Текст книги "Да, господин министр"

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)

Вторая половина дня сегодня, казалось, будет тянуться вечно. Честно говоря, я полагал, что в общем и целом мне удалось преодолеть крутые зигзаги капризной фортуны. Но сегодня мне пришлось пережить один из самых мрачных эпизодов моей политической карьеры. Впрочем, лучше изложить все по порядку. Вначале мне испортила настроение нелепая карикатура в «Стэндард».

ХЭКЕР – БАРСУЧИЙ ПАЛАЧ!

Затем, едва я вернулся с заседания кабинета, ко мне как-то неуверенно вошли сэр Хамфри и Бернард. Вид у них был крайне озабоченный.

– Случилось что-нибудь из ряда вон выходящее? – поинтересовался я.

– Э-э… легкое недоразумение, – уклончиво ответил сэр Хамфри.

– Насколько легкое?

Он, как всегда, пустился в пространные объяснения. Дескать, он не хотел бы сеять ненужные страхи и рисовать картину в более мрачных тонах, чем она того заслуживает, но вместе с тем… и так далее, и тому подобное. Я попросил его не тянуть и добавил, что готов грудью встретить любую опасность…

– Боюсь, не самое удачное словосочетание в данной ситуации, – загадочно пробормотал сэр Хамфри.

Я по-прежнему не имел ни малейшего представления, о чем пойдет разговор, а Хамфри проявлял какую-то странную нерешительность. Наконец он выдавил из себя, что одна студентка и ее приятель намерены устроить в Хейуард-Спинни 24-часовую демонстрацию протеста. Я не нашел в этом сообщении ничего угрожающего: подумаешь, два молодых шалопая пытаются – уверен, без малейшего шанса на успех – привлечь к себе внимание!

Не только не нашел, но и, как последний идиот, сказал об этом! (Если я чему и научился сегодня, так это не стрелять влет. Надо выждать, пока прояснится картина, а уж потом бить наверняка.)

Но в тот момент меня, как назло, обуял приступ словесного недержания.

– Кого это волнует?! – взял я с места в карьер. – Эти студенты всем уже надоели. Им просто хочется выставить себя напоказ…

– В данном случае, – заметил сэр Хамфри, наконец-то при открывая завесу таинственности, – похоже, им есть что выставлять: демонстрация будет проводиться в голом виде.

В голом виде? Это меняет дело. Такая акция безусловно привлечет к себе внимание и почти наверняка попадет на первые страницы бульварных газетенок. Но поскольку сэр Хамфри – теперь остается только сожалеть – описал мне не всю картину, я продолжал в том же духе, каждым словом ставя себя в еще более дурацкое положение.

– В этих студентов словно вселился какой-то бес. Ужасно! Ни стыда, ни совести! И в этом виноваты прежде всего их родители. Не занимаются воспитанием, позволяют им шалопайничать, вбивают в голову всякую обывательскую дребедень о несовершенстве существующего строя…

Заодно я не упустил возможности подчеркнуть, что падение нравов и рост анархических настроений среди современной молодежи – прямое обвинение родительской беспечности и нежеланию всерьез заниматься собственными детьми.

Только тогда Хамфри соизволил открыть мне, что упомянутую студентку зовут мисс Хэкер. На мгновение я растерялся. Подумал: простое совпадение. Однако вскоре до меня дошел смысл сказанного. Должен сознаться, большим дураком я себя не чувствовал за всю свою жизнь. Уверен (почти уверен), Хамфри не хотел уж так меня унизить. И тем не менее преуспел в этом. Когда-нибудь он мне заплатит сполна!

С трудом выйдя из тяжелого нокдауна, я выразил надежду, что, возможно, из-за такого пустяка представители прессы не помчатся сломя голову в богом забытый Уорвикшир. Но, даже не закончив мысли, понял, что говорю абсолютную глупость. Ради такого случая газетчики понесутся, сломя голову, даже на Южный полюс.

Сэр Хамфри и Бернард – в их глазах читалось искреннее сочувствие – вручили мне письмо.

Я сразу же отметил: Люси намерена пригласить прессу на пять часов. Профессиональный ход. Информация не поспевает в вечерние газеты, которые все равно никто не читает, зато попадет в утренние и дневные! Все-таки быть дочерью политика что-нибудь да значит.

Затем Бернард счел своим долгом предупредить меня, что через десять минут Люси будет звонить из автомата.

Я спросил, нельзя ли как-нибудь уладить это дело. Ответом было гробовое молчание.

– Ну предложите же что-нибудь! – не выдержав, потребовал я.

– Может, применить немножко отцовской власти? – посоветовал мой постоянный заместитель.

