Текст книги "На Дальнем Западе"

II
Старый Эфраим

Северная Америка является родиной нескольких видов медведей. На Крайнем Севере, в области льдов, в лабиринте совершенно неисследованных островов, тянущихся от Гренландии, водятся гиганты полярных морей – белые медведи. В Канаде встречается соперник сибирского и европейского медведя – рыжий мишка, южнее водится медведь с почти черной окраской шерсти, и, наконец, в прериях и в области Скалистых гор – царство знаменитого Старого Эфраима, или серого медведя, называемого индейцами гризли.

Вопреки своей репутации, большинство медведей Северной Америки являются, по существу, довольно безобидными животными. Живя в дремучих лесах, изобилующих плодами и фруктами, медведи эти по большей части оказываются заведомыми вегетарианцами, если не по убеждениям, то по необходимости, ибо гораздо легче для медведя отыскать соты дикого меда, ограбив пчел, обобрать куст с ягодами, набрать орехов, чем изловить какого-нибудь оленя или мустанга. На человека они нападают сравнительно редко, и то если только считают себя затронутыми странным существом на двух ногах.

Полную противоположность своим малоповоротливым и в общем мирным собратьям представляет Старый Эфраим – хозяин Скалистых гор. Этот огромный медведь отличается неукротимостью, он свиреп, бесстрашен, злобен, он не ждет, чтобы на него напали, а всегда нападает на других, в том числе и на человека, к которому, как кажется, питает неугасимую ненависть. При этом он не разбирает, сколько противников перед ним, вооружены они или беззащитны, сидят ли на конях или идут пешком. И по росту, и по размерам, и, наконец, по силе гризли не может идти в сравнение с европейскими медведями: он достигает иногда 2 метров 20 сантиметров в длину и до полутонны веса. У гризли темная, часто переходящая в серый оттенок густая шерсть, лоб широк, хвост и уши коротки, глаза малы. Что обращает на себя особенное внимание, так это когти Старого Эфраима.

Действительно, он обладает поистине ужасными когтями, которые кажутся сделанными из закаленной стали. У иных экземпляров когти достигают чудовищной длины – до двенадцати и даже пятнадцати сантиметров.

Недаром индейские охотники так гордятся, если им удается, убив в поединке Старого Эфраима, овладеть его когтями и сделать из них или оригинальное ожерелье, носимое краснокожими воинами на груди, или украшение для мокасинов.

Гризли оказывается очень искусным рыболовом, во всяком случае, более ловким, чем зверолов: часто можно видеть, плывя по какому-нибудь североамериканскому потоку, как Старый Эфраим, заняв удобное местечко на отмели или свесившись с обрыва, занимается с большим успехом охотой на обитателей подводного царства.

Но если рыболовство не дает удовлетворительных результатов, а голод терзает внутренности медведя, то гризли отправляется в глубь страны, бродит у людских поселков, иногда устраивая форменную охоту на людей. И беда человеку, на которого нападет серый медведь: одним ударом страшной лапы медведь может перебить становой хребет самого сильного быка, может своротить голову; одними своими когтями он может разорвать грудь или живот любого противника. А его зубы – мелкие, ровные, неимоверно острые, так сильны, что, кажется, способны перегрызть ружейный ствол…

Вот с таким-то чудовищем предстояло иметь дело нашим знакомцам, когда они только что выбрались из недр земли и пробирались по карнизу скалы, повисшему над бездной.

К своему счастью, Джон Максим заметил Старого Эфраима раньше, чем животное могло увидеть его среди камней, и мог вовремя ретироваться к товарищам, что и не замедлил сделать: как ни был храбр агент, он не мог полагаться на одни собственные силы в борьбе с гризли.

– Он направляется к нам! – сказал прерывающимся голосом янки, вернувшись туда, где находились остальные беглецы. – Серый медведь, и огромных размеров.

– Идите сюда! – окликнула разговаривавших Миннегага. – Я нашла углубление в скале, где, кажется, мы все сможем укрыться!

Действительно, индианке посчастливилось открыть нечто, напоминавшее небольшую пещеру, уходившую в глубь базальтовой скалы в двух или трех метрах от тропинки.

