Текст книги "Находка на Калландер-сквер"

Леди Балантайн вплыла в холл, очень важная и холодно-надменная.

– Доброе утро, мисс… э… – Она требовательно подняла брови.

Шарлотта встретила этот взгляд открыто, глядя хозяйке дома прямо в глаза.

– Мисс Эллисон, леди Огаста. – Она врала спокойно, без раздумий.

– Да, разумеется. – Неприязнь к этой особе росла. Огаста улыбнулась еле заметной улыбкой. – Мой муж ожидает вас. Полагаю, вы пришли сюда, чтобы помочь ему в канцелярской работе? – Она сделала все, чтобы поставить Шарлотту на место и сразу показать ее положение в доме.

Макс, поймав взгляд хозяйки, послушно направился к библиотеке и открыл дверь.

– Мисс Эллисон. – Его полуприкрытые глаза нахально рассматривали Шарлотту, особо задерживаясь на плечах и талии.

Дверь за ней закрылась. Шарлотта стояла, ожидая, когда генерал поднимет на нее взгляд. Она больше не дрожала от страха. Покровительственный тон леди Огасты превратил страх в гнев.

Генерал Балантайн сидел за огромным столом. Его красивая голова и высокие скулы производили впечатление. В своем воображении Шарлотта нарисовала длинную цепь войн, исторических сражений, в которых ему довелось участвовать: Крым, Ватерлоо, Ла-Корунья, Плесси, Мальплаке[1]1
  Шарлотта обладает либо богатой фантазией, либо хорошим чувством юмора, поскольку генерал мог реально принимать участие лишь в Крымской кампании (1853–1856). Остальные же сражения имели место значительно раньше: битва при Ватерлоо (1815), при Ла-Корунье (1809), при Плесси (1757), при Мальплаке (1709).


[Закрыть]…

Балантайн поднял голову. Обычное формально-вежливое выражение исчезло с его лица, и он стал в упор рассматривать посетительницу. Она в свою очередь рассматривала его.

– Здравствуйте, мисс…

– Здравствуйте, генерал Балантайн. Моя сестра, леди Эшворд, сказала, что я могла бы помочь вам. Надеюсь, так оно и есть.

– Да. – Он встал, все еще рассматривая ее, при этом моргая и хмурясь. – Она сказала, вы интересуетесь военными делами. Я привожу в порядок историю моей семьи, члены которой, за редким исключением, участвовали во всех крупных битвах, начиная со времен правления герцога Мальборо.

Шарлотта пыталась быстро придумать подобающий ответ.

– Вы должны гордиться этим, – честно сказала она. – Хорошо, что вы решили описать эти события, чтобы люди знали. Особенно наши потомки. Ведь те, кто еще помнит наши великие битвы, когда-нибудь уйдут навсегда.

Генерал ничего не сказал, но расправил плечи, продолжая пристально смотреть на Шарлотту. В уголках его рта промелькнула едва уловимая улыбка.

…В это время в остальной части дома царила обычная утренняя суета. Домашняя прислуга, уборщицы и горничные занимались наведением порядка. Огаста наблюдала за работой, потому что ожидала важных гостей к обеду, а также потому, что ей было больше нечем заняться. Было примерно пол-одиннадцатого, когда она принялась искать молоденькую служанку. Негодница оставила слой пыли на рамах картин в прихожей. Серое пыльное пятно осталось на пальце Огасты, а девчонки нигде не было видно.

Она давно знала об одном укромном местечке, где собирались отлынивающие от работы слуги, находившемся между чуланом и кладовкой дворецкого. Леди Балантайн решительно направилась туда. Если девчонка слоняется без дела со слугами или мальчишками на побегушках, Огаста задаст ей такую трепку, что та запомнит ее надолго.

Около двери чулана она остановилась, почувствовав, что за дверью в маленькой комнатушке кто-то есть. Оттуда доносился шепот. Леди не могла не то что расслышать слова, но даже различить, мужской это или женский голос. Затем она услышала шуршание шелка… Шелк на служанке?!

