Текст книги "Герой должен умереть"

Глава 4

Джер забрался поглубже в пещеру, прополз через узкий лаз. Руки нащупали крутой обрыв. Молодой охотник достал из поясного мешочка кресало, высек искру, затеплил лучину и, удостоверившись, что не переломает себе ноги, спрыгнул в неглубокую каменную западину, которая так и влекла к себе уютной прохладой. Из западины вел вглубь скалы еще один проход, но охотник решил, что идти дальше будет лишним, а это место вполне подойдет для отдыха.

Стояли дни Алого Солнца, и Джер передвигался исключительно после заката. Уже много ночей он шел вдоль скалистой гряды, а днем отсыпался в таких вот пещерках. В это время все люди земли вели такую жизнь – бодрствовали и занимались делами по ночам, а с рассветом прятались по укрытиям. Горе тому, кого Алое Солнце настигало под небом! Джер часто видел несчастных, погребенных в песках, не успевших скрыться от гибельного жара.

Так продолжалось до времени дождей, благословенных дней, когда низкие тучи застилали небо, и земля насыщалась влагой. Продолжались дожди от нескольких восходов до нескольких сезонов, как было угодно богам. После этого обычно вступало в права Желтое Солнце, жар становился не таким нестерпимым, и с рассветом можно было выходить из укрытий. Но все это время горизонт на востоке зловеще подсвечивался красным, иногда показывалась тонкая алая дуга, и каждую ночь люди с трепетом гадали, что принесет им новый день – просто жар, который можно пережить, или же огненные щупальца, шарящие по земле в поисках добычи.

Затеплив глиняный светильник, Джер первым делом извлек из кожаного чехла лук и осмотрел его. Это было доброе оружие – гибкие плечи с берестяной оплеткой, костяные накладки для большей крепости, свитая из волокон мощная тетива. Неведомая сила таилась в нем, дремала, ждала своего часа.

Удостоверившись, что все в порядке, Джер спрятал лук и вынул из поясной сумы кусок вяленой крольчатины. Поужинав, вдоволь напился чистой воды из кожаной промасленной фляги и стал готовиться ко сну.

Охотник задул светильник, подложил суму под голову, завернулся в походный плащ и принялся размышлять. По его подсчетам, до радужного моста оставалось не более десяти ночных переходов. Минуя испытания, он взберется по мосту на небо, добудет лыжи, сделанные из звездной пыли, проложит небесную лыжню, поднимется в обитель Алого Солнца и убьет его.

Всего-то навсего. Даже думать не о чем, плюнуть и растереть, ха.

Все это прошамкала Джеру древняя, похожая на сошедшую с ума крысу, шаманка. Бубнила она что-то над блюдом гнилой воды с поганками пополам, бубнила и добубнилась до того, что сам старейшина рода пришел к молодому охотнику на поклон. Уговаривать долго Джера не пришлось, старейшина застал его уже вощившим тетиву прадедова лука перед долгим странствием. Все селение провожало его в путь звездной ночью, даже шаманка выползла из заросшего паутиной логова, помахала костлявой рукой. Ручной ворон на ее плече каркнул со всей дури. Джер невольно обернулся и увидел, как бабка скалит в улыбке крепкие белые зубы да подмигивает такими молодыми и задорными глазами, что жуть берет. Решил – почудилось потемну.

Джер не имел и малейшего представления ни о том, как ходить по радуге, не проваливаясь, ни о преимуществах звездной пыли перед обыкновенным камусом, которым подбивали лыжи охотники в древние времена. Ни, тем более, каким лешим ему удастся пристрелить Алое Солнце, когда там и стрелять-то не разберешь, во что.

Но до этого утра он особенно не занимал голову такими мыслями. Шел себе и шел, весело да уверенно, точно знал, что идет правильно, как будто верное охотничье чутье само вело его к цели. И тут вдруг впервые почувствовал, что куда-то пропадает уверенность, непривычная растерянность овладела охотником, как будто в первый раз трезво взглянул на то, что предстоит ему сделать и отвечать за это перед всем миром.

Джер погладил плечи верного лука через чехол. Друг отозвался теплотой и спокойствием, словно хотел сказать: «Не скули, мол, сдюжим!» Охотник глубоко вздохнул, погружаясь в дремоту.