Моментально, стараясь производить как можно меньше шума, все пятеро беглецов, карабкаясь по камням, оказались у входа в пещеру, несколько скрытую от взоров выросшими здесь и там молодыми деревцами.

Пещера, или, скорее, трещина в скале оказалась настолько обширной, что беглецы поместились в ней без затруднений.

– Ложитесь на землю! – скомандовал Джон Максим. – Может быть, нам удастся укрыться и гризли пройдет мимо, не обратив на нас внимания. Ведь эти звери удивительно живучи: медведь с десятком пуль в теле бежит, как ни в чем не бывало, чем больше ран на нем, тем он свирепее! Лучше избежать схватки с ним, если это только возможно!

Девочку усадили в самой глубине пещеры. Мужчины распростерлись на земле, укрываясь за камнями и выставив вперед дула винтовок, чтобы в случае необходимости иметь возможность встретить гризли целым залпом.

Томительно медленно тянулось время в ожидании появления медведя: может быть, гризли задерживался в пути, объедая с кустов орехи на десерт. Время от времени ясно слышно было, как срывались, катились с гулом, потом падали в пропасть камни, потревоженные пятою Старого Эфраима, и иногда слышалось рычание медведя. Но, вот, наконец, послышались и другие звуки: словно огромный испорченный мех собирается и выпускает с хрипом воздух. Это сопел медведь, уже пробиравшийся совсем близко от убежища беглецов.

– Не шевелитесь! – прошептал повелительно янки, предостерегая товарищей движением руки.

В самом деле, уже можно было разглядеть гризли. Медведь шел медленно, лениво, грузно, довольно часто приостанавливался, оборачивался в сторону пропасти. Должно быть, по пути он искал кусты можжевельника, дающего ему лакомое блюдо…

– Кажется, пройдет мимо! – чуть слышно прошептал агент, вздыхая облегченно, когда медведь поравнялся со входом в пещеру, а потом продвинулся дальше на несколько шагов.

Но именно в это мгновенье гигант Скалистых гор остановился. Судя по его усилившемуся рычанию, по его тяжелому сопенью и, наконец, по его движениям, он был чем-то обеспокоен, раздражен.

– Проклятье! Он, кажется, почуял нас! – пробормотал, нервно сжимая приклад винтовки, агент.

Простояв с полминуты на одном месте и напряженно нюхая воздух, медведь вдруг ощетинился и зарычал грозно, словно вызывая врагов на бой, потом с непостижимой быстротой повернулся и пошел назад, прямо к убежищу людей.

– Мы открыты. Готовьтесь стрелять! – предупредил товарищей Джон Максим.

Вход в пещеру был почти на два метра выше уровня тропинки, и когда гризли бросился в атаку, ему пришлось подняться на дыбы. Его огромная уродливая голова с разинутой пастью и яростно сверкавшими красноватыми глазами показалась у входа в пещеру. Его жаркое и зловонное дыхание пахнуло в лицо Джона Максима.

Грянул выстрел: карабин агента послал заряд прямо в разинутую пасть чудовища. Толчок был так силен, нанесенная выстрелом рана была так ужасна, что медведь, словно пораженный молнией, грузно шлепнулся на тропинку. Благодаря этому ему удалось благополучно избежать получения в череп трех других пуль из ружей трапперов и индейца, выстреливших секундой позже агента.

– Отделались? – дрожащим голосом осведомился Гарри, торопливо вновь заряжая свое ружье.

– Куда ты торопишься? – ответил Джон Максим не без досады. – Что ты, ребенок, что ли? Кто слышал, чтобы когда-нибудь удалось уложить такого гиганта одной пулей? Разумеется, если бы пуля попала ему в мозг, то мы были бы освобождены от него раз и навсегда. Но трудно рассчитывать на это. Разворочены челюсти, выбиты десяток зубов, раздроблено небо, но гризли выдерживает и не такие раны. Пожалуй, он теперь еще опаснее для нас, ибо нет животного более мстительного, чем раненый медведь!

– Но куда же он девался? – вытянул шею индеец. – Кажется, убежал!