На что я посоветовал ему не говорить глупостей.

– А если убедить ее прислушаться к голосу разума? – с надеждой спросил мой личный секретарь.

Объяснил ему, что Люси – будущий социолог.

– А-а, понятно, – погрустнел он.

Последовала очередная долгая пауза. Затем я предложил прибегнуть к помощи полиции.

Хамфри покачал головой и тут же сочинил неизбежный газетный заголовок: «МИНИСТР НАТРАВЛИВАЕТ ПОЛИЦИЮ НА СВОЮ ГОЛУЮ ДОЧЬ!»

– Я не уверен, что это лучший способ уладить дело, господин министр, – добавил он.

Мы погрузились в трагическое молчание, изредка прерываемое печальными вздохами. Вдруг Хамфри встрепенулся.

– А что если…

– Что? – с надеждой откликнулся я.

– А что если повнимательней взглянуть на досье?

Я до сих пор со стыдом вспоминаю, как, потеряв над собой контроль, закричал:

– Великолепно! Великолепно, черт побери! И за это вы получаете больше тридцати тысяч в год?! Моя дочь вот-вот появится, в чем мать родила, на первой полосе «Сан» и тому подобных газетенок, а вы только и думаете о своих паршивых досье! Потрясающе!

– И все же… – сказал Хамфри, выждав, пока я закончу.

– Досье там.

Бернард кивнул в сторону своего кабинета, и Хамфри решительно направился туда, уже не слушая моих воплей. Мы с Бернардом растерянно взглянули друг на друга.

– Интересно, какой план предпочтут они во всем этом деле, – как бы про себя произнес я.

– Надо полагать, самый широкий… О, простите, господин министр, я не сразу понял, что вы имеете в виду, – поспешил извиниться Бернард, видя, что я снова готов взорваться.

В тот момент я мог думать только о насмешках и издевках со стороны оппозиции, когда опять настанет мой черед отвечать на вопросы в парламенте: «Не желает ли гордый отец сделать заявление?», «Не слишком ли выставляют себя напоказ члены семьи господина министра?», «Не пытался ли господин министр как-то замять скандал, устроенный его дочерью?» или даже: «Руководит ли господин министр вверенным ему ведомством с тем же успехом, как воспитанием своего потомства?»

Последний вопрос – моя ахиллесова пята. Я поделился своими страхами с Бернардом. И не без горечи добавил: теперь он, вероятно, посоветует мне поведать миру и парламенту, что министерством руковожу не я, а сэр Хамфри.

Бернарда, как мне показалось, подобное предположение возмутило.

– Что вы, господин министр! – с жаром воскликнул он. – Ведь я ваш личный секретарь!

– Вы хотите сказать, – недоверчиво спросил я, – что, когда настанет время гасить свечи, вы примете мою сторону, а не сэра Хамфри?

– Господин министр, моя работа в том и заключается, чтобы свечи не надо было гасить, – просто ответил Бернард.

(Довольно точное определение основной функции личного секретаря. – Ред.)

В этот момент зазвонил телефон. Люси! Я схватил трубку и попытался было все обратить в шутку:

– Получил твое письмецо и, знаешь, чуть не купился… Подумал: ты это серьезно…

Я заранее понимал тщетность этой жалкой потуги.

– Это более чем серьезно, – отчеканила она. – После разговора с тобой, мы с Питером звоним в «Эксчейндж телеграф» и «Пресс ассошиэйшн». Затем сразу же отправляемся в Спинни.

Тогда я стал бить на дочерние чувства. Умолял подумать о возможных последствиях для меня. Но Люси холодно возразила, что под угрозой истребления находятся барсуки, а не я.

Вот тут она ошибается. Под угрозой – моя блестящая карьера!

Так или иначе, ясно было одно: Люси не откажется от своей дурацкой затеи. В этот момент в кабинет с папкой в руках вбежал – именно вбежал (кстати, я и не предполагал, что он умеет бегать) – сэр Хамфри и, бормоча что-то о новых данных, попросил разрешения поговорить с Люси.

Он взял трубку, открыл досье и сказал:

– Мисс Хэкер, мне только что передали последний отчет Государственной инспекции по заповедникам, и, если верить ему, вся эта история предстает совершенно в ином свете…

Из объяснений сэра Хамфри следовало, что в Хейуард-Спинни вообще нет никакой колонии барсуков. В отчете черным по белому написано: «Последние свидетельства обитания барсуков – помет, свежевырытые норки и тому подобное – были зарегистрированы в лесопарке одиннадцать лет назад…»

Ошеломленная Люси – мы с Бернардом были поражены не меньше – спросила, почему же тогда газета утверждает, что они там есть. Сэр Хамфри объяснил, что, по-видимому, утечку информации о бедных барсуках организовал один предприимчивый земельный спекулянт.

