Текст книги "Герой должен умереть"

– Твои боги, – прошептала Илайна, обратив лицо к бездне. – Твои небесные боги – только раскрашенные куклы в сравнении с духами Сердца мира. Там, в глубине, живут те, кто был до творения мира, и останутся последними после его разрушения. Послушай, Стрелок, и ты услышишь…

Она протянула Джеру тонкую, облаченную в сияние руку, и охотник сел рядом с ней.

И из бездны вдруг послышался едва различимый, невыразимо печальный и нежный напев. Тихая-тихая песнь наполняла пространство, вплеталась во тьму, звенела, и древней магией была она наполнена, магией, что старше людей, солнц и мира, самой древностью, тьмой и основой бытия.

– Твои боги могут уничтожить друг друга, – шептала Илайна. – Твои солнца могут погибнуть и родятся новые светила. Все люди могут исчезнуть, затем возродиться снова. Но, покуда звучит песнь подземных духов, мир будет жить. И никто не сможет прекратить этого, ибо нет во всех мирах ничего сильнее Древности. Твои боги молоды и смертны, и они однажды уйдут, а мы останемся… И как ни станут биться небесные злодеи, они превратятся в прах, а миры будут стоять, покуда звучит внутри них подземная песнь. Твои боги смешны, если думают, что могут уничтожить сущность, внутри которой заложена вечная жизнь.

Джер молчал, придавленный открывшейся перед ним вечностью.

– А знаешь, Стрелок, – Илайна обернулась к нему, и глаза ее вспыхнули голубыми искрами, – когда мир погибнет? Однажды подземные духи выйдут из бездны на поверхность и запоют последнюю песнь бытия. Только тогда исчезнет этот мир из пространства для того, чтобы его место занял новый. До тех пор – все бессмысленно.

Охотник взглянул в глаза Илайны, в которых чудилась голубая бездна, подобная той черной, что окружала их со всех сторон. Он сжал кулаки и попытался вызвать в памяти все то, ради чего оставил родной дом, адский жар, борьбу за жизнь, верный лук, свою богиню…

Но все это меркло перед открывшимся безмолвным величием, он не мог удержать мыслей, и все, ради чего он существовал – любовь к жизни, преданность народу, готовность к подвигам – вытесняла бесконечная тьма и горящие колдовскими огнями глаза.

– Иди ко мне, Стрелок, – прошептала Илайна. – Все бессмысленно.

Все бессмысленно. Главное, что еще поют подземные духи, и таится жизнь внутри мира. И до тех пор, пока звучит песнь, ничего не случится. Алое Солнце может сжечь землю дотла – все равно возникнет новая жизнь, сильнее и лучше предыдущей. И что за дело до каких-то мелких людей, букашек на теле мира – будут новые люди, родятся новые букашки.

Главное, что звучит песнь подземных духов.

И еще губы Илайны – нежные и прохладные, как подземный родник на жарком закате.

Глава 7

Это случилось абсолютно неожиданно.

Прошла ночь, и люди уже готовились ко сну. Я сидела на входе в пещеру и разглядывала стремительно светлеющий горизонт, готовая в любой миг скрыться в прохладной глубине. Бьерг куда-то пропал.

Но этот восход не играл алыми красками, не заливал жаром скалы и пустошь перед ними. Цвета были мягкими, точно смазанными. И вдруг я поняла, отчего.

Небо скрыли тучи.

Я вскочила и опрометью кинулась вниз, где люди, оставив свои дела, собрались в толпу и все, как один, с надеждой глядели в низкое небо.

Тучи сгущались, тяжелые, фиолетовые, несущие радость.

Первая благодатная капля вырвалась на волю, ударилась о камешек и скользнула по моей щеке. Вторая дотронулась до губ. И мелкой дробью задрожали мясистые листки на лианах, капли путались в волосах, темными пятнами расплывались на одежде…

Я закрыла глаза, предоставив живительным струйкам змеиться по лицу.

Зашумел ветер, хлестнула по носу обломанная колючка. Я услышала за спиной шум, топот. Люди, успевшие устроиться на сон, выбегали из пещер, съезжали по скалистым склонам, падали на колени, загребали горстями мокнущую землю. Залаяли охотничьи собаки, детский смех взлетел ввысь, столкнулся с падающими каплями – и целый водопад обрушился на головы обезумевших от радости поселян.

– Дождь!

– Дождь!!!

– Радость дождю!!!

Звонко перекликались девушки, мальчишки не упускали возможности хорошенько потузить друг друга в лужах, грязные с головы до пят. Старый дед подставил морщинистое лицо небу и шептал что-то, приложив пальцы ко лбу.

