Текст книги "Среди тысячи слов"

Глава тринадцатая
Уиллоу

После сбалансированного ужина из картошки фри, салата и шоколадного милкшейка в «Скупе» я прошла полквартала до Общественного театра Хармони. Парадный вход был жутковато тихим, но женщина, сидящая в кабинете администрации, направила меня на лестницу на второй этаж над сценой.

Расшатанные ступеньки пахли пылью и временем. Я прошла мимо закрытых кабинетов и добралась до огромной темной комнаты, похожей на тускло освещенную танцевальную студию, со стеной-зеркалом. В центре комнаты стоял круг из стульев, актерский состав Гамлета слонялся вокруг, болтая и смеясь.

– А вот и она, – мне помахала женщина, игравшая Иокасту в «Эдипе». – Наша инженю[25]25
  Инженю (от фр. ingénue – «наивная») – актерское амплуа, наивная девушка.


[Закрыть]. Добро пожаловать. Меня зовут Лоррен Эмбри, но можешь называть меня королевой Гертрудой. – На ней были крупные ювелирные украшения и струящаяся шелковая одежда. У меня было такое впечатление, что ей нравилось выглядеть драматично как на сцене, так и вне ее.

– Привет, меня зовут Уиллоу Холлоуэй, – ответила я. – Или… Офелия? Наверное?

Мужчина, игравший Креонта, ступил вперед. Он был высоким, с веснушками, рыжими волосами и широкой улыбкой. На нем был костюм спортсмена, и я решила, что он тренер университетской баскетбольной команды или хозяин магазина спортивных товаров.

– Лен Хостетлер, – он взял меня за руку и пожал ее. – Дорогая, твое прослушивание – это что-то. Действительно что-то.

– Согласна, – сказала Лоррен. – Отличное выступление. Столько души и чистого естественного таланта.

– Спасибо.

Они стояли надо мной, сияя, словно гордые родители. Так как мои собственные родители не видели моего прослушивания и в последнее время у них не было причин гордиться мной, гордость Лена и Лоррен были словно лучом солнечного света холодным днем. Но молчание затянулась, пока они ждали, когда же я что-нибудь скажу.

– Эм… нам нужно садиться?

– Конечно, конечно, – ответил Лен. – Герр Режиссер скоро придет. – Он потер свои огромные руки. – Разве не волнующе? Совсем не похоже на первую репетицию нового спектакля, не так ли? Или для тебя это самая первая?

– Нет, но уже прошло много времени, – сказала я.

– Насколько много? – спросил Лен.

«Ну, вот я попала».

– С детского сада.

– Ну… – Лоррен засмеялась. – Если твое прослушивание о чем-то и говорит, то ты прирожденная актриса. Я жду не дождусь посмотреть, что ты сделаешь с бедной милой Офелией.

«И я тоже», – подумала я.

Сняв куртку и заняв место в кругу, я попыталась удержать атмосферу теплого приветствия и неожиданной похвалы. Из-за энергии в комнате мой живот гудел от предвкушения. Несмотря на сильный приступ синдрома самозванца мне было приятно здесь находиться. По крайней мере так лучше, чем сидеть, сжавшись, на полу спальни одной, завернувшись в одеяла, с одними только книгами, маркером и темнотой в качестве компании.

Айзек Пирс стоял в углу, где зеркало встречалось со стеной. Он смотрел через комнату в какое-то одному ему видимое пространство. Из-за зеркала у него появился двойник – два красивых, задумчивых профиля и четыре руки, скрещенные над красной тетрадью на трех кольцах.

И тогда он посмотрел на меня, моргнув, словно проснувшись. Я махнула ему и улыбнулась. Уголки его губ начали приподниматься в ответ, а потом он снова отвел взгляд и на лицо опустилась отстраненная маска.

«Ну, приятно было повидаться».

– Привет, – надо мной теперь стоял Джастин Бейкер, загораживая Айзека. Он показал на пустой стул рядом со мной. – Не против?

– Эм… конечно. Садись.

Когда Джастин присел рядом, я ощутила легкий запах одеколона от его одежды. На нем были джинсы, ботинки Timberland и синяя футболка под синей курткой North Face. Он выглядел опрятно, дорого и расслабленно. Словно он владел любой комнатой, куда ступала его нога, или станет владеть ею в будущем.

