятиях Алекса. Возможно, на следующем балу он даже поведет ее к столу. Поэтому ей следует позаботиться о приглашении к ужину заранее – прежде даже, чем он появится, а он неизбежно приедет на бал поздно – прямо перед тем, как закроются двери «Олмэкса» (если это будет «Олмэкс»).

Мари, появившаяся в сопровождении запыхавшейся служанки с огромным ведром горячей воды, с удивлением увидела порозовевшую, улыбающуюся Шарлотту, бодро расхаживающую по комнате.

– Вечером я еду в театр, Мари, – объявила Шарлотта. – А сейчас поеду кататься, затем – к Бэквелу, посмотреть, нет ли нового романа.

Это не означало, что у Шарлотты находилось время для чтения, но сейчас у нее наступил перерыв в живописи. Кого ей писать следующим? Она погрузилась в приятные мечты, в том числе и об Алексе, сидящем на диване в ее студии. Она наклоняется над ним, чтобы изменить положение его руки… а от того, что сделал в тот момент воображаемый Алекс, ее щеки из розовых превратились в красные. Мари в изумлении смотрела на хозяйку.

– После книжной лавки, – торопливо добавила Шарлотта, – я бы еще раз приняла ванну. Мари, будь добра, пошли к месье Памплемуссу. Буду ему признательна, если он сможет обслужить меня сегодня вечером.

Две ванны за день! Мари мысленно покачала головой. Для себя она считала одну ванну два раза в неделю более чем достаточным. Как часто говорила ее мать, от избытка влаги вода появляется в легких.

– Что вы наденете вечером, миледи? – спросила она.

Шарлотта с удовольствием растянулась в большой жестяной ванне.

– Думаю, платье белое с черным. Ты знаешь какое.

Мари энергично закивала. Это было ее любимое платье из всех купленных Шарлоттой у Антонена Карэма, хотя она еще не видела в нем хозяйку. Мари испытующе посмотрела на Шарлотту: она наденет это платье в театр? Что-то важное должно произойти сегодня вечером!

Усердно читая газетные сплетни, Мари узнала два интересных факта: граф Шеффилд и Даунз совершенно очевидно появлялся на балах только для того, чтобы танцевать с Шарлоттой; и было что-то подозрительное в его первом браке. Ну да ладно! Мари не была склонна осуждать человека за то, как он вел себя в предыдущем браке. Если только… – при этой мысли глаза ее расширялись – он не убил свою первую жену! Но нет, газеты ясно указывали, что она умерла от скарлатины. Как и родная тетка самой Мари.

Она засуетилась, доставая тонкие чулки хозяйки, шелковое белье и костюм малинового цвета для верховой езды.

– Нет, не этот, – неожиданно остановила ее Шарлотта, сидевшая в ванне. – Я надену серый.

Теперь Мари убедилась: что-то действительно происходит. Серая амазонка была одной из последних покупок хозяйки. Темно-серая амазонка облегала тело как перчатка, а отделка из черного галуна делала ее похожей на шинель русского солдата. Очень изящная… но довольно неудобная. Если Шарлотта отправляется на прогулку в этом костюме, значит, она собирается с кем-то встретиться. Мари подозрительно взглянула на хозяйку. Если бы только герцогиня знала, что ее дочь назначает тайные свидания в парке!

Но Шарлотта ни с кем не договаривалась о встрече на прогулке. Просто она проснулась и почувствовала, как живо бежит по венам кровь, и не позволила себе задуматься, чем это могло быть вызвано. Ей только хотелось выглядеть как можно лучше – так по крайней мере рассуждала она. Если граф Шеффилд и Даунз случайно будет проезжать по Гайд-парку, когда там будет и она… она будет приветлива, но холодна с ним. И нет ничего плохого в том, что ей хочется хорошо выглядеть.

Шарлотта вытащила из воды длинную изящную ногу и рассеянно смотрела на нее. Затем решительно поднялась и выбралась из ванны.

– Мари, пожалуйста, пошли лакея к леди Софи узнать, не присоединится ли она ко мне в парке. Спасибо.

Мари, положив одежду хозяйки на кровать, проворно направилась к двери. Поручение отнести что-либо вниз предоставляло удобный случай повидаться с Сесилом и даже поцеловаться с ним за дверью.

