Текст книги "Куриный бульон для души. Найди время для себя. 101 история заботы о себе и поиске баланса"

Что тебе нужно, сынок?

В страдании мы находим свое истинное «я».

Джесси Бертон

– Что тебе нужно?

Мой папа всегда задавал этот вопрос, когда я болел или грустил. Он садился рядом, клал руку мне на голову, выслушивал просьбу и делал все возможное, чтобы исполнить ее. Я никогда не просил чего-то невероятного. Чаще всего мне просто нужна была тишина, горячий суп или еще один плед. Гораздо важнее было то, что кто-то решил выслушать меня.

Мой папа всегда хотел, чтобы у всех все было хорошо. В детстве он много страдал и не получал поддержки от своих родителей, поэтому теперь был полон решимости заботиться о нас.

Однажды он признался, что мечтает съездить в Японию. Он был словно маленький мальчик, которому не терпится пуститься в новое приключение. Он хотел, чтобы и я поехал с ним, и я не мог не поддаться его энтузиазму.

Помню, как мы поговорили с ним в последний раз. На следующий день мама позвонила мне из больницы. Время остановилось, пока я слушал ее слова. Через два дня папы не стало.

Весь следующий год прошел как в тумане. Рождество было тяжелым. Его день рождения – еще хуже. Я никак не мог принять реальность своей утраты, она вызывала целый водоворот эмоций, переполнявших и истощавших меня. Я чувствовал себя одиноким и брошенным.

Простой телефонный звонок от отца побудил бы меня очнуться. Почему человек, который лучше всех мог бы помочь мне и в котором я действительно так нуждался, не мог оказаться рядом со мной?

Многие пытались поддержать меня, но давали лишь непрошеные советы: «Тебе нужно лучше заботиться о себе, и вот что для этого надо сделать…», «Не чувствуй себя так, чувствуй себя вот так», «Вот что тебе нужно…». Но ни один из них ни разу просто не спросил меня, как я себя чувствую и что мне нужно.

Что ж, подумал я, если никто не может помочь мне, значит, я сам буду помогать другим. Я решил с головой погрузиться в работу, которая несла пользу. Работал волонтером, проходил курсы первой помощи и все свое время посвящал тем, кто боролся с хроническими заболеваниями, тревогой и горем.

Эта работа оставила в моей душе свой след. Я был истощен как эмоционально – из-за смерти отца, так и физически – из-за необходимости помогать стольким людям. Казалось, у меня не осталось времени даже дышать.

В один из мучительно болезненных и утомительных дней я рухнул на кушетку и лежал почти в коме, наблюдая за раскачивающимися на ветру деревьями. И вдруг услышал это – сначала почти незаметно, а потом совершенно отчетливо: «Что тебе нужно, сынок?»

– Ты нужен мне, папа, – сказал я.

Ответа не было.

Я продолжал лежать со слезами на глазах, пока снова не услышал тот же голос. «Что тебе нужно, сынок?»

Я глубоко вздохнул.

Что мне нужно?

Я понял, что всякий раз, когда отец спрашивал, что мне нужно, он давал мне пространство, чтобы я мог сам ответить ему. Пусть теперь его не было рядом, но я все еще мог ответить на этот вопрос.

Я сказал отцу, что предстоящей зимой мне нужно время для себя, вдали от всех. Время подумать, посочинять и помолчать. Он мог бы дать мне эту возможность, собрать в коробку все мои любимые вещи, чтобы я не грустил в своем уединении. Но отца больше не было.

«Хватит, – подумал я. – С меня достаточно. Достаточно этой боли. Достаточно этой усталости».

Я собрался с силами и нашел хижину в лесу, которую можно было арендовать на неделю. Затем начал складывать в коробку свои любимые книги, предметы и еду. Еще одну коробку я заполнил воспоминаниями об отце – положил туда его старый свитер и несколько писем, которые когда-то ему написал. Пусть отец поедет вместе со мной, решил я.

Так все и сложилось.

Я проводил дни в одиночестве, получая покой, в котором так отчаянно нуждался. Наблюдал за природой, писал, размышлял, ел вкусную еду и находил утешение, к которому так стремился.