Старая, я была бы взволнована, сидя рядом с Джастином. Новую меня больше привлекали поношенные джинсы, черная кожа и грозовые серо-зеленые глаза.

Но оба они были недоступны. Отгороженные ледяным гробом, в котором оставил меня Ксавьер. Я нажала на ручку и нарисовала «X» на запястье.

– Ты Уиллоу, да? – спросил Джастин. – Меня зовут Джастин. Мы вместе ходим на урок Полсона.

– Я знаю, – прозвучало грубее, чем я хотела.

Джастин засмеялся.

– Конечно. Глупое начало разговора, да? Раньше когда-нибудь играла?

– Однажды. Очень давно. А ты?

– Играл в нескольких спектаклях. Я повредил колено несколько лет назад, так что вместо того, чтобы играть на второй базе, оказался в «Смерти коммивояжера».

– Здорово, – у меня получилось улыбнуться.

– Твое прослушивание было очень хорошим.

– Спасибо. Я… не видела твоего.

Он пожал плечами.

– Я неплохо справился. Думаю, я получил роль благодаря волосам.

– Что?

Он улыбнулся и потянул за светлый локон.

– Такой же цвет, как и у тебя, так что бум – я твой брат.

Я засмеялась.

– Уверена, ты не поэтому получил роль.

Он поднял руки, и на лице его появилась легкая улыбка.

– Спасибо.

Я тоже улыбнулась, рисуя линию крестиков по краю тетради. Будь он придурком, то пугал бы меня меньше, чем его дружелюбие.

Мой взгляд метнулся к Айзеку.

Он не сдвинулся со своего места в углу, чтобы занять стул, а стул с другой стороны от меня все еще был занят. Мне бы хотелось, чтобы это место было заполнено запахом сигаретного дыма и геля Айзека, а не дорогим одеколоном Джастина. Но Айзек был вычеркнут другим способом. Отец подписал документы ОТХ только при условии, что я не буду иметь никаких отношений с Айзеком вне сцены. Папа не дал бы мне играть в пьесе, если бы узнал, что я общалась с «этим проблемным недоучкой, живущим на свалке».

Слова ранили так, словно были обо мне. Айзек помог мне с прослушиванием, когда меня почти тошнило от нервного напряжения. Он казался придурком, но только на поверхности. Словно броня с миллионами трещин, которые издалека не видно, но вблизи…

«И в тебе есть пламя, не так ли? – мысленно спросила я его. – Ты защищаешь его ценой своей жизни. Мое пламя может задуть легчайший ветерок. Ты никого к себе не подпускаешь. Ты не преступник, ты при исполнении. Все время. Почему?»

Мои крестики на страничке превратились в знаки вопросов. Какая мне была разница? Не было. Не могло быть. Я захлопнула тетрадь.

Мартин Форд зашел в комнату вместе с помощником режиссера Ребеккой Миллз. В руках они несли груду красных блокнотов, похожих на блокнот Айзека.

– Официальный сценарий, – сказал Мартин, когда актеры расселись по местам. – Нам всем нужно быть на одной странице. Буквально.

Я отложила книгу из библиотеки и положила тяжелый сценарий на колени. Как только мы все сели, Мартин встал в центре круга и повернулся, чтобы обратиться к нам всем.

– Моей первой командой режиссера будет…

Актеры-ветераны закончили в унисон:

– Выучить. Текст. Наизусть.

– Правильно, – сказал Мартин. – Запоминайте все. Вы не сможете играть со сценарием в руках. Вы можете изображать страсть, но не играть. Это две разных вещи. – Он развел руками, словно комната была такой же широкой, как африканская саванна. – Мы хотим смотреть во внешний мир и изучить широкие богатые просторы шекспировских слов вместо того, чтобы попасть в ловушку… – он согнулся, поднося руки к лицу, – опущенных глаз, носов, прилипших к карте.

Я поерзала на стуле. Вся эта фигня была взаправду. Мартин Форд был настоящим режиссером, и это был серьезный спектакль и… «О боже мой, я все испорчу».

– Понимаете? – спросил Мартин. – Я даю вам три недели, затем начну выбирать дублеров. Так что давайте начинать.

Мартин рассказал немного о себе и произнес короткую речь о том, почему выбрал «Гамлета» – не просто чтобы самому сыграть Полония, пошутил он, затем заставил нас всех встать и представиться и рассказать о роли, которую будем играть.