Огаста толкнула дверь, та открылась бесшумно. Сначала она увидела только большие руки в черных рукавах, которые обнимали и покачивали кого-то в корсаже из тафты. Затем над изящными плечиками этого «кого-то» она увидела чувственное лицо Макса, его немного раскосые черные глаза. Он целовал красивую белую шею. Леди узнала эту шейку, этот завиток черных волос… Это была Кристина!

Она бы и врагу не пожелала увидеть такое. Но, слава богу, ни дочь, ни лакей ее не заметили. Сердце в груди судорожно стучало. Огаста поспешно выскользнула из двери. Ее хихикающая дочь в объятиях слуги! Обычно живой ум Огасты был словно парализован. Прошло несколько долгих минут, прежде чем она смогла начать думать, что же ей делать с таким ужасным положением; как уничтожить его, стереть из реальности. Над этим придется поработать, используя все свои ранее приобретенные навыки. Но это надо сделать! В противном случае будущее Кристины окажется разрушено. Какой мужчина из высшего общества, будучи в здравом уме, женится на ней, если об этом станет известно?

Глава 4

Реджи Сотерон сидел у себя дома в библиотеке и смотрел в окно на голые деревья, на Калландер-сквер. Неспешно проплывали серые ноябрьские облака. Первые тяжелые капли дождя застучали по траве. На маленьком столике стоял высокий стакан с бренди. Уютно мерцал графин, отражая огонь камина. При любых других обстоятельствах Реджи был бы совершенно счастлив, но это печальное происшествие в саду поселило в душе постоянное ноющее чувство тревоги. У него не было никаких предположений по поводу того, кто из множества его знакомых бы мог оказаться виновен. В жизни слуг было мало развлечений. Всем известно, что некоторые молодые девушки, особенно приехавшие из деревень немного подзаработать, вовсе не прочь поразвлечься. Но полицейские, которые по своему общественному положению стоят на уровне торговцев или тех же слуг, придерживаются иного мнения о таких развлечениях. Некоторые блюстители порядка, особенно в деревнях, умели закрыть глаза на эти дела. Но в Лондоне полиция, привыкшая иметь дело в основном с преступным миром, уже перестала относиться с уважением к социальному статусу гражданина.

Именно это беспокоило Реджи. Как и большинство, по его мнению, мужчин, он позволял себе в свободное время поразвлечься с красивыми горничными. В конце концов, разве здоровый мужчина, разбуженный утром молодой, здоровой, фигуристой девушкой, склонившейся над ним, не будет введен в искушение? И если она желает, как это неизменно бывает, то зачем сопротивляться? Его жена Аделина была очень хороша собой. Она родила ему троих детей, хотя, к сожалению, мальчик умер. Никакой радости в близости она не находила, с трудом переносила ухаживания мужа и, как ее учили, просто выполняла свой супружеский долг. Горничные же радовались его вниманию, смеялись в ответ на приставания и отвечали в такой манере, которая была немыслима среди женщин высшего света.

Естественно, никто из мужчин не женился на горничных. Каждый знал об этих играх, но все вели себя скрытно и достойно. Никто не хотел быть объектом сплетен, не хотел ставить свою жену в неловкое положение. Существовала огромная разница между реальностью и тем, что можно было вообразить.

Как он уже понял, инспектор мог не осознавать, что такие вещи происходят к удовлетворению всех вовлеченных сторон. Плохо, если этот парень, Питт, докопается до нынешнего увлечения Реджи горничной Мэри Энн. Он может неправильно истолковать происходящее. Девушка была необыкновенной красоты, лучшая из всех, которых Реджи мог вспомнить. И она служила на Калландер-сквер уже три года.

Боже всемогущий! Не может быть, чтобы она действительно… Реджи бросило в холодный пот, несмотря на зажженный камин. Он сделал большой глоток бренди и налил себе еще. «Ради всего святого, успокойся! – сказал он себе. – Вспомни ее тонкую талию, ее нахальную задницу. Она никогда не появлялась в доме с ребенком!» Действительно, не мог же он быть настолько невнимательным, чтобы не заметить такое? Мэри Энн была крупной девушкой. Менялась ли она в размерах так, чтобы это было заметно? Надо признать, что их отношения были очень нерегулярны. Иногда Реджи отсутствовал неделями. Но это ничего не меняет! Кто-нибудь все равно заметил бы! Ему не о чем беспокоиться.

