Текст книги "Плохие мальчики не влюбляются"

Глава 3 – Фея с топором

Рафаэль

– Как же ты красив, мой мальчик, – Серафима гладит меня по волосам. – Копия своего деда.

Они знают друг друга с детства. Но Серафима – второй его поздний брак. Основанный скорее на чувстве глубокого родства и уважения, чем на любви или страсти. Они знают друг друга с детства.

Хмурясь, не свожу взгляда с дома Динки. Я хотел, вообще-то, поговорить перед своим отъездом в школу. Чтобы раз и навсегда выяснить отношения.

Эмоции и бешенство отпустили. И по непонятной причине внутри свербит и ноет. Маман, конечно, у неё долбанутая. Так орать…

У нас в доме хамство неприемлемо ни в каком виде. И даже любые нагибы, независимо от их жёсткости, делаются вежливо и с уважением.

– Не будь жесток с девочками, прошу тебя.

Закатываю глаза. Сейчас такие девочки… И одна из них как раз выходит из дома. В форме "Швейцарии"! Я давлюсь кофе, от не вовремя сделанного вдоха, оно идет носом.

Да, фу… Прокашливаюсь, пачкая белоснежную рубашку. Отряхиваю капли с лацкана.

– Боже мой! Рафи…

Вытирая салфеткой лицо, иду переодеваться.

– Фима, что случилось? – слышу снизу голос деда.

Царëва случилась, мать еë!

Переодевшись, застёгиваю на ходу пуговицы, сбегая по лестнице, вылетаю во двор. Она стоит у машины с рюкзаком на спине.

– Царëва! – рявкаю я, подбегая к живой изгороди. – Стой. Я правильно понимаю твой прикид?

Не поворачиваясь, смотрит перед собой. Я – на её профиль. Подбородок также неумолимо вздернут. В кисти ритмично сжимает эспандер.

– Дина!

– К черту, Дагер, это налево.

– Короче, Царëва. У меня к тебе есть пара месседжей. Восприми адекватно оба.

Затягиваю расслабленный галстук.

– Первое: "тогда" я повëл себя по-ублюдски. Я, черт возьми, прошу прощения! Второе: я всë такой же ублюдок, Дина. Даже хуже. Не нарывайся.

– Направо – тоже к черту, Дагер.

– Окей, тогда смотри сюда, – достаю телефон. – У нас с тобой теперь есть откровенные семейные фото.

Дина наконец-то поворачивается, заправляя прядь волос за ухо. И мой запал мгновенно исчезает. Растерянно смотрю на её лицо.

– Ну, показывай, что там? – делает шаг в моем направлении.

На еë щеке синяк. Он замазан корректором и сверху нанесены бронзовые румяна, но утреннее солнце светит так, что это не спасает. Под скулой, у уха очевидные отпечатки пощечины.

Это как же надо было вмазать, чтобы остался такой след? Замечает направление моего взгляда. Лицо еë вздрагивает. Поспешно выправляет прядь, пряча отпечаток.

Из-за меня, что ли?! Дичь…

– Ну? – дергает бровью.

– Ладно, всë, иди к черту, Царëва. Просто отколись от меня.

Отвожу взгляд от еë лица. Не готов я что-то, чтобы из-за меня девочкам лица разбивали.

Её мамаша выходит из дома. Я быстро ретируюсь к машине, сажусь на заднее сиденье.

Лицо моë горит так, словно это я ударил Динку. Она, безусловно, сучка и беспредельщица, но это перебор. Стрëмно то как вышло…

Ладно. Я не мог знать, что у неë настолько щелкнутая маман. Но она то знала, зачем нарываться?

Их машина уезжает первая. С гадким ощущением вины еду до школы.

В "Швейцарии" ей тоже мало не покажется с таким характером. Местные хищницы будут еë жрать, приправив перцем. У нас власть за мажорами, а это не про Динку.

Заезжаем под арку КПП школы. Охрана внимательно смотрит пропуск на лобовом и номер машины. У нас здесь фрик-контрол за безопасностью детей. Но только от внешних опасностей. Психику тут можно поранить знатно! К счастью, это не про меня.

Понедельник. Детки спешат… До первого урока минут десять. Опаздывать нельзя. Система наказаний в школе продумана до мелочей. Но с нами иначе нельзя. Борзеем мы быстро и неумолимо.

– Спасибо, хорошего дня, – благодарю водителя.

Дед с детства учит, что с персоналом нужно быть максимально вежливыми. В целом, я согласен. Атмосферу задает тот, кто стоит выше по статусу. И если он любит аристократическую атмосферу, он должен её транслировать. Я – люблю.

