Текст книги "Невезение"

Глава 18

– Слушай, Гиб, я сойду с ума от этого запаха.

Гиббонс поглядел на Тоцци, растянувшегося на светло-коричневом диване в приемной – ноги на подлокотнике, под головой свернутая кожаная куртка.

– Какого запаха?

– Больничного. Меня тошнит от него. Вчера целый день в больнице у Вэл, потом целую ночь тут. Торчим здесь, чтобы повидать Гонсалеса. Я больше не могу. Мой нос этого не выдержит.

Гиббонс ничего не ответил. Он сидел, ссутулившись в кресле, положив ноги на журнальный столик и подперев кулаком щеку. Он четыре часа провел в машине, слушая бесконечные причитания Тоцци о том, как он любит Валери, как ненавидит Иммордино, как важна для него сейчас «энергетическая точка», потому что он любит Валери, и поэтому всадит Иммордино пулю в лоб за то, что тот сделал с Валери… О Боже, всю дорогу крутил свою шарманку.

Но это было еще не самое страшное. Когда они наконец добрались до госпиталя Милосердной Девы Марии, расположенного черт знает где в Пенсильвании, дежурные сестры преградили им путь к палате Гонсалеса. Они действовали сплоченно, словно воинское подразделение, прошедшее войну во Вьетнаме, твердя, что никто не смеет тревожить их пациентов в такой час… Они с Тоцци предъявили свои удостоверения и прочее, но злобные фурии лишь скрестили руки на объемистых грудях, встали плечом к плечу и в буквальном смысле слова заблокировали проход. Ни за что на свете, заявили они. Сначала получите разрешение лечащего врача. Они стояли насмерть, словно защищая линию Мажино.

И тогда Тоцци взорвался, принялся орать на них как сумасшедший, и Гиббонсу пришлось успокаивать напарника, пока он не натворил чего-нибудь. Отослав Тоцци вниз поостыть немного, он попытался самым вкрадчивым тоном уговорить старшую сестру сделать такую любезность и позвонить домой доктору, потому что дело очень срочное. Но та не нашла ничего лучшего, как спросить в ответ: «У вас есть ордер?» Вероятно, видела что-то такое по телевизору. Мол, если у вас нет ордера или какого-нибудь другого документа, она не станет тревожить доктора посреди ночи, ибо это может потом плохо отразиться на пациентах. После чего пригрозила, что вызовет полицию, и ему не оставалось ничего, как сдаться и отправиться вниз в приемную, поскольку он отнюдь не горел желанием иметь дело с местной полицией. Они непременно позвонят в здешнюю штаб-квартиру ФБР, те свяжутся со штаб-квартирой в Нью-Йорке, чтобы проверить, что делают тут два агента из манхэттенского отдела, и уже утром все станет известно Иверсу, которому сейчас как раз и не нужно было ничего знать.

Вот почему им пришлось торчать в этой приемной с пластиковой мебелью и примитивными ландшафтами на стенах. Безуспешно пытаясь уснуть, они с нетерпением ожидали восьми часов, когда наконец появится лечащий врач Гонсалеса и даст разрешение поговорить с ним какие-то пять минут.

– Я предъявлю иск этим чертовым больницам, – произнес Тоцци, таращась в потолок. – Они погубили мой нос. Я больше не различаю запахов. Я потерял обоняние.

Гиббонс закрыл глаза.

– Плевать я хотел на твое обоняние.

– Что вам угодно, джентльмены? – раздался женский голос. Вопрос был задан не самым любезным тоном.

Гиббонс открыл глаза и выпрямился в кресле. Тоцци спустил ноги на пол. Она стояла возле журнального столика, невысокая брюнетка, волосы гладко зачесаны, на лбу челка, на носу очки. На ней был халат, на шее болтался стетоскоп.

– Я доктор Коновер, – сказала она. – Как я понимаю, вы желаете поговорить с одним из моих пациентов.

Тоцци встал и расправил смятую кожаную куртку.

– Да. Мы хотели бы задать всего несколько вопросов Генри Гонсалесу.

Докторша мрачно и раздраженно поглядела на него. Теперь Гиббонс понимал, почему ночные валькирии задали им такого жару. Эта докторша была с ними заодно. Теперь все стало ясно. Она продолжала сердито и удивленно смотреть на Тоцци. Похоже, он ей приглянулся. Ну, разумеется.