Нужно еще удостовериться, что полиция не придет к ошибочным или вовсе бездоказательным заключениям. Насколько умен этот Питт? Находится ли он под влиянием новых веяний в мире? Некоторые люди, особенно из рабочего класса, бывают жутко узколобы. Их речь и манеры ужасно вульгарны, не говоря уж об одежде. И они абсолютные ханжи, когда дело касается личной свободы. С этими людьми очень трудно иметь дело. Жалко, что такой человек не может быть джентльменом, который понял бы тебя… Ему даже не нужны объяснения.

Предвидя такое положение дел, было бы неплохо поискать на Калландер-сквер других заинтересованных лиц и прийти к какому-то пониманию. Вместе они сумеют держать полицию подальше от себя и не позволят совать нос в их дела.

Приняв решение, Реджи почувствовал облегчение. В это время раздался стук в дверь. Это его удивило. Слуги обычно не стучали. Если они должны были что-то сделать в комнате, обычно входили и делали.

– Войдите, – сказал он и развернул кресло лицом к входу.

Дверь открылась. На пороге стояла гувернантка Джемайма.

Реджи приподнялся, улыбаясь. Красивая девушка, хотя и немного худая. Ему нравились девушки с округлыми задами и пухлыми плечами, но в ней тоже был определенный шарм – ее тонкая кость, а также манера держать голову. Часто он был близок к тому, чтобы положить руку на стройную спину гувернантки, поддавшись ее обаянию и женственности. Но она всегда или уходила сама, или кто-нибудь появлялся в комнате.

Сейчас девушка стояла перед Реджи, глядя ему прямо в глаза.

– Да, Джемайма? – спросил он, заигрывая.

– Миссис Сотерон сказала, что я должна поговорить с вами насчет уроков музыки для мисс Фэйт, сэр. Мисс Фэйт хочет учиться скрипке вместо пианино.

– Хорошо, пусть учится. Вы достаточно компетентны, чтобы учить скрипке? – Какого черта Аделина перекладывает на него такие пустячные дела?

– Да, мистер Сотерон. Но так как мисс Частити уже играет на скрипке, то получается, что мы имеем две скрипки и виолончель. Очень мало музыки написано для такого трио.

– О да, я понимаю. Может быть, Частити понравится играть на пианино?

– Нет, она не захочет. – Джемайма улыбнулась. У этой девушки была очаровательная улыбка, которая так шла к ее глазам. Из нее получилась бы отличная горничная, будь она немного покрепче.

– Пришли ее ко мне, я изменю ее желание. – Реджи откинулся назад в кресле и вытянул ноги поближе к огню.

– Хорошо, сэр. – Джемайма повернулась и пошла к двери.

Великолепная походка, прямая спина, высоко поднятая голова. Она была из тех деревенских девушек, которые ходили, покачивая бедрами. Джемайма навевала мысли о чистом небе, высоко плывущих облаках, легком ветерке с побережья. Сотерон любил об этом мечтать, расслабившись в зимнем кресле или рассматривая хорошие картины. Джемайма дразнила воображение.

Прошло целых пять минут, прежде чем явилась Частити.

– Войди, – улыбнулся Реджи, чуть приподнявшись в кресле.

Девочка подчинилась с самым серьезным выражением лица. Благодаря уложенным назад волосам ее глаза казались широко распахнутыми.

– Садись, – предложил Реджи, указывая на кресло напротив.

Вместо того чтобы примоститься на краешке кресла, подобно другим детям, Частити забралась с ногами и свернулась в клубок, как кот. При этом она ухитрялась напускать на себя строгий вид и ждала, пока дядя заговорит.

– Не хочешь ли ты научиться играть на пианино, Частити? – спросил он.

– Нет. Спасибо, дядя Реджи.

– Играть на пианино очень полезно. Ты можешь играть и петь одновременно. А если ты играешь на скрипке, ты не можешь в то же время петь, – отметил он.

Девочка приподняла голову и внимательно посмотрела на дядю.

– В любом случае я не умею петь, – со всей откровенностью заявила она. – Так что не имеет значения, на чем я играю. – Она немного поколебалась, глядя на него и собираясь с мыслями. – Фэйт умеет. Она поет очень хорошо.