– Хорошего дня, Рафаэль.

Я уже практически опоздал. Поэтому, не заходя в общагу, спешу в учебный корпус. Подсчитываю на автомате возраст Динки. Сколько ей было тогда точно? Главное, чтобы не в мой класс!

Но… В мой!

Тихо выругиваюсь. Ещё мне не хватало!

Прямо передо мной, Дина заходит на литературу вместе с Аллой, нашим воспитателем. Пока они беседуют с преподавателем, я оглядываю класс. Свободное место у нас только одно – рядом с Галой. Гала – капитан команды чирлидинга. Староста класса. Еë отец – партнëр моего деда, и хозяин жирного бизнеса. Сейчас будет какой-нибудь выпад!

Мне искренне жаль тебя, Кузнечик.

– Дина Царëва будет учиться с вами, ребята, до конца года. Прошу проявить дружелюбие и заботу.

– А Царëва – это из царской семьи? Или бутафория?

– А корона где?

– Ага, А то у нас сбивающая лопата в углу застоялась.

– Ой, у меня бумажная есть. Будет как раз к лицу.

Злые шуточки негромко летят со всех сторон. Щеки Дины расцветают румянцем. Ну, как-то так у нас, Кузнечик, шла бы ты в обычную школу, а?

– Садись на свободное место, все будет хорошо, – прохладно улыбается преподаватель, – я принесу для тебя рабочую тетрадь.

Предупреждающе оглядывает класс.

– Штрафы будут щедрые! Ведите себя прилично.

Выходит.

Дина идет к третьей парте, где сидит Гала.

– В проходе посидишь! – толкает пустой стул ногой Гала.

Он выкатывается между столами в проход.

– Да, легко! – неожиданно режет Динка.

И, хватаясь за край стола Галы, выдергивает его в проход. Отбивая колени шокированной Галы. Стул ее от удара закручивается вокруг своей оси.

Ого! Челюсть моя падает…

В полной тишине садится за сдвинутую в проход парту.

– Любите ли вы буллинг, как люблю его я? – улыбается зло, заглядывая в лица нашим. – Вряд ли…

Кузнечик, нда?…

***

Рафаэль

Последний урок – художественная культура. Под конец Лев Алексеевич добирается до Царëвой.

– Дина, вы любите живопись? Может быть, какие-то стили?

– Я, скорее, уважаю живопись – это огромный труд и талант. В стилях разбираюсь плохо. Но… люблю некоторые картины.

– Мне нравится Ваш ответ. Обычно, предпочтения в живописи могут очень много рассказать о человеке. Расскажите мне немного о Вас.

Дина задумчиво замолкает.

– «Мишка на севере»! – негромко подкалывает кто-то.

– «Опять двойка»! – еще кто-то.

– "Роза в пустыне", – наконец отмирает Дина.

– Ммм! Дали? Интересно! – кивает Лев Алексеевич.

– Скорее – трендово, – фыркает Гала. – Спроси любую простушку – кто из художников ей интересен, она назовет Дали. Чтобы показаться глубже и интересней, чем есть. И это работает. Вот даже Вы, Лев Алексеевич, тут же воскликнули – "интересно".

– Гала, вся хитрость, к счастью, в интерпретации художественного посыла живописца, – вежливо улыбается ей он. – Что Вы видите в ней, Дина?

– Все знают символику "Розы в пустыне"! – закатывает глаза Гала. – Солнце заменено земным объектом – розой. Роза – символ любви. То есть неземная любовь, заменяется земной. Поклонение женской красоте…

– Я очень рад, – перебивает еë он демонстративно, – что мои ученики знают символику "Розы", значит, я не бездарный учитель. Но мне интересно, что скажет Дина. Еë учил не я. Дина?…

– Вопрос: "что хотел сказать автор"? – уточняет она. – Если – да, то я думаю, что он не хотел сказать ничего подобного. Он был вдохновлен какой-то эмоцией и изобразил свою эмоцию. А интерпретации придумали критики, которые не могут довольствоваться эмоцией, получаемой от картины.

– Какова же эмоция?

– Слишком личная, чтобы еë разделять с теми, кто ищет логику.

– Принимается. Тогда маленькое задание. "Подари" любую картину, любому из присутствующих.

– А, это легко! – отыскивает меня взглядом. – "Музыкальный ад" Босха – Дагеру, а вот фрагмент с флейтой – отдельно этой милой барышне, – стреляет взглядом на Галу. – От всей души!

