Текст книги "Сон в Нефритовом павильоне"

Глава девятая
О ТОМ, КАК СЫН НЕБА ВЫДАЛ ЗАМУЖ БАРЫШНЮ ХУАН И КАК ПОЛКОВОДЕЦ ЯН ОТПРАВИЛСЯ НА ВОЙНУ С ЮЖНЫМИ ВАРВАРАМИ

Так вот, Фея приехала на постоялый двор к Яну, они поговорили при свете светильника, и когда юноша, горя желанием, протянул руки, чтобы заключить возлюбленную в объятия, раздался голос мальчика:

– Что угодно господину? Вы меня звали?

Ян вздрогнул и…проснулся. Увы, он только грезил! Рядом с ним не было никого, руки его обнимали подушку, а уста говорили неизвестно что. Ян спросил о времени. Оказалось, что уже миновала пятая стража. Светильник погас, донеслось пение петуха. Ян задумался: «Цзя неглупая женщина, я хорошо это понял, но не постиг одного – что любви, а не силе она покорится с готовностью. То же и с государем: по молодости и горячности я настаивал и упорствовал – и получил в награду изгнание. Долг верного подданного – любить императора, служить ему, почитать, как отца родного. Вот в чем смысл моего сна!»

Когда совсем рассвело, Ян сел в экипаж и вскоре прибыл в столицу. Полгода не виделся он с родителями и женой. Не описать словами радости семьи, вновь обретшей сына и мужа! Министр Инь, узнав, что Ян вернулся, тотчас прибыл к нему в дом и убедился, что изгнанник в добром здоровье.

– Ну, дорогой зять, что станешь делать, если сановный Хуан снова заговорит о браке с его дочерью? – спросил он.

Чан-цюй молчал. Ответил Ян Сянь:

– Что делать! Наверно, это не против моральных устоев, коль сам Сын Неба настаивал на втором браке. А потом – быть придворным означает повиноваться воле тех, кто поставлен выше тебя.

Министр Инь ничего не сказал на это.

На следующий день Ян Чан-цюя вызвали во дворец, и он предстал перед императором. Тот ласково принял опального придворного.

– Ты долго пробыл в изгнании, достаточно пережил. Но ведь известно: яшма от времени не тускнеет, а меч становится от огня крепче. Забудь обиды, думай о будущем.

Ян поклонился, а император продолжил:

– Мы уже говорили тебе о браке с дочерью первого министра Хуана – не противься более, по установлениям древней морали и придворного этикета допустимо иметь вторую жену.

– Я готов поступить согласно воле вашего императорского величества.

– Поскольку мы сами выступили сватом, – сказал он милостивым тоном, – повелеваем всем чиновникам нанести визиты обеим семьям и присутствовать на свадебном пиршестве!

Довольный император приказал казначею выдать Яну яркие шелка, так что родителям жениха и невесты не пришлось тратиться на праздничные одеяния. Перед назначенным днем к воротам их домов из дворца доставили все нужные наряды.

Барышня Хуан появилась перед свекром и свекровью в головном уборе, напоминавшем феникса и украшенном шпилькой с головой дракона; шелковые одежды невесты изумляли всех своей красотой; прекрасно было и лицо барышни Хуан, но в нем явно угадывались гордыня и высокомерие.

После свадьбы, продолжавшейся три дня, Ян вошел в спальню госпожи Инь, своей первой жены, и нарочито небрежно спросил:

– Ты рассмотрела мою вторую жену? Как она тебе показалась?

Та ничего не ответила. Ян вздохнул.

– Я спрашиваю тебя не как жену, а как доброго друга.

Тогда госпожа Инь ответила:

– Женщина замечает на другой женщине только наряды ее да украшения. Но ей не дано разгадать нрав или тайные помыслы этой другой. Вы, умный мужчина, спрашиваете у глупой женщины, какова ваша вторая жена, – мне это странно, я не понимаю, чего вы от меня ждете?

