Текст книги "Александр Маккуин. Кровь под кожей"

Маккуин также с интересом следил за тем, как его новый друг меняет внешность: то БиллиБой* носил элегантный, традиционный костюм, сшитый в ателье Anderson & Sheppard, а на следующий день облачался в сюрреалистический авангардистский наряд, созданный для того, чтобы бросать окружающим вызов и вселять в них неуверенность. Ли «по-моему, вначале был впечатлен тем, что я – странный гибрид интеллектуала и примитива, и тем, что я могу носить традиционные костюмы и галстуки и одновременно первые вещи Джона Гальяно или странные постпанковские вещи BodyMap».[191]191
  BillyBoy*, в переписке с автором по электронной почте, 3 марта 2014.


[Закрыть]

Хотя БиллиБой* не считает Ли талантливым рисовальщиком – «обычно он набрасывал свои миниатюрные эскизы на углах бумажных тарелок и салфеток», – он обладал врожденным чувством кроя. «Он мастерски кроил, драпировал ткань и оборачивал ею манекены. Его способности просто поражали».[192]192
  BillyBoy*, в беседе с автором, 8 августа 2013.


[Закрыть]

Когда в 1989 году компания Кодзи Тацуно обанкротилась, Маккуин начал искать новое место работы. Он спросил одну сотрудницу компании, не знает ли та, кому нужны лекальщики; та познакомила его с Джоном Маккиттериком, главным модельером Red or Dead, дома «уличной моды», созданного Уэйном и Джерардин Хемингуэй. «Ли был весьма непритязателен; создавалось впечатление, что мода его вообще не волнует, – вспоминает Маккиттерик. – Он был не от мира сего, выглядел неопрятным, но, когда пришел работать в студию, которая тогда находилась в районе Уэмбли, стало очевидно, что он разбирается в том, что делает. Он очень хорошо умел шить и кроить, что было удивительно для такого молодого человека; кроме того, он отличался организованностью и всегда все делал вовремя. Мы с ним очень сблизились, хотя нас нельзя было назвать друзьями. Я не виделся с ним за пределами студии, а он не был завсегдатаем в тех местах, барах или на тех приемах, куда ходил я. Он мне нравился, он был очень славным, только не умел поддерживать разговор. Целыми днями трудился как пчелка, и работа у него спорилась. Но я не сознавал, насколько он интересен; это пришло позже».

В то время Ли совместно с Маккиттериком работал над рядом коллекций для Red or Dead, в том числе Charlie Spirograph (осень/зима 1989), Spacebaby (весна/лето 1990) и We Love Animals (осень/зима 1990). Чем больше Ли узнавал о сложностях дизайна, тем больше интересовался ими. Во время работы он забрасывал Джона специфическими вопросами о технических аспектах процесса создания моды. «Он понял, что больше всего на свете хочет трудиться в области моды, – говорит Маккиттерик. – Вряд ли он ставил себе задачу взлететь на самый верх. Из нашего тогдашнего разговора он вынес один замысел – я предложил ему съездить в Италию. Мне довелось работать в Италии; тогда, в конце восьмидесятых, там было замечательное место для тех, кто стремился сделать себе имя в моде. Там развивали множество новых направлений, например спортивную одежду, мужскую одежду, которую в то время нельзя было достать ни в Париже, ни в Штатах».

Ли, как всегда, порывистый и непосредственный, пожелал немедленно отправиться в Италию, но Джон посоветовал ему подождать – лучшее время для того, чтобы получить работу, наступало сразу после модных показов, когда дизайнеры стремились обновить свои студии. Кроме того, Джон воспользовался своими связями и составил для Ли список «нужных людей» – редакторов, агентов по найму, дизайнеров. Вооруженный этими сведениями, Ли попросил свою сестру Трейси, которая тогда работала в бюро путешествий, забронировать ему билет в один конец – в Милан. «Я решил, что он слегка двинулся, – вспоминает Джон Маккиттерик. – Он тогда ходил в мешковатых джинсах с дырой на колене, в широкой рубашке; у него была ужасная стрижка и так далее. Я еще подумал: «Что он делает?!»[193]193
  John McKitterick, в беседе с автором, 1 апреля 2014.


[Закрыть]

Маккуин, которому в то время не исполнилось и двадцати одного, приехал в модную столицу Италии в марте 1990 года. У него была мечта. Хотя он готов был работать у любого дизайнера, на вершине его списка предпочтений находилось одно имя: Ромео Джильи. «В Лондоне ничего не происходило, а величайшей фигурой того времени считался Ромео Джильи, он был повсюду», – говорил Ли.[194]194
  «The Real McQueen», Susannah Frankel, указ. изд.