«Ты справишься! Ты не один…»

Джер вздрогнул и открыл глаза. Голос был таким ясным и звонким, что охотник не сразу понял, что прозвучал он во сне.

Он пошарил за пазухой и сжал в ладони маленькую, в палец длиной деревянную фигурку, погладил ногтем незамысловатую резьбу, изображавшую пышные кудри. Ему показалось, будто легкие пальцы, едва прикасаясь, взъерошили его волосы и, шутя, щелкнули по мочке уха.

– Благодарю тебя, Теринга, – тихо сказал он в пустоту пещеры. – Благодарю за силу, которую даешь мне.

Охотник прикоснулся губами к теплой фигурке и снова задремал.

Он проснулся от странных звуков вокруг. Сухой шелест наполнял пещеру, слышались пересвисты, в которых чудились отдельные, пока неразличимые слова. Охотник молнией вскочил, закинул за спину суму и лук, следующим движением высек искру, огонек заиграл на волосяном фитиле.

Вниз по скатам чашеобразной западины скользили три змеи, нащупывая себе путь влажными раздвоенными языками. Гибкие, блестящие в свете огонька, они переливались красно-золотыми оттенками, четко очерченные чешуйки шелестели по камню.

«Уничтожжшшшшить…»

Каждая змея была толщиной в руку, а хвосты их еще терялись в темноте над обрывом.

«Любой ццсссеной…»

Вот одна змея блеснула черными обсидианами глаз, раскрыла пасть, спружинилась и сделала бросок в сторону Джера. Охотничий нож сам прыгнул в ладонь, другую руку Джер выметнул вперед, перехватил змею пониже головы и ударил ножом снизу вверх, под нижнюю челюсть. С хрустом сомкнулись белоснежные клыки, тягучая желтая жидкость потекла по запястью охотника, но нож оказался бессилен пробить жесткую чешую. Оглушенная змея воспряла и с новой силой попыталась вывернуться из хватки Джера. А в это время вторая подползла к ногам, обвилась вокруг высокого кожаного мокасина и довольно бестолково вонзила зубы в плотное голенище. Продолжая сжимать первую змею, Джер с силой ударил подошвой вторую, и тут уже пришлось ловить на нож атаку третьего свитка алых упругих колец.

Славное, идеально отточенное лезвие беспомощно скользнуло по золотой шкуре, но ему удалось отбросить змею на несколько шагов. Пока она, шипя, готовилась к новой атаке, Джер сориентировался и ударил острием вторую змею прямо в раскрытую пасть, которая шарила языком, не в силах дотянуться до колена, не защищенного толстой кожей.

«Униччччтожжшшшить Джжшшшера Ссссстрелка…»

«Любой ццссссеной…»

Змея обмякла на полу пещеры, слизистая лужа крови и яда растеклась по серому камню.

А Джер уже бился с двумя змеями, стараясь перехватить обеих ближе к голове. Первую он продолжал сжимать все сильнее так, что твари приходилось невольно раскрывать челюсти, чтобы дышать. Улучив момент, он ударил ее ножом в небо, и тут же почувствовал острую боль в левой ноге. Поток слизи и крови хлынул из головы убитой змеи на руки, лицо, одежду. И второй раз боль ударила охотника в бедро. Он припал на правую ногу и прямо перед ним оказалась морда змеи, разевающей пасть для третьего укуса. Джер по рукоять погрузил нож в шипящую глотку, змея мягкими безвольными кольцами осела у его ног, но он услышал торжествующий угасающий свист:

«Ты умрешшшшь… Сссстрелок уничтожжшшшен… сссслава Ссссолнццсссу…»

Джер подтянул левую ногу, ножом вспорол штанину, ударил лезвием глубже, сдавил, еще сильнее, кровь вперемешку с желтым ядом насквозь промочила одежду. Он потянулся к чудом не угасшему светильнику, чтобы прижечь рану, но тут снова послышался тот же самый отвратительный шелест. Еще одна змея перевесилась через край обрыва и ползла к нему.

Джер понял, что еще одной схватки не выдержит. О том, чтобы забраться на обрыв, нечего было и думать, тем более что по выходу из пещеры его уж точно ждала неминуемая смерть под палящими лучами.

Сжав зубы, вцепившись в окровавленную костяную рукоять ножа, он полуползком бросился к черному проему, что вел вглубь скалы.