Без колебаний поверив моему постоянному заместителю (что, впрочем, не удивительно, ибо все троцкисты непоколебимо убеждены: земельные спекулянты являются наместниками сатаны на земле), Люси пожелала узнать подробности.

– Местные власти собираются построить в Спинни колледж, а упомянутый спекулянт хочет скупить лесопарк под учреждения и роскошные особняки.

– Но ведь он не сможет этого сделать, если у Спинни останется охранный статус, – резонно заметила Люси.

– Да, не сможет, – согласился сэр Хамфри. – Но он прекрасно знает, что Совету в таком случае придется потратить выделенные средства на другой проект. Спекулянт же подождет годик или чуть больше, потом докажет, что барсуков там нет, добьется снятия охранного статуса и преспокойно получит Спинни под свои особняки.

Продолжительное молчание в трубке свидетельствовало о том, что Люси потрясена. А сэр Хамфри невозмутимо продолжал:

– Обычная практика. Отвратительно, не правда ли?

Вот уж не думал, что мой постоянный заместитель так не любит земельных спекулянтов. Мне даже казалось, он относится к ним с известной долей симпатии.

Затем Люси спросила, имеется ли в Хейуард-Спинни хоть какая-нибудь фауна.

– Есть кое-кто, – ответил сэр Хамфри, заглянув в досье. – Судя по документам, там расположена городская свалка, а значит, в изобилии водятся крысы.

– Крысы… – внезапно осипшим голосом повторила Люси. (Моя дочь до ужаса боится крыс.)

– Да, десятки тысяч крыс, – подтвердил сэр Хамфри и великодушно добавил: – Ведь они в своем роде тоже фауна… – Он сделал многозначительную паузу и, как бы советуясь, спросил: – Было бы обидно ненароком сыграть на руку этому спекулянту, как вы думаете?

– Я думаю, да, – растерянно согласилась она. И я понял: демонстрация под лозунгом «Спасите барсуков!» отменяется.

В заключение сэр Хамфри задушевнейшим голосом (лицемер!) произнес:

– Вместе с тем позвольте мне выразить свое искреннее уважение вашим взглядам и готовности отстаивать их до конца.

Она не выразила никакого желания поговорить со мной – просто попрощалась с сэром Хамфри и повесила трубку. Кризис миновал так же внезапно, как и возник. Демонстрация в голом виде перед крысами (не говоря уж о журналистах) явно Люси уже не привлекала.

Я был безгранично признателен сэру Хамфри.

– Я тут ни при чем, – скромно ответил он. – Это все досье.

Заинтересовавшись личностью этого предприимчивого земельного спекулянта – каков хитрец! – я попросил Хамфри показать мне досье.

К моему удивлению, он отвел взгляд и в своей излюбленной уклончивой манере ответил, что вряд ли мне будет это интересно. Но я настаивал. Тогда он спрятал папку за спину, словно провинившийся школяр.

Будто по наитию, я спросил, насколько правдива история, которую он рассказал моей дочери. Хамфри сделал вид, что не понимает вопроса. Я повторил его.

Он пристально посмотрел мне в глаза и, тщательно подбирая слова, сказал:

– Господин министр, вы действительно хотите, чтобы я ответил? Только, ради бога, не спешите говорить «да».

Это был хороший вопрос. Очень хороший вопрос. Даже если мои подозрения на сто процентов верны, знание правды мне не сулило никаких выгод, в то время как потери были бы колоссальны. Мне поневоле пришлось бы лгать собственной дочери, а этого я никогда не делал и делать не намерен.

– Нет, – ответил я, хорошенько подумав. – Э-э… Хамфри, пожалуйста, не затрудняйте себя ответом.

– Я так и предполагал, – самодовольно отозвался он. – Позвольте мне только еще раз заметить вам, что все-таки есть вещи, которых министру лучше не знать.

7
Теплые местечки для своих парней

(В самом начале марта Джим Хэкер оказался на волосок от скандала, который мог бы серьезно пошатнуть положение правительства и означал бы бесславный и преждевременный конец политической карьеры самого Хэкера. По иронии судьбы, ему, как министру, пришлось бы нести всю тяжесть ответственности за происшедшие события, хотя он не имел к ним ни прямого, ни косвенного отношения. – Ред.)