– Мистер Диас – если вы имеете в виду его – еще не в том состоянии, чтобы принимать посетителей. Его нельзя беспокоить.

– Мы вовсе не собираемся беспокоить его. Мы только хотим задать ему пару вопросов, – сказал Тоцци.

Вид у него был на редкость простодушный и непринужденный – колени расслаблены, голова чуть откинута назад, кожаная куртка переброшена через плечо.

Докторша не сводила с него глаз, правда, взгляд ее был по-прежнему сердитым. Она была довольно привлекательна. Гиббонсу нравились женщины в очках – не все, конечно. Доктор Коновер принадлежала к тому типу женщин, которые в очках выглядят более сексуально. Как и Лоррейн. О Господи… Лоррейн! Он забыл позвонить ей вчера вечером. Но сейчас ему не хотелось думать об этом.

Из динамика послышался нежный голосок одной из ночных фурий, прервавший молчаливый поединок докторши и Тоцци: «Доктор Коновер, вас вызывает номер три-два. Вас вызывает номер три-два».

– Извините, – сказала она и вышла из приемной.

Гиббонс поднялся с кресла.

– Ступай за ней. Пусти в ход весь свой итальянский шарм.

– Что?

– Она положила на тебя глаз. Иди побеседуй с ней. Напои ее кофе, отведи куда-нибудь. Придумай что хочешь, только отвлеки минут на пять, чтобы я мог переговорить с Гонсалесом.

– Ты сошел с ума? Такие женщины ни на кого не кладут глаз. Поверь мне.

– Ты опять ошибся, Тоцци. Как раз таким женщинам и нравятся парни твоего типа. Поверь мне…

– Ты что, спятил? – рассердился Тоцци. – Я вчера, можно сказать, излил тебе душу. Валери лежит раненая в больнице, а я должен тут ухлестывать за этой докторшей? Я не могу, Гиб. Я не в том состоянии.

– Плевать мне, что ты чувствуешь. Это работа. Тебе не нужно чувствовать. Нужно просто сделать, что требуется. Все. Иди.

– Гиб, я не могу…

– Послушай, разве не ты говорил мне, что жаждешь свернуть шею Сэлу Иммордино? Если ты намерен ждать подходящего состояния, это не случится. Понятно? Подумай, что для тебя важнее, и не теряй времени.

Выражение лица Тоцци осталось прежним, но он кивнул.

– Хорошо, ты прав.

– Ступай к дежурному посту и жди докторшу. Займи ее чем-нибудь на несколько минут. Остальное я беру на себя. Давай действуй.

Тоцци пожал плечами.

– Как скажешь.

Они вместе прошли в коридор, и Гиббонс заметил, что ночная боевая команда закончила дежурство. На дежурном посту была только одна медсестра, которая заполняла какие-то бумаги. Она поглядела на них, но в ее глазах не было враждебности. Вероятно, ночные дежурные ничего не сообщили ей о них.

Гиббонс нажал кнопку лифта и сказал Тоцци, что они увидятся после. Тоцци прислонился к стойке возле поста. Дежурная сестра встала и спросила, чем может помочь ему. Подошел лифт. Когда дверь лифта уже закрывалась, Гиббонс услышал, как Тоцци объяснял сестре, что поджидает доктора Коновер, чтобы продолжить прерванную беседу. Похоже, и эта дамочка не устояла перед его обаянием, подумал Гиббонс. Спускаясь вниз, Гиббонс недоуменно качал головой. Он никогда не мог понять, что бабы находили в Тоцци. Когда лифт остановился, он снова нажал кнопку шестого этажа. Лифт поднялся наверх. Тоцци по-прежнему стоял, прислонившись к стойке. Дежурной сестры уже не было. Тоцци кивнул ему. Все в порядке. Гиббонс вышел из лифта, повернул налево и пошел искать палату Генри Гонсалеса.

По обе стороны коридора были двери с номерами палат, одни распахнутые настежь, другие плотно притворенные. Черт побери. Он не хотел, чтобы кто-то заметил, что он не знает, куда идти. Гиббонс заглянул в открытую дверь. Какой-то парень с загипсованной ногой смотрел по телевизору мультики: крошечные голубые человечки с визгом бегали по лесу. Парень схватил дистанционное управление и переключил канал, должно быть, застеснявшись, что его застали за мультиками.