Я смог прожить сполна чувство горя и утраты.

В последний день моего ретрита я сидел, глядя на покрытые мхом деревья и льющий дождь. Это успокаивало меня. И тогда ветер снова донес до меня его слова:

«Что тебе нужно, сынок? Что тебе нужно?»

«Все в порядке, папа, – ответил я. – У меня все есть».

Анкит Рагувир Рао

Отпустить поводья

Единственное путешествие – это путешествие внутрь себя.

Райнер Мария Рильке

Квадроцикл ожил, подбросил меня в воздух. Я судорожно вцепилась в сиденье. Здесь не было ни дверей, ни поручней, ни ремней безопасности – ничего, что помогло бы мне хоть как-то удержаться. Уверена, что у меня побелели костяшки пальцев, но этого не было видно под рукавицами, которые я надела, чтобы не обморозить руки. Книжная барышня из Манхэттена, я в одиночку отправилась в путешествие к северу от Полярного круга – в шведскую Лапландию. Зачем я это сделала?

Официальной причиной был неожиданный интерес к запутанной истории моей семьи, но на самом деле мне просто не хотелось провести день своего сорокалетия с поставщиками в офисе. Я мечтала выскочить из зоны комфорта. Чувствовала необходимость жить полной жизнью. В общем, я решила ответить на зов природы.

Сначала я хотела перестраховаться и просто забронировать номер в ледяном отеле. Но потом вспомнила, что обещала себе больше рисковать и исполнять мечты в течение всего года, предшествующего юбилею. Поэтому купила тур на собачьих упряжках.

Когда я прилетела в Кируну, оказалось, что для поездки на санях выпало недостаточно снега, однако тур все равно состоится. На квадроцикле.

Хаски метались в решетчатых клетках. Пронзительные глаза следили за каждым моим движением. Это были умные собаки – счастливые, но чересчур энергичные.

Я осыпала гида вопросами. Он явно не был коренным саамом, к тому же говорил с типичным американским акцентом. Как он оказался за Полярным кругом в загоне с хаски? Он объяснил, что занимается этим ради острых ощущений. По всему было видно, что ему нравится мчаться по припорошенному снегом перелеску, разгоняя воющих от восторга собак до максимальной скорости. Мне тоже очень хотелось быть дерзкой искательницей приключений, но моей смелости пока хватило только на тщательно организованный отпуск.

Поверх своей куртки я натянула толстый комбинезон на два размера больше необходимого. Надела капюшон и рукавицы. Меня утешала мысль, что я, по крайней мере, не разобью себе голову, когда буду лететь в кювет. Я больше десяти лет не водила машину – с тех самых пор, как переехала в Нью-Йорк. И не каталась на велосипеде – с тех пор, как была подростком. И теперь я сомневалась в своей способности управлять стаей собак во время гонки по руслу замерзшей реки Торн, как было написано на сайте. А вдруг мы врежемся в дерево? А вдруг посреди реки под нами провалится лед?

Собаки устроили целую какофонию, пока мы загружались на квадроцикл, и вмиг замолкли, стоило нам только стартовать. В звенящей тишине стая свернула за ворота фермы и выскочила на открытую дорогу.

Мы мчались по длинной прямой колее, тонкий слой снега хрустел под колесами. Я бдительно выглядывала из-за плеча гида, чтобы быть готовой ко всему, и одновременно пыталась напустить на себя беззаботный вид, подлетая над сиденьем каждый раз, когда колесо попадало в выбоину. Впереди показался крошечный мост. Он скорее разделял, чем соединял два берега. Мой героический дух совершенно улетучился, но водитель решительно пересек мост, преодолел эту черту, и мы отправились дальше, в неизвестность.

Ферма пропала из виду. Куда приведет нас эта дорога? Перед нами раскинулись бескрайние дикие просторы. Высокие ели образовали туннель, за которым простиралась ничем не прикрытая природа. Шапка из искусственного меха соскользнула с моей головы.

