Текст книги "Небесная канцелярия"

Первое желание. Старый волшебник

Мы стояли перед многоэтажкой в центре города. Я всматривалась в плотно занавешенные окна одиннадцатого этажа. Светило яркое солнце, стоял полдень, сигналили машины, бежали по делам люди, струились грязные ручейки талого снега. Я в который раз перечитала записанное желание: «Моя жизнь бессмысленна, навечно оставьте меня в покое и никогда не трогайте. Я одинокий волк, я устал от людей и никому не доверяю. Пусть все об этом знают и навечно пожалеют о том, кого они потеряли, и спасут меня в последний момент. Так тому и быть. Навечно».

Я беспомощно посмотрела на Аврелия и передала ему бумагу.

– Зачем он «навечно» три раза повторяет? – удивился ангел.

– Откуда мне знать? Наверное, решил, что так звучит эффектнее.

На первой странице помещалось записанное слово в слово желание. Далее подразумевалась расшифровка, но Мечта не успела этого сделать.

– Я думаю, этот случай решается легко: демократизатором с разворота, – предложил Аврелий.

– Нет, подожди. Давай это на крайний случай оставим. Я, кажется, начинаю понимать. Вот что… у тебя в отделе сотрудница на должности мечты, хорошенькая такая, на бабочку похожа. Мне кажется, тут она будет кстати.

– Думаешь?

– Уверена.

– А почему бы тебе самой не попробовать?

– Я боюсь, что не сдержусь – и демократизатором с разворота.

Аврелий снял с пояса телефон… нет, рацию. Старомодную и обшарпанную. Вытянул антенну, пощёлкал по кнопкам, поругался. Послышалось шипение.

– Лия! Приём. Срочно ко мне. Бросай всё к чёрту. Жду. Отбой.

Сиреневоглазая фея улыбалась и хлопала ресницами. Воздушное платьице она сменила на кожаные брючки и кожаный же топик, на пояс прицепила расшифровыватель. Демократизатор фея носила на манер фэнтезийного меча – за спиной. Больше никакой амуниции при ней не было. Она несколько раз, очаровательно хмурясь, перечитала желание и, наконец, сказала:

– Я всё поняла, Аврелий Рафаилович. Сделаю. Можно идти?

– Что ты там поняла? – снова просматривая бланк, спросил Аврелий. – Нам объясни.

– О, это в двух словах не рассказать. Давайте, я выполню задание и отчитаюсь.

– Выполняй, – разрешил Аврелий. – И хватит меня по отчеству называть, сколько раз говорить!

Лия взмахнула ресницами особенно прицельно.

– Не могу, Аврелий Рафаилович. Не положено. В законе о субординации чётко прописано…

– Всё, шагом марш выполнять!

– Удачи, Лия! – пожелала я.

Фея упорхнула, эффектным жестом перекинув за спину светло-серебристые волосы.

Нам оставалось только ждать.

Старому волшебнику с каждым днём всё труднее браться за перо. Он бродит вокруг стола с чернильницей и бумагами, то ближе, то дальше, круг за кругом, бормочет себе под нос. Старому волшебнику страшно: он позабыл магию. Больше не почувствовать ему, древнему, каково это – когда соединяются буквы в слова, а те – в живую змейку, влекут куда-то, где неведомость и сияние, что когда-то звалось счастьем. Старый волшебник безумен. Он мечтал изобрести формулу вечной молодости, но познал только страх и от нечего делать рассматривает его со всех сторон день за днём, ночь за ночью. Он на один глаз слеп, держится прямо, будто нечто всё ещё тянет его ввысь, но пальцы уже не могут удержать перо с прежней ловкостью. Его кельи тихи и чисты, он исправно наводит порядок и готовит пищу дважды в неделю, только грязь и паутину на окнах не трогает.

Стук в дверь раздался не то чтобы внезапно. Он уже давно ждал госпожу Смерть и тщательно подготовился к встрече с нею. Старый волшебник оправил рукава мантии, последний раз взглянул в зеркало, мутное как раз настолько, чтобы не действовать лишний раз на нервы напоминанием о старости и беспомощности. А потом погасил свечу и щёлкнул дверным замком, готовый первым шагнуть навстречу Смерти, если она велит.