Гиббонс подошел к следующей закрытой двери, огляделся и повернул ручку. На кровати сидела женщина с темными мешками под глазами и длинными волнистыми волосами. В палате витал табачный дым. На коленях у нее лежала толстая книжка в дешевом издании, что-то вроде «Унесенных ветром». Запястья женщины были забинтованы.

– Вы хотите поговорить со мной? – спросила она.

– Нет, извините, – сказал он, притворив дверь, и пошел дальше.

Следующая дверь была открыта. Гиббонс сунул туда голову и увидел на кровати чью-то огромную голую задницу. Рядом стояла поджарая седоволосая сестра со шприцем в руке.

– Могу быть вам чем-то полезна, сэр? – спросила она.

Властный голос был под стать ее облику. Настоящая бой-баба.

– Да… да, можете, – неуверенно ответил он.

Казалось, ей был отвратителен сам факт его существования на этом свете. Голая задница на кровати не шелохнулась.

– Я ищу палату Генри Гонсалеса, или Гектора Диаса, как он зарегистрирован у вас.

– Вы не имеете права находиться тут без разрешения…

– Я из Голубого Креста, Отдел контроля. Моя фамилия Бейкер. Я провожу идентификацию личности пациента и проверку диагноза и лечения.

– Мне ничего не говорили…

Гиббонс пожал плечами.

– Мы никогда не объявляем заранее о контрольной проверке.

– Никогда не слышала ничего подобного.

– Если вы не желаете, чтобы я повидал пациента, я уйду. Но плата за лечение не поступит, пока мы все не проверим. – Он вынул ручку и блокнот. – Мне только нужно вписать ваше имя и фамилию.

– Подождите…

Гиббонс едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Голубой Крест, пожалуй, пострашнее налоговой инспекции, и с ним лучше не связываться. Даже таким, как эта бой-баба.

– Мне холодно, – вдруг заговорила голая задница.

Сестра хмуро поглядела на жирную задницу, потом подняла глаза на Гиббонса.

– Палата вашего мистера Диаса на другой стороне холла. Номер 618.

– Премного благодарен. – Он сунул в карман ручку и блокнот.

Он пересек холл и открыл дверь под номером 618. И пришел в ужас от того, что увидел. Гиббонс знал, как выглядит Генри Гонсалес – широкоплечий мужик крепкого телосложения с загорелым лицом и гривой седеющих волос. Лицо человека, лежащего на кровати, было землистого цвета, кожа под подбородком обвисла, сальные волосы прилипли к голове. В носу у него была трубка, на руке капельница, какой-то зеленый провод спускался за ворот больничной пижамы, а два желтых были прикреплены на макушке. Два монитора на стене над его головой тихо попискивали; Гиббонс знал, что означают зеленые линии на экране и как они должны выглядеть, но эти выдавали лишь слабые зигзаги то вверх, то вниз, такие слабые, что казалось, они вот-вот перейдут в плавную линию.

Гиббонс подошел к кровати. Интересно, сколько еще осталось жить этому парню, подумал он. Неужели Валери в таком же состоянии? Бедная девочка. Он словно окаменел. Он боялся подойти к Гонсалесу, боялся, что тот отдаст концы, как только он дотронется до него. Так ли он плох в самом деле, как кажется? Дело предстоит нелегкое. С чего начать?

– Эй, Гонсалес, проснись. – Гиббонс коснулся руки Гонсалеса. Она была куда холоднее, чем его собственная. – Ну же, Гонсалес, проснись. – Гиббонс потряс его за плечо – было такое ощущение, будто он трясет пластиковый пакет с желе. Гиббонс отдернул руку – похоже, парень гниет заживо. Он поискал глазами более прочное место на его теле и снова дотронулся до руки. – Просыпайся, Гонсалес. Ты слышишь меня? Я хочу спросить тебя про Сэла Иммордино.

Веки тренера затрепетали, и он застонал.

– Слушай, Гонсалес. Ты ведь его знаешь. Расскажи про Сэла.

Тренер застонал чуть громче, и монитор на стене запищал более отчетливо. Эти штуки наверняка подсоединены к пульту дежурного поста, подумал Гиббонс. Проклятье.

– Успокойся, Гонсалес. Я не Иммордино. Я просто хочу поговорить о нем. Ну же, очнись.

Веки снова затрепетали, глаза медленно приоткрылись. Взгляд был несфокусированный и остекленевший, белки глаз были желтыми. Тренер застонал, словно пытаясь произнести что-то.

