Текст книги "Находка на Калландер-сквер"

– Не совсем верно. – Реджи подобрался еще ближе к огню.

«Почему бы этому паршивцу Гарсону не предложить мне выпить?» Он взглянул на Кэмпбелла и увидел, что тот насмешливо изучает его сквозь прищур голубых глаз. Чертов парень знает, что Реджи хочет выпить, и специально не предлагает. Отвратительное чувство юмора у досточтимого Гарсона Кэмпбелла.

– Итак? – хозяин дома ждал продолжения.

– Я немного беспокоюсь насчет полиции. – Сотерон избегал его взгляда и делал вид, будто знает что-то такое, чего не знает Кэмпбелл. – Вынюхивает что-то среди слуг. Не знаю, насколько ответственны эти полицейские. Обычный парень из рабочего класса, естественно. Распускает разные слухи, не осознавая, какой вред он может нанести. Фредди со мной согласен.

– Фредди?

– Видел его вчера. – Реджи сказал это так, словно речь шла о чем-то обыденном. – Он растолковал, насколько неприятно это может оказаться для всех нас. Начнутся разговоры, будто здесь живут личности сомнительного поведения, держат безнравственных слуг… И вообще мы станем образцом дурного вкуса. Ты знаешь, это нехорошо. Не хочется быть предметом насмешек, даже если это только предположения.

У Кэмпбелла уголки рта поползли вниз.

– Хорошо. Я принимаю твою точку зрения. – Его голос слегка дребезжал. – Трудная ситуация. Даже если люди не верят в это, они начнут делиться слухами друг с другом. Будут считать наше присутствие в клубе оскорбительным, будут смеяться над нами… – Его лицо потемнело. – Отвратительная неприятность! Какая-то идиотка, которая… – И тут его гнев вдруг прошел. – Так уж устроен мир. Бедная потаскушка. Кстати, зачем ты пришел ко мне, кроме того, чтобы выразить соболезнование?

Реджи глубоко вздохнул:

– От простого соболезнования немного пользы.

– Совсем никакой, – согласился Кэмпбелл.

– Нужно предотвратить неприятности до того, как они начнутся.

На лице Кэмпбелла в первый раз отразилась заинтересованность.

– Тайно поговорить с дворецким или с домоправителем, чтобы они побеседовали с остальными слугами. И проследить за тем, чтобы тот или другой присутствовали во время общения полицейского со слугами. Они должны убедиться, что не было сказано никаких глупостей. Вполне естественно, как думаешь? Не допускать никакого давления на молодых слуг, защищать их…

Кэмпбелл нагло рассмеялся. Слова приятеля явно его позабавили.

– О, Реджи, не ожидал от тебя такой остроты ума или, лучше сказать, такого здравого смысла.

– Так ты примешь меры?

– Мой дорогой друг, в моем доме уже все знают, что пустая болтовня будет стоить им средств к существованию. Но я должен признать, что нужно еще раз объяснить дворецкому и домоправителю, чтобы кто-то из них присутствовал, если, как его зовут… Питт… снова вернется. Лично я думаю, что они, вероятно, бросят это дело после нескольких показательных попыток расследования. В конце концов, кому есть дело до того, что какие-то служанки родили двух мертвых младенцев? Вряд ли стоит поднимать шум в таком престижном районе, как наш. Этот парень поймет, что он не сможет найти ничего серьезного и лишь обидит многих людей, которые, в свою очередь, могут превратить его жизнь в сплошной кошмар, если он что-то обнаружит. Не расстраивайся, Реджи. Они немного побегают вокруг, чтобы выказать рвение, и тихо позволят этому делу умереть. Хочешь стакан портвейна?

Прошло некоторое время, пока Реджи переваривал идею Кэмпбелла, потом вдруг понял, что тот наконец-то предложил ему выпить.

– Да, – согласился он снисходительно. – Спасибо. Это очень любезно с твоей стороны.