В подземном укрытии мой спаситель первым делом засветил глиняный жировик и принялся осматривать лапу зверя, напоминающего ягуара средних размеров. Похоже, зверь серьезно поранился. От пережитого напряжения у меня дрожали руки и ноги, горела обожженная спина. Незнакомец не обращал на меня внимания, гладил ягуара и ласково разговаривал с ним. Я понемногу пришла в себя и увидела, что лежу на сырой земле, а в углу, в небольшой яме проступила грязная лужица. При ее виде засаднило горло. Человек тоже заметил воду, подошел и принялся раскапывать землю пальцами. Я молча стала помогать. Вскоре ямка наполнилась мутной жидкостью. Я зачерпнула ладонью, поднесла к губам, и обнаружила, что пью воду, отфильтрованную многими слоями грунта. Человек напился сам и напоил зверя, затем сбросил с плеч туго набитый мешок, извлек смотанную полосу ткани, смочил ее, принялся отирать больную лапу…

Пережитый жар дал о себе знать – закружилась голова, и я почувствовала, что проваливаюсь в сон.

Не знаю, сколько пришлось пролежать не то во сне, не то в беспамятстве. Очнулась в окружении абсолютной темноты, но над головой, в открытом квадратном проеме виднелось темно-синее небо, усыпанное яркими звездами. Я лежала, свернувшись клубком на холодном земляном полу, абсолютно продрогшая, в отсыревшей одежде.

Мысли угоревшими белками запрыгали в голове, когда начали всплывать воспоминания о произошедшем.

Предположение, что это сон или бред, я отмела примерно на этапе воспоминаний о невозможности вдохнуть раскаленный воздух и песке, скребущем горло. Как показывает опыт, любой сон прерывается на моменте, когда спящий близок к смерти. С уверенностью могу заявить, что так оно и было.

Что делать сейчас? Окопаться в земле и переждать, пока Алое Солнце закатится, сраженное меткой стрелой?

С нервной усмешкой я села, встряхнула головой, коснулась обгоревшей кожи на затылке и поморщилась от боли. Так-то, богиня Теринга! Хорошо, устроившись в уютном кресле, творить страшные миры? Теперь отвечай лично за то, что натворила!

Я попыталась сообразить, до какого момента мы с Джером могли стереть роман. Что происходит сейчас? Идет ли Джер по дороге к радужному мосту или еще живет спокойно в своей пещере, не подозревая о великой надежде, что возлагает на него весь мир? А может, уже гремит в небесах битва охотника с солнечным богом?

Чуть поразмыслив, я пришла к не самому утешительному выводу о том, что третий вариант вряд ли возможен. Сможет ли охотник совершить в одиночку то, к чему мы шли вдвоем? Пройти путь, на котором не раз приходилось мягко направлять его в верную сторону?

– Ты справишься, – прошептала я в темноту. – Ты не один.

Поеживаясь и зябко кутаясь в льняную рубашку, я выкарабкалась из ночного убежища. Огромные чистые звезды рассыпались по небосклону, в воздухе сплетались ноты свежести и дикости с терпкой примесью высохших трав. Этот аромат не истребить никаким жаром. Под ногами шмыгали мелкие песчанки. И представить трудно, что с рассветом все подзвездное пространство становится абсолютно безжизненным.

По-видимому, ночь наступила недавно. Неподалеку плясал маленький костерок, пламя обрисовывало силуэт человека, который склонился над распростертым на боку зверем. Я подошла ближе, зашуршала сухая трава под ногами. Человек даже не глянул в мою сторону. Он приподнял обеими руками тяжелую переднюю лапу. Зверь жалобно заворчал, на голень была наложена полотняная повязка, насквозь мокрая от крови.

– Надо сменить, – несмело проговорила я.

Человек не ответил, принялся разматывать ткань, небыстро, уверенно. Зверь терпел, слегка поскуливал, вздергивая губу, под которой виднелись влажные десны. Под повязкой оказалась открытая рана. В свете костерка было видно, что в нее попала шерсть и песок.

