Текст книги "Комната страха"

Глава 18
Палимпсест

Макс вел машину по шоссейной дороге.

– Что-нибудь нашли? – нетерпеливо оглянулся он на Еву, склонившуюся над книгой.

– Рецепты, рецепты… Нет, это ведь палимпсест, дневник спрятан. Без проявителя мы ничего не увидим. Но, скорее всего, это именно то, что мы ищем.

– Именно то, – заверил ее Макс– Вы знаете, что Жан родился и жил в большом доме до войны?

– До войны?

– Второй мировой. Как и вся его семья, он работал в доме. Не удивлюсь, если эту книгу он получил в наследство от своей матери.

– Сеньора хорошо спрятала свой дневник, – задумчиво сказала Ева, листая тяжелую книгу.

– Вот мы и приехали. Выбирайтесь, – приказал Макс.

Университет был почти пуст. Большинство студентов разъехались, занятия должны были начаться только через несколько дней.

По гулким просторным коридорам Ева с Максом спешили на кафедру биохимии, оснащенную одной из лучших в стране лабораторий. Предварительно испросив разрешение у декана, они вошли в помещение, заполненное стеклом и приборами. Вдоль стен стояли шкафы с химическими препаратами.

– Благодарю вас, профессор, – сказал Макс добродушному ученому с внешностью бонвивана, заведовавшему кафедрой. – Это простейшие опыты, нам понадобится всего лишь несколько препаратов. Заполненный отчет я оставлю у кастеляна, все как обычно.

– О, разумеется, никаких проблем. Учитывая, сколько ваша семья сделала для нашего университета!.. И сколько дипломных и кандидатских работ было выполнено благодаря книгам из вашей семейной библиотеки! – Профессор с любопытством поглядывал на фолиант в руках Евы. – Я оставлю вас, но надеюсь еще увидеться.

– Ева, вы тоже должны пока выйти, – деловито бросил Макс в ее сторону, уже облачаясь в защитный халат и перчатки, одновременно просматривая листки с перечнем хранившихся в шкафах ингредиентов.

– То есть как?.. – задохнулась от возмущения Ева.

– Не волнуйтесь, как только что-нибудь всплывет, я вас приглашу. Но в процессе опыта, насколько я понимаю, будут возможны ядовитые испарения. Вы и без них себя плохо чувствуете.

– Я себя замечательно чувствую, особенно когда мне не указывают на мою инвалидность!

– Что за бред! Никто вас не считает инвалидом! – Макс пытался говорить мягко, как с больным ребенком. – Ева, я просто беспокоюсь о вашем здоровье.

– О своем побеспокойтесь! – отрезала Ева, упрямо сложив руки на груди.

– Ева, надо больше доверять людям, – еле сдерживая улыбку, покачал головой Макс.

– Ну и пожалуйста! – По-детски вспылив, Ева хлопнула дверью, постаравшись выскочить из лаборатории до того, как из глаз брызнут слезы.

В коридоре она принялась нетерпеливо бегать от окна к окну, бормоча себе под нос все, что она думает о надутых болванах, несправедливых начальниках и даже жестоких шовинистах. Но удивительно быстро успокоившись, Ева вернулась к двери, которой так художественно хлопнула недавно, и, усевшись на подоконник, стала ждать. Между всем прочим задумалась над своим неадекватным поведением. Как можно валять такую дурочку, так легко выходить из себя и возвращаться обратно? Положительно, в ее характере наметились настораживающие изменения. Загрустив теперь по этому поводу, она с тоской обернулась к окну.

Скоро лето кончится, вдруг осознала Ева. Как-то незаметно пролетев, оно все никак не укладывалось в ее собственный календарь, казалось, замороженный где-то в весеннем, дождливом парке.

– Можете присоединиться ко мне, если не передумали. – Ева чуть не свалилась с подоконника к ногам своего начальника.

– Благодарю вас, – официально ответила Ева, решившая не обращать внимания на некоторую насмешливость в его тоне. Независимо прошествовав мимо Макса, она направилась к лабораторному столу, на котором среди колб и реторт мертвой птицей разложила свои крылья книга.

В лаборатории все еще витали отвратительные запахи, легкую дымку засасывала мощная вытяжка непосредственно над столом. Осуждающе оглянувшись на Макса, Ева осторожно приблизилась к столу.