– Не за что. – Кэмпбелл посмеялся про себя и пошел к журнальному столику за графином.

Огаста знала о недомогании Кристины, но сначала не придала этому особого значения, разве что посочувствовала. Леди полагала, что дочь съела или выпила что-то не то и организм среагировал таким образом. Но, увидев Кристину в руках этого гнусного слуги Макса, она вспомнила про недомогание дочери с бо́льшим беспокойством. Когда оно случилось снова неделей позже и леди Балантайн услышала от горничной, что Кристина решила утром полежать подольше, она поняла, что это сигнал тревоги.

Огаста не хотела, чтобы генерал Балантайн узнал об этом. Толку от него все равно никакого – если, конечно, ее самые худшие предположения подтвердятся. Если же ничего подобного нет, то нет и причин его тревожить.

Они с мужем завтракали в столовой, когда горничная сообщила ей о Кристине. После минутной молчаливой паники она вежливо поблагодарила женщину и велела ей вернуться к Кристине и заботиться о ней. Затем она попросила генерала передать ей апельсиновое варенье, чтобы намазать на хлеб.

– Жаль, – сказал генерал, передавая супруге баночку с вареньем. – Бедная девочка! Надеюсь, ничего серьезного. Хочешь послать за доктором? Всегда можно попросить Фредди заскочить, если она не хочет создавать шум.

– Он ничем не сможет помочь при расстройстве желудка, – спокойно ответила Огаста. Последнее, чего она сейчас хотела, – это визит доктора. – Фредди хороший врач, но он вряд ли чем-то поможет. Осенью всегда бывают какие-нибудь эпидемии. Я прикажу кухарке сделать ей травяной чай. Без сомнения, он принесет ей пользу, как и любое другое лекарство. Я уверена, через день или два это пройдет.

Генерал посмотрел на жену с легким удивлением, но, вместо того чтобы возразить, продолжил есть жаркое из почек, бекон, яйца и поджаренный хлеб.

Когда Огаста закончила завтрак – не спеша, так, чтобы не показать, что куда-то торопится, и чтобы не привлечь ненужное внимание, – она извинилась и пошла наверх.

Если нет причин для тревоги, тем лучше, но если ее худшие страхи оправдаются… Она вспомнила, как ее дочь и лакей ласково касались друг друга в чуланчике, как руки дочери нежно гладили шелковое платье на талии… А это действительно было. Тогда ей срочно нужно думать о том, как с этим поступить. Холодная дрожь пробежала по телу Огасты.

Если и есть надежда на разрешение ситуации, то только путем немедленных действий. С каждым дополнительным днем поиск этого решения будет даваться все труднее.

Женщины послабее давно бы сдались, но даже ее враги – а у нее их было несколько – никогда не отрицали, что Огаста очень сильная женщина. Но если она не добьется успеха, то Кристину ожидает жизнь, полная несчастий. Иметь незаконнорожденного ребенка считается грехом в обществе, в котором Кристина жила, в котором выросла и к которому принадлежат все ее друзья. Это единственное общество, к жизни в котором она приспособлена. И оно никогда не простит ей полностью ее грех. Конечно, можно было бы, действуя с особой осторожностью и раздавая деньги в нужных местах и нужным людям, придумать правдоподобную легенду, увезти дочь из Лондона на какой-то срок, чтобы она родила в деревенском поместье, и отдать ребенка на воспитание преданной женщине. Все это требует некоторой изощренности, но вполне возможно. Наверняка это уже делали другие. Кристина не первая и не последняя девушка, оказавшаяся в столь затруднительном положении.

Но если бы только это было единственной проблемой!