Оставшись одна, Шарлотта нанесла на кожу крем со слабым запахом цветов апельсина и остановилась перед зеркалом. Почему-то с самого пробуждения она чувствовала какой-то жар внутри. Даже вид собственного соблазнительного тела сегодня казался необычным, волнующим. Она попыталась взглянуть на себя глазами мужчины, но не смогла. За последнее время она похудела, но, как ни странно, грудь ее, казалось, увеличилась. Когда она разглядывала нежный овал своих грудей, ей виделась лежащая на них золотистая мужская рука… Шарлотту охватила дрожь, и она отвернулась от зеркала.

Она почти полностью сумела одеться сама и сидела, нетерпеливо дожидаясь возвращения Мари. Что могло задержать ее внизу так надолго? Не выдержав, она дернула за сонетку – внизу Мари, ахнув, оторвалась от мускулистой груди Сесила.

– Иду, иду! – тотчас отозвалась она, от волнения с сильным французским акцентом.

Леди Софи живет всего в нескольких кварталах, так что Сесил как молния за мгновение слетает туда и обратно. Мари побежала наверх по черной лестнице, а потом – уже перед комнатой Шарлотты – замедлила шаг и тихо проскользнула внутрь.

– Простите, миледи, – извинилась она и принялась застегивать почти сотню пуговиц, делающих амазонку такой облегающей.

Хозяйка сидела перед зеркалом, рассеянно глядя на свое отражение.

– Все в порядке, Мари.

Мари чуть улыбнулась. Ей очень повезло, и она это понимала. Шарлотта никогда не сердилась и, даже будучи раздражена, редко бывала резка с Мари. У Мари была подруга, служившая у одной молодой леди, еще не получившей в этом сезоне ни одного предложения, – так вот ей постоянно приходилось увертываться от летящих щеток и гребней. А недавно хозяйка даже бросила в нее баночку с кремом!

Раздался негромкий стук, и Мари, отойдя от Шарлотты, которую причесывала, чуть приоткрыла дверь. За ней с торжественным видом стоял Сесил.

– Леди Софи Йорк будет рада присоединиться к леди Шарлотте приблизительно через час, – довольно громко объявил он. И с лукавым видом прошептал: – А мистер Сесил приглашает некую французскую мисс покататься в чулан в прачечной.

Мари в негодовании округлила глаза и захлопнула дверь.

У Шарлотты был такой вид, словно ее что-то очень позабавило. Не могла же она услышать, что шептал Сесил, успокоила себя Мари.

– Леди Софи выедет через час, миледи, – сказала она.

– Гм-м… это был Сесил?

Руки Мари задвигались еще быстрее, завивая и развивая мягкие волосы Шарлотты.

– Да, миледи.

– Он очень красив, правда, Мари? – шутливо спросила Шарлотта, вспоминая крепкого светловолосого гиганта, часто сопровождавшего ее в прогулках по Гайд-парку.

– Я… я не знаю, – торопливо произнесла горничная.

– Он – настоящий англичанин, – настаивала Шарлотта.

– Он хорош собой, миледи, – призналась Мари. – Ravissante note 11
  Восхитителен (фр.).


[Закрыть] .

Шарлотта подмигнула ей в зеркале. Мари переходила на французский лишь в минуты сильного волнения.

Когда лошадь Шарлотты, осторожно переступая, остановилась перед мраморными ступенями городского дома маркиза Бранденбурга, Софи уже ожидала Шарлотту. В малиновой амазонке, такой же облегающей, как и у Шарлотты, Софи легко сбежала по ступеням. Грум подсадил ее на беспокойно переступавшую лошадь – резвую изящную кобылу, которую Софи назвала Эрикой.

– Эрика, – с отвращением заметил папа-маркиз. – Такое вульгарное имя для такого славного животного!

Но Софи только улыбнулась.

Она оценивающе осмотрела Шарлотту, чья серая амазонка прекрасно гармонировала с ее черной как ночь кобылой.

– Боже мой! Какая мы потрясающая пара, не правда ли?

Софи нравилось смущать подругу, подчеркивая то, что и так было видно, но сейчас она с интересом заметила, что Шарлотта и глазом не моргнула.

– Ты не думаешь, что нам следовало бы взять двух наших грумов вместо одного нашего и одного твоего? – Софи повернулась, чтобы посмотреть на грумов, ехавших позади.

— Зачем это?

– Милочка, – передразнила Софи, – у них разные ливреи. А когда две такие эффектные птицы высокого полета, как мы, едут на прогулку, разве их не должны сопровождать одинаковые грумы?