Когда круг подошел к Лоррен, она выпрямилась на стуле.

– Меня зовут Лоррен Эмбри, и я играю Гертруду, королеву Дании, мать Гамлета.

Я прикусила губу и краем глаза заметила, что Джастин делает то же самое. Мы обменялись быстрыми изумленными взглядами. Я ощутила ледяной взгляд Айзека до того, как увидела его, – его сердитый взгляд быстро стер улыбку, на смену пришло жаркое смущение. Ребенка, пойманного на передаче записочек.

– Айзек Пирс. Гамлет, – сказал он.

Я смотрела на свои ноги, пока не подошла моя очередь.

– Уиллоу Холлоуэй. Я играю Офелию, – сказала я, уверенная, что в любую секунду они поймут, что это ошибка и скажут мне, что я ошиблась комнатой.

Мартин улыбнулся.

– Уиллоу новенькая в Хармони, и я очень рад, что ее свежая энергия будет с нами в театре.

Я вздрогнула от внезапных аплодисментов и вся сжалась на стуле. Я бросила взгляд на Айзека, но он теребил дырку в джинсах.

Следующим заговорил Джастин.

– Джастин Бейкер, играю Лаэрта.

– Мои сценические дети, – сказал Мартин, сияя, как гордый отец. Он обвел взглядом комнату. – Все? Хорошо. А теперь, – сказал он с немецким акцентом, – читаем.

Послышался шорох страниц, когда все начали открывать сценарий. Я снова взглянула на Айзека. Мои проклятые глаза не хотели или не могли оторваться от него. В этот раз он встретился со мной взглядом, а потом отвел его.

Началось чтение. Многие делали пометки, и Айзек писал больше всех. Я гадала, нужно ли и мне это делать, глядя, как диалог подводил нас все ближе и ближе к акту 1, сцене 3 – первым строкам Офелии.

Ребекка, ассистент режиссера в очках с толстыми стеклами, читала все сценические указания.

– Заходят Лаэрт и Офелия, – сказала она.

Джастин в роли моего брата Лаэрта начал читать длинную обличительную речь против Гамлета. Я отмечала в своей голове, что он говорит Офелии не спать с принцем – бояться секса или не спешить отдавать свои «сокровища» парню, который в любом случае на ней не женится.

Потом подключился Мартин в роли Полония. Он обращался с дочерью так, словно она была глупой идиоткой. Совершенно беспомощной и наивной в том, что касается поведения мужчин.

– Ты себя не понимаешь, – говорил Мартин, – как должно моей дочери и твоей чести. Что между вами? Скажи мне правду.

Я знала, что Айзек смотрел на меня, пока я зачитывала свои строки.

– Он, мой господин, с недавних времен проявлял нежность ко мне.

«Он помог мне на прослушивании, – подумала я. – Принес куртку, когда мне было холодно».

– Нежность? – фыркнул Мартин. – Ба! Ты говоришь как неопытная девчонка, попавшая в такую опасную ситуацию. Ты веришь в его чувства, или как ты их называешь?

Я подняла взгляд на Айзека.

– Не знаю, господин, что мне думать.

Айзек удерживал мой взгляд, пока Полоний все разглагольствовал о том, что Офелия должна слушаться его, отца, и держаться подальше от Гамлета.

Я сглотнула и удерживала взгляд на сценарии, который в черно-белом цвете отражал мою собственную жизнь.

– Я подчинюсь, мой господин.

Четыре часа спустя пьеса окончилась смертью практически всех персонажей. С решительным хлопком закрылась дюжина красных блокнотов. Мы все потянулись и собрали вещи. Джастин наклонился ко мне, когда я зашла в приложение Uber на телефоне. Он оказался достаточно близко и нарушил мое личное пространство. Я поморщилась. Отойдя на шаг назад, я притворилась, что поправляю сумку.

– Нужно подвезти? – спросил Джастин. – Где ты живешь? Могу тебя подвезти.

– О, эм…

По какой-то глупой причине я поискала Айзека взглядом, но он разговаривал с Мартином. Джастин ждал моего ответа. Надо мной навис груз его ожиданий. Я слышала, как сама быстро сказала адрес в чертовски смехотворной манере, в какой девушек учили с незапамятных времен говорить или делать то, что им неприятно, чтобы не ранить чувства мужчины.

– Отлично, – сказал Джастин. – Я тоже живу в Эмерсон Хиллз. Примерно в трех кварталах от тебя.