2 марта

В офис приехал сегодня в прекрасном настроении. Дома проработал все красные кейсы – чувствую, что наконец полностью овладеваю ситуацией. Вчера уверенно отвечал на парламентские вопросы. Вечером на приеме произнес блестящую речь. А завтра готовлюсь выступить по радио. Великолепная реклама! Благодаря принципиальной позиции, которую я занимаю в последнее время, меня, похоже, начинают ценить.

Спросил Бернарда о теме предстоящего выступления. Оказалось – партнерство в промышленности. А я думал – что-то связанное с НАТО. Впрочем, это ведь тоже партнерство.

В обсуждении, как всегда, примут участие один политический деятель, один предприниматель и один тред-юнионист.

Я обратил внимание на то, что от профсоюзов будет выступать Джо Морган, ранее представлявший БКТ (Британский конгресс тред-юнионов. – Ред.) на переговорах по «Солихаллу». Отлично! Значит, можно будет поподробней рассказать избирателям об этом проекте.

Как ни странно, но мое намерение, казавшееся мне бесспорным, вызвало серьезную озабоченность сэра Хамфри.

– Господин министр, вы действительно собираетесь говорить о «Солихалле»? – спросил он.

– Естественно! – воскликнул я. – «Солихалл» – блестящий пример успешного сотрудничества правительства и частного капитала!

– Почему вы так считаете? – поинтересовался он.

Сначала я не знал, что ответить. Затем вспомнил.

– Потому что вы сами так говорили. Вы что, изменили свое мнение?

– Нет, не изменил, – с расстановкой произнес он. – Но… было бы… э-э… целесообразнее, если бы вы постарались избежать каких-либо ссылок на «Солихалл» в своем выступлении по национальному радиовещанию…

– Но отчего?

Он считал это преждевременным. Как так? Работа над проектом началась шесть месяцев назад, и вряд ли его можно назвать преждевременным.

– Точнее, устаревшим, – поправился он.

Впрочем, мой постоянный заместитель тут же исправил эту нелепость. Оказывается, он хотел сказать «несвоевременным».

– Почему? – снова спросил я.

– По-моему… э-э… вам не кажется, что широкой публике это будет просто неинтересно?

Вот еще! «Солихалл» – блестящая иллюстрация реального партнерства в промышленности. Причем именно сейчас. Наоборот, исключительно интересно! Так я ему и сказал.

Хамфри занервничал.

– Совершенно верно, господин министр, – неожиданно согласился он. – Но все это настолько интересно, что может увести в сторону от главной мысли вашего выступления.

– А в чем состоит моя главная мысль? – Я, как ни странно, почему-то напрочь о ней забыл.

Оказалось, Хамфри тоже не имеет об этом ни малейшего представления.

– В чем состоит главная мысль господина министра? – повернулся он к Бернарду.

– В том, что государственные средства повышают степень социальной ответственности частного сектора, а частные инвестиции – эффективность государственных предприятий, – с готовностью напомнил нам Бернард.

Точно. Именно эту мысль я и хотел донести до сограждан. И ссылка на «Солихалл», без сомнения, прекрасно ее проиллюстрирует. Хамфри – просто занудливый скептик. Сам ни во что не верит и других расхолаживает.

Я не ошибся. Хамфри остался непоколебим.

– Господин министр, – он упорно стоял на своем, – я серьезнейшим образом рекомендую вам не упоминать о «Солихалле» в завтрашнем выступлении.

Я снова спросил почему. Он снова ушел от прямого ответа. Впрочем, я уже догадался.

– Уж не собираетесь ли вы присвоить себе лавры за этот проект на ближайшей Европейской конференции государственных служащих? – холодно поинтересовался я. – Она состоится, если мне не изменяет память, через месяц?

– Простите? – вопросительно наморщил лоб сэр Хамфри.

Иными словами, он и не отрицал этого! Нет, так это оставлять нельзя. Хамфри надо поставить на место!

– Ваше выступление на конференции получит широкое освещение, не так ли, Хамфри? Так вот, позвольте мне раскрыть вам глаза на кое-какие бесспорные вещи. Ответственность перед страной в конечном счете всегда несут политические деятели. Это нам принадлежит честь пожинать лавры, нам, а не государственным служащим!

Хамфри прервал меня заверениями, что он будет только рад, если все лавры достанутся мне, но… только не завтра. Лицемер! Я не поддался на его уловку.

– Хамфри, вам не удастся меня провести. «Солихалл» – вещь стоящая, я это чувствую нутром. И не намерен делиться политическим капиталом с кем бы то ни было.

(Хэкер глубоко заблуждался. У сэра Хамфри Эплби были все основания желать, чтобы проект «Солихалл» вообще нигде не упоминался. В тот же вечер Бернард Вули, в отличие от Хэкера почувствовавший в создавшейся ситуации какую-то закавыку, встретился с сэром Хамфри. – Ред.)