Глаза Льва Алексеевича увеличиваются, взгляд застывает. Класс, включая меня, замолкнув, пытается, откопать в памяти Босха. Мне удаётся это быстро, дед любит живопись.

Фыркая от смеха, поджимаю губы.

Раньше она всегда выходила на балкон, стоило мне взять скрипку. Тогда это раздражало меня.

– Дина, ты мелкая лицемерка, – скомкав лист бумаги кидаю в неё, – тебе же нравилось, как я играю!

– Ты скрипел, Дагер, а не играл. Под твои потуги я всегда вспоминала Босха.

За спиной смешки над "фрагментом с флейтой" и активные обсуждения. Все лезут в телефоны.

 "С флейтой"… Я помню этот фрагмент! Ложусь лицом на парту, чтобы не ржать в голос. Но сзади уже начинают хрюкать от смеха.

Лев Алексеевич не дышит.

– Вы не любите Босха? – невинно хлопает ресницами эта придурошная на учителя. – Мне кажется, он очень символичен.

– Ну почему же. Босх…

– Какая ещё "Флейта"? – оборачивается Гала к сидящим сзади.

Ей показывают на айфонах фрагмент. Звенит звонок. Класс начинает ржать в полную громкость.

– Дина, задержитесь на минуту, – просит Лев Алексеевич.

– Дагер, это любовь! – стебут меня парни. – Нотная грамота на заднице – это намëк!

– Обожаю Босха! – смеюсь я вместе с ними. – Жаль, что самый эффектный фрагмент достался не мне!

Прохожу мимо учительского стола.

– За знание Босха – пять, за акцент на скабрезностях – штраф, – прохладно улыбается Динке Лев Алексеевич.

– Справедливо! – приседает она в легком реверансе. – И спасибо за урок, было очень интересно.

– Откуда столь детальные познания?

– У меня есть большая художественная энциклопедия, в детстве я обожала рассматривать картины. Босх меня шокировал, пугал, но притягивал. Как и Дали.

Они говорят, я прохожу мимо. Едва сдерживаясь, чтобы никак не зацепить еë. "Музыкальный ад"… Я тебе устрою ад, если ты не успокоишься, Царëва.

Но… смешно. Этого не отнять.

Толпа движется к переходу, по направлению к столовой. Оглядываюсь, Дина останавливается у танцевального класса.

– Дагер, – обходят меня с обеих сторон парни.

– Давай уже, возвращайся в чат, мы всë тебе простим. Скучно без тебя.

– Тем более посмотри какая жертва нескучная!

– Надо её сделать!

– Давай, ну?

– Где твой охотничий инстинкт?

– Слабо уложить Царëву?!

– Мы хотим посмотреть!

Да, с Царëвой поиграть было бы нескучно, это факт.

– Нет, пацаны, я наигрался. Давайте сами! Если потянете, конечно.

В столовой мой взгляд ищет Царëву, независимо от моей воли. Потому что столовая – это тоже арена. И здесь тоже проходят свои битвы. И Кузнечик нарвется, это к бабке не ходи. Мне любопытно посмотреть как она отожгëт. Но еë нет…

Я – за столом с кикерами. Как-то так вышло, что когда я вышел из игр на девочек, испортив отношения с "Золотыми", отношения с " Кикерами" сами собой наладились.

– Кого высматриваешь, Раф? – следит за моим взглядом Кислицын.

– Показалось тебе.

Откровенничать про Царёву хочется не особо. Но когда выхожу из столовой, зачем-то заглядываю в зал с Фитнес-меню. Там Гала и Тина, вечно следящие за каждым лишним граммом, но Динки нет. Да и черт с ней! Нет и отлично.

– Раф! – поднимается Тина, машет мне. – Подожди…

Девочки догоняют меня.

– Татьяна Борисовна, – это наш учитель по танцам, – сегодня в классе. Я хочу с тобой на выпускной бал. Попроси еë взять нас в программу. Марика же всë равно ушла из школы, ты теперь без пары.

Тина учится в параллельном. И, в целом, неплохо танцует. Но, далеко не лучшая. Но, с другой стороны, "лучшая", уже "припаркована" так, что не подвигаешь. Агния…

– Хм… Я подумаю, окей, Тина? – уклончиво обещаю я.

– Дагер! – закатывает Гала глаза. – Ну а с кем еще-то? Ты довыделываешься, попадешь в пару с овцой этой новенькой.

– Она не овца, Гала, разве ты еще не поняла? Овцы не фанатеют от ада Босха. Динка – аллигатор!

