Текст книги "Бомба в Эшворд-холле"

Глава 2

Экипаж – тоже одолженный тетей Веспасией, как и туалеты, – прибыл в Эшворд-холл во вторник поздно вечером. Супруги Питт сидели на задних сиденьях, лицом вперед; Грейси и Телман – на передних, спиной по ходу движения.

Юная служанка никогда прежде не ездила в экипаже. Она, конечно, всегда пользовалась общедоступным омнибусом, если ей требовалось куда-то поехать, но это случалось очень редко. Еще никогда не мчалась она с такой скоростью, если не считать поездки в подземке, которая вызвала у нее изумление и ужас. Это было незабываемое путешествие, и если бы кто-нибудь поинтересовался ее мнением, Грейси сказала б, что ни за что не хотела бы повторить такое. Но ту поездку нельзя было считать за путешествие, потому что ехать пришлось в мрачном туннеле и в темноте ничего нельзя было рассмотреть. А вот сейчас, сидя на удобном, обитом кожей сиденье с пружинами, в экипаже, запряженном четверкой прекрасно подобранных в масть лошадей, мчаться по загородным дорогам было просто чудесно.

На Телмана Грейси не смотрела, но остро ощущала присутствие этого человека, сидевшего рядом с нею прямо, как доска, и всем своим существом источавшего неодобрение. Девушка в жизни не видела более кислой физиономии. Можно подумать, что он не едет в удобном экипаже по зеленым лугам, а сидит в доме с испорченной канализацией! За всю дорогу «камердинер» ее хозяина не проронил ни слова.

Они плавно сделали полукруг по длинной дорожке под кленами и остановились у парадного подъезда с величественной массивной дверью, гладкими, в классическом стиле, колоннами и несколькими ступенями. Лакей соскочил на землю и отворил дверцу экипажа. Из дома тут же появился другой лакей, чтобы помочь ему встретить гостей.

Даже Грейси, служанке, подали руку, чтобы она могла сойти на землю, не потеряв равновесия. Наверное, лакей подумал, что без поддержки девушка упадет. И это действительно могло случиться. Она забыла о том, как высок экипаж, и о том, что земля далеко внизу.

– Спасибо, – жеманно сказала Грейси и поправила платье. Теперь она горничная важной дамы, и к ней следует относиться соответственно. А она будет принимать такие любезности как должное… целый уикенд.

Телман что-то проворчал, вылезая из экипажа и глядя на ливрейного лакея со снисходительным презрением. Однако горничная заметила, что он невольно оглядел особняк, и в его взгляде, что бы он там ни думал, мелькнуло восхищение при виде нескольких этажей с окнами в георгианском стиле и стен из гладкого серого камня, увитых пурпурным плющом.

Мистера и миссис Питт с поклоном пригласили войти в дом.

Фальшивый камердинер собирался последовать за Томасом, но Грейси прошептала ему: «Через вход для слуг, мистер Телман».

Инспектор застыл на месте. Щеки его вспыхнули – девушка сначала подумала, что от смущения, но, увидев, как он напрягся и сжал кулаки, поняла, что это была ярость.

– Не выдавайте хозяина и не будьте дураком, помните свое место, – сказала она тихо.

– Он мне не хозяин! – огрызнулся Телман. – Он такой же полицейский, как и я.

С этими словами он повернулся и последовал за Грейси и лакеем, который повел их вокруг дома. Если учесть величину последнего, это был значительный крюк.

Слуга привел их к более скромному входу, остановился у двери и постучал. Откликнулся женский голос, после чего лакей открыл дверь и впустил своих спутников внутрь.

– Телман и Фиппс, личные слуги мистера и миссис Питт, миссис Ханнакер, – сказал он и ушел, оставив их в опрятной, хорошо обставленной гостиной с креслами, красивым ковром, двумя картинами на стенах и чистыми салфетками на спинках стульев. Над камином висели вышивки с назидательными изречениями, а в самом камине за железной решеткой и раскрашенным экраном горел яркий огонь.

Миссис Ханнакер было за пятьдесят. У нее был длинный прямой нос и густые седые, очень красивые волосы, придававшие ее лицу определенный шарм. Она напоминала благовоспитанную гувернантку.