На это утверждение Реджи нечего было возразить, племянница победила. И он понимал, глядя в ее блестящие честные глаза, что она знает это.

– Почему бы Фэйт не играть на виолончели? – Частити пользовалась плодами своей победы. – Тогда Пэйшенс могла бы научиться играть на пианино. Она и поет хорошо.

Реджи посмотрел на племянницу сквозь прищур:

– А если я велю тебе играть на пианино?

– Я не сумею как следует играть, – сказала она решительно. – Поэтому из нас не получится слаженное трио, и нам всем будет стыдно.

Сотерон прикрыл глаза и налил себе еще бренди, любуясь цветом напитка, напоминающим дымчатый топаз, сияющий в свете каминного огня.

– И будет очень жаль, – задумчиво добавила Частити. – Потому что тетя Аделина любит, когда мы иногда играем для ее гостей на вечерних приемах.

Он встал. Ему хотелось попробовать другой подход, а именно подкуп. В это время вошел слуга и объявил о приходе инспектора Питта.

Реджи про себя выругался. Он еще не выработал план защиты. Частити еще уютнее устроилась в глубине кресла. Он посмотрел на нее:

– Ты можешь идти, Частити. Мы с тобой обсудим это в другой раз.

– Но ведь пришел тот полицейский с торчащими вихрами на голове, дядя Реджи. Он мне нужен.

– Что?

– Он мне понравился. Можно остаться и поговорить с ним? Возможно, я смогу сказать ему что-то ценное.

– Нет, нельзя. Ты абсолютно ничего такого не знаешь, что могло бы оказаться для него полезным. Давай-ка иди наверх и пей свой чай. Уже становится темно. Время для чаепития.

Девочка неохотно вылезла из кресла и поплелась к выходу, где стоял Питт, придерживая для нее приоткрытую дверь. Затем остановилась, задрала голову и посмотрела на него.

– Добрый вечер, мисс Сотерон, – поздоровался он с ней, как со взрослой.

Частити присела в легком реверансе, на губах промелькнула едва уловимая улыбка.

– Добрый вечер, сэр.

Она снова выразила желание остаться, но Реджи в очень резкой форме попросил племянницу покинуть кабинет. С видом оскорбленного достоинства Частити выплыла из комнаты. Учитывая тот факт, что она все еще носила короткую юбочку и передничек, это выглядело довольно забавно. Питт закрыл за ней дверь.

– Извините меня. – Реджи был сама любезность. – Трудный ребенок.

Он посмотрел на лицо Питта, затем на его старомодную, скорее даже неопрятную одежду – и сразу же принял решение быть предельно откровенным и попытаться сделать инспектора союзником. Или, по крайней мере, доверенным лицом.

– Детям свойственно неправильно понимать происходящее, – продолжал он с улыбкой. – Как, впрочем, и многим людям. Но все же я полагаю, что вы, как опытный человек, многое повидавший в жизни, сумеете отделить правду от лжи. Хотите бренди? – Жаль тратить дорогое бренди на полицейского, который вряд ли способен отличить его от того, что продается в любом баре. Но это может быть хорошее капиталовложение на будущее.

Питт поколебался, но затем согласился.

– Садитесь, – предложил Реджи широким жестом. – Гнусное дельце. Вам не позавидуешь. Чертовски трудно вычленить правду из всех показаний.

Взяв бокал, инспектор улыбнулся.

– Служанки вечно что-нибудь выдумывают, – продолжал Реджи. – Это естественно. Чтение дешевых романов, слишком богатое воображение… Никогда не думал, что это может привести к такой развязке.

Продолжая потягивать бренди, Питт вопросительно поднял брови.

Реджи рискнул перейти к решительным действиям – так сказать, взять быка за рога. Казалось, этот парень согласен со всем, что он говорил до сих пор. Лучше заранее предупредить его о слухах, с которыми он может столкнуться в помещении для прислуги, куда, без сомнения, отправится через некоторое время.

