Текст книги "Пески. Потомки джиннов"

Тот щёлкнул каблуками и сделал ей знак следовать за ним, всем своим видом выражая облегчение. В коридоре Сафия обернулась с самодовольной улыбкой. Как же я её ненавидела, словами не передать!

Краем глаза я уловила, как Тамид беспокойно шевельнулся, словно тоже ожидал разрешения уйти. Должно быть, не хотел видеть, что теперь его повелитель сделает со мной.

– Присядь, Амани, – велел султан.

«Вот ещё!» Я предпочитала остаться на ногах, глядя врагу в лицо. Однако ноги вдруг подогнулись сами по себе, против моей воли, и я опустилась на мраморную лежанку, на которой недавно очнулась.

– Что вы со мной сделали? – сдавленно выдохнула я, с трудом превозмогая панику. С предательством собственного тела мне сталкиваться ещё не приходилось.

Помолчав немного, он ответил:

– Твои глаза выдавали тебя с самого начала…

«Предательские глаза!»

– У нас уже был один такой демджи, синеглазый.

«Нуршем!» Я сразу вспомнила о брате.

– К счастью, наш мир устроен справедливо: несмотря на своё могущество, вы подчиняетесь словам.

«Они знали тайное истинное имя моего брата! Надели на него бронзовую маску с этим именем и так смогли Нуршемом управлять».

– Как думаешь, насколько вероятно, что такие глаза могли достаться двум демджи от разных отцов-джиннов? В такие совпадения я не верю.

«Ему известно имя нашего с Нуршемом отца, а значит, и моё настоящее имя!» Я невольно окинула взглядом комнату в поисках бронзовых доспехов. Нет, чисто и пусто, прямо как в молельне. Тамид всегда мечтал стать святым отцом.

– К сожалению, – продолжал султан, – мы того демджи упустили… однако наш юный Тамид придумал, как сделать, чтобы такое больше не повторилось.

Он кивнул на моего бывшего друга, и тот отвёл взгляд. Только теперь я поняла, что за раны у меня под бинтами.

– Вы зашили металл мне под кожу! – С моим настоящим именем, доставшимся от отца-джинна, тем же, что у Нуршема. – Бронзу?

– И железо.

«Железо!» У меня упало сердце. Разрезали, нашпиговали металлом и зашили. Вот почему я не ощущаю своей силы!

«Но… как же теперь султан будет использовать меня? Бронза – одно дело, но железо… За что же он так щедро наградил мою подлую тётку?»

– Гадаешь, зачем? – усмехнулся он, и я невольно поморщилась. «Ну почему по моему лицу всё так легко прочитать?» – В прошлый раз я переоценил возможность управлять демджи. Слишком уж вы хитры, умеете найти лазейки в моих словах и истолковать их на свой лад. Возможность тебя использовать не стоит риска, что магическая сила демджи обратится против нас. Это хуже, чем дать тебе разгуливать по дворцу с револьвером.

Я вздрогнула, услышав последнее слово. «Знает про Синеглазого Бандита? Не может быть, иначе беседа не проходила бы так мирно».

– Вот наш святой отец и сообразил… он вообще приносит много пользы. Кстати, тоже приехал из вашего Захолустья – напомни, любезный, откуда точно?

– Из Садзи.

Вот кто умеет лгать, не моргнув глазом! Садзи и в самом деле в наших краях, но достаточно далеко, и я никогда там не бывала, пока не приехала с Жинем. В Садзи вырос Нуршем, а не Тамид. Оттуда пришёл к нам в Пыль-Тропу отряд тысячника Нагиба. Просто Тамид не стал выдавать нашего с ним знакомства. «Ненавидит меня за то, что бросила, нашпиговал железом и бронзой, но под петлю подводить всё же не хочет?»

Я попыталась поймать его взгляд, но безуспешно. Мой бывший друг угрюмо уставился в пол.

«Нет, показалось. Глупо надеяться, что у него остались добрые чувства ко мне. Я его предала, а не он меня. Многое изменилось с тех пор, но Тамид этого не знает».

– В дальних уголках песков ещё помнят то, что остальные давно забыли, – продолжал тем временем султан.