– Я предполагала, что вы будете удивлены, – сказала женщина, пристально разглядывая вновь прибывших. – Мы рады вас приветствовать. Дженни покажет вам ваши комнаты. Слуги-мужчины пользуются задней лестницей, женщины – передней. Не забудьте об этом. – С этими словами она особенно внимательно взглянула на Телмана. – Завтрак в столовой для слуг в восемь утра. Овсянка и тосты. Вы, разумеется, будете есть с остальными слугами. Обед между двенадцатью и часом дня, а ужин – перед тем, как ужинают гости. Если в это время вы понадобитесь вашим господам, кухарка оставит для вас еду. Спрашивайте, но никогда ничего сами не берите. Точно так же, если ваши госпожа и господин захотят чашку чая или что-нибудь перекусить, попросите кухарку приготовить. Мы не можем позволить слугам приходить, когда им заблагорассудится, иначе никому никогда не удастся спокойно поесть. Прачки будут стирать и для вас, но вы сами будете гладить для своей леди. – Пожилая женщина взглянула на Грейси.

– Да, мэм, – послушно ответила та.

– Вы, несомненно, захватили с собой иголки, нитки, щетки и так далее, – сказала миссис Ханнакер утвердительно, – а если вам что-нибудь понадобится из погреба или кладовой, спросите у мистера Дилкса, он дворецкий. Не выходите за пределы усадьбы, разве только вас пошлют с поручением. Что касается других гостей, отвечайте, когда к вам обратятся, но не позволяйте никому загружать вас дополнительно. Если чего-то не найдете, осведомляйтесь у других слуг. Дом большой, и в нем легко заблудиться. Но, надеюсь, вам будет здесь очень удобно.

– Спасибо, мэм. – Мисс Фиппс полуприсела в поклоне.

Телман ничего не ответил, но тут Грейси незаметно, однако крепко, лягнула его. Он зашипел от боли и резко выдохнул:

– Спасибо.

Миссис Ханнакер потянула за шнурок от звонка, и в комнате почти немедленно появилась и присела в реверансе местная горничная.

– Дженни, это слуги мистера и миссис Питт, – сказала ей домоправительница. – Покажи им, где прачечная и кладовка для продуктов, кладовая мистера Дилкса и столовая для слуг. Потом проводи Фиппс в ее комнату, а кто-нибудь из лакеев пусть покажет Телману его помещение.

– Да, мэм. – Дженни опять послушно присела и повернулась к новым знакомым.

Еще никогда к Грейси не обращались по фамилии, но она поняла, что так, очевидно, принято в больших домах. Шарлотта предупредила ее также, что приезжих камердинеров и горничных часто называют по фамилиям их хозяев. Если кто-нибудь из старших слуг крикнет: «Питт!», это будет значить, что понадобилась она или Телман. Да, сколько времени надо, чтобы ко всему этому привыкнуть!.. Но все равно, поездка замечательная, а девушка всегда жадно стремилась к новым приключениям.

У инспектора, напротив, вид был такой, словно он отведал лимона.

Комната, в которую проводили девушку, была очень приятной. Разве что размером оказалась несколько меньше, чем ее собственная на Кеппел-стрит, и, уж конечно, это помещение было не таким уютным. В нем не было ничего индивидуального, но ведь здесь, очевидно, не очень часто останавливались и не задерживались больше чем на одну-две недели.

Грейси поставила на пол сумки и уже открыла одну из них, как вспомнила, что должна поскорее спуститься вниз и распаковать вещи Шарлотты. А еще надо все разложить по полкам в ее комнате, развесить платья и удостовериться, что все в порядке. Для этого горничные у важных дам и существуют. Грейси полюбопытствовала про себя, помнит ли Телман, что ему тоже надо все приготовить для хозяина. Но сказать ему об этом не было возможности: девушка не знала, где его комната.

Наведя справки у одной из горничных, она узнала, что комнаты Шарлотты и Питта находятся в главной части дома. Грейси постучала в дверь и вошла. Она оказалась в большой спальне с розовым ковром. Огромные окна выходили на просторную лужайку, окаймленную высокими голубыми елями, а слева рос кедр с плоской верхушкой, красивее которого она не видела ничего в жизни. Он изящно и широко простирал свои ветви и казался темно-зеленым, почти черным на фоне облачного неба. Занавеси, расцвеченные розами, падали чудесными складками, перехваченными темно-красными шнурами.