Рассеянный свет проник в прихожую, и волшебник поморщился. Через порог решительно шагнула стройная девушка со светлыми, разбросанными в беспорядке волосами. Критически осмотрела стены, а затем и хозяина. Волшебник моргал и молчал, а едва не вырвавшееся «Приветствую тебя, госпожа Смерть» застряло в глотке и казалось теперь донельзя глупым. Девушка поджала губы, видимо, не зная, засмеяться ей или рассердиться. Старый волшебник сказал:

– Я ждал не тебя.

– А пришла я, – постановила девушка.

Он с беспокойством заозирался.

– Послушай, я, конечно, рад, но не могла бы ты зайти чуть позже? Я и вправду жду кое-кого. Вот уже много лет…

Девушка презрительно скривила губки.

– Лет? Хороший мой, ты сидишь тут, как пень, чуть больше полугода.

– Каждый день для меня невыносим и подобен веку, – мрачно ответствовал старый волшебник. – Я потерял счёт времени, я слишком стар и устал…

Тонкие каблучки уверенно процокали по комнатам, послышался треск раскрывающихся рам, и звонкий голос припечатал:

– Тебе тридцать девять. Исполнится через месяц. Фу, ну и пылища!..

– Что? Нет!..

Волшебник с прытью, недостойной старца, метнулся в комнату. Однако было уже поздно. Девушку озаряло полуденное солнце, в лучах которого мерцали пылинки. Она дважды чихнула и завязала волосы в хвост. Волшебник обескураженно молчал. Из распахнутого окна доносились звуки города: шум автомобилей, музыка в торговом центре, голосовые сигналы светофоров. Солнце и свежий воздух проникали даже под повязку, к глазу, который волшебник решил сделать слепым. А девушка тем временем продолжала что-то говорить, но уже из кухни, где тоже успела раскрыть окно.

– …и сними, наконец, эту хламиду. Тоже мне, колдун в отставке! Надеюсь, у тебя хватит мозгов не давить на жалость. Я на такие дешёвки насмотрелась, будь здоров!

Несчастный волшебник прокрался на кухню. Как ни старался сохранить остатки достоинства, оно рассыпалось в песок. Он присел на край стула, спрятал руки в рукава. Девушка суетилась у плиты, хлопала дверцами шкафчиков.

Он всё же предпринял попытку:

– Понимаешь, я ужасно от всего устал. Я запутался в себе и не доверяю людям. Я одиночка по своей сути и никогда не смогу быть иным. Это мой путь и, как бы он ни был тяжёл, я его избрал…

Девушка со стуком поставила перед ним дымящуюся чашку. По её светлым волосам прыгали солнечные зайчики. Радостно выли сигнализации машин на улице.

– Тебе в какао одну зефирку или две?

Он хорошенько подумал, набрал в грудь побольше воздуха и принял решение:

– Две.

Волшебник выпил полчашки какао, съел зефирки, посмотрел на девушку и поинтересовался:

– А ты, собственно, кто?

– У меня всё, – закончила отчёт Лия.

Аврелий нахмурился.

– Как это всё? По-твоему это исполненная мечта? Какао с зефирками?

– Да.

– Ты издеваешься?

Лия обворожительно улыбнулась, слегка подалась вперёд и выдала:

– Не у всех, Аврелий Рафаилович, мечты требуют стрельбы и расшифровки. Иногда человеку достаточно, чтобы кто-то сварил ему какао. С зефирками. Чтобы побыл рядом. Подержал за руку. Послушал, поговорил. Подарил новую книгу. Дал почувствовать себя нужным. Я не знала вашу предыдущую сотрудницу, только слышала о ней. Да, наверное, она была яркая, прекрасная, заметная, всё ей было по плечу. Наверное, для таких, как она, нет преград, с ней можно было и в бой, и в любовь, и вот этой штукой по затылку. – Она движением головы указала на демократизатор за спиной. – Я понимаю, что я совсем не такая и никогда её не заменю. Но, знаете, Аврелий Рафаилович, я и не стремлюсь к этому. Я действительно другая. Не может человек постоянно гореть в огне своей великой мечты, а уж если она погибает… простите… что тогда остаётся человеку? Сидеть на остывающем пепелище, ничего не хотеть, жить воспоминаниями? Нет, Аврелий Рафаилович, вот тогда-то и нужны такие, как мы, как я. Не великие, а простые, бытовые, ежедневные мечты, исполнение которых позволит прожить ещё день. Потом ещё один. И ещё. Волшебник теряет смысл занятия магией и не может обрести новую мечту. Но, исполняя каждый день маленькие мечты, он понемногу приближается к ней. Из таких мелочей и состоит жизнь. Вряд ли все глобальные, огромные, головокружительные мечты могли бы сбыться, не поддерживай их ежедневно, такие маленькие, но важные. Теперь решайте сами, выполнила я задание или нет. Мне можно идти, шеф?

Аврелий посмотрел на меня, на неё, и так по кругу. Лия скалила очаровательные зубки и трепетала крылышками. Я тоже не могла сдержать улыбки. Наконец Аврелий махнул рукой:

– Ладно. Свободна.

Лия встала, поправила на поясе расшифровыватель и уже направилась к выходу, когда ангел окликнул её:

– Лия, постой. Как вернешься в офис, зайди к шефу… тьфу ты, к Христиану Сергеевичу. Скажи, я к концу месяца представляю тебя к премии второй… нет, пока третьей ступени. Там посмотрим. На сегодня работу заканчивай, завтра даю тебе выходной. Только Пафнутия предупреди.

– Благодарю вас, – обезоруживающе улыбнулась фея.

– И ещё.

– Да?

– Сегодняшнее задание в недельный отчёт не включай. Поняла?

– Поняла, Аврелий Рафаилович.

Стрельнув глазками, она исчезла.

Мы с минуту молчали и смотрели на тающее облако звёздной пыли, которое осталось от феи.

– Круто, – сказала я. – Чётко.

– Что там за расшифровка?

Мы склонились над листом с желанием. Под изящным почерком Мечты уверенно было выведено фиолетовыми чернилами: «Я хочу, чтобы меня выслушали».

Я обессиленно уронила голову на руки. Посидела так немного. Мой напарник выглядел тоже не то чтобы очень – он долго пробыл в мире людей.

– Аврелий, ты как хочешь, но я сегодня всё. У меня куча дел дома.

– Да, я тоже уже никакой. Ты иди, я отчитаюсь за нас обоих.

– Спасибо.

– Завтра в кафе в то же время?

– Замётано.

Но назавтра до кафе мы не добрались.

Этот город пропитан тобой насквозь. Если ты вдруг исчезнешь, от него останется только скелет с глазницами площадей и торчащими рёбрами труб. Он будет существовать ещё некоторое время, не зная, что умер, а потом обрушится к моим ногам грудой истлевающего хлама. Ты живёшь в каждом кирпичном закоулке, в каждом заколоченном киоске, в беседках под взбитым снегом.

Я слишком люблю этот город, чтобы не полюбить тебя.

Ты покинул его внезапно, без предупреждения, но я узнала об этом сразу, как только увидела, что город мёртв. Он продолжал исправно функционировать, как заводной механизм, просыпался по утрам, звенел велосипедными сигналами и завывал саксофонами. Большинство людей даже не заметили, что города больше нет. Но только не я. Я бродила по заросшим репейником лестницам и смотрела на исчезнувшие граффити, искала следы там, где они всегда были, – и не находила. Я заглядывала в окна. Ты даже не представляешь, сколько окон опустело без тебя, хоть в них и горел свет, и странные существа, нечто среднее между призраками и роботами, продолжали отсчитывать секунды до своей смерти. Перед тем как уехать, ты прошёл по сумеречным улицам, снял душу города, как тонкий целлофан, с парапетов, с балконов, вытянул из трещин асфальта, смял в хрустящий комок и положил в карман, чтобы увезти с собой.