– Тогда у меня будет ремень из крокодиловой кожи, – заносчиво ухмыляется она. – И всего лишь.

– Ага, и флейта! – не могу сдержаться я.

Взгляд Галы сатанеет.

Смываюсь, пока шутка не переросла в конфликт.

***

Дина

Делая стойку на руках, медленно изгибаюсь в «складку». Но вес непривычный, и равновесие не ловится. Падаю на подкосившиеся руки, подбородок бьется об деревянный пол. Слегка прикусываю язык. Рот наполняется кровью.

Дотягиваюсь до полотенца сплевываю кровь.

Белла Арнольдовна недовольно меняет шагами зал, не сводя с меня глаз.

– Отожрала задницу, удержать себя не можешь? Еine neue! Давай!

Опять встаю на руки. Медленно изгибаюсь. Черт возьми!

Снова лечу, шмякаясь лицом об пол. В этот раз успеваю повернуть лицо, так, чтобы упасть на щеку. На щеку почти не больно.

– Noch!

Поднимаюсь снова.

Мне кажется она намеренно "бьет" меня лицом об пол, чтобы наказать за лишний вес.

Но мне плевать, сегодня у меня маленький "женский" праздник. "Они" начались. Ела я не зря!

– Шевелись.

В этот раз мне с трудом, но удаётся удержать равновесие в "складке".

Я, пытаюсь договориться со своим телом, что нужно привыкнуть к измененному центру тяжести. Вес – не проблема! Я легко могу его держать. Проблема – непривычная точка равновесия.

– Продольный шпагат.

Развожу ноги.

– Прогиб… Сильнее… Тяни ступни к полу… Держи "складку".

Пошатнувшись опять улетаю. Лежу на спине, смотрю в потолок.

Зачем я это вообще делаю? Медали мне теперь не видать. Наверное, всё-таки, по инерции. В душе живет с раннего детства привитый ужас перед тем, что можно вылететь из струи. Он подгоняет, заставляет терпеть, стараться, слушаться.

«Столько вложено! Сил, денег, здоровья, времени! Всё впустую?! Столько людей вложили в тебя свои силы! Нельзя подвести! Нельзя останавливаться! Только вперед! Посмотри – все могут, ты что – хуже всех?!»

Это музыкальное сопровождение живет своей жизнью в моей голове, меняя только голоса. Но чем дальше, тем менее чувствительной к нему я становлюсь.

Дотягиваюсь до полотенца. Переворачиваясь, снова сплевываю кровь. Язык пульсирует от боли.

– На "шведку", – командует она. – Тянись еще. Как Буратино деревянная.

Ставя ногу повыше на шведскую стенку, обнимаю её, и прижимаюсь корпусом.

Белла тянет опорную назад.

– Ну! – больно шлëпает по бедру. – «Провис» где?

Морщусь, провисая в шпагате ниже.

– Иди умойся, в крови лицо. И стойку для растяжки прикати.

Иду в другой конец длинного класса. Там местный учитель танцев – Татьяна Борисовна и Дагер с очень красивой девушкой. Её идеальные белоснежные волосы, как водопад из молока. Лицо как у дорогой фарфоровой куколки. Очень нежное и красивое.

Давно они здесь?

Дагер с ужасом морщится, глядя на меня.

Да, твоя барышня красивее, признаю. Но уж не надо мне тут переигрывать! Я тоже ничего и точно не стою этой гримасы отвращения.

Раковина рядом с ними, у входа в женскую раздевалку.

Татьяна Борисовна тихо прокручивает им треки.

– Вальс, румба… и каждая пара из тех, что будут в программе – готовит сольник.

Умываюсь, вполуха слушая их разговор.

– Сколько будет пар? – интересуется куколка Дагера.

– Не могу сказать. Предварительно по смотрам прошли десять. Но это много, я сокращу до семи, оставлю лучших. Дина, а Вы не танцуете бальные? – переводит на меня взгляд Татьяна, Борисовна.

– Возможности научиться, к сожалению, не было, – промакиваю бумажным полотенцем мокрое лицо.

– Очень жаль. Двигаетесь Вы потрясающе. Я бы с Вами с удовольствием поработала.

– Благодарю! Но у меня шестичасовые тренировки, – развожу руками.

Татьяна Борисовна тоже строгая, но очень приятная.

Ставит один из треков для парочки. Я наливаю из кулера воду в пластиковый стаканчик.

– А кроме гимнастики чем-то занимались ещё?