– Но… я ничего не вижу– Огорчившись, она подняла на Макса глаза. – Не та книга? Неверная формула?

– И та. И верная. – Макс, удовлетворенно улыбнувшись, подошел к столу– Сейчас все увидите. Довольно остроумный способ, смею сказать.

Наладив фотокамеру, закрепленную на штативе и направленную на книгу, он с видом фокусника вернулся к дверям и выключил свет. Окна, оказавшиеся задраенными наглухо, не пропускали свет, и все предметы залил ультрафиолет от специальных ламп, расположенных параллельно рядам обычных люминесцентных. Широко раскрыв глаза, Ева следила за каждым его движением в ожидании буквально чуда. И оно свершилось.

– О-о-о-о… – только и смогла прошептать она.

Медленно, неохотно на странице стали проявляться сначала слабые тени, а потом и сами буквы и слова, выведенные знакомым почерком между строк с рецептами. Из-за спин склонившихся над книгой Евы и Макса Старая Сеньора, лукаво улыбаясь, наблюдала за процессом появления спрятанного ею текста дневника.

В полной тишине оглушительными казались щелчки камеры, делающей снимки нового текста. Осторожно Макс перевернул следующую страницу, стараясь не изменить положение книги. Итого получилось около двух десятков страниц рукописи.

Ева понимала не все, теряясь в старинных идиомах и орфографии, но попросить Макса не торопиться все же не могла. Оглянувшись на притихшую Еву, разглядев жестокое разочарование в ее глазах, тот стал читать текст, на ходу поясняя его. Так Ева и узнала о событиях далеких дней. Начитавшись документов и личной переписки, в которых упоминались почти все действующие лица дневника, она слушала Старую Сеньору в изложении Макса, затаив дыхание.

Закончив, они зачехлили все оборудование, оставили на столе список использованных препаратов и, закрыв за собой двери, спустились вниз. Вот и все. Расследование можно считать завершенным. Еве было грустно расставаться и со Старой Сеньорой, и с ощущением неразгаданной тайны, вносившим в обычную пресную жизнь вкус и цвет. С любопытством оглянувшись на Макса, внимательно следившего за дорогой, Ева спросила:

– Это было возможно? В тех условиях изготовить такие, специфического действия, яды, так точно рассчитать дозировку и время проявления симптомов…

– Даже и сейчас это довольно непростая задача. Личность неординарная, что еще можно сказать? – Макс задумчиво продолжал: – Удивляет больше то, что она решила хоть и косвенно, но сознаться в убийстве.

– Это же была самозащита! – воскликнула Ева.

– Не забывайте, она была скорее уверена в смерти детей. Логично было бы предположить их гибель в любом случае. Вы судите с позиции справедливости, а ведь юридически это было тройное убийство из мести, то есть без смягчающих обстоятельств. Причем в одном случае вообще ничем не оправданное.

– Муж, – кивнула Ева. – Но ведь он был смертельно болен… Удивительная женщина. Как она примирилась с собой?

– Думаю, что для человека практического склада ума не так уж и сложно оставить прошлое прошлому. Все проходит. Жизнь идет дальше. У нее были дети. Если мне не изменяет память, один из них стал капитаном, возглавил несколько научно-исследовательских экспедиций к Австралии и дальше к Антарктике. Без вести пропал, – Макс пытался вспомнить факты, давно и прочно забытые. – Второй был художником, не слишком известным… или талантливым? У обоих были семьи, дети… что-то в этом роде. Бертран может вас ознакомить с историей ее семьи гораздо подробнее.

– А вы? Вы человек практического склада ума? – Ева и сама почувствовала, что зашла слишком далеко.

– У меня нет прошлого. Мой брат – мое настоящее и, я надеюсь, будущее. – Макс упрямо выдвинул челюсть, поиграв желваками. – В любом случае, я найду его.

Украдкой покосившись на него, Ева поняла, что ничуть в этом не сомневается.

Глава 19
Рецепт Сеньоры

Закончились нивы и живописные луга, с уже неоднократно скошенной, но снова выросшей травой. Вот большой луг у самого города, и верно обзаведшийся нарядными павильонами, – они, как огромные праздничные торты, были расставлены на большой площадке. Публика толпами бродила между ними. Машины вереницей въезжали и выезжали из городских ворот, умудряясь создавать пробки в таком небогатом транспортом городке.