– Здорово, – ответила я. – Спасибо.

Я подошла к разговаривающим Мартину и Айзеку.

– Простите, что прерываю, но хотела снова поблагодарить вас, что выбрали меня. Джастин подвезет меня домой.

«Теперь вы знаете, где я и в чью машину сажусь».

Айзек засунул руки в карманы и одарил меня пустым взглядом, когда к нам присоединился Джастин.

– Великолепно, – сказал Мартин. – Братская любовь в действии. Хорошего вечера и хорошей работы вам двоим. Увидимся в среду.

– Спасибо, – сказала я и собралась уходить, но потом повернулась к Айзеку. – Пока.

Его подбородок незаметно поднялся и опустился, но он ничего не сказал.

Словно сообщение «Нет, спасибо» и ничего больше.

Мы с Джастином направились вниз.

– Братская любовь, – сказал Джастин. – Мартин воспринимает все это так буквально.

Я слабо улыбнулась сквозь плотно сжатые губы. Все тело напряглось, и когда мы вышли в бодрящую холодную ночь, мышцы сжались, я поежилась.

Джастин подвел меня к своему блестящему черному Ford F150, стоящему на парковке напротив театра, и придержал мне дверь пассажирского места. Словно деревянная, я забралась внутрь, и на меня нахлынул запах Джастина – одеколон, кожа и древесный освежитель воздуха, висящий на зеркале заднего вида. Он хорошо ухаживал за пикапом. Здесь нечего было бояться, но, когда он усадил свое крупное тело на место водителя, мое сердце рвануло галопом.

«Успокойся, успокойся, успокойся».

Я застегнула ремень безопасности трясущимися руками.

– Холодно? – спросил Джастин. – Обогреватель должен заработать достаточно скоро.

Он чуть ли не вечность разогревал двигатель, а потом, наконец, направился в наш район. Все это время он беззаботно болтал, словно не замечая моих односложных ответов на вопросы.

– Я живу здесь, – получилось выдавить у меня, когда он подъехал к моей улице. – Спасибо.

– Без проблем, – он припарковался и взглянул на наш огромный белый дом. – У тебя нет машины? Я могу подвозить тебя каждый вечер после репетиций, если хочешь.

– Спасибо, – ответила я, неуклюже выбираясь из машины. – Здорово.

Я чуть не побежала к парадной двери, словно меня преследовал серийный убийца, еле засунула ключи в замок и смогла нормально дышать, только когда оказалась внутри. Меня охватило тепло, и застывшие мышцы немного оттаяли.

Мама сидела в гостиной, держа в руке стакан вина и журнал по дизайну интерьера – в другой. По плазме шли House Hunters HGTV. Молодая пара бродила по дому рядом с пляжем, жалуясь на все.

– Как прошла репетиция? – спросила мама.

Я уставилась на нее.

– Ты сказала, что не сможешь забирать меня каждый вечер.

– А ты сказала, что найдешь того, кто тебя подвезет.

– Потому что ты сказала, что не сможешь меня подвозить.

Она вздохнула и перевернула страницу.

– Уиллоу, после долгого дня я не собираюсь бродить по холоду в одиннадцать часов ночи. И тебе, в любом случае, не стоит. Так глупо и бесполезно для твоих заявок в колледж. Все равно тебя явно кто-то подвез, – она взглянула на меня. – Пожалуйста, скажи, что это не тот парень Пирс, о котором тебя предупреждал отец.

Я развернулась и рванула наверх, она звала меня, а потом перестала. Я захлопнула дверь в комнату. Удушающий холод после поездки в машине Джастина исчез, но я знала, что ночной ужас доберется до меня. Я чувствовала его на краю сознания, словно темную фигуру, хихикающую и шепчущую.

Я переоделась в пижаму, завернулась в плед на полу рядом со стопкой книг, стратегически расположенных рядом со мной, – самодельная стена из историй получше моей. Засыпая, я, как дура, верила, что они защитят меня.

Но давящий груз и удушающая нехватка воздуха все равно нахлынули на меня той ночью. Когда я, наконец, смогла вдохнуть воздух, то заплакала и продолжала плакать.

Глава четырнадцатая
Айзек

«Конечно же, – подумал я, глядя, как Уиллоу уходит с Джастином Бейкером. – Так и должно быть».

– Айзек.

