Текст книги "Верховное командование 1914–1916 годов в его важнейших решениях"

Зимнее сражение в Шампани

В то время как на востоке разыгрывались упомянутые события, на Западном театре войны французы и англичане с большими силами повели свои наступления с целью отвлечения сил с Русского фронта.

В средине февраля резко превосходные французские массы повели атаки на немецкие позиции 3-й армии в Шампани, другие – севернее Арраса (в районе высоты Лоретто) против находящихся здесь частей 6-й армии.

В первой половине марта и англичане попытались в тяжеловесных построениях задавить массовым напором стоявшие против них юго-западнее Лилля очень слабые части 6-й армии.

Почти одновременно французы атаковали на правом берегу Мааса юго-восточнее Вердена (высота Комбр, позднее «Пасторский лес», Сент-Мийель) в районе 5-й армии.

Противники нигде не добилась выгод, достойных упоминания. После несущественных первоначальных успехов всюду дело свелось к длительной борьбе с переменным успехом. При этом немцам, вследствие своей сравнительной слабости – она определялась в зимние сражения: в Шампани, по крайней мере, отношением 1:6, у Лилля 1:16 – приходилось очень тяжело, но всюду они в общем сохранили свои позиции и нанесли атакующим очень большие потери. Во многих пунктах им даже удалось не только вернуть обратно взятое противником пространство, но и в контратаках дойти и до вражеских линий. Поведение войск было выше всякой похвалы. Также хорошо выдержала испытание и немецкая оборонительная система и при этом в одинаковой мере как в смысле типа укреплений, так и в способе их занятия и мероприятий по быстрой переброске резервов.

К концу марта в немецкой Главной квартире пришли к прочному убеждению, что западным противникам на ближайшее время не удастся добиться решительных результатов, если бы даже части войск, находящиеся в процессе формирования у Западного фронта, пришлось вновь применить на востоке, дабы на ближайшее время поколебать наступательную энергию русских. Этим верховное командование достигало необычной свободы решений, тем более ценной, что общее положение дел на востоке уже вновь омрачилось.

Турки в начале февраля хотя и достигли Суэцкого канала, но не могли на нем удержаться. Непосредственно после этого английский и французский флоты начали обстрел Дарданелльских укреплений. Первый момент это понималось только как контрмера против Суэцкой операции. Однако скоро выяснилось, что Дарданелльская операция серьезно ставила себе задачу боем открыть Дарданеллы. Отражение этих попыток полностью поглощало ограниченные турецкие средства как людские, так и материальные. Особенно быстрая растрата последних готовила германскому верховному командованию величайшие заботы. Турция не располагала никакими фабриками для производства нужных ей орудий и снарядов. Связь с нею через Румынию тем более становилась трудной, чем более ослабевала сила сопротивления Австро-Венгрии на Карпатах. Подобное же воздействие это обстоятельство оказывало и на поведение Италии.

Переговоры с Италией 1914–1915 годов

В какой степени Генеральный штаб перед началом войны предавался надеждам, что Италия – участник и пожинатель благ Тройственного союза в течение более чем тридцати лет, – в серьезном случае выполнит свои обязанности, об этом можно не распространяться. Если на это и приходилось вообще рассчитывать, то подобные ожидания, главным образом, основывались на утверждениях итальянского начальника Генерального штаба Поллио и посланных им в Германию офицеров Генерального штаба. К сожалению, Поллио за несколько недель перед началом войны внезапно скончался. Надежды, возлагаемые на него и Италию Генеральным штабом, в Германии разделялись, впрочем, не всеми. Открытые берега Италии с ее населенными городами и ее зависимость в продовольственном отношении и в снабжении углем от морского транспорта делали для Италии почти невозможным принять участие в войне в качестве врага Англии. Уже в первые дни войны стало вообще ясно, что об этом не приходится и думать. Италия объявила себя нейтральной. Немедленное вступление Англии в войну достигло одной из своих главнейших целей. Все же опасность перехода Италии на сторону врагов Германии в то время казалась еще невероятной. Только с момента поражения Австро-Венгрии в декабре 1914 года в Сербии и обострения положения на Карпатах – возникли в этом отношении серьезные опасения. Чтобы предупредить их возможное осуществление, германское политическое руководство предложило Австро-Венгрии как можно скорее удовлетворить итальянские притязания. Когда при этом натолкнулись на упорное сопротивление, германское верховное командование попробовало поддержать предложение. Командование прибегло при этом ко всем средствам, имевшимся в его распоряжении, и, наконец, после длительных и тягостных переговоров с января по март 1915 года достигло того, что двуединая монархия решилась на необходимые шаги. Последовала ли эта уступка слишком поздно, до сих пор об этом ничего положительного неизвестно. Во всяком случае, сопротивление Австро-Венгрии рекомендуемой территориальной уступке в пользу Италии вполне понятно. Она со своей стороны совершенно справедливо указывала на то, что нельзя, как и свидетельствует большой опыт, уступкой заставить вымогателя замолчать, что, кроме того, всякая уступка вымогательству ввиду непрочного состояния двуединой монархии и позиции