Мне очень хотелось хотя бы мельком увидеть что-нибудь мирное: безмятежного лося, хитрого песца, волшебного северного оленя. Все они казались мне будто сошедшими со страниц сборника сказок. Однако, к моему огромному сожалению, пейзаж был совершенно пуст.

Я напрягала глаза изо всех сил, всматриваясь в горизонт. И в какой-то момент вдруг поняла, что гид отпустил поводья. Хаски бежали сами, а он лишь помогал им на поворотах и склонах, немного давя на газ.

Снег соединялся с молочно-белым небом. Дорога плавно уходила под облака. Все было единым целым. «Вот оно, – подумала я. – вот в чем главный секрет». Холод, туман и скользкий снег необходимы – без них ни за что не испытать чувства полета. А для того, чтобы жить, не нужно натягивать поводья. Надо просто довериться приключению.

Стефани Николопулос

Одиночество в купальнях Кабуки

Время, проведенное наедине с собой, часто является лучшим способом обрести баланс.

Сэм Оуэн

Посещение купален Кабуки в Джапантауне Сан-Франциско – один из моих любимых способов отдохнуть. Я хожу туда с одной или несколькими подружками – Пэт, Дайаной и Салли – чтобы расслабиться. Сначала мы сидим в горячей ванне, затем – в сухой сауне, потом идем в паровую баню и на солевой массаж. Во время процедур мы шепчемся и еще долго болтаем за едой. Мы ходим только в «женские дни» – по средам, пятницам или воскресеньям, обычно – по вечерам. Для меня это идеальный девичник.

Однажды мы с Пэт договорились встретиться в Кабуки в 18:00. Я приехала рано и как раз парковалась у входа, когда взволнованная Пэт позвонила, чтобы отменить нашу встречу. Ее сын заболел.

Я расстроилась, потому что предвкушала отдых и общение. А теперь мне предстояло провести вечер в одиночестве. Я подумала было заняться чем-то другим – может быть, поужинать или посмотреть фильм. Позвонила второй подруге, но она не взяла трубку. В конце концов я решила, что раз уж оказалась здесь, то зайду внутрь.

Я открыла деревянные двери и вошла. Регистрироваться в одиночестве было странно. Я прокралась по тускло освещенному коридору с выставленными на полках ароматными средствами для ванн и шампунями, повернула направо у статуи Будды и оказалась в раздевалке. Там я заперла свои вещи в шкафчик, надела сандалии, завернулась в пушистое белое полотенце и, пройдя через главную купальню, направилась в душ… в тишине.

Огуречный гель я принесла с собой, а шампунь с розмарином и кондиционер взяла из диспенсеров на стене. После душа я постояла с минуту, оглядываясь по сторонам.

Ранним вечером в Кабуки почти никого не было, если не считать нескольких женщин, которые, сидя на традиционных деревянных стульчиках, лениво намыливались и ополаскивались из гибких ручных шлангов. В просторном джакузи, выложенном плиткой, перешептывались три подружки. Еще кто-то отдыхал с закрытыми глазами на скамьях из тикового дерева.

Меня убаюкивало журчание воды. Поскольку я была одна, мне не нужно было ни с кем шептаться. Без отвлекающего общения время замедлилось.

В сухой сауне мое дыхание выровнялось, стресс и напряжение улетучились. Я вышла обратно в купальню и удивилась, каким прохладным показался мне воздух. Тем приятнее было погрузиться по плечи в ванну с теплой водой. Я выпила немного жасминового чая и села отдыхать на скамейку, приложив к глазам ломтики огурца.

Затем пришло время парилки. Шипящий пар был густым, как прибрежный туман, а пятидесятиградусная жара – такой сильной, что я едва могла дышать. Почти сразу же пот залил мое лицо, в глазах защипало. Я продержалась несколько минут – достаточно долго, чтобы натереть кожу солью, а потом выскочила наружу и снова нырнула в ванну. На этот раз – холодную. Так я чередовала пар и холод, пока кровь не прилила к коже и все мое тело не начало покалывать.

Наконец, я встала на ноги, выпрямилась, высоко вытянув руки над головой, расправив грудную клетку и позвоночник. Немного постояла так, потом медленно опустила руки и выдохнула. Мои плечи расслабились. Я чувствовала себя спокойно.