Вспоминает сэр Бернард Вули:

«…Мне было ясно: сэр Хамфри кого-то покрывает. Я настаивал на своем праве иметь исчерпывающую информацию, поскольку мне казалась абсурдной сама мысль о том, что проект строительства стоимостью семьдесят четыре миллиона фунтов стерлингов, ведущегося на площади девять акров в центре одного из крупнейших городов страны, можно скрыть, как мусор в углу. Даже если метла находится в руках самого Хамфри Эплби!

Сэр Хамфри сообщил мне о своем намерении прибегнуть к закону о государственных тайнах. Но мне возможность держать в тайне такой огромный проект представлялась сомнительной.

«Чем больше проект, тем больше тайна», – загадочно ответил сэр Хамфри.

Мне было все-таки непонятно, каким образом «Солихалл» можно подвести под действие закона о государственных тайнах, если о нем знает буквально каждый. Я был молод и неопытен и не понимал простой истины: закон этот нужен для защиты не столько государственных тайн, сколько государственных служащих.

Далее сэр Хамфри объяснил мне: «Поскольку господин министр не интересовался подробностями проекта, значит, он и не хотел о них знать».

Действительно, никогда не обременять министра информацией, о которой он специально не спрашивает, – заведенный порядок государственной службы.

Собрав в кулак все свое мужество, я выпалил, что мне, видно, придется намекнуть господину министру о скандальной подоплеке «Солихалла». Одновременно дал понять сэру Хамфри: будь у меня более полная информация, в этом, возможно, и не было бы необходимости.

Сэру Хамфри, несмотря на явное нежелание, пришлось открыть карты.

Я узнал, что инициатором проекта «Солихалл» являлся не кто иной, как…, сэр Хамфри, выступавший от имени министерства в партнерстве с компанией «Слоан энтерпрайз», интересы которой представлял некий Майкл Брэдли. Произошло это задолго до моего назначения на должность личного секретаря министра.

Через некоторое время по проекту был подготовлен предварительный отчет. В одном из его разделов высказывались сомнения относительно финансовой состоятельности компании «Слоан энтерпрайз» и самого Майкла Брэдли. («Сомнения относительно финансовой состоятельности» означает, что Брэдли, скорее всего, был на грани банкротства. – Ред.) Однако к этому моменту деловые отношения между сэром Хамфри и мистером Брэдли зашли уже так далеко, что об аннулировании проекта не могло быть и речи.

Итак, узнав все, я оказался как бы между двух огней. С одной стороны, я, естественно, не мог сообщить господину министру сведения, доверенные мне в частном порядке господином постоянным заместителем министра. С другой – чувство долга обязывало меня сделать все возможное, чтобы министр не оказался втянутым в эту скандальную историю. В создавшейся ситуации, как мне казалось, единственно правильным решением было попытаться убедить сэра Хамфри.

Я постарался доказать ему, что, если бы господин министр был в курсе истинного положения вещей, у него, безусловно, хватило бы ума не упоминать о «Солихалле» в своем выступлении по радио.

Однако сэр Хамфри, руководствуясь принципиальными соображениями, настаивал, что министрам, как и секретным агентам, никогда не следует знать больше того, что им следует знать. Поскольку их могут захватить в плен и подвергнуть пыткам…

– Террористы? – удивленно спросил я.

– Би-Би-Си, – разъяснил он.

По его мнению, все не так уж безнадежно. Банк еще не принял окончательного решения – объявлять о своем банкротстве или нет, – так что катастрофы может и не быть. На неделе сэр Хамфри должен был встретиться с президентом банка сэром Десмондом Глейзбруком, но до тех пор ни в прессе, ни по радио о «Солихалле» упоминать нельзя.

Меня не на шутку обеспокоила перспектива стать невольным участником явной аферы, и я поделился своими опасениями с сэром Хамфри. Он возразил, что это вовсе не афера, а всего лишь разумная мера предотвращения утечки информации о важнейших деловых операциях, которые пока необходимо хранить в тайне, иначе можно серьезным образом подорвать общественное доверие.

Все обстояло даже хуже, чем я предполагал. Похоже, на нас надвигается что-то вроде Уотергейта. Но сэр Хамфри объяснил, что Уотергейт – это совсем другое дело. Уотергейт произошел в Америке».

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)

4 марта

В сегодняшнем выступлении по радио я с воодушевлением говорил о «Солихалле», но почему-то на душе не совсем спокойно.