Кто-то толкнул меня в плечо, потом схватили за руку, и я позволила увлечь себя в безумном, безудержно счастливом танце. Люди кричали, вопили, пели на разные лады, и все это сплеталось в странную, удивительно красивую, несмотря на абсолютную разобщенность, музыку. Это был гимн жизни, песнь свободы и надежды. Возглас «радость дождю!» слышался со всех сторон. Босые ноги утопали в земле, еще недавно сухой и потрескавшейся, теперь же превратившейся в грязь. Я вымокла насквозь, до нитки, до последнего волоса. Вдруг меня в грудь ударили тяжелые мягкие лапы, я поскользнулась и упала в грязь, молодой волкодав принялся радостно облизывать мне нос и щеки. Я не знала, смеюсь или плачу, я задыхалась влажным живительным воздухом, зажмурившись, ловила ртом струи ливня, упивалась счастьем людей, зашедшихся вокруг в диких плясках, и плясала с ними так, точно сама провела долгие годы, страдая от жары, и жила лишь ожиданием этих дождливых дней. Мелькнули в танце черные косы и яркий платок, Рина хохотала и веселилась со всеми, но я видела, как взгляд ее с затаенной тоской перебегает с одного селянина на другого…

Я устала, запыхалась, выбралась из круга пляшущих. Солнце взошло, но нас окружали сумерки, серые и прохладные, и весь день обещал быть таким. А потом, если будут благосклонны духи, и еще один. С наслаждением шлепая по грязи, я гуляла вдоль холмов и прикидывала – если дожди затянутся, то, возможно, смогу осилить переход по пустыне в одиночестве. Размышляя так, я вошла в сень рощи. Здесь ливень превратился в морось – мощные кроны, сражавшиеся с солнцем, лишь нехотя делали одолжение для дождя. И вдруг, вглядевшись в полумрак, я смутно различила знакомый силуэт.

Мародер сидел на земле, привалившись спиной к кожистому стволу. Рядом лежала его кожаная фляга.

– Бьерг! – окликнула я, подбежала ближе. Мне было так хорошо, что я и представить не могла, будто кто-то может не радоваться этой ночи.

Он чуть повернул голову в мою сторону. Я проскользила пару шагов по мокрой земле, грохнулась на колени, потормошила его за плечо.

– Что ты сидишь? Идем со мной, пойдем под дождь!

Мародер покачал головой, и я вдруг заметила даже в тенистых сумерках подтеки крови на его губах и подбородке. Он проследил за моим взглядом и промокнул губы платком, зажатым в ладони. Я увидела, что серая ткань вся покрыта свежими темными пятнами.

Сердце зашлось от испуга, я бессознательно ухватила мародера за запястье, но он мягко высвободил руку и убрал платок за пазуху.

– Что с тобой?

Кровь размытыми каплями оставалась в углах губ.

– Все в порядке, Тэри. Радость дождю. Иди. Я хочу отдохнуть в одиночестве.

Я видела – совсем не все в порядке. Хотела заговорить снова, но Бьерг неожиданно раскашлялся, надсадно, хрипло, задыхаясь, будто легкие жгло изнутри. Я сама почувствовала, как сжимается горло. Мародер чуть отклонился, прижался лбом к стволу и сплюнул наземь тягучий сгусток крови. Достал платок и вытер губы, стараясь отдышаться.

Я заметила, что по бахромчатому краю ткани идет вышивка, вылинявшая и грязная. Но некогда красивая – переходят друг в друга разноцветные спирали и змеи, вышитые тонкой гладью, блестит золотая нить.

– Выпей, – я тронула его за плечо и подала флягу с водой.

Он чуть кивнул, сделал несколько глотков, прикрыл глаза.

– У тебя дрожат руки, Тэри. Не бойся так.

– Бьерг, ты же болен… – тихо сказала я.

– Это давно не новая весть.

– И ты ведешь такую жизнь? Тебе же нужно…

И замолчала, встретив его усмехающийся взгляд. В самом деле, что – «нужно»? Отсиживаться в сырых подземельях и покорно ждать встречи с судьбой? Довериться травникам, которым больше негде доставать травы?

Бьерг снова закашлялся, склонившись к земле. Я подхватила его, дала опереться на свое плечо. Я понимала, почему он предпочитает одиночество. Разве возможно довериться людям, для которых мародеры – безумные странники, падальщики, что отважились разведывать пути, страшившие остальных. Отвращение пополам с любопытством, благодарность, размешанная со страхом – не самые надежные чувства. Не придет умирающий стервятник искать помощи у живых зверей, которые не сегодня-завтра могут стать его же пищей. Не станут песчаные мародеры искать утешения у людей, с чьих погибших друзей еще вчера срезали поясные кошельки.