Шарлотта пожала плечами, искоса взглянув на Софи.

– Лично я думаю, что все будут смотреть на меня, – вызывающе заметила она. – А если кто-нибудь останется для тебя, то вряд ли они обратят внимание на грумов.

– Ого! У моей милой Шарлотты отрастают коготки. Ну ладно. Филипп! – окликнула Софи своего грума.

Софи и Шарлотта вместе неторопливо ехали по многолюдным улицам Лондона. Их лошади, ткнувшись носами и пофыркав, шли голова к голове. Временами то одна, то другая вскидывала голову, демонстрируя желание пуститься вскачь. Улицу заполняли богатые и бедные жители Лондона: торговцы апельсинами протискивались между хорошо одетыми прохожими; их руки незаметно скользили по дорогим одеждам, вероятно, нащупывая и вытаскивая часы или кошелек. На запруженную народом улицу то и дело выбегали ребятишки: пробираясь между экипажами и лошадьми, они беспечно вверяли свою жизнь людям, которые в большинстве своем и медного гроша не дали бы за жизнь лондонского беспризорного мальчишки.

– Моя мама, – сказала Софи, искоса глядя на Шарлотту, – несколько беспокоится о сегодняшнем вечере.

– В самом деле? – вежливо откликнулась Шарлотта. – Полагаю, в пьесе нет ничего особенного: ведь это Шекспир?

Мать Софи воспитывалась во французском монастыре и отличалась известной всем строгостью в вопросах соблюдения приличий.

– Дело не в пьесе, а в том, что, куда бы ты ни поехала, везде появляется этот граф, и…

– Какой граф?

– Ты знаешь какой! Граф Шеффилд и Даунз, разумеется. Любимая мишень всех остряков.

У Шарлотты упало сердце. Всю последнюю неделю Софи сидела дома с простудой, так что не было удобного случая поговорить с ней. Если она тоже знала о предполагаемой импотенции Алекса, то Аделаида была права: весь Лондон обсуждал здоровье этого человека.

– Мне это не нравится, – сердито сказала она, глядя в пространство. – Как могут люди быть так вульгарны?

Софи посмотрела на нее с любопытством.

– Так это правда? – спросила она.

– Да откуда же я могу знать? – ответила Шарлотта. – Моя матушка проговорила на эту тему около часа, пытаясь мне объяснить, и лишь к концу я поняла, о чем вообще идет речь.

Софи слушала молча. Преимущество иметь няню-француженку заключалось и в том, что в детской Бранденбургов нередко велись разговоры о мужских достоинствах. Разумеется, маркиза Элоиза о них не подозревала.

– Может, ты спросишь его? – с коварной улыбкой осведомилась она.

Шарлотта резко подняла голову – на вороном жеребце к ним медленно приближался предполагаемый претендент на ее руку, Александр Фоукс собственной персоной. У Шарлотты бешено забилось сердце.

– Леди Шарлотта, леди Софи, – спокойно произнес Александр, натягивая поводья, чтобы остановить коня рядом с Шарлоттой.

Он снял шляпу. На нем были серый редингот и высокие сапоги, и он выглядел истинным джентльменом с головы до ног. Шарлотта смотрела на него несколько озадаченно: как у нее хватило глупости принять его за лакея?

– Сэр, – поклонилась она.

Софи удовольствовалась озорной улыбкой. Ей нравился этот поклонник Шарлотты, яростный взгляд его черных глаз и мощный торс. Он, такой большой и такой мрачный, не для нее. Но, вынуждена была признать она, он прекрасно подходит Шарлотте. Естественно, если только все эти слухи лживы.

– Не составите ли нам компанию, милорд? – спросила Софи.

Алекс колебался, глядя на опущенную голову Шарлотты. Стоило ему только увидеть ее, как его охватывало пламя страсти. Даже сейчас его единственным желанием было схватить ее, стащить с лошади и унести… куда? К себе домой, быстро подсказал его внутренний голос.

Ресницы Шарлотты были такими темными и густыми, что от них на щеки ложились тени. Это было невероятно!

– Сожалею, но я не могу, – ответил он, не спуская глаз с очаровательного профиля Шарлотты.

Если он не ослышался, с ее губ при этих словах сорвался легкий вздох.

Софи вопросительно посмотрела на него.

– Мой слуга передал мне, что, если я сегодня днем не приеду к Шульцу, он откажется обслуживать меня, а это никуда не годится.