– Ну и бредятина! – выдохнула Грейси, но вовремя осеклась. Кто-то был рядом, в гардеробной.

Она прошла мимо круглого стола с вазой, в которой стояли хризантемы, и на цыпочках приблизилась к двери, уже собираясь постучать, но тут увидела Телмана, который стоял и смотрел, как Питт распаковывает чемодан и развешивает в шкафу одежду. Конечно, инспектор вряд ли когда видел такие вечерние костюмы, что носят джентльмены, не говоря уже о том, что ему неизвестно, как содержать их в порядке… И все же зрелище потрясло горничную: они в таком доме, а Питт сам должен заниматься своими вещами! Что подумают люди?

– Я сейчас все сделаю, сэр, – сказала она быстро, распахнув дверь. – А вы должны идти вниз и знакомиться с людьми, за которыми будете наблюдать.

С этими словами Грейси выразительно посмотрела на своего «коллегу»: пусть не думает, что ему она тоже позволяет удалиться.

Томас обернулся и с минуту поколебался, взглянув на Телмана, а потом опять на девушку.

– Спасибо, – согласился он, смущенно улыбнувшись, и, кивнув инспектору, вышел.

Мисс Фиппс повернулась к трем большим сундукам Шарлотты и открыла первый. Сверху лежал великолепный вечерний туалет из серебристого шелка, расшитый жемчугом и задрапированный прозрачным шифоном. Одного взгляда на его боковой шов было достаточно – платье очень быстро и очень искусно расставили. Несомненно, оно принадлежало леди Веспасии Камминг-Гульд. Грейси наизусть знала платья Шарлотты – их было всего несколько, – а этого она никогда не видела. Горничная очень осторожно вынула платье, и ее затопила теплая волна благодарности: какая леди Веспасия добрая, как она заботится, чтобы гордость Шарлотты не страдала в блестящем обществе, особенно перед родной сестрой, которая так удачно вышла замуж! Ну, во всяком случае, удачно, если говорить о деньгах. Зато хозяйке Грейси достался мистер Питт, а с ним никто не мог сравниться во всем мире!

Служанка нашла вешалку, расправила на ней платье и повернулась к шкафу. Телман глядел на нее, словно зачарованный.

– Что это с вами стряслось? – отрывисто спросила его мисс Фиппс. – Вы что, никогда не видали дамских платьев? Давайте, повесьте костюмы-то, а потом можете пойти и разузнать насчет утюгов. А еще спросите, где наверху плита, чтобы спроворить чай, и где ванная и все такое прочее. Наверное, вы и знать не знаете, как наладить ванну? – Грейси фыркнула. – Вы вообще ванну когда-нибудь принимаете? А где можно раздобыть горячую воду по утрам, знаете? И ваксу для хозяйских сапог? Их надо чистить каждый вечер.

Она с неприязнью взглянула в его лицо и продолжила:

– Ну, у вас-то не слишком много работы, не то что у меня. Джентльмены переодеваются раз или два на дню. А леди – по пять раз. Но вы должны посматривать, чтобы рубашка у хозяина завсегда была чистая! Я вам задам перцу, если вы его подведете и он выйдет в несвежей рубашке.

– Но он мне не хозяин, – процедил сквозь зубы Телман, – и я, черт возьми, не какая-нибудь дура-нянька.

– А вы не ведите себя по-дурацки, – отрезала Грейси. – Но мы с вами не будем выражаться тут, мистер Телман. Так не пойдет. Вы меня слышите?

Полицейский молчал и только удивленно глазел на нее.

– И если вы слишком гордый, чтобы хорошо делать свое дело, вы, значит, и есть самый настоящий дурак, – дерзко заявила Грейси, после чего повернулась к сундуку и вынула следующее платье, из тафты золотисто-осенних тонов. Этот наряд был попроще и принадлежал самой Шарлотте, но он очень шел к ее каштановым волосам.