– Не советую выглядывать! – отозвался Джон Максим. – Не таково это животное, чтобы, съев пулю, ранившую его, покинуть место сражения.

В это мгновенье вновь раздался оглушительный яростный рев медведя. Но животное, проученное первой неудачной попыткой напасть на неожиданных врагов, не показывалось: по всей вероятности, как пояснил Джон Максим своим товарищам, гризли притаился в каком-нибудь углу, сторожа, когда люди покинут свое убежище, чтобы броситься на них в более удобных для него условиях.

Поглядывая в сторону зиявшей чуть ли не у самых ног пропасти, агент пробормотал обескураженно:

– Этот проклятый каньон расстраивает мне нервы. Кажется, так и тянет в бездну! Боюсь, кому-нибудь из нас придется-таки полететь туда, вниз…

Прошло еще немного времени. Иногда, когда люди слишком громко разговаривали или шевелились, медведь отзывался откуда-то яростным рычанием, но все же не показывался на сцене.

Нетерпеливый Гарри заволновался:

– Черт бы побрал этого лохматого дьявола! – сказал он. – Что же, уж не сидеть ли нам тут из-за медведя до второго пришествия? Меня начинает мучить голод.

– Голоден и я, Гарри! – отозвался агент хладнокровно. – Но что же делать. Самое лучшее – стяни потуже пояс, вот и все, что мы можем сделать в настоящем положении.

– Говорят, – вмешался Джордж, – мясо гризли удивительно вкусная штука!

– А медведи говорят, – отозвался агент, – что мясо человека, особенно молодых и глупых трапперов, самое вкусное в мире. Лучше даже мяса молодых бычков бизона!

Трапперы сконфуженно смолкли. Потом Гарри заговорил, но уже не таким уверенным тоном:

– Да что же это? Стоило выбираться из пещеры, чтобы вновь попасть в положение осажденных?

– Во всяком случае, – поддержал его Джордж, – мы сейчас в лучшем положении. Разве у нас нет ружей и наших ножей? С ними мы не беззащитны.

– Так-то так, да уж больно опасный противник Старый Эфраим.

– А все-таки, Джон, мы с братом Гарри не можем долго выдержать этого сидения. Если медведь не хочет уходить, а будет сидеть и сторожить нас, надо же что-нибудь предпринять. Я подразумеваю под этим – надо проложить себе дорогу.

– Ладно! – ответил янки, осматривая свое ружье. – Можно, конечно, попробовать. А вы, гамбузино? Будете сидеть здесь, что ли, сторожа ваше ненаглядное индейское сокровище?

Лицо Красного Облака потемнело, глаза заблестели.

– Я не женщина! – сказал индеец гордо. – У меня есть ружье и нож, и если идете вы, то я не отстану.

– Ну, так идем же, товарищи! – скомандовал агент и стал осторожно спускаться, оглядываясь вокруг, чтобы не подвергнуться неожиданному нападению медведя.

Медведь держался где-то поблизости, укрываясь за камнями, но охотникам представлялась возможность спуститься на тропинку без помехи.

– Старайтесь спрыгивать, не производя ни малейшего шума! – сказал Джон Максим, обращаясь к следовавшим за ним товарищам. – Цельтесь вернее, может быть, нам-таки удастся уложить его сразу. Если же нет, то торопитесь опять спрятаться в пещере, там будет легче защищаться.

И янки, придерживаясь за корни трав и стволы деревьев, почти беззвучно скользнул вниз. Едва его товарищи успели последовать его примеру, как раздался яростный рев медведя.

– Берегись! – крикнул Джон Максим. – Он идет!

В самом деле, в нескольких шагах от четырех охотников показалось гигантское тело медведя, который, намереваясь напасть на своих врагов, поднялся на дыбы и шел к пощере, сверкая глазами и оглашая воздух полным злобы рычанием. Кажется, его нижняя челюсть была перебита. Во всяком случае, пасть была окровавлена, и кровь обагряла всю его широкую грудь.

Все четверо охотников невольно содрогнулись, видя это чудовище: они привыкли к опасностям, но гризли внушал страх даже им.

