Текст книги "Сон в Нефритовом павильоне"

Глава десятая
О ТОМ, КАК В ПОКОИ ФЕИ ПРОНИК НЕЗНАКОМЕЦ И КАК ПРОДАВАЛА ВОЛШЕБНОЕ ЗЕЛЬЕ СТАРУХА

Услышав о приходе Феи, Хуан позеленела от ненависти. Но спохватилась, подумав: «Если ловят рыбу – на крючок наживляют завлекательную приманку, если ловят зайца – силки хорошенько укрывают. И я не глупее других: где нужно – посмеюсь, а где нужно – поплачу, но сумею обвести эту певичку. Быть ей у меня в руках!» С приветливым видом госпожа Хуан пригласила Фею к себе. Та первым делом посмотрела на лицо госпожи – оно было странным: белое, но почему-то с зеленоватым оттенком, глаза на нем холодные, как далекие звезды, а губы тонкие! Хуан улыбнулась, даже встала навстречу гостье и говорит:

– Я много слышала о тебе, а теперь вот и вижу. Да, вкус у моего супруга неплохой, ничего не скажешь! Значит, отныне нам с тобой жить одной семьей, а нет лучше, чем жить душа в душу, ничего друг от друга не тая, верно?

– Спасибо вам за доброту, – поклонилась Фея. – Нам, жалким гетерам, не часто доводится слышать любезные, ласковые речи. Я, наверно, и ответить вам не сумею, как надо. Простите мое невежество и мою невоспитанность.

Госпожа Хуан рассмеялась.

– Ты только дурочкой не прикидывайся, я этого не люблю. А на прощанье запомни: если мне кто-нибудь приглянется, ему хорошо будет, а если кто не по сердцу придется, того я возле себя не потерплю.

Фея откланялась и вернулась к себе в раздумье: «Некогда Ли Линь-фу[177]177
  Ли Линь-фу (VIII в.) – первый министр при танском императоре Сюань-цзуне; его деспотическое правление и корыстолюбие вызвали широкое недовольство, вылившееся в мятеж.


[Закрыть] тоже улыбался, а за пазухой нож держал. Так и госпожа Хуан: разговаривала со мной ласково, а в словах ее чудился мне подвох. Нужно быть настороже, чтобы не попасться в ловушку».

На следующий день Хуан сама пожаловала к Фее во флигель. Возле Феи сидели две служанки.

– Кто эти девки? – начала разговор Хуан.

Это служанки, которых я привезла с собою, – ответила Фея.

Хуан внимательно оглядела служанок.

– Похвально, что ты не бросила своих старых слуг. Им повезло. А как их звать?

– Одну Су-цин, ей тринадцать лет, она – умница. Вторую – Цзы-янь, ей одиннадцать, она хорошая девочка, но пока еще мало в чем смыслит.

– И у меня две служанки, Чунь-юэ и Тао-хуа, – рассмеялась госпожа Хуан. – Обе мне преданы, но и глупы обе.

Через несколько дней Фея в сопровождении Су-цин зашла к госпоже Хуан. Та взяла гостью за руки и говорит:

– Как хорошо, что ты пришла, – одной очень тоскливо!

И добавляет, обращаясь к Чунь-юэ:

– Сегодня мы с госпожой Цзя будем беседовать целый день. Во флигеле скучает Цзы-янь, пойди к ней и пригласи ее погулять в саду.

Служанка госпожи Хуан поклонилась и ушла.

– Расскажи мне про гору Лазоревого града и про вашу реку, как она называется? – первым делом спросила служанка у Цзы-янь.

– Гора высокая, вся покрыта густым лесом, а река называется Сюньянцзян. На берегу – павильон. А вокруг очень красиво. Жаль, что ты не видела, – ответила она.

– А чем твоя госпожа занималась в Цзянчжоу?

– Принимала гостей в зеленом тереме, играла в своем домике на лютне. Все веселей, чем здесь.

– А какой домик был у твоей госпожи?

