Текст книги "Вторая жизнь"

Глава 4

В середине ноября уже поздновато сажать тюльпаны, но погода стояла не по сезону теплая. И этот солнечный воскресный день не был исключением. Марина опустилась на колени рядом с неглубокой канавкой, которую она выкопала по окружности внутреннего дворика, образованного двумя флигелями ее нового дома, и стала методично рассаживать луковицы красных императорских тюльпанов. Утрамбовав землю вокруг последней посаженной луковицы, она вернулась за пакетом с луковицами нарциссов. В центре – большие тюльпаны, по краю – мелкие, а между ними нарциссы. Все это будет прекрасно смотреться весной.

Покосившись на часы, Марина убедилась, что уже время ланча. Церковь скоро закроется, вспомнила она с тоской. Она скучала по церкви, в которую они с Беном ходили после венчания, в этой же церкви крестили Дженни. Но она не осмеливалась снова ходить в эту церковь. Если Бен подумает, что она делает это для того, чтобы встречаться с ним, еще не известно, как он поступит. Эти ограниченные встречи с теми, кого она любила, были для нее сущей мукой. Но это все же лучше, чем ничего.

– Пи-вет, Ма-ина!

Удовольствие, острое и сладкое, захлестнуло ее при звуке детского лепета. Забыв о посадках, Марина поднялась и пошла к калитке, отделявшей ее участок от участка Бена.

– Привет, Дженни. Как у тебя дела? – После короткого разговора в магазине неделю назад она не видела Бена и Дженни до сегодняшнего утра – минут двадцать назад она заметила, что они вернулись домой. Оба были нарядные, и она предположила, что они ходили в воскресную церковную школу, но не остались на службу.

Она снова вспомнила тот день, когда Бен и Дженни пришли к ней в магазин. Он явно услышал, что она потеряла память, но, к ее удивлению, ничего не сказал и только внимательно на нее посмотрел. Слава Богу! Она не была уверена, что сможет лгать, глядя ему прямо в глаза. Этой полуправды и уверток ей хватало в общении с Джилиан.

Как только Марина стала подходить к забору, Дженни бросила маленькие пластмассовые грабли, которые несла, вцепилась пальчиками в покрытую винилом сетку забора и попыталась влезть на нее.

– Хочу с тобой!

– Я сажаю луковицы. Ты знаешь, что такое луковицы? – Марина открыла калитку и подошла к Дженни, нежно освободила ее пальчики и поддержала, чтобы та не упала. В ответ на ее вопрос Дженни покачала головой и разрешила Марине взять ее за руку.

– Лу-ки-цы!

– Давай спросим папу, можно ли тебе пойти со мной сажать, – предложила Марина. Ощущение маленькой ручки Дженни, доверчиво лежащей в ее руке, было чудом и разрывало ее исстрадавшееся сердце. Чтобы скрыть свои чувства, она вернулась к практическим вещам:

– Всегда спрашивай папу, если хочешь уйти со своего двора. Он будет беспокоиться, если не увидит тебя.

Как только она направилась вместе с Дженни через лужайку к дому Бена, Мейджер с радостным лаем подбежал к ней здороваться.

– Мейджер, к ноге! – скомандовала Марина. Пес немедленно повиновался, и она одобрительно сказала:

– Хороший мальчик!

– Поразительно, – произнес мужской голос. – Как это вам удается?

Марина неловко улыбнулась, сожалея, что забыла об осторожности. Бен стоял на террасе с граблями для сбора листьев. Рубашка с короткими рукавами открывала его тугие бицепсы и мускулистые руки, покрытые темными волосами. Как руки могут выглядеть так сексуально? Должно быть, он подошел с другой стороны дома и все слышал.

– Я думаю, это просто удача, – уклончиво ответила она, остановившись недалеко от него.

– Удача! – фыркнул Бен, указывая граблями в сторону собаки. – Вы только посмотрите на него. Меня он никогда так не слушает.