[Закрыть] В «Справочнике Макдауэлла по моде ХХ века» о Джильи написано так: «Его бесформенные одеяния, подчеркивающие удлиненный силуэт, вскоре выделили его из общего потока итальянской моды… показы Джильи стали культовыми событиями, а его костюмы охотно покупали молодые богатые женщины по всему миру. Его композиции – синтез лондонской постпанковской уличной моды и японского авангарда, помноженный на итальянскую изысканность и игру цвета. В результате возникают вещи крайне изящные и элегантные… Многие специалисты в мире моды считают его самым важным дизайнером восьмидесятых».[195]195
  McDowell’s Directory of Twentieth Century Fashion, с. 295.


[Закрыть] Маккуина в работах Джильи привлекали романтизм, намеки на византийские мозаики и средневековые рельефы, а также его способность устраивать показы, которые никого не оставляли равнодушными. После его парижского дебюта 1989 года редакторы модных журналов «вскакивали с мест, роняя свои тюрбаны и огромные темные очки».[196]196
  «An Italian Takes Paris», Frank DeCaro, Newsday, 20 марта 1989.


[Закрыть] Бьянка Джаггер в 1989 году назвала Джильи неотразимым; по ее мнению, он был «самым интересным дизайнером, каких я уже много лет не видела; он одевает женщин в мужские вещи, и они выглядят в них необычайно женственными».[197]197
  «With Striking Fashions, Gigli Reaches New Heights», Bernadine Morris, New York Times, 17 сентября 1989.


[Закрыть]

Прилетев в Милан, Маккуин, одетый в лоскутные брюки клеш в стиле семидесятых и скромную рубашку, прошел от остановки метро «Ворота Гарибальди» по Корсо-Комо к студии Джильи. Он не договаривался о приеме заранее, но надеялся, что его «альбом с набросками костюмов», который он позже назовет «худшим портфолио всех времен»,[198]198
  «The Real McQueen», Susannah Frankel, указ. изд.


[Закрыть] позволит ему претендовать на место лекальщика. Администратор позвонил Лизе Стратди. Уроженка Новой Зеландии, Стратди изучала моду и дизайн текстиля в Институте Марангони, а затем стала правой рукой Ромео. Она побеседовала с Маккуином. «Не помню, какие эскизы были в его альбоме. Меня заинтриговал его опыт работы… необычное сочетание, которое, как я решила, будет представлять интерес для Ромео, – вспоминает она. – В то утро Ромео встречался с Карлой [Соццани, его компаньоном и сестрой Франки Соццани, редактора итальянского Vogue. – Э. У.], и, хотя мы работали в открытой студии, деловые встречи прерывать было нельзя». Лизе вспоминает, что Ли «говорил довольно тихо и, наверное, сильно нервничал. Мы сели, я пролистала его портфолио и стала с ним разговаривать, расспрашивать его… У меня сложилось впечатление, что ему просто хотелось выбраться из Лондона, поэтому он решил попытать счастья в Милане».

Посмотрев портфолио, Лизе записала контактные данные молодого человека и поблагодарила его за то, что он пришел. Она поняла, что результат беседы разочаровал Ли. Вернувшись к себе, Лизе увидела, что Ромео уже освободился. Она рассказала ему о странном молодом человеке, работавшем на Савил-Роу. «У Ромео оставалось несколько минут до следующей встречи, и он сказал, что встретится с ним, – вспоминает Лизе. – Я выбежала из здания, повернула направо, на Корсо-Комо, и зашагала по направлению к станции «Ворота Гарибальди» в поисках его».[199]199
  Lise Strathdee, в переписке с автором по электронной почте, 6 мая 2014, copyright Lise Strathdee.


[Закрыть] Заметив Ли, спускающегося в метро, Лизе окликнула его. Позже Маккуин вспоминал тот миг, когда «помощница Джильи ринулась за мной как сумасшедшая и крикнула, что Ромео хочет меня видеть».[200]200
  «Alexander McQueen», Katie Webb, Infotainment, Sky Magazine, март 1993.


[Закрыть] Когда Лизе сказала Ли, что ее босс примет его, но у него немного времени и им нужно спешить, «лицо его осветилось, как будто взошло солнце, стало теплым и счастливым; он сделался словоохотливым, то и дело смеялся… Так мы наполовину дошли, наполовину добежали назад, взволнованно переговариваясь и хохоча. Я отвела его к Ромео и представила… Не помню, как происходило знакомство; во всяком случае, его тут же взяли на работу».[201]201
  Lise Strathdee, в переписке с автором по электронной почте, 6 мая 2014.


[Закрыть] Жалованье было маленьким – около 1,2 миллиона лир в месяц (примерно столько же стоила одна простая рубашка в магазине), но Ли был совершенно счастлив. Он позвонил Джону Маккиттерику; тот «удивился и одновременно порадовался» за него.[202]202
  John McKitterick, в беседе с автором, 1 апреля 2014.


