Текст книги "Замечательная жизнь Юдоры Ханисетт"

– Ну же, Стелла, ты ведь даже не пытаешься! – воскликнула Юдора с раздражением.

– Очень даже пытаюсь! А ты злая и противная, совсем как мама. Ненавижу тебя!

– Стелла, так нельзя. Ты так совсем не думаешь, и грубить невежливо.

– А мне все равно. Оставь меня в покое, – сказала она, отплывая от сестры подальше.

Юдора вздохнула.

– Сложная ученица? – произнесли у нее за спиной. Она обернулась и чуть не впечаталась в мускулистый торс Сэма Бьюкенена.

Юдора легко рассмеялась:

– Немного. Она совсем не хочет учиться.

– Бедняжка. – Сэм улыбнулся, и Юдора задумалась о том, что произойдет, если она поцелует его. Эта запретная мысль вызвала у нее трепет. – Слушай, вообще-то мне уже пора идти, но, может, ты захочешь как-нибудь сходить со мной в кино? На новый фильм с Кэри Грантом в «Ритци».

Юдоре казалось, что она видит сон – сладкий, полный надежды сон.

– Я бы с удовольс…

– Юдора! Помоги!

Юдора обернулась и увидела, что голова ее сестры то появляется, то исчезает под водой на самом глубоком участке бассейна.

– Стелла! – закричала она.

Внезапно все будто ускорилось. Спасатель, ругавший их некоторое время назад, тут же героически нырнул в воду и, схватив Стеллу, отнес дрожащую девочку в безопасное место. Юдора подбежала к сестре, упала на колени и крепко обняла ее, гладя по голове.

– Ох, Стелла, мне так жаль, – сказала она после того, как поблагодарила спасателя. Стелла хмуро смотрела на нее. – Ты в порядке, моя дорогая? – Снова молчание. – Стелла? Пожалуйста, скажи что-нибудь.

Стелла пристально посмотрела на Юдору, ее лицо выражало надменную, безжалостную ярость:

– Это все твоя вина. Этого бы никогда не случилось, если бы ты не флиртовала с тем глупым мальчиком.

Юдору захлестнуло чувство вины:

– Ты права. Конечно, ты права. Мне очень жаль, Стелла. Я должна была лучше следить за тобой. Мне так жаль.

– Отлично. Тебе и должно быть жаль. Ты была груба со мной, и это все твоя вина. Ты вынудила меня это сделать.

Юдора посмотрела сестре в глаза и увидела в них вызов. «Ты вынудила меня это сделать». Внимание Юдоры привлек тон, которым Стелла сказала это. Ее победоносный вид, когда девочка заметила, что сестра спешит к ней на помощь, тоже не давал ей покоя. Она нахмурилась. Это было просто нелепо. Стелла была слишком мала для того, чтобы так ловко манипулировать своей старшей сестрой. К тому же она любила ее. Юдора точно это знала. Сестренка не стала бы притворяться, что тонет, только для того, чтобы привлечь ее внимание. Юдоре сразу стало стыдно за подобные мысли. Стелла была всего лишь ребенком. А ее долг – оберегать ее. Она поцеловала сестренку в макушку и укрыла полотенцем.

– Пойдем. Тебе нужно переодеться в сухое.

На следующей неделе Юдора снова увидела Сэма в бассейне.

– Твоя сестра в порядке? – спросил он.

– Да, спасибо, что спросил. К счастью, с ней все хорошо.

– Я рад. – Его лицо смягчилось, он улыбнулся. – Ну что, в таком случае когда мы сможем пойти в кино?

Юдора опустила глаза:

– Не думаю, что это хорошая идея. Но все равно спасибо.

Эти слова напоминали лекарство: они были горькими и холодными, но все же необходимыми – только так она могла избавиться от чувства вины.

Глава 6

Глядя на тянущийся вперед длинный и унылый коридор больницы, Юдора сомневается в умственных способностях того служащего Государственной службы здравоохранения, который решил разместить гериатрическое отделение в самом его конце. Ей пришлось вытерпеть поездку в автобусе, забитом пассажирами в яркой одежде, и ужасающую жару на улице, поэтому когда она заходит в больницу, то чувствует себя так, словно поднялась на Эверест. Более того, она понимает, что этот визит – лишь пустая трата времени, лишний пункт в списке задач какого-нибудь несчастного, перегруженного работой врача. И все же Юдора совершает это эпическое путешествие, потому что для нее Государственная служба здравоохранения – один из последних бастионов цивилизации в этой морально обанкротившейся стране. Если они взывают к ней, то, чтобы ответить на их зов, она сделает все возможное, пройдет через огонь и воду и даже сядет на сто девяносто четвертый автобус до Бексли. Потому что это ее долг.