Еще был Макс – честолюбивый и жестокий тип. Конечно, она понимала с того самого дня, когда наняла его на работу, что главная его цель – самосовершенствование. Она решила, что эти качества сделают его отличным слугой. Честолюбивые мужчины обычно хорошие работники. Макс подтвердил это правило. Он с уважением относился к своей работе, вел себя безукоризненно, был пунктуален и очень вежлив. Огаста получала много похвал в его адрес. Но сейчас она упрекала себя за свою недальновидность. Следовало предположить, что человек с такими амбициями пойдет на все, чтобы добиться своей цели. И если надо, соблазнит для этого дочь своего хозяина. Огаста и мысли не допускала, что там могла быть какая-то любовь, взаимная или с одной стороны. Ей следовало получше присматриваться к дочери, она должна была бы увидеть эту слабость и вовремя защитить девочку. Иначе для чего нужны матери?

Макс приготовил мощное оружие, и это оружие – распространение слухов. Слухи – это безупречный, медленно действующий яд. Если он решит использовать его, то репутация Кристины будет разрушена. Ни один мужчина из приличного общества не женится на ней, вне зависимости от величины предлагаемого приданого. На рынке невест более чем достаточно красивых молодых женщин, а Кристина не обладала никакими особенными достоинствами, которые перевешивали бы репутацию потаскухи. Быть интеллектуальной – это одно, но быть проституткой и иметь ребенка от лакея – совсем другое. Единственный мир, который она знала и в котором способна жить, станет для нее таким же недостижимым, как Банк Англии.

Макса нужно заставить замолчать. Не взяткой, нет. Уступив ему однажды, они станут его заложниками на всю оставшуюся жизнь. Его угрозам должна быть противопоставлена угроза равной силы. Не только ради Кристины, но ради всей семьи. Ради генерала, ради молодого Брэнди, ради нее самой. Если Брэнди влюбится в достойную девушку, ни одни родители не позволят своей дочери войти в семью, в которой находится такая, как Кристина.

Леди Огаста уже приблизилась к комнате дочери, когда худшая из всех возможных мыслей пришла ей в голову. Она чуть не упала в обморок от ужаса. Макс состоял у них на службе шесть лет. Огаста искренне считала, что, если бы такая кошмарная вещь случалась раньше, она бы об этом узнала. А что, если нет? Поверит ли этому полиция? Как они могли допустить это? Ей показалось, что этот молодой инспектор Питт необыкновенно умен. Он будет продолжать следствие, допросит Кристину. Возможно, даже раскроет, что это был Макс, и вытащит из него все грязные факты. Что тогда он подумает о тельцах, найденных в саду на площади? Что она сама будет думать?

Огаста постучала и, прежде чем дочь ответила, открыла дверь.

Кристина лежала на кровати. Она выглядела бледной и слабой, черты лица необычно заострились, черные волосы разметались по подушке вокруг головы.

В первый момент Огаста почувствовала жалость к дочери, но это чувство быстро прошло, и она настроилась на серьезный разговор.

– Болеешь? – спросила леди с порога.

Девушка утвердительно кивнула.

Огаста вошла и закрыла за собой дверь. В данный момент не было нужды в успокаивающих словах. Она села на край кровати и посмотрела на дочь.

– Эту болезнь ты получила от Макса? – спросила она, глядя прямо в глаза Кристине.

Та попыталась отвести взгляд и не смогла. Она привыкла обращаться с людьми по-своему, либо обольщая их, либо доминируя над ними. Но с матерью этот номер не проходил никогда, даже в детстве.

– Что ты имеешь в виду, мама? – спросила она неестественным голосом.

– Сейчас не время увиливать от ответа, Кристина. Если ты беременна, то нам предстоит решить много проблем. Я не хочу зря пугать тебя, но мне кажется, ты не до конца понимаешь всю серьезность того положения, в котором ты оказалась. Если, конечно, я права.

Кристина открыла рот и снова закрыла его.

Огаста ждала.

– Я не знаю, – очень тихо произнесла девушка. Ее голос дрожал, она едва сдерживала слезы. Гордость и осознание того, что ее мама не заплакала бы, придавали ей сил.

Огаста задала вопрос, ответа на который она очень боялась, но она должна знать правду:

– Это в первый раз?