– Шахматами, ага… – пренебрежительно язвит блондинка. – Хорошо хоть разговаривает. Так головой об пол биться!

– Тина! – одергивает её Татьяна Борисовна. – Прекрати. Послушайте лучше трек.

Татьяна Борисовна уходит к себе.

– Это ты сейчас намекнула, что я тупая? – делаю глоток воды.

– Я тебе прямо сказала.

Высокая, под метр восемьдесят, выше меня почти на голову на своих каблуках. Совсем уже взрослая, с формами.

– Тина, беги! – изображает фейспалм Дагер.

Делаю ещё один глоток, и, глядя ей в глаза, делаю шаг ближе. Я не тупая. Кукла ошиблась.

– Чего пялишься?! – издевательски фыркает она. – Драться кинешься? Как тебя звали-то? Кузнечик?…

– Гимнастки не дерутся. Никогда. Мы ж все феи!…– оскаливаюсь ей в лицо.

Меняет позу, подаваясь назад. И пытается демонстративно опереться локтем на гимнастическую стойку на колëсиках. Резко толкаю стойку ступней в сторону.

– … с топорами, правда.

Потеряв равновесие, кукла нелепо переступает с ноги на ногу, спотыкается об свою туфлю, путается в волосах и…

Дагер подхватывает её уже у пола.

– А я предупреждал, Тина.

Поднимает её на ноги.

Пытаясь выбраться из копны своих растрëпанных теперь волос, его девчонка свирепо зыркает на меня.

– С телесным интеллектом не очень у тебя, кукла! – изрекаю я доброжелательно улыбаясь. –  Надеюсь, другие повыше. Работай над собой.

Гордо иду мимо них, обратно к Белле, проигрывая пальцами по воздуху все ритмичные точки их трека.

Качу второй рукой стойку.

И просто, чтобы повыпендриваться, разбегаюсь и делаю сложное сальто, идеально приземляясь.

Да, у меня нет такой роскошной внешности. Зато я умею вот так!

– Ну вот, можешь же! – шипит Белла.

Ловлю в зеркале взгляд Дагера. Продолжая выделываться, перехожу в стойку на руки, рисую не сильно сложные, но эффектные пируэты ногами. Вращение на руке. Изгибаюсь в "скорпиона". Перекат на живот, зажмуриваясь изгибаюсь в "коробочку". Надо признаться, задница ощутимо мешает и связки просто трещат. Больно. Но ошалевший взгляд Дагера это компенсирует. Так тебе… Восхищайся, засранец! Твоя заносчивая кукла просто полено рядом со мной.

– Хватит! – гавкает Белла.

Её в последнюю очередь интересует эстетика. На эстетике медалей не взять. Нужен эксклюзив – сложные опасные трюки.

– Тянись в "складку".

Ой, фу… ненавижу. Спина болит.

Зал набивается ещё другими парами. Моë лицо начинает гореть. Я чувствую, как меня обсуждают, рассматривают.

Мне все равно. Годами я тренировалась в одном зале с ненавидящими меня конкурентками. Надо просто делать лучше их! Делать идеально! И я делаю… Белла ставит мне трюки и переход из одного в другой.

Падаю из очередной стойки, когда слышу голос Аллы. Она здоровается и знакомится с Беллой.

– Дело в том, что Дина не была на обеде.

– Ей не нужен обед, у Дины свой рацион.

– Ну, подождите, у нас есть витаминно-минеральное фитнес-меню с минимальной калорийностью. На нём невозможно набрать.

– Алла Михайловна,у гимнасток другой метаболизм. Я сама разберусь с её питанием. Родители же предупреждали администрацию на этот счет.

Они отходят подальше, я, ожидая пока закончат спор, тянусь в "лягушке".

Желудок урчит от разговоров про еду.

Пока Белла говорит с администрацией по телефону, ко мне подходит Алла. Я вижу её красивые туфли. Присаживается.

– Дина, – тихо. – Ты не против, если я тебя запишу на развернутые анализы крови. И консультацию к хорошему врачу?

– Почему Вы предлагаете?

– Твоя мама не предоставила твою мед.карту. А школа не приветствует голодовки, – бросает взгляд на Беллу. – Мы несем за тебя юридическую ответственность.

– Я – за, – встаю я на колени, тоже бросаю взгляд на Беллу. – Но разве не нужно мамино согласие? Я наблюдаюсь у спортивного врача. И думаю, мама будет против, чтобы кто-то вмешивался.