Она делает глубокий вдох и, набравшись решимости, шагает по бесконечному коридору. Его стены увешаны яркими, цветастыми мозаиками с надписями. Юдора замечает подпись, на которой говорится, что эта композиция выполнена учениками начальной школы имени святого Джеймса. Она видит, что слово «СЧАСТЬЕ», выкрашенное в ядреный розовый и желтый цвета, – работа семилетней Рози. Она решает про себя, что эта Рози отлично подружилась бы с Роуз – обе девочки, несомненно, питают особую любовь к абсолютно несовместимым цветам.

– Ого, мисс Ханисетт, какая приятная встреча!

Она оборачивается и видит, что к ней, широко улыбаясь и расставив руки, движется Стэнли Марчем. Опасаясь, что он хочет ее обнять, Юдора делает шаг назад.

– Доброе утро, – говорит она, не зная, рада ли его видеть. Ее раздражает один лишь его вид, но, увидев в этом бездушном месте приветливое лицо, она испытывает облегчение.

– Нам, похоже, по пути? – спрашивает Стэнли, указывая на дверь впереди.

Она смотрит на него непонимающим взглядом.

– В отделение для старых болванов, – добавляет он.

Юдора прочищает горло:

– Я предпочитаю называть его гериатрическим отделением.

– Это само собой, – говорит Стэнли, и его глаза блестят. – Вы позволите мне сопроводить вас? – Он предлагает ей свой локоть.

– Я и сама неплохо справляюсь, спасибо.

Поняв, что это прозвучало грубо, она добавляет:

– Но я буду рада компании, если вы не против идти в моем темпе.

– С удовольствием, – отвечает он. – Моя Ада в последние годы жизни ходила очень медленно. Бывало, она говорила мне: «Стэн, и зачем люди вечно торопятся? В спешке можно столько всего упустить. Иногда нужно просто остановиться и насладиться тем, как твое лицо ласкают лучи солнца».

– Похоже, она была мудрой женщиной.

– Очень.

Юдора замечает в голосе Стэнли хрипотцу и спешит сменить тему, избавляя их обоих от смущения.

– У вас есть дети? – спрашивает она.

– Двое, – с явной гордостью отвечает он. – Пол, ему почти пятьдесят, и Шэрон, ей пятьдесят два. Они оба в браке, и у них обоих тоже есть дети. Но они не забывают и про своего старика отца.

– Они молодцы, – говорит Юдора.

Стэнли улыбается.

– Я счастливчик. У меня двое замечательных детей и четыре чудесных внука. Вот бы еще Ада была рядом, чтобы разделить со мной это счастье…

– Вот мы и на месте, – с облегчением говорит Юдора, когда они подходят к нужному отделению.

– После вас, – говорит Стэнли, распахивая перед ней дверь.

– Благодарю.

Отметившись на стойке регистрации, они садятся на два до смешного неудобных синих пластиковых стула. «Приемная Господа», – думает Юдора, рассматривая людей вокруг. Она замечает пожилую пару: женщина уставилась в никуда и держит за руку своего мужа, хмуро читающего The Telegraph.

Еще одна женщина расхаживает по коридору; ее глаза с надеждой бегают туда-сюда, словно она ждет, что вот-вот увидит что-то важное. Она миниатюрная, точно птичка, с острыми чертами лица и лохматыми черными волосами с проседью. Своими блестящими, как бусинки, внимательными глазами, она напоминает Юдоре ворону. Выцветший желтый сарафан висит на ее сморщенном теле мешком. Юдора понимает, что она больше не может одеваться самостоятельно, поэтому вынуждена доверить эту задачу кому-то другому – кому-то, кто одевает ее, исходя из понятий удобства, а не красоты. Юдора вспоминает, как однажды, придя в больницу к своей матери, обнаружила, что ее одели в спортивное трико, и это воспоминание заставляет ее поежиться. Вдруг взгляд женщины в сарафане останавливается на Юдоре. Ее лицо озаряется узнаванием. Она бросается вперед и хватает ее за руки.

