Текст книги "Ты, которому можно все"

– Ты сказала мне «эй».

– Черт. Простите…

– Нет, – внезапно перебил он. – Я не собираюсь этого прощать, нижняя. Я сегодня был терпелив с тобой, но вижу, что настало время познакомить тебя с дисциплиной. Чуть позже ты получишь наказание.

– Да, мастер, – послушно ответила она, проглатывая комок в горле. Ей было немного обидно. Она так старалась быть послушной, и это была не такая уж сильная провинность – просто спонтанная реакция, вроде шутки.

– Отрой рот, малыш. Расслабься. Я не буду тебя жестко наказывать, если ты будешь стараться, хорошо? – мягко спросил он примирительным тоном, поглаживая ее щеку.

Таня подняла глаза. Его лицо разгладилось, он улыбался и смотрел на нее с нежностью. От сердца отлегло, она улыбнулась в ответ и послушно открыла рот. Ей очень, очень хотелось научиться делать ему приятно.

Снова начиная ласкать его языком, она поймала себя на том, что ей нравился его вкус. Ее тело не на шутку возбуждалось, когда он твердел у нее во рту. И еще ей очень, очень нравилось слушать нежности, которые он шептал.

Это так контрастировало с теми жесткими пошлостями, которыми Миша сыпал, когда трахал ее сзади – в киску и в попу. Сейчас же она слышала только ласковые слова – возможно, потому, что только училась. Он расслаблял ее, гладил по голове, и трахал ее рот очень осторожно, почти ласково… потом внезапно фиксировал и входил глубже, но лишь на секунду. Затем насилие прекращалось, и он снова ласкал ее.

– Умница… ты умница… хорошо. Ты понимаешь, почему я делаю это силой, да? – спросил он после очередного жесткого удерживания в течение пары секунд.

Таня чуть помотала головой, не выпуская его изо рта. По ее щекам текли слезы. Она послушно вылизывала его, брала все глубже, подготавливая себя к новой атаке. Она не знала, почему он учит ее так жестко, не позволяя делать это самой, но понимала, что ее тело просто сходит от этого с ума.

– Потому что мне это нравится, малыш, – прошептал он. – Нравится насиловать это маленькое горлышко. Если бы ты знала, как соблазнительно сейчас выглядит твой ротик и твое заплаканное личико.

Снова сжав ее волосы, он на этот раз вошел до конца и доставил ей несколько мучительных мгновений, не отпуская еще секунду после того, как она испуганно вцепилась в его ногу ногтями.

Жадно втянув воздух, Таня инстинктивно зажала рукой рот, пытаясь усмирить взбунтовавшийся желудок. Когда это удалось, она гневно уставилась на него:

– Ты…

Ответом была резкая пощечина – почти не болезненная, но хлесткая, одергивающая. А затем Миша быстро встал, обошел ее сзади, зажал между ногами. Намотав волосы на руку, он нагнул ее, заставив упереться лбом в пол. Пару секунд она пыталась сопротивляться от неожиданности, но потом поняла, что лучше замереть. У него явно был большой опыт в усмирении сердитых нижних. И он реагировал на все гораздо, гораздо быстрее ее. Он знал, что с ней делать, а она понятия не имела, как вести себя в такой ситуации.

– Ты забыла свои стоп-слова или тебе это нравится? – негромко спросил он, когда она перестала двигаться.

– Нет, мастер.

– Что «нет», нижняя? – холодно уточнил он, стоя прямо над ней, жестко удерживая ее между своими ногами в той же унизительной позе.

– Нет, я не забыла, – делая голос послушным, смиренно ответила Таня.

– Значит, тебе нравится быть моей послушной шлюхой, да?

Тяжело дыша, Таня закрыла глаза. Она была близка к тому, чтобы разозлиться. Но по правде, она так и не смогла разозлиться на него по-настоящему. Просто испугалась. Скорее, она разозлилась на себя – стоило потренироваться дома с каким-нибудь бананом.

– Да, мастер, нравится, – сдалась она. Это было правдой. Все ее тело ныло, желая, чтобы он ее снова трахнул – как минимум все последние полчаса.

– Так я и думал, маленькая паршивка. А теперь иди в угол. На колени. Ты будешь стоять там двадцать минут за то, что неуважительно повела себя со мной. Быть такой дерзкой – никуда не годится, ты должна это запомнить.