Еще раз вздохнул Ян.

– Я ведь не по своей воле женился на Хуан. Слыша твои сдержанные, уклончивые слова, я понимаю, что ты не хочешь выдавать своей обиды и, видимо, полагаешь, что вторая жена станет причиной ссор в семье.

Как раз в те дни на южных рубежах государства появились воинственные варвары – мани[168]168
  Мани («грубые», «неотесанные») – бытовавшее в старом Китае пренебрежительное наименование многочисленных и разнообразных по этническому составу народностей и племен, населявших обширные районы на юге и юго-западе нынешней территории страны; однако часть этих народов стояла на достаточно высокой ступени цивилизации и создавала государственные и племенные объединения, долгое время противостоявшие китайской колонизации, что и нашло своеобразное отражение в романе.


[Закрыть]. Об их нападениях только и было разговоров во дворце. Сын Неба встревожился. Он назначил военного министра Инь Сюн-вэня правым помощником первого министра[169]169
  …назначил… правым помощником… – Одна из специфических черт китайской административной системы состояла в том, что многие должности как бы дублировались. Так, были левый министр и правый министр, левый и правый помощник и т. п.


[Закрыть], а государственного советника Лу Цзюня – главнокомандующим войсками. Ежедневно император призывал обоих и обсуждал с ними положение на юге страны.

И однажды ко двору прибыл Су Юй-цин, правитель округа Ичжоу[170]170
  Округ Ичжоу – находился на юго-западе, а упоминаемый ниже Цзинчжоу – в центральной части страны, на месте бывшего царства Чу. До сравнительно недавнего времени эти области были заселены главным образом некитайскими народностями.


[Закрыть], с донесением на высочайшее имя. Вот что в нем говорилось:

«На южных рубежах империи бесчинствуют варвары. Они разорили более десяти уездов нашей округи. Полчища их числом до миллиона человек рыщут по горам и долинам, нападают на удаленные селения. Враги коварны и хитры, бороться с ними очень трудно, наши воины гибнут один за другим. Прошу Ваше Императорское Величество направить в округу войско, чтобы разгромить врагов империи».

Сын Неба прочитал донесение, и гнев охватил его. Он вызвал к себе высших сановников Хуана и Иня, главнокомандующего Лу Цзюня и помощника палаты церемоний Ян Чан-цюя и спросил у них совета. Первым говорит сановный Инь:

– Мани – дикий народ, они свирепы, как звери. По-доброму их не уговорить, силой их не взять. Потому я использовал бы войска округов Цзинчжоу и Ичжоу для укрепления обороны тех мест, куда проникают варвары, посулил бы захватчикам мир и прощение, если они согласятся отойти на свои земли, но если будут упорствовать, то послал бы против них большое войско!

Держит слово Ян Чан-цюй:

– Речь правого помощника первого министра выдержана в духе тактики трех династий: Ся, Шан-Инь и Чжоу. В нынешние времена я действовал бы иначе. Известно, что варвары издавна беспокоят наши рубежи, но навсегда разделаться с врагом нелегко. Наше войско давно ни с кем не сражалось, оно не готово сейчас к решительному наступлению. Значит, надо всем уездам привести в порядок военное снаряжение, подготовить ополчение, чтобы повысить готовность страны к отражению варваров.

Держит речь главнокомандующий Лу Цзюнь:

– Ян Чан-цюй в военных делах невежда. Когда в стране неурядицы, нужно покрепче держать в руках народ. Если начать подготовку войска и снаряжения, поднимется паника. Поэтому я бы держал в полной тайне донесение Су Юй-цина и усилил надзор над народом!

Ян Чан-цюй возражает:

– Я думаю, ваши предложения неразумны. Если сидеть сложа руки, варвары вторгнутся в пределы империи, вот тогда начнется паника не только в народе, но и в войске, не готовом к отпору!