– Ну же, давай. Очнись. – Гиббонс шлепнул его по щеке, осторожно, не очень сильно. – Ты слышишь меня, Гонсалес?

Голова тренера откинулась в сторону.

– Нет, нет, – простонал он. – Не надо.

Гиббонс шлепнул его чуть сильнее.

– Скажи, это сделал Иммордино? Он хотел заплатить, чтобы твой Уокер проиграл Эппсу? Он сделал это, потому что ты помешал ему?

– Не-е-т… Не надо… Хватит…

– Слушай, Гонсалес. Уокер должен проиграть бой?

– Нет, Клайд… Довольно… Ты убьешь его…

Клайд? Зеленая линия на мониторе снова пошла зигзагами. Гиббонс чувствовал себя прескверно, но дело было слишком важным. Валери ни за что ни про что попала в больницу с двумя пулевыми ранениями и, возможно, находится сейчас в таком же состоянии. И все по вине Иммордино. И тут он вспомнил. Клайд – это кличка Иммордино в те годы, когда он выступал на ринге, а Гонсалес был его менеджером. Гиббонс поглядел на монитор, потом на дверь. Хорошо бы запереть ее, но больничные двери не запираются.

– О чем ты говоришь, Гонсалес? Ничего не понятно. Скажи мне про Иммордино, про Клайда.

Голова тренера заметалась по подушке, глаза были открыты, но взгляд оставался таким же остекленевшим.

– Нет, Клайд… Ты убьешь его…

– Кого? Кого убьет?

– Остановись… Ты убьешь Лоусона…

Лоусон. Эрл Лоусон. Гиббонс хорошо помнил тот бой. Где-то во Флориде – не в Майами, может быть, в Тампе, год семидесятый, семьдесят первый. По телевизору еще целую неделю гоняли запись этого поединка. Ничем не примечательный бой, оба боксера на закате славы, ничего не поставлено на карту. Оба имели весьма жалкий вид, но Лоусон был подвижнее и техничнее и явно набирал очки. Но к концу боя что-то случилось: Иммордино словно осатанел. Удар гонга возвестил о начале очередного раунда, и вдруг Сэл ринулся из своего угла на Лоусона, прижал его к канату и принялся молотить по голове противника – безжалостно, беспощадно. По телевизору показывали минуты три этого кошмара. Публика бушевала, Гонсалес кричал Иммордино, чтобы тот остановился и хотя бы позволил Лоусону упасть, но Сэл не слушал его. А судья просто стоял рядом, ничего не предпринимая. Врач кричал ему, чтобы он вмешался, но судья делал вид, будто ничего не слышит. Прозвучал удар гонга, раунд закончился, но Сэл продолжал избивать противника. Какие-то парни вскочили на ринг, чтобы оттащить его от Лоусона. Понадобилось человек семь или восемь, чтобы держать его.

Кончилось тем, что Лоусон умер в больнице от чудовищного сотрясения мозга. Судье было предъявлено обвинение, а Сэл вышел сухим из воды. Ходили слухи, что Иммордино заплатил судье за возможность искалечить Лоусона, но окружной прокурор не смог ничего доказать потому, что не было намека на большие ставки. Просто злоба и бешенство. Может, Сэл хотел доказать самому себе, что способен на это? Так, по крайней мере, казалось Гиббонсу.

– Нет… Довольно…

Лицо Гонсалеса скривилось, словно в предсмертной агонии. Зеленая линия на том мониторе скакала то вверх, то вниз. Гиббонс поглядел на дверь. У него было муторно на душе, но что поделаешь? Когда еще ФБР сумеет подобраться к Иммордино? Если Иммордино избил Гонсалеса, то разве тот не хотел бы, чтобы Иммордино привлекли к суду? Если это в самом деле сделал Иммордино. Ведь Гиббонс пока только предполагал, ничего не зная наверняка.

Дыхание Гонсалеса было влажным и хриплым. Голова по-прежнему металась по подушке. Гиббонс снова глянул на монитор, потом поискал глазами стул, чтобы приставить его к двери, но сразу сообразил, что пол слишком скользкий. Он подошел к двери и пощупал металлическую раму. Пожалуй, это сработает. Он выгреб из карманов всю мелочь. Он терпеть не мог таскать в карманах монеты, но теперь порадовался, что у него была целая горсть. Он сложил их в столбик и начал аккуратно просовывать в щель между дверью и рамой. Последнюю он затолкал туда длинным ключом. Теперь им не сразу удастся открыть дверь.