– Да, мастер, – упавшим голосом сказала Таня, поднялась на ноги и робко оглянулась. Миша указал ей нужный угол. Голый пол, никаких матрасов.

– Можешь взять подушку для коленей, – сказал он, читая ее мысли.

Сгорая от унижения, она послушно взяла небольшую плоскую подушку, пересекла комнату и встала коленями на нее, лицом в угол. Все ее тело мгновенно стало горячим, реагируя на это острым приступом сексуального возбуждения. И это было хуже всего. Ей не хотелось такого наказания, она предпочла бы снова быть отшлепанной, пусть даже сильнее. Двадцать минут просто смотреть в стену? Так с ума можно сойти от скуки… нет, скорее, от унижения. Что, интересно, в это время собирается делать он?

Ответ она получила быстрее, чем думала.

– Я поставлю мобильный телефон здесь, на подоконнике – так, чтобы он снимал тебя все это время, – сказал Миша из-за ее спины. – И не волнуйся по поводу видео – я удалю сразу после наказания. Но я просмотрю его. Если я выясню, что ты вставала с места, хотя бы шаг сделала в сторону или даже просто отворачивала голову от стены – я прикую тебя на этом же самом месте еще на двадцать минут, ясно?

– Да, мастер.

– Вот и умница. Я пошел в душ, – беззаботно сообщил он. Через пару секунд дверь ванной захлопнулась.

Очень скоро Таня поняла, что ее тело переполнено гневом, злостью, протестом… и возбуждением, до самых краев. Он издевался над ней с помощью простых детских наказаний – и это был самый острый, самый распаляющий опыт из всего, что она до сих пор пробовала в клубе. Ее дыхание сбилось, стоило вспомнить, как он шлепал ее, разложив на коленях. Она очень хотела снова пережить подобное. Ее попка могла бы вынести гораздо больше сегодня. Возможно, она даже хотела ремня.

Интересно, сколько прошло времени? Минута? Две? Двадцать минут… как это вынести?

Таня чуть поменяла позу, когда начали уставать колени, потом снова заерзала – но боялась слишком сильно шевелиться. Ей меньше всего хотелось бы получить еще двадцать минут.

Миша мылся, как ей показалось, целую вечность. Она немного покайфовала, мысленно плавая в воспоминаниях о том, что между ними было. О его вкусе на языке. О порке. Потом о том, как он ее трахал, и снова о шлепках, принуждении, горячем шепоте на ухо.

А потом ей стало совсем тяжко. Она подумала: что, если двадцать минут давно прошли, просто он завис в ванной и забыл о времени?

Когда, наконец, вода в душе перестала литься, ее сердце подпрыгнуло. Сейчас кончится эта мука. И она получит то, что ей нужно: секс и, возможно, еще немного по попе.

Но когда Миша вышел из ванной, он и не подумал объявлять об окончании наказания. Вместо этого он молча сел на один из матрасов справа от нее, в зоне видимости, и принялся копаться в телефоне.

– Мастер, пожалуйста, скажите, сколько мне еще здесь стоять? – умоляюще выпалила Таня, чуть не плача от острого чувства собственной беспомощности, смешанного с возмущением: как он мог доводить ее до этого жалобного тона?

– Пятнадцать минут прошло, осталось еще пять. Кстати, в душе я подумал, что ты ведь дважды мне надерзила, а наказание получила всего за один раз. Так что продлим еще на десять минут, мне как раз нужно кое-в-чем разобраться.

Невозмутимость его тона, вероломность и необходимость торчать у стены еще столько же после целой вечности вызвали такой гнев, что у нее даже в глазах потемнело. Тяжело дыша, Таня проклинала свое тело за немедленную сильную реакцию: клитор даже заболел, а влагалище пульсировало от желания получить его член. Жестко, долго, в любой позе. Но немедленно.

С ее губ против воли сорвался еле слышный протестующий стон – но он услышал. Мгновенно подняв голову, Михаил улыбнулся, и их взгляды встретились.

– Что такое, нижняя? Злишься? Течешь?

Он встал и не спеша подошел к ней, присел на корточки и сжал правый сосок между пальцами – до боли. А затем наклонился к ее уху:

– Ты будешь стоять здесь до тех пор, пока я тебя не отпущу. Злиться и течь, как сучка, потому что ты сама не знаешь, чего хочешь. Как ты думаешь, почему я это делаю с тобой?