– Марджери, непослушная девчонка! Где ты пропадала?

Юдора озадаченно смотрит на Стэнли, который, как ей кажется, знает, что нужно делать в подобной ситуации.

– Здравствуйте, – говорит он, протягивая незнакомке руку. – Не думаю, что мы с вами знакомы.

В ответ она одаривает Стэнли не чем иным, как кокетливой улыбкой.

– Конечно, знакомы, Питер. Это же я, Энид!

– Ах, Энид! Как поживаешь?

– Ну, все довольно неплохо, но мой рейс задерживается, так что я понятия не имею, сколько еще здесь пробуду.

– О боже. Ужасно, – говорит Стэнли. – И куда ты сегодня летишь?

– В Нью-Йорк, – отвечает Энид.

– Вот здорово.

– Я бы предпочла Сан-Франциско, но вынуждена лететь туда, куда скажет мой редактор. Следить за развитием событий и все такое – ну ты понимаешь.

– Конечно.

– Пойдем, мама, – говорит подходящая к Энид изможденного вида женщина.

– А это мой редактор, Кэтрин, – говорит Энид, указывая на свою дочь.

– Приятно познакомиться, – утомленно, но приветливо говорит Кэтрин, давно привыкшая к подобным играм.

– Посадка уже началась, дорогая?

– Началась, мама. Пойдем.

– Пока, Энид, – говорит Стэнли.

– Да, до свидания, – поддерживает его Юдора.

– До свидания, друзья, – говорит Энид, и ее глаза блестят от возбуждения. – Когда я вернусь, пропустим по стаканчику в «Граучо».

– Мы будем ждать с нетерпением, верно, Марджери? – говорит Стэнли.

– Непременно, – отвечает Юдора.

Дочь Энид благодарно улыбается им, прежде чем направиться к выходу.

– Бедняжка, – вздыхает Юдора.

– Мне она показалась счастливой, – говорит Стэнли. – Но я сочувствую ее дочери. С моей Адой под конец произошло то же самое – с этим нужно просто смириться, хоть это и нелегко.

– Даже не сомневаюсь, – говорит Юдора. – Вы были очень добры к этой женщине.

Она не любит пустой похвалы, но всегда высказывает ее, если она заслужена.

Стэнли пожимает плечами:

– На моем месте так поступил бы любой.

«Вовсе нет, – думает Юдора. – Не все люди такие добрые и понимающие. Мир нетерпим и полон осуждения».

– Чуть не забыл, у меня же ваш носовой платок, – говорит Стэнли, выуживая его из кармана. – Постиран и выглажен – все, как мадам любит. Спасибо, что одолжили. Я носил его с собой на случай, если встречу вас.

– Спасибо, – говорит Юдора, впечатленная его внимательностью. Его бесконечная веселость временами может раздражать, но сегодня она благодарна ему за компанию. Она не любит больницы, а он помогает ей забыть об этом.

– Мне кажется, что это место немного похоже на тюрьму, – говорит Стэнли.

– Прошу прощения? – переспрашивает Юдора.

– Мы не должны спрашивать друг у друга, по какой причине здесь оказались, – поясняет он с усмешкой.

Юдора закатывает глаза. Именно такой идиотский юмор ее и раздражает.

– Просто чтобы вы знали: я посещаю процедуры по реабилитации.

– Ах, все понятно. Они рассудили, что, после того как в прошлом году вы перебрали и решили прилечь на тротуар, за вами лучше приглядывать, – говорит Стэнли, пихая ее локтем.

Юдора решает проигнорировать эту неумелую, на ее взгляд, шутку:

– А вы?

Стэнли стучит себя по лбу:

– Я здесь из-за памяти. Мой сын считает, что после смерти Ады я стал слегка забывчивым. Я уверен, что со мной все в порядке, но проверить здоровье никогда не повредит, верно? Печенье хотите? – Он достает из кармана пачку инжирных рулетиков и протягивает один Юдоре.

Она смотрит на него с подозрением.

– Не бойтесь, они не отравлены.

– Спасибо, – говорит она, принимая угощение. – А вы подготовились к походу в больницу.

– Я знаю, сколько иногда приходится ждать приема, – говорит он, откусывая печенье. – Но согласитесь, это все равно лучше, чем сидеть дома, упиваясь жалостью к себе, а?