– Подайте мне вешалку, – приказала девушка.

Инспектор с ворчанием выполнил ее требование.

– Послушайте, мистер Телман… – начала Грейси, расправляя платье на вешалке и вручая его «камердинеру», чтобы тот повесил его в шкаф.

Затем она наклонилась к другому одеянию – дневному платью из темно-синего габардина. Под ним было утреннее платье, и еще одно, и еще… В другом сундуке лежали три обеденных туалета, еще несколько утренних и дневных, а вдобавок – блузы, лифы и другое белье, а кроме того, конечно, множество нижних юбок. Впрочем, служанка не собиралась вынимать белье до тех пор, пока Телман не выйдет. Не его это дело – знать, что леди носят под платьями.

– Послушайте, – повторила Грейси, – мы с вами тута для того, чтобы помочь хозяину раскрыть тайну и защитить того, кто в опасности. И, чтобы помочь, мы должны и смотреть так, будто всегда приезжаем в такие вот дома и знаем свое дело.

Она подала инспектору следующее платье, сверля его строгим взглядом, и продолжила, доставая следующий наряд:

– Вы, конечно, считаете, что быть слугой вам не подходит, и вот кривите рот на сторону…

– Я не считаю справедливым, когда один человек служит другому, – ответил Телман надменно. – Не хочу вас оскорблять – не ваша вина, что вы родились в бедности, так же как и я, – но зачем вы принимаете все так, словно они лучше вас лишь потому, что у них есть деньги? Все эти поклоны и приседания – меня с души от них воротит. И меня удивляет, что вы считаете, будто так и надо.

– А я так считаю, что вы слишком зазнаетесь, – задумчиво ответила девушка. – У вас больше иголок, чем у тех зверьков, что живут в живых изгородях. И у вас один выбор. Или вы будете слуга исправный и со всем делом хорошо сладите, или же плохой – и все испортите. А о себе я так понимаю – ежели я изо всех сил стараюсь, то все у меня выходит хорошо.

Она еще что-то проворчала себе под нос, после чего опять подошла ко второму сундуку и стала выкладывать платья на кровать, а потом запаслась вешалками.

Телман немного поразмыслил над ее словами и, по-видимому, понял, что ничего другого ему не остается – во всяком случае, сейчас. Он с чувством долга убрал в шкаф остальную одежду Питта, а затем достал его головную щетку, косточки для воротничков и запонки, мыло для бритья, кисточку, бритву и ремень.

– Пойду пройдусь по дому – посмотрю, что и как, – сказал он Грейси натянуто, окончив эти дела. – Мне надо хорошо справляться с моим настоящим делом. Мистер Корнуоллис послал меня сюда для этого.

Полицейский несколько свысока взглянул на горничную, что не составляло труда, так как он был почти на фут выше ее. Кроме того, он был на четырнадцать лет старше девушки и не собирался терпеть разные вольности со стороны этой двадцатилетней замухрышки только потому, что она умела распаковывать сундуки.

– Мысль хорошая, – процедила Грейси. – Раз вы всё, что надо, сделали, – она кивнула в сторону пустого чемодана Питта, – можете уходить. Вам не годится видеть то, что я сейчас буду вынимать. Но потом можете опять прийти, ведь все сундуки надо будет снести в чулан. И не напускайте на себя важный вид, когда будете ходить по дому, – прибавила она, когда инспектор уже взялся на ручку двери. – Недостало только, чтобы вас приняли не за камердинера, а еще за кого-то, хотя камердинер меж слуг шишка очень важная. Не забудьте об этом и познакомьтесь поближе с лакеями и другими слугами.

– И откуда ты все это знаешь? – спросил полицейский с большим удивлением. – Ведь ты только что сюда приехала, как я сам.

– Я давно в услужении, – отвечала Грейси раздраженно. Не его дело, что свои знания она почерпнула на службе у Шарлотты и кое-что узнала из подслушанных урывками разговоров или во время какого-нибудь случайного визита, а если уж совсем по-честному, то о многом она и вовсе просто догадывалась.

Служанка высокомерно взглянула на Телмана:

– И сколько вы будете здесь торчать, словно подставка, куда джентльмены суют зонтики?