– Их легко понять, – развивал он свою мысль, пытаясь шутить без снисходительного тона. – Я полагаю, у бедных девушек мало возможностей развлечься. Человек, не обделенный умом, находясь в таких условиях, смертельно заскучал бы. Непременно захотел бы приукрасить события. Вы так не думаете?

– Это могло бы повредить следствию, – кивнул Питт, устремив взгляд на Реджи.

«Приятный парень, – подумал Сотерон. – Будет несложно внушить ему мысль, что не следует брать в расчет неприятные для меня слухи».

– Вполне, – сказал он. – Я рад, что вы понимаете. Осмелюсь предположить, что вы уже сталкивались с подобными ситуациями. Часто ли приходится расследовать подобные дела?

Инспектор сделал еще один глоток бренди.

– Навряд ли. Тем более в таком районе.

– Я тоже так думаю. И слава богу, не правда ли? Наверное, вам и раньше доводилось общаться со служанками, которые попадали в неприятности такого рода. А? – Он засмеялся.

Питт посмотрел на собеседника безо всякого выражения, что для него, человека с весьма подвижными чертами лица, было нетипично.

– У всех людей бывают проблемы, – согласился он.

– Ну да… Но вы же понимаете, о каких неприятностях я говорю. – Реджи на мгновение даже усомнился, не совсем ли глупый человек перед ним. Возможно, с ним надо говорить более внятно. – Дети некоей служанки, которая обнаружила, что она ждет младенца от мужчины, не желающего на ней жениться. Или даже, более того, она вообще не знает, кто этот мужчина. А?

Инспектор посмотрел на него с любопытством:

– Девушка подобного склада характера находится в вашем доме, сэр?

– О боже, нет, конечно! – возмутился Реджи. И тут он понял, что этой вспышкой расстроил свои планы. – Я хочу сказать, что не знаю об этом. Но такое может быть следствием только одной ошибки! Возможно, романтически настроенная девушка полагает, что она лучше, чем есть… или… ну… – Он сбился, не зная, что еще добавить.

– Вы думаете, что такая девушка может… – Питт подбирал правильную фразу, – превратить свои мечты в дело и затем ненамеренно совершить ошибку.

– Правильно! – Реджи был доволен. Наконец-то парень, кажется, осознал, чего он от него хочет. – В точку! Вы поняли, что я хотел сказать, и изложили мои мысли правильными словами. Было неловко говорить об этом, не правда ли?

– В самом деле, – согласился инспектор. – Будет так же трудно это доказать или опровергнуть. – Он простодушно засмеялся, и Реджи почувствовал себя очень неуютно. В этом-то и заключалась грубая правда.

– Должны быть законы против такого вида… безответственности, – разгорячился хозяин дома. – Добропорядочный человек должен иметь возможность защитить себя!

– Законы есть, – мягко подтвердил Питт. – Клевета и все такое. Всегда можно обратиться в суд.

– Суд! Не говорите абсурдных вещей, уважаемый! Вы когда-нибудь слышали о человеке, который подал в суд на свою служанку за то, что она сказала, будто он спал с ней? Он станет посмешищем для всего общества!

– Вероятно, потому, что в большинстве случаев это будет правда. – Инспектор любовался шоколадным оттенком бренди в стакане. – И никто не поверит в невиновность этого человека. Так что он должен быть предельно осторожным.

Реджи взмок и почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Должен быть закон или какое-то иное средство, чтобы предотвратить подобное! Вы не можете разрушить жизнь человека просто так! Это чудовищно! – От ярости он хотел было щелкнуть пальцами, но мокрые подушечки лишь скользнули одна об другую. – Черт побери! – выругался он в отчаянии.

– Я согласен. – Питт допил остатки бренди и поставил стакан на стол. – Надо быть очень осторожным, подвергая сомнению честное имя другого человека. Конечно, клеветника можно заставить возместить моральный ущерб, но это не исправит вреда, нанесенного репутации. Урон может быть колоссальный.

Реджи взял себя в руки, по крайней мере внешне.

– Я немедленно уволю без рекомендаций любого слугу, про которого узнаю, что он болтает лишнее или распускает злобные слухи, – решительно заявил он.

– Без рекомендаций, – повторил Питт и погрустнел.

Сотерон посмотрел на него с непониманием и подумал: «Странный парень, немного ненадежный».