– Я стараюсь этого избегать, – говорит Юдора, доставая из сумочки сборник кроссвордов.

– Ага, так вы, выходит, любительница головоломок? – спрашивает Стэнли, кивая на журнал.

– Не вы один предпочитаете ходить в больницу подготовленным. Я стараюсь разгадывать хотя бы один кроссворд в день. Это держит мозги в тонусе.

– Моя Ада тоже так говорила. Она была большой любительницей головоломок: кроссворды, игра «Поиск слов»[7]7
  Вид головоломки: прямоугольная таблица из букв, в которой необходимо найти слова – вертикально, горизонтально и по диагонали.


[Закрыть] – в общем, полный набор. А вот мне это никогда особо не нравилось.

– Что ж, возможно, вам стоит попробовать, если вы беспокоитесь о своей памяти.

– Или тренируй память, или попрощайся с ней, – говорит Стэнли.

– Что-то вроде того, – отвечает Юдора, доставая ручку.

– Стэнли Марчем, – зовет медсестра с широкой улыбкой на лице.

– К вашим услугам, мадам, – восклицает Стэнли, вскакивая на ноги.

– Удачи, – говорит Юдора.

– Она мне не понадобится, – отмахивается Стэнли.

– А я это и не вам – медсестре.

Стэнли смеется:

– Неплохо, мисс Ханисетт!

Юдора качает головой и возвращается к своему кроссворду. Сегодня он непростой, но это только распаляет ее, и она по-настоящему наслаждается моментом максимальной сосредоточенности, когда чувствует, что вот-вот подберет нужное слово. Кроссворды от The Times всегда были ее самыми любимыми. Раньше Юдоре доставляли газету каждый день, но она отказалась от подписки, когда поняла, что ждет новый выпуск только ради кроссворда. Теперь, когда она имеет под рукой эти сборники, ей больше не приходится смотреть на фото недоумков, которые сейчас стоят у власти, и читать об их деяниях. Она даже думать не хочет о том, что с этими опасными для общества идиотами сделал бы Черчилль.

Она задерживает ручку над номером семнадцать по горизонтали («бессмысленный язык», одиннадцать букв), подсчитывая, сколько раз буква «а» встречается в слове «тарабарщина», как вдруг ее рука начинает дрожать. Дрожь усиливается приступом паники, так что Юдоре приходится согнуть руки и начать глубоко дышать.

– Мисс Ханисетт? – говорит приятный тихий голос.

Юдора смотрит на обращающуюся к ней женщину, недоумевая, зачем она могла понадобиться кому-то, кто едва ли достиг того возраста, в котором разрешается водить автомобиль. Заметив на ее шее стетоскоп, она вздыхает.

– Это я, – говорит она, вставая на ноги и чувствуя облегчение оттого, что дрожь наконец-то прекратилась.

– Вам помочь дойти? – предлагает доктор, делая шаг вперед.

– Нет, я справлюсь. – Она сожалеет об этой резкости, увидев, как та быстро отступает. – Спасибо.

Юдора следует за ней в маленькую душную комнату с непривлекательным видом на автостоянку. Она замечает, как к одной из машин под руку идут Энид и ее дочь. Энид что-то говорит. Ее дочь смеется и целует мать в щеку. Юдора внезапно чувствует укол зависти к их связи. Она не припоминает, чтобы у них с матерью когда-нибудь были такие теплые отношения.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – говорит врач. – Я доктор Эбби Джарвис. Ординатор, специализируюсь на гериатрической медицине, работаю под руководством мистера Саймонса. Полагаю, что это ваш повторный визит после падения в прошлом году?

– Вы верно полагаете, – говорит Юдора. – Правда, я не совсем понимаю, почему это так необходимо.

Сказав это, она внимательно смотрит на девушку. Она чувствует себя виноватой за то, что так оттолкнула ее. Глядя ей в глаза сквозь стекла ее огромных очков, Юдора понимает, что девушка очень добрая, но катастрофически неуверенная в себе.

Лицо доктора Джарвис озаряется улыбкой.

– Надеюсь, что это будет лишь рутинный визит и уже совсем скоро вы сможете пойти домой.

– Хорошо, – говорит Юдора. Она хочет помочь милой девушке и решает быть как можно более сговорчивой.

– Вы помните обстоятельства своего падения?