Марина посмотрела на пса. Когда она остановилась, Мейджер послушно опустился на землю, автоматически приняв позу, хорошо известную любой воспитанной собаке. Чтобы изменить тему разговора, Марина ласково потрепала его под подбородком и приказала:

– Мейджер, иди играй.

Она с улыбкой посмотрела на Бена, намереваясь спросить его о Дженни, которая все еще прижималась к ее руке, но Бен, нахмурившись, смотрел на нее.

– Где вы узнали, как все это делается? – спросил он, явно сбитый с толку. Она широко раскрыла глаза.

– Что именно? Вы имеете в виду команду собаке, что она свободна? Это одна из первых команд, которыми вырабатывается собачье послушание.

– Я знаю. Но разные владельцы собак эти команды дают по-своему. Большинство людей говорят: «О'кей», отпуская собаку. «Иди играй» – уникальная фраза, которую придумала моя жена, и я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь ею пользовался.

– Неужели? – Она постаралась придать голосу безразличие. – Какое совпадение! Но это оттого, что в разговоре я слишком часто употребляю «о'кей». И моя собака всегда реагировала, когда этого не надо было делать. – Марина посмотрела вниз, на Дженни. – Я пришла спросить: можно Дженни будет сажать со мной тюльпаны за домом?

Бен кивнул, но она видела, что он все еще думает над случаем с собакой. Каррамба! Я так стараюсь, но, кажется, все, что я делаю, вызывает у него тревогу и беспокойство. Просто невозможно контролировать каждое слово, которое срывается с твоих губ, и каждый свой жест!

Бен наклонился к Дженни.

– Мне осталось убрать совсем немного листьев, и потом пойдем кушать. Помогай Марине, пока я не приду за тобой. Хорошо?

– Хо-шо. – Дженни серьезно кивнула. Затем изо всех сил вцепилась в Маринину руку. – Идем.

– Спасибо. До встречи. – Марина заставила себя отвернуться с безразличным видом и пошла вместе с Дженни к своему дому. Хотя ее материнское чувство ликовало от возможности побыть вместе с дочкой, она так же страстно желала остаться с Беном.

Но нет, нельзя. И все же это большое счастье – провести несколько минут с Дженни. Хватит терзаться, нужно радоваться тому, что имеешь.

Дженни была прелесть; они копали лунки и клали в них луковицы нарциссов. Марина не переставала изумляться тому, как много научилась Дженни делать меньше чем за полгода. Они уже посадили луковицы нарциссов и приступили к последнему ряду тюльпанов, когда внимание Марины привлек стук каблуков по мощенной каменными плитами дорожке, ведущей к парадному подъезду дома.

Она подняла голову, когда во дворике появилась Джилиан и уселась в кресле, которое Марина все еще не убрала. Джилиан была одета так, как будто ходила на церковную службу.

– Эй, матушка-садовница! – Джилиан взирала на сестру с задорной улыбкой, доказывающей, что она не имеет в виду ничего обидного. – Осмелюсь спросить, чем ты занимаешься?

– Сажаю луковицы, чтобы весной любоваться яркими цветами, – ответила Марина. Она показала на Дженни, которая перестала копать и придвинулась к ней поближе. – Ты помнишь мою подружку Дженни?

– Конечно, помню. – Джилиан улыбнулась малышке. – Меня зовут Джилиан. А ты меня помнишь?

Дженни кивнула в ответ. Ее маленький пальчик проскользнул в рот. Марина ободряюще потрепала ее по спинке, не обращая внимания, что палец грязный.

– Дженни увидела в магазине много интересных вещей и хочет, чтобы Санта-Клаус принес их. Что тебе больше всего понравилось? – продолжала Джилиан.

Маленькая ручка обвилась вокруг Марининой ноги, и Дженни прошептала:

– Гобой бэби. – И уткнулась лицом в черные Маринины джинсы.

Марина заколебалась, потом присела и протянула руки. Дженни бросилась к ней и уткнулась ей в шею, сразу найдя себе надежное убежище. Марина на секунду зажмурилась, поднимая малышку и чувствуя тепло маленьких ручек, обвившихся вокруг ее шеи. На глаза навернулись слезы. Как она тосковала по всему этому!