– Обязательно! – сказал он вслух. – Мужчина или женщина, которые ведут себя подобным образом, представляют угрозу и не подходят для работы в доме. Полагаю, вы разделяете мое мнение. Ведь получается, что раньше он или она уже попадали в скандальные ситуации, верно? В конце концов, это преступление. Преступление, совершенное в вашем доме, не так ли?

Питт не спорил. Вместо этого он попросил разрешения поговорить со слугами снова и, получив его, вышел из комнаты.

Только вечером, спустя много времени после ухода инспектора, Реджи начал волноваться и задавать себе вопрос: а зачем Питт приходил к нему утром? Возможно, этот зануда просто увидел бутылку бренди и огонь в камине и устроил себе несколько минут отдыха. Трудяги часто так делают. Позволь им не работать – и они ухватятся за такую возможность обеими руками. Но упрекать их за это все же не следует. У них скучная серая жизнь. Никаких радостей и развлечений. Он бы на их месте поступал точно так же.

После ужина та же мысль стала беспокоить его опять. Зачем этот гнусный тип приходил к нему? Вдруг он услышал какую-то сплетню? Нужно покончить с этим до того, как началось разбирательство. Если ему, Сотерону, предъявят подобного рода обвинения, он может сделаться извечным объектом насмешек, шутом гороховым. Возня в кровати с горничной считалась совершенно приемлемой – наверное, половина Лондона развлекалась подобным образом, – но вести беседы на эти темы совершенно не принято. Скрытность и хороший вкус – вот главные характеристики джентльмена. Есть некоторые проступки, о которых все знают, но которые не принято обсуждать. Удовлетворение своих аппетитов с помощью горничных – один из подобных грешков, и поступать так совершенно естественно для мужчины. Тут и комментировать нечего. Но если ты узнал о том, что кто-то этим занимается, из постороннего источника, а не на основании собственных выводов, данная информация должна оставаться при тебе. Иначе это будет вульгарно и неуважительно по отношению к другому. Более того, это считается признаком дурного вкуса. Лучше всего пресечь всю эту историю на корню.

Стояла очень приятная погода для конца ноября, и вечером Сотерон решил пройти через площадь и навестить Фредди Больсовера. Он здравомыслящий человек. К тому же предполагается, что доктора проникают в суть вещей и знают человека изнутри, а не только со стороны его внешней оболочки.

Фредди находился в дальней комнате и слушал, как Софи играет на пианино. Когда Реджи вошел, он быстро встал и широко улыбнулся. Это был высокий, стройный молодой человек с честным открытым лицом и с хорошими манерами. Чувствовалось надлежащее воспитание. Он прекрасно подходил Софи.

– Реджи, рад тебя видеть! Я надеюсь, ничего плохого? Выглядишь ты недурно.

– Чудесно, чудесно! – Реджи на мгновение стиснул его ладонь и отпустил. – Добрый вечер, Софи, дорогая! – Он поцеловал женщине руку почти у локтя, слегка ее сжав. Лакомый кусочек, по-своему хороша, и волосы красивые, лучше, чем у Аделины. Впрочем, тело худое, плечи немного костлявы и грудь недостаточно полная, что не соответствует вкусу Реджи. – Как поживаете? – спросил он, закончив беглый осмотр.

– Очень хорошо, – ответила Софи, и Фредди согласно кивнул.

– Старина, у меня проблема в другой области. – Реджи бросил взгляд на Софи, намекая на то, что намечается мужской разговор и даме следовало бы вежливо удалиться.

Доктор кивнул жене, и Софи, сославшись на тут же придуманную причину, встала и ушла.

Фредди снова сел, вытянув ноги к огню. Это была замечательная комната. Реджи знал об этом со слов Аделины, которая рассказывала ему, что вся мебель в комнате и драпировки – новые и соответствуют последнему писку моды. Он сделал глоток портвейна, которым его угостил Фредди. Портвейн был восхитителен на вкус и чертовски стар.

– Ну? – требовательно спросил Больсовер.

Реджи насупился. Он пытался сформулировать проблему таким образом, чтобы не выдать себя. Фредди хороший друг, но незачем говорить ему нечто, что ему не следует знать.