Незнакомец извлек из лежавшего рядом заплечного мешка кожаную флягу и чашку, выдолбленную из жесткого ствола какого-то растения, поднялся и направился к холму, в котором мы укрывались. Я обошла костер, стараясь держаться от ягуара поодаль. Зверь хоть и был болен, но внушал страх и уважение. Сильные мышцы бугрились под бело-желтоватой шкурой, великолепной, блестящей, в черных пятнах. Подрагивали чуткие уши, крутой лоб хмурился от боли, влажные желтые глаза помутились. Я подбросила в костер немного сухих колючек. Стояла свежая ночь, и хотелось согреться, даже памятуя о вчерашнем аде.

Человек быстро вернулся с полной флягой. Сейчас я смогла лучше разглядеть его в свете костра. Черные волосы забраны в хвост, перевязанный кожаным шнуром. На одном конце шнура свободно закреплено истрепанное перо. Смуглая кожа, темные, очень усталые глаза. Одет он был в светлую рубаху и штаны из плотной ткани, на земле небрежно валялся многослойный большой плащ. На вид незнакомцу можно было дать и двадцать пять лет и сорок. Мелкий песок въелся в складки кожи, делая черты лица резче и старше.

Он налил воды в чашку, смочил кусок холстины и аккуратно промыл рану. Закончив, принялся рыться в мешке. Я поняла, что ищет он чистую ткань. Но, судя по первой перевязке, нужного материала у него не было – окровавленное полотно оказалось жестким и грубо вытканным, и никак не могло мягко и надежно удерживать края раны.

Я жестом привлекла внимание своего спасителя, затем сняла с себя мягкую домашнюю льняную рубашку и протянула ему, оставшись в одной тонкой майке. Незнакомец окинул меня быстрым взглядом и принял ткань, чуть склонив голову в знак благодарности. С помощью ножа разорвал рубашку на полосы и умело наложил добротную повязку. Затем дал зверю напиться, и раненый заснул.

– Как бы не взяла гниль, – проговорил он.

– Нужно обработать рану лекарством, – сказала я. – Хотя бы отваром подорожника или чистотела. Какие травы можно достать в этих местах?

Человек дернул углом рта:

– Ты откуда пришла? На поверхности толком ничего не растет большинство восходов.

Уже и забыла, где я…

Он протянул мне холщовую накидку вроде пончо с длинными рукавами.

– Вот, держи, – и, подумав, прибавил. – Люди называют меня Бьерг.

Голос у него был осипший, как случается при сильной простуде.

– Меня зовут Тэри, – отозвалась я, решив, что настоящее имя будет довольно непривычно для этого мира, а называть себя именем местной богини… мало ли, чем обернуться может.

Я спрятала озябшие ладони в бахромчатых складках. Одежда, хоть и согревала, но казалась такой, точно много лет пролежала на музейном складе, поедаемая молью. Или – я вздрогнула от внезапной ассоциации – будто ее сняли со старого трупа.

– Ближайшее селение в трети ночного перехода, – размышлял вслух Бьерг, обращаясь скорее к себе, нежели ко мне. – Мангу нужна помощь целителя.

Он замолк. Все ясно без слов. Зверю нельзя даже шевелиться лишний раз, а уж никакой переход ему и вовсе не осилить. Я осторожно коснулась жесткой, продубленной песками шкуры. Под загрубевшей шерстью угадывался мягкий подшерсток.

Где же я? В какую часть страны занесло? Представила схематичную карту, которую попыталась составить где-то в середине работы. Было, за что себя отругать! Увлекшись идеями и героями, я не слишком заморачивалась географией. Очень, очень зря.

– Сколько еще до рассвета?

Бьерг глянул на небо.

– Не больше четверти ночи прошло.

– Я не знаю, где ближайшее селение. Но могу остаться с твоим зверем, пока ты раздобудешь… лекарства.

И тут же завертелись мысли, перебивая одна другую. А что я буду делать, когда хищник очнется и увидит незнакомого человека? Чем его кормить? Но Бьерг сказал:

– До следующего заката он может не дотянуть.

Ох, нужно привыкнуть к тому, что дневные часы здесь в расчет не идут. Передвигаться можно только ночью. Бьерг встал и принялся упаковывать свой мешок.

– Что ты собираешься делать?

– Однажды Мангу вынес меня полумертвым из песков. Я буду плохим другом, если не сделаю то же самое.