Первым опомнился Джон Максим и, моментально вскинув ружье, выстрелил. Его пуля ударила медведя в правое плечо, и из раны фонтаном брызнула кровь. На этот раз не промахнулись и остальные, и их пули нанесли три ужасные раны медведю в грудь. Это задержало медведя, который закружился вокруг самого себя. Пользуясь минутной остановкой зверя, охотники кинулись назад, на бегу перезаряжая ружья. Едва медведь приподнялся, как новые четыре пули поразили его, однако, лишь только охотники успели вновь зарядить ружья, как медведь, не обращая внимания на свои раны, ринулся на них. Один агент не был застигнут врасплох: выстрелив еще раз почти в упор, он отбросил уже ненужное ружье и выхватил свой ужасный нож. Миннегага, все это время следившая за перипетиями боя, повиснув над тропинкой на ветвях деревьев, почему-то привлекла к себе особое внимание медведя, и чудовище, минуя янки, кинулось к девочке. Трапперы, выстрелив по медведю, запрятались в глубь ниши. Девочка казалась словно парализованной, и ее гибель была бы неизбежна, если бы не бросился на ее защиту Красное Облако. Индеец, вооружившись ножом, сцепился с медведем, нанося ему удар за ударом с поразительной быстротой и силой.

Трудно судить, сколько времени продолжалась эта схватка человека с колоссальным медведем, но конец ей был положен Джоном Максимом. Успев зарядить снова свое ружье, он подскочил к медведю и выстрелил ему в ухо. Пуля проникла в мозг. Гризли грузно упал всем корпусом, докатился до обрыва, и его огромное тело рухнуло в пропасть.

Опомнившись несколько от пережитого волнения. Джордж заглянул в бездну, но тщетно искал его взор тушу убитого зверя. И траппер со вздохом сказал:

– Эх, не везет нам! А уж с каким удовольствием я поел бы медвежатины! Вон он, кажется, попал в струи потока на дне каньона. Так и есть! Смотрите, господа!

– Ты лучше порадуйся, что медведь не попробовал твоего мяса! – отозвался Джон Максим. – Слава Богу, сами-то мы уцелели. Кажется, и этот безумный гамбузино отделался дешево. Но меня интересует, что за странная дружба завязалась между этим мексиканцем и девочкой: их, кажется, и водою не разольешь. И о чем это они толкуют вполголоса, словно у них завелись какие-то секреты от нас?

Действительно, едва избавившись от ужасной опасности, едва вырвавшись из смертоносных объятий гризли, Красное Облако поспешил к пещере, снял с дерева Миннегагу, отнес ее в глубь пещеры и теперь сидел рядом с нею, тяжело дыша и утирая пот, выступивший на лбу.

Отдохнув немного, траппер Гарри обратился к агенту со словами:

– Джон! Чего же мы тут ожидаем? Раз дорога нам открыта, не лучше ли немедленно пуститься дальше? Право, мне ужасно хочется попытаться отыскать наших лошадей.

– Мне тоже хочется! – отозвался агент. – Только я не верю, что наши кони уцелели. Ну да попытка не пытка, спрос не беда. Так или иначе, индейцы, наверно, удалились уже отсюда; может быть, и в самом деле нам удастся отыскать лошадей. Эй, гамбузино! Будет вам перешептываться с индианкой. Мы уходим! Если вы не думаете оставаться здесь, то пошевеливайтесь!

Не отвечая, Красное Облако молча поднялся и пошел следом за трапперами, бережно ведя за руку Миннегагу.

III
Снова у шахты

Побуждаемые сильным голодом, становившимся с каждой минутой все настойчивей, степные бродяги почти бегом бросились вперед, руководимые, как и раньше, Джоном, который время от времени предупреждал о наиболее опасных участках пути.

Эта скачка с препятствиями не была, однако, продолжительной: скоро скалистый карниз начал расширяться, обращаясь мало-помалу в продолговатую горную долинку, покрытую диким орешником, кактусом и другими растениями и отчасти даже населенную живыми существами в виде разных пород змей. Достигнув конечного пункта этой долины, откуда должен был уже начаться спуск вниз, ко входу в копи, отряд остановился на несколько минут, чтобы отдохнуть, и главным образом для того, чтобы выследить, здесь ли индейцы или они уже удалились, полагая, что загнали беглецов на верную смерть.