– Я споткнулась о расшатанный булыжник мостовой. Я уже жаловалась на это в городской совет. В нашем районе их сотни.

– И вы ничего не сломали?

– К счастью, нет. У меня было сотрясение мозга и синяки, но никаких серьезных повреждений.

– Это хорошо. Сейчас вы передвигаетесь самостоятельно?

– Теперь у меня есть трость, с ней мне легче.

Рука Юдоры снова начинает дрожать. Она тщетно пытается это скрыть.

– Вы часто испытываете подобную дрожь? – спрашивает доктор Джарвис, слегка хмуря брови.

– Иногда. Я уверена, что это пустяк.

– Вы чувствуете скованность в суставах, замедленность движений?

– Конечно, – говорит Юдора, – мне восемьдесят пять лет.

Доктор тянется вперед и берет ее дрожащую руку в свою.

– Вы не возражаете, если я позову мистера Саймонcа, чтобы получить независимое мнение?

«Возражаю, – думает Юдора. – Я очень даже против. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я просто стара. Неужели ты не понимаешь?» Затем она вспоминает о своем решении быть сговорчивой.

– Хорошо, – говорит она.

Доктор Джарвис нежно пожимает ее руку. Ее прохладные прикосновения полны ободрения.

– Я вернусь совсем скоро.

Юдора сидит неподвижно. Она с осуждением смотрит на свою руку, призывая ее перестать дрожать. Мгновением позже в кабинет, даже не удосужившись постучать, врывается эксперт. Он выглядит грубым и явно считает себя важной птицей. Юдоре он с первого взгляда не нравится. За ним заходит доктор Джарвис, и ее пугает до ужаса обеспокоенный взгляд девушки.

– Я мистер Саймонс, – скучающим голосом говорит вошедший врач. Он понимает, что должен представиться, но, судя по всему, считает себя выше этого. – Доктор Джарвис подозревает, что у вас болезнь Паркинсона.

Доктор Джарвис резко втягивает носом воздух.

– Вообще-то я этого не сказала.

Эксперт вздыхает, но не извиняется:

– Вы чувствуете скованность в суставах, замедленность движений?

– Немного, – говорит Юдора, поджимая губы, – но я думаю, что это все возраст.

– Неужели? – говорит Саймонс, а затем поворачивается к доктору Джарвис. – Это же элементарные вопросы. Я должен делать за вас всю работу?

– Нет, конечно нет. Извините, – говорит она с таким видом, будто сейчас расплачется.

Рука Юдоры снова начинает дрожать. Эксперт впивается в нее взглядом и хватает за руку, как будто хочет отчитать ее за эту дрожь. Шмыгнув носом, он с разочарованием отпускает ее ладонь.

– Тремор, – говорит он. – У пожилых людей это встречается очень часто. – Он поворачивается к Юдоре, невежественно обращаясь к ней с покровительственной медлительностью. – Он – мешает – вашей – повседневной – жизни?

Юдора чувствует, как напрягаются ее плечи.

– Иногда раздражает, но в целом нет.

– Тремор может быть вызван стрессом, гневом или чрезмерным потреблением кофеина, – говорит он доктору Джарвис. – Обратитесь к терапевту и скажите понаблюдать за динамикой, – добавляет он, поворачиваясь к двери.

– В данный момент я бы списала это на гнев, – бормочет Юдора.

– Прошу прощения?

– Да, пожалуй, это не помешает, – говорит она, прищуриваясь.

Мистер Саймонс выглядит озадаченным.

– Можно вас кое о чем спросить?

Он скрещивает руки на груди:

– Что ж, я слушаю.

– Ваша мать вами гордится?

– Прошу прощения? – снова говорит он.

– Ваша мать. Мне просто интересно, знает ли она, как вы общаетесь с другими людьми. Я хочу сказать: вы явно многого достигли в профессиональном плане, но вот вести себя, похоже, не умеете.

Мистер Саймонс открывает рот, чтобы возразить. Юдора поднимает руку, заставляя его умолкнуть.

– Мне восемьдесят пять лет, и времени на задавал у меня нет. Советую вам как следует подумать, правильно ли вы выбрали себе профессию, потому что, на мой взгляд, работать с людьми вам не следует. Вы грубы, бессовестны и напрочь лишены чувства такта. Вам бы следовало извиниться передо мной и этой молодой леди.