Софи хихикнула.

– Вы ведь понимаете мои трудности, леди Софи. – Изогнутая бровь поднялась еще выше. – Меня страшно раздосадует, если Китинг решит меня покинуть. Ах эта жизнь денди… Шульц займет целый день на примерку одного фрака, а затем весь вечер уйдет на то, чтобы натянуть на себя другой, и еще пара часов потребуется, чтобы уложить волнами мой шейный платок. – Он глубоко вздохнул.

Шарлотта не могла сдержать улыбки. Она украдкой взглянула на Алекса – его редингот прекрасно сидел на нем, но это никоим образом не превращало его в денди.

– Увы, – сладким голосом произнесла она, – боюсь, что с таким низким воротником, каким вы щеголяете сегодня, сэр, да еще с таким простым шейным платком… Боже, Боже! Вам и в самом деле надо спешить к Шульцу. Я посоветовала бы вам какие-нибудь лимонно-желтые панталоны.

– Бог мой, – оценив ее шутку, Алекс наклонился и, оказавшись в опасной близости, заглянул Шарлотте в глаза. – Знаете, я восхищен вашей смелостью. Вы назвали вслух принадлежность мужского костюма, которую обычно никто не упоминает, не говоря уж о том, чтобы критиковать ее.

Шарлотта слегка покраснела. Это правда: ни одна настоящая леди не будет обсуждать с джентльменом его панталоны. Алекс впился в нее взглядом. Неожиданно его конь вскинул голову, и Алекс резко осадил его, чтобы не толкнуть лошадь Шарлотты.

Софи с удовлетворением заметила, что если Шарлотта раскраснелась, то и Александр Фоукс тоже выглядел несколько разгоряченным. Алекс встретился взглядом с глазами Софи, и на секунду на его губах промелькнула печальная улыбка. Этот человек не может быть импотентом, решила Софи. Она даже собиралась сделать все, что было в ее силах, чтобы содействовать браку самой близкой подруги и этого графа!

– Мы с Шарлоттой только что обсуждали пьесу Шекспира, которую будем сегодня смотреть, – весело сообщила Софи. – «Король Лир», кажется. Вам знакома эта пьеса, сэр?

– Нет, но мне очень хочется увидеть Кина в этой роли, – ответил Алекс с довольной улыбкой.

Шарлотта удивленно перевела взгляд с Софи на Алекса. Она и не подозревала, что эти двое знают друг друга. Почти всю неделю Софи просидела дома – когда же они познакомились?

Алекс снова снял шляпу и, выразив надежду, что будет иметь удовольствие увидеть их сегодня вечером, уехал. Все его существо протестовало, когда он удалялся от своей восхитительной любви, особенно желанной в этой амазонке, четко обрисовывавшей каждую линию ее фигуры. Его глаза потемнели; в своем воображении он видел, как, подняв Шарлотту, кладет ее на стол в своей библиотеке, отбрасывает ее изящные юбки и раскрывает… Его рука невольно натянула поводья, и конь протестующе поднялся на дыбы. О Боже! Алекс поехал быстрее. Рассказ о Шульце был пустой выдумкой: на самом деле он должен вернуться домой, до того как проснется Пиппа.

Он был крайне раздражен, когда, бросив поводья ожидавшему груму, вошел в холл Шеффилд-Хауса. Он на минуту остановился и настороженно прислушался: тишина не нарушалась пронзительными воплями, значит, Пиппа еще не проснулась. Алекс прошел в библиотеку, где его приветствовал с выражением отчаяния на лице Роберт Лоу, секретарь. На столе Алекса лежала целая гора бумаг, ожидавших его уже несколько дней, – куда бы он ни пошел, секретарь не отставал от него, требуя подписать их. Алекс поморщился, вспомнив, какой упорядоченной была его жизнь до появления Пиппы.

Он сел за стол и начал быстро разбирать огромную груду бумаг, бросая их секретарю с указаниями, как следует на них отвечать. Вдруг он замер в удивлении. Перед ним лежал газетный листок – из тех скандальных изданий, что выходят ежедневно. Стрелка указывала на абзац:

Вчерашним вечером лорд Л. известный

Застигнут был в объятьях леди Д. прелестной.

А если миссис Б. продолжит флирт,

То мы надеемся, что скоро прекратит,

Иначе наш листок ее разоблачит.