Да и чисто по-женски я с досадой понимала, что Бьергу не по гордости просить помощи у старейшин и воинов, охраняющих пещеры – помогите, мол, добродился по пескам. И чем тут поможешь – разве только словом. Я, женщина – другое дело… Незнакомка, с которой дороги вот-вот разойдутся, и не вспомнит на другой день о случайном попутчике, а все на душе легче. Такой можно довериться, как сестре, как давней подруге, или…

В приступе слабости мародер выронил платок. Я бережно подняла его, некогда мягкий, теперь огрубевший от крови и песка лен скользнул по пальцам. Вышивка и впрямь была красивая, но очень уж изношенная. Не только кровью была запятнана она, но и застарелая скорбь невидимым налетом скрывала потускневшие нити от лишних глаз.

Сколько же всего было сокрыто от меня, одержимой великой идеей уничтожения Солнца! Скольких людей я не заметила, сколько мелочей упустила! Может, это и к лучшему – и так душу дерешь, а если пропускать через себя каждую судьбу, недолго и с ума сойти…

Бьерг не торопился забирать у меня платок.

– Нравится? – спросил он.

– Очень, – искренне прошептала я, проводя пальцем по вязи разноцветных спиралей.

Через вечное переплетение линий и судеб несется, бурлит быстрая стремнина, распускаются по берегам цветы невиданной красоты, выстреливают к небу тонкими тычинками, рождается новая жизнь…

– Я жил тогда далеко на западе, – Бьерг подставил лицо каплям, что падали с деревьев. – Алая Заря восходила там гораздо реже, чем в восточных землях, и мы иногда оставались в наземном селении на долгое время. Только когда жар становился совершенно нестерпимым, укрывались в пещерах у подножия гор, но и тогда он не был смертелен. Но однажды восход застал нас врасплох – гибельным жаром овеяло долину, и мы поняли, что больше нам не жить на земле. Много ночей подряд люди перетаскивали имущество из хижин в пещеры и обустраивали жилье. Мы с отцом и двумя братьями стояли на страже. Нарья, моя невеста, занималась раскладкой еды и других припасов. Однажды ночью она с еще несколькими селянами отправилась в свою хижину перенести остатки запасов. Время шло к рассвету, а их все не было. Я сторожил выход из пещеры и до боли в глазах вглядывался в ночную тьму, которая вот-вот грозилась рассеяться. Нам было запрещено отправляться на поиски пропавших – это только умножило бы потери. Но этого я вынести не мог. Оставив братьев на страже, я бегом бросился к вымершему селению по натоптанной тропе. Когда я добежал, уже почти рассвело и Алое Солнце показалось из-за горизонта. Я метался по селению и выкрикивал имена моей невесты и ее спутников. Ответа не было. Когда я уже почти отчаялся, то вдруг услышал слабый голос Нарьи. Я нашел ее в старом амбаре, испуганную и изможденную. Она не могла идти. Я подхватил ее на руки и, что было сил, помчался к пещерам. Из ее отрывистых слов я понял, что на них напали бандиты. Спутников ее похитили, а ей удалось спрятаться в подвале, но она вывихнула ногу…

Бьерг замолчал, переводя дыхание, и я совсем притихла, бережно поглаживая печальное шитье, не смея поднять на мародера глаз.

– Я бежал так, как никогда раньше… И все же не успел. До пещер оставалось слишком много шагов, когда Солнце уже едва касалось краем горизонта. Нарья плакала и то просила не бросать ее, то умоляла оставить и спасаться самому. Я не отвечал, и не успевал, не успевал, я видел это и знал, и все равно бежал и чувствовал, что раскаленный песок проникает прямо в кровь. Наконец, силы отказали мне, я упал навзничь, и Нарья потеряла сознание от жара и боли. Много лет я убеждаю себя в том, что в тот момент я мог сделать для нее только одно… У меня хватило сил достать нож. Диким усилием воли я заставил себя снова бежать, без мыслей, как зверь, спасающий шкуру, потому что так велит инстинкт. Я бежал, затем шел, затем полз, сжигал грудь мертвым воздухом, и в глазах двоились разноцветными кругами вершины гор.