[Закрыть]

Маккуин разрывался между фабрикой Дзамаспорт в Новаре, в 30 милях от Милана, и студией, просторным, оштукатуренным залом в мансарде над авторемонтной мастерской. Студия Джильи находилась на улице Корсо-Комо, которую в то время называли «откровенно убогой».[203]203
  «Romeo, Romeo: The Monk of Milan», Michael Gross, New York magazine, 5 декабря 1988.


[Закрыть] Ли начал работать над костюмами для линии Callaghan, в создании которой принимал участие Джильи. Вначале ему поручали не слишком творческие задания – например, воспроизвести рубаху со складками, которую Ромео разглядел на одной фотографии. На снимке, сделанном фотографом агентства «Магнум фото» Джозефом Куделкой, был изображен молодой цыган, которого другой парень дергал за рубашку. «Ли работал над этой рубашкой неделю, но так не окончил ее, – вспоминает Кармен Артигас, уроженка Мексики, которая в то время работала ассистентом Джильи по дизайну. – Пришел Ромео и презрительно бросил: «Нет, не так», – и Ли обиделся. Помню, Ли потел и нервничал, когда Ромео в тот день говорил с ним». Шесть лет спустя, когда Кармен навестила Маккуина в Лондоне, Ли достал пластиковую папку, в которой находилась копия той самой фотографии цыганского юноши. «Помнишь? – спросил он. – Мне показалось, что в тот день меня уволят».

Они подружились после того, как Кармен однажды заметила, что Ли держится за щеку, как будто у него болит зуб, и предложила ему таблетку аспирина. Потом они пошли вместе обедать, и Ли рассказал ей о своем детстве в Стратфорде. «У него были пронзительные синие глаза, – вспоминает Кармен. – Он был застенчив, и у него было доброе сердце. Он был хорошим человеком. У меня не сложилось впечатления, что он гомосексуалист. Он носил мешковатые джинсы, свободные рубашки, любил цепи… Внешне он походил на хулигана. И очень стеснялся своих плохих зубов». Кроме того, он страдал гингивитом – Кармен заметила, что десны у него распухли и ярко-розовые. «У него не хватало одного зуба – во время разговора это было незаметно, но, если он запрокидывал голову и смеялся, было видно, что одного зуба нет».

В числе прочих задач Ли и Кармен приходилось рисовать небольшие эскизы будущей коллекции на рулонах веленевой бумаги, в которые потом заворачивали костюмы Джильи. Желая позабавить – а может, и шокировать – новую подругу, Маккуин показывал ей наброски своих будущих коллекций. На одном рисунке он изобразил полуженщину-полурусалку, с закутанной вуалью головой, точнее, тем, что от нее осталось. Груди русалки прикрывали металлические конусы, а из живота торчала стрела. На другом эскизе агрессивного вида собака стояла рядом с вымышленной экзотической птицей. Маккуин подписывал свои эскизы: «Кармен – с любовью, Ли». Кармен его фантазии озадачивали. «В то время коллекции были очень прерафаэлитскими; они предназначались для красавиц, а он рисовал чудовищ, – вспоминает она. – Он казался мне немного чокнутым».[204]204
  Carmen Artigas, в беседе с автором, 6 апреля 2014.


[Закрыть]

Ли переехал в комнату в четырехкомнатной квартире Лизе на Виа Ариберто, 1, возле станции метро «Сант-Агостино». Квартира находилась в «богатом дворце», «огромном здании с плиточным полом, паркетными полами и высокими потолками» в «тихом, довольно величественном квартале». Когда Ли выходил из дома или возвращался, он часто видел пожилую пару, которая сидела в каморке консьержа; муж задыхался и время от времени подключался к дыхательному аппарату. По мнению Лизе, именно этот мужчина вдохновил Маккуина на образ голой толстухи в маске, которая появляется в его коллекции Voss (весна/лето 2001). «Возвращаясь домой, вы шли к лифту мимо застекленной каморки в рамке из черного дерева и видели двух стариков. Они сидели по обе стороны небольшого столика, – вспоминает Лизе. – На мужчине белая фуфайка, у него волосатые руки, а лица почти не видно из-за того, что он подключен к дыхательному аппарату. Оба просто смотрят перед собой из застекленной каморки, мимо и сквозь тебя. Едкий запах серы исходит от стекла, а их пустые лица находятся в полумраке. Картина нагоняла жуть».

Помимо Лизе, в одной квартире с Маккуином жили коллеги Джильи Карен Бреннан и Франс Анконе. «Ли познакомил меня с хип-хоп-трио De La Soul; их музыка вечно гремела из двухкассетника в его комнате, – вспоминает Лизе. – Он заражал своей «лондонской» энергией, и, когда он находился дома, я тоже некоторым образом попадала в Лондон. Правда, дома мы оказывались одновременно нечасто. Мы работали по десять – двенадцать часов в день, иногда ходили куда-то ужинать, танцевать, а на следующее утро сталкивались в дверях туалета – санузел был один на четыре комнаты, так что мы вечно стояли в очереди. [Помню, как мы. – Э. У.] время от времени колотили в дверь ванной: «Выходи, мне нужно в туалет!» Кроме того, Лизе помнит, как ужасали ее кулинарные пристрастия Маккуина. «Похоже, он тогда совершенно не умел готовить, – говорит она. – Потом я несколько раз угощала его; чаще всего просто варила пасту, но вечно твердила, чтобы он хорошо питался». Через много лет, когда они снова встретились в Лондоне, Ли назвал ее своей «итальянской мамой», «что он, наверное, считал комплиментом».