Он вернулся к кровати и обхватил ладонями лицо тренера, чтобы успокоить его. И опять возникло ощущение, будто он держит в руках мешок с желе.

– Слушай, Гонсалес. Иммордино купил поединок? Он заплатит Уокеру, чтобы тот проиграл бой?

– Нет, Клайд… Остановись… Хватит…

Взгляд Гонсалеса оставался рассеянным, но он заговорил немного отчетливее.

Гиббонс посильнее сжал ладонями лицо тренера, почувствовав наконец что-то твердое, и прокричал ему в ухо:

– Иммордино заплатил Уокеру?

– Нет, Клайд, мои ребята не мухлюют.

– Иммордино заплатил…

Ручка двери повернулась один раз, другой, послышался стук.

– Откройте! Немедленно откройте!

Он узнал голос доктора Коновер.

Гонсалес хрипло закашлялся.

– Я говорю тебе… – Он хватал ртом воздух. – Я говорю тебе, мои ребята не продаются, они не покупаются. Забудь про это, Клайд.

Снова стук в дверь. Из коридора доносился шум. Гиббонс различил голос Тоцци. Черт побери, что он делает там? Помогает им?

– Скажи мне, Гонсалес, – снова прокричал он, – Иммордино пытался купить исход боя? Хотя бы кивни, Гонсалес. Просто кивни.

– Хватит, Клайд. Ты хочешь убить меня? Как Лоусона? Перестань. Уокер не проиграет бой. Мы не сделаем этого. Нет… Никогда… Нет…

Гиббонс услыхал треск двери. Кто-то навалился на нее. Дверь с грохотом распахнулась, монеты разлетелись в разные стороны и раскатились по полу. В палату ворвалась доктор Коновер в сопровождении нескольких сестер, за ними Тоцци и дежурная сестра. На стене надрывались мониторы – на одном зеленые зигзаги, на другом ровная линия.

Докторша отпихнула его в сторону.

– Прочь с дороги! – закричала она. – Черт побери, что вы с ним сделали?

И, не дожидаясь ответа, сунула душки стетоскопа в уши.

– Убирайтесь отсюда! Вон отсюда!

Тощая седая медсестра выволокла Тоцци из палаты, потом схватила Гиббонса за рукав и потащила в коридор. К ней на помощь, бросив свою тележку, бежал уборщик.

Тоцци удивленно глядел на Гиббонса.

– Я думал, что ты понимаешь, в каком он состоянии. Что ты с ним сделал?

Гиббонс одёрнул пиджак.

– Всего лишь задал ему несколько вопросов.

– Он что-нибудь сказал?

– Кое-что.

– Что значит «кое-что»?

Гиббонс заглянул в палату и посмотрел на мониторы – они бешено пищали. Он почувствовал себя последним мерзавцем.

– Пошли отсюда, и поскорее, – сказал он, беря Тоцци за локоть.

Не говоря ни слова, они быстро прошли к лифту. Нет смысла околачиваться тут, если они не хотят остаток дня выслушивать вопросы, на которые не собираются отвечать. Тоцци вызвал лифт. Гиббонс поглядел на большие часы на стене над дежурным постом. Двадцать минут девятого, суббота. Дверь лифта открылась, там никого не было. Они вошли, и Тоцци нажал на кнопку первого этажа. Спускаясь вниз. Гиббонс смотрел, как над дверью на панели появляются и исчезают цифры. Начало сегодняшнего поединка в десять вечера, на самом деле он не начнется раньше половины одиннадцатого. Значит, у них в запасе не более четырнадцати часов. Не слишком много, чтобы успеть отменить его. По крайней мере, если использовать законные методы…

Глава 19

Выйдя из своего номера в отеле «Плаза», Тоцци застегнул на все пуговицы пиджак. Закрыв и заперев дверь, он поспешил к лифту, чтобы не опоздать на дежурство. Сегодня ему нужно выглядеть прилично, ничем не выделяться из своры телохранителей Нэша. И быть начеку, чтобы улучить момент и пробраться в офис босса. Нужно найти какие-нибудь бумаги, достаточно убедительные, чтобы предъявить их Иверсу, который придет в бешенство, узнав, что Тоцци, несмотря на приказ, не вышел из игры. Факты должны быть достаточно весомыми, чтобы прокурор мог отдать распоряжение отменить сегодняшний поединок. Следует найти бумаги, уличающие Нэша в сделке и сговоре с Иммордино. Чтобы Сэл горько пожалел о том, что он не тот идиот, за какого себя выдает.