Я не помню, как попал в пещеры. Пришел в себя через много дней, с болью от ожогов по всему телу, с болью внутри, как будто везде жгли костры. Про боль в душе нечего и говорить. Потом мне рассказали, что братья высматривали меня, как до этого я высматривал Нарью, и заметили движение впереди. Наплевав на запрет, они наглухо замотались в плотную одежду и ринулись навстречу, приволокли меня, почти уверенные в том, что я нашел свой конец… Но я выкарабкался, хотя и очень долгое время абсолютно не понимал, зачем.

Настал сезон дождей. К тому времени я уже чувствовал себя почти здоровым, только все еще на вдохе грудь резало ножом. Но это уже не стоило внимания. Я поклонился отцу и старейшинам, обнял братьев и вышел из пещер. С собой я не взял ничего кроме оружия да одежды, которая была на мне. И еще прихватил простой мешок, в каких таскали зерно. Первым делом я направился к родному селению и на полпути отыскал могилу моей нареченной. Солнце оказалось бессильно против ее красоты, наступающие пески милостиво укрыли ее, не дав лучам изуродовать черты лица, и залечили рану под левой грудью. Я снял с ее шеи этот платок, который она вышивала еще девочкой и рассказывала всем, что подарит его жениху перед самой свадьбой. Вот такой была первая добыча Бьерга мародера. Я похоронил невесту в западине неподалеку от селения, в тени склона, на котором высились остовы деревьев, и пошел прочь…

Дождь разыгрался не на шутку. Бьерг бережно перенял платок из моей ладони и спрятал.

Мы молчали. Из селения доносились песни и возгласы – люди станут праздновать дождь еще долго. А я чувствовала себя так, будто подслушала то, что предназначалось вовсе не мне, а кому-то другому… той, кем меня считают. Мне было неуютно, дождь уже казался противным, грызло чувство вины за свою ложь, а, вдобавок, скребло горло, когда в голове возникал образ молодого человека, который убивает возлюбленную, зная, что не в силах нести ее дальше.

Ну что, Теринга, богиня, творец миров, как-тебя-еще! Это тебе не кнопочку нажимать и перерезать любимому герою горло, потягивая зеленый чай. А потом сопли разматывать со страдальческим видом, мол, не хотела, а надо!

Дождь насыщал воздух легкостью и свежестью. Я решилась взглянуть на мародера.

– Бьерг… Я хотела сказать…

Я еще не придумала, что точно хотела сказать, как он опередил:

– Не нужно. Я все уже знаю.

Целый миг я была уверена, что все-таки вижу абсурдный сон.

– Что… знаешь? – осторожно поинтересовалась я.

– Ты вовсе не из Ласточек, и нет у тебя никакой тетки, ни в этом селении, ни в каком другом. Неизвестно, кто ты, куда и зачем идешь, и как тебя зовут по-настоящему, – мародер улыбнулся углом рта. – Дело в том, что Ласточки или Ласточкины Гнезда – это мое поселение, из которого я отправился в странствия.

Я так и закусила губы. Надо же так проколоться! А Бьерг, тем временем, решил меня добить:

– А Травники – это вообще в другой стороне. Ты хочешь сейчас рассказать мне правду, но пока не готова к этому. Не нужно, Тэри. Мне достаточно того, что ты отдала холодной ночью единственную одежду, чтобы перевязать раненого зверя. Остальное расскажешь, если тому придет время.

Я с благодарностью отвернулась.

Нужно было на что-то решаться. Я прошла через тоннель в холме мимо стражников. Над пустыней низко гуляли грозовые тучи. Во все стороны, сколько ни гляди – одна и та же пустошь, только текут ручьями грязевые потоки. Несколько женщин копались у подножия холма, набирали в плетеные корзины влажную глину. Сейчас ее даже не нужно долго замешивать на воде – достаточно как следует перемешать с песком, и можно лепить посуду.

Я отошла на несколько десятков шагов и сразу наткнулась на скелет, до блеска вымытый дождем. На нем сохранились остатки тряпья с глиняными пуговицами.

Что, страшно гулять по собственному миру? Теперь понимаешь, каково твоим героям?

Попытка разозлить себя закончилась провалом. Да, страшно! Да, мне нужна помощь!

Я вскрикнула, инстинктивно прикрываясь руками, и упала наземь рядом со скелетом – прямо на меня, держа на весу одну лапу, летел ягуар. Он прыгнул мимо и ткнулся мордой в лужу грязи. Шерсть его свалялась, висела грязными колтунами. Зверь похудел, но, в целом, выглядел вполне довольным жизнью. Он перевернулся на спину, показав грязное брюхо, и принялся вылизывать больную лапу.