Лу Цзюнь возвышает голос:

– Южные варвары – жалкие дикари, вроде мышей или собак! Чего их страшиться? Они не осмелятся напасть на нашу могучую страну. А если и осмелятся – наше войско разобьет их. Вы лучше скажите, уважаемый ученый, как пресечь волнение народа в такое смутное время?

Ян улыбнулся.

– Не стоит, почтеннейший полководец, утром плакать о вечере. А бояться народа – все равно что пугаться собственной тени.

И начался спор. В конце концов Лу Цзюнь закричал: – Мне, а не вам поручил государь защищать страну! По какому праву вы противоречите каждому моему слову, сеете распри при дворе?

Вельможи одобрительно закивали, а император, помолчав и подумав, согласился с предложением Лу Цзюня – приказал хранить в полной тайне полученное с юга донесение и послать кого-либо из придворных наместником в округу Ичжоу для наведения порядка на южных границах.

Попросил слова сановный Инь:

– Даже если мы сохраним в тайне донесение, но пошлем на юг вашего наместника, слухи о неблагополучии разойдутся в народе. Правитель Су Юй-цин – племянник моей жены, я его знаю как искусного в военном ремесле человека, как способного полководца. Его и надо бы назначить наместником Сына Неба. Пусть выведает намерения врага и разделается с ним.

Сын Неба согласился и с этим предложением.

Придя домой, Ян рассказал отцу о кознях южных варваров и близорукости Лу Цзюня.

– Я недавно взглянул на небо и увидел, что Большая белая звезда заслонила Южный Ковш, – как раз в эти дни начались нападения варваров на юге, – добавил он.

Отец отвечал:

– Я понимаю твои тревоги. Но, увы, последнее время люди измельчали. Где выдающиеся поэты и талантливые полководцы? Кто возглавит наше войско, если враги вдруг нападут на нас?

Сын с задумчивым видом улыбнулся и сказал:

– В Цзянчжоу я встретил одну девушку. Она гетера, но хорошо разбирается в музыке, чудесно поет и очень неглупа. Она предрекла, что война начнется скоро, и, к несчастью, оказалась права.

– В глубине души я тоже опасался варваров. Но как зовут эту девушку? Ее прозорливость изумительна! – произнес отец.

– Имя ее – Фея Лазоревого града. Полгода она скрашивала мне одиночество в изгнании, и я полюбил ее, а она полюбила меня. Мы решили никогда не расставаться, и я обещал по прошествии времени привезти ее в столицу. Простите, отец, что не сказал вам об этом сразу, как вернулся.

Отец не стал выговаривать сыну и только заметил:

– Мужчина может покинуть возлюбленную, но уж если дал обещание – выполняй!

Ян рассказал обо всем и матери. Госпожа Сюй без колебаний посоветовала:

– Привози свою Фею, не откладывая. По молодости и легкомыслию мужчины часто обманывают женщин и разбивают им жизнь. Я до сих пор не могу забыть несчастную Хун!

Ян быстро написал письмо и с мальчиком-слугой отправил его в Цзянчжоу.

Между тем Цзя, проводив Яна, заперла ворота и, сказавшись больной, отказывалась принимать гостей. Прошло несколько лун, а весточки от Яна все не было. Днем гетера смотрела на гору Лазоревого града, словно высматривая там милого, ночью сидела у огня и предавалась печальным думам. Душа бедняжки изболелась. И вот однажды ее вызвал к себе местный правитель. Сославшись на недомогание, она не поехала. Но правитель прислал ей снадобья и любезно осведомился через посыльного о ее здоровье. Цзя стало не по себе. «Любезность правителя и молчание Яна, – думала она, – одинаково неожиданны, но понятны. Если одному я нужна, то второй, наверно, просто забыл меня, – о, как печальна и несчастна моя судьба!» Не зная, как унять тревогу и тоску, она оперлась на перила и принялась вздыхать, глядя на далекие горы. И тут появился мальчик с пакетом в руке.