Я специально узнала, на какой поезд ты сел, и взяла билет в противоположную сторону в один конец. Ночью вышла на маленькой станции, состоящей из трёх бетонных блоков и старого-престарого путейщика. За рельсами лежало поле развалин и высыхающих костей. Я двинулась прямо через него, не дожидаясь утра, и начала строить новый город, в котором ничто и никогда не будет напоминать о тебе. Я заполнила его собственной душой, влила кровь в сосуды магистралей, вычистила зубья домов, укрепила фонарные корни, стала расчёсывать деревья в парках и заплетать им косы. Перед сном я забиралась на крыши и сочиняла под гитару колыбельные, а витрины украсились праздничным сиянием моих счастливых глаз.

Однажды ты явился в мой город. Бесцельно, так, проездом, похрустывая чем-то в кармане. И без видимых причин задержался дольше, чем рассчитывал. Я вижу, ты ходишь по его улицам, тебя околдовывает свет прожекторов на стадионах, ты готов часами напролёт дышать моросью на бульварах, ты мечешься, словно голодный пёс, не соображающий, откуда доносится запах пищи. Вечерами я поднимаюсь на любимую черепичную крышу, не самую высокую в городе, но самую уютную, настраиваю гитару и играю.

Я знаю, ты где-то неподалёку, пытаешься заснуть в дешёвой гостинице, пьёшь кофе в круглосуточном кафе, тратишь последние сбережения на безделушки в уличных лотках. И не можешь понять, отчего тебя не отпускает этот город, который ещё недавно нельзя было найти ни на одной карте.

Ты просто слишком любишь меня, чтобы не полюбить его.

За несколько станций отсюда медленно превращается в руины тот, у кого ты забрал душу и от кого в панике сбежала я. Ты думаешь о нём на фанерной кровати хостела, я тоскую о нём, когда сметаю листву с тротуара носками ботинок. Я шепчу одно слово, надеясь, что его тебе принесёт на крылышках мохнатый воробей, ты чертишь это слово на пене остывшего капучино, и мы слышим друг друга, хоть ещё ни разу не встречались в моём городе.

«Вернёмся?..»

Второе желание. Призрак Лета

Уже затемно я почти бегом возвращалась домой. Загулялась допоздна – выскочила в магазин, а ноги сами понесли меня по изнанке города. Здесь из-под остатков снега проступал прошлогодний мусор, всюду торчали обломки сухой полыни, чернели надписи на обшарпанных бетонных стенах. Рядом пробивалась первая зелёная трава, светили лучи заходящего солнца, и в них грелись бродячие, заляпанные грязью коты.

К вечеру сильно похолодало, последние лучи солнца скрылись за тучами. Ожидался дождь, но с неба начал сыпать апрельский снег – сухой, колючий, сам толком не понимающий, кто он такой. Я начала спускаться в подземный переход и вдруг услышала звуки флейты.

Переход был освещён слабо, все ларьки уже давно закрылись, с потолка капала вода. В самом конце, у другого выхода, играл уличный музыкант в чёрной широкополой шляпе.

Я остановилась и достала из сумки копию бланка со вторым заданием. Прочла и снова посмотрела на музыканта. Возможно, ошибалась, но лучше потерять немного времени, чем упустить шанс. Я полезла в сумку и откопала между косметичкой и смартфоном старый, перемотанный скотчем мобильник с разбитым экраном. Набрала номер. Прождала с десяток гудков. Сбросила, набрала ещё раз. Послышался характерный щелчок приёма вызова.

– Прилетай, срочно, – велела я, не дожидаясь ответа.

– Тина, вот ты сейчас вообще не вовремя, – недовольным тоном отозвался Аврелий.

– Не поверишь, мне вот это вот всё, в принципе, не вовремя. Кажется, я нашла проводника.

– Давай завтра, а?

Я оглянулась на вход с улицы. Снег сыпал всё сильнее, превращался в отчаянный весенний снегопад.

– Боюсь, если не сегодня, мы можем прождать ещё полгода, и то не факт.