Джилиан с улыбкой кивнула Дженни:

– Мне она тоже нравится. Марина усмехнулась – сестра явно не поняла, что сказала Дженни.

– Голубой бэби? Это чудесная игрушка, Дженни. Может быть, Санта-Клаус положит ее тебе под елку в Рождество.

Собачий лай, донесшийся от дома Бена, прервал ее. Мейджер ринулся через калитку, которую открыл Бен, и помчался к ней. Бен остановился спиной к ней, закрывая калитку, и она сделала быстрый жест рукой:

– Мейджер, сидеть.

Пес опустился на землю в нескольких шагах от нее, высунув язык и новострив уши, изображая полнейшее внимание.

Бен повернулся и пошел через лужайку к ним.

– Марина, вы снова заколдовали мою собаку? – Потом он заметил Джилиан. – Привет, Джилиан. Приятно видеть вас. Вы пришли помочь сажать цветы?

– Мне тоже приятно вас видеть, Бен. – Джилиан посмотрела на Бена так, как будто хотела придать своим словам особый смысл. Затем сменила выражение лица и рассмеялась. – Ответ будет отрицательным. Меня не застанешь за этим занятием, я не буду копаться в земле такими изнеженными перстами. – И она показала ему десять идеально наманикюренных пальцев.

Бен улыбнулся и кивнул.

– Я вас очень хорошо понимаю. Кто любит возиться с землей, а кто ненавидит это занятие. Среднего не бывает. Я кошу газон только для того, чтобы соседи не жаловались. Но моя жена была великим садоводом. Кэрри достаточно было посмотреть на семена, и они прорастали. Она любила заниматься такими вещами. – Он обвел рукой, как бы окружая результаты Марининых трудов.

Марина наблюдала за ним, пока он разговаривал с Джил. Осознает ли он сам, что впервые произнес имя Кэрри без запинки? Марина стала понимать, что пауза перед тем, как он произносил имя Кэрри, помогала ему контролировать свои чувства. Может быть, первая волна горя стала немного ослабевать.

И вдруг, пока она смотрела, как Бен смеется и шутит с ее сестрой, к ней пришла мысль: может ли ему понравиться Джил так же, как я? Почти инстинктивно она отвергла эту мысль. Но у нее в уме продолжал развиваться сценарий, по которому Бен влюбляется в ее игривую, живую, красивую сестру… конечно, только потому, что он одинок.

Бен никогда больше не будет моим… Она вернулась к действительности, услышав, как Джилиан произнесла ее имя.

– Еще недавно я бы решила, что вы сошли с ума, если б вы сказали мне, что Марина любит заниматься садоводством. Но вот она перед нами – живое доказательство того, как человек может измениться. – Джил сделала жест в сторону Марины, и Бен посмотрел вслед за ее рукой. – Конечно, я понимаю, что ее случай довольно необычный. Мало кто получает такую травму головы, которая полностью меняет его натуру.

– Да, редкий случай… – ободряюще пробормотал Бен и улыбнулся Марине, увидев, что она нахмурилась.

А Джил только этого и надо было.

– Доктора меня предупредили, что даже незначительная травма головы может вызвать личностные изменения. Но Марина после несчастного случая стала совершенно другим человеком: она любит животных, любит возиться с растениями, у нее изменились даже вкусы в еде. – Джил тряхнула головой и с улыбкой повернулась к Марине:

– Не подумай, что я жалуюсь. Я так рада, что ты осталась жива, и принимаю тебя со всеми причудами, со всеми фокусами, какие ты только выкинешь.

Марина заставила себя пошутить:

– Будь осторожна: как бы не пришлось брать свои слова назад.

– Я имела в виду всего лишь ланч, – улыбнулась Джил. – Можно здесь что-нибудь поесть?

– Думаю, что да. Сейчас, только все соберу. – Она хотела опустить Дженни на землю, но не удержалась и поцеловала ее шелковистые черные волосы. – Спасибо, что ты мне помогла, Дженни. Весной мы будем любоваться прекрасными цветами.

Бен протянул руку к дочери.