– Как эта чепуха попала ко мне на стол? – спросил Алекс мрачным тоном, взглянув на секретаря, который от этого взгляда прирос к стулу.

– Я только подумал, – с жалким видом пролепетал Лоу, – я подумал, что, может, вы захотите подать в суд за клевету… В любом случае, – поспешно закончил он, – я подумал, что вам следует знать.

Алекс прищурился и снова взглянул на листок, который все еще держал в руке.

А графу одному пора оставить в покое герцогский порог:

Чтобы ему открыли двери, потверже нужен молоток!

Алекс выругался и, в бешенстве смяв листок, швырнул его на пол. Секретарь задрожал.

– Вон!

Прижимая кипу бумаг к груди и низко кланяясь, Лоу вышел. Он был возмущен. Всем в доме было хорошо известно (благодаря Китингу), какой коварной женщиной была первая жена их хозяина. И все знали, что у него нет никаких проблем с его «молотком», поскольку леди или простолюдинки, которые иногда (с тех пор как от него ушла жена) удостаивались его постели, получали полное удовлетворение. Хотя в Лондоне, подумал Лоу, не было ни одной.

Тем временем в библиотеке Алекс с искаженным от гнева лицом облокотился о каминную доску. Будь она проклята, будь проклята Мария с ее тихими рыданиями и визгливыми жалобами!.. При одной мысли о ней его трясло от отвращения.

Наконец он глубоко вздохнул и заставил себя успокоиться. В конце концов его бывшая жена едва ли была виновата в том, что лондонская желтая пресса напечатала оскорбительные стишки.

Каким дураком он был, полагая, что испытает с Марией ту же страсть, какую разделил с девушкой из сада, каким же полным идиотом он оказался! Когда они с Марией оказались в постели, обнаружилось, что, будучи вовсе не такой уж неискушенной воспитанницей монастыря (как представила Марию ее семья), она к тому же не была девственницей. После этого брак стал разваливаться, распадаясь на истерические тирады с ее стороны и долгое отсутствие – с его. Он предпринимал поездки по Италии, останавливался в тавернах и пил местное вино, пока не сваливался под скамью. К концу года он бегло говорил по-итальянски и мог выпить чуть ли не бочку вина без ущерба для здоровья.

Но он чувствовал себя несчастным. Он губил себя и понимал это. Затем, когда он уже готов был поступить в Третий драгунский полк, подписал все бумаги и ему оставалось лишь уведомить жену, Мария пришла к нему и попросила дать ей развод. Как ни странно, в ту ночь они впервые за много месяцев спали вместе и, как он помнил, были нежны друг с другом. К несчастью, в ту самую ночь они зачали Пиппу.

За месяц могущественное семейство Марии сделало все. У Алекса состоялся трудный и неприятный разговор с тремя епископами в черных сутанах. Он не хотел утруждать себя обвинениями в адрес Марии. И он получил свободу. Мария отбыла со своим священником (теперь, вероятно, бывшим), забрав с собой все домашнее серебро, драгоценности и мебель – все, что попало под руку. Она даже забрала миниатюрный портрет его матери, очевидно, с расчетом продать, поскольку не питала никаких чувств к свекрови.

Сначала, глотнув свободы, он ни о чем не беспокоился, думая, что с браком покончено и он больше никогда не увидит, проснувшись, Марию в своей спальне. Но оказалось, что он все еще не совсем свободен. Обломки несчастливого брака продолжали всплывать в его жизни. Миниатюра его матери вынырнула в лавке перекупщика в Неаполе. Затем одно время брат Марии, бездельник и шалопай, пытался шантажировать его. И вот теперь скабрезные стишки. Лично его не волновало, что о нем пишут в газетах. Но отец Шарлотты, герцог Калверстилл, – совсем другое дело. Честно признаться, он сам никогда бы не позволил Пиппе выйти замуж за человека с подобной репутацией.

Его размышления прервали звуки, которых он подсознательно ожидал. На лестнице послышались мелкие шажки: Пиппа, слегка спотыкаясь, но не падая, потому что, как он знал, Китинг держал ее за руку, спускалась вниз.

– Папа! – зазвенел тоненький голосок, когда Китинг распахнул двери библиотеки. – Папа!

Алекс встал, обойдя кресло, присел на корточки и широко распахнул объятия.

– Поедем в парк, любовь моя, – сказал он, сдерживая улыбку.