В 21:00 я сдала ключ на стойке регистрации и вышла из купален Кабуки. Единственное слово, которое я произнесла за эти три часа, было «спасибо». Первый раз я сказала «спасибо», когда я получала ключ от шкафчика, и второй – когда дежурный принес мне свежезаваренный чай.

Ветер на улице стих, и мягкий вечерний воздух приятно холодил мне лицо. Я купалась в лунном свете и была так расслаблена, что практически парила, пока шла к своей машине. Воистину, чтобы по-настоящему восстановиться, надо просто побыть одной.

Линн Сандей

Как заново родиться

Кто же я такая? В том-то и вопрос.

Льюис Кэрролл

Мой папа был итальянец, а мама собрала в своей родословной британцев, французов, немцев, ирландцев и коренных американцев. Я привыкла идентифицировать себя со всеми этими нациями понемногу и примерно представляла состав своей семьи. Возможно, так продолжалось бы и дальше, если бы не одна странная идея, посетившая меня накануне шестьдесят восьмого дня рождения. На вопрос мужа о подарке я неожиданно ответила:

– Как насчет того, чтобы сдать тест ДНК?

Поймите меня правильно. Не то чтобы я надеялась раскопать в своей родословной нечто особенное. Скорее это было простое любопытство. Возможно также, что на меня косвенно повлияли телевизионные рекламные ролики, в которых люди рассказывали об удивительных результатах своих путешествий к корням генеалогического древа. Словом, в моей голове что-то щелкнуло. Я создала учетную запись на соответствующем сайте, отправила по нужному адресу пробирку со слюной и стала ждать. Прошло несколько недель, и наступило 7 апреля 2017 года.

Это был самый обычный день. Он шел как раз за моим днем рождения – между Днем дурака и днем подачи налоговых деклараций. Какие тут могут быть сюрпризы?

Я включила компьютер, открыла электронную почту и увидела письмо: «Ваши результаты анализа ДНК готовы».

– Ладно, – подумала я.

Со стороны мамы неожиданностей не было: индейская прабабушка действительно фигурировала в результатах исследования. Но когда я стала искать итальянские корни по отцовской линии, вместо ожидаемых 50 % результаты показали 0 %. Ноль! Никакого итальянского происхождения!

Как так? Я помню своего деда, отца моего отца. И еще сестру и брата отца – тетю Анну и дядю Чарли. Они были итальянцами. Они говорили по-итальянски. Дедушка вообще других языков не знал – отцу постоянно приходилось переводить для нас с мамой. Как у меня могло быть 0 %? И если я не была наполовину итальянкой, то кем же тогда я была?

В отчете был ответ: «Ашкеназский еврей».

Я подумала: «Должно быть, это ошибка. Может быть, они перепутали мой образец с чужим?» Я решила задать этот вопрос на сайте, и мне ответили. Я спросила снова – и еще четыре раза за неделю. Наконец, удовлетворенная их контролем качества, я спросила себя: «И что мне теперь делать?»

В еврейском онлайн-сообществе мне сказали: «Добро пожаловать в общину». Но у меня не было даже имени, чтобы отследить родословную. Итак, я начала поиски.

Сначала я подозревала, что бабушка и дедушка по отцовской линии могли быть итальянскими евреями, которые скрыли свое происхождение во время эмиграции. Следующие несколько месяцев я связывалась с профессорами и писателями в Соединенных Штатах, а затем – с историками и специалистами по генеалогии в Италии. Безрезультатно.

Родных братьев и сестер у меня нет, поэтому я позвонила своей единственной двоюродной сестре по отцовской линии – дочери тети Анны. Она старше меня на восемнадцать лет и живет на другом конце континента, поэтому мы с ней не слишком близки. Однако, заинтригованная моей историей, она согласилась тоже пройти ДНК-тест. Если наши родители были родственниками, то либо она тоже наполовину еврейка, либо мы с ней вообще биологически не связаны. Результаты показали, что ее мать – сестра моего отца – не была итальянкой. Но и еврейкой она тоже не была. То есть мы не приходились друг другу никакими двоюродными сестрами. Мы сделали вывод, что, возможно, наши родители были усыновлены.