– Пора кушать, Дженни. Скажи Марине «спасибо».

Дженни отвернулась от него и еще крепче обняла Марину за шею.

– Кушать с Ма-иной. – Слова звучали приглушенно, потому что Дженни уткнулась Марине в шею, но в них были ясно слышны воинственные нотки.

Джилиан прикрыла рот рукой, скрывая улыбку. Марина через голову Дженни беспомощно смотрела на Бена, а тот подошел и ласково похлопал малышку по спине. Склонив голову к тому месту, где было лицо Дженни, он сказал:

– Может быть, в другой день. Сегодня у Марины и ее сестры много взрослых дел, и она не сможет играть с тобой.

Однако Дженни не ослабила своих объятий.

– Нет! С Ма-иной.

– Не сейчас, моя радость. Давай договоримся: если ты сейчас пойдешь со мной кушать, то я разрешу тебе пригласить Марину к нам в гости, когда ты проснешься. Она поиграет с тобой, а потом мы пообедаем все вместе.

Дженни подняла головку и посмотрела на отца.

– Иг-ать?

Бен утвердительно кивнул.

Маленькие ручки коснулись Марининых щек, девочка посмотрела ей прямо в глаза и спросила:

– Ты иг-ать?

Марина ухитрилась кивнуть, прижавшись лбом к лобику Дженни:

– Приду, Джен. Увидимся позже, хорошо?

– Хо-шо. – Довольная, Дженни соскользнула вниз и побежала через лужайку.

– Спасибо, – сказал Бен. – Около четырех было бы нормально.

– Мне тоже подходит. Что вам принести? – Ей не хотелось идти к Бену: она могла поспорить, что он захочет расспросить ее о несчастном случае и о потере памяти. Но она ни за что на свете не смогла бы обмануть Дженни.

Бен пожал плечами.

– Что хотите. Может, какой-нибудь салат? Она кивнула, и он помахал рукой:

– Тогда до встречи. – Затем повернулся к Джилиан:

– Я как-нибудь зайду в магазин, чтобы вы помогли мне с рождественскими подарками.

Джилиан улыбнулась.

– В этом году у нас чудесный выбор игрушек. Но не откладывайте до последнего момента.

Бен пошел вслед за Дженни к калитке, но на полпути обернулся и спросил:

– Вы разрешите мне забрать с собой собаку? Марина встревоженно простонала. Мейджер лежал на том же месте, куда лег после ее команды, и все еще следил за ней. Огорченно улыбнувшись Бену, она отменила прежнюю команду, сказав:

– Мейджер, хороший мальчик, иди к Бену. – И принялась собирать садовый инструмент.

Джилиан ошеломленно покачала головой.

– Где ты выучилась всему этому? Марина пожала плечами, открыла дверь черного хода и положила собранный инструмент на застекленную веранду.

– Это очень легко. Мейджер – прекрасно тренированная собака, и не знаю почему, но хорошо реагирует на мои команды. Точно так же я дрессирую и Лакки.

Собачонка, о которой шла речь, крутилась у них подлогами, едва они вошли в кухню. Пока Марина мыла руки, Джилиан положила свою сумочку на стол.

– Твой интересный сосед, кажется, неравнодушен к тебе, – лениво наблюдая, как падает лист плюща, растущего под окном, заметила Джил.

– Просто он очень по-дружески относится ко мне. – Не прозвучало ли это как попытка защититься?

– Более чем «по-дружески», дорогая сестра! Совершенно определенно, он интересуется тобой. – Джилиан перевела взгляд на Марину, и тотчас же шутливое выражение ее лица сменилось покаянным – Марина не могла скрыть обуявшую ее тревогу. – Извини. Я не хотела расстроить тебя. Я знаю, что слишком рано думать о новых отношениях. – Она обогнула стол, подошла к Марине и слегка помассировала ей плечи.

Что она могла на это сказать? Боясь даже попытки обсуждать Бена, она наконец остановилась на одной мысли, которую Джилиан должна была понять. Освободившись от рук сестры, Марина повернулась к ней, сложив руки в своей защитной позе.