Посыльный вручил Фее письмо и сказал, что экипаж ждет ее у ворот. Гетера прочитала вот что:

«Каждый день после нашей разлуки вижу твое нефритовое личико, как наяву. Прости мне, что с таким запозданием выполняю свое обещание, – я был очень занят по службе. Я рассказал о тебе своим родителям, и они дали мне позволение вычеркнуть твое имя из списков гетер и привезти тебя в наш дом. Исполняя волю родителей и свое желание, посылаю за тобой экипаж. Сгораю от нетерпения, жду того счастливого мгновения, когда мы зажжем фонарик и разложим подушки с изображением уточки и селезня во славу пашей любви».

Фея приказала укладываться и через несколько дней отбыла в столицу.

Тем временем правитель Ичжоу, исполняя императорское повеление, добрался до южных рубежей империи и прислал такое донесение:

«По воле императора, я проник во вражеский стан, где встретился с предводителем варваров и попытался уговорить его добром отказаться от разбоя. Но тот повел себя дерзко и непотребно ругался. Потом он завлек наш небольшой отряд в ловушку и обезглавил моего помощника. Угроза смерти висела и надо мною, но подоспевшие воины в рукопашной схватке спасли Вашего подданного. Это был позор! Можете казнить меня, но я буду утверждать: враг силен ныне, как никогда. Прошу Ваше Величество направить в Ичжоу большое и сильное войско, дабы отразить варваров и тем спасти страну».

Прочитав донесение, Сын Неба созвал своих министров и стал советоваться с ними, как поступить. И в это время принесли послание от правителя Цзинчжоу, в котором говорилось:

«Мани перешли пашу границу. Миновав Медные столбы[171]171
  Медные столбы – были установлены полководцем династии Хань, Ма Юанем, на хребте Фэньмаолин, недалеко от нынешней границы между провинциями Гуандун и Гуанси


[Закрыть], они захватили Гуанси. Теперь варвары угоняют скот и убивают мирных жителей на равнинах между Гуйлинем и Хэнъяном. Местные войска оказались неспособными дать отпор. Лишь завидя приближающегося врага, они в панике бегут. Селения к югу от Ичжоу и Цзинчжоу опустели: мани угнали в рабство всех, кого застали в домах. Мы пытаемся сдержать их продвижение, но за долгие годы мира наши воины утратили былую силу, а рассыпавшуюся черепицу сразу не соберешь. Поэтому прошу Ваше Величество без промедления послать на юг могучее войско».

Сын Неба прочитал донесение, и на лицо его легла тень. Он оглядел приближенных и спросил, как избавить страну от опасности.

– Положение трудное, приказами ничего не исправишь, – сказал кто-то. – Полезно собрать всех чиновников, военных и гражданских, для совместного обсуждения.

Император согласился, и вот сошлись все: гражданские по левую руку от императора, военные – по правую. Среди них – первый министр Хуан И-бин, его правый помощник Инь Сюн-вэнь, главнокомандующий Лу Цзюнь, министр двора Хань Ин-дэ, Ян Чан-цюй, который стал советником военного министра, и начальник конницы Лэй Тянь-фэн.

Император обратился к ним:

– С юга на нас напали варвары, что будем делать? Начинает сановный Хуан:

– Что за причина для беспокойства? Какие-то дикари осмелились нарушить рубежи империи, которой благоволит само Небо. Послать против них большое войско и уничтожить всех до единого!

Продолжает главнокомандующий Лу Цзюнь:

– Местные правители не порадели о безопасности наших рубежей, – вот и случилась беда. Надлежит примерно наказать правителей Ичжоу и Цзинчжоу, а потом укрепить крепости, что севернее наших рубежей, дабы держать в них оборону, если станет еще хуже и придется отступить.

Сановный Инь усмехается.

– Чем крепости, что севернее наших рубежей, лучше тех, что южнее? И почему могучая империя должна отдавать врагу свои крепости? Нет, нужно немедля собрать большое, сильное войско и идти на врага.