Впрочем, объехав его стороной и углубившись в лес, они уже не замечали никаких следов предстоящего праздника. Машина резко затормозила, и на сцене появилось новое действующее лицо – старая усадьба. Начинало смеркаться, из лесу потянулись сырые пальцы вечерней прохлады. Еву передернуло, она нервно обхватила свои плечи. По мере того как они обходили дом, чтобы попасть в кухню, пространство вокруг все больше теряло перспективу, предметы меняли свои размеры, и обманчивую глубину приобретала тень, порабощавшая лес и дом. Наступающая тьма скрадывала ноты дня, расставляя, как знаки препинания, свои ночные звуки.

Когда они зашли в помещение, темнота уже стала полновластной хозяйкой всего вокруг. Ева зажгла лампу, стоявшую на полу у самого входа. Желтый свет сделал кухню уютной и живой. С большим успехом, чем это недавно удавалось дневному свету. При свете огня, который трепетал в дрожавших руках Евы, значительная часть разрушений и печальных последствий времени оставалась скрытой от глаз.

Макс начал читать:

– «…надеюсь, Господь наш Иисус простит мне мои грехи. И по заступничеству Пресвятой Девы Марии, только я буду расплачиваться за то, что свершила, спасая невинных агнцев Божьих и карая черных злодеев, гореть им всем в аду веки вечные. Только истина открывает нам сокровища мира. Не знаю, решусь ли рассказать всю правду сама… А вам, дети мои, завещаю вернуться домой, даже если я уже не буду сопровождать вас, и возвратить свету все, что я с таким упорством собирала для вас, а Провидение, надеюсь, сохранило.

Прежде всего, вам следует пройти на кухню. Дверь в лабораторию спрятана за каменной панелью стены, той, в которой находится большой камин. Перед отъездом, как бы он ни был поспешен, я тщательно закрыла все пластины и спрятала пружины, открывающие замочную скважину. Надеюсь, ни жадное пламя пожара (да упасет Господь наш дом от этого бедствия), ни руки воров, буде таковые станут пытаться украсть ваше наследство, не смогут сделать то, что должны будете сделать вы…»

Оглядевшись вокруг, Ева удовлетворенно вздохнула. На стенах и потолках помещения никаких серьезных повреждений заметно не было. Что было довольно удивительно. Все же прошло значительное количество лет, несколько войн прокатилось по этой земле, солдаты не одной армии останавливались здесь на ночлег. Да, время оставило свои следы – откололось несколько изразцов, закоптился высокий потолок, выбиты были стекла и ветер намел внутрь песок, ветки и листья. Но огромный мраморный стол все так же вольготно располагался посреди кухни. И камин, рассчитанный на то, чтобы в нем можно было целиком зажарить теленка, так же широко открывал свою черную пасть, как это было во времена сеньоры.

Лампа, которую держала Ева, закачалась, и пламя в ней возмущенно заметалось, разогнав по стенам рябь черных теней.

– Читайте дальше, – сказала она срывающимся голосом.

– «…Но для того, чтобы открыть тайник, вам придется заняться приготовлением овсяного печенья».

Рецепт Сеньоры Cape Breton oatcakes

А теперь займемся приготовлением удивительного блюда. На островах оно известно под названием «овсяное печенье». Говорила кухарка сеньоры Арагон, поведавшая этот рецепт, что родина его в далеких и холодных горах с вересковыми пустошами.

Озера в этих горах с такой чистой и холодной водой, что люди, которые пьют ее, живут до ста лет. Блюдо это любимо в той местности не только за непревзойденный вкус, но и за длительный срок хранения, что весьма немаловажно для людей, чьим основным занятием является выращивание овец. Пастухам подолгу приходится жить среди холмов, поросших вереском, и питаться тем, что припасено ими в дорогу. Мне приглянулся рецепт сей за простоту и изящество, столь редко сочетаемые на кухне.

Итак, возьмите сладких и спелых зерен овса. Надобно растолочь их в ступке, не слишком мелко, но стараясь получить плоские лепестки довольно крупного размера. Просейте то, что получилось, через сито, дабы отделить муку мелкого помола от нужных нам хлопьев. Обжарьте хлопья на сухой чугунной сковороде до золотистого цвета и орехового аромата. Дайте им остыть на той же сковороде, изредка помешивая деревянной лопаткой.