По дороге в СЗ (студия звукозаписи. – Ред.) поинтересовался у Б.В. (Бернард Вули. – Ред.), прав ли я в своих догадках об истинных мотивах упорного нежелания сэра Хамфри услышать в моем выступлении ссылки на «Солихалл». На лице моего личного секретаря появилась страдальческая мина, и он лишь обреченно покачал головой.

Тогда я спросил его напрямик:

– Почему сэр Хамфри так настойчиво возражает против публичного упоминания о проекте?

Бернард предпочел ответить на вопрос вопросом, то есть не отвечать на него.

– Господин министр, вы не находите, что он привел, по меньшей мере, шесть весьма убедительных доводов?

– Нет, – ответил я. – А вы находите?

Бернард обошел и этот вопрос.

– Я уверен, сэр Хамфри знает, что делает.

Он-то знает, я в этом не сомневаюсь. Однако неплохо бы и мне знать, что делает сэр Хамфри!

Решил прощупать Бернарда с другой стороны. Зная, что он считает своим долгом сохранять по отношению ко мне лояльность – по-моему, я в этом не ошибаюсь, – попросил его дать мне совет, как поступить в сложившейся ситуации.

В глазах его мелькнуло что-то похожее на ужас.

– Э-э… не мне давать вам советы, господин министр, но если вы настаиваете, то… э-э… посоветовал бы следовать совету сэра Хамфри.

– Почему?

– Видите ли… дело в том, что… э-э… есть некоторые аспекты, которые… при условии достаточно… э-э… трезвого подхода… то есть разумной степени сдержанности, когда того требуют обстоятельства… в силу отсутствия доказательств в пользу противного… если все идет нормально… конечно, учитывая необходимость разумного компромисса… в свое время… э-э… когда настанет нужный момент… э-э…

– Бернард, – перебил я его, – вы порете чепуху.

– Да, господин министр, – согласился он, и вид у него при этом был довольно жалкий.

– Почему вы порете чепуху, Бернард?

– Потому что… это моя работа, – ответил он, опуская глаза.

Он явно что-то от меня скрывает. Что? Глупо, но меня обуял дух противоречия, и я окончательно решил рассказать о «Солихалле», к чему бы это ни привело!

Но сейчас меня почему-то гложут сомнения: не попал ли я впросак?

Итак, в студии Би-би-си беседа, в которой я с энтузиазмом говорил о «Солихалле», была записана на пленку.

(Нам удалось раздобыть стенографическую запись этой беседы. Ее наиболее интересные моменты приводятся на нижеследующей странице. В передаче, кроме Хэкера, принимали участие Джо Морган – генеральный секретарь профсоюза административных работников и сэр Джордж Конвей – председатель компании «Интернэшнл констракшн лимитед». – Ред.)

БИ-БИ-СИ РАДИО

Хэкер:… Я бы только хотел отметить, что уже имеется блестящий пример того, чего можно достигнуть разумным сочетанием государственных и частных инвестиций. Это – «Солихалл»…

Морган: Пустая болтовня!

Хэкер: Ну нет, это… э-э… простите, Джо, но для меня «Солихалл» символизирует все, к чему стремится нынешнее правительство. Я лично проявляю большой интерес к этому проекту.

Конвей: Слова!

Хэкер: Нет, не только слова, но и кирпичи, и цемент… Железобетонные, если так можно выразиться, доказательства того, что наша политика реализуется в конкретных делах. К тому же…

Ведущий: Благодарю вас, господин министр. Хотите что-нибудь сказать в заключение, сэр Джордж?

Конвей: Хотел бы повторить. Сама по себе идея партнерства хороша, но только при условии, что в наши решения не будут вмешиваться ни государство, ни рабочие.

Ведущий: Благодарю вас, сэр Джордж. Джо Морган?

Морган: Боже милосердный! По-моему, всем ясно, что сэр Джордж Конвей занимается набившей оскомину капиталистической трепологией. Если партнерство что-нибудь и значит, то прежде всего – равноправное участие профсоюзов, правительства и промышленности. В таком и только таком порядке!

Ведущий: Господин министр, ваше заключительное слово?

Хэкер: Да, конечно. Мне кажется, мы все пришли к единому мнению в главном, не так ли? Мы в равной степени осознаем, что, работая вместе, сможем вылепить новое общество, новую Англию. Я искренне рад предоставленной мне возможности обсудить этот вопрос с двумя ведущими лепила… э-э… то есть ведущими участниками этого процесса.

Ведущий: Благодарю вас. Уважаемые радиослушатели, в нашей беседе принимали участие достопочтенный Джеймс Хэкер – министр административных дел, сэр Джордж Конвей – председатель компании «Интернэшнл констракшн лимитед» и Джо Морган – генеральный секретарь профсоюза административных работников.