Сын Неба одобрительно кивнул.

– Кто же возглавит войско, чтобы отстоять империю?

Приближенные переглядываются, молчат и про себя думают: «По всей стране паника. Варвары вот-вот будут в столице. Простолюдины готовятся к самому худшему. Пожалуй, и нам не мешает о себе позаботиться».

Не слыша ответа на свой вопрос, тяжко вздохнул император.

– Мы, государи, плохо правим. Сотни лет варвары угрожают рубежам страны, из-за них нищенствует наш народ, а мы так и не сумели усмирить их. Никто не нашел в себе мужества открыто сказать нам об этом. Вот еще одна наша беда – рядом с нами нет преданных, верных подданных!

И горестная слеза скатилась на его ворот. Но тут один человек поднялся и проговорил:

– Я скромный слуга, хотя Небо и отметило меня своей милостью. Я не мыслю себя вне родины и разделяю скорбь вашего величества. Я готов разбить варваров!

Кто он, этот юноша с нефритовым ликом, мужественными чертами, похожими на звезды глазами, в которых светится смелый и бодрый дух? Кто он, говорящий так уверенно и твердо? Советник военного министра Ян Чан-цюй!

Перепуганный мыслью: «Значит, война! Ян – мой зять. Он уйдет воевать и погибнет, – наша дочь станет вдовой», – спешит сказать слово первый министр Хуан И-бин.

– Ваше величество, Ян Чан-цюй еще молод, у него нет нужных знаний и опыта, ему нельзя поручить войско. Дабы не пострадало общее дело, прошу назначить начальником более мудрого и умелого человека.

Вперед выступает какой-то воин и, сжимая рукоятку меча, громко говорит:

– Вы не правы! Сян Юй[172]172
  Сян Юй – один из полководцев, выдвинувшихся после падения империи Цинь (конец III в. до н.э.). Провозгласил себя «властелином Западного Чу», боролся за власть над всем Китаем с Лю Баном (см. Гао-цзу), но был разбит и покончил с собой.


[Закрыть] в двадцать четыре года возглавил войско в Цзяндуне, Сунь Цэ[173]173
  Сунь Цэ (175 – 200) – военачальник периода распада империи Хань, старший брат Сунь Цюаня.


[Закрыть] в семнадцать лет покорил несколько царств, – значит, уменье и отвага полководца зависят от склада и таланта человека, а не от возраста. Чжугэ Лян[174]174
  Чжугэ Лян (181 – 234) – главный министр Шу в период Троецарствия, образец государственной мудрости, дальновидности и хитроумия, военный стратег и дипломат. Молва приписывала ему сверхъестественные способности.


[Закрыть] и Цао Бинь[175]175
  Цао Бинь (931 – 999) – сподвижник Чжао Куан-иня, основателя династии Сун. Сочетал ученость и воинский талант, славился гуманностью и справедливостью.


[Закрыть], образованнейшие конфуцианцы, стали знаменитыми военными предводителями. Вот и молодой ученый Ян Чан-цюй желает, как верный сын своей страны, стать грудью на защиту отечества! Он доказал свою смелость, не соглашаясь с мнением некоторых из нас и отстаивая свой взгляд. Я утверждаю: если мы доверим войско Ян Чан-цюю, то убережем и сохраним в целости великую империю Мин!

Кто же этот воин с длинной седой гривой волос, громоподобным голосом-рыком, молнией в очах?! Начальник конницы Лэй Тянь-фэн, потомок танского полководца Лэй Вань-чуня[176]176
  Лэй Вань-чунь (VIII в.) – полководец, участвовал в борьбе с мятежниками. Однажды, когда он со стены крепости пытался увещевать бунтовщиков, шесть стрел вонзились в его лицо, но отважный воин даже не пошевелился.


[Закрыть], храбрец, отличившийся на поле брани, а не в Палате чинов.