Как-то вечером, во время ужина Ли отпустил «странное» замечание о гомосексуалистах. Лизе, Карен и Франс даже показалось, что он гомофоб. «Я списала все на его бестактность, невоспитанность или невежество». Никто не ответил ему, и разговор продолжался. Франс завела речь о новых миланских клубах, «и Ли тут же перечислил все местные гей-клубы» и осыпал их подробностями, «которые можно было знать, только если ты завсегдатай таких клубов или давно живешь в Милане… он говорил тоном знатока». Лизе вспоминает, что наступила неловкая пауза, а затем они сменили тему, но после она подумала: «Надо же! Значит, тебе тоже кое-что известно». Ли сидел, слегка склонив голову, «и ни на кого не смотрел». Тогда она поняла, «что в Ли скрыто больше, чем он притворяется».[205]205
  Lise Strathdee, в переписке с автором по электронной почте, 6 мая 2014.


[Закрыть] Позже Ли будет развлекать Саймона Англесса, своего друга по колледжу Святого Мартина, рассказами о своих бурных итальянских похождениях; Англесс счел их все выдумками. «Он рассказывал о штуках, которые казались совершенно невозможными в физическом смысле, – говорит Саймон. – Представьте, например, по его словам, он ездил в каком-то лифте или подъемнике, где занимался любовью с несколькими мужчинами сразу».[206]206
  Simon Ungless, в беседе с автором, 24 января 2014.


[Закрыть] Других также удивляло поведение Маккуина. Однажды в выходные Ли пригласил Кармен и ее сестру, которая приехала в Милан в гости, на вечеринку. Они договорились встретиться на углу у ресторана. Шел дождь; Ли пришел с красивым винтажным японским зонтиком из бамбука и вощеной бумаги. «Он, конечно, погубил зонтик, который принадлежал его другу-японцу, потому что такой зонтик не был предназначен для защиты от дождя», – вспоминает Кармен. Когда она указала ему на это, Ли просто расхохотался, и они пошли на вечеринку. Там ее предвзятое мнение о Ли снова подверглось испытанию. «Хозяином был настоящий красавец, работавший у Версаче; там вообще полно было красивых парней, – вспоминает она. – Я гадала, где он с ними со всеми познакомился?»[207]207
  Carmen Artigas, в беседе с автором, 6 апреля 2014.


[Закрыть]

Исполненный решимости наблюдать и узнать как можно больше от тех, кто его окружал, Маккуин присматривался к харизматичному Ромео Джильи, которого Кармен назвала «похожим на голограмму… он не был красавцем, но в нем было нечто особенное, загадочное, романтическое».[208]208
  Там же.


[Закрыть] Ли с интересом слушал рассказы Джильи о себе: он родился в богатой семье и рано лишился обоих родителей. На полученное наследство он объездил весь мир. «Я жил как принц по крайней мере десять лет», – говорил Джильи. Его мать всегда носила наряды от-кутюр (особенно любила Dior и Balenciaga), и Джильи буквально завораживала изысканность этих вещей. Некоторые из них казались движущимися частями скульптуры. «Я обращал внимание на то, как они были сделаны… Что бы я ни делал, я должен знать, как это работает».

В основе его творческого процесса лежит эклектика. Он черпал вдохновение из книг, картин, иностранных традиций, путешествий. «Моя коллекция вызвана к жизни библиотекой моего отца, – сказал он, – в ней никогда не прослеживается какой-то один тренд, но вся это смесь – сборник моих познаний».[209]209
  «Romeo, Romeo», Michael Gross, указ. изд.


[Закрыть]

Кроме того, у Джильи Маккуин научился создавать свой публичный имидж. «Джильи привлекал к себе всеобщее внимание, и мне хотелось понять, в чем тут дело, – говорил позже Ли. – Его вещи были почти ни при чем; интерес вызывал он сам как личность. И это, по существу, справедливо для всех. Любой интерес к одежде вторичен по сравнению с интересом к дизайнеру. Но нужно быть уверенным в том, что ты тоже хороший дизайнер. Без уверенности убеждать других невозможно. Если ты не умеешь создавать хорошие вещи, какой смысл пускать всем пыль в глаза?»[210]210
  «The Real McQueen», Susannah Frankel, указ. изд.