Мартин легонько толкнул меня. Слишком поздно я отвернулся от уходящей Уиллоу. Мартин все смотрел, как она спускается по лестнице, а потом повернулся ко мне. На его губах играла легкая улыбка.

– Так, Уиллоу Холлоуэй.

– Что насчет нее?

– Она будет великолепной Офелией, ты так не думаешь? Она немного нервничает и слегка зажата сейчас, но в ней столько природного таланта. В четвертом акте мы выпустим ее на волю. – Его глаза сияли, пока он махал на прощание уходящим актерам. – Будет просто отлично.

Я согласился, но от этой мысли скрутило живот. Природный талант Уиллоу родился из чего-то глубокого и темного. Я заметил это на ее прослушивании с монологом из «Растеряши». Я узнал ту ношу в ее глазах, потому что у самого была такая же. Потеря и боль давили на нее. Она проталкивалась через них с легкой улыбкой и прочным фасадом, который увядал в то мгновение, когда она отворачивалась.

Уиллоу была здесь по той же причине, что и я: чтобы найти облегчение. Рассказать свою историю. Впервые за долгое время я нервничал из-за выступления, вот только не своего.

– Не знаю, Марти, – заметил я. – Возможно, для нее это будет чересчур. Слишком сложно. То есть она новенькая в театральном искусстве, – быстро добавил я.

– Думаю, она справится, – ответил Мартин, когда вышел последний актер.

– Ну, если ты так считаешь, – пробормотал я.

«Какая тебе, в любом случае, разница?»

Уиллоу отвлекала, и это начинало чертовски раздражать. Во время всего чтения я пытался сосредоточиться на пьесе, в то время как чертовы глаза все рвались к ней, такой сияющей в мягком белом свитере и джинсах. Янтарный свет ламп на потолке высвечивал золотые пряди в длинных волнах ее волос. Когда она читала свои строки, в ее голосе появлялась мягкая напевность с нотками стали. Идеально для Офелии.

Офелия была сильнее, чем думали ее брат-недоумок и интриган отец. И, судя по ее прочтению, Уиллоу тоже об этом знает.

«Черт побери».

Я оторвал свои мысли от нее, снова, и поклялся не терять голову. Делать свою работу. Агенты по поиску талантов, найденные Мартином, придут ради меня. Я должен был показать им лучшего чертового Гамлета, какого они когда-либо видели, а не волноваться о ментальном здоровье старшеклассницы.

«Которая сейчас сидит на переднем сиденье в машине другого парня».

Теперь комната опустела, и я помог Мартину собрать стулья. Тишина трещала, и я чувствовал, что он собирается с силами, чтобы вмешаться в мою личную жизнь. Он просто не мог не сделать этого.

– Джастин Бейкер кажется милым молодым человеком.

Я проворчал что-то в ответ, ставя стулья друг на друга.

– Но немного прямоват, если честно, – сказал Мартин. – Он так искренен, а это идеально для Лаэрта.

– Ну да, – сказал я.

– Ты так не считаешь?

Я пожал плечами.

– Ты режиссер, Мартин. Я вообще о нем не думаю.

– Ты в этом уверен? – Мартин слегка улыбнулся. – Я видел, как ты смотришь на него и Уиллоу.

– Ради бога…

– И я видел, как она смотрит на тебя.

Я замер, держа в руках шесть стульев.

– Что?

Улыбка Мартина стала шире, и он пожал плечами.

– Я все вижу. Такова моя работа.

– Как бы то ни было, – сказал я и отнес стопку стульев к стене, – я больше не в старшей школе.

– Это имеет значение?

– Да.

– Почему?

– Бейкер ее ровесник. Я – нет. У него есть деньги. У меня – нет.

– Так она тебе нравится?

Я с треском уронил стопку стульев на пол.

– Не лезь не в свое дело, Марти.

Он вздохнул и засунул руки в передние карманы вельветовых штанов. На его лице была добрая улыбка, которой я никогда не видел на лице отца.

– Не могу удержаться, Айзек. Где-то по дороге из актера, которым я восхищаюсь, ты стал молодым человеком, о котором я забочусь, – он пожал плечами. – Хочу, чтобы ты был счастлив.

Он так произнес «счастлив», словно счастье можно просто в любое время вырвать из чертового воздуха по своему желанию.