– Джил, я тебя прошу, не обсуждай, что со мной случилось, с людьми, которые меня не знают. – Несправедливо было обвинять Джилиан за предыдущий разговор, но она хотела быть уверенной, что сестра ее больше не подведет. Бен был чересчур любопытен и чуть не засмеялся ей в лицо, услышав такие пикантные подробности.

У Джилиан округлились глаза.

– Ты хочешь сказать, что Бен не знает о несчастном случае… и о том, что произошло с твоей памятью?

– Нет.

Джилиан медленно опустилась на стул, подогнув свои длинные красивые ноги.

– Вот беда! – Она перевела встревоженный взгляд на Марину. – Извини, я была уверена, что он знает, иначе я бы ни слова не сказала, – сдержанно заметила она и плотно сжала губы. Но тут же заговорила снова. Марина печально улыбнулась, когда Джил переключилась на предмет, который занимал ее:

– Тогда почему ты держишь его в неведении? Вы, как я вижу, подружились.

Марина пожала плечами.

– Просто я считаю, что нет необходимости каждому, с кем я встречаюсь, знать о моем прошлом. Это ни к чему.

Джилиан какое-то мгновение изучала ее.

– Марина… как бы это тебе сказать? Не пойми меня не правильно. Но вы настолько разные! Это тебя и гложет? Ты думаешь, что не будешь нравиться Бену, если он узнает, что до несчастного случая ты не была счастливой домоседкой?

– О, Джил! – поразилась Марина и тут же засмеялась:

– С таким воображением тебе впору романы сочинять.

Теперь защищаться пришлось и Джилиан.

– Я думала, что это объяснение звучит правдоподобно, – сказала она обиженным тоном. – В конце концов, несмотря на всю преданность Рону, ты никогда не относилась к домашнему типу женщин.

– К такому, как сейчас?

Джилиан обвела жестом цветы, веселую отделку кухни в красных и желтых тонах, белого кота, расположившегося на соседнем стуле, и, наконец, собаку, лежавшую на коврике у двери.

– Теперь ты стала мамой, как я ее себе представляю.

– Что следует под этим понимать?

– Я никогда не могла представить тебя с детьми. Ты всегда казалась мне… слишком совершенной, чтобы заниматься домашними делами. А теперь… – Джил пожала плечами и развела руками, – ты стала более доступной, более простой.

Марина скривила губы.

– Ты пытаешься доказать мне, что я занимаюсь ерундой? – Но тут же успокоилась. – Поэтому у нас с Роном не было детей? Я не хотела их?

Джилиан внимательно посмотрела Марине в глаза.

– Ты действительно ничего не помнишь? – Это был риторический вопрос, и она продолжала говорить, как будто ответ не требовался. – Вы оба очень хотели иметь детей, а их все не было. И тогда вы обратились за консультацией к специалисту. Рон прошел обследование первым, и причина стала сразу ясна. Рон был бесплоден.

– Он не мог иметь детей?

– Да. Насколько мне известно, с тобой было все в порядке, а Рон не мог стать отцом.

– Как печально. Мы были очень расстроены? – Марина могла себе представить, как расстроена была бы она, если бы ей сообщили такое известие.

– Ты хорошо все скрывала. – Джилиан вытянула губы и сдула со щеки прядь шелковистых светлых волос. – Сначала Рон был очень подавлен. Я думаю, оттого, что не знал, как ты воспримешь это.

– А я?

Джилиан фыркнула.

– Ты шутишь? Ты держалась прекрасно, поддерживала его, обсуждала с ним вопрос усыновления и никогда больше не говорила о рождении ребенка. Вы уже собирались обратиться в частное агентство по усыновлению детей, когда с вами произошел этот несчастный случай.

Марина уставилась в пространство. Наконец она встряхнулась и через стол посмотрела на сестру.

– Не могу представить, как я должна была себя чувствовать. Не могу представить, что мне никогда нельзя было бы иметь детей.

Услышав звон колокольчика у входной двери, Бен вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Он самым бессовестным образом использовал Джен-ни как предлог, лишь бы снова увидеть Марину, и потому опять почувствовал себя виноватым.