За спиной послышался смех.

– Не бойся, он не нападает на людей, если сыт.

Вот так обнадежил!

– Здешнюю целительницу недаром чтут колдуньей. Мангу два восхода и два заката пролежал в пещере, а теперь в состоянии и размять лапы. Что, брат, еще несколько восходов – и отправимся дальше, да?

Бьерг запустил пальцы в грязную шерсть у шеи ягуара. Тот пренебрежительно фыркнул и облизнулся. Из пасти разило сырой рыбой.

– Куда вы направляетесь? – спросила я, обходя ягуара как можно дальше.

– Мародеру открыты все дороги, – отвечал Бьерг. – Но нет ни одной верной.

Я почувствовала себя бесконечно, невыразимо одинокой в этом диком мире, под этим абсурдным солнцем, среди абсолютно незнакомых людей. Богиню Терингу здесь знали все – но готовы ли были принять меня, такой, какая я оказалась? Что я могу предложить этим людям? Силу, надежду, защиту?

Если рассуждать здраво, мне самой нужна защита. Одна я погибну в пустыне если не в первый, то во второй переход точно. Кто знает, какие опасности она таит кроме диких зверей и испепеляющего жара? Нужно добывать еду, защищаться от врагов. А у меня ни оружия, ни припасов, одежда и та перешла от какого-то мертвеца вроде вот этого скелета.

Мне нужен союзник, защитник, сильный человек, знающий тропы этого мира, тот, кто может дать совет, поддержать в пути.

В сотый раз я подумала – если б Джер был рядом, если б не разметало нас тем вихрем в разные стороны…

И вдруг – странное чувство. Я почему-то ощутила себя преданной. Обида и горечь возникли в груди, к глазам подступили слезы.

О, боги, духи, дьяволы, как же мне одиноко!

Я уже собиралась спать, когда мародер пришел в пещеру вместе с ягуаром. Зверь потянулся, выпустив внушительные когти и зевнул. Из пасти пахнуло рыбным духом, клыки уверенно сомкнулись. Я тихо прижалась к стене.

Зверь заметил меня и резко напружинился, шерсть на загривке встала дыбом. Он зашипел, дрогнули вибриссы. Ему полсекунды хватит, и больная лапа задержит ненадолго…

Ладонь Бьерга уверенно легла на затылок зверя. Мародер опустился рядом с ним на колени и спокойно, но с силой обхватил его голову, крепко вцепился в складку на шкуре у шеи.

Ягуар заворчал.

– Тэри, – обратился ко мне мародер. – Дай ему рыбу.

Ягуар буравил меня ленивым взглядом, как мышь, попавшую в западню.

Сглотнув, я извлекла из глиняного горшка половину сырой рыбы, оставшейся от приготовления ужина. Осторожно, на четвереньках подползла к зверю и протянула ему угощение.

Клацнули клыки, ягуар нацелился было на меня, но Бьерг железной хваткой удержал его. Я непроизвольно вскрикнула и отпрянула.

– Не показывай, что боишься его. Попробуй еще раз. Положи еду перед ним. Без резких движений.

Я послушалась. Бьерг чуть ослабил объятие, ягуар обнюхал рыбу, посмотрел на меня и снова зарычал.

– Медленно отойди в сторону, – велел мародер.

Я отползла обратно на охапку соломы. Бьерг отпустил зверя, только слегка касался ладонью загривка. Если ягуару взбредет в голову прыгнуть, мародер не успеет его удержать. Я быстро попыталась подумать о чем-то другом.

Ягуар лизнул рыбью шкуру, и с аппетитом принялся есть. Бьерг дал ему еще один крупный хвост. Управившись с полученным лакомством, сытый и довольный, Мангу лег поперек входа, принялся умываться здоровой лапой и ворчать, поглядывая в мою сторону. Бьерг погладил его по шее, подошел и сел рядом со мной.

– Не бойся его. Зверь почувствует страх.

– Легко тебе говорить.

– Я хожу с ним уже несколько лет по селениям. Он не нападает на людей, ему достаточно охоты в пустыне.

– Почему он тебя слушает? – я говорила шепотом, казалось, что ягуар прислушивается к каждому слову.

– Зверь станет уважать человека, если тот окажется сильнее. Я как-нибудь потом расскажу тебе эту историю, Тэри. Сейчас нужно, чтобы он принял тебя рядом со мной, ведь мы еще несколько закатов проведем в этой пещере вместе.

Мангу положил голову на лапы и стал наблюдать за нами из-под полуопущенных век.

Задремать мне в этот раз удалось нескоро.