– Ну, нашим победителям, по-видимому, уже надоело ждать нас, – заметил Джон, внимательно вглядываясь по всем направлениям, – по крайней мере, я не вижу сейчас ни малейшего признака присутствия индейцев!

– Возможно, что они просто-напросто скрываются в лесу, – высказал предположение Гарри, – они слишком хитры, чтобы оставаться на виду, и слишком упорны, чтобы так легко отказаться от пяти скальпов.

– А может быть, они гоняются сейчас по прерии за нашими лошадьми? – спросил Джордж. – Жаль, черт возьми, что мы потеряли наших верных мустангов! Без них нам далеко не уйти.

– Разумеется! – ответил Джон. – Но я недаром все время заботился о наших лассо. Они помогут нам снова обзавестись скакунами. Впрочем, дело сейчас не в этом. Мы уже двое суток ничего не имели во рту, и нам необходимо позаботиться о наших желудках. Давайте-ка начнем наш спуск к той поляне, на которой мы так удачно нырнули от индейцев в шахту, авось все обойдется благополучно.

– Я положительно умираю с голоду, – сказал Гарри. – Не подстрелить ли нам какую-нибудь птицу? Здесь в них недостатка, слава Богу, нет.

Агент только махнул рукой.

– Стреляй, пожалуй, – сказал он. – Если индейцы и заметят нас здесь, то мы всегда успеем уйти на такие неприступные скалы, где им нас никогда не найти.

Оба молодых траппера не замедлили воспользоваться этим разрешением, и минут через десять в их распоряжении было несколько глухарей и других съедобных птиц.

Через два часа отряд был уже внизу. Индейцев, которых он так опасался, не было и в помине. Очевидно, подвижным краснокожим воинам надоело продолжительное сидение сложа руки, и они предпочли снова вернуться в свои прерии. Угольные кучи, внутри которых были беглецами спрятаны седла, оказались нетронутыми, и трапперы могли, таким образом, снова вступить во владение своим имуществом. Забравшись в одну из полуразвалившихся деревянных хижин, утомленные охотники начали готовить себе завтрак, чтобы затем, отдохнув до следующего утра и определив по следам, в какую сторону ушли индейцы, двинуться на поиски степных табунов диких мустангов.

День прошел совершенно спокойно, индейцы не показывались, и, таким образом, наши искатели приключений могли спокойно отдохнуть и подкрепиться пищей после двухсуточного голодания. Кстати, в карманах седел отыскался запас табака, и страстным курильщикам, какими были все четверо, предоставилась возможность накуриться чуть не до одурения.

Однако их отдых был прерван: чуткий слух Джона Максима уловил какие-то звуки, и янки насторожился. Заметив его тревогу, и оба траппера схватились за ружья.

– Чэйэны? – спросил вполголоса Гарри.

– Кто его знает? Помолчи, дай прислушаться! – отозвался агент, подбираясь к пролому в крыше, откуда можно было наблюдать окрестности.

Красное Облако, в свою очередь, откликнулся:

– Я слышал топот лошадей, бегущих по прерии!

– Значит, индейцы! – сказал с досадою Джон Максим.

– Давайте удирать! – поднялся Джордж.

– Не хочешь ли опять спуститься в шахту и посидеть в подземной пещере на берегу Мертвого моря? – улыбаясь, спросил его агент.

– Ни за какие коврижки! – энергично отозвался траппер. – Будет с меня и одного раза. Тоже удовольствие, нечего сказать! Кто хочет, пусть лезет туда, а я предпочитаю махнуть в горы!

Красное Облако повелительным жестом прервал разговор белых.

– Тише! Дайте прислушаться. Да, это лошади. Их очень много, целый табун, должно быть. Они приближаются сюда, скачут быстро. Но попросту табун диких мустангов. Это не могут быть наши кони: тех ведь всего четверо.