Кристина уставилась на нее. Возмущение и недоумение, вспыхнувшие в ее глазах, сменились ужасом, когда она поняла, что именно Огаста имела в виду и о чем она подумала. Девушка побелела как полотно.

– Мама, как ты можешь думать, что я способна на такое!

– Хорошо, я так не думаю. Но дело не в том, что думаю я, важно, что подумает полицейский. Если у них появится достаточно причин, чтобы рассматривать подобную возможность…

– Мама!..

– Я должна уладить это. Ты больше не увидишь Макса. По крайней мере, до тех пор, пока я не обеспечу его молчание, ты будешь оставаться в кровати. У тебя простуда. Это понятно?

– Да, мама. – Кристина была так шокирована и напугана, что не посмела возражать. – Ты думаешь… полиция… я имею в виду…

– Полагаю, они не узнают ничего такого, чтобы прийти к подобному заключению. И для этого ты должна действовать именно так, как я тебе скажу.

Девушка молча кивнула. Огаста посмотрела на ее бледное лицо, вспомнила, как она сама чувствовала себя в первые несколько недель беременности. С того времени прошла целая вечность. Неужели когда-то Брэнди был маленьким мальчиком в коротких штанишках? Его отец тогда был молод, с более худым лицом, на несколько фунтов легче. Но он по-прежнему строен, широкоплеч и осанист. Как мог мужчина так мало измениться? Казалось, его голос, его манеры, даже его мысли оставались такими же, как прежде.

– Все пройдет, – сказала леди очень тихо. – Через несколько недель ты почувствуешь себя лучше. Я велю кухарке сделать для тебя бульон.

– Спасибо, мама, – прошептала Кристина и закрыла глаза.

Огаста долго ломала голову и почти исчерпала свое воображение, чтобы найти способ обеспечить молчание Макса и в то же время не дать ему новое оружие против них, которое он смог бы использовать в будущем. К следующему утру она ничего не придумала, разве что выкинула все непригодные методы, так что у нее почти ничего не осталось. Она была в дурном настроении, но в это время, в десять пятнадцать, прибыл Питт.

Вначале, когда Огаста узнала, что именно Макс впустил инспектора в дом, она была в панике. Но затем поняла, что честолюбие Макса не позволит ему передать столь ценную информацию Питту, который ничего ему не заплатит. Вместо этого он сначала предложит эти сведения Огасте. Уж ей-то есть чем ему заплатить: начиная с денег и заканчивая всеми возможными благами, которые только может себе вообразить его алчная натура.

Леди обнаружила инспектора в комнате для утренних приемов. Он грел руки у огня. Погода сегодня снова была промозглая. Сильный восточный ветер гнал ледяные тучи со стороны Северного моря, и Огаста не могла упрекнуть ни одно живое существо за тягу к теплу. Тем не менее она обиделась на полицейского, который стоял перед ее камином. Он не сдвинулся с места, потому что не слышал, как она вошла.

– Доброе утро, мистер Питт, – сказала она холодно. – Что на этот раз?

Он вздрогнул, но выдержал небольшую паузу, чтобы собраться с мыслями, прежде чем повернулся лицом к ней.

– Доброе утро, мадам. Боюсь, мы еще не выяснили, что же случилось с трупами младенцев в саду на площади.

– Вы серьезно полагаете, мистер Питт, что когда-нибудь узнаете это? – Хозяйка дома подняла брови, демонстрируя свое недоверие.

– Может быть, и нет, мадам, но я должен попытаться сделать все возможное, перед тем как сдаться.

– Конечно, вы правы. Но мне это кажется напрасной тратой общественных денег.

– Возможно. Но утрата человеческой жизни, которая имела место, сама по себе несравнимо более ценна.

– У нас этих человеческих жизней более чем достаточно, – возразила Огаста. – Я полагаю, вы должны приступить к своим обязанностям. Чем я могу помочь вам?