Он скучал без нее эти две недели. Они провели вместе всего пару часов с тех пор, как познакомились, и, несмотря на это, он ловил себя на том, что хочет поделиться с ней многим: рассказать забавные истории, происшедшие с Джен-ни, спросить, как она будет праздновать Рождество и что ему подарить дочке. И хотя при мысли о встрече Рождества без Кэрри какая-то частица его «я» хотела заползти в глубокую нору и ничего не слышать и не видеть, он был решительно настроен сделать ради Дженни этот праздник веселым.

Он открыл дверь, и Маринина совершенная красота, как всегда, поразила его, точно удар в солнечное сплетение, дыхание его стало быстрым и отрывистым. Ее широко открытые глаза напоминали два таинственных озера. Голубые глаза, розовые губы и щеки – она была точно ангел.

Когда она сняла черное пальто, он был ошеломлен еще больше. На ней был свободный свитер, темно-синий с золотом, и темно-синие джинсы, плотно облегавшие ее длинные, стройные ноги. Свитер доходил до середины бедер, и, когда она отвернулась, чтобы взять со столика салатницу, он увидел прекрасной формы ягодицы.

– Привет. – Его голос прозвучал так, как будто он только что пробудился после трехдневной пьянки.

– Привет. Здесь желе. – Она передала ему салатницу. – Если мы не будем есть сразу же, то его надо поставить в холодильник.

Бен отступил в сторону и жестом пригласил ее в гостиную.

– Мы сядем за стол около пяти, если не возражаете. Дженни сегодня заснула раньше обычного и, наверное, часов в семь уже захочет спать.

– Прекрасно. – Марина направилась к кушетке, где сидела Дженни, держа на коленях свои туфельки.

– Полюбуйтесь на нее! Она проснулась в плохом настроении, – мягко предупредил Бен и понес салатницу на кухню.

Он украдкой заглянул под крышку, прежде чем поставить салатницу в холодильник. Желе из клубники! Как она узнала, что это один из его самых любимых десертов? Он выглядел в точности так, как делала его Кэрри, и у Бена слюнки потекли при одном его виде. Он включил печь, чтобы начать поджаривать цыпленка, которого заранее приготовил, а затем большими шагами вернулся в гостиную, спасать Марину от Дженни-капризули.

Девочка сидела на коленях у Марины. Туфельки – а ведь даже родному отцу она не разрешила надеть их на нее! – были уже на ногах, а Марина рассказывала Дженни ее любимую сказку.

Бен спокойно опустился на стул, наслаждаясь минутами мира и покоя. Одному воспитывать ребенка чертовски тяжело. Когда они с Дженни не ладили, что неизбежно в любой семье, с ними не было никого рядом, кто мог бы стать буфером, кто не так измучен ежедневными заботами о двухлетней малышке и готов сгладить все шероховатости в их отношениях или просто научить ее чему-то новому. Он любил Дженни больше всех на свете, но общение с кем-нибудь еще было бы на пользу им обоим.

До обеда Марина все свое внимание уделяла Дженни. Она читала ей детские рассказики, сидя на полу, строила домики из соединяющихся деталей, укачивала «детей» Дженни и была детским доктором. Она, очевидно, поняла его буквально, когда он пригласил ее прийти поиграть с Дженни.

По настоянию Марины они обедали по-семейному, на кухне, чтобы Бену не делать лишней работы. Затем она предложила выкупать Дженни, пока он будет мыть посуду. Он показал ей, где лежат полотенца Дженни, ее игрушки для купанья и чистая пижама, и оставил их, изумляясь, как она все хорошо делает, ведь раньше ей не приходилось ухаживать за маленькими детьми.

К тому времени, когда он закончил мыть посуду, на кухню пришлепала Дженни в пижамке, чтобы поцеловать его перед сном. Когда он спросил, не почитать ли ей, она сказала:

– Ма-ина читает.

Тогда Марина спросила, не хочет ли он сам почитать Дженни, он отрицательно покачал головой. Они расположились с книжкой в гостиной, а потом Дженни потребовала, чтобы Марина уложила ее спать.