Уверенно шагая по зеленому ковру, Тоцци был настроен весьма решительно, но, завернув за угол к людям и увидев их, понял, что пропал.

– Что это ты тут делаешь, Томаззо?

Перед ним стоял Ленни Маковски с двумя громилами – Фрэнком и Джерри.

– Я всегда знал, что ты кретин, но не думал, что до такой степени.

Тоцци инстинктивно отпрянул, чтобы успеть выхватить свой пистолет 22-го калибра из кобуры под коленом. Он стал пятиться – один шаг, второй – и вдруг на кого-то натолкнулся. Даже не на одного, а на двоих. Он оглянулся. Винни и Тутси, тоже из личной охраны Нэша. Не успел он и глазом моргнуть, как они заломили ему руки.

– Сюда, – кивнул напомаженной головой Ленни, и охранники поволокли Тоцци на заднюю лестницу.

– Эй, погодите! В чем дело? – воскликнул Тоцци, пытаясь выглядеть удивленным, но внутри у него все оборвалось, он понимал, что эти ребятки явились сюда отнюдь не для дружеской беседы. От бетонных стен лестничной клетки веяло холодом, как в морге.

Ленни ткнул в него коротким пальцем.

– Не дергайся, будет хуже. – Потом поглядел на Фрэнка. – Давай действуй.

Фрэнк ухватил своей лапищей левую ногу Тоцци, задрал штанину, отстегнул кобуру и вынул пистолет. Тоцци почувствовал, как его «одна точка» перепорхнула в желудок и затрепетала там, словно пойманная бабочка. Все, ему конец, подумал он.

Ленни таращился на него, Фрэнк тоже. Тутси усмехался, Винни глядел равнодушно. Мысли заметались в голове Тоцци. Может, сыграть в открытую, сообщить этим ублюдкам, что он агент ФБР, и предупредить о возможных последствиях? Он бросил взгляд на Тутси. Не стоит и стараться. Этим мерзавцам плевать на любые последствия.

Он продолжал лихорадочно размышлять, что сказать и что теперь делать, и вдруг вспомнил один давний эпизод – обладатель черного пояса айкидо отражал атаку рендори, нападение на него пятерых парней разом. Великолепное зрелище – черный пояс, сохраняя полнейшее спокойствие, с легкостью разбросал нападавших в разные стороны. Но он уже упустил момент. Нужно действовать прежде, чем тебя успеют схватить. А сейчас Винни и Тутси держали его, заломив ему руки за спину. Освободиться из такого положения практически невозможно. Во всяком случае, для него. Проклятье. Все кончено.

– Эй, Ленни, может, скажешь, в чем дело? – спросил он, пытаясь изобразить на лице улыбку.

Ленни не потрудился ответить. Он поглядел на Джерри и Фрэнка и сказал:

– Приступайте.

Джерри сжал огромный кулак, и Тоцци получил такой апперкот в живот, что взлетел бы на воздух, если бы те двое не держали его. Он согнулся пополам, но Винни и Тутси заставили его выпрямиться, и Джерри врезал ему еще разок, теперь уже по ребрам. Пронзительная боль, точно камертон, завибрировала в теле.

– Пусти-ка меня, – сказал Фрэнк, отодвинув плечом Джерри. Он вмазал Тоцци ладонью по уху – словно острый шип вонзился в мозг. Фрэнк сжал кулак и ударил прямо в лицо, голова Тоцци безвольно откинулась назад.

Щека стала горячей, потом онемела. Кто-то захихикал. Фрэнк врезал еще раз, по тому же месту. Потом новый удар, в переносицу. Тоцци зажмурился от боли, но вместо искр перед глазами поплыли какие-то зеленоватые червячки, прозрачные и светящиеся. Кто-то схватил его за волосы и дернул голову назад, затем последовал еще удар в живот. Тоцци уже почти не чувствовал боли. Но его очень тревожили эти светящиеся червячки. Они были похожи на хромосомы под микроскопом. Тоцци боялся, что это мозговые клетки, светящиеся духи умирающих клеток его мозга.