– Но зачем вам демджи, лишённый силы? – Я поспешно отвела взгляд от Тамида.

Султан загадочно улыбнулся:

– Иди за мной и узнаешь.

И снова ноги задвигались против моей воли. Прежде чем дверь закрылась за нами, я успела лишь оглянуться через плечо и на этот раз встретила взгляд Тамида, на лице которого ясно читалось беспокойство.

Глава 14

Султан велел следовать за ним, но не приказывал молчать.

– Куда мы идём? – спросила я. Молчание в ответ. Лишь гулкое эхо прокатилось по гладким мраморным стенам, словно передразнивая. – Куда вы меня ведёте?

Сколько я ни окликала, петляя по запутанным дворцовым переходам, султан так ни разу и не ответил. Наконец он остановился посреди коридора и повернулся к стене. За спиной у нас возвышалась арка в два моих роста, за которой виднелся небольшой сад, где бродили павлины, а напротив – очерченное светом из арки мозаичное панно с изображением принцессы Хавы. Широко раскинув руки, она стояла на крепостной стене – должно быть, Сарамотая – на фоне восходящего солнца и смотрела прямо на нас ярко-синими глазами, в точности как у статуи за городскими воротами.

Шагнув вперёд, султан нажал на ладонь принцессы. Послышался щелчок, часть стены с мозаикой поддалась и распахнулась, словно дверь, открывая за собой лестницу, которая спускалась в темноту.

Последний часовой остался далеко позади, других поблизости я не заметила. Очевидно, здесь секретное крыло дворца.

– Что там внизу? – Каменные ступени отразили мой голос зловещим эхом.

– То, чего Всевышнему лучше не видеть, – буркнул султан. – Говорили, что Разрушительница явилась из подземной тьмы, куда не проникал свет Всевышнего. – Иди вперёд!

Придерживаясь рукой за стену, я считала ступени. Тридцать три – священное число. Ровно столько собралось джиннов, чтобы вылепить из земли, воды и ветра первого смертного и направить против Разрушительницы.

В самом конце лестницы я всё-таки споткнулась, но султан, шедший следом, успел меня поддержать, обхватив за талию. На какой-то миг показалось, что я снова в лагере мятежников, с Жинем. «Держу тебя!» – вспомнила я… и поспешно отстранилась.

Здесь, внизу, всё было по-другому. Вместо полированного мрамора стен – грубо отёсанный чёрный камень. Мощные своды опирались на толстые колонны, которые строй за строем уходили во тьму, словно шеренги древних солдат. Единственный свет падал из отверстия в потолке, позволяя с трудом рассмотреть каменную резьбу, полустёртую за долгие столетия – или тысячелетия? Должно быть, эти колонны стоят здесь с самого сотворения мира. Время скрыло их глубоко под землёй, но не смогло уничтожить.

Я ощущала себя как на дне колодца. Солнечное пятнышко над головой казалось блестящей монеткой в пол-лаузи. Босая нога вдруг наткнулась на что-то холодное, и в круге света на полу я заметила блеск металла. Кованое железо образовывало правильный узорчатый круг диаметром в человеческий рост, неподалёку виднелся ещё такой же, а за ним другие, заросшие пылью и грязью.

– Что это? – спросила я, невольно отпрянув.

– Ты же из Захолустья, сама должна догадываться, – поднял брови султан. – Твои предки-кочевники в песках сохранили в своих сказках многое о древних временах, когда джинны появлялись среди нас открыто и даже любили некоторых… – Он лукаво взглянул на меня. – Ты сама живое свидетельство того, что такое изредка случается и в наши дни. Однако было время, когда мои предки правили песками с помощью джиннов. Даже султимские состязания когда-то затеяли джинны, чтобы выбирать из принцев самых достойных – не то что нынешние дурацкие поединки, только ожесточающие людей.

«Ну конечно, дурацкие, – хихикнула я про себя, – раз победил наш Ахмед».

– В те дни принцы в одиночку покоряли горные вершины, летали верхом на гигантских птицах рухх и приносили в доказательство их перья, пили живую воду под недремлющим оком Вечного странника. Совершали настоящие подвиги. Мы чтим древние традиции, но времена достойных принцев давно позади, как и те, когда джинны приходили сюда по доброй воле, смиряя свою власть, а султаны откладывали в сторону своё оружие и принимали их советы.