Тем временем вересковый мед смешайте с теплым сливочным маслом, добавьте щепоть корицы и распустите его на слабом огне. Снимите и в горячий еще мед добавьте ром. Смешайте их, но не полностью, а до мраморных полосок. Добавьте в слегка остуженную патоку две палочки ванили и оставьте отдыхать.

Натрите спелый апельсин на мелкой терке, снимая тончайшую стружку – для придания великолепнейшего аромата, который созреет в печи вместе с печеньем и подарит наслаждение еще до того, как вы его начнете вкушать. Старайтесь вовремя остановиться – нам нужна только цедра, без единой капли сока и мякоти.

Наступил момент самый ответственный – соединение всех ингредиентов в единую симфонию вкуса. В остывшие хлопья вмешайте патоку, постепенно добавляя цедру и муку. Остудите массу.

Противень для выпечки посыпьте тонким слоем муки, получившейся при отделении хлопьев. Выложите ложечкой маленькие лепешки на муку. И отправляйте в хорошо разогретую печь.

– Это все? – переспросила Ева. Было видно, что она пребывает в некоторой растерянности. – Какие-нибудь идеи?

– Будем готовить печенье, – пробормотал Макс, передав ей листы.

«Ну не будут же они в самом деле заниматься кулинарией! Или будут?.. Да нет же, что за ерунда! Это какой-то шифр», – подумала Ева, снова и снова перечитывая текст. Особенность была, на нее Ева обратила внимание с самого первого знакомства с документом. Но имела ли она значение? Просто некоторые слова, намеренно или нет, были выписаны с едва определимым изменением почерка. Графический портрет Сеньоры в этих местах делал странное выражение лица, как будто притворявшаяся важной дамой женщина вдруг на секунду забывала серьезную мину и, не выдерживая, прыскала со смеху, как девчонка, задумавшая проказу. Не найдя ничего нового после десятого по счету раза, она, разочарованно вздохнув, опустила руку с книгой.

– Что бы это значило?.. Что… – шептала она.

Взгляд ее уперся в стену напротив очага. Часть стены была облицована изразцами с бледным рисунком. Некоторые плитки были отполированы до зеркального блеска. Зеркала? Не может быть… Во-первых, таких изразцов Ева отродясь не видела. Во-вторых, они бы наверняка разбились, как почти все стекла и зеркала в этом доме.

Ева подошла к стене. Более тщательный осмотр плиток показал, что те из них, которые она приняла за зеркальные, на самом деле изготовлены из металла и действительно отполированы. Правда, вблизи они не были такими уж блестящими, а напротив, слегка помутнели от пыли и грязи. Продолжая изучать изразцы, Ева увлеклась настолько, что, не обращая внимания на Макса, стала размышлять вслух:

– Странные, странные плитки… Сюжеты разные, но это понятно, большинство изразцов были в единственном экземпляре. Только уж очень разные по стилю. Вот, например, классический сюжет «мельница». Утки в камышах… цветы, цветы, орнамент, скорее всего на религиозную тему… а это что?

Ева разглядывала рисунок с мелкими сиреневатыми цветками. Что там у Фани было написано на баночке с такими же цветочками?..

– Calluna vulgaris, Ericaceae… – пыталась вспомнить Ева.

– Царство – растения. Отдел – покрытосеменные. Класс – двудольные. Порядок – верескоцветные. Семейство – вересковые. Вид – вереск обыкновенный. – Макс говорил все это вроде бы с тем же каменным лицом. Но Еву посетило чувство, что он посмеивается над ней.

Ева прикоснулась пальцами к плитке. Она была холодной и гладкой. Цветочки выступали легким рельефом. Вдруг плитка слегка поплыла, замерла и резко изменила наклон. Подцепив отошедший от стены край, Ева выдвинула ее дальше. Совершенно неожиданно в противоположном конце стены одна из зеркальных плиток поменяла свое положение.

– Не будем спешить, – предостерег Макс– Возможно, последовательность имеет решающее значение. – Вереск есть, что там дальше?

– Озеро, пастухи… – Ева перечисляла все слова и одновременно лихорадочно высматривала плитки. – Есть озеро! – радостная от того, что нашла первой, воскликнула она, и второе зеркальце отскочило от своего места.

– Овес, мед, корица…

– Мед! – Ева открывала плитки, в нетерпении вычитывая следующую подсказку.