– Потому что вам так нравится, мастер, – выдохнула она, закрывая глаза – ее взгляд был переполнен гневом, она не хотела, чтобы он это заметил.

– Верно. Мне очень нравится, когда ты стоишь на коленях и течешь.

Его запах, тепло тела были непреодолимым соблазном. Таня издала умоляющий стон, думая только об одном: пусть не уходит, пусть дотронется до нее еще.

– Тринадцать минут, нижняя. Будь умницей. Тебе тяжело, я знаю. И это мне тоже нравится.

Он выпрямился и как ни в чем не бывало вернулся на свое прежнее место.

Таня тонула в ощущениях. Каждая секунда ощущалась так остро, что в какой-то момент у нее даже закружилась голова, и приходилось прикладывать усилия, чтобы выровнять дыхание, отвлечься, думать о чем-то другом. Она не могла бы злиться на него больше. И хотеть его больше.

Краем глаза она прекрасно видела, что он периодически поглядывает на нее, но затем он увлекался чем-то в телефоне, и ее пронзала вспышка ярости: как он смеет заниматься там чем-то посторонним, пока она стоит здесь на коленях для него? «Он верхний», «он верхний», – успокаивала она себя. – «Он может делать все, что ему вздумается».

Но эта мысль бесила еще больше, и ее глупое тело снова возбуждалось. Оно воспринимало эту беспомощность и долгое наказание только как повод еще больше разогреваться и пульсировать, ныть, жадно изнывать от всепоглощающего желания.

Когда наказание кончилось, и он позволил ей встать, ее ноги подрагивали. Но это не могло сравниться с внутренней дрожью – словно там плясала крышка огромного котла, достигшего предельной температуры.

Она готова была взорваться из-за противоречивых эмоций, раздиравших изнутри. Ей нужно было получить хоть небольшое утешение. Хоть каплю сочувствия, утешения после наказания – возможно, это успокоило бы ее. Но вместо этого он подвел ее к одному из матрасов, уложил на живот и быстро, очень деловито, сковал ей руки своими кожаными наручами, прикрепив их к цепи, которой было оборудовано это место.

Таня все еще могла немного шевелить руками. Она приподнялась, немного поводив ими в разные стороны, чтобы проверить степень свободы, но тут Михаил, стоявший над ней, широко расставив ноги, хмыкнул, наклонился и крепко взялся за ее бедра. В следующую секунду он быстро потянул их назад – и Таня шлепнулась щекой на кожаную поверхность матраса. Теперь ее руки были вытянуты, и вся она оказалась максимально растянута и беспомощна.

– Вот так. И не ерзать, – с явными садистскими интонациями в голосе негромко приказал он. Таня не видела его лица, но слышала улыбку. И предвкушение. По ее телу пошли мурашки. Его голая ступня пропала из поля зрения, но очень скоро перед глазами появилась необычная шлепалка с большим кожаным наконечником, названия которой она не знала, но было похоже на кусок ремня на деревянной ручке.

– Познакомься, – еле слышно сказал он и провел им по ее лицу, еле касаясь. Таня затаила дыхание, внимательно считывая ощущения со своей щеки. Кожа ощущалась твердой и грубой.

Все мысли о том, как она зла на него за стояние на коленях в углу, улетучились. Но возбуждение резко усилилось, подстегнутое страхом: как сильно он собирается выдрать ее этой штукой? Она не сомневалась, что это довольно жесткий девайс, если не смягчать удары.

Миша нарочно не торопился, позволяя ей прочувствовать это волнение в полной мере. В результате эмоции снова достигли такого уровня, что от первого удара по ягодицам она вздрогнула всем телом и вскрикнула. Он усмехнулся, вне всякого сомнения, получая огромное наслаждение от ее реакции – он теперь мог не сомневаться, что полностью овладел ею. Не только ее телом, но и ее мыслями, эмоциями и даже волей.

Порка не была жестокой и слишком сильной, но Таня почти сразу начала кричать – от эмоций, которые теперь выходили наружу. Десять ударов… двадцать… тридцать… по попе, ногам, спине, снова по попе… она бы умоляла его не останавливаться, если бы только не было так лень шевелить языком. Она понятия не имела, сколько ударов в результате получила.

Когда он отбросил эту штуку в сторону и лег на нее, сразу глубоко проникая в киску и принимаясь бешено трахать, она уже почти ничего не соображала. Но ее стоны почти превратились в плач, а потом долгожданный оргазм взорвался сразу везде: в голове, в киске, в животе, в каждой клеточке тела, от макушки до кончиков пальцев.