Мистер Саймонс некоторое время буравит ее взглядом, а потом, хлопнув дверью и не сказав ни слова, спешит скрыться.

Молодой доктор и пожилая женщина смотрят друг на друга, наполняясь признательностью. Взаимная поддержка объединяет этих двух женщин независимо от их возраста. Юдора чувствует, будто вновь обрела голос, и, к своему удивлению, она обнаруживает, что ей есть что сказать.

– Надеюсь, я не навлеку на вас проблемы тем, что высказала свое мнение, – говорит она.

– Вовсе нет, мисс Ханисетт, – отвечает доктор, качая головой. – Мне очень жаль, что так получилось. Мистер Саймонс, он…

– Гадкий человек, и ему необходимо было сделать это замечание, – заканчивает за нее Юдора, поднимаясь на ноги. Она пристально смотрит на доктора. – Вам не за что извиняться. Я терпеть не могу задавал и вам советую не спускать им все с рук. Вы замечательный человек и отличный врач. Вы заслуживаете лучшего.

– Спасибо, – говорит доктор Джарвис. – Но иногда мне кажется, что стоит поискать себе другую профессию.

– И думать не смейте, – говорит Юдора. – Вам нужно быть сильнее и бесстрашнее – для этой работы у вас есть все задатки. И кроме того, к кому я тогда пойду на следующий прием? Вы играете важную роль в истории моей болезни.

Врач изучает ее лицо.

– Я думаю, это касается нас обеих.

Юдора на мгновение теряется, но быстро возвращает себе самообладание:

– Итак, на сегодня мы закончили?

– Да. Я напишу вашему терапевту. Если тремор усилится, пожалуйста, свяжитесь со мной, – она протягивает Юдоре руку. Та пожимает ее. – Было приятно познакомиться с вами, мисс Ханисетт.

– И мне, доктор Джарвис.

Возвращаясь в приемную, она снова и снова прокручивает в голове разговор с доктором Джарвис. Чем старше она становится, тем более ненужной себя ощущает. Как будто вся ее жизнь – это длинный коридор с огромным количеством дверей, ведущих к разным развлечениям. В юности она могла войти в любую из них. Устроиться на работу, пообщаться с друзьями, поехать на море. Все было возможно. Теперь же большинство этих дверей помечены строгими знаками «Вход воспрещен». Ее развлечения ограничиваются посещением больницы, ежедневным разгадыванием кроссвордов и приготовлением легкой для пережевывания пищи. Это еще не конец света, но ее мир сжался, и от этого она чувствует себя бесполезной.

Добравшись до приемной, она не испытывает удивления, обнаружив, что ее ждет Стэнли, и это доставляет удовольствие.

– Я подумал, что вы будете рады, если кто-нибудь подбросит вас до дома, – говорит он.

– Спасибо. Это очень мило.

– Как все прошло? – спрашивает он. – Все хорошо?

Юдора решает не упоминать о треморе и грубости молодого доктора. Она еще и сама не до конца это обдумала.

– Все отлично. А у вас?

Стэнли пожимает плечами:

– Сказали, что будут за мной приглядывать, но в нашем возрасте без этого никуда, верно?

– Держат нас в ежовых рукавицах, – говорит Юдора.

Стэнли смеется:

– Верно, но лишь из благих побуждений.

– Я полагаю, что это так.

Когда они подходят к его машине, он галантно открывает перед ней дверь. Юдора забирается внутрь, испытывая облегчение оттого, что ей не придется ехать на автобусе.

– Знаете, я буду рад подвезти вас, если вам снова будет нужно в больницу, – говорит он, садясь за руль и включая зажигание. Из кондиционера вырывается животворящий поток холодного воздуха.

– Благодарю, но я не против воспользоваться и общественным транспортом, – отвечает Юдора.

– Вы не очень хорошая лгунья, – говорит Стэнли. – Шутки в сторону. Мне правда совершенно не сложно. Наоборот, это даст мне повод выйти из дома. Я оставлю вам свой номер телефона, когда мы доедем до места.

– Спасибо, – говорит Юдора. Она знает, что никогда не обратится к нему, но благодарна за его доброту.

Стэнли включает радио. Юдора морщится, когда из динамиков начинает играть песня Hound Dog Элвиса Пресли. Вместо того чтобы выключить ее, Стэнли принимается подпевать. Он воет и ерзает, как одержимый. Заметив, что она не испытывает восторга, он спрашивает:

– Вы не поклонница короля рок-н-ролла?