Я задумчиво провела пальцем ноги по железной кромке. Такие истории мне приходилось слышать. Джиннов вызывали их тайным именем, а затем отпускали с миром. Наверное, и железных кругов здесь ровно тридцать три.

– Ты призовёшь сюда джинна, Амани.

Я удивлённо вскинула голову. Ладно буракки, нетопыри и гули, хоть они тоже древние, созданные прежде смертных. Но джинны – другое дело. Они не просто легендарные существа, а наши создатели. Нынче джинна так просто не встретишь. Правда, кто-то в Пыль-Тропе хвастался, что нашёл одного в запаянном глиняном кувшине… да и матери моей повезло.

– Всё так плохо, что вашему величеству необходим совет? – усмехнулась я, но султан будто не заметил.

– В сказках всё выглядит проще некуда, – продолжал он, – если знаешь, как джинна зовут. – И правда, герои и героини, будь то нищие или цари, вначале совершали какой-нибудь достойный поступок, получали в награду знание имени, а затем просили о помощи. – На самом деле, во-первых, говорить надо на языке древних… – Он достал из кармана листок бумаги с надписью. – А во-вторых… Сама догадаешься?

Я опасливо покосилась на листок, ощущая горечь во рту.

– Ну, наверное… звать должен демджи?

«Вот почему я ценилась на вес золота! Для того и железо под кожей. Не нужна ему моя сила, нужен только джинн!»

Джинны в сказках часто сражались на стороне людей. Адиль Завоеватель покорил с помощью пленённого джинна множество городов, пока не столкнулся с Серым принцем. Другой джинн возвёл стены Измана всего за одну ночь в подарок своей возлюбленной. Способности демджи не шли ни в какое сравнение с могуществом их отцов.

– Да, – кивнул султан с самодовольной улыбкой, – истинный язык древних в устах, которые не могут лгать. – Он был прав, только я могла сказать джинну: «Ты придёшь ко мне», и не ошибиться. – И ещё настоящее имя – то, что зашито тебе под кожу, имя твоего отца.

«Имя джинна!» Я невольно метнула взгляд на бумагу с надписью. Пальцы дёрнулись словно сами по себе, торопясь его схватить, хотя приказа от султана я не получала.

– Возьми, – разрешил он. – Если хочешь.

Я не хотела, но пальцы уже сомкнулись на листке. Хотела разжать их, но не смогла. Потому что на самом деле хотела знать. Подняла бумагу повыше к свету и прочитала.

Вот оно, имя. Чёрная тушь на белом.

«Бахадур».

То самое, что вырезано на бронзе и зашито мне под кожу. Только сейчас, в семнадцать лет, я узнала его.

«Меня зовут Амани аль-Бахадур».

– Читай вслух всё, что написано! – Это был приказ, которого я не могла ослушаться.

Губы задвигались против моей воли, и по сумрачному подземелью эхом прокатились древние, незнакомые мне слова. Они падали с языка легко, будто капли жира в угли костра. Казалось, половинка джинна во мне знала этот язык лучше любого другого. Последним прозвучало имя отца, и я умолкла.

На миг повисла тишина, а затем…

Ограждённый железом круг взорвался пламенем.

Глава 15

Я отшатнулась от гигантского столба синего огня, который взметнулся до потолка и выше, к самому небу. Так жарко и ослепительно не горел ни один костёр на моей памяти. Достигнув железного барьера, он дрогнул и замерцал, словно пытался его прорвать, а затем начал стягиваться к центру круга, приобретая форму.

Я невольно зажмурилась. Перед глазами плавали цветные пятна, как будто от яркого солнца. Когда зрение прояснилось, передо мной впервые в жизни предстал родной отец.

Бахадур выглядел как человек, слепленный из чистого пламени.

Нет, неправильно. Может, я и не слишком благочестива, но святые книги читала. Джинны – не люди из огня. Наоборот, люди созданы по их образу и подобию из глины и воды с частицей животворного огня джиннов. Наша душа – лишь искра от их костра, а тело – грубая копия.