– На время, пока ты в школе вопросы мед обслуживания и оказания помощи решаем мы. Твоя, мама подписала документы. Если ты хочешь, конечно.

– Хочу! Только Белле не говорите!

Алла кивает и уходит. Валяюсь на досках, смотрю в потолок. В зале уже пусто, бальники разошлись.

– Дина, откатай переходы. Ужин…

Ставит рядом со мной маленький пакетик. Я знаю, что там. Мои ненаглядные киви и протеиновые таблетки.

– Мне срочно нужно уехать. Завтра после уроков приеду.

– Аха…

Достаю ключ из рюкзака. Четырнадцатая комната, значит. Где там мои топоры?…

Глава 4 – Охота началась

Рафаэль

На моей стене интерактивная панель с играми. Мне разрешили установить ее только из-за шахмат. Она подключена к интернету, я люблю играть с живыми соперниками.

До отбоя минут ещё двадцать, потом интернет вырубят. Веду пальцем по панели, делая, очередной ход.

– "Лошадью ходи!" – подкалывает Кислицын.

– Тихо!

Я играю всегда на время. У меня высокий рейтинг.

– У Яны новенькая в комнате, – заходит Макс.

Вся схема в моей голове мгновенно сбивается. Так и "держу" фигуру, прижимая палец к поверхности панели. Куда я хотел её поставить?

Максовская Янка в четырнадцатой комнате, и Гала тоже там…

Сигнал на панели пикает, напоминая, что я так и не сделал ход. По времени и так проигрывал. Сливаю партию. Рейтинг мой падает. Вырубаю экран.

– Царëва? – уточняю я. – К нам в класс сегодня пришла. Соседи наши.

Есть в Швейцарии шикарная традиция – селить врагов на соседние кровати. Это учит «экстремальным коммуникациям, конфликтологии и быстро социализирует». Иногда мирит – как нас с Сэмом. А иногда доводит до драк и суда – как Макса со Стоцким. Всякое бывает в нашей чудной школе. Благо, в нашей комнате точек напряжения больше не осталось. Хотя и тесновато: я, Сэм Решетов, Макс Шагалов и Алекс Кислицын.

А у Царевой – да, сейчас будет праздник каждый день! Гала дама злопамятная и деятельная. Но это ничего, зубки у Аллигатора острые, да может, хоть немного отвлечётся от моей персоны.

– Нормальная? – интересуется Макс. – Не хочу, чтобы Янка с неадекватными жила. Там Галы за глаза.

– Нормальная? Не, это вряд ли. Но не думаю, что с Янкой будут конфликтовать, она уже с Галой заискрила, а значит, автоматом ушла на сторону "света".

Одна из бородатых шуток школы. Каждый выбирает где он – на стороне света или на стороне тьмы. Я – до сих пор фигура пограничная. Как карта ляжет.

– Мажорка?

– Нет. Люмпен. Юное дарование. Гимнастка.

– Гала сожрет это "юное дарование".

– Обидеть Динку может каждый, не каждый может убежать! – изрекаю я, ухмыляясь. – Придури на ответки там с избытком.

Машинально прижимаю ладонь к лицу.

– Так эта, что ли, звезда тебе путь осветила? – угорает Сэм.

– Мда, – признаюсь я.

– Тогда точно девчонка на стороне "света", – ржут они. – А как?

– Всë вам расскажи. Обойдетесь без скабрезных подробностей. Пока.

Выхожу в коридор. В нашем корпусе живёт только четыре старших класса. Девочки на первом, парни на втором. Малышня живет во втором корпусе.

Спускаюсь вниз. Там холодильники с йогуртами и напитками. У одного из них Динка. Хмурясь читает этикетки.

Молча подхожу к соседнему холодильнику. Зависаю, разглядывая напитки. Взгляд теряет фокус. А потом, автономно от мозгов, фокусируется уже на её голых длинных гибких… В моей голове крутится столько эпитетов, что я захлёбываюсь от них. Короче – идеальных ногах.

Машинально поднимаю взгляд, пока не встречаюсь взглядом с ней. Молча смотрим друг другу в глаза. Слишком долго. Почти что неловкий момент.

Почти.

Неловкость – не моя стихия.

Я позволяю себе выражать эмоции открыто. А не смущаться их как подросток. И я быстро определяю причину этого момента, отыскиваю еë в себе. И… выражаю:

– В танцевальном классе было очень красиво.

Говорить заслуженные комплименты   девушкам – это особый вид удовольствия. И очень редкий случай для меня, к сожалению. Пока что их получала только Агния.