Главнокомандующий Лу Цзюнь кричит визгливым голосом:

– Ничтожество! Да как ты смеешь влезать в государственные дела? Чего ты понимаешь в военном искусстве? Тебе только разбойников по лесам гонять! Лучше молчи, не то поплатишься головой!

Смеется в ответ Лэй Тянь-фэн.

– Конечно, прослужил я до самых седин, а воинское дело знакомо мне только по казенным харчам! Я и вправду в государственных вопросах не смыслю, но зато я понимаю вот что: варвары, словно крысы, разоряют наши города и деревни, а вельможи да чинуши только разводят руками и чешут языки, – побросали наши южные крепости, а теперь говорят: надо держать оборону в северных. Если случится худшее и враг войдет в столицу, они первыми зададут стрекача. И мало найдется таких, кто хотя бы оглянется на дворец Сына Неба! Пусть я стар, но руки мои держат пока секиру, и сегодня я готов встать рядом с Ян Чан-цюем в первых рядах войска, чтобы назавтра швырнуть головы варваров к трону государя!

Вид у старого воина был решительный и грозный, даже седые волосы поднялись дыбом. Императору, да и многим подданным речь его пришлась по душе. И вот Ян Чан-цюй назначен военным министром и командующим южного войска, ему жалованы особая грамота, секира и лук, алый халат и кольчуга, боевой конь и тысяча золотых. Лэй Тянь-фэн получил должность начальника передового отряда. Император решил самолично проводить войска до Южных ворот столицы. Новый министр поблагодарил государя за оказанные милости и поспешил домой собираться в поход.

Чан-цюй расцеловался с родителями и прошел в спальню второй жены, госпожи Хуан.

– По велению государя я отбываю на войну. Расставаться с тобой мне нелегко, но долг велит. Прошу тебя: береги родителей, живи с ними в согласии и жди моего возвращения.

– Я, к сожалению, не такая ученая, как вы, и не знаю, хватит ли во мне для всего этого добродетелей. К тому же дошло до моих ушей, что вы завели себе какую-то гетеру. Смею надеяться, вы одумаетесь и исправите свою ошибку, – недовольно хмурясь, проговорила Хуан.

Ничего не ответив, Ян вышел из спальни.

На другой день он поднялся на возвышение близ Южных ворот столицы. На восемнадцатилетнем полководце алел красный халат, сияла золотая кольчуга. С большим белым луком через плечо, держа в одной руке золотую секиру, а в другой белое знамя, он отдавал четкие распоряжения, которым беспрекословно подчинялось войско. Проводить защитников родины прибыл сам император. Статный и мужественный Ян спустился с помоста, подошел к карете и отрапортовал:

– Войско приветствует вас, ваше императорское величество!

Сын Неба кивнул, своей рукой наполнил драгоценный кубок и подал его Яну со словами:

– Желаем тебе быть достойным великих героев древности и вернуться с победой!

Государь простился с Яном и отбыл во дворец. Полководец снова поднялся на возвышение, приказал раздать воинам деньги, полученные от императора, велел накормить войско и отправляться в поход. И вот загрохотали барабаны, заревели рожки, заколыхались, затмевая солнечный свет, знамена, и стройными рядами, сотрясая землю и небо, двинулись войска. Молодые, сильные воины выходили из ворот, а старики, которые только и оставались в городе, провожали их восторженным шумом. Слышались возгласы:

– Хорошего начальника выбрал император, вон как вышагивают воины! Нечего нам теперь бояться!

Между тем Фея Лазоревого града, выехав из Цзянчжоу, приближалась к столице. Оставалось около трехсот ли пути. Настала ночь, и гетере пришлось искать ночлега на постоялом дворе. Но ни хозяина, ни слуги на месте не оказалось, – все ушли чинить дорогу и мосты. Фея спросила, что случилось, и услышала в ответ:

– Говорят, сегодня здесь пройдет полководец со своим войском!

– Какой полководец?