– Мадам, позвольте мне снова поговорить с вашими работниками. Я также хотел бы поговорить с мисс Кристиной Балантайн. Вдруг она заметила нечто необыкновенное в поведении тех же слуг. Некий маленький признак, который вы при своей занятости могли и пропустить.

Огаста почувствовала боль в животе. Неужели он уже что-то узнал? Мог ли Макс… Нет, точно нет! Главное качество Макса – честолюбие. Он хотел бы продать, а не промотать свое знание.

– Вы, безусловно, можете поговорить со слугами, однако я буду настаивать на том, чтобы вы не давили на них без надобности. Я приставлю к вам ответственного человека, который будет при вас все это время. Очень сожалею, но моя дочь нездорова и прикована к постели. Естественно, она не может никого принять.

– Бедняжка! – На выразительном лице инспектора проявилось чувство жалости. Огаста не поняла, было ли это нарочитостью или он действительно сожалел. – Надеюсь, это просто временное недомогание.

– Мы тоже так думаем. Время года, без сомнения. Болезнь может затронуть любого. Итак, кого из слуг вы хотели бы видеть? Женщин, я полагаю?

– Если позволите.

Леди Балантайн взялась за колокольчик:

– Я вызову дворецкого, чтобы он вам помог.

– Я бы предпочел побеседовать с ними наедине. Его присутствие может их подавить, сделать менее свободными…

– Без сомнения. Но для их защиты дворецкий будет находиться с вами. Я не желаю, чтобы молодые девушки, за которых я отвечаю, были напуганы и наговорили ненароком чего-то такого, о чем они могли бы впоследствии пожалеть. Возможно, вы даже не представляете, как молоды и как невежественны некоторые из них и насколько легко они поддаются внушению.

– Леди Огаста…

– Это условия, на которых вы можете побеседовать с ними, мистер Питт. Мне кажется, вполне обоснованные.

Она бросала ему вызов, надеясь, что Питт выдаст ей какие-нибудь конкретные факты. Но никаких достаточно весомых аргументов он предложить не мог.

– Мадам, – инспектор уступил ей с легкой улыбкой, признавая превосходство ее тактики. Будь он джентльменом, он бы даже ей понравился в этот момент.

У нее не было таких чувств по отношению к Шарлотте Эллисон, когда незадолго до обеда та пришла помогать генералу с его бумагами. Мисс Эллисон – молодая женщина, к которой она не могла испытывать хоть какой-нибудь теплоты. Был в ее личности некий элемент непредсказуемости, что само по себе опасно. Невозможно контролировать то, что не поддается правилам. И при этом Шарлотта казалась достаточно безвредной. Она незаметно приходила и уходила, вела себя вежливо и с виду казалась хорошо воспитанной. Но почему молодая женщина хочет помогать уже немолодому генералу рассортировывать бумаги, описывающие битвы и военный быт, вместо того чтобы искать себе мужа? Вопрос, на который Огаста должна найти ответ. Но сейчас ее мозг занят другими вещами.

Пока же она удовлетворилась тем, что за ленчем спросила супруга, доволен ли он секретарскими способностями мисс Эллисон и что она собой представляет.

– Да, доволен, – ответил тот, слегка удивленный. – Она необычно умна для женщины.

– Ты имеешь в виду ее необычный для женщины интерес к делам, которые интересуют тебя? – несколько резко сказала Огаста.

– Разве это не то же самое, что я сказал?

– Нет, дорогой. У большинства женщин очень хороший ум, чтобы заниматься делами, которые их касаются – например, ведение домашнего хозяйства, – и они совершенно не хотят заниматься детальным рассмотрением битв, в которых участвовали другие люди, в других странах, в другие времена. Я нахожу такой интерес странным и неестественным для молодой женщины приличного воспитания.