Тело Бахадура мерцало и переливалось тёмно-синим пламенем того же оттенка, что мои глаза. Жар от него больше не исходил, зато ощущалось что-то другое, неведомое, проникающее в самую душу. Он возвышался подобно одной из могучих колонн вокруг, но поддерживал не свод потолка, а весь мир. Древний джинн, одно из первых созданий Всевышнего, создавших в свою очередь первого смертного – и всё человечество. В том числе и меня.

Ощущение власти – вот что от него исходило. Власти истинной и изначальной – той, что даётся не титулом или троном, а исходит из самой сути мироздания.

Огненная фигура продолжала меняться на глазах. Нечто подобное я наблюдала, когда меняла облик Имин. Мерцающая синева и блеск исчезли, появилась смуглая кожа и чёрные волосы, как у любого жителя пустыни из плоти и крови. Тем не менее даже в таком земном образе Бахадура трудно было спутать с обычным человеком: слишком тщательно вылепленным, слишком совершенным выглядело его тело, а глаза остались пылать – раскалённая синева в центре с чёрным зрачком и белизна вокруг. Они смотрели на меня в упор, и этот взгляд словно выворачивал наизнанку.

– Ты звала меня, – произнёс джинн. Три простых слова прозвучали с жутковатой весомостью. Он медленно перевёл взгляд на моего спутника. – Впрочем, вижу, что не по своей воле.

Рядом с джинном даже самый могущественный человек в стране выглядел не более чем жалкой искоркой над пылающим костром.

– Ну! – Голос Бахадура был полон скуки. – Давай, проси, что ты там хотел. Золота? Власти? Любви? Бессмертия? А может, всего и сразу?

Султан усмехнулся:

– Я не так глуп, чтобы просить тебя.

Немигающий взгляд джинна был неподвижен. Я пристально рассматривала его лицо, надеясь найти в нём хоть что-то родное, помимо цвета глаз.

– Я видел больше дней и встречал больше смертных, чем песчинок в вашей пустыне, – вновь заговорил Бахадур. – Нищих и царей, и всех, кто между ними, но ни разу не встретил ни одного, кто ничего не хотел. Будь то грязный уличный оборвыш или скучающий магнат, вам вечно что-нибудь нужно.

– А вы вечно оборачиваете наши желания против нас! Исполняете их на свой лад или делаете бесполезными, и в конце концов мы жалеем, что вообще обратились к вам за помощью!

Верно, я тоже читала об этом в сказках. И про Массиль, где джинн отомстил купцу, засыпав песком целое море, и о лудильщике, что погиб в пустыне, так и не найдя обещанного золота.

– Мы никогда не получаем от вас того, о чём просим! – Султан в сердцах пнул узорчатую кромку барьера.

– Значит, ты всё-таки чего-то хочешь? – проницательно заметил Бахадур.

– Ну ещё бы! Каждый чего-то хочет… Но я не такой дурак, чтобы просить. Ты сам мне это дашь, без всяких хитростей и уловок!

Хохот джинна прокатился гулким эхом по древним сводам.

– И как же ты меня заставишь?

– Ты узнал её, она из твоих. – Султан не сводил с него глаз.

– Ну конечно. – Бахадур тоже не отводил взгляда.

«Ну посмотри же на меня!» – хотелось мне крикнуть, и в то же время я ругала себя за это. «Прожила всю жизнь без отца, обойдусь и теперь!»

– Зря, что ли, мы их метим?

Султан вынул из-за пояса кинжал и не глядя протянул мне:

– Возьми, крошка демджи, и воткни себе в живот.

Тело пронизал могильный холод. Это был приказ.

– Нет! – воскликнула я, как будто была вольна что-то изменить. Рука сама потянулась к кинжалу.

– Медленно, – уточнил он, – чтобы побольнее!

Пальцы сжали рукоять и развернули клинок. Как я ни сопротивлялась, ничего не вышло – рука дрожала, но выполняла повеление. Острое лезвие приближалось к животу.

«Самая скверная рана, – подумала я, – медленная смерть».