Он открыл глаза, но его ослепил яркий свет голой лампочки на стене. Он смог различить только чей-то темный силуэт. Потом еще удар, и он согнулся пополам.

– Поберегите руки, – послышался голос Ленни.

Что-то жесткое и твердое ударило его по лицу. Тоцци показалось, что у него треснула скула. Колено – Фрэнк или Джерри, не важно кто, врезал ему коленом по лбу. Снова появились зеленоватые червячки – мертвые клетки мозга.

Его вдруг отпустили, и он рухнул на пол, тело обмякло, как мешок, словно в нем не было скелета, способного удержать расползающуюся плоть. Он попытался открыть глаза, но не смог вынести слепящего света.

Последнее, что он запомнил, были холодный бетонный пол под горящей щекой и светящиеся червячки перед глазами.

* * *

Предметы понемногу приобретали все более четкие очертания – лампа, окно, стол, – но не было сил пошевелиться. Он закрыл глаза, не решаясь выпрямиться, боясь, что застонет. Похоже, он пришел в себя, так, по крайней мере, ему казалось. Он помнил, как Ленни и охранники волокли его вниз по лестнице – свет становился все мягче, в воздухе уже не пахло холодным бетоном, – они втащили его в коридор и швырнули на этот зеленый бархатный диван. Должно быть, некоторое время он пролежал без сознания – он не знал точно, сколько именно. В голове застучало, стало больно смотреть. Он немного переждал, пока боль утихнет. Чувствовал он себя препогано, правда, червячки больше не плыли перед глазами. И слава Богу, подумал он.

Прошло минут пять, а может, и час, прежде чем он снова решился открыть глаза. Теперь кто-то сидел за столом – телефонный провод возле большого кожаного кресла, локоть на подлокотнике, в руке карандаш. Тоцци разглядел большую картину на стене – портрет семейства Нэш, Расс в темно-синем костюме склонился над сидящей Сидни. На Сидни лиловое платье с глубоким декольте и широкой юбкой, как у Скарлетт О'Хара. Возле стола мольберт, на нем плакат – Уокер и Эппс, набычившись, глядят друг на друга. Сенсационная «Битва на побережье». В голове снова застучало. Тоцци закрыл глаза.

– Как голова, Томаззо?

Тоцци открыл глаза. За столом сидел Нэш и весело глядел на него. Тоцци отчетливо видел его улыбающееся лицо на фоне зеленой кожаной спинки кресла с медными гвоздиками по углам. Вид у Расса был вполне довольный.

– Может, мне не стоит больше называть вас Томаззо? Игра окончена?

Тоцци ничего не ответил. Он вперил взгляд в ковер, почесывая затылок. Чертов мистер Всезнайка.

Нэш что-то взял со стола и развернул. Это была футболка с той же картинкой, что и на плакате: Уокер и Эппс. Сверху надпись: «Битва на побережье». Снизу более мелкими буквами: «Атлантик-Сити, отель „Плаза“, 12 мая».

Нэш полюбовался футболкой, улыбаясь во весь рот.

– Правда неплохо?

Тоцци выпрямился и поглядел на стол. Он был завален и заставлен всяким барахлом: кофейные чашки, красные сувенирные боксерские перчатки, куклы, видеокассеты, программки, браслеты, булавки, пуговицы. Рядом с мольбертом – боксерская груша с изображением Уокера с одной стороны и Эппса с другой. Нэш, улыбаясь, оглядел все это барахло – хозяин, обозревающий свои богатства.

– Вот что на самом деле приносит прибыль, – сказал он, махнув рукой. – Коммерция.

Тоцци осторожно повернул голову.

– Неужели?

– Именно так. Сам по себе поединок ничего не стоит. Слишком много желающих поживиться добычей, слишком много жаждущих урвать свой кусок. Торговля – другое дело. Ведь ее контролирую я один. – Он указал пальцем себе в грудь. – Все это мое, если не считать некоторого вознаграждения каждому из боксеров. Я вижу по вашему лицу, что вы полагаете, будто я мелю вздор. Кому понадобится это барахло? Но подумайте сами, люди на взводе, ждут не дождутся боя, с ума сходят от ожидания. Это уже не чепуха. И не только тут у нас – повсюду, повсюду будет транслироваться поединок, все кабельное телевидение, восемьсот шестьдесят три студии по всей стране.