[Закрыть]

В конце своей «миланской стажировки» Ли рассорился с соседями по квартире на Виа Ариберто. Как-то ночью, вернувшись, Лизе увидела, что в квартире темно и тихо. В своей комнате она обнаружила Ли; он лежал в ее постели ногами на подушке. Ли был «очень огорчен» и рассказывал ей о случившемся, «то и дело рыдая». Она вспоминает: «Было поздно. Я устала. Постаралась как могла утешить его, выпроводила из моей постели и проводила в его комнату. Вскоре после того он собрал вещи и съехал». У Лизе сложилось впечатление, что «он гулко захлопнул за собой парадную дверь».[211]211
  Lise Strathdee, в переписке с автором по электронной почте, 6 мая 2014.


[Закрыть]

В компании Джильи, которая скоро распалась из-за разрыва между Джильи и Карлой Соццани, Маккуин провел совсем немного времени. Летом 1990 года он уехал. Ли уверял Кармен, что не знает, чем займется дальше, но сказал, что возвратится в Лондон, где надеется получить работу; он дал ей адрес и телефон своей матери на тот случай, если она захочет с ним связаться. У нее остались странные и красивые эскизы, подаренные Ли, и пара фотографий. Один полароидный снимок представляет собой сделанный крупным планом портрет, на котором Ли выглядит обезображенным, как будто он царапал снимок скальпелем, чтобы стереть свои черты.

Со стороны казалось, что жизнь Маккуина катится в никуда. Он вернулся в Лондон, снова поселился у родителей на Биггерстафф-Роуд и начал работать на Джона Маккиттерика. Маккиттерик к тому времени ушел из компании Red or Dead и запустил линию одежды под своим именем. В то время Маккиттерика вдохновляли фетиши, и Маккуин работал над рядом моделей из кожи и ПВХ, с множеством молний и заклепок. «На том этапе он снова начал выносить мне мозги в связи с дизайном, – вспоминает Маккиттерик. – У него был опыт работы на Савил-Роу, но в качестве ученика закройщика, а потом он подрабатывал лекальщиком и «швеей», что не было поводом похвастать в резюме и не добавляло ему уверенности в себе. Он говорил, что твердо решил стать дизайнером, а я убеждал его, что вначале нужно изучить весь процесс. Я сказал, что всему можно научиться, работая на других, но лучше всего пойти в школу».

Маккиттерик рассказал Ли о Центральном колледже искусств и дизайна Святого Мартина, который тогда находился на Чаринг-Кросс-Роуд на окраине Сохо. Он сам окончил там сначала бакалавриат, а потом и магистратуру. «Я сказал, что для него еще не поздно сделать то же самое, а его работу по профессии наверняка зачтут как эквивалент степени бакалавра». Маккиттерик, который тогда преподавал для магистрантов, продиктовал Ли фамилию и телефон Бобби Хиллсон, основательницы и директора магистратуры. Ли понимал, что, если он попадет в колледж Святого Мартина, его жизнь изменится. «Я хотел научиться всему, всему, дайте мне все», – говорил он.[212]212
  «Cutting Up Rough», The Works, BBC, 1997.


[Закрыть]

Глава 3

Если ты неудачник и ни к чему не пригоден, школа искусств – то место, где тебе будет хорошо.

Профессор Луиза Уилсон

Прижимая к груди охапку вещей, Ли шагал по длинному, довольно обшарпанному коридору. Подойдя к кабинету Бобби Хиллсон, он постучал в дверь и стал ждать. Бобби, которую один историк моды называет «патрицианкой» и «представителем старой школы», открыла дверь и увидела молодого человека, которого приняла за курьера.[213]213
  «I Taught Them a Lesson», James Sherwood, Independent, 19 февраля 2007.


[Закрыть] «Вы к кому?» – спросила она. «К вам», – ответил Ли. «Но я ни с кем не договаривалась о встрече».

Ли рассказал Хиллсон о том, что к ней его направил Джон Маккиттерик. Бобби тогда спешила; она пригласила его войти, но предупредила, что может уделить ему всего пять минут. Ли сбросил пиджаки на диван и сказал Хиллсон: «Эти пиджаки сшил я. Поскольку я служил лекальщиком у Ромео Джильи, решил, что имею право работать у вас». Бобби отказала ему в работе; она считала, что Ли слишком молод для того, чтобы быть лекальщиком, и студенты не воспримут его всерьез. Однако ее заинтересовал опыт парня, полученный не только у Джильи, но и на Савил-Роу.

«Вы когда-нибудь что-нибудь создавали или рисовали?» – спросила она. «Я всю жизнь рисую», – ответил Ли.[214]214
  Bobby Hillson, в беседе с автором, 11 декабря 2013.


[Закрыть]

Бобби назначила Маккуину встречу через несколько дней и велела захватить портфолио с рисунками. Увидев его наброски, которые позже назвала «потрясающими»,[215]215
  «I Taught Them a Lesson», James Sherwood, указ. изд.