Он закончил вместе с ней, сильно сжав ее бедра обеими руками. И потом они оба долго лежали рядом, восстанавливая дыхание и способность соображать – пока Михаил не пошевелился и не привстал, чтобы освободить ей руки.

– Спасибо, – тихо сказала Таня, с трудом размыкая веки. Тело плохо слушалось, язык еле ворочался во рту.

– Пожалуйста, – хмыкнул Миша и встал, глядя на нее, распростертую у его ног. – Малыш… ты позволишь пригласить тебя на ужин?

Таня захихикала и дернулась, когда он сопроводил свои слова щекотанием ее живота с помощью пальцев ноги.

– Я принимаю приглашения на ужин только от опасных извращенцев, – ответила она, поднимаясь. Ее покачивало, и Миша протянул руку, помогая ей встать, а затем притянул к себе, обнимая за талию. Их лица оказались так близко впервые. Он опустил взгляд на ее губы, улыбнулся какой-то своей мысли и прошептал ей прямо в губы:

– Так это же я.

Таня тоже улыбнулась. Их губы встретились. Его первое прикосновение было очень мягким, пробующим на вкус, и весь поцелуй получился очень нежным, неторопливым… необычным.

В нем не было лихорадочного предвкушения, дошло до Тани чуть позже, когда она обдумывала, что же такого особенно было в этом поцелуе, почему он показался почти космическим на вкус. Он завершал их секс вместо того, чтобы предварять, не был ни ритуальным, ни распаляющим. Они оба захотели поцеловаться не потому, что дразнили друг друга. А просто потому, что внезапно из ниоткуда появились особенные чувства, которые мог выразить только поцелуй. Чувство необъяснимого родства.

Глава 8
Продолжения не нужно

Макс.

Лиза сошла со сцены почти полностью удовлетворенной. Она обожала, когда он ласкал ее у всех на виду. Макс позволил ей пока расслабиться – шлепнул по попе и отпустил в душ. Он еще не решил, стоит ли играть со своей нижней дальше или лучше отправить ее домой. Что сегодня точно нужно сделать – так это поговорить с Мишей. Просто убедиться, что все под контролем.

Со вчерашнего дня он уговаривал себя почти ежеминутно, что волноваться не о чем, но в голове все равно крутилось одно и то же. В клубе появился предатель. Топорное повреждение проводки обнаружили внутри. Починили, конечно, быстро, но, к сожалению, сразу стало понятно: это мог устроить только человек, который прошел на вчерашнюю вечеринку по членскому билету. А вчера в клубе тусовалось без малого сорок человек.

Если даже исключить Ника, Тому, Лизу и Мишу оставалось еще полно людей. Даже если исключить всех девочек, то останется полно мужчин. Хотя почему надо исключать девочек? Девочка тоже могла…

Скорее, надо исключить всех «старичков» и взять только тех, кто появился за последние три месяца – будет восемь человек. Кто-то из этих людей мог быть шпионом, который записался в клуб не ради сексуальных утех. Насчет трех нижних и одного дома Макс не сомневался, остальных проверит Миша. И, если кто-то из них не слишком активно играл и учился, то им, возможно, будет о чем поговорить.

С другой стороны, рассуждал он, этот ушлепок, который угрожал им, ходил в клуб полгода назад – всего месяц. Тогда и присмотрел себе помещение, изучив его досконально изнутри. Возможно, тогда и нашел себе союзника – с кем-то подружился, узнал, например, что человек терпеть не может Макса по каким-то личным причинам. Или Ника. Мало ли недоброжелателей…

Будучи психологом, Макс не питал иллюзий по поводу человеческой природы. Он знал, что многие члены клуба восхищаются им, большинство так или иначе у него учились. Но оборотная сторона такого положения вещей – ревность. Домы бывали недовольны тем, что все сабы смотрят на Макса и Ника с особым вожделением. А сабы могли быть недовольны тем, что он обходит многих из них своим вниманием, как бы они ни старались его привлечь.

Почувствовав, что снова становится напряженным после небольшого расслабления на сцене, Макс поискал глазами Михаила, не нашел и решительно направился к стойке бара за вискарем. Ему нужно было выпить хоть немного.