– Чепуха, – заносчиво парировал генерал. – Каждый умный человек должен ценить нашу историю. Мы самая великая военная нация в мире. Мы распространили нашу цивилизацию на все земли и страны, которые создал Бог. Мы создали империю, которой завидуют и которую благословляют во всем мире. Каждая женщина британских кровей должна гордиться этим.

– Гордиться этим… конечно, – ответила Огаста, все больше раздражаясь, и протянула руку за паштетом из анчоусов. – Но не интересоваться же деталями.

Генерал взял последний кусок поджаренного хлеба, не сочтя нужным отвечать.

Именно после этого разговора все мысли Огасты, ничем более не прерываемые, вернулись к главному вопросу: как заставить Макса замолчать? И наконец-то она придумала способ. Был тихий вечерний час незадолго до ужина, когда Огаста решилась на воплощение этой задумки. Она пошла в маленькую столовую, где никто не помешает, и послала за Максом.

Леди Балантайн почувствовала ошеломляющую, до остановки дыхания, ненависть, когда лакей вошел. Он выглядел абсолютно спокойным, словно они собирались обсудить какие-то небольшие вопросы по хозяйству. Огаста никогда не замечала раньше, какие наглые у него глаза и что в них таится. Она должна полностью себя контролировать.

– Добрый вечер, Макс, – холодно произнесла хозяйка.

– Добрый вечер, миледи.

– Нам ни к чему разговаривать недомолвками, ходить вокруг да около. Я послала за тобой, чтобы обсудить одно дело. Я намерена довести его до взаимного удовлетворения интересов или, по крайней мере, не допустить ущерба ни для кого из нас. Получится ли так, как я хочу, зависит от тебя.

– Да, миледи. – Лицо лакея не выражало никаких эмоций.

– Ты поступил неразумно, позволив себе вступить в связь с моей дочерью. Ты немедленно перестанешь обращать на нее внимание. Ты прекращаешь работать здесь и получаешь работу в Шотландии. Я дам тебе хорошие рекомендации.

– Я не хочу работать в Шотландии, миледи. – Макс стоял прямо перед ней, его горящий взгляд пронзал насквозь.

– Возможно, и не хочешь, но меня это не касается. У меня есть родственники в Стирлингшире. Они сделают мне одолжение и найдут для тебя место. В качестве альтернативы будет тюрьма, в которой холоднее и условия жестче, чем в Шотландии.

– Тюрьма, миледи? – Макс вопросительно поднял брови. – Переспать с леди из высшего общества – тем более, я могу добавить, если леди сама желает этого, – может быть, неблагоразумно, а для некоторых даже оскорбительно, но это не преступление. И даже если бы это было преступлением, я не думаю, что вы бы официально обвинили меня в этом. – Губы лакея сложились в презрительную улыбку.

– Конечно, нет. Но кража серебра у работодателя – это преступление. – Леди встретила его злой взгляд, не моргая.

Лицо Макса на момент окаменело, понимание постепенно проступало в его глазах.

– Я не крал никакого серебра, миледи.

– Не крал. Но если серебро пропадет, а затем обнаружится в твоих вещах, тебе будет очень трудно доказать, что ты его не брал.

– Это шантаж.

– Какой ты проницательный. Я так и думала, что мы легко поймем друг друга.

– Если меня обвинят в подобном, я, естественно, буду защищаться. У вас просто нет повода для такого обвинения. – Макс внимательно наблюдал за хозяйкой, ища хотя бы малейший признак слабости, но ничего не заметил.

– Возможно, – равнодушно сказала Огаста. – Но это глупо, потому что тогда тебя также обвинят в клевете. И кому, ты думаешь, поверят? Леди Огасте Балантайн, повздорившей с нечестным лакеем, вбившим себе в голову идеи, что выше его понимания, или слуге, который выражает недовольство тем, что его поймали с поличным? Ну, Макс, ты же, в конце концов, неглупый человек.

Его чувственное лицо исказилось от злости.

Огаста не отводила взгляд, а твердо смотрела на него, не собираясь уступать.