– В услужении… – повторил тот мрачно и повернулся, чтобы выйти.

– И ничего в этом зазорного нет, в услужении-то, – сказала Грейси вслед его удаляющейся спине. – Я сплю в тепле и удобстве каждую ночь и ем каждый день, а многие этого о себе сказать не могут. И имею я дело с порядочными людьми, не с такими, как вы!

«Камердинер» не ответил.

Грейси закончила распаковывать и раскладывать вещи Шарлотты, наслаждаясь прикосновением к одолженным платьям и их красивыми оттенками. Она тщательно их развесила и разгладила все юбки, чтобы на них не было ни морщинки, с осторожностью касаясь жемчужного шитья, кружев и легчайшего шифона, такого прозрачного, что через него можно было читать книгу.

Она уже заканчивала раскладывать нижнее белье, когда в дверь постучали. Девушка была готова встретить Телмана лицом к лицу и опять задать ему взбучку, если он остался все таким же несговорчивым и упрямым, но это был не Телман, а темноволосая, довольно красивая женщина лет тридцати, в платье горничной, но с очень самоуверенным видом. Грейси сразу же догадалась, что она тоже состоит в услужении. Только служанки знатных дам и гувернантки держат себя с таким видом превосходства, но гувернантки вряд ли оказались бы в доме, где в тот момент не было детей.

– Приветствую, – сдержанно сказала эта женщина. – Я Гвен. Горничная миссис Рэдли. Добро пожаловать в Эшворд-холл.

– Доброе утро, – ответила, неуверенно улыбаясь, Грейси.

Ее новая знакомая достигла положения, о котором сама она только мечтала. И ей понадобится помощь этой женщины и ее сноровка, если она только не унизит Шарлотту каким-нибудь замечанием.

– Большое вам спасибо, – сказала мисс Фиппс.

– Миссис Рэдли сказала, что, может быть, миссис Питт понадобятся кое-какие вещи, по случаю визита. Если вы пойдете со мной, то я покажу вам их и помогу развесить.

– Спасибо. Очень хорошо, – приняла ее предложение Грейси.

Сначала она хотела как-то объяснить Гвен, почему Шарлотте надо занять несколько платьев у сестры, но потом передумала. Наверное, горничная Эмили и так прекрасно знает почему. Мало кто из дам не делится своими секретами с горничными. Грейси послушно последовала за Гвен, и та показала ей с десяток красивых платьев, утренних, послеполуденных и вечерних, цвета бордо и розовых. По личному мнению Грейси, они совсем не пошли бы миссис Рэдли, у которой был такой нежный фарфоровый цвет лица. Или она плохо выбирала платья, когда покупала их, или специально приобрела эти наряды с намерением подарить их когда-нибудь Шарлотте.

– Очень красивые, – заметила девушка, пытаясь хотя бы отчасти скрыть свое восхищение. Ей не хотелось выглядеть в глазах горничной хозяйки дома совсем ни в чем не разбирающейся.

– Уверена, что они очень пойдут миссис Питт, – великодушно заметила Гвен. – А потом, если хотите, я проведу вас наверх и познакомлю с другими горничными.

– Большое спасибо, – снова согласилась Грейси. Ведь это было очень важно – разузнать все, что можно. Никто не ведает, где что может пригодиться. И если кому-то в этом особняке действительно грозит опасность и даже смерть, она должна знать устройство дома, людей, их характеры и привязанности.

– Я бы очень этого хотела, – прибавила мисс Фиппс, улыбнувшись.

Гвен оказалась очень приятной женщиной. Возможно, миссис Рэдли кое-что рассказала ей об истинном характере предстоящего уикенда. Грейси эта горничная понравилась, и девушка осталась очень довольна тем, как та ознакомила ее с верхними этажами дома, проведя по всем лестницам, показав ближайший путь к кухням, прачечной, гладильной и кладовке и посоветовав лучше не сталкиваться по дороге с лакеями, посыльными и дворецким, чья власть была непререкаемой, а характер – довольно непредсказуемым.