Но кем же в таком случае были биологические родители моего отца? Я пыталась найти записи о рождении и усыновлении. Это оказалось непростой задачей, потому что он родился сто четырнадцать лет назад. Оба его биологических родителя должны были быть евреями, но, не зная имени его матери, раскопать что-либо было невозможно.

Единственным инструментом, на который я теперь могла положиться, было сопоставление ДНК. Но мне не удавалось найти совпадений раньше, чем в четвертом поколении, а это слишком далекое прошлое, чтобы с его помощью можно было надеяться найти кого-то из живущих ныне. Я отправила свою ДНК в шесть разных организаций по сопоставлению, чтобы увеличить шансы найти живого биологического родственника по еврейской линии. Никого. Теперь все, на что я могла надеяться, это что кто-то из моих более близких родственников тоже вдруг отправит ДНК на анализ.

Сначала я проверяла почту каждый день, взволнованно предвкушая найденное совпадение. Потом через день. Потом два раза в неделю. Затем – через произвольные промежутки времени. Это было все равно что проверять, выиграли ли вы в лотерею, не ожидая, что это действительно произойдет. Я смирилась с тем, что проживу оставшиеся годы, так и не узнав, есть ли где-нибудь хоть одна ветка, принадлежащая моему генеалогическому древу.

Прошло одиннадцать месяцев с того дня, как моя идентичность пошатнулась. И тут это случилось: со мной совпала одна женщина! Она оказалась моей двоюродной племянницей. Соответственно, это делало ее дочерью двоюродного брата или сестры, о которых я никогда не знала. Затем, в течение месяца, со мной совпали еще шесть дальних родственников.

Я связалась со своей племянницей, милой молодой женщиной. Совместными усилиями мы определили пару людей, которые, скорее всего, были моими бабушкой и дедушкой. Значит, они были бы родителями моего отца. Верно?

Но эта победа оказалась мнимой. Хорошенько посчитав все еще раз, мы поняли, что эти «дедушка» и «бабушка» еще даже не познакомились, когда родился мой отец. Более того, они в то время жили в разных странах: он в России, а она – в Австрии, и были слишком молоды, чтобы быть чьими-то родителями.

Вывод напрашивался сам собой: человек, с которым я выросла, не был моим биологическим отцом и, возможно, сам так и не узнал об этом. И все, кто мог хоть как-то прояснить ситуацию, уже давно умерли.

Зато теперь я знаю свою еврейскую фамилию.

Это как заново «родиться», только в возрасте бабушки. Мне, конечно, очень нравится знакомиться со своими новыми родственниками, но тем, кто только подумывает о том, чтобы сдать анализ ДНК, хочу дать один совет.

Сначала убедитесь, что вы к этому готовы.

Мэрилин Хейт

Глубокий вдох, глубокий выдох

Самоуважение так важно для вашего счастья. Если вы плохо относитесь к себе, трудно хорошо относиться к кому-то еще.

Сэнди Хейл

«Глубокий вдох». Ответила ли я на электронное письмо клиента перед тем, как уйти с работы?

«Глубокий выдох». Зачем я наелась картошки фри? От нее же толстеют!

«Следите, чтобы ваш разум не блуждал. Сосредоточьте свое внимание на дыхании». Черт возьми. Меня подловили.

Нитья, ведущий ретрита, в котором я участвую в эти выходные, тихонько коснулся тибетской поющей чаши, приглашая нас вернуться в сознание. Признаться честно, мне пока ни разу не удалось отключиться от назойливых мыслей.

Раньше я никогда не бывала на подобного рода мероприятиях. После безумной рабочей недели этот ретрит оказался как нельзя кстати.

В первый день Нитья спросил, чего мы хотим достичь здесь. Почему мы пришли и что мы надеемся получить? Я придумала витиеватый ответ: что-то о согласовании моих стремлений с текущим жизненным курсом. Но, откровенно говоря, мои намерения были вовсе не такими. Я пришла не для того, чтобы уравнять свои стремления с моей жизненной траекторией. Скорее, мне нужна была новая жизненная траектория, которая соответствовала бы моим давно игнорируемым стремлениям.