[Закрыть] Хиллсон сразу же предложила ему поступить в магистратуру, несмотря на то что у него не было диплома бакалавра по специальности «дизайн одежды и текстиля». «Он был потрясен, совершенно потрясен», – вспоминала Бобби. Она предупредила, что стипендии он не получит, так как все гранты уже распределены, но, если найдет деньги на оплату обучения, она с радостью примет его. «Я сразу поняла, что у него несомненный талант, – говорит она. – Он был относительно некрасив, не слишком понравился мне внешне, но я решила: раз он так упорен, нужно дать ему шанс». Хиллсон отправила его к Джейн Рэпли, тогда декану отделения моды и тканей, и сказала ей: «Джейн, я приняла одного парня; у него нет соответствующих дипломов, возможно, он бросит учебу на середине курса, и все-таки я его беру».[216]216
  Bobby Hillson, в беседе с автором, 11 декабря 2013.


[Закрыть]

Позже Маккуин написал, что Бобби Хиллсон была ему «как мать», «ворчливая, но очень заботливая», а один модный критик написал, что Бобби и Ли составляли «такую же невероятную пару, как великая герцогиня и футбольный фанат-хулиган».

После учебы в колледже Святого Мартина у легендарной Мюриэль Пембертон Хиллсон работала иллюстратором в Vogue. Она присутствовала на показе-«возвращении» Шанель в 1950-х годах. «Интересно вспомнить историю… Тогда на показах можно было увидеть всех, от Марлен Дитрих до Барбры Стрейзанд», – говорит она.[217]217
  «I Taught Them a Lesson», James Sherwood, указ. изд.


[Закрыть] За годы работы в колледже Хиллсон была наставницей лучших и ярчайших будущих дизайнеров – Стивена Джонса, Джона Гальяно, Рифата Эзбека, Джона Флетта и Сони Наттол. «Магистратура в корне отличается от любого другого курса, – говорила Бобби. – Ее цель – научить студентов работать вместе, в команде, как в настоящем доме моды. Так что они изучают не только дизайн одежды, но и дизайн тканей, полиграфический дизайн. Мне не хотелось, чтобы курс был сухим и чисто теоретическим; наша главная цель – повысить профессионализм студентов».[218]218
  Bobby Hillson, в беседе с автором, 11 декабря 2013.


[Закрыть]

Ли вернулся домой взволнованный, предвкушая, как будет учиться в колледже. В то же время он понимал, что родным не по силам внести деньги за его обучение. Тогда плата за магистратуру составляла 1985 фунтов в год. Помогла тетка, Рене Холланд, которая в 1986 году получила небольшое наследство после смерти отца, Семьюэла Маккуина. «Рене имела какое-то отношение к профессии, потому что раньше работала швеей в Ист-Энде, – вспоминает Джанет, сестра Ли. – Она с самого начала увидела в Ли способности, поверила в его талант. Ли, в свою очередь, сшил для Рене пару платьев, и она была безмерно счастлива. Она хвалила крой, была довольна тем, как платья сидят, как они льстят ее фигуре… Так что в колледж Ли поступил с помощью Рене».[219]219
  Janet McQueen, в беседе с автором, 16 января 2014.


[Закрыть]

В октябре 1990 года Ли приступил к занятиям в колледже Святого Мартина. Наверное, впервые в жизни он понял, что очутился на своем месте. «По-настоящему мне нравилась свобода самовыражения; меня окружали сходно мыслившие люди, – вспоминал он позже. – Для меня наступил волнующий период, потому что я понял, что на свете есть и другие такие же, как я».[220]220
  British Style Genius, BBC, октябрь 2008.


[Закрыть] Луиза Уилсон, которая сменила Бобби Хиллсон на посту директора магистратуры по курсу моды, говорила: «Вот что самое прекрасное в школе искусств. Если ты неудачник и ни к чему не пригоден, школа искусств – то место, где тебе будет хорошо». Уилсон тепло вспоминала старое здание колледжа Святого Мартина на Чаринг-Кросс-Роуд. «Попробуйте представить, что вы приехали в старую больницу в России… Или на заброшенный склад, который так и не отремонтировали. Окна там не открывались, полы были покрыты потрескавшимся красным линолеумом, а вместо столов для раскроя ткани в студии стояли старые комоды, на которые положили листы фанеры; они были слишком низкими; во время работы приходилось гнуть спину. И все же там было сказочно».[221]221
  Professor Louise Wilson, в беседе с автором, 14 мая 2014.