Шарлотта кое-что рассказала своей служанке об ожидавшихся гостях. Так Грейси познакомилась с горничной мисс Мойнихэн, очень любезной француженкой с хорошим чувством юмора, горничной миссис Макгинли, оказавшейся женщиной постарше, у которой была привычка покачивать головой, словно предупреждая о грядущем несчастье, и с Долл Эванс, очень красивой девушкой лет двадцати пяти, служащей миссис Гревилл. Долл была высокой, на целых шесть дюймов выше Грейси. И еще у нее была красивая фигура. Мисс Фиппс подумала, что она как раз такая, какой должна быть служанка важной дамы. Правда, мисс Эванс была несколько печальна, а может быть, просто держалась чересчур сдержанно. Чтобы понять, почему она так себя ведет, надо будет узнать ее поближе…

Расставшись с Гвен, Грейси уже поднималась наверх, когда увидела, как по лестнице спускается молодой человек. Первым, что пришло ей в голову, была мысль: «Какое у него привлекательное лицо!» Волосы у этого мужчины были очень темными и казались почти черными в неярком внутреннем освещении дома, а складка губ выглядела мягкой и нежной, словно он о чем-то мечтал.

А потом девушка подумала, что ошиблась лестницей, и остановилась, сильно покраснев от смущения. Да, конечно, она глупо перепутала лестницы, отчего и произошла эта встреча с молодым человеком! Однако, взглянув вверх на площадку, служанка убедилась, что лестница была той же самой, по которой она сошла вниз. На площадке, возле стены, оклеенной бело-зелеными обоями, стоял маленький столик с белыми хризантемами в зеленой вазе. И газовый фонарь был тем же, из матового, словно покрытого изморозью, стекла – она приметила его, спускаясь по лестнице. Право, очень сбивает с толку, когда лестницы такие похожие!

Красивый незнакомец тоже остановился.

– Прошу вашего прощения, – произнес он с мягким ирландским акцентом, совсем не таким, как у горничной мисс Мойнихэн. Он, наверное, из другой части страны, решила Грейси. Молодой человек посторонился, чтобы дать ей пройти, и улыбнулся, встретив ее взгляд. Глаза у него тоже были очень темными – темнее она в жизни не видела.

– Я… я, наверное, пошла не по той лестнице. Извините, – сказала девушка.

– Не по той? – переспросил молодой человек.

– Я… должно быть, я пошла по той, где ходят мужчины-слуги, а не по женской, – пояснила Грейси, чувствуя, как у нее запылали щеки.

– Нет, – быстро сказал красавец. – Нет, это я, конечно, спутал. Я даже не подумал, по какой идти. Вы, наверное, тоже приехали сюда в гости, как я, иначе знали бы дорогу наверняка.

– Да-да, я тут с миссис Питт. Я горничная этой леди.

Молодой человек опять улыбнулся ей:

– А я камердинер мистера Макгинли. Меня зовут Финн Хеннесси, и я приехал из графства Даун.

Девушка тоже улыбнулась:

– А я Грейси Фиппс.

Она происходила с задворков Клеркенуэлла, но упоминать об этом не собиралась.

– Я из Блумсбери, – добавила юная горничная. Теперь она там жила, так что имела право так заявить.

– Здравствуйте, Грейси Фиппс. – Финн едва заметно поклонился. – Думаю, в эти выходные будет очень весело, особенно если продержится хорошая погода. Никогда не видел такого парка и так много больших деревьев. Прекрасная местность!

Он словно бы слегка удивлялся.

– Вы прежде никогда не приезжали в Англию? – спросила Грейси.

– Нет, никогда. И она мало похожа на то, что я представлял.

– Как же вы ее представляли?

– Другой, – ответил Хеннесси задумчиво.

– В чем же другой? – настойчиво расспрашивала его мисс Фиппс.

– Не знаю даже, как сказать, – признался он. – Не такой, как Ирландия, наверное. Но, по крайности, из-за этого места она похожа на Ирландию – со всеми этими деревьями, травой и цветами.

– А Ирландия очень красивая?

Лицо молодого человека смягчилось, он уже не стоял навытяжку. Финн откинулся на перила; во всей его фигуре появилась какая-то легкость и раскованность, а глаза заблестели.