– В мою молодость слушали другую музыку, – говорит Юдора.

– Справедливо. Но вы ведь ходили на танцы, верно?

– Конечно, – глаза Юдоры блестят от нахлынувших воспоминаний, – каждую субботу.

– Волшебные времена, – говорит Стэнли.

– Это было очень давно, – отвечает Юдора.

– Ну, мы сами решаем, сколько нам лет в душе.

– В таком случае мне, пожалуй, около двухсот.

– Нет, мисс Ханисетт. Так не пойдет. У меня есть для вас предложение.

– Ну разумеется, – говорит Юдора, жалея, что не может вернуться во времени, чтобы сесть на автобус.

– В выходные моему сыну Полу исполняется пятьдесят лет, и я подумал, что вы, возможно, согласитесь пойти со мной на его вечеринку. Она будет в старом танцевальном зале за углом. Я был бы рад пойти туда не один и к тому же уверен, что будет весело.

Юдора бросает на него быстрый взгляд. Она абсолютно не хочет идти, но разве может отказаться, проявив грубость? К тому же что плохого в том, что она доставит Стэнли удовольствие?

«Хоть какая-то польза от меня будет, пока я еще жива».

– Хорошо, – говорит она. – Но мне нужно будет вернуться домой к десяти.

Стэнли делает вид, будто снимает шляпу.

– Ваше слово для меня закон, моя Золушка.

1952 год, Сидней-авеню, юго-восток Лондона

Спор начался из-за оторванной пуговицы. Из-за толстой коричневой пуговицы – блестящей, как свежий неочищенный каштан. Когда Стелла, одетая в новенькую школьную форму и полная нервного возбуждения, выходила из дома, первый раз отправляясь на занятия в среднюю школу, на ее пиджаке их было три.

– Одета с иголочки, – сказала Юдора, в глазах которой отражался целый вихрь эмоций, когда она, стоя от Стеллы на расстоянии вытянутой руки, рассматривала свою нарядную сестренку. – И готова к новым приключениям.

Она обернулась через плечо и посмотрела на мать. Та наблюдала за дочерьми с абсолютно бесстрастным лицом.

– Она замечательно выглядит, да, мама? – спросила Юдора, никогда не терявшая надежды добиться их примирения.

Беатрис сделала шаг вперед.

– У тебя на воротничке пылинка, – сказала она, смахивая ее ударом ногтя. – А так ты выглядишь вполне сносно.

Стелла взглянула на сестру, которая ободряюще ей кивнула.

– До скорого, – сказала она, а потом подхватила портфель и направилась к двери.

– Удачного дня, моя драгоценная, – крикнула Юдора. Стелла смело улыбнулась и исчезла за поворотом. – Надеюсь, с ней все будет в порядке.

– Конечно, будет, – снисходительно сказала Беатрис. – Ты не опоздаешь на работу?

После окончания школы Юдора устроилась секретарем в один лондонский банк. Работа ей нравилась, но еще больше ей нравилось каждый день ездить в город. Так она чувствовала себя важной и нужной. Она обеспечивала свою семью, заботясь о матери и сестре, как и просил ее отец. Юдора скучала по нему каждый день и часто мечтала, чтобы он был рядом, чтобы дать ей передышку от все более неистовых ссор Стеллы и Беатрис. Она представляла, как они с отцом одновременно закатывают глаза, а потом с улыбкой добиваются примирения.

Юдора надеялась, что, когда Стелла станет старше и покладистее, Беатрис смягчится. К сожалению, зерно скорби, посеянное в душе Беатрис в день смерти ее мужа, пустило корни и прочно там обосновалось. Это казалось до боли смешным, но Беатрис будто считала Стеллу виновной в смерти мужа. До того как он погиб, в ее жизни все было в полном порядке: они с Альбертом и Юдорой были счастливой семьей из трех человек. А потом пришла война, которая украла его именно тогда, когда на свет шумно и драматично появилась Стелла. К несчастью для девочки, она стала для матери своеобразным синонимом трагедии, а проявляющиеся в ней время от времени жестокость и требовательность сделали ее в глазах Беатрис человеком, которого приходится не любить, а терпеть.

Юдора считала своим долгом компенсировать сестре материнскую нелюбовь. Это было трудное и зачастую неблагодарное занятие.