Через пятнадцать минут Марина опустилась на кушетку в гостиной.

– Вот это да! Я и забыла, как устаешь от детей.

Бен усмехнулся, пересекая комнату, и включил монитор, чтобы увидеть, если Дженни заплачет.

– Я думаю, в магазине вам не приходится так много возиться с детьми.

– Конечно. Я очень редко занимаюсь с ребенком более нескольких минут. – В ее голосе сквозило явное сожаление.

– Сегодня вас сам Бог мне послал. Очень тяжело быть для ребенка всем на свете, особенно для такого маленького, как Дженни. – Бен поднял руки над головой и потянулся. – Как насчет бокала вина? Это снимет усталость. – Видя, что Марина заколебалась, он добавил:

– Я и себе налью.

– Спасибо.

Он поспешил на кухню, пока она не изменила своего решения, и через минуту вернулся с двумя бокалами белого вина. Сев на кушетку на безопасном расстоянии, он подал ей бокал, а свой поднял для тоста. Марина повторила его жест.

Бен помедлил немного, подбирая подходящие слова.

– За то, чтобы мы пережили горе, которое жизнь послала нам, и за дружбу.

– За дружбу, – тихо повторила Марина, когда раздался хрустальный звон бокалов. Она прислонилась к спинке кушетки, сбросила туфли и положила ноги на побитый кофейный столик. – Вы не возражаете?

– Нисколько, – ответил Бен. – С этим столиком обращались и похуже. Марина улыбнулась.

– Не могу поверить, чтобы это нежное, маленькое создание, спящее рядом, могло испортить вашу мебель.

– Не нарочно, конечно. – Бен засмеялся. – Но вы удивитесь, узнав, сколько ударов выдерживает этот столик, когда Дженни возит в коляске вокруг него своих кукол. А когда я прошу ее остановиться, у нее это плохо получается.

– Вам тяжело? – спросила Марина с сочувствием. – Я имею в виду – одному воспитывать дочь.

Бен глубоко вздохнул.

– Я думал об этом, когда вы читали Джен. Я люблю ее, и все же это действительно адский труд – целый день одному заниматься с ребенком. По понедельникам я иду на работу и радуюсь, что наступил перерыв в домашних делах.

Марина приглушенно засмеялась.

– Не могу себе представить. Она такая прелесть. Приводите ее ко мне в любое время, когда вам нужен перерыв. – Она сдвинулась немного вниз по спинке кушетки и скрестила ноги, отдыхающие на низком столике. – Я никогда не устаю от детей, которые приходят в магазин.

– А ваша сестра? Она любит детей?

– Любит. Но, прежде чем заводить детей, она хочет найти себе идеального мужа.

– Мудрая женщина. – Бен лениво тянул вино из бокала. – Так ваша девичья фамилия – Кэрр? – Ему показалось или Марина действительно напряглась, когда он задал этот вопрос?

– Ага.

– А ваши родители из этих мест?

– Отец был отсюда. Он вырос в Сент-Мэрис. Но с моей мамой он встретился в колледже. Она из Северной Каролины.

– А у вас есть родственники, кроме сестры?

– Нет. Ни двоюродных братьев, ни сестер – никого. Только Джилиан.

– Только Джилиан… – повторил он. Он помнил, что Джилиан сказала о несчастном случае, помнил и реплику некоего Джерри в магазине на прошлой неделе и не мог больше сдерживать любопытства. – Я не знал, что вы тоже пострадали в… том несчастном случае. Джилиан сказала сегодня, что вы были ранены.

– Нет, это был просто ушиб головы.

– Но она утверждала, что это отразилось на вашем поведении!

Никаких сомнений: Марина не хочет разговаривать на эту тему. Интересно, что причиной этому: горе или ее расстраивает что-то еще? Чтобы отвлечь ее, он взял плоскую подушку и бросил Марине.

– Не возражаете, если я тоже вытяну ноги?