Алекс и Пиппа степенно проезжали по аллеям Гайд-парка. Теперь, после того как он прочел стишки в «Сплетнике», он мог наблюдагь, как стишки повлияли на поведение окружающих. Никто не посмел бы оскорбить его (все-таки он имел титул графа), но дамы постарше здоровались с ним более сдержанно, чем обычно, а мужчины смотрели на него с сочувствием. Дуралеи! Словно высеченное из камня лицо Алекса стало еще более грозным. По правде говоря, некоторые знакомые избегали его не из-за скандала, а потому, что боялись.

В конце аллеи Александр Фоукс встретился с двумя первыми красавицами лондонского света – Шарлоттой Дэйчестон и Софи Йорк, и леди Шарлотта, казалось, за что-то бранила графа. Молодые люди не заметили, как ландо с пожилыми кумушками леди Скиффинг и леди Престлфилд подкатилось ближе.

– Дело не в условностях, – подъехав достаточно близко, услышали они голос Шарлотты. Глаза ее гневно сверкали.

«Она действительно очаровательна», – подумала леди Скиффинг.

– Это опасно для ребенка! – продолжала Шарлотта.

Тут уж с ней согласился бы весь Лондон. Дамы обменялись многозначительными взглядами. Они обе подарили своим супругам детей, которых держали и воспитывали вдали от людских глаз. И, следует добавить, вдали от опасностей. Кровь застывала, когда они видели малышку, сидящую на чудовищном черном звере графа.

Шарлотта не задумывалась, прилично ли детям находиться в парке. При виде улыбающейся Пиппы, которая беспокойно ерзала в руках отца и колотила пятками по спине дрожавшего от возбуждения жеребца, в ней пробудились вдруг материнские чувства. Соскользнув с Ямайки, своей лошади, она отдала поводья груму.

– Дайте ее мне, – решительно сказала она, встав рядом с огромным мощным Буцефалом.

Алекс посмотрел на нее с изумлением. Какого черта? С ним Пиппа была в полной безопасности.

– Буцефал – очень спокойный конь, леди Шарлотта, – ответил Он с чуть заметным раздражением. – Не опаснее коровы, уверяю вас.

– Тем не менее, – возразила Шарлотта, – для Пиппы он небезопасен. Я пойду с Пиппой к вашему дому, а вы можете следовать за нами. Туг недалеко.

Алекс насмешливо прищурил глаза. Эта девица призналась, что знает, где он живет. Она запомнила имя Пиппы. Она проявляет материнские чувства. Теперь уже не имело значения, что он зол как черт оттого, что подвергались сомнению его взгляды на воспитание Пиппы. Он пожал плечами.

– А вы помните, как она ведет себя с женщинами?

– Она будет прекрасно вести себя, – убежденно сказала Шарлотта.

Она протянула руки, и Алекс отдал ей дочь.

Пиппа взглянула на Шарлотту и открыла рот, чтобы издать оглушающий вопль. Шарлотта немедленно опустила ее на дорожку. И стала ждать. Когда Пиппа набрала полную грудь воздуха для крика, Шарлотта сказала:

– Я не няня, Пиппа. Ты меня помнишь? Я – не няня.

Пиппа закрыла рот, обдумывая услышанное.

– Меня зовут Шарлотта, не-няня, – поспешно повторила Шарлотта. – Я возьму тебя на руки и понесу тебя так, что ты будешь видеть своего папу на лошади, хорошо?

Пиппа ничего не ответила, но и не закричала. Шарлотта быстро подняла девочку и усадила так, что поверх ее плеча Пиппе был виден отец. Пиппа одобрительно гулькнула. Шарлотта двинулась вперед. Они вышли за бронзовые ворота Гайд-парка и направились вниз по Хэрстон-стрит. Алекс жил на Гросвенор-сквер, всего лишь в трех кварталах от входа в парк. Софи подбирала юбки, пока они и их странный маленький эскорт, состоявший из грумов, лошадей и одного графа, все еще ехавшего верхом, пробирались через груды мусора и толпы людей, привлекая к себе всеобщее внимание.

– Ну, Шарлотта, – заявила Софи, – если ты после этого не выйдешь за Александра Фоукса, всех сплетников хватит апоплексический удар.

Шарлотта не знала, что ответить, и сосредоточила внимание на переходе через улицу. Алекс, ехавший по мостовой вдоль тротуара, тоже заметил шляпку леди Престлфилд, победно торчащую из ландо. Он усмехнулся, и остатки его плохого настроения рассеялись. Может быть, сплетни и доброе сердце Шарлотты помогут ему жениться на ней.