– Я буду счастлив, когда выберусь из Хармони, – ответил я. – Но, если тебе действительно не безразлична пьеса, тебе нужно, чтобы я был несчастным. «Гамлет» – это трагедия, не забыл?

– Я не волнуюсь из-за пьесы, – ответил Мартин. – Но я волнуюсь, что Уиллоу не всегда сможет добираться домой на машине после репетиций. Ее отец…

– Ее будут подвозить, – огрызнулся я. – Джастин Бейкер ее подвозит. – Я собрал последнюю стопку стульев. – Я закончил. Завтра нужно рано на работу. Доброй ночи.

– Айзек…

– Доброй ночи, – снова сказал я уже на полпути вниз по лестнице.

Отцовское беспокойство Мартина – то, чего я желал и что меня раздражало. Я покидал Хармони. Мне нужно было порвать все связи, а не укреплять их.

Или создавать новые с красивыми талантливыми девушками.

Я завел двигатель и дал ему прогреться. Он просто заглохнет, если я попытаюсь поехать, прежде чем он прогреется. Я подумал, что машину Джастина Бейкера собрали в этом десятилетии. Она холеная, не замерзающая, не выпускающая черный дым при остановке у стоп-линии. Сиденья с подогревом. Уиллоу, скорее всего, привыкла к сиденьям с подогревом. Привыкла к парням вроде Джастина, которые ни дня в своей жизни не беспокоились о деньгах. Уиллоу будет очень удобно в его машине, везущей ее к большому дому, с парнем, который с ней одного богатого поля ягода.

«Хорошо, – подумал я. – Пусть обретет счастливый финал с Джастином, потому что такой точно не светит ей со мной».

Но пока я ехал на своем дерьмовом пикапе в дерьмовый конец города, одна мысль зависла на горизонте, как надвигающаяся буря: в конце пьесы Лаэрт и Гамлет убивают друг друга над могилой Офелии и счастливого конца не удостаивается никто.

* * *

На репетициях в пятницу Марти отправил нас на сцену. Пока он готовил ее, остальные актеры разбились на пары, чтобы порепетировать свои слова. Уиллоу и Джастин работали вместе. Естественно. Клянусь, мне было наплевать, и все же я изучал каждое ее движение взором актера. Улыбалась ли она больше? Смягчался ли ее взгляд, когда она смотрела на него? Было ли ей легче подойти к нему ближе?

«Ты превращаешься в чертового сумасшедшего, Пирс».

Марти готовил акт 1, сцену 5, где Горацио и Марцелий показывают Гамлету призрак его отца. Они просят принца не следовать за призраком, но он все равно идет за ним, оставляя друзей позади. Потом Гамлет оказывается на сцене один и разговаривает с невидимым духом.

Эта сцена требует внимания к точному изображению столкновения с чем-то неземным, или получится нереалистично. Я пытался, но мое внимание распадалось на части, тело было на сцене, а глаза то и дело метались в зал, где Уиллоу и Джастин сидели вместе в темноте.

– Перерыв, все, – сказал Марти. Он отвел меня в сторону, когда другие попрыгали со сцены. Его отеческая улыбка исчезла, и на ее месте закрепилась маска режиссера – губы поджаты, глаза наполнены мыслями и идеями.

– Что происходит?

Из профессиональной вежливости я никогда не врал ему об актерской игре.

– Я не могу сосредоточиться.

– Ты злишься.

Я нахмурился.

– Что? Нет, не злюсь.

– Да, злишься. Так что вместо того, чтобы насильно разыгрывать эту сцену, поработаем над той сценой, где это можно использовать. Перепрыгнем на третий акт, сцену первую.

– Быть или не быть? Уже?

– Еще нет. Мы начнем сразу после монолога.

Кода остальные вернулись после перерыва, Мартин рукой прикрыл глаза от света и обвел взглядом театр.

– Уиллоу? Вот она. Уиллоу, подойди сюда, пожалуйста.

Лампы на потолке ярко светили на Уиллоу, окружая ее ореолом золотистого света. На ней были джинсы, ботинки и длинный серый свитер. Мое глупое сердце сжалось при мысли о том, как она прекрасно выглядит.

– Мы собираемся сыграть акт третий, сцену первую, – сказал Мартин.

– Ладно… – ответила она, растягивая слово и пролистав сценарий. Ее глаза расширились, и она перевела взгляд с Мартина на меня.

– Сцена с монастырем? Уже?