– Так беритесь за свои лассо! – скомандовал Джон Максим, оживляясь. – Наши ли кони или мустанги, мне все равно! Так или иначе, но мы можем запастись двумя парами четвероногих, с которыми мы сумеем, надеюсь, справиться. А раз у нас будут лошади, пускай гонятся индейцы!

– А я так глубоко убежден, что это именно наши лошади! Они два дня уже слоняются по окрестностям, избежав индейцев, и ищут нас! – сказал Гарри.

Звуки топота быстро бегущих животных с каждым мигом становились все явственнее. Лошади – если, конечно, это были они – направлялись именно к площадке, на которой находились полуразрушенные постройки каменноугольных копей. Животные должны были показаться здесь через очень короткий промежуток времени. Медлить было нельзя, и все охотники с агентом во главе, захватив, кроме ружей, лассо, выбрались из своего убежища и стали подстерегать лошадей, укрываясь, на всякий случай, в глубокой тени стен, озаренных плывшей по безоблачно чистому и прозрачному небу луной.

– Индейцев нет! – пробормотал Джон Максим. – Если бы они гнались за лошадьми, то непременно перекликались бы, а я не слышу ни единого человеческого голоса. Только топот копыт да встревоженное ржание!

Несколько минут спустя загадка раскрылась: на площадку из лесу вылетели четыре лошади, явно убегавшие от какого-то врага, гнавшегося за ними по пятам, а следом показались и преследователи: это были мустанги.

На глазах у охотников разыгрывался характерный эпизод: дикий мустанг, столь робкий при встрече с человеком, почему-то пламенно ненавидит домашнюю лошадь. Он непостижимым чутьем угадывает домашнего коня даже в собственном собрате, мустанге, если последний только более или менее продолжительное время пробыл в рабстве. И надо видеть, с какой яростью мустанг нападает на лошадь, с какою лютостью он преследует ее!

Беда лошади, которой не удалось вовремя уйти от табуна диких сородичей: мустанги набрасываются на нее, бьют ее копытами с ужасной силой, грызут, словно хищные звери, вырывая целые клочья живого мяса, сваливают на землю и расходятся только тогда, когда на месте побоища остается лишь изуродованный труп.

Судя по виду и преследуемых, и преследователей, можно было определенно сказать, что мустанги целым табуном уже довольно долго, быть может, несколько часов, гоняются за лошадьми беглецов: тела животых были покрыты пеной, бока круто вздымались, из груди вырывалось хриплое и неровное дыхание. Но гривы развевались, глаза сверкали, время от времени какой-нибудь мустанг испускал воинственное и угрожающее ржание.

Пропустив своих лошадей, охотники с криком выскочили из-под навеса и выстрелили – впрочем, не целясь. Этого было достаточно, чтобы мустанги остановились в замешательстве, потом ринулись в беспорядочное бегство, прокладывая себе путь через кустарники, и моментально исчезли из виду.

Следом раздались призывные свистки, и утомленные ручные лошади, опознав хозяев, остановились, а затем направились ко входу в шахту с тихим довольным ржанием животных, сознающих, что они наконец-то найдут защиту и спасение.

Минуту спустя на лошадей уже была накинута узда.

– Ну, нам здорово повезло, друзья! – облегченно вздыхая, сказал Джон Максим. – При помощи наших верных коней мы теперь можем приступить к исполнению данного нам командиром поручения!

Красное Облако переглянулся с Миннегагой, молча прислушивавшейся к переговорам бледнолицых.

– Однако их-таки погоняли проклятые мустанги! – опять заговорил агент, тщательно оглядывая свою лошадь. – Посмотрите, как и теперь еще тяжело дышат бедные животные! Надо полагать, не хотели наши кони покидать нас, все возвращались сюда, покуда, наконец, мы не пришли им на помощь. Но теперь им нужен хороший отдых. Прежде всего надо их почистить, покормить! Беритесь-ка за дело, друзья!

Четверть часа спустя очищенные и накормленные лошади уже были помещены на отдых в одной из уцелевших хижин, а сами охотники расположились спать, оставив сторожить Красное Облако.