Дина равнодушно отворачивается, снова разглядывая йогурты. Недоверчиво косится на меня.

– Конкретней говори – чего хотел?

– Это был комплемент, Царëва! Искренний! – закатываю глаза. – Но… забудь.

– Уже забыла.

Дурëха!

Забирает парочку каких-то творожков.

Смотрю на еë удаляющуюся задницу, обтянутую черными жим-шортами. Ух! Чуть-чуть вес набрать и будет вообще бомба!

– Царë-ё-ёва! – догоняет еë Паша Воронин, одноклассник, который, вроде как теперь рулевой в Золотом чате. – Покажи шпагат у стеночки!

Динка поворачивается к нему.

– Минуту… – не поднимая глаз, что-то набирает в телефоне.

Он облизывается на неё, как кот на сметану. Охота началась?

– Вот, – сует ему телефон экраном в лицо.

– Фу, это же мужик.

– Это – шпагат!

Тихо смеюсь, откручивая крышку на бутылке.

– Ну дай что-нибудь вкусного голодным мальчикам, ты чего такая жадная, Царëва? – разводит её Воронин.

– Держи, – отдает ему один йогурт. – И слюни подотри тут, – показывает пальчиком на пол между ними, – поскользнется кто-нибудь.

– Ааа! – ржут в голос остальные парни, наблюдавшие подкат со стороны. – Облом, Воронин?

– С наскока было бы неинтересно! – играет он бровями.

Согласен… Но и длительная осада тебе не поможет. Не по зубам тебе Царёва. А вот я бы смог. Но – не хочу.

***

Дина

Спится мне плохо. На душе камень.

Наверное, это жалко бояться остаться без опеки, предоставленной самой себе. Я ведь так к этому стремилась. Стремилась… Да только я была уверенна, что у меня будет хотя бы дом и небольшой запас средств к существованию, чтобы поступить куда-то, хотя бы платно. И, пока учусь, жить на эти деньги. А денег нет. И дома нет.

Что теперь? Как отслужившую своë вещь выкинут на улицу? Что я буду делать?

В груди сжимается от пустоты, неопределённости, страха. И так зыбкая почва под моими ногами сыпется окончательно.

Или… подчиниться и попытаться взять, пусть хотя бы не золото, но хоть какие-то премии за участие? Сможет ли мама утрясти вопрос с дисквалификацией?

А если – нет?

Где я могла бы работать, вообще? Сколько нужно денег в месяц на жилье, еду, одежду? Эти вопросы мучают меня даже во сне.

Просыпаюсь еще до будильника. Алла сказала, что общий будильник срабатывает в семь. Значит, семи еще нет. Соседки спят. Но на улице уже светло.

Комната большая. На четыре места. Два окна. У каждого своя небольшая зона – кровать, стол, шкаф, полка, тумбочка.

Но одна кровать, между мной и Галой, так и осталась свободна. Я заняла самую дальнюю, в углу. А в арке стоит четвертая кровать. Там Яна Албанцева из параллельного класса.

Волосы у неё тоже белые и до пояса, как у куклы Дагера. Но заплетены в афро-косички. И внешность не такая кукольная. Меньше гламура. Носит она не золото, а радированное стильное серебро.

Трогаю такое же колечко языком у себя в нижней губе. Не дружу я с золотом.

На стене, над ее кроватью, висит чёрная кожаная плеть. Плеть! Или кнут. Класс! Надеюсь, меня не выпорят! Такой убить можно. Если по шее хлестануть, например.

"Фантастические твари!… И где они обитают." Я и сама фантастическая тварь, надо признаться. Интересно, где обитают обычные люди?

Но если уж ей позволили спать в обнимку с плетью, то есть шанс, что Албанцева адекват, и никого ей не лупит.

Посмотрим…

Захватив полотенце, иду в душ. Душ – прямо в комнате. Это очень удобно. В последнем моем общежитии был общий на этаж. Минут через десять в дверь начинают долбиться. Отжимаю волосы, оборачиваюсь полотенцем и выхожу.

– Короче, Царëва. С семи до семи пятнадцати душ мой, ясно. С пятнадцати до тридцати – Албанцевой. Хочешь успевать  – вставай раньше.

– Ваш звонок очень важен для нас. Перезвоните позавчера, – пританцовывая иду мимо неё к своей кровати.

– Слышишь! Корону сними! – в спину.

– Не могу. Она мне идëт!

– Албанцева, чего молчишь-то? – фыркает Гала. – Или, думаешь, тебя это не касается? Ты же в столовую опоздаешь.