Каждую зиму с первым снегом в этом подземном переходе начинает играть флейтист. Он исполняет самую разную музыку: то популярные песенки-однодневки, то классические вальсы, то древние индейские мотивы. За ним невозможно уследить, иногда он приходит в час пик, чем составляет серьёзную конкуренцию другим музыкантам, а порой появляется в шесть утра, исполняет печальный сонет для свежих снежинок и исчезает, не дождавшись даже мелкой монетки в шляпе. Никто не знает его имени, многие рассказывают о нём, но мало кто видел. Говорят, если пройти по переходу под музыку его флейты, можно оказаться не на другой стороне улицы, а в другом мире. Иногда он просто стоит, прислонившись к кафельной стене, крутит в руках флейту и молчит, смотрит на вас и ждёт, когда вы уйдёте, и уже сверху вы слышите первые ноты.

Она проходит по подземному переходу два раза в день: на работу и с работы. Каждый раз замедляет шаг, останавливается, разматывает серый шарф и слушает уличных музыкантов, бросает деньги в футляры из-под аккордеонов и гитар. Каждый раз она ждёт, что однажды, спускаясь вниз, услышит озорной мадригал, исполняемый на старой флейте, но пока переход ведёт только к привычной автобусной остановке.

Позавчера поздно вечером я бежала домой через переход. Он стоял там, насвистывал себе под нос. Заметив меня, он, как всегда, поднёс флейту к губам, а я, как всегда, на бегу отрицательно помотала головой. Мы хорошо знали друг друга, хоть ни разу не перебросились и словом. Уже взбегая по лестнице вверх, я всё ещё чувствовала, как он провожает меня взглядом, но точно знала – он не станет играть до тех пор, пока я не попрошу.

Автобуса не было долго. Я видела, как она вышла из перехода, пряча замёрзший нос и слёзы в сером шарфе. Жаль, что я не могу поменяться с ней местами.

При желании ангелу нужно не больше нескольких секунд, чтобы добраться до любой точки мира. Мне пришлось ждать добрых минут пятнадцать. Всё это время я поглядывала на флейтиста и надеялась, что он не уйдёт. Апрель – это месяц, когда истончаются проходы между мирами. Изучив бланк, я поняла, что запрос на исполнение желания пришёл не из этого мира. Неудивительно, ведь наша Мечта всегда брала самые сложные задания. Это был зов из мира призраков, мира «по ту сторону». Чтобы попасть в такой мир, требовался проводник. Мне пришлось внимательно присматриваться к прохожим, к людям вокруг, поскольку каждый мог оказаться проводником. Главное было довериться опыту и интуиции и не упустить момент.

Наконец послышались шаги – кто-то спускался по лестнице. Вскоре показался Аврелий, злой и основательно припорошенный снегом. Через его руку был перекинут чёрный плащ в красных и оранжевых разводах, как будто украденный из будуара эстрадной звезды.

– Где тебя носит, черти б тебя задрали? – Я тоже пребывала не в самом радужном расположении духа.

– Не твоё дело. Выкладывай.

Я быстро объяснила ему про флейтиста – проводника в другой мир, который играет только во время снега. Если мы упустим последний апрельский снегопад, то нужно или ждать следующей зимы, или искать другого проводника, а я знала, что такой шанс выпадал нечасто. Я снова покопалась в своей сумке, наскребла горсть мелочи и вдруг вспомнила.

– Аврелий, запусти мне петлю.

– Что?

– Временную петлю. Запусти. Пожалуйста. Я уже час как обещала дома быть, меня дочь с бабушкой заждались. Пару часов нам хватит, как думаешь? Если не уложимся, потом добавишь.

Я протянула ангелу телефон. Он что-то похимичил в настройках часов и вернул его обратно.

Почти сутки в таком режиме не пошли мне на пользу. Проживать своё время в мире людей и бонусом дополнительное в других мирах сложно. Никто меня от обычных обязанностей не освобождал, время на сон и еду не добавлял. Я решила по возможности не брать лишние временные петли, искать свободные часы, но сейчас этот вариант не подходил. Было очень поздно, а насколько затянется поход на иную сторону, я не взялась бы предугадывать. А потому морально приготовилась ко второй бессонной ночи.