Все фанаты, присутствующие на поединках вроде этого, хотят оставить что-то на память, подарить детишкам, они-то и раскупают эти футболки, перчатки, кофейные чашки. Чем лучше бой – а я уверен, что все пройдет прекрасно, – тем больше людей покупают сувениры, даже когда все уже позади, чтобы сохранить в памяти свои впечатления и переживания. Понимаете, о чем я говорю? Я знаю, что это может показаться странным, но так все и происходит. – Нэш покачал головой и снова развернул футболку. – Двадцать баксов за футболку, красная цена которой два доллара. Разве это не грабеж? Что скажете?

Тоцци нахмурился.

– Ничего не скажу.

– Вот как? – Нэш взял красные боксерские перчатки и принялся натягивать их на руки. – Люди, подобно вам, живущие на зарплату, понятия не имеют о том, как работают деньги. Большие деньги.

– Пожалуй, вы правы. – Тоцци глядел на картину на стене:

Сидни в лиловом платье.

– Деньги должны все время оборачиваться, чтобы приносить пользу. Это похоже на игру в наперсток. – Нэш попытался изобразить некие манипуляции рукой в перчатке. – Я передвигаю их сюда, потом туда, но главное в том, что двигаю их именно я. Поэтому я всегда знаю, где что, находится, и всегда выигрываю. И дело тут не в мошенничестве. Дело в контроле.

Тоцци потрогал нос. Кажется, сломан, вокруг ноздрей корка запекшейся крови.

– Чего ради вы рассказываете мне это?

– Почему я рассказываю вам, Майк? – рассмеялся Нэш. – Вам прекрасно известно почему. Потому что я знаю, кто вы на самом деле.

– Так кто же я? Кто вам сказал это? Ваша любимая женушка?

Нэш пододвинул кресло к резиновой груше и принялся молотить по ней.

– Я не знаю вашего настоящего имени, но это не имеет ни малейшего значения. Зато я знаю, что вы чей-то мелкий шпик. Скорее всего агент налоговой инспекции. Или инспекции по торговле алкоголем, табаком и оружием. Так я полагаю, но меня это абсолютно не волнует. Не вы первый и не вы последний. В Вашингтоне всегда найдется какой-нибудь умник, считающий, что он сумеет внедрить в мою систему своего человека и заработать на мне очки. – Нэш, улыбнувшись, покачал головой. – Но сделать своего человека моим телохранителем – это что-то новенькое. Обычно они засылают бухгалтеров, чтобы добраться до моих финансовых отчетов.

Тоцци удивленно уставился на него.

– Не понимаю, о чем вы толкуете.

Это, конечно, Сидни. Сказала ему, что я задаю слишком много лишних вопросов.

– Вам незачем больше притворяться, Майк. Я все знаю. – Он немного побоксировал с грушей. – Вы чертовски надежный агент, Майк. Если бы мне найти таких людей для себя. Ну хорошо. Хотите называться Майком Томаззо, называйтесь. Мне все равно. Что бы вы ни накопали на меня, мои юристы с этим разберутся.

Тоцци ничего не ответил. К сожалению, я ничего не накопал, Расс. Вот в чем проблема.

– Вы кажется, мне не верите, Майк? Если я даже попадусь на крючок, мои адвокаты снимут меня с него. И не потому, что они лучшие из тех, кого можно купить за деньги, хотя они действительно лучшие. Просто потому, что правительству обязательно напомнят о том, сколько денег они зарабатывают на мне ежегодно. Что с того, что я порой нарушаю некоторые правила и обхожу законы? Им выгоднее не трогать меня, потому что я плачу налогов едва ли больше любого другого. Если вы скажете, что я мошенник – а это нужно еще доказать, – то я очень приличный мошенник. Если вы даже докажете что-то, правительство все равно предпочтет получать с меня столько налогов, сколько я решу отдать, чем не получать их вовсе. Важные шишки в правительстве, которые действительно умеют считать деньги, прекрасно понимают, что, прижав меня к ногтю, они лишатся значительных поступлений в казну. В бюджете образуется большая дыра. Но хуже всего то, что они потеряют самого интересного бизнесмена и организатора, какой когда-либо трудился в этой стране свободного предпринимательства и капиталистического образа жизни. – Он пнул резиновую грушу, и она отлетела в другой конец комнаты.