Разжившись стаканом с небольшим количеством ароматного напитка, Макс расположился поодаль. Он не хотел отвлекать внимание от Ника с Томой, которые уже начали играть на стойке, и не хотел быть пойманным Лизой за пристальным наблюдением за этой сценой. Он знал, что она ревнует. Она всегда ревновала его, несмотря на то, что сама была такой же полигамной. Жадная эгоистичная сучка… наверное, за это он ее и любил. И за это же любил наказывать. Дисциплина была ей просто необходима.

Воспитательные меры – то самое, чего, возможно, недоставало Томе, лениво размышлял он, наблюдая из-под ресниц, как Ник ласкает свою нижнюю, показывая отличный урок всем зрителям. Его умелые пальцы, казалось, едва касались эрогенных зон – но по реакции Томы было видно, что они касались именно столько, сколько нужно, и именно там, где нужно.

Он совместил ласки с бондажом, закрепив ее руки высоко над головой. Так типично для Ника, лениво размышлял Макс. Нижняя переживает чувство беспомощности и одновременно упивается властью, получая море внимания к себе, любимой. Ее пожирают десятки глаз и, конечно, у нее сейчас есть безраздельное внимание собственного дома, у всех на виду. Но основной фокус внимания зрителей направлен на ее беспомощность, и на то, как Ник ею упивается. Красиво.

Когда палец Ника слегка нажал на клитор, рот Томы широко открылся в беззвучном крике, а Макс с интересом скользнул взглядом по лицам нижних, наблюдавших за сценой. О даааа – тут хватало и страсти, и желания, и ревнивой зависти.

Сардонически улыбнувшись, Макс закрыл глаза и почувствовал, что расслабляется. Тома привыкла к наручникам, жесткой порке, ласкам всего тела. Даже куни для нее не было деликатесом. Удивить ее будет сложно… но он справится. В Теме он всегда на своей территории.

– Мой господин? – тихо спросил рядом Лизин голос, и Макс глубоко вздохнул, просыпаясь. Надо же… он задремал.

Посмотрев сквозь тяжелые ресницы на свою нижнюю, которая тихо опустилась на колени у его ног, Макс улыбнулся. Похоже, он все-таки был неплохим воспитателем. Уж точно лучше Ника, хоть он никогда ему об этом и не скажет. Впрочем, это ведь очевидно – его нижняя, в отличие от Томы, никогда не забывает свое место… почти никогда… Ну, по крайней мере, не у всех на виду.

– Хорошая девочка, – пробормотал он, погладив ее по щеке тыльной стороной ладони. Мысли продолжали лениво плыть в голове, наталкиваясь друг на друга. Неожиданно сильно подействовал вискарь.

– Мурк, – тихо сказала она, потеревшись щекой о его ладонь, а потом – об колено, обтянутое темной джинсовой тканью.

– У меня есть полчаса, нижняя, – предупредил Макс, окончательно просыпаясь. – Идем наверх, я тебя трахну, и ты свободна.

– Да, господин, – тихо ответила она после короткой паузы.

Обычно он принимал это решение на лестнице, глядя на ее зад. Как и куда будет ее трахать. В какой позе. Иногда Макс сам вдруг начинал бояться, что его фантазия истощится, и Лиза начнет скучать. Но потом он удивлял сам себя и снова смеялся над своими страхами. А если сам начинал скучать – то заказывал новые игрушки. Как сегодня. Лиза их терпеть не могла, и это его крайне забавляло.

– Что это? – неожиданно громко спросила Лиза, как только они зашли в комнату. Ее нежный голосок, который она делала еще нежнее, чтобы управлять им, мгновенно превратился нечто вроде скрипа пилы.

Максу пришлось приложить экстраординарное усилие, чтобы не засмеяться. На этот раз его нижняя действительно была шокирована.

Именно на такую реакцию он и рассчитывал, когда затаскивал в комнату эту «дуру» – здоровенного козла для порки. Но не простого, а доработанного по его заказу. Конструкция, которая представляла собой кожаный валик на четырех ногах, дополнилась массой интересных устройств и украшений – металлических, блестящих и пугающих. И не нужно было быть очень догадливым человеком, чтобы догадаться, кому и для чего предстоит на него усаживаться.

– Не волнуйся, это только на случай, если ты будешь плохо себя вести, – ровным голосом сказал Макс, прекрасно зная, что она вскипит от этой фразы еще сильнее. Его нижняя плохо переносила унижение. С интересом наблюдая за участившимся дыханием Лизы и тем, как напряглись ее соски, он не спеша запер дверь и на мгновение взял свою нижнюю за волосы, крепко сжав их:

– Забирайся на кроватку, малыш. Я в душ.