– Полицейский снова тут вынюхивает? – спросил он, глядя в потолок.

Светлые брови Фредди удивленно изогнулись.

– Понятия не имею. Полагаю, он обязан допросить слуг. Сам я его не видел, но мне и сказать ему нечего. Я не слежу за романтическими делишками, которые творятся в помещении для слуг. – Он рассмеялся.

– Разумеется, – кивнул Реджи. – Никто не следит. Но не приходило ли тебе в голову, какой ущерб они могут нанести своими сплетнями, которые распускают в присутствии инспектора? Я говорил с этим парнем из полиции. Вежливый, но не джентльмен. Заражен всеми этими новыми идеями о рабочем классе. Слуг в своем доме никогда не держал. Не считая женщины, нанятой для тяжелой работы… – Он замолчал, не будучи уверен, что Фредди следит за его мыслью.

– Ущерб? – Доктор выглядел озадаченным. – Ты подозреваешь, они могли сказать полицейскому какую-нибудь глупость или наврать?

– Вот именно. Ты только подумай, Фредди! Ну кто из нас откажется ущипнуть круглую попочку, поцеловать хорошенькую горничную, развлечься… Не так ли?

Приятные воспоминания отразились на лице Фредди.

– О, конечно! Ты беспокоишься о Долли… так, кажется, ее звали?

Реджи почувствовал себя неуютно. Он-то надеялся, что Фредди забыл эту неприятную историю. Долли умерла, вся история осталась в прошлом. Да, все это весьма печально. Бедной девушке не следовало делать нелегальный аборт на задворках Лондона. Он бы позаботился о ней, нашел бы ей какое-нибудь место в деревне, где ее никто не знал. Естественно, подальше от Калландер-сквер. Ей не следовало паниковать и идти на такое. Вряд ли кто-то мог сказать, что в этом была вина Сотерона. Тем не менее он все-таки хотел, чтобы Фредди забыл об этом. В тот момент ему пришлось обратиться к Больсоверу. Девушка умирала в доме Реджи, и не было времени пригласить дежурного врача. Поблизости оказался только Фредди. Он остался с Долли один на один, перед тем как она умерла. Реджи даже не мог предположить, что она могла набормотать ему тогда. Остается надеяться, что доктор не поверил ее словам.

– Да, – сказал он, опомнившись. Больсовер все еще ждал ответа. – Да, Долли. Но эта история не имеет ничего общего с нынешней. Она произошла много лет назад. Бедная девочка, уже четыре года, как она мертва! Однако ты же знаешь слуг, они приукрашивают любые события. Если этот парень начнет задавать им вопросы, некоторые глупые девчонки могут вспомнить то, что вспоминать не следует. Могут сказать, что я волочился за ней. Полицейский может услышать гораздо больше, чем было на самом деле.

– Вполне вероятно, – согласился доктор. – Мы не можем ожидать понимания от таких типов.

– Нам всем придется несладко при таком раскладе, – продолжил Реджи. – Разразится скандал. Площадь приобретет плохую репутацию, мы все пострадаем. Нас сотрут в порошок, забросают грязью. Ты меня понимаешь?

– Вполне. – Лицо Больсовера омрачилось, когда он окончательно понял, что Реджи имел в виду, говоря о плохой репутации площади. – Да.

Реджи интересовало, понял ли Фредди, какой вред причинит такая огласка его идущей в гору профессиональной карьере, которая сильно зависела от репутации честного доктора, который умеет хранить медицинскую тайну. Нужно ли разъяснять ему это на словах? Он решил деликатно намекнуть:

– Проблема в том, что все здесь друг друга знают. Чертовы бабы каждый вечер собираются посплетничать…

– Да. – Приятное, красивое лицо Фредди сморщилось. – Да. Лучше пресечь все это в зародыше. Небольшие усилия с нашей стороны прекратят разговоры, они станут беспочвенными. Возможно, имеет смысл попросить дворецкого заранее прорепетировать со служанками все ответы на вопросы, которые этот парень, Питт, вскоре может им задать.