После записи у меня не было времени даже заскочить в бар, но на выходе из студии меня поймал Джо Морган.

– О, мистер Хэкер! – воскликнул он, всем своим видом показывая, что чрезвычайно рад «случайной» встрече. – У меня к вам маленькая просьба. Не могли бы вы замолвить словечко за специальную субсидию для членов моего профсоюза в Бирмингеме?

Естественно, я объяснил ему, что, во-первых, студия Би-би-си – не место для деловых переговоров, а во-вторых, этот вопрос – в компетенции министерства занятости.

– Видите ли, – многозначительно произнес он, пристально посмотрев на меня, – мне почему-то показалось, что после нашего интервью всем захочется побольше узнать о «Солихалле». Вы меня понимаете?

– Конечно, захочется, – подтвердил я. – Именно на это я и рассчитываю…

– Но, как известно, – он вдруг подмигнул, – бывают такие вещи… – он опять подмигнул, – о которых лучше не знать. – Тут Джо ухмыльнулся, с заговорщическим видом подергал себя за ухо и снова подмигнул. – Не сомневаюсь, мы прекрасно понимаем друг друга.

«Он явно пытается что-то сказать», – мелькнула в голове смутная мысль. Но что? А может, осенило меня, может, он что-то знает и думает, что я тоже знаю? Но ведь я-то не имею об этом ни малейшего понятия!

Пока я терялся в догадках, он снова подмигнул. Я участливо посоветовал ему протереть глаза.

– Зачем? – удивился он. – Все, что надо, я и так вижу.

Джо, глядя на мое непроницаемое лицо, наверняка решил, что я блефую, как профессиональный игрок в покер.

– Ладно, Хэкер, карты на стол, мы вас зацепили. Да и прошу-то я совсем немного – на десять процентов меньше, чем Лондон. Нам хватит и тридцати. Заранее снимаю перед вами шляпу. Здорово вы нас обошли!

– Никакой субсидии не будет, – рассеянно произнес я, лихорадочно стараясь понять, что происходит. – И советую больше к нам с этим не обращаться. Так или иначе, вам выйдет отставка.

– Не знаю, не знаю… Если кому и выйдет, то уж наверняка не мне, – со значением произнес Морган.

Не ему? А кому же?

– Что вы хотите этим сказать? – спросил я.

– Как что? А «Солихалл»? Я ушам своим не поверил, когда услышал, как вы на всю страну объявили о своей личной ответственности за этот проект. Смелый, просто отчаянный поступок! И что вас дернуло?

Отчаянный поступок? Что за нелепость! А Морган только усугубил мою растерянность, бодро продекламировав:

 
«Справа рвутся снаряды!
Слева грохочет ветер!
В долину Смерти бесстрашно
Держит путь славный Хэкер!»
 

Все эти странные намеки, шуточки, подмигивания меня не на шутку встревожили.

(Сэр Хамфри Эплби встретился с сэром Десмондом Глейзбруком за ленчем в клубе на Пэлл-Мэлл в день записи выступления Хэкера на радио. Как ни удивительно, но сэр Хамфри не оставил никаких записей этой беседы. Такое отступление от профессиональной привычки, выработанной за годы пребывания в Уайтхолле, свидетельствует о том, что сэр Хамфри не хотел и даже боялся предавать гласности обсуждавшиеся в ходе встречи проблемы.

И все же, по счастливой случайности, много лет спустя мы раздобыли письмо, написанное сэром Десмондом 5 марта, то есть на следующий день, своей жене, отдыхавшей на Барбадосских островах. – Ред.)

«Дорогая Снукамс! (Леди Глейзбрук. – Ред.)

Надеюсь, ты прекрасно проводишь время, загораешь, хорошеешь и не слишком злоупотребляешь ромовым пуншем.

Мои дела идут хорошо. Вчера обедал со стариной Хамфри Эплби, постоянным заместителем министра административных дел, и сделал еще один шаг к получению парочки отличных КВАНПО после выхода на пенсию. (КВАНПО – акроним, означающий «квазиавтономная неправительственная организация». – Ред.)

Хамфри сейчас в затруднительном положении – связался с одним пройдохой-финансистом по имени Брэдли. Похоже, этот ловкач прикарманил общие денежки и смылся, предоставив старине Хампи выпутываться самому. Из-за обилия бордо на столе я не до конца уяснил все детали, но суть дела, по-моему, такова: поскольку этот Брэдли не в состоянии уплатить по счетам, Хамфри хотел бы передать контракт нашему банку. Он, конечно, долго морочил мне голову насчет того, что правительство Ее Величества, дескать, намерено превратить «Солихалл» в исключительно эффективное и доходное предприятие. Очевидно, он просто запамятовал, что я не вчера появился на свет. С каких это пор, позвольте спросить, правительство участвует в эффективных и доходных предприятиях?