– Наша страна печальна, Грейси Фиппс, но она самая прекрасная из всех, что сотворил Господь, – объявил он. – В ней есть что-то дикое, и она такая яркая, и ветер у нас такой сладкий – вы не можете это представить, пока сами не понюхали. Это очень старая земля, где раньше жили герои, святые и ученые, и сейчас все напоминает о них – цвет нашей земли, и скалы, и высокие деревья, растущие до неба, и шум ветра. Но покоя и мира у нас больше нет. Дети мерзнут и голодают, а земля принадлежит чужакам.

– Это ужасно, – ответила девушка. Она не понимала, почему он так говорит, ведь бедность и лишения есть повсюду, независимо от того, о какой стране идет речь, но ее живо растрогала боль, звучащая в голосе молодого ирландца, а его слова рисовали в ее воображении что-то драгоценное и утраченное. Горничную всегда возмущала несправедливость, особенно с тех пор, как Грейси стала жить у Питта, потому что там она видела, как он сражается против этой несправедливости.

– Конечно, ужасно, – ответил Хеннесси, улыбнувшись и слегка покачав головой. – Но, может быть, на этот раз удастся это как-то изменить. И однажды мы победим, я вам это обещаю.

Ответить ей помешала горничная миссис Мойнихэн, которая шла по верхнему коридору к лестнице.

– Это я зашел в неположенное место, – извинился перед ней Финн. – В таком большом доме легко заблудиться. Простите, мэм.

Кинув быстрый взгляд на Грейси, он взбежал наверх и исчез. Она продолжила свой путь, но в голове у нее была такая сумятица, что минут через пять девушка повернула не в ту сторону и сама не поняла, где очутилась.

Почти сразу после приезда Питт отправился к Джеку Рэдли переговорить о сложившейся ситуации и сообщить Эйнсли Гревиллу, что он прибыл на место, и Телман тоже. Суперинтендант должен был также узнать, какие меры предосторожности предпринимает местная полиция и собственно мужская половина слуг Эшворд-холла, а также что министр рассказал им о положении дел и об опасности, которой оно грозило гостям.

А Шарлотта направилась прямо к Эмили, в ее верхний будуар, где та с нетерпением ожидала приезда старшей сестры и жаждала обо всем с нею поболтать.

– Как я рада, что ты приехала! – воскликнула хозяйка дома, заключая сестру в крепкие объятия. – Это мой первый, действительно очень важный политический уикенд, и он обещает быть очень страшным! Да оно уже так и есть.

Эмили выпрямилась, а лицо ее выразило острое беспокойство.

– Ты сама скоро почувствуешь, какая здесь напряженная обстановка, – сказала она. – Если все эти люди – типичные ирландцы, то я не представляю, как можно думать, что они стремятся к установлению мира даже между собой. Даже все эти женщины не любят друг друга!

– Ну, они же не менее ирландки, чем их мужчины – ирландцы, – улыбнувшись, возразила Шарлотта. – И возможно, они к тому же, будучи католиками или протестантами, потеряли или боятся потерять то, что имеют и что заработали своим трудом.

Миссис Рэдли удивилась:

– А тебе что-то уже известно об этом?

На ней было утреннее платье бедно-зеленого цвета, которое замечательно шло к ее светлым волосам и коже, и сама она, несмотря на беспокойство, выглядела просто красавицей.

– Только то, о чем мне рассказал Томас, а это немного, – ответила Шарлотта. – Он ведь, естественно, должен был объяснить, зачем мы едем сюда.

– Но почему именно вы? – Эмили села в большое кресло, обитое шелком с цветочным узором, и указала миссис Питт на второе такое же. – Разумеется, вам всегда здесь очень рады. Надеюсь, мои слова не показались тебе невежливыми? Но мне хотелось бы знать, почему все считают, что присутствие полиции обязательно? Ведь они вряд ли взорвут себя, эти ирландцы, правда?

Она посмотрела на Шарлотту с легкой улыбкой, однако в голосе ее прозвучало неподдельное беспокойство.

– Сомневаюсь, – искренне ответила ее сестра. – Я думаю, что никакой опасности не существует, но были угрозы, и на жизнь мистера Гревилла покушались, поэтому им и приходится принять все меры предосторожности.