Реджи облегченно вздохнул:

– Дьявольски хорошая идея, старина. Это и есть решение проблемы. Я поговорю с Добсоном, дабы убедиться, что ни одна из женщин не обижена. – Он слегка улыбнулся. – Что ты думаешь об этом? Спасибо, Фредди. Ты славный парень.

– Вовсе нет. – Фредди улыбнулся в ответ, не вставая с кресла. – Хочешь еще портвейна?

Реджи уселся поудобнее и наполнил стакан.

На следующий вечер Сотерон подумал, что для усиления их позиции неплохо было бы осторожно поговорить также с Гарсоном Кэмпбеллом. В конце концов, Кэмпбелл светский человек, он знает, как делаются дела.

На улице было промозгло, шел противный дождь со снегом. Несколько раз Реджи выглядывал в окно. Мерзкая темень, сырость, падающие листья и тротуары, сверкающие под светом газовых фонарей… Затем оборачивался, смотрел на огонь в камине и думал о том, что можно нанести визит и завтра. Но тут же вспоминал, что этот проклятый полицейский завтра снова будет ошиваться в помещении для слуг, и кто знает, что они ему наговорят! Тогда уже ничего нельзя будет поделать.

Бросив прощальный взгляд на свое уютное кресло, он сделал два глотка бренди, взял пальто из рук слуги и вышел на улицу. Меньше двухсот ярдов отделяло его от цели, но к тому времени, как Реджи достиг порога дома Кэмпбелла, он весь продрог. Возможно, не столько от холода, сколько от тревожных мыслей.

Слуга Кэмпбелла открыл дверь, и Сотерон вошел, на ходу сбросив пальто с плеч. Слуга едва успел подхватить его.

– Мистер Кэмпбелл дома? – спросил Реджи.

– Я сейчас узнаю, сэр. – Это был заготовленный ответ. Конечно, слуга отлично знал, дома ли Кэмпбелл; он просто хотел, чтобы Реджи увидел его вышколенность.

Посетителя провели в маленькую столовую, где еще тлели последние угольки догорающего огня. Сотерон повернулся к камину спиной, чтобы согреть озябшие ноги. Так он стоял до тех пор, пока не вернулся слуга и не сказал, что Кэмпбелл хочет его видеть.

Его провели в гостиную. Гарсон стоял у огня, который уже наполовину прогорел в камине. Это был коренастый мужчина, довольно длинноносый. Красавцем его никак не назвать, хотя и уродом он не был. Его шарм заключался в том, что держался он с редким достоинством и обладал утонченными манерами.

– Привет, Реджи, – сердечно поприветствовал он. – Должно быть, какие-то неотложные дела заставили тебя оторваться от теплого камина в такой ужасный холодный вечер. Что бы это могло быть? Закончился портвейн?

– Дворецкий был бы немедленно уволен, если бы такое случилось, – ответил Сотерон, встав поближе к огню рядом с Кэмпбеллом. – Отвратительная погода. Ненавижу зиму в Лондоне. Впрочем, зима в деревне еще хуже. Культурный человек должен уезжать во Францию. Хотя французы – толпа варваров, верно? Совершенно не умеют себя вести. В Париже погода такая же ужасная, как и здесь, а на юге абсолютно нечего делать!

– Ты когда-нибудь задумывался о зимней спячке? – Кэмпбелл саркастически поднял брови.

У Реджи мелькнула мысль, что над ним смеются, но это его не обеспокоило. Кэмпбелл имел привычку подшучивать по любому поводу. Это было в его манере. Кто знает почему? Люди оттачивают свои манеры по разным причинам, а Реджи было трудно обидеть.

– Частенько, – сказал он с улыбкой. – К сожалению, постоянно приходится следить за текущими делами, так уж устроена жизнь. Как тебе эта ужасная история о младенцах, найденных в саду на площади? Грязное дельце.

– Верно, – согласился Кэмпбелл. – Но вряд ли оно имеет к нам какое-то отношение. Мы ничего не можем поделать с этим. Разве что более внимательно относиться к слугам в будущем. Полагаю, мы должны постараться помочь девушке в том случае, если выяснится, что ребенок оказался мертворожденным. Найти ей место в деревне, где никто об этом не будет знать. У меня есть масса родственников, которых можно было бы уговорить принять ее.