– Я ставлю сцены не по порядку, – заметил Мартин. – Я работаю со сценами, соответствующими настроению в труппе. Итак. Гамлет только что произнес свою самую знаменитую речь, размышляя, нужно ли оставить собственную жизнь или нет. Полоний убедил короля, что безумие Гамлета заключается в его любви к Офелии. Она отдала Полонию любовное письмо Гамлета, написанное ей. И она обрывает их отношения по приказу отца.

Уиллоу прикусила губу.

– Так… Офелия рада этому? Она хочет порвать с ним?

Мартин покачал головой.

– Никаких пока советов. Я хочу, чтобы вы прислушивались к инстинкту, – он выжидающе глянул на нас двоих. – Ну? Поехали.

Как обычно, Мартин оказался прав, и гнев послужил своей цели. В этой сцене Гамлет вел себя с Офелией как полный придурок, а у меня было полно причин на это. Я больше не был бедным ублюдком с дерьмовым трейлером, пахавшим изо всех сил, чтобы оказаться здесь, в то время как она впорхнула сюда под руку с Джастином, а запах привилегий слетал с ее одежды, подобно парфюму. Я был чертовым принцем. Она была всего лишь дочерью приспешника короля.

– Ха, ха, ты честна?

Уиллоу отшатнулась от моих иссушающих, безжалостных слов. Неуверенность в ее глазах казалась настоящей, пока что-то не загорелось, и строка, которая должна была быть произнесена кротко и робко, прозвучала с вызовом.

Мартин слушал и смотрел, обхватив себя одной рукой, уперевшись в нее локтем другой руки и указательным пальцем касаясь губ. Не прошло и двух минут, как он покачал головой и ступил между нами.

– Стоп, стоп, стоп, – он слегка улыбнулся. – Ладно, забираю свои слова обратно. Я дам совет. Эта сцена раскрывает Офелию и Гамлета. Некоторые критики считают, что пара так и не консуммировала[26]26
  Консуммация – термин, употребляемый иногда для одной из составляющих брака, а именно первого осуществления брачных отношений (полового акта).


[Закрыть] свои отношения. Другие говорят, что они точно были любовниками.

Губы Уиллоу распахнулись, она ахнула, и поток жара пробежал по моему телу.

– Я придерживаюсь второго мнения, – сказал он. – Если они были любовниками, то на кону стоит большее. Это более интересный вариант, представляющий больше возможностей. Используйте следующий концепт как актеры: когда сталкиваетесь с выбором между «да» и «нет», выбирайте «да». Всегда.

Мы с Уиллоу обменялись взглядами.

– Гамлет действительно любил Офелию, – сказал Мартин. – Этого нет в пьесе, это было до ее начала, но любовь должна прятаться за каждым словом этой пьесы. Предательство и агония этой сцены сильнее, если здесь умирает их любовь. – Он повернулся ко мне. – Твой Гамлет раздражен.

Я пожал плечами.

– Он и должен быть раздражен. Офелия бросает его и плетет интриги с Полонием и королем…

– Да, да, все это правда. Но ты всего лишь раздражен, а это лишь один слой эмоций в данной сцене. Офелию заставляют покинуть его, и Гамлет знает об этом. Она зажата между любовью к нему и долгом перед отцом. Но любовь… – глаза Мартина полны фанатичного энтузиазма, который и сделал его таким выдающимся режиссером. – Сначала была любовь.

Он улыбнулся и положил руки нам на плечи.

– Эта пьеса не сработает, если мы это не прочувствуем. Так что, взяв это на заметку, вместо того чтобы прийти на репетицию в субботу, я хочу, чтобы вы пошли куда-нибудь вместе. Пообедайте или типа того.

Мои глаза расширились, а взгляд Уиллоу метался ко мне и обратно. Ее губы снова раскрылись в тихом «ах».

– Я не прошу ни о чем ужасном, – сказал Мартин. – Я хочу, чтобы вы вдвоем побыли вместе. Узнали друг друга. Подружились. Стали настоящими друг для друга, как люди. Мне нужно, чтобы вы видели в друг друге нечто большее, чем коллег по сцене.

Мы с Уиллоу снова обменялись взглядами, и я заметил, как ее напряжение немного растаяло, а плечи слегка опустились. Нахмуренный лоб разгладился.