– Но ведь угрозы исходят не от наших гостей! – в ужасе сказала миссис Рэдли.

– Я не хотела бы так думать, но ведь неизвестно, кто источник угрозы. Нет, думаю, что всем нам просто надо вести себя осторожно, вот и всё.

– Ну, как бы то ни было, а я рада, что ты приехала, – немного успокоилась Эмили. – Эти выходные потребуют очень много сил и энергии, и мне будет гораздо легче все устроить с твоей помощью, чем обходиться только своими силами. У меня и прежде часто здесь гостили люди, конечно, но это были те, кого я сама приглашала, и те, кто симпатизирует друг другу. И, умоляю, ради всего святого, постарайся, пожалуйста, быть тактичной, хорошо?

– А ты считаешь, что из моих стараний выйдет какая-нибудь польза? – усмехнулась Шарлотта.

– Да! Пожалуйста, не заводи разговоров о религии, парламентских правах, реформах или образовании… и о землевладении, а также об аренде и картофеле… или о разводах…

– О картофеле или разводах? – не веря своим ушам, переспросила миссис Питт. – Да с какой стати я заведу речь о картошке или о семейных драмах?

– Не знаю. Но не говори – и всё.

– А о чем можно?

– Обо всем остальном. О модах… хотя ты, наверное, ничего о них не знаешь. О театре… но в театры ты не ходишь, разве что с мамой, посмотреть, как играет Джошуа, – и лучше тебе не вспоминать, что наша матушка вышла замуж за актера, да к тому же еврея. Имей в виду, я считаю, что католики слишком ненавидят протестантов, и наоборот, чтобы обращать внимание еще и на иудеев. И все они, наверное, думают, что на сцене выступают только дурные и порочные люди… Так что беседуй о погоде и своем саде.

– Но меня примут за дурочку!

– Ну, пожалуйста!

Шарлотта вздохнула.

– Ладно, – согласилась она. – Уикенд будет тяжелый, правда?

И ланч подтвердил ее ожидания.

Все встретились в большой столовой за длинным столом, за которым вполне разместились бы двадцать человек. Накрыто, однако, было только на двенадцать персон. Джек Рэдли приветствовал свояченицу и затем представил ее – и, конечно, ее мужа Томаса – всем присутствующим, после чего все сели за стол. Внесли первое блюдо.

Место Шарлотты оказалось между Фергалом Мойнихэном слева и Карсоном О’Дэем справа. Фергал был человеком чрезвычайно примечательной внешности – немного выше среднего роста, с четким орлиным профилем; но миссис Питт его лицо показалось чересчур серьезным. Ей он не слишком понравился, хотя, возможно, против него несправедливо настраивало ее представление о яростных и неистовых протестантах.

Карсон О’Дэй был пониже, почти совсем седым и по крайней мере на пятнадцать-двадцать лет старше, чем Мойнихэн, но достаточно было взглянуть на него только раз, чтобы понять, какой это сильный человек. Он держался снисходительно и мягко, хотя под его любезной манерой вести себя было легко различить его очень серьезное отношение к происходящему и понять, что он ни на мгновение не забывает о цели данной встречи.

Напротив Шарлотты сидел Падрэг Дойл, тоже пожилой человек, лет пятидесяти пяти. У него было честное выражение лица, хотя само лицо вряд ли можно было назвать красивым – слишком уж оно было неправильным. Нос у него, в частности, оказался не только длинным, но и кривоватым. Однако чувствовались в этой физиономии юмор и воображение, и еще прежде, чем Дойл заговорил, миссис Питт уже знала, что его общество очень занимательно.

Несмотря на то что Эмили была хозяйкой, она, удостоверившись, что все расселись и всем поданы кушанья, явно дала понять, что не против того, чтобы бразды правления взял в свои руки Эйнсли Гревилл. И министр очень естественно начал выполнять эти обязанности. Его жена Юдора была замечательно красивой женщиной, выглядящей на несколько лет моложе его. У нее были большие карие глаза, высокие скулы и прелестный рот, а весь ее наряд был подобран в насыщенных утонченно-золотистых тонах. Держалась она скромно, однако это лишь придавало ей дополнительное очарование.