Очень скоро белые задремали, правда, чутким сном, лежа около своих столь счастливо вновь обретенных лошадей с ружьями под рукою. Индеец же, закутавшись в свое одеяло, сидел у порога здания и оберегал их покой. Миннегага, которая обладала, казалось, стальными мускулами, словно не нуждаясь в отдыхе после стольких часов скитаний и стольких опасностей, тоже выбралась из хижины и, закутавшись в лохмотья плаща, уселась рядом с отцом. Долгое время они не обменивались ни единым словом, как будто опасаяь нарушить царственный покой великолепной ночи, и молча глядели на красавицу луну, заливавшую окрестности волнами голубоватого света, на ярко блиставшие звездочки, на вершины гор.

– Ну, отец? – дотронулась до локтя индейца Миннегага. – Что же будет дальше? Будем ли мы продолжать шляться с этими белыми? И что сказала бы моя мать, если бы она узнала, что за эти четверо суток нам много раз предоставлялась возможность перерезать горло проклятым бледнолицым и снять с их голов скальпы?

– А-а! – отозвался безучастно Красное Облако. – Вот как? Так тебе хотелось бы, чтобы я убивал? Тебе хочется, чтобы я уничтожил этих трех людей?

Миннегага молча махнула рукою, словно поражая лежащего перед нею врага.

– Да, если бы тут была твоя мать, пожалуй, эти люди давно были бы в лугах Великого Духа! – промолвил краснокожий.

– Ты не сиу! – отозвалась девочка.

И в ее голосе зазвучали странные нотки. Казалось, она вложила в эти два слова какой-то особенный смысл.

Красное Облако вздрогнул, словно на его плечи опустился бич и рассек кожу.

– Ну, что же ты этим хочешь сказать? – обернулся он к девочке, хватая ее за руку.

– То, что сказала! – упрямо ответила девочка, пытаясь вырвать свою руку из руки отца.

– Знаю! Все сиу таковы! Ты хотела сказать, что воины с севера не могут идти в сравнение с женщинами твоего кровожадного племени? Да? Да говори же!

– Н-нет! – как будто заколебавшись, ответила девочка, но опять в ее словах зазвучала ирония. – Я только хотела сказать, что ты чужд племени моей матери. Ты не сиу. Вот и все!

– Да и ты не чистокровная сиу! Ведь в твоих жилах течет кровь племени «воронов». А в жилах твоего покойного брата, дух которого охотится теперь за бизонами на лугах Великого Духа, текла даже кровь белой расы!

– Тебе не следовало бы напоминать мне об этом! – прошептала девочка. – Я сиу, сиу душою и телом.

Помолчав немного, индеец прошептал полным горечи голосом:

– Можно подумать, ты горько жалеешь о том, что твоим отцом является воин племени «воронов», а не какого-нибудь сиу! Ты стыдишься своего отца! Так ли это?

– Если бы ты не был великим воином, – уклончиво ответила Миннегага, – то моя мать не удостоила бы тебя чести стать твоею женой!

– Вот как? – опять встрепенулся Красное Облако. – Ялла оказала колоссальную честь Красному Облаку. Она избрала его в свои мужья! А знаешь ли, дитя? Я начинаю подозревать, что твоя мать потрудилась над одним: она постаралась выучить тебя презирать отца! Но, знаешь ли… почему твоя мать вышла за меня? Ведь много других славных воинов спорили о том, кому стать обладателем руки Яллы. Зачем же она остановила свой выбор именно на мне?

Девочка молча пожала плечами.

Несколько отодвинувшись от дочери, индеец чуть слышно пробормотал:

– Я ненавижу всех белых и ненавидел убитого тобою полковника Деванделля. Но теперь я начинаю думать: он, этот белый, действительно понял, что за существо твоя мать!

– Моя мать… – нерешительно отозвалась Миннегага.

– Ну? Что такое ты хочешь сказать о твоей матери?

– Она слава и гордость великого племени непобедимых сиу!

Помолчав некоторое время и устремив вгляд на небо, Красное Облако промолвил задумчиво:

– Мужчинам – сражаться и охотиться. Женщинам – беречь вигвам, работать у очага, воспитывать детей. Так завещал людям с красной кожей Великий Дух. Томагавк слишком тяжел для самой сильной женской руки.