У входа в ванную он намеренно задержался и небрежно бросил:

– Чуть не забыл. Козла не трогать. Я запрещаю тебе приближаться к нему даже на метр.

Заставляя себя не торопиться, Макс чувствовал, как все разогревается внутри – ему хотелось трахнуть свою нижнюю, но еще больше – насмотреться на ее лицо. Он ни секунды не сомневался, что все то время, что проведет в душе, она проведет за изучением «козла».

И очень быстро обнаружит все дополнительные штучки: спрятанные под брюшком зажимы для сосков на длинных регулируемых цепочках, пара внешних проводков, назначение которых она не поймет, и, конечно, стремена для ног и рук. Ей несложно будет представить степень своей беспомощности, когда она окажется на этом устройстве.

Когда он вышел из душа, ее раскрасневшееся сердитое лицо сказало ему о многом. Сверкнув глазами, Макс пересек комнату и с ходу, одним точным движением взял ее за горло, опрокинул и прижал к кровати:

– Я кому сказал: не трогать козла?

– Я не трогала, не трогала!

Лицо Лизы было испуганным, но честным. Глаза округлились, руки беспомощно уперлись в его грудь. Ее напугала внезапная атака. Сердце колотилось, щеки побледнели. Добавим еще.

– Но осматривала, – сузив глаза, загробным голосом изобличал он.

– Да.

– Понравилось?

– Нет! – из-под пушистых ресниц она послала сердитый взгляд, выражение оскорбленной невинности.

– Лгунья.

Слегка размахнувшись пальцами, Макс шлепнул ее по груди свободной рукой, а потом нанес несколько шлепков по животу, бедру – и снова отшлепал грудь, заставляя ее кричать все громче. В последнее время только шлепки по груди по настоящему пугали ее. По груди и по киске. И это было необходимо изменить. Он давно уже не наслаждался старой доброй поркой по попе… для этого ему и нужен был козел. Он хотел добавить ей гораздо, гораздо больше эмоций. Он хотел, чтобы Лиза в них утонула.

Спустив ей трусики до середины бедер, он запустил пальцы в эту влажную мягкость, которая уже сегодня была разбалована донельзя ласками на сцене, и сжал – так, чтобы вскинулась и закричала от боли.

Ее вопль почти оглушил и Макс резко перевернул сучку, уткнув лицом в подушку на пять секунд – пусть задыхается. А затем, приподняв за волосы, на ее судорожном вдохе хорошенько врезал по заду, заставив снова захлебнуться, поднял на четвереньки и расстегнул джинсы. Его член, уже изнывавший от желания, с готовностью уткнулся в теплое влажное местечко. И через секунду уже вошел полностью, ощущая, как ее вагина жадно принимает его, слегка сжимая внутри.

– Маленькая глупышка… которая лжет своему мастеру… будет жестко, жестоко выебана, – задыхаясь, прошептал он ей на розовое ушко, пахнущее взбитыми сливками. Он знал, что это сочетание нежности и грубости безумно ее заводит.

– Да, да, да-аааа, – бесстыдно стонала под ним избалованная сучка. А потом ее стоны перешли в отчаянные вопли, когда он стал действительно жестко и быстро двигаться – за секунду до того, как она кончила, едва не сорвав голос.

Макс позволил ей побыть в этой агонии, двигаясь в прежнем ритме, а затем замедлился, отстранился и мягко перевернул ее – разморенную, влажную, горячую, задрал ноги на плечи и нежно трахал так – еще минут пять, наслаждаясь видом ее разгоряченного, красного лица, разметавшихся по подушке волос, прилипшими к вспотевшей, покрасневшей после груди прядями, мягкого беззащитного живота – чуть-чуть округлого.

Лиза немного поправилась, и ему это нравилось – было, что потискать, было, где ущипнуть. И когда он трахал ее, все это так соблазнительно покачивалось, сжималось и разжималось, что хотелось заниматься этим до утра, как в первый раз…

Почти не заметив, как дошел до пика, Макс, задыхаясь, кончил в нее и почувствовал, что силы вдруг кончились, совсем.

Он перекатился на спину, тяжело дыша. Веки стали очень тяжелыми, и он на пару мгновений закрыл их… только на пару мгновений вдруг захотелось отдохнуть от всего…