– Корица, ром, ваниль…

– Не вижу ни корицы, ни ванили, – разочарованно протянула Ева спустя несколько минут после бесплодных поисков.

Как можно изобразить пряности? Просмотрев по нескольку раз изразцы, она пошла по второму кругу.

– Посмотрите. – Макс подозвал ее к своему краю стены. На плитке, которую он указал Еве, была картинка с пером, чернильницей и несколькими свитками пергамента.

– Ну и что?

– А теперь так. – И он прикрыл ладонью чернильницу с пером. Коричневые трубочки пергамента…

– Корица есть!

– И ром тоже, – откликнулся Макс, указав на каравеллу с голубыми парусами, – ямайский, надо полагать. Ваниль и апельсин…

– Ничего похожего. Из тех, что еще остались, нам не подходит ни одна. Есть две разбитые, но которая из них последняя? – Ева остановилась в замешательстве. Потом неуверенно потянулась к той, что была левее.

– Не думаю. – Макс задумчиво переводил взгляд с одной зияющей дыры на другую. – Скорее всего, наоборот. Насколько мне известно, Сеньора была левшой.

Простояв в полной тишине и неподвижности, но так ничего и не дождавшись, они удивленно переглянулись.

– И что? – Ева разочарованно вздохнула.

– Это весь рецепт? – на всякий случай спросил Макс.

– Больше ни строчки, – еще раз прошуршав бумагой, ответила Ева.

– Что в дневнике?

– Только это: «…надеюсь, вы как следует разожгли огонь в очаге».

Макс поднял с пола лампу, зажженную Евой, и, сделав несколько шагов, бросил ее в камин. Мусор и остатки угля мгновенно вспыхнули от разлившегося масла. Все так же было тихо, и треск огня звучал, как выстрелы.

– Ух ты! – Ева во все глаза смотрела на стену.

Плитки, сдвинутые с места, отражали свет огня из камина.

Преломляясь под разными углами, световые пятна выложились в странный узор на противоположной стене. В одном месте, в розетке из сияющего расплавленным золотом света, Макс нашел замаскированную в резьбе камня замочную скважину. Форму и размеры самой двери даже угадать было сложно – настолько хорошо она была замаскирована.

Макс достал из кармана ключ, о котором как-то упоминал в связи с завещанием. Он осмотрел ключ. Пробежал пальцами по его ребристым краям. Несколько секунд ушло на прилаживание ключа в паз и на то, чтобы понять, в каком направлении надо прилагать усилия, – и послышался характерный скрежет открывающегося замка. Ева тысячи раз за свою жизнь слышала этот звук, но никогда прежде он не казался ей таким долгим. Дверь отворилась, и на нее пахнуло смесью пыли и какого-то вещества, холодного и пряного.

Вслед за Максом подошла к проему и Ева. Она увидела узкое помещение без окон. У одной из стен стоял длинный стол. Упавший стул, как убитый солдат, валялся рядом. На столе были разбросаны несколько предметов, предназначенных для занятий с химическими препаратами. Опрокинутые, но не разбитые колбы и реторты лежали тут же. К удивлению Евы, здесь почти не оказалось пыли.

Выглядывая из-за плеча Макса, она рассматривала помещение. Хотя дальние углы терялись в полумраке, который не в силах был побороть неяркий свет лампы, Ева удостоверилась, что оно невелико. Вдоль каждой из трех стен стояли окованные железом сундуки. Их оклад и металлические углы тускло поблескивали, а темное дерево, как бархат, впитывало свет сразу и без остатка. Резко пахнуло чем-то острым. Еве запах показался знакомым. Нахмурившись, она прислушалась к себе и сразу вспомнила экзотичную лавку Марфы. Сандал! Сундуки Старой Сеньоры были сделаны из драгоценной древесины. Не сдержав вздох восхищения, Ева улыбнулась Максу.

Она подняла тяжеленную крышку, сначала даже усомнившись, что справится с этим делом. Максу все это удалось сделать обманчиво легко. Содержимое сундуков на первый взгляд состояло из небольших полотняных мешочков. Потянув тесьму одного из них, Ева заглянула внутрь.

– Не понимаю… – шептал он, разглядывая сухой песок.

– Может, это представляет какую-то ценность? – Ева посмотрела на Макса, который разглядывал содержимое следующего мешочка.