– Н-нет. – Когда подушка приземлилась у нее на коленях, она скользнула еще чуть-чуть вниз, ближе к краю кушетки.

– Сидите спокойно. – Он лег поперек кушетки – так, чтобы ступни лежали на одном подлокотнике, а голова на другом. – Так расскажите мне о вашей амнезии.

Марина широко раскрыла глаза.

– Моей… потере памяти?

– Если вам тяжело об этом говорить, тогда не надо, – сказал он мягко. – Но я слышал, что сказал тот парень в магазине, и я хотел бы узнать, как это произошло. Ведь я ваш друг?

– Мой друг… – повторила она. В комнате стояла тишина, и он чувствовал, какая борьба происходит у нее внутри. Вот бы прочитать ее мысли! Он очень хотел знать о ней побольше, и свой вопрос задал не просто так. Если она резко воспротивится, то он должен будет отступить. А он сейчас к этому не готов. Ему очень нужен друг, но ведь и ей – тоже. – Как говорила Джилиан, мой муж Рон и я шли на яхте по Чесапикской бухте, – начала она.

Ее слова привлекли его внимание. Как говорила Джилиан?.. Он оставался спокойным, и она продолжала, описывая то, что ей рассказала Джилиан о несчастном случае и его последствиях.

– ..доктора говорят, что, вероятно, ко мне никогда не вернется память, – закончила она.

Бен был настроен скептически. Как можно вычеркнуть из памяти двадцать пять лет жизни?

– А вы сами в этом уверены? Или у вас другое мнение?

– И третье, и четвертое, – ответила Марина устало. – Я не хочу быть подопытным кроликом. Я просто хочу жить своей жизнью. У меня превосходное здоровье.

Ее амнезия была интригующей.

– Но Джилиан сказала, что, по ее мнению, вы совершенно изменились.

– Она мне тоже это говорила. Доктора считают, что у людей, переживших сильные ушибы головы, могут меняться даже черты характера. Не знаю, насколько я изменилась, но оказывается, это очень ее беспокоит.

Бен молчал, не зная, что и сказать. Марина поставила свой бокал на плоскую поверхность подушки.

Прикосновение холодного стекла к его ноге мгновенно стряхнуло с него задумчивость и вернуло в прошлое. Вот так же много вечеров лежал он на кушетке, а его голова покоилась на коленях Кэрри, и она перебирала его волосы…

Это было какое-то наваждение. Он размышлял, как может Марина, с внешностью роковой женщины, создавать такую домашнюю обстановку, действовать так же успокаивающе, как это делала его жена. Он часто подшучивал над Кэрри за ее инстинкт наседки, за ее умение сделать из любой вещи близкого друга. Каким-то необъяснимым способом Марина делала то же самое.

Когда Дженни капризничала и не хотела идти домой, Марина посмотрела через ее голову на него – точно так же, как это делала Кэрри, говоря: «Об этом спроси папу». Когда Марина рядом, у него такое ощущение, как будто бы рядом его Кэрри. Ему было бы очень трудно выдавить из себя это приглашение на обед, если бы его не заставила Дженни.

Скажи ему кто-нибудь год назад, что Кэрри умрет, а он шесть месяцев спустя будет приглашать к себе в дом другую женщину, он бы возмутился. Он и сам с трудом верил в происходящее. Но ему ужасно хотелось назначить Марине свидание.

Ни в коем случае! Отвяжись, Брэдфорд. Но он не мог придумать подходящей причины, чтобы разорвать отношения с Мариной. Если бы она узнала, что он хочет с ней встретиться потому, что она напоминает ему Кэрри, она бы поразилась. Или пришла бы в ярость. Во всяком случае, ей было бы очень неприятно.

Она такая мягкая, нежная и так добра к нему. Сама мысль о том, что он может причинить ей боль, невыносима. Он решительно отбросил в сторону сексуальные эмоции. Она друг, и ничего больше, и он хочет все оставить так, как есть. Мысль о свидании стала ему отвратительна. Ни один из них не готов к другим отношениям.

Неужели не готов?

Она нужна ему, но только как друг. Он будет контролировать свои побуждения. А сможет?