– Обыкновенный: по углам четыре столба, стены из глины и бумагой оклеены, дверь спереди, дверь сзади.

– А наш молодой господин Ян Чан-цюй часто там бывал?

– Чуть не каждый день приходил, а уходил на рассвете.

– А сколько раз он у вас ночевал?

– Откуда мне знать!

– Не ври. Я же тебе подруга, никому не скажу, – хихикнула Чунь-юэ.

– А я и не вру, – обиделась Цзы-янь.

Все так же хихикая, Чунь-юэ приблизила губы к уху Цзы-янь и что-то шепнула ей. Та отстранилась и сказала:

– Что он говорил – не знаю, а что моя госпожа сказала, я слышала. «Считайте меня своим другом!» – вот как она сказала.

Чунь-юэ хотела спросить еще о чем-то, но увидела вышедшую в сад Лянь Юй, сейчас же встала и ушла, бросив на ходу:

– Засиделись мы. Наверно, меня уже хозяйка ищет. Все это время госпожа Хуан беседовала с Феей и играла с нею в «шесть-шесть»[178]178
  «Шесть-шесть» («шуанлу») – игра, отдаленно напоминающая нарды. Каждый из двух играющих получал по шесть фишек, которые надо было провести на другую сторону доски в соответствии с количеством выпавших очков; возникающие при этом комбинации имели определенные названия.


[Закрыть]. Вдруг хозяйка отодвинула доску и говорит:

– Я вижу, ты образованная. Наверно, и каллиграфию знаешь? Покажи, как ты пишешь.

– Гетеры умеют писать только записочки своим возлюбленным, тут не до каллиграфии, – улыбнулась Фея.

Но госпожа Хуан не отступилась и велела служанке принести кисть и тушечницу.

– На днях я сама занялась от нечего делать каллиграфией, – сказала она. – Покажи, как у тебя это получается.

Фея опять отказалась. Хуан криво усмехнулась, взяла кисть, изобразила несколько знаков, поморщилась и говорит:

– Плохо у меня получается, у тебя наверняка лучше выйдет.

Отступив перед такой настойчивостью, Фея начертала строку. Хозяйка посмотрела и похвалила.

– Да ты мастерица этого дела. Напиши-ка еще что-нибудь, только в другом стиле.

Цзя отложила кисть.

– По-другому у меня не получится.

– Ну ладно, – улыбнулась Хуан. – Мы хорошо провели с тобою время. Приходи завтра снова.

Однажды старый Ян позвал вторую невестку к себе.

– Твой отец занемог, и мать захворала – они просят отпустить тебя к ним. Приготовь им лекарства и поезжай, а дня через два-три вернешься.

Молодая Хуан отбыла в отчий дом, к родителям. Сановный Хуан встретил ее словами:

– Мы получили письмо, в котором ты пишешь, что очень больна. Я хотел было забрать тебя, да мать уверяла, что из мужнина дома жену не отпустят. Посоветовала написать, будто мы расхворались, – тогда, мол, не будут препятствовать. Я так и сделал. Что же с тобой? По твоему виду не скажешь, что тебе плохо. Зачем ты вздумала нас пугать?

– У меня страдает душа и не дает мне покою ни днем, ни ночью. От этой болезни нет лекарств. Даже мать с отцом едва ли в силах помочь мне, – печально сказала дочь.

– Да что же это за болезнь такая у тебя? – поразился отец.

– Отец мой! – разрыдалась дочь. – Вы любите меня и хотели найти мне хорошего мужа, но он оказался прелюбодеем и сластолюбцем. Упал Сорочий мост в Серебряную Реку, и никого нет рядом с Чан-э в Лунном дворце, и несчастная, отпевая свою загубленную молодость, поет теперь «Седую голову»[179]179
  «Седая голова» – древняя песня, в которой постаревшая жена жалуется на охлаждение супруга.


[Закрыть]! Разбита моя жизнь, белый свет не мил!

Хуан совсем растерялся, а дочь продолжала свой рассказ:

– Будучи в Цзянчжоу, в изгнании, муж мой сошелся с какой-то гетерой и привез ее в дом. Теперь эта гнусная тварь путается со всеми, даже старцами не брезгует, всех в доме оскорбляет, слуг подначивает воровать, служанок отклоняет от праведности и чистоты. А мне она так сказала: «Вы, госпожа, у Яна появились после меня – так почему это должна я считать вас выше себя?» Терпению моему пришел конец: либо она, либо я – иначе я жить не хочу и не могу!

– Ах, наглая девка! – разгневался сановный Хуан. – Мою дочь выдал замуж сам император. Этот мальчишка Ян обязан любить и уважать законную жену! А он – подумать только! – гетеру предпочитает! Сейчас еду к Янам и потребую прогнать девку прочь!

– Успокойся, супруг мой, – вмешалась госпожа Вэй. – Пока полководец Ян на войне, они ее не выгонят из дому. Нужно придумать что-нибудь половчее.

Дней через десять дочь Хуана собралась ехать в дом мужа. Со слезами на глазах уселась в экипаж и укатила. Долго не мог успокоиться сановный Хуан – все жалел дочь и выговаривал жене за ее суровость.

Шло время. Минуло уже несколько лун, как Ян отправился на войну. Прошло лето, настала осень, задул холодный ветер, ударили морозы. Фея день за днем проводила в своем флигеле у окна. Дикие гуси полетели на юг, по ночам иней покрывал землю и ясная луна появлялась меж облаков. Фея вздыхала.

– Как жаль, что у меня нет крыльев и я не могу улететь вслед за дикими гусями! Увы мне!

 
Над женским покоем
Плачет, грустит луна;
В шатер к Фубо[180]180
  Фубо («Усмиритель воен») – в эпоху Хань титул полководцев, отправлявшихся в завоевательные походы на Юг.


[Закрыть]
Упала слезинка одна.
 

И одна и еще одна слезинка скатились из глаз Феи на кофту. Вдруг вбегает Чунь-юэ.

– Госпожа Хуан просит у вас на время Су-цин и Цзы-янь.

Фея обращается к своим служанкам со словами:

– Госпожа часто вас хвалит, поэтому, если даст вам сделать работу, постарайтесь ей угодить.

Служанки поклонились и вышли, а Чунь-юэ подошла к Фее и говорит:

– Всю жизнь вы были на людях, а теперь вот сидите здесь во флигеле одна-одинешенька, потому что наш господин ушел на войну.

Фея улыбнулась и промолчала, а коварная служанка продолжает:

– Я с детства в доме богатых людей, много видела красавиц, но такой, как вы, не встречала. Все в доме говорят, что вы красивее моей госпожи!

– Десять лет я провела в зеленом тереме, – ответила Фея, – образования там не получила, зато в речах научилась разбираться. Тебе меня не провести!

Чунь-юэ смутилась и замолчала. А в это время Су-цин и Цзы-янь вошли в покои госпожи Хуан. Та приветливо улыбнулась им.

– Помогите приготовить окуней. Прислали мне их из родительского дома – должно быть, вкусные, да вот беда: не умеют мои служанки готовить рыбу.

Служанки поклонились и вместе с госпожой отправились на кухню.

Итак, Фея догадалась, что Чунь-юэ льстит ей неспроста, но не понимала зачем. Чунь-юэ помолчала-помолчала и говорит:

– Пойду-ка я посмотрю, куда это ваши Су-цин и Цзы-янь запропастились.

Она ушла, а Фея прилегла, но ей не спалось. Вдруг кто-то испуганно закричал, и в комнату вбежали Су-цин и Цзы-янь. Фея бросилась к окну, потому что крик несся со двора, и увидела: неизвестный мужчина перелезает через ограду, спрыгивает вниз, подбегает к воротам, распахивает их и начинает метаться по двору. Чунь-юэ бегает за незнакомцем и кричит:

– Помогите, во флигель забрался чужой мужчина! Старый Ян дремал, когда послышался этот истошный вопль. Он выглянул в окно, и глазам его представилась такая картина: высокий толстый мужчина в светлой одежде бежит через двор, Чунь-юэ догоняет его и хватает за пояс. Незнакомец вырывается и выскакивает за ворота.

Старик послал было догнать незваного гостя, но того уж и след простыл. Тогда он созвал всех слуг и приказал:

– Никому не спать – охранять дом! Это, наверно, был грабитель.

Ворота крепко-накрепко заперли, и старик снова лег, но слуги, среди которых выделялась Чунь-юэ, шумели вовсю. Кто-то из них громко сказал:

– Из сумки вора пахнет духами. Видно, успел флакончик стащить.

Старый Ян высунулся в окно, обругал болтунов и прогнал. Те отошли в сторонку и открыли сумку. В ней оказалось письмо, написанное на надушенной бумаге с красивыми узорами. Чунь-юэ захихикала:

– А вор-то грамотный, только письмо украл. Пойду покажу его хозяйке.

Она вошла в дом и разыскала госпожу Сюй. Та спросила, из-за чего весь этот шум, и услышала такой рассказ:

– Су-цин и Цзы-янь еще утром ушли к госпоже Хуан и долго оставались у нее. Я пошла позвать их и задержалась на крыльце. Вдруг из флигеля вышел босиком красавец юноша. Наткнувшись на меня, он молчком бросился бежать и пытался перелезть через ограду, но не сумел. Тогда он кинулся к воротам, открыл их и скрылся. Я хотела его поймать, схватила за пояс и сорвала сумку. Вот она, шелковая, дорогая. А в ней мы нашли письмо, – хотите прочесть?!

Госпожа Сюй улыбнулась.

– Вора прогнали, – зачем же мне его вещи? Только она это сказала, как появилась Хуан и недоуменно спрашивает, что случилось.

Госпожа Сюй удивилась в свой черед.

– А ты что не спишь, невестка?

Та пожала плечами и говорит:

– Разве при таком гомоне заснешь? Слуги сказали, будто в вашу спальню забрался вор. Вот я и прибежала сюда.

Госпожа Сюй нахмурилась.

– Ах они, болтуны! Вор забрался во флигель, а не ко мне. А сейчас его прогнали, и он убежал. Успокойся и ступай спать.

Хуан обернулась к Чунь-юэ.

– Странно, во флигеле нет ничего ценного – зачем бы лезть туда вору?

– Бабочка летит к цветку, потому что он издает аромат. Разве одни шелка да драгоценности прельщают мужчин?!

Хуан расхохоталась и спросила:

– А что это у тебя в руке?

Чунь-юэ со смешком протянула ей письмо. Хуан подошла к светильнику, чтобы прочесть написанное, но госпожа Сюй строго сказала:

– Я думаю, молодой женщине из знатной семьи неприлично читать чужие письма.

Хуан смутилась и вернула письмо Чунь-юэ. Из своей спальни как раз в это время вышла госпожа Инь. Чунь-юэ сунулась было со своим письмом к ней, но та резко проговорила:

– Я не желаю брать в руки вещи вора. Сейчас же убери это.

Хуан, видя, что ничего не получается, громко сказала:

– Наверно, наша Фея перепугана происшествием. Пойду успокою ее.

Она прошла во флигель, где Фея со своими служанками сидела возле огня, еще не придя в себя от испуга. Хуан взяла Фею за руку и нежным голосом проворковала :

– С первого дня в этом доме тебя не очень балуют лаской, а тут еще эта беда. Испугалась?

– Я многое повидала в жизни, – улыбнулась Цзя, – всякие невзгоды со мной случались. Мужчин я давно не боюсь. Меня беспокоит только то, что это произошло во флигеле и я стала невольной виновницей тревоги и шума.

Хуан промолчала, не найдя, что ответить. Но тут в разговор встряла нахальная Чунь-юэ.

– Этот вор в самом деле просто баловник. Но в его сумке мы кое-что нашли, а вот это уже не баловство!

– Что же? – поинтересовалась Фея. Чунь-юэ вытащила из сумки письмо. Хуан увидела его и начала махать руками.

– Зачем нам письмо вора? Кому оно нужно? Брось его в огонь, да поскорее!

Но Фея, заподозрив в словах Хуан какой-то подвох, взяла у служанки письмо и прочитала его. На хорошей бумаге с узелком, знаком любовного послания, было красиво написано вот что:

«Не видеть Вас один день – все равно что потерять три года жизни. Мерцает огонек светильника, моим думам о Вас нет конца. Бессердечный воитель Ян Чан-цюй уехал далеко на юг, а в пустом осеннем саду осыпаются последние лепестки с цветов, горит в небе ясная луна, и звук Ваших шагов волнует меня. Полководец Ян не муж мне, а только друг, и я остановилась в его доме, чтобы полюбоваться красотами столицы. Наша клятва на верность глубока, как река Сюньянцзян, и высока, как гора Лазоревого града. Я открою Вам ворота, сыграю на лютне, и под зелеными соснами, бамбуком, красивыми хризантемами и кленами мы снова обретем наше счастье. Жду от Вас признаний в любви, жду новолуния!»

Окончив читать, Фея спокойно сказала:

– Это вовсе не письмо вора, это письмо Феи. Не удивляйтесь, госпожа Хуан, обыкновенное любовное письмо!

Та открыла от изумления рот, постояла молча и ушла.

А Фея легла, но не могла заснуть из-за тягостных дум: «Даже в зеленом тереме никто не был жесток со мной. Теперь злые люди поспешили опозорить меня, и нет спасения от беды. Как я несчастна! Они сумели подделать мой почерк, однако не так удивительно это, как то, что они прознали о горе Лазоревого града и о павильоне у реки Сюньянцзян, где я встречалась с Яном. От кого, откуда? О, на какую подлость способны люди!» Она расплакалась и тут вспомнила: «Уезжая, Ян советовал мне в трудный час обратиться к госпоже Инь. Завтра же пойду к ней, открою свое горе и спрошу совета!»

Едва рассвело, она направилась к Инь. Та встретила гостью ласково.

– Поверь, я не меньше твоего огорчена событиями прошлой ночи.

– Проделав путь в многие тысячи ли, – печально сказала Цзя, – я приехала к господину Яну не ради плотских утех, а из-за своей любви к нему. Но не успела я поселиться в этом доме, как грязные слухи и подозрительные происшествия омрачили чистоту этого дома и взбудоражили благородное семейство. Если бы я не боялась огорчить нашего господина, я уехала бы к себе немедля – оставаться здесь мне просто страшно. Посоветуйте, что делать, госпожа Инь!

– Я не настолько умна, чтобы давать советы. Но говорят, что в беде нужно прежде всего быть самим собой. Успокойся, возьми себя в руки, крепись телом и духом, поступай, как подсказывает тебе твой разум! – ответила та.

Однажды, когда Фея, как обычно, была у себя во флигеле, на дворе появилась старушонка. Фея видела ее впервые.

– Кто вы, бабушка? – спросила она. Торговка, – ответила та, – продаю разный женский вар. Подскочила Цзы-янь и спрашивает:

– А красивые украшения у вас есть?

– Все есть, – заулыбалась старуха, – и светлый, будто ясная луна, жемчуг, и веера в драгоценных камешках, что будто звездочки, и кораллы ярче огня, и серебро, и агат всех цветов. Выбирай на любой вкус!

Она принялась выкладывать свой товар, а Цзы-янь схватила маленький, круглый, как бусинка, ароматный шарик и спрашивает:

– А это что, бабушка?

– Средство от злых духов. Если держать эту горошину при себе, можно даже ночью ходить, где хочешь, – злые духи не пристанут. А если мор начнется, никакая хворь тебя не возьмет. Знатные дамы в это не верят, а служанки, те пользуются моим средством. Купи и ты.

Цзы-янь взяла одну горошину, показала Фее и попросила купить средство от злых духов. Фея открыла кошелек и спросила Су-цин:

– Тебе тоже купить? Та в ответ:

– Если достойно себя ведешь, злые духи не пристанут; если соблюдаешь чистоту, никакие хвори не страшны. Не нужно мне это.

Раз как-то Цзы-янь стояла возле ворот флигеля. К ней подошла Чунь-юэ и со смехом говорит:

– Я слышала, у тебя есть чудодейственное средство от злых духов. Дай посмотреть!

Цзы-янь полезла за пазуху и достала из кофты свою горошину. Чунь-юэ захихикала:

– А зачем ты ее за воротом носишь? Цзы-янь в ответ:

– Так мне старушка посоветовала: если держать горошину на себе, тогда злые духи к тебе не прицепятся и никакая хворь тебя не одолеет.

Поздним вечером в дверь флигеля громко постучали – это с фонарем в руке была Чунь-юэ, просившая впустить ее. Фея поднялась и открыла служанке. Та выпалила:

– Мне госпожа Хуан велела вам передать: «Я неожиданно и тяжело заболела, – может, никогда больше и не увидимся!»

– Что случилось с твоей госпожой? – испугалась Фея.

Чунь-юэ что-то невнятно пробормотала и, поставив на пол фонарь, попыталась разбудить Су-цин и Цзы-янь.

– А зачем им вставать? – спросила Цзя.

– Чтобы отвар целебный приготовить.

– Я сама приготовлю.

Чунь-юэ убежала, а Фея все-таки разбудила Су-цин и велела идти с нею к госпоже Хуан. Служанка стала одеваться, второпях надела не свою кофту, а Цзы-янь, и пошла следом за госпожой. Хуан лежала пластом и стонала. Увидав Фею, она слабо улыбнулась.

– Сейчас мне приятны только самые близкие люди. Я очень рада твоему приходу.

Фея осмотрелась и увидела, что в спальне, кроме хозяйки и их двоих, никого нет; на жаровне стоит котелок, в котором, переливаясь через край, бурлит какое-то снадобье.

– Где же ваши служанки? – удивилась Фея.

– Чунь-юэ я послала известить стариков, а Тао-хуа куда-то запропастилась. Странно, что ни одной до сих пор нет.

Фея помешала в котелке и сказала Хуан, что снадобье как будто готово. Хуан попросила:

– Не хочу тебя утруждать, скажи Су-цин, чтоб налила мне отвару.

Су-цин подошла с чашкой к Хуан, но та вдруг повернулась на бок и принялась на чем свет поносить Тао-хуа. Тут вбежала Чунь-юэ и испуганным голосом закричала :

– Кто наливал вам отвар?

– То ли госпожа Фея, то ли Су-цин, – ответила Хуан.

Чунь-юэ, тоже ругая Тао-хуа, выхватила чашку у Су-цин, подула на снадобье и подала хозяйке. Хуан с трудом приподнялась, понюхала снадобье и вдруг упала навзничь без чувств. Перепугавшиеся служанки и Фея бросились к ней, но она не шевелилась. И тут Чунь-юэ, запрокинув голову, завопила:

– Госпожу Хуан отравили!

Она вытащила из волос серебряную шпильку, окунула ее в отвар, – серебро тотчас позеленело. Чунь-юэ закричала еще громче, призывая Тао-хуа. Когда та появилась, Чунь-юэ принялась бить ее по щекам, приговаривая:

– Где же ты шлялась? Пока тебя не было, наша госпожа попала в руки злодеек, и они ее погубили!

Она подбежала к Су-цин и принялась ощупывать ее одежду. Су-цин, расстегивая кофту, заплакала:

– Если Небо решило покарать госпожу Фею и меня, то разве не может оно обойтись без такого срама?

Она расстегнула последнюю пуговицу, и на пол упала горошина, которую купила у старухи Цзы-янь. Чунь-юэ схватила маленький шарик и всплеснула руками.

– Наша госпожа доверилась этим двум злодейкам, принимала их, как родных, а они ее, невинную, молодую, убили! О всемогущее Небо, как можешь ты терпеть такое! Су-цин и ее хозяйка – убийцы! Держи их, пока я схожу за людьми, – велела она Тао-хуа.

В это время вошла госпожа Сюй, и Чунь-юэ с плачем рассказала ей, что госпожу Хуан отравили, и, размазывая по щекам слезы, продолжала так:

– После ужина госпожа Хуан занемогла. Я и Тао-хуа приготовили две чашки снадобья. Одну чашку я дала ей своими руками, вторую мы оставили на потом, а сами вышли по делам. Неожиданно в спальню заявилась Фея и ее служанка и поднесли госпоже оставшийся отвар. Та была в бреду и, сделав один глоток, тут же упала без чувств. Я опустила в чашку серебряную шпильку, и, видите, она вся позеленела. Тогда я обыскала Су-цин и нашла у нее в кофте яд.

Ошеломленная госпожа Сюй не могла вымолвить ни слова. Она пошла к другой невестке и привела ее в спальню Хуан, потом склонилась над больной.

– Что с тобой, дитя мое?

Хуан в ответ только простонала, притворяясь, что ей совсем худо. Госпожа Сюй не на шутку встревожилась и воскликнула:

– Ну сделайте же что-нибудь, бедняжку надо спасать!

Чунь-юэ бросилась с кулаками на Фею, крича:

– Это она отравила госпожу! Негодная, и еще смеет сидеть здесь, как ни в чем не бывало!

– Веди себя пристойно, служанка! Не распускай руки! Без тебя во всем разберутся. Есть в конце концов наш молодой господин! – заступилась Инь за несчастную Фею.

Умная Инь начинала догадываться, в чем дело. Отослав из комнаты Су-цин и Цзы-янь, она вместе с госпожой Сюй внимательно осмотрела Хуан и увидела, что никакой опасности нет. Улучив момент, когда госпожа Сюй отвернулась, Инь подмигнула Фее, и та, забрав свою служанку, ушла во флигель. Наконец появился старый Ян. Ему рассказали, что произошло. И он, подойдя к Хуан, потрогал ее руку. Затем подозвал Чунь-юэ и Тао-хуа и приказал:

– Будьте неотлучно возле своей хозяйки. Если сболтнете кому-нибудь о том, что здесь было, я вас из дому выгоню!

А оказавшись наедине с женой, он сказал:

– Не верю, что ее отравили. Даже больше: не верю, что она больна. Странные дела творятся в нашем доме!

Вот как коварная Хуан пыталась оклеветать наложницу Цзя! Свекра и свекровь до смерти перепугала, себя не пожалела, только чтобы красивую соперницу извести! Прикинувшись очень больной, она продолжала ждать результатов своей игры. Но никто – ни слуги, ни господа не упрекали ни в чем Фею. Тогда хитрая Хуан послала Чунь-юэ к своим родителям, где служанка припала к ногам вельможи с криком:

– Горе, горе! Нашу госпожу безвинную погубили!

– Что ты говоришь такое? – схватился за голову сановный Хуан. – Как так – погубили? Когда? За что?

И Чунь-юэ пересказала то, что уже говорила госпоже Сюй про две чашки с отваром и пилюлю, найденную у Су-цин, служанки Феи.

Лицо госпожи Вэй исказилось от горя.

– Значит, моя дочь умерла! Но я говорила, что лучше умереть, чем жить опозоренной, как ужасно, мое несравненное дитя загублено подлой гетерой!

Сановный Хуан грохнул кулаком по столу.

– Сейчас собираю слуг и иду в дом Янов покарать убийц!

Госпожа Вэй схватила мужа за руки.

– Вы же слышали рассказ Чунь-юэ. Ясно, что эти Яны и их слуги покрывают злодеек. Они с самого начала были против нашей дочери. Не ходите туда себе на позор!

Но Хуан вырвался и закричал, не помня себя от гнева:

– Женщина, отойди – не твое это дело!

Он кликнул слуг и помчался к Янам. А что произошло в их доме, вы узнаете из следующей главы.