– Непохоже. Смесь песка, трав и… непонятно…

Они принялись вынимать удивительные мешочки со странным песком один за другим. А под ними… книги. Ева взяла ту, что была сверху, и тут же кинулась поближе к свету. «Ничего себе!»

– Ничего себе! – не выдержав, уже вслух вскричала она.

Альбом Виллара д'Оннекура, а дальше – больше: «Medicinae herbariae» Агриколы, Боэций, рукописные Библии… Ева с благоговением открывала не утерявшие яркости иллюстрации на белоснежной велени. Переворачивала роскошные фиолетовые писанные золотом и серебром страницы, каждая из которых была обрамлена замысловатым орнаментом из стилизованных цветов и животных. Любовалась изящными щуками, плавающими по шафранным полям… Она не была специалистом, но от одного предположения о стоимости этих книг перехватывало дыхание. Выходит, это действительно самое настоящее сокровище!

Забыв обо всем, она открывала сундуки и рассматривала книги, прикасалась к шершавым переплетам, холодным на ощупь металлическим застежкам фолиантов, толстым листам из драгоценного пергамента. Вот оно, настоящее наследство Сеньоры.

– Макс… это бесценное сокровище.

Она провела рукой в сторону открытых сундуков. Макс тем временем открывал последний из трех. Ева даже не посмотрела в его сторону, она как завороженная смотрела на богатства Сеньоры. Но Макс как-то странно вздохнул. Повернувшись к нему, Ева вдруг оказалась лицом к лицу с… собой. Сначала, подумав, что смотрится в зеркало, она протянула к своему отражению руку. И очень удивилась, когда пальцы прикоснулись к полотну. В руках Макса был портрет.

– Но… я ничего не понимаю, – прошептала Ева. Женщина на портрете была копией Евы. Или, скорее, это Ева была ее копией, если учесть возраст сундуков и их содержимого.

– Знакомьтесь, Ева. Это Сеньора, собственной персоной. – Макс пристально взглянул на Еву– Вы как-то рассказывали о своей родственнице. Она никогда не бывала во Франции?

– Нет. Ну, она проезжала по Франции, когда возвращалась в сопровождении монахини из пансиона домой. Д-да, кажется, была война, и прабабушка задержалась всего на три недели. Там проходила линия фронта. А что?

– Угу, с ясными глазами цвета василька и ямочкой на правой щеке. И было ей семнадцать, и спасла она французского лейтенанта пехоты. Поздравьте меня. Я, кажется, только что выполнил обещание и завершил сразу оба расследования. Вы и есть наследница всего этого. – Макс даже и не думал улыбаться. Он определенно не шутил: с таким-то траурным лицом…

Ева, присмотревшись, заметила девиз, вырезанный на раме: «Истина – ключ от всех сокровищ».

Было поздно, и уже в машине, по дороге в отель, Макс рассказал о завещании. О слове, которое он дал своему воспитателю, о клятве найти его невесту. О маленькой полуразрушенной церквушке, с голубями под крышей и чудом уцелевшими цветными витражами. О случайности, благодаря которой два раза за две недели была спасена жизнь человека. О том, как война разметала двух людей. О верной и бесконечной любви, которая заставляет человека тратить всю свою жизнь на поиски потерянного сердца.

Ева все еще не могла поверить, что с ней приключилась такая история. Она, вернее, ее прабабушка была связана с этой таинственной Сеньорой! Пришлось признать, что Сеньору она знала несколько лучше, чем свою собственную прабабушку. Оказалось, что искали ту в Швейцарии, вот почему поиски так и не продвинулись, пока Макс не вышел через архивные записи в швейцарском пансионе на девушку, которую во время войны отправили домой в сопровождении монахини. Обе считались пропавшими без вести где-то в районе наиболее ожесточенных боев.

Высадив Еву у отеля, Макс укатил в неизвестном направлении. Вообще, за время их расследования он уже несколько раз исчезал, без каких бы то ни было объяснений. Ева с досадой засунула руки в карманы и, повесив голову, направилась в свой номер, твердо намереваясь уснуть, но не особенно надеясь на это. Ей все чудились витражи с Богоматерью всех скорбящих, поля с пшеницей, неубранной из-за того, что люди были слишком заняты уничтожением друг друга самыми чудовищными способами. Она видела юношу и девушку, встретившихся в самом эпицентре бури, только для того, чтобы расстаться навсегда.