Я оценила вес ягуара, затем взглянула на нового знакомого. Сила, конечно, в нем угадывалась, и немалая. Но протащить на себе беспомощную тушу по пескам, да и не пять минут ведь идти… Что-то подсказывало – шансы не пополнить собой бесчисленные скелеты пустыни у моих спасителей стремились к нулю.

– Постой. Можно сделать волокушу из твоего плаща.

Теперь Бьерг оценивающе посмотрел на меня, и пришлось поспешно добавить:

– Я помогу.

Предложенная конструкция Бьергу была явно знакома – управился в считанные минуты. Почему же он сразу не вспомнил об этом? В одиночку с волокушей непросто совладать в песках, зато вдвоем – шансы возрастают мгновенно. Не захотел просить о помощи. Неужели мой вид настолько не внушает доверия?

Он бережно уложил раненого зверя на плотный плащ, стянул концы. К двум противоположным углам привязал крепкие веревки. Костер он небрежно раскидал. Я сделала несколько глотков воды, смочила саднящую сожженную кожу на шее. Уже примерилась было взяться за край волокуши, но тут Бьерг бросил взгляд на мои босые ноги.

– Ты что, так и пойдешь?

Сказать по правде, я и забыла – мелкий песок был даже приятным для ступней, и травяные клочки под ногами совсем не доставляли неудобств. Но Бьерг посмотрел так, что сразу стало ясно – решил, что всерьез рассчитывать на меня нечего. Он снова порылся в своем мешке, и, как заправский фокусник, извлек пару старых плетеных мокасин.

Обувь оказалась слишком свободной, но я натолкала в мыски сухой травы, и вышло вполне терпимо. По крайней мере, несколько часов дороги должна осилить. Бьерг укрепил за спиной на ремне короткое копье с бронзовым наконечником. В складках одежды у пояса я заметила ножны, но хорошо рассмотреть оружие не было возможности.

…Никогда мне не забыть этот невообразимо огромный звездный шатер, шелест песка по ногами, мечущиеся взад-вперед тени ночных зверьков, черные очертания исполинских скальников ближе к горизонту, размеренное дыхание Бьерга, уверенно выбирающего нужный путь…

Он действительно петлял по абсолютно однородному темному пространству так, будто невидимые вешки отмечали дорогу. Идти было хоть и тяжело, но под ногами твердая опора ощущалась чаще, чем зыбкие пески. Руки я намяла быстро, но не жаловалась. Умный зверь лежал на боку, не двигаясь. Оглядываясь, мы встречали чуть виноватый взгляд. Где-то раз в полчаса отдыхали, делали несколько глотков воды из фляги и снова брались за веревки.

Небо на горизонте уже чуть посветлело, когда справа перед нами начала открываться гряда темных холмов. Мы свернули к ним. Несмотря на прохладную ночь, пот тек с меня ручьями, в боку кололо, руки покрылись мозолями и онемели до локтей от натуги. Ноги сбились в неудобной обуви, горели ожоги. Мой спутник тоже выглядел не лучшим образом, время от времени он останавливался и тяжело откашливался от песка и пыли.

Мы втянули волокушу в тень холма. Бьерг сбавил шаг и негромко просвистел незамысловатую мелодию. Подождал, прислушался, сделал мне жест, и мы остановились. Под ногами стлалась жесткая растительность – колючие ветви, корни, торчащие из песка. Волокушу тянуть по такой земле невозможно. Мой спутник бережно поднял ягуара, перекинул его через плечо, пошатнувшись от усталости. Я понесла плащ.

Мы подошли к треугольному проему в холме, и тут стрела с ярким оперением, приглушенным ночной мглой, ушла в песок в шаге перед нами. Я вскрикнула и подалась назад, Бьерг же спокойно остановился. Несколько секунд не происходило ничего, а потом раздался голос:

– Кто идет?

«Идет… дет…» – умножило эхо.

Мой спутник чуть приподнял подбородок и крикнул:

– Бьерг мародер!

«…родер… дер…» – передразнили холмы.

Снова тишина. Я молчала, решив за лучшее полностью положиться на Бьерга.

В глубине земляной пещеры послышались шаги, затем наметилось движение, и перед нами появилось несколько человек в бахромчатых светлых одеждах. В звездном свете легко различался блеск длинных ножен на поясах. Двое держали луки. На тетивы были наложены стрелы, наконечниками они смотрели в землю.