Я бы с радостью помог старине Хампи выкарабкаться из этой передряги. Мне это ровным счетом ничего не стоит – ведь через год я выхожу на пенсию. Однако сказал ему, что такие вопросы решает Совет банка, а там никогда не знаешь, как дело обернется. Он вроде бы сообразил, что к чему, или, во всяком случае, сделал вид, что сообразил. Я для верности намекнул: мол, жду от него добрых вестей о комиссии по партнерству, создающейся при его министерстве. Я совсем не возражал бы стать ее председателем. Восемь тысяч фунтов в год – неплохая прибавка к моей жалкой пенсии, ты согласна, Снукамс?

К моему глубочайшему изумлению, он заявил, что мое имя внесено в список претендентов на вакантные КВАНПО. Обрати внимание, дорогая, – в список кандидатов! Это же черт знает что! КВАНПО не могут ни с того ни с сего стать дефицитом, поскольку, сокращая их, любое правительство немедленно создает вместо них другие. (К тому времени министрами ПЕВ было утверждено около восьми тысяч высокооплачиваемых, должностей в различного рода КВАНПО, что обходилось налогоплательщикам в пять миллионов фунтов стерлингов в год. – Ред.)

Старина Хампи, как мог, дал мне понять, насколько трудное это дело – найти для меня подходящую КВАНПО, а я, в свою очередь, убеждал его, насколько это трудное дело – уговорить Совет банка дать ему деньги.

Причем ход его мысли был на редкость замысловат. Сначала он упомянул о каком-то Консультативном комитете по стоматологическим учреждениям и спросил, понимаю ли я что-нибудь в зубах. Пришлось напомнить ему, что я – банкир. Тогда он почему-то исключил и Совет по сбыту молочных продуктов. Какая между ними взаимосвязь, я так и не понял.

Потом разговор зашел о Комитете по проблемам загрязнения морской среды, и он поинтересовался, далеко ли от моря расположен мой дом. Узнав, что далеко, он сразу решил, что на Совет по проблемам очистки вод Клайда мне также нечего рассчитывать.

Обед продолжался. Каждое блюдо рождало у Хамфри новую идею. Телечья вырезка – Совет по сбыту мясных продуктов. Но, так как в мясе я разбираюсь только за обеденным столом, этот вариант отпал сам собой. Палтус по-дуврски – Управление по добыче белой рыбы; овощной салат – Совет по сбыту картофеля, Национальный исследовательский центр овощеводства и Национальное бюро биологических стандартов.

Бордо ассоциировалось у него с Советом подготовки специалистов для ликерно-водочной промышленности. Когда я попросил передать мне горчицу, вместе с ней он предложил мне Комитет пищевых добавок. Заметив, как за соседним столиком кто-то поливает бифштекс острым соусом, он предоставил мне выбирать между Советом повышения квалификации пожарных, Всебританским советом производственного травматизма и службой «скорой помощи» при больнице Святого Иоанна.

Разумеется, Хампи преследовал единственную цель – придать нашей беседе видимость quid pro quo. Причем вел он себя довольно бестактно, а в конце задал прямо-таки оскорбительный для меня вопрос (мне, как выяснилось, недостает познаний, необходимых для всех перечисленных им КВАНПО): а что я вообще знаю? Пришлось еще раз объяснить ему: я – банкир, поэтому специальные познания мне не требуются.

Затем он почему-то поинтересовался, не принадлежу ли я к какому-нибудь меньшинству. «Да, принадлежу, – ответил я. – Ведь мы, банкиры, безусловно, в меньшинстве». Боюсь, мой ответ его не слишком удовлетворил.

В конечном итоге вся эта болтовня свелась к тому, что он предложил мне возглавить комиссию по партнерству при МАДе, поскольку это назначение зависит непосредственно от его министра.

Для меня это идеальный вариант. Правда, много бумаг, но старина Хамфри ясно дал понять, что читать их совсем необязательно. Более того, он «был бы только рад», если бы я не увлекался ими, а то, чего доброго, наговорю лишнего на ежемесячных заседаниях Совета комиссии.

Итак, услуга за услугу. Я переговорю с Советом банка, а он замолвит за меня словечко своему министру.

До скорой встречи на пляже.

Любящий тебя Деси-пух».

5 марта

Сегодня побеседовал с Роем, моим шофером, и не на шутку встревожился. После записи на студии я его не видел, так как вчера меня отвезли на сменной машине.