– Твоя дочь умрёт, – снова заговорил султан, – если я не остановлю её. Если назовёшь имена других джиннов, так и быть, прикажу бросить кинжал.

Бахадур по-прежнему не смотрел на меня, его пылающие синие глаза равнодушно наблюдали за султаном. Древний и бессмертный, уступающий одному лишь Всевышнему. Даже полновластный правитель всей пустыни для него ничто. И я ничто, хоть и родилась от него.

Он спокойно опустился на каменные плиты пола и удобно скрестил ноги.

– Все вы когда-нибудь умираете. – Снисходительная улыбка на его устах, казалось, была обращена к несмышлёному ребёнку. Только не ко мне! – У смертных это получается лучше всего.

«Ему всё равно. Родная дочь умрёт, ну и пусть!»

Хищный изогнутый клинок уже коснулся шёлкового халата. Я вечно пачкала кровью вещи, которые одалживала у Шазад. На этот раз подруга не простит. Никогда не простит, что я погибла и бросила её посреди войны.

– Верно, – согласился султан, отворачиваясь с деланым равнодушием, – все когда-нибудь умирают. – Если он и чувствовал разочарование, то никак этого не выказывал. Вёл себя так, будто этот джинн – ничто перед ним. – Брось! – приказал он отрывисто, глянув на меня.

Пальцы разжались, кинжал со звоном покатился по камням. Моё тело снова принадлежало мне. Перехитрить джинна не удалось, да и глупо было надеяться: может ли смертный, пусть и непростой, тягаться с древним бессмертным?

Руки тряслись от пережитого, но ярость тут же вытеснила страх. Я ненавидела свою слабость, подлость султана, но ещё больше – равнодушного папашу, готового спокойно смотреть, как гибнет родная дочь.

Султан приказал мне бросить кинжал, но не запрещал подобрать его снова.

Мои пальцы сомкнулись на рукояти, и я развернулась, отточенным движением направляя клинок в горло жестокому правителю Мираджа. «Один удар, и с войной покончено!»

– Замри!

Приказ прозвучал вовремя. Остриё было на волосок от цели, когда мои мышцы стали будто каменные.

В глазах Бахадура, теперь обращённых на меня, впервые мелькнул интерес.

Султан перевёл взгляд с кинжала на моё лицо. Я ожидала гнева и немедленной кары за покушение, однако ничего подобного не случилось, лишь верхняя губа чуть дёрнулась в насмешливой улыбке.

– А ты, оказывается, опасна, крошка демджи!

Только теперь стало понятно, кого он мне напоминал помимо Ахмеда. Улыбку Жиня я не спутала бы ни с чьей другой.

Глава 16

Я представляла ценность, и только поэтому осталась жива. Иначе султан дал бы мне себя зарезать.

Он решил поместить меня в гарем. Так и сказал: «помещу» – даже не как пленницу, а как необходимую вещь вроде ружья с дорогой отделкой. Пускай лежит, пока не понадобится снова.

А ещё – новые приказы. Он отдал их, поручая меня надзирательнице в форменном халате песочного цвета и тёмной куфии на чёрных волосах. Зачем покрывать голову в дворцовых залах, где всегда прохладная тень?

– Из дворца не выходить! – приказал он мне. Я хотела возмутиться, да что толку? Тело всё равно не послушается. – Ни шагу за стены гарема!

Он знал, с кем говорит, и хорошо продумал слова. Сказал бы: «Не пытайся убежать», и дорога открыта. Убежать и только попытаться – разные вещи.

Поднимаясь по каменным ступеням из подземелья, я оглянулась. Бахадур – мой отец, как бы странно это ни звучало, – провожал нас взглядом, сидя на полу в освещённом кругу. Казалось, даже в человеческом облике он всё ещё горит своим внутренним огнём. Тысячекратно могущественнее меня, проживший бесчисленные жизни ещё до моего рождения, теперь он так же точно не мог уйти отсюда по собственной воле. «На что же надеяться мне?»

– А ещё ты не причинишь вреда никому во дворце, – продолжал султан, – и себе тоже! – Он боялся, что я покончу с собой, ускользну из его лап во тьму смерти. Не хотелось даже знать, от чего мне захочется спастись таким способом. – Но если со мной что-нибудь случится… если меня убьют, поднимешься на самую высокую башню и бросишься вниз!