Работа стала для нее долгожданным островком спокойствия. Коллеги Юдоры оказались довольно дружелюбными, и два старших секретаря тут же взяли ее под свое крыло. Пожилой мистер Уэллс, ее босс, был добр. Когда он называл ее «дорогая», то немного напоминал ей отца.

Мать Юдоры все так же работала в начальной школе, в которую когда-то ходили ее дочери, – теперь она была там директором. В прошлом году один учитель, мистер Харрисон, пригласил ее в театр. Беатрис это предложение глубоко оскорбило, но Юдора про себя решила, что она просто стыдится. Девочка понимала, что мать очень скучает по своему мужу, но не могла взять в толк, зачем было всю оставшуюся жизнь избегать мужской компании. Юдора знала, что отец хотел бы, чтобы Беатрис была счастлива, но по какой-то причине она никак не могла сбросить с плеч бремя потери.

Вечером Юдора вошла в дом, предвкушая встречу со Стеллой и ее рассказ о своем первом дне в средней школе.

– Привет! Мама? Стелла?

Ответом ей была лишь тяжелая тишина. Затем из кухни послышались прерывистые всхлипы.

– Мама? – Как только Юдора заметила полное страдания лицо матери и нечищеные морковь и картофель на столе, она поняла, что случилось что-то плохое.

– Этот ребенок – сущий дьявол! – воскликнула Беатрис.

– Что она натворила на этот раз? – спросила Юдора, пытаясь скрыть свое раздражение.

– Она ударила меня! Собственную мать! – Беатрис наклонилась к Юдоре и, когда дочь обняла ее, зарыдала, точно ребенок.

– Что случилось? – мягко спросила Юдора, поглаживая мать по волосам.

– Что ж. Когда она пришла из школы, я заметила, что на ее пиджаке не хватает одной пуговицы, но, когда я спросила, что случилось, она пожала плечами, как будто ей решительно все равно. Это так рассердило меня, Юдора. Я сказала ей, чтобы она немедленно взяла иголку и пришила ее назад, но она отказалась. Ты представляешь? И когда я закричала, что она должна делать то, что ей говорят, она закричала на меня в ответ и заявила, чтобы я катилась к черту! Если бы я когда-нибудь сказала такое своей матери, она заперла бы меня в дровянике!

Юдора мысленно вздохнула.

– Она хотела уйти из кухни, и я схватила ее за руку, а она влепила мне пощечину. Вот. – Беатрис приподняла лицо, демонстрируя щеку, на которой красовался все еще розовый след от удара ладонью.

– Господи, – сказала Юдора, чувствуя, как внутри поднимается удушающая усталость.

– Что нам с ней делать? – спросила Беатрис. – Она совершенно неуправляема, Юдора. Будь ваш отец жив, такого бы никогда не случилось. Я в этом уверена.

– Я поговорю с ней, – сказала Юдора.

– Ох, правда? Спасибо. Ты так добра. Что бы я без тебя делала? Тебя Стелла послушает. Меня она, кажется, ненавидит! Не знаю, чем я это заслужила.

Юдора поднялась по лестнице и легонько постучала в дверь комнаты Стеллы.

– Прочь! – сердито ответили изнутри.

– Стелла, это я. Могу я войти, пожалуйста? – Она услышала внутри комнаты движение, и дверь приоткрылась.

Юдора сочла это приглашением и вошла. Стелла, озлобленная на весь мир, сидела на кровати, даже не переодевшись. Юдора опустилась рядом.

– Я полагаю, она уже рассказала тебе, что случилось, – произнесла Стелла после небольшой паузы.

– Если под «ней» ты подразумеваешь маму, то да, рассказала. – Юдора украдкой взглянула на сестру. Беатрис выплескивала эмоции слезами, Стелла же пылала от ярости. – Ты же понимаешь, что не должна была бить ее, верно?

Девочка дернула плечами.

– Стелла, – предупреждающим тоном начала Юдора, – нельзя раздавать пощечины направо и налево.

– Она так сильно схватила меня за руку!

Юдора сглотнула. Она знала, что их мать бывает весьма деспотичной.

– Тебе все равно не стоило ее бить.

– Почему ты всегда на ее стороне? Всегда. Она меня ненавидит, а ты вечно за нее заступаешься. Это несправедливо, Дора.