[Закрыть]

Центральный колледж искусств и дизайна Святого Мартина, образованный в 1989 году после слияния Центральной школы искусств и дизайна, основанной в 1896 году, и школы искусств Святого Мартина, основанной в 1854 году, – заслужил репутацию заведения, где царил дух культурного радикализма. Среди выпускников колледжа – Люсьен Фрейд, Джон Херт, сэр Питер Блейк, Джералд Скарф, Энтони Гормли, Майк Ли, Джарвис Кокер, П. Дж. Харви и члены группы «Клэш». В ноябре 1975 года «Секс Пистолз» отыграли один концерт в тамошнем баре (тогдашний басист Глен Мэтлок учился в колледже на факультете искусства). Эксперименты не только поощрялись; от студентов их ждали. «То, что вы можете нарисовать, вы можете сделать, – говорила Мюриэль Пембертон. – Нет ничего невозможного, надо только придумать, как воплотить ваши планы в жизнь».[222]222
  «Central St Martins Fashion College Bids Farewell to Charing Cross Road», Tamsin Blanchard, Daily Telegraph, 24 июня 2011.


[Закрыть]

Джон Гальяно, который окончил колледж Святого Мартина в 1984 году, рассказывал в интервью Хэмишу Боулзу: «Там я находился среди скульпторов, художников, графиков и киношников».[223]223
  «No Rules Britannia!», Hamish Bowles, American Vogue, май 2006.


[Закрыть] Студенты собирались в «кофейне Дейва», мрачной комнатке на первом этаже, заставленной грязными пластиковыми столами и продавленными диванами. На седьмом этаже, где помещался факультет изобразительного искусства, находилась душевая, пользовавшаяся дурной славой – там собирались представители нетрадиционной ориентации. «Некоторые студенты с моего курса занимались проституцией в Сохо, – говорит Луиза Уилсон, – и они приводили своих клиентов в душевую».[224]224
  Professor Louise Wilson, в беседе с автором, 14 мая 2014.


[Закрыть] В первый свой день в колледже Ли подружился с однокурсником Саймоном Англессом. Молодые люди, вместе с другими студентами-магистрантами, принимали участие в групповом обсуждении, которое проходило в студии на третьем этаже. Каждый участник представлял «домашнюю работу» и, в присутствии сокурсников и наставников, объяснял свой замысел и обрисовывал целевую аудиторию. Саймон подготовил несколько видов «шотландки», а Ли, которому, очевидно, пришлась по душе мысль воспроизвести клетку разных шотландских кланов, спросил его, как тот достиг результата. «Я подумал, что он совсем маленький, что ему лет четырнадцать – пятнадцать и что он – сын одного из преподавателей, – вспоминает Саймон. – На нем были огромные, отвратительно грязные джинсы клеш и грязноватая винтажная футболка с головой индейца на груди. Он совсем не был похож на других; многие однокурсники из кожи вон лезли, чтобы по ним сразу можно было сказать, что они изучают моду в колледже Святого Мартина. Должен признать, я довольно резко отреагировал на вопрос парня о том, как я готовил свою работу. Как бы там ни было, после меня он вдруг достал свои эскизы, похожие на кукол Барби. Они классно выглядели! Бобби спросила, кого он считает своей идеальной клиенткой, и он ответил: «Кайли Миноуг». Дело было еще до того, как Кайли стала знаменита, и мы с Ли оба расхохотались. Потом Ли представил свою работу, и тогда до меня дошло: «Да ведь он тоже студент!» Помню его рисунки: как курица лапой… Я видел лысых остроносых девушек в водолазках с высокими воротниками, которые закрывали лица… и я подумал: «Ух ты, а ведь любопытно!» С того дня между нами установился тесный контакт».[225]225
  Simon Ungless, в беседе с автором, 24 января 2014.


[Закрыть]

Чем больше Ли и Саймон говорили, тем больше понимали, что у них много общего. Подобно Ли, Саймон был выходцем из рабочего класса и геем; он тоже хотел добиться чего-то в области моды и усердно учился. По словам Англесса, многие их однокурсники отличались поразительной неискушенностью. В то время как они с Маккуином способны были перебрасываться через всю комнату такими именами, как Мартин Маргиела и Хельмут Ланг, словно шариками пинг-понга, некоторые студенты казались полными невеждами в азах моды. Ли и Саймон посмеивались над одним студентом, который упорно называл Версаче «Версайз».

«С первого дня Ли либо любили, либо ненавидели», – утверждает Ребекка Бертон, еще одна однокурсница Маккуина. Она вспоминает день в начале учебного года, когда студенты должны были представить своей группе коллекцию. Ли встал и объявил, что черпал вдохновение у эскимосов – он нарисовал объемные пальто с большими капюшонами из белой кожи. «Работы остальных он критиковал нещадно, говоря: «Фигня получилась, надо было так-то и так-то». Его высокомерие стало поводом для обид; многие считали, что с ним невозможно общаться. А мне он показался милым. Мы поладили, наверное, потому, что оба отличались язвительностью».[226]226
  Rebecca Barton, в беседе с автором, 1 февраля 2014.