– Военный министр Ян Чан-цюй.

Услышав это имя, Фея заволновалась: «Я знала, что Ян уйдет воевать, но так скоро?! Кто же теперь меня приютит? Мне нужно повидать Яна и заодно передать ему мою флейту – ведь она ему может пригодиться. Однако военный стан – это неприступная крепость: постороннего мужчину туда не пропустят, не то что женщину…» И она придумала. Подозвала мальчика и велит:

– Стой у ворот, а как только покажется войско, скажи мне.

Вскоре стали слышны барабаны и рожки. Мальчик бросился к Фее.

– Войско подошло!

– Пойди посмотри, где разбит шатер командующего.

Мальчик бегом туда, бегом обратно и говорит:

– Шатер полководца неподалеку, а в ста шагах от него, у реки, стоит войско.

Глубокой ночью Фея снова позвала мальчика:

– Я хочу взглянуть на шатер полководца, проводи меня.

Взяв с собой яшмовую флейту, Фея в сопровождении мальчика приблизилась к стану. Яркая луна освещала знамена, пики, секиры, стройные ряды шатров. Сразу было видно, что полководец строг и любит порядок.

– Я хочу подняться на гору, – сказала Фея мальчику. Наказав мальчику стоять внизу и ждать, гетера по горной тропе взошла на вершину, села на камень и стала прислушиваться к барабанам, отбивавшим время. Когда пробили третью стражу, Фея взяла в руки флейту и заиграла. Как раз в это время Ян читал у себя в шатре наставления У-цюя. Вдруг ветер донес к нему звук флейты. Отложив книгу, он прислушался. Звук доносился с неба – как будто взывал к улетавшей на запад стае отставший гусь, как будто одинокий журавль призывал подругу. Но то не голос птицы, – то мелодия с горы Лазоревого града. «Ну конечно же, – радостно подумал Ян, – это Фея: она едет мне навстречу в столицу и хочет увидеть меня!» Вызвав начальника отряда, что в середине, он сказал:

– Войско впервые ночует в открытом поле. Хочу проверить охрану и осмотреть, все ли в порядке. Я переоденусь, чтобы не привлекать внимания, а вы оставайтесь в моем шатре и временно возьмите под начало военный стан.

Ян позвал стражника, перебросил через плечо колчан со стрелами и вышел из шатра. Вскоре путь ему преградил дозорный, стоявший у знамени. Ян показал стрелу, которая заменяла разрешение покинуть стан, и скрылся во мраке ночи. Он прошелся вдоль расположения войска, внимательно вслушиваясь во тьму. Флейта пела, как прежде.

– Следуй за мной, – приказал Ян стражнику и направился к горам. У начала тропы, поднимавшейся вверх, он увидел мальчика, который радостно бросился ему навстречу. Ян узнал его и велел стражнику остаться на месте мальчика, который повел полководца на вершину.

Увидев Яна, Фея встала, отложив в сторону флейту.

– У вас, должно быть, мало времени? – вымолвила она.

Ян вздохнул.

– Да, началась война. Если бы знать все наперед, я раньше забрал бы тебя из Цзянчжоу.

– Бедная я, несчастная, никого у меня на свете нет, как я буду в столице без вас? – расплакалась Фея.

Ян взял ее руки в свои и сказал то, что недавно говорил своей второй жене:

– Мне очень жаль расставаться с тобой, но случилась беда. Береги себя и жди моего возвращения.

Фея в ответ:

– Поспешите к своему войску. Полководец не должен отлучаться от него надолго, тем более из-за женщины.

Она протянула ему свою флейту.

– Возьмите от меня. Как знать, может, она пригодится вам на войне.

Ян взял флейту, спрятал ее в рукав халата и, взглянув Фее в глаза, говорит:

– Поезжай к моим старикам, а если придется трудно, обратись к первой моей жене, госпоже Инь: она добрая женщина и обещала позаботиться о тебе, не дать тебя в обиду.