Итак, мне не светило пережить султана. Были и другие приказы, и все намертво засели у меня под кожей. Женщина в песочном халате вела меня по сверкающим мрамором коридорам, и мои ноги послушно выполняли последний приказ:

– Пойдёшь с ней и сделаешь всё, что она скажет!

Пройдя под низкой аркой с вырезанными в камне сплетёнными телами танцующих женщин, я вдохнула горячий водяной пар, а затем приторный аромат цветов и благовоний, от которых сразу закружилась голова, словно от вина после долгой жажды в пустыне.

Впереди открылись бани, огромнее и роскошнее которых я в жизни не видывала. Радужная плитка голубых, розовых и золотистых оттенков от пола до потолка переливалась завораживающими мозаичными узорами. Подогретые бассейны окутывал пар, придавая влажный блеск стенам и обнажённым женским телам.

Женщин тут было не сосчитать.

Я слышала множество рассказов о султанском гареме, где женщин держали для удовольствия правителей и их наследников, а также пополнения рядов будущих претендентов на трон и принцесс на продажу ради будущих политических союзов.

Вот они – лениво намыливают плечи, плещутся на краю бассейнов, прикрыв глаза, пока служанки умащают им волосы благовонными маслами, сонно раскинулись на роскошных ложах, подставляя гибкие тела умелым рукам массажисток.

Надзирательница, не говоря ни слова, начала расстёгивать пуговицы на моём халате. Я не мешала, занятая непривычным зрелищем.

А вот и мужчина! Довольный, как лис в курятнике… и такой же, видно, прожорливый. Нежится на подушках у края воды, обнажённый до пояса. Старше меня всего на год-другой, но тело будто высечено из камня, массивное лицо с квадратным подбородком, ни единого следа юношеского изящества. Был бы красив, если бы не жестокий и неприятный изгиб рта. Никогда мне такие не нравились.

Подле неприятного здоровяка расположились в расслабленных позах три невероятно прелестные мираджийки, прикрытые лишь длинными льняными простынями, влажные локоны длинных чёрных волос свисали на голые плечи. Одна устроилась у мужчины в ногах, наполовину погрузившись в горячую воду и опираясь на колено малышке, прильнувшей к его боку. Третья положила голову ему на колени и жмурилась с блаженной улыбкой на пухлых губах, пока он лениво перебирал её волосы.

Смотрел он, впрочем, не на этих трёх, а на двух других, чем-то мне знакомых, стоявших напротив в чём мать родила под придирчивым взглядом служительницы, которая осматривала каждый уголок их тела – очевидно, в поисках недостатков. В царство совершенной красоты допускали далеко не всех.

Пока надзирательница снимала с меня халат, я усердно рылась в своей усталой голове и наконец вспомнила этих двух. Они были со мной на корабле у работорговцев. «Интересно, что случается с теми, кто не подходит для султанского гарема? Продают в богатые дома или, как утверждают слухи, топят в море?»

Словно ощутив посторонний интерес, малышка, лежавшая у мужчины под боком, подняла голову и встретилась со мной взглядом. Удивлённо наклонилась к уху подруги, и та, распахнув глаза, тоже воззрилась на меня. Задумалась, надув пухлые губы, затем обернулась и что-то шепнула остальным двоим, и все трое визгливо захихикали.

Их хозяин обернулся и взглянул на меня. Женщины мигом притихли.

– Новенькая? – поднял он брови.

Голос его мне сразу не понравился. Липкий какой-то, причмокивающий, он словно приставал к коже.

– Поклонись султиму! – бросила мне губастая, демонстративно потягиваясь, словно кошка на солнышке.

«Ах вот это кто! Старший из сыновей султана. Принц Кадир, наследник трона, за который мы воюем. Тот самый, что дрался с Ахмедом в последнем бою султимских состязаний».

Времена, когда принцы меня впечатляли, давно прошли. Только за последние несколько дней я успела поцеловаться с одним и наорать на другого. А этот вообще был моим врагом. Кланяться я не стала и спокойно ждала, пока служительницы снимут с меня бинты. Между тем султим не сводил с меня глаз.