Миннегага живо откликнулась:

– Это не касается моей матери! Если бы ты вызвал ее на бой, она одолела бы тебя! Она сняла бы твой скальп! Я горжусь ею!

Индеец вскочил, как пантера, которую ранила ядовитая стрела. Слова дочери, казалось, свели его с ума.

В одно мгновенье он схватил девочку, словно желая ее задушить, и поднял, как перышко, на воздух.

– Змея! – простонал он. – Смотри, в двух шагах шахта! Я испытываю неудержимое желание швырнуть туда тебя! И… и белые даже не спросят о том, куда ты делась!

Но самообладание сейчас же вернулось к нему.

– Благодари Маниту, – сказал дрожащим голосом Красное Облако, – что в твоих жилах течет хоть капля крови «воронов». Я не могу еще забыть, что все же ты моя дочь!

Миннегага молчала.

Раскаяние за бешеную вспышку гнева овладело душой индейца. Он склонился над девочкой и сказал, словно извиняясь:

– Ну, будет! Лучше бы ты заснула!

Положив руку на голову девочки, Красное Облако продолжал:

– Зачем ты стараешься свести меня с ума? Спи, усни! Покуда я сторожу, тебе не грозит никакая опасность. Но мне уже мало осталось быть на дежурстве. Я не каменный. Надо будет отдохнуть и мне…

Погода изменилась быстро к худшему: это было в дни, когда уже приближался сезон дождей, и ночью обыкновенно собирались тучи и начинался ливень. Покуда индеец разговаривал с дочерью, небо омрачилось, свет луны исчез, время от времени падали мелкие капли дождя. Но Красное Облако не обращал внимания на это. Он только придвинулся к лежавшей под навесом девочке, как будто прикрывая ее от дождя своим телом и согревая ее своим теплом. Потом он поднял Миннегагу своими сильными руками и положил ее, тщательно укутав, к себе на колени. Минуту спустя ровное и спокойное дыхание девочки возвестило, что Миннегага уже спала.

Прошло еще несколько минут, и вдруг Красное Облако встрепенулся. До его тонкого, изощренного слуха долетели возбудившие его подозрение звуки.

– Идут! – прошептал он, прислушиваясь. – Разумеется, это краснокожие. Это мои братья, братья моей жены, хотя и воины другого племени, но такие же индейцы, как и я. Они выследили нас, быть может, услышав наши выстрелы, и теперь прокрадываются сюда. Они близки. Что должен делать я? Молчать? Подпустить их сюда? Тогда они перебьют белых…

Но ведь эти люди как-никак спасли жизнь Красному Облаку. И они, хотя, быть может, не желая этого, спасли мою дочь от участи быть растерзанной гризли. Могу ли я допустить, чтобы на моих глазах их убили, застигнув во сне? И потом…

Ведь это же, надо полагать, чэйэны. Они не знают меня. Они сочтут меня за мексиканца, и их пули пронзят мою грудь раньше, чем я успею крикнуть им, что и я индеец. А если и успею предупредить чэйэнов, то тогда белые не задумаются пристрелить меня и моего ребенка.

Может быть, будь здесь Ялла, она не колебалась бы, что ей делать. Но Ялла – воплощение злого духа!

Прислушавшись еще мгновенье, Красное Облако сбросил с себя плащ, поднял Миннегагу одной рукой, другой схватился за карабин.

Пробужденная от сладкого, но – увы! – недолгого сна, Миннегага раскрыла глаза и устремила взор на лицо отца.

– Пора в путь! – прошептал, склоняясь над нею, индеец. – Идут чэйэны.

– Может быть, это идет моя мать? – встрепенулась девочка.

– Нет. Ялла должна быть еще далеко отсюда.

– Ты пойдешь к ним навстречу? Ты предупредишь их, что мы только случайно с бледнолицыми?

– В такую мглу? Ты с ума сошла! Меня убьют раньше, чем я успею вымолвить хоть слово!

– Значит… Но, значит, ты хочешь предупредить бледнолицых об опасности? – скрипя зубами, спросила Миннегага.