Фея смахнула слезы и поклонилась. А Ян спустился с горы, подозвал стражника и вернулся в свой шатер. Наутро войско двинулось дальше на юг.

Придя на постоялый двор, Фея до утра не могла сомкнуть глаз, на рассвете отправилась в путь и в скором времени была в столице. Найдя дом Яна, послала мальчика доложить о себе. Выйдя навстречу гостье, старый Ян увидел перед собой красивую женщину благородной осанки. В правильных чертах ее лица угадывалась душа скромная, как новорожденная седьмая луна, и чистая, как осенняя льдинка. Старик сразу полюбил Фею, да и госпоже Сюй она пришлась по сердцу. Они пригласили Фею присесть и позвали для знакомства невесток. Пришла только госпожа Инь. Старый Ян спросил:

– А где же госпожа Хуан? Почему ее нет? Тут вошла служанка и сообщила:

– Госпожа Хуан заболела и подняться с постели не может.

Старик, неодобрительно покачав головой, сказал первой невестке:

– Ох уж мне эти болезни! Ты у нас умница и знаешь, что знатному мужчине положено иметь наложниц. С древности так заведено, а ревновать – дело дурное. Не будь, как эти нынешние завистницы, постарайся предупредить ссору в семье.

Старик указал Фее ее комнату. Госпожа Инь велела Лянь Юй проводить гостью, и служанка пошла впереди, то и дело оглядываясь. Вдруг она расплакалась. Фея была в полном недоумении.

– Почему, глядя на меня, ты плачешь?

– Я живу одним заветным желанием, – рыдая, ответила Лянь Юй. – И вот, когда я вас увидела, мне показалось, что оно сбылось. Но это не так, и я не могу сдержать слез.

– Ты в богатом, почетном доме у знатных хозяев, – улыбнулась Фея, – чего же еще можно желать?

– Я родом из Цзяннани. В Ханчжоу погибла моя прежняя госпожа, и только после ее смерти я оказалась в этом доме. А вы очень похожи на ту мою госпожу, которую я не перестаю ждать. И вот мне почудилось, что она вернулась…

– А как звали твою госпожу?

– Ее имя Хун. Она занимала первый зеленый терем в Ханчжоу.

Фея оживилась.

– Так ты и есть преданная служанка знаменитой Хун? Я не была с ней знакома, но много слышала про нее и по рассказам полюбила ее, как сестру. Это хорошо, что ты хранишь память о ней!

Слезы полились из глаз Лянь Юй ручьем.

– Увы, я знаю, что моя госпожа погибла. Но, может быть, она перевоплотилась в вас? Если вы – Хун, то, умоляю, не скрывайте этого от меня. Все говорили, что не было в мире красивее и добрее женщины, чем моя Хун. А вы так же красивы и добры, как она! Нет, наверно, просто Небо сжалилось над моим горем и послало мне вас в утешение!

На другой день Фея постучала в спальню госпожи Инь.

– Мне сказали, что в этом доме две госпожи. Вас я уже знаю, но нельзя ли мне засвидетельствовать свое почтение другой госпоже? Хотя, может быть, я чего-то не понимаю, ведь я выросла в зеленом тереме и не знаю правил поведения в приличных домах.

Инь попросила Лянь Юй показать Цзя спальню Хуан. А та, между прочим, уже выведала у слуг о красавице гетере, что могла. Те в один голос хвалили Фею и особенно ее красоту. Это очень разозлило Хуан, и всю ночь она проворочалась с боку на бок. Рано утром, сидя за туалетом, она посмотрела на себя в зеркало, подвела брови и горестно вздохнула.

– И почему только Небо пожалело красоты для меня, с лихвой наградив ею Инь, а теперь еще и какую-то гетеру?

От злобы и зависти щеки у нее затряслись. И тут говорят, что Фея просит принять ее. Хуан даже позеленела от ненависти. А что случилось дальше, об этом вы узнаете из следующей главы.