– Раз нас теперь трое, предлагаю немного ужаться по времени и заново договорится в каком порядке и на сколько мы занимаем душ. Как-то же и вчетвером девочки договариваются.

Удивленно разворачиваюсь на Албанцеву. Окей…

– Мне в столовую не нужно, поэтому могу идти после тебя, – миролюбиво соглашаюсь я.

– Как это – не нужно?

Встаю на напольные весы у ванной. Вес стоит.

С одной стороны, я очень рада этому. С другой стороны, тревога и страх откуда-то из глубины стучат мне по мозгам – раскабанела… себя не поднимешь… равновесие не удержишь… опозоришься на отборе… Не пройдешь в сборную! Неудачница… Бездарь…

– Да ты с ума сошла? – закатывает глаза Яна. – Тебя же в профиль за удочкой не видно.

– Нет, к сожалению, уже видно.

Сжимаю свои округлившиеся ягодицы.

– Но есть все равно надо. Иначе, замедлится обмен веществ, и будет еще хуже.

– А я ем!

Демонстративно закидываю в рот пять таблеток протеина и запиваю водой. Три глотка обезжиренного йогурта с пониженным содержанием лактозы сверху.

– Но, спасибо за заботу, конечно.

Приглядываюсь к ней. Встречала я уже "добрых девочек". Лупят они в разы подлее, с доброжелательной улыбкой на лице и грустным вздохом.

Успокойся, Дина! Одергиваю я себя. Зачем ей это? Вы не конкурируете, ты не занимаешь её место. Что вам делить? Какой ей смысл?

Но пунктик – не расслабляться от чужой доброжелательности – это на автомате.

Не то, чтобы я не встречала нормальных девчонок. Встречала. Но здесь две версии – либо она абсолютная прима, талант, стоит особняком от массы. И может позволить себе это снисхождение к остальным. На дистанции естественно! Либо такие девочки никогда не прорываются дальше определенного уровня. А на головах у них танцуют всякие Галы и Тины. Может, конечно, мне просто не везло с девочками. Да и с мальчиками. Да и вообще – с людьми, чего уж.

– Кстати… это Галы весы, – поджимает Яна губы. – Лучше не пользуйся, а то вони будет…

– Ммм. Ясно.

Яна уходит в душ, а я, одевшись, решаю прогуляться немного перед уроками.

Белла сказала, чтобы я восстановила пробежки по утрам. Но я не чувствую в себе сил на это сегодня. Попробую начать завтра. А пока прогуляюсь, посмотрю дорожки и как удобнее будет намотать пятерку.

– Ди-на… – догоняет меня сзади Воронин. – Ты идешь не в ту сторону. Тебя проводить?

Еще одна фантастическая тварь! По взгляду видно.

– Нам не по дороге.

– Кусаешься, словно тебе тринадцать, – цокает он.

В тринадцать я еще не кусалась. Но цепляет. Я знаю, что немного отстаю от сверстников не только телом, но и мозгами.

Цепляет, но не на столько, чтобы пробить. Просто… Пунктик.

– Паша, да? – разворачиваюсь к нему.

– Паша, да.

Улыбается…

– Скажи мне лучше Паша, где можно продать настоящие Ролексы. В идеальном состоянии.

– Без документов, естественно? – поднимает скептически бровь.

– Естественно!

– Отцовские?

– Не твоë дело.

– Ой, да ладно. Много не дадут.

– Сколько? – достаю часы из кармана.

Пожимает плечами.

– Поехали в субботу на местный «Арбат». Там много полезных людей тусуется. Я знаю, кому можно слить дорогую брендятину.

– В субботу? А во сколько?

– Вечером, Царëва, – хищная улыбка. – Покатаю тебя. У меня крутой конь.

Разворачивает ко мне экран своего телефона. На заставке чёрный крутой мотоцикл.

– Не забоишься? – провокационно.

– Не забоюсь! – холодно смотрю на него.

Главное, чтобы помог продать, а там я возьму такси и вернусь домой.

***

Рафаэль

Последний урок.

«История мира» проштудирована мной от скуки еще в сентябре. Но историк у нас отменный и в каждой теме находит чем увлечь. Учителя, которые не нравятся ученикам надолго здесь не приживаются. Каждые полгода мы составляем анонимные рейтинги.

– Так как проекты будут у нас небольшие, в этот раз мы поделимся не на группы, а на пары.

Взмахиваю пальцами, привлекая, его внимание.

– А индивидуальные нельзя?

– Индивидуальные будут к экзаменам. Сейчас парные.