– Сделайте это, – сказал Мартин и взглянул на меня, – и в следующий раз, когда мы будем проигрывать эту сцену, каждое твое режущее слово, сказанное ей, ранит тебя в ответ. – Он взглянул на Уиллоу. – Подчинение отцу, а не верность Гамлету – самое сложное, с чем ты столкнулась. Понимаешь?

Она кивнула.

Мартин просиял.

– Отлично. Продолжим. – Он хлопнул в ладоши и сошел со сцены. – Акт второй, сцена вторая. Кто-нибудь разбудит Розенкранца и Гильденстерна, пожалуйста?

Он оставил нас двоих посреди сцены.

– Это нормально? – спросила она, прижимая сценарий к груди. – Актерам нужно проводить время вместе вне театра?

– Ты не обязана, – ответил я. – Я не собираюсь тебя заставлять.

– Никто меня не заставляет, – сказала она. – Если мистер Форд считает, что это хорошая идея, тогда… ладно.

– Ладно, – ответил я. – Так… чем ты хочешь заняться?

Черт, почему так сложно? Обычно я писал одной из моих девушек сообщение со временем и местом, и все.

Уиллоу пожала плечами:

– Не знаю. Пообедаем в «Скупе»? Или выпьем кофе, если это не слишком… – она провела носком туфли вдоль трещины в полу.

– Слишком что? – я прекрасно знал ответ: слишком дорого.

– Слишком… Хармонически? – ответила она.

Уголки губ приподнялись в улыбке.

– Типа того. Тебя подвезти?

– Нет, я могу… встретимся здесь, – сказала она, сильнее прижимая к себе сценарий.

– Ладно.

– В час дня?

– Отлично.

– Хорошо. Так… увидимся?

– Ага.

«Это свидание», – захихикал голосок, напоминающий Бенни.

Все еще прижимая к груди блокнот, Уиллоу сошла со сцены. Она прошла мимо Джастина в первом ряду. Он приподнялся с места, но Уиллоу просто махнула ему и пошла к Лоррен и Лену, сидящим на несколько рядов позади.

Джастин сел обратно, поднял взгляд и заметил, что я смотрю на него. Он уставился на меня. Я уставился в ответ, пока он не отвернулся и не начал собирать свои вещи.

Эта была глупая бессмысленная победа. После репетиций Уиллоу все равно ушла с ним.

Когда ушел последний член труппы, Мартин закрыл боковую дверь и прошелся по сцене. Он остановился, когда увидел, что я сижу в первом ряду, скрестив руки, закинув ноги на край сцены.

Он поднял руки.

– Знаю, о чем ты думаешь, но это и для блага спектакля, клянусь.

– Правда.

– Да, правда, – он подошел к краю и сел на корточки. – Ты можешь превратить своего Гамлета в придурка, который разглагольствует и нападает на Офелию, и свести все к безумию. Девяноста девять процентов аудитории не увидят разницы. Но два человека заметят.

Он показал на себя и меня.

– Я знаю, что ты способен на большее. И да, я видел, как вы смотрите друг на друга, когда другой не видит… – он потер рукой щетину на подбородке. – Я бы хотел, чтобы что-то произошло.

– Боже, Марти…

Он поднял руки.

– Не мое дело. Однако качество пьесы – мое дело. По крайней мере, вам двоим нужно держаться на сцене так, чтобы казалось, что вы не впервые вместе тут стоите. Прямо сейчас вы двое похожи на боксеров, готовящихся к матчу. – Он сжал кулаки, защищая лицо.

Против воли у меня вырвался смешок. Он тоже засмеялся и хлопнул по моему ботинку.

– Давай. Пойдем отсюда.

Мы закрыли и заперли театр. На пути к нашим машинам Марти споткнулся о трещину в бетоне. Я подхватил его, прежде чем он упал.

– Ой, спасибо, – сказал он, цепляясь за мою руку. – Так можно потерять лет десять жизни, – он глянул на трещину, покачав головой. – Это плохо. Весь этот район, вообще-то. Все здесь нуждается в ремонте.

Мы пошли дальше, и я пристально смотрел на тротуар. Он был прав, трещины змеились по большей части бетонного покрытия подобно черным молниям.

– Как дела у театра? – спросил я, и внезапный комок беспокойства засел в животе. – В денежном смысле?

– Дела, – сказал Мартин с улыбкой, – идут хорошо. Концентрируйся на своей роли. – Он направился к своему старому «Лексусу». – И повеселись завтра на свидании.