В этот момент один из бесчисленных лондонских мусорщиков, мальчик лет девяти, выскочил на мостовую прямо под ноги Буцефалу. Один мальчишка никогда бы не испугал коня, рассуждал впоследствии Алекс, но за ним гнался дюжий торговец фруктами, у которого мальчик только что стащил яблоко. Мальчик проскочил перед Буцефалом, а торговец налетел на его плечо. А рядом, слева, кучер экипажа едва не сбил бежавшего мальчишку, успев натянуть вожжи, и остановить своих тощих пугливых лошадей. Они обе встали на дыбы, что сопровождалось страшным звоном металлической упряжи.

Этого Буцефал уже не мог вынести: они с хозяином сегодня уже второй раз выезжали из дома, а ему все еще не дали размять ноги! Да и поездка с Пиппой, которая барабанила по крупу и дергала за гриву, была не из приятных. Он трубно заржал и поднялся на задние ноги, размахивая в воздухе передними копытами.

– Какого черта! – выругался Алекс.

Он привычно натянул поводья, а другой рукой ухватил Буцефала за узду. Буцефал, хорошо объезженный конь, сразу же опустил копыта на землю. Алекс выпрямился – и встретился взглядом с веселыми глазами своей возлюбленной, которая остановилась, чтобы посмотреть на него.

Какое-то мгновение он разглядывал ее. Он знал, какой страстной она будет в его объятиях. Он почувствовал это, целуя ее в парке. Но сейчас у нее был такой скромный вид, словно и воды не замутит. Он невольно улыбнулся и соскочил с Буцефала, бросив поводья груму Шарлотты.

– Позвольте мне взять у вас этого цыпленка, – предложил он как ни в чем не бывало, подходя к Шарлотте и Софи.

Шарлотте доставляло удовольствие думать, что она, должно быть, привыкает к Алексу, потому что ее сердце бьется спокойно и она чувствует себя совершенно непринужденно. Но когда он протянул руки и взял у нее ребенка, его глаза блеснули так, что все ее вновь обретенное спокойствие рассыпалось в прах, и она почувствовала, что краснеет.

Софи, никогда не упускавшая удобного случая, отступила в сторону и сделала знак груму, чтобы тот подсадил ее на лошадь.

– Оревуар, – весело сказала она. – Я должна вернуться к матушке. Нет, нет, мне достаточно Филиппа. Шарлотта, увидимся вечером. – Она вежливо кивнула Алексу и, сопровождаемая грумом, свернула на оживленную улицу.

Сначала Шарлотта смутилась, идя рядом с Алексом, в то время как весь Лондон наблюдал за ними. Но Пиппа, которая до этого сидела на руках у Шарлотты, пытаясь привлечь внимание отца, теперь повернула голову и начала отчаянно кокетничать с Шарлоттой. Шарлотта громко рассмеялась. Алекс благоразумно хранил молчание.

Они миновали Гросвенор-сквер и свернули на Албемарл-сквер, где жила Шарлотта, прежде, чем она успела это заметить. У дверей своего дома она остановилась и холодно протянула руку.

– Сэр.

Алекс наклонил голову:

– Простите, что не могу поклониться. Боюсь, что при поклоне станет видно мокрое пятно на моем плече.

Шарлотта невольно засмеялась. Свободной рукой Алекс поднес ее руку к губам. Но вместо того, чтобы поцеловать тыльную сторону, он прижал к губам ее ладонь. Шарлотта побледнела. Радостный трепет, который она ощущала внутри своего тела утром, снова охватил ее.

– Увидимся вечером, – глубоким бархатным голосом произнес Алекс, не сводя с нее глаз.

Шарлотта слишком мало доверяла себе, чтобы что-либо сказать в ответ, поэтому отняла руку, молча кивнула и стала подниматься по ступеням. Перед дверями она остановилась, пораженная неожиданной мыслью. Она обернулась и умоляюще на него посмотрела.

– Вы ведь не сядете опять на лошадь, милорд?

Алекс посмотрел на нее и перевел взгляд на Пиппу.

– Нет, – сказал он, – больше я не посажу Пиппу на Буцефала.

Он так улыбался ей, думала Шарлотта, проскользнув в дверь мимо Кэмпиона. Его глаза так блестели, они говорили о… поцелуях. О поцелуях и о чем-то большем.