– И впрямь, мародер, – сквозь зубы процедил один из лучников. – Шел бы ты…

Его остановил резким движением ладони невысокий горбоносый парень, вышедший первым. В нем я угадала главаря.

– Доброй стражи, Тьерн, – обратился к нему Бьерг. – Я прошу убежища. Мой Мангу ранен, нам нужна помощь целителей.

Лучник сплюнул:

– Надо же! Людей не успевают лечить, чтоб еще за твою дохлую кошку…

И умолк под взглядом горбоносого.

– Добрых странствий и позднего восхода, Бьерг, – сказал главарь. – Для тебя вход, охраняемый мною, открыт всегда. А тебе, женщина, что нужно? Почему идешь вместе с мародером?

Тьерн посмотрел на меня в упор. Я помянула про себя старую поговорку, поучающую плавать, если швырнули в прорубь, и заговорила:

– Меня зовут Тэри. Иду из поселения Ласточки в Травники к своей тетке. Мои родные в Ласточках сгинули в песках. Я прошу временного убежища. Бьерг спас меня накануне из-под песчаного заноса, и я помогла ему дотащить сюда раненого зверя. Если мы будем терять время на разговоры, зверь погибнет.

Проговаривая названия, я уловила быстрый, брошенный искоса взгляд Бьерга. Про первое поселение я брякнула наугад – находилось такое на карте где-то на западе. Травники же были родиной Джера.

Стражник чуть прищурился, раздумывая:

– Хм… Неблизкий путь…

– Это правда, Тьерн, – сказал Бьерг. – Тэри помогла мне этой ночью, и справедливо будет, если она войдет в убежище вместе с нами.

Тьерн еще немного подумал и кивнул:

– Пусть будет так. Проходите.

Бьерг нес Мангу, и я уверилась в том, что мы поступили правильно, соорудив волокушу. Со зверем на руках он далеко не ушел бы по пустыне. Мы прошли через длинный узкий ход и очутились в широком ущелье. С обеих сторон возвышались скалистые холмы, поросшие тугими мясистыми лианами. Тут и там виднелись пещерки и проходы разных форм и размеров, естественного происхождения и выбитые нарочно. В страшную дневную жару можно было выжить, только схоронившись в холодных лазах.

Люди сновали по ущелью, из одной пещеры в другую, в неприметных одеждах, сосредоточенные и молчаливые. Все были заняты работой – перетаскивали тюки сухой травы, точили ножи, скоблили шкуры песчаных зверьков. Из пещер доносился запах готовящейся еды, сдобренный рыбным духом, от которого скручивало желудок – я не ела более суток. На нас обращали внимание, поглядывали с сумрачным любопытством. От людей веяло силой, собранностью и спокойствием.

Мы вошли в пещеру у самого подножия холма. В нос сразу ударил острый запах трав, неожиданный на фоне абсолютной засухи. Похоже, у целителей имелись хорошие запасы. Седая женщина сматывала на чистой доске полосы серой ткани в рулоны. Позади нее тянулся ряд деревянных сундуков. В стенах были выдолблены длинные углубления, в которых стояли керамические горшки, накрытые шкурами. В дальнем углу находился сложенный из глиняных кирпичей очаг, и валялись деревянные щипцы. Освещали пещеру жировики. Женщина подняла глаза, когда мы вошли, но не прервала занятия.

Бьерг бережно спустил с плеч раненого зверя. Целительница бегло глянула на него, руки сноровисто работали сами по себе.

– Где? – спросила она.

– В пустоши, – отвечал Бьерг. – На рассвете.

Женщина оставила работу, приблизилась, размотала повязку, осмотрела лапу и покачала головой.

– Ржавое лезвие. Слишком много времени потеряли.

– Я заплачу. Хорошо заплачу.

– Лекарств мало, – нахмурилась знахарка. – Людям нужнее.

Лицо Бьерга потемнело.

– Сколько нужно? – с нажимом спросил он.

Знахарка раздвинула края раны, поцокала языком. Мангу терпел, и в глазах его читалась почти человеческая боль и бессилие.

Бьерг запустил руку за пазуху и кинул на землю связку зеленоватых монет с отверстиями посередине. Знахарка отпрянула и наложила на себя странный знак, как будто хотела оберечься.

– Проклятые деньги, – пробормотала она.