[Закрыть]

Ребекка вспоминает, как Ли передразнивал одного однокурсника, который расхаживал по длинному коридору, как по подиуму. Ли «ходил за ним, жеманно виляя задом в своих мешковатых брюках, и хохоча».[227]227
  Rebecca Barton, в переписке с автором по электронной почте, 3 февраля 2014.


[Закрыть] Бартон говорит, что одна из самых характерных черт Маккуина, которая приходит в голову, когда вспоминаешь о нем, – его смех. «Он часто громко смеялся, повизгивая».[228]228
  Rebecca Barton, в переписке с автором по электронной почте, 2 февраля 2014.


[Закрыть] Хотя Ли отталкивал многих студентов магистратуры своей, как им казалось, агрессивностью, сам он весьма болезненно относился к критике в свой адрес. Его однокурсница Адель Клаф вспоминает случай, когда она бездумно раскритиковала плакат, который он нарисовал для рекламы какого-то студенческого мероприятия. «Он нарисовал плакат кое-как, а в подписи допустил ошибки, – вспоминает она. – Я сказала ему: «Своим трудом надо гордиться, иначе из тебя ничего никогда не выйдет». Он промолчал, и я поняла, что зашла слишком далеко. Знаете – то чувство, когда кто-то смотрит на тебя, и ты понимаешь, что нечто подобное ему уже много раз говорили».[229]229
  Adele Clough, в беседе с автором, 28 мая 2014.


[Закрыть] Тони Маккуин вспоминает, как усердно учился его брат. Однажды Ли должен был выполнить какое-то задание, где требовалась вышивка бисером. Маккуин попросил братьев и сестер о помощи: они должны были нанизывать разноцветные бисерины в определенном порядке. Тони ошибся, и Ли сказал, что ему придется начать все сначала. «Ли, да какая разница? – спросил Тони. – Ведь это никому не нужно!» – «Заткнись и делай», – ответил Ли».[230]230
  Tony McQueen, в беседе с автором, 20 октября 2013.


[Закрыть]

Кроме того, Ли подружился с Ревой Мивасагаром, молодым геем, наполовину индийцем, наполовину китайцем. Рева пришел в колледж Святого Мартина на две недели позже остальных, и Маккуин ему вначале не понравился, показался грубияном. Как-то Ли сидел в студии и смотрел слайды с эскизами. Рева подошел к нему. Ли спросил, откуда он приехал; Рева ответил, что вырос в Сиднее. Тогда Ли стал «задавать совершенно идиотские вопросы об Австралии; его голова была набита стереотипами вроде того, что все австралийцы обожают мясо. Потом он заявил: «Не мешай мне, потому что я делаю эскизы». Их дружба расцвела на почве любви к моде. «Большинство дизайнеров ему не нравились, но он любил Хельмута Ланга, Рей Кавакубо и Мартина Маргиелу». Рева вспоминает, как Ли покупал дешевые вещи в магазинах распродаж армейского обмундирования, пришивал на спину газовый лоскут, а спереди добавлял четыре белых стежка и дурачил окружающих, уверяя, что он носит настоящего Маргиелу.[231]231
  Réva Mivasagar, в беседе с автором, 31 января 2014.


[Закрыть] Реве нравилась «творческая энергия Ли, его вдохновение и то, как он представлял себе красоту». Ли, бывало, говорил ему, что они оба «никуда не годятся» – «по правде говоря, я думаю, это больше было связано с тем, что у нас было так мало общего с другими нашими однокурсниками, и нас свел вместе естественный отбор… И у Ли, и у меня была потребность исследовать Лондон, как через выставки, кино, театры, музеи, библиотеки и ночные прогулки, так и через альтернативный образ жизни. Так как мы оба учились на отделении дизайна, нас объединяло то, что мы всегда искали новые формы визуальной стимуляции, так сказать, приманку, конфетку для глаз, чтобы достичь высот творчества».[232]232
  Réva Mivasagar, в переписке с автором по электронной почте, 28 мая 2014.


[Закрыть] Луиза Уилсон, которая во время учебы Ли вначале была приходящим преподавателем, а затем стала директором магистратуры, помнит ненасытное любопытство Маккуина. Однажды в колледж со своими работами – вышитыми шарфами – пришла Джеральдин Ларкин, бывшая студентка, и «Ли подошел взглянуть и буквально забросал ее подробными вопросами о вышивке бисером, – вспоминает Луиза. – Он был очень дотошным и впитывал информацию как губка». Луиза, славившаяся своей несгибаемостью и прямотой, признавала, что Ли – талантливый закройщик. Однако она утверждала, что больше в нем не было ничего примечательного. «Зато, насколько я помню, он пропадал в колледже с утра до ночи; как ни войдешь в мастерскую, он стоит у стола для раскроя ткани и что-то делает».[233]233
  Professor Louise Wilson, в беседе с автором, 14 мая 2014.


[Закрыть]