С некоторых пор мне начало казаться, что я попала в ловушку и беспомощно наблюдаю, как жизнь всех остальных движется вперед, в то время как моя стоит на паузе. Я мечтала, что после колледжа буду путешествовать по миру или влюблюсь в какого-нибудь прекрасного незнакомца. Но вместо этого я вернулась в тот же город, где выросла, к тем же друзьям, тем же местам и той же жизни.

Вечерами я с тоской листала социальные сети: бывшие однокурсники ездили по разными странам, многие теперь жили очень далеко. Я смотрела на их фото и думала, что, кажется, пропустила свое большое приключение. Если, конечно, не считать приключением захватывающую поездку в магазин за носками.

Во второй день ретрита я опять сидела у мерцающего огня в углу комнаты, пытаясь сосредоточиться на дыхании.

«Глубокий вдох». Интересно, была бы я счастливее, если бы прямо сейчас оказалась на Бали?

«Глубокий выдох». А что, если мне суждено умереть в одиночестве?

Нитья снова зазвонил в чашу, знаменуя переход к следующей практике.

– Мы ищем счастья в пиковых переживаниях, забывая, что путь к вершине стоит очень дорого. Истинное счастье состоит не в пиковых переживаниях, а скорее в равномерности. В тех мгновениях, которые мы проживаем постоянно.

Он осторожно поправил одеяло у себя на коленях. Я послушно записала его мудрые слова в блокнот.

– Все, что можно получить, можно и потерять. Все в этом мире можно оспаривать и подвергать сомнению. Единственное, что нельзя оспорить или потерять – это «я». Именно в нем вы и обретаете покой.

Я подчеркнула слово «я» в своем дневнике, пометив его тремя звездочками для большей выразительности.

Тем же вечером, размышляя обо всем, что услышала сегодня, я еще раз вернулась к слову «я». Посмотрела на его форму и на его суть, а затем попыталась почувствовать его в своем дыхании. «Я…»

Довольна тем, кто я есть.

«Я…»

Благодарна за жизнь и возможности.

«Я…»

Самодостаточна.

В течение следующих нескольких минут я повторяла эти слова как молитву или мантру, чувствуя, как истина заполняет меня изнутри.

В третий и последний день ретрита Нитья снова зазвонил в тибетскую чашу, направляя нас к дыхательной практике. На этот раз мой разум был чист и мысли не метались по списку обязанностей, местам, которые я хотела посетить, или жизни, которой я хотела жить. Вместо этого я сосредоточилась на моменте здесь и сейчас. На себе. На «я».

«Глубокий вдох».

Я.

«Глубокий выдох».

Я.

Я медитировала над этим словом до конца ретрита, а затем – в течение следующих нескольких недель, пока снова не попала в круговорот реальной жизни.

Встреча с одной из моих лучших подруг со времен колледжа вызвала во мне особенную волну эмоций. Я была очень рада ее видеть, но восторг быстро сменился грустью, когда я вспомнила, что она уезжает и в следующий раз мы увидимся очень не скоро.

Разбитая и угрюмая, я сидела на своей кровати и опять, в который раз, думала, что живу слишком далеко от всех, кто мне дорог. И вдруг я как будто услышала успокаивающий голос Нитьи, возвращающий меня к центру собственного бытия.

Глубокий вдох.

– Я, – прошептала я в тишине своей комнаты.

Глубокий выдох.

– Я.

Я произнесла это еще и еще раз, сначала вполголоса, а затем – громко, стараясь ощутить силу простого слова.

Так я продолжала вдыхать, выдыхать и повторять свою короткую мантру, пока не почувствовала, что мои мышцы расслабились. Через несколько минут я открыла глаза и осмотрелась вокруг, удивляясь обретенному чувству умиротворения и безмятежности. Нитья был прав. Жизнь меняется, мы обретаем и теряем возможности, удаляемся от любимых, друзей и семьи, но у нас всегда остается одна вещь, которую нельзя потерять или оспорить.

Это «я».

Дана Дросдик