Когда из-под бинтов показались уродливые багровые швы, красотки прыснули со смеху.

– Должно быть, это и есть творение портного Абду́ла? – воскликнула губастая под дружное хихиканье подружек.

Сердце кольнула обида.

В истории про портного Абду́ла рассказывалось о человеке, который был очень придирчив к женщинам. Взял первую жену за красоту лица, вторую за изящество тела, а третью за доброе сердце. Однако не переставал сокрушаться, потому что первая оказалась злой, вторая была уродлива, а тело третьей вызывало лишь отвращение. Тогда он нанял портного и поручил ему составить из трёх жён одну, но зато идеальную. Абду́л охотно принялся за работу. Пришил голову первой к телу второй, а сердце взял у третьей и сделал всё так аккуратно, что даже шрамов не осталось. Останки прежних жён бросили в пустыню, но в конце концов они были отомщены: их мужа сожрал живьём гуль, вселившийся в их тела.

Я потянулась было к швам, уродовавшим руки, но тут же одёрнула себя. Не к лицу мятежнице-демджи, Синеглазому Бандиту, повидавшему куда больше, чем какие-то соплюшки из гарема, смущаться перед ними.

Однако принц Кадир лишь улыбнулся.

– Значит, портной Абду́л сшил её для меня.

– Скорее, для зверинца, – фыркнула другая жена. – Мышцы на руках, как у гориллы.

Остальные вновь захихикали, но султим их уже не слушал. Рывком поднялся на ноги, скинув с себя губастую, и двинулся ко мне.

– Ты из наших, я вижу, – произнёс он с опасным интересом в голосе. – Мне так редко привозят мираджиек, а я их так люблю! Судя по лицу, ты из западной пустыни…

Я молчала, но он не нуждался в ответах. Схватил меня за подбородок и повернул лицом к свету, оглядывая с головы до ног словно кобылу на рынке. Руки чесались двинуть ему как следует, но покорно свисали, повинуясь воле султана.

– Хоть какой-то толк от моего мятежного брата! – продолжал Кадир. – Война приносит пленниц!

Гарем султана Омана давно уже пользовался дурной славой. Говорили, что во времена его отца женщины приходили сюда по доброй воле. Теперь он пополнялся в основном рабынями, захваченными в занятых городах и селениях либо купленными в чужих землях и у пиратов, как мать Жиня. Теперь источником стала и неразбериха в самом Мирадже, которой вовсю пользовались работорговцы.

– А благословенная султима уже видела тебя? – встряла губастая, пытаясь вновь обратить на себя внимание.

– Все новые девушки для султима вначале представляются ей, – поддакнула крошка с подобострастием.

– Она должна одобрить тебя, – закивала третья.

– Или не одобрить, – ухмыльнулась губастая.

– Тише, Айет, не стоит беспокоить султиму. – Пальцы Кадира отпустили мой подбородок и поползли по шее вниз, вызывая у меня мурашки отвращения.

– Эта отдельно! – впервые заговорила надзирательница, едва пальцы султима добрались до края моей простыни. Голос старухи звучал сурово, как у матери семейства, отчитывающей ребятню. Кадир раскрыл рот, чтобы возразить, но она перебила: – Приказ твоего отца!

При упоминании султана Кадир опасливо отдёрнул руку. Лицо его вспыхнуло от унижения, он пожал плечами и двинулся прочь мимо меня, словно так и собирался. Жёны торопливо последовали за ним. Проходя мимо сброшенного мною халата, такого нового и чистого всего несколько дней назад на свадьбе, до нападения, бегства через пустыню и похищения, но всё ещё красивого, губастая Айет нарочно зацепила его ногой и сбросила в бассейн.

– Ой! – сверкнула она издевательской улыбкой. – Извини… – Она тряхнула мокрыми волосами, обрызгав мне лицо, и важно удалилась под хихиканье и шепотки подружек, раскатившиеся эхом по радужной плитке стен.

Кровь бросилась мне в лицо.

«Пусть только Ахмед захватит султанский дворец – сожгу дотла этот проклятый гарем!»