– Это всего лишь деньги, – сказал Бьерг. – Так что?

Женщина покосилась на монеты, нанизанные на шнурок, и снова углубилась в изучение раны. Затем отошла, подняла крышку одного из сундуков и принялась копаться в нем. Бьерг, в свою очередь, развязал заплечный мешок, отозвавшийся звоном и треском, и достал оплавленный браслет из желтого металла.

Ого! Да мой спутник не так уж плохо устроился во время всеобщего бедствия.

Когда знахарка вернулась, он протянул ей украшение.

– Держи. Это чистое золото. Потом купишь все, что нужно, в других селениях.

Женщина смотрела на браслет, и на ее лице боролись страх и жадность.

– Добыча мародера до добра не доведет, – забормотала она, но приняла золото. – Скоро ничего не останется и у других. Говорят, меткий стрелок ищет дорогу к Солнцу. Ох, горе нам, если он сгинет…

Я вздрогнула.

– Стрелок?

Знахарка посмотрела на меня мутными подкисшими глазами.

– Ага, стрелок. Люди бают, старая шаманка снарядила его в путь по завету предков. Долго ли, коротко ли идти охотнику, но настигнет он Солнце, пронесется верная стрела и закатится оно навеки. Так говорит легенда, такие вести разносят люди.

– Ложь, – бросил Бьерг. – Людям хочется во что-то верить, вот и выдумывают.

– Ага, – знахарка расплылась в ухмылке, в которой недоставало нескольких зубов. – Тебе-то, мародер, чего верить? Тебе-то радоваться впору, вон сколько золота нагреб…

– Не каркай, ворона древняя, – жестко оборвал ее Бьерг. Он огладил Мангу от головы до хвоста и обратился к нему, – Потерпи, брат, поспи. Я скоро вернусь к тебе, – и снова знахарке. – Вылечи его. Если за мной останется еще долг, уплачу. Ты знаешь, я не обману.

Женщина положила руку на лоб зверя и закивала.

– Приходи через закат, там и поговорим.

Оставив Мангу на попечении целительницы, мы с Бьергом отправились в пещеру старейшин. Все люди в селении были заняты работой, и каждый, кто останавливался здесь хотя бы на две ночи, должен был приносить пользу общине. Быстро перебрав в уме свои немногочисленные навыки, я решила, что достаточно пользы от меня может быть в плетении циновок и другой утвари. Бьергу было решительно все равно, чем заниматься, и седоусый старейшина велел ему навить веревок из крапивы. После короткого разговора Бьерг задержался и отсчитал старейшине несколько монет, крупнее тех, что отдал знахарке. Поджидая его у выхода, я не слышала, о чем они говорят, но видела, что старейшина смотрит на зеленоватую бронзу чуть ли не с отвращением. Но, как и целительница, монеты взял.

Мы забрались в пещеру, на которую указал нам старейшина. В ней ничего не было, кроме двух лучин, торчавших в расселинке, да охапки сухой травы на каменном полу. По прошествии ночи я чувствовала к своему спутнику еще большее доверие, чем после моего спасения. А он, похоже, проникся ко мне уважением после тяжелого ночного перехода.

Бьерг зажег лучины и кинул мне кресало.

– Держи. Разведи огонь.

У стены валялось несколько корней и колючих веток. Я разложила маленький костерок в глубине пещеры. Бьерг ненадолго ушел и вернулся с пропитанным жиром туеском, полным воды. Я подвесила его за плетеную ручку на каменном выступе над огнем.

Мой спутник достал из мешка связку полосок сушеного мяса, нанизанных на нить, и сказал:

– Ешь, ты голодная.

Увидев еду, я тут же сглотнула набежавшую слюну. Сутки голодания и невообразимое напряжение последних часов давали о себе знать. Саднили набухшими мозолями ладони.

Мы пили ничем не заправленный кипяток, и делили походную пищу. Я поймала себя на том, что дремлю с глиняной чашкой в руках. Бьерг затоптал костерок, стянул сапоги и улегся на солому, предусмотрительно отделив мне охапку. Я допила воду, загасила лучины и свернулась клубком, закуталась в пончо, стараясь зарыться в траву поглубже.

Не чувствуя ничего кроме абсолютной эмоциональной и физической измотанности, я заснула в одну секунду.