Мы приблизились к флейтисту. Я бросила монетку в его шляпу. Он отнял флейту от губ и обратил внимание на нас – глаза у него были цвета грязного талого снега, лицо худое. Безмолвный обмен взглядами, и из шляпы мне под ноги сама собой вылетела другая монетка, какую не примут ни в одном магазине. Я подобрала её и подкинула вверх, как будто собиралась принять решение. По ступеням, которые вели на поверхность, начал спускаться лёгкий туман, стихли звуки города.

Флейтист заиграл снова. Мы с Аврелием переглянулись, кивнули друг другу и двинулись наверх.

Когда я входила в подземный переход, уже стемнело, но теперь нас встретил яркий холодный свет. Ангелу тоже было не по себе, хоть он и старался этого не показывать. Мир призраков жил по своим законам, в этой реальности властью не обладали ни люди, ни ангелы. Это нечто забытое, но неуспокоенное, тени прошлого и замершие мгновения.

Мы вышли на поверхность, и за спиной затихли звуки флейты. Я оглянулась – вход в подземный переход исчез. Мы стояли на берегу реки, ещё скованной тонким льдом, но уже готовой к пробуждению. Вдоль берега тянулась полынья. Через реку пролегал мост, заметённый снежной порошей. Я вытащила из сумки бланк с заданием и перечитала.

«Хоть на один день в году невидимая хочет стать видимой там, где время течёт иначе».

На один день в году…

– Перейдём мост? – предложил Аврелий.

– Давай.

Судя по виду, по этому мосту если проедет одна машина в день, и то хорошо. Воздух был свежим, но чужеродным, я никак не могла им надышаться. Наши следы оставались на тонком слое снега, но когда я смотрела назад, они тут же исчезали. Дул обманчиво лёгкий, но промозглый ветер, и я плотнее запахнула тонкую куртку.

Аврелий заметил это и протянул мне свой плащ.

– Держи. Он тёплый.

– Точно? – с подозрением спросила я.

– Конечно. Контрабанда!

Я взяла плащ и закуталась в него. Внешний вид меня не интересовал, но сразу стало теплее, ткань сама по себе оказалась горячей.

Мы ступили на остров. Вперёд убегала разбитая асфальтированная дорога, укрытая порошей. Редкими клочками на острове росли кусты тальника, из-под грязного слежавшегося снега торчала прошлогодняя трава. Над землей висело туманное марево. Смутными очертаниями виднелись опоры линии электропередач с оборванными проводами. Вокруг царила тишина, только где-то далеко выла собака.

– Кому здесь может понадобиться исполнение желания? – вздохнула я, плотнее кутаясь в плащ.

– Кому-то, кто отчаялся ждать, – отозвался Аврелий.

Мы пошли вперёд, осматриваясь по сторонам, стараясь найти хоть какую-то зацепку. Чем сильнее мы удалялись, чем больше мост терялся в тумане, тем неуютнее здесь становилось. Я ежеминутно оглядывалась, и когда мост исчез совсем, когда осталось только бескрайнее снежное поле с неживыми сонными растениями, почувствовала, что меня вот-вот накроет паника. Я почти задыхалась от этого воздуха.

– Тина, – окликнул Аврелий.

Я резко вскинулась на его голос. Ангел указывал на едва заметную тропу, которая уходила вбок от дороги. На ней угадывались следы человеческих босых ног.

Я кивнула. Мы направились вперёд по тропе. Через некоторое время, миновав тальниковые заросли, оказались на большой поляне, окружённой низкорослыми деревьями. В небе светило бледное солнце. В центре поляны я увидела старое кострище диаметром не меньше десяти шагов. Приблизилась, опустилась на колени, тронула холодную смерзшуюся золу. Аврелий, прищурившись, смотрел на другую сторону кострища.

– Покажись, – позвал он кого-то. – Не бойся, мы пришли по твоей просьбе.

Я проследила за направлением его взгляда. В первый миг ничего не поняла, а потом заметила, как легонько задрожал воздух, замерцал, принял человеческие очертания.

С наступлением зимы её то и дело видят в разных концах города. Она стоит на остановках или гуляет по бульварам в лёгком платье под истёртым пуховиком, в шарфе и шапке грубой вязки, босиком даже в сильнейшие морозы. Романтики утверждают, что на месте её следов распускаются подснежники. Если попробовать к ней обратиться, она смущённо улыбнётся и опустит глаза или же просто уйдёт, не ответив. На вид она молода, но меж бровей у неё вечная складка, а на волосах следы многократной окраски. Горожане меж собой называют её Призрак Лета.

Она живёт в городе очень-очень давно. Уже несколько поколений рассказывают друг другу о Призраке Лета, но толком никто ничего о ней не знает. Одни говорят, что много лет назад она разбилась на машине, другие – что покончила с собой, третьи считают, что всё это полная ерунда и она обычная живая женщина, только со странностями. Но каждый замечал, что если к ней начать хорошенько приглядываться, то черты как будто размываются, и никто не может как следует описать её внешность.

Напротив города, посреди реки, есть остров, к которому ведёт мост. Десятки лет назад остров был необитаемым и заросшим, а в его центре располагалось капище. Люди устраивали здесь праздники в честь языческих богов, прыгали через костры, встречали рассветы и восхваляли предков, чего никто не делает уже много лет. Сейчас на острове торговые центры, жилые районы, замороженные стройки и пустыри.

На месте одного крупного пустыря никогда ничего не возводят, он считается дурным. Фундамент первого же дома размыло в самом начале строительства, работники уволились безо всяких объективных причин. Изредка возникающие стихийные рынки не приносят прибыли, а ночами псы воют так, что находиться рядом невозможно. Именно здесь давным-давно разжигали священный костёр.

Призрак Лета часто появляется здесь и что-то ищет. Бороздит ногтями и перерывает голыми руками землю, перетирает в пальцах бетонную крошку, как будто хочет докопаться до скрытых слоями земли и мусора углей языческого костра. Местные жители уже привыкли к странной девушке, добросердечные бабушки даже оставляют ей тёплые носки и еду. Подношения исчезают, но нельзя уследить, действительно ли их забирает призрак.

Немногие люди, которые верят в старые сказки, тайно приходят на это место в день зимнего солнцестояния. Они жгут костры, чтобы согреть Призрака Лета, водят хороводы, как в старые времена, танцуют с горящими факелами и поют, чтобы развеселить её. Языческие праздники не одобряет общество, а их участников причисляют к сектантам. Но ничто не останавливает людей, чьи сердца согреты верой. Считается, что если Призрак останется довольна, то грядущее лето будет хорошим, тёплым, а зима быстро пройдёт. По окончании праздника люди ищут подснежники там, где она стояла. Удачливые, кому посчастливилось найти цветы, хранят их до следующей зимы у самого сердца.

Когда время уже летит к середине ночи, и лишь самые стойкие остаются у костров, на пустыре появляется мужчина средних лет в старой куртке и брюках защитного цвета. Он приходит каждый год, много лет подряд, но возраст никак не отражается на нём, словно время для него остановилось. Празднующие точно знают, что он явится, хотя в иное время он не имеет с ними никаких дел. Он не водит хороводы, не принимает участия в веселье, садится поодаль от огня и смотрит в землю. Его всегда очень ждут, хоть и не подают вида, потому что с его появлением Призрак Лета оживляется, на щеках её разгорается румянец, и она отчаянно старается привлечь к себе внимание незнакомца. Это замечают все, кроме него. Мужчина что-то чувствует, вздрагивает, оглядывается по сторонам, но отчего-то не в силах заметить девушку.

Она тянет к нему руки и не может приблизиться: невидимая, но непробиваемая стена разделяет их, со щёк её срываются слёзы и превращаются в льдинки, которые не тают в огне. Празднество тогда вспыхивает с утроенной силой, пламя летит в небеса, и искры смешиваются со звёздами.

Но ещё ни разу пламени солнцестояния не удалось растопить ледяную преграду. Под утро мужчина незаметно уходит, так ни с кем и не заговорив, призрак девушки исчезает, смешавшись с дымом гаснущих костров, а люди будут ещё год ждать следующего праздника, запрет на который не имеет для них значения.

Влюблённые из двух разных миров, которые не видели друг друга, хоть на одну ночь в году оказывались рядом, там, где горит огонь. Но и его сил не хватало, чтобы соединить их. Если создать пламя такой мощи, чтобы оно сумело осветить все миры, у них появится возможность увидеть друг друга.

Соблюдайте дистанцию – так нам всегда говорили. Не пересекайте границы, не смешивайте миры, иначе всё погрузится в хаос – это закон, это в нашей крови, мы это впитали, выучили, эти слова отлетают от зубов каждого ангела и каждого творца. Но кому, как не Мечте, брать на себя невыполнимые задания и давать надежду тем, кто её уже потерял.

– Нам нужно попасть в день зимнего солнцестояния, – сказала я.

– Тогда нужна ещё одна временная петля, – отозвался Аврелий.

– Ты справишься? – с тревогой поинтересовалась я.

– Постараюсь. Главное не промахнуться. Давай телефон.

– Хорошо. Запомни: твоё дело – держать петлю, – произнесла я решительно. – Всё остальное я сделаю сама.

Ангел кивнул, ни словом не возразив. Он сейчас был сосредоточен на том, чтобы мы на необходимое время остались здесь. Аврелий запустил временную петлю в настройках телефона для меня, пощёлкал кнопками на своей рации. Я обошла кострище кругом. Потом второй раз, третий…

И время шагнуло вперёд.

Меня затошнило. Прогулки по разным мирам и временам и так задача не из лёгких, а когда одновременно сменялось несколько уровней, становилось совсем плохо. Следовало действовать как можно быстрее.

Я оказалась в центре праздника зимнего солнцестояния. Люди водили хоровод. Огонь летел в небеса. Снег на много метров вокруг был растоплен и утоптан ногами празднующих. Взлетали ленты головных уборов, чертили по воздуху факелы огненных волшебников. Феерия, ликование, счастье…

Я увидела его – мужчину, который сидел поодаль от костра и не принимал участия в веселье.

Увидела и её – призрачную девушку, которая отчаянно пыталась привлечь к себе его внимание.

Я подняла с земли ветку и бросила её в костёр. Он вспыхнул ярче, гораздо ярче, чем мог бы от такой ветки. Потому что вместе с костром горела моя душа, которую я вкладывала в творение пространства.

Костёр солнцестояния, жар, страсть. Каким должен быть огонь, чтобы соединить два мира, чтобы осветить путь влюблённым? Влюблённым, которые, возможно, только догадываются о существовании друг друга. Я отдавала этому костру всю душу. Ведь иначе и не умела. Никогда не умела наполовину. Огненный цветок возносился к самому небу, и казалось, что я горю вместе с ним, как в одной из жизней. Из пепла, из золы, из остывшего кострища возрождаю веру – силами своей души.

Из огня, из искр складывались отчаянные слова: «Заметь меня, посмотри на меня, вот я тяну к тебе руки. Я здесь, я рядом, тебе достаточно сделать шаг, один только шаг. Сквозь миры, через границу посмотри на меня, не мимо, не вскользь. Я здесь».

И пусть хотелось кричать эти слова, но я молчала и наблюдала, как разгорается огонь солнцестояния, как мужчина и женщина из разных миров тянут друг к другу руки, как творится невозможное волшебство этой ночи. Я сделала то, что была должна. Сделала всё, что могла. Сотворила пространство для исполнения их желаний. Развела костёр из собственной души. Исполнила их мечту. Я смотрела на них со стороны, и мне хотелось выть, как бродячей собаке на пустыре.

Я слишком хорошо знала, как это – когда твои мечты исполняются у других.

Развернув бланк с заданием, я достала из кармана карандаш и дрожащими пальцами, испачканными золой, написала расшифровку желания: «Я хочу, чтобы он меня заметил».

Мир поплыл перед глазами. Костёр, люди – всё исчезло. Я снова оказалась на пустыре перед остывшим пепелищем. Опустилась в замёрзшую грязь и вцепилась в землю пальцами. Выл ветер.

– Тина! – Аврелий хотел помочь мне встать, но я оттолкнула его руку.

– Я сама… Всё нормально.

Я поднялась и согнулась пополам, опираясь руками о колени. Настало время идти к мосту, а там – к выходу из этого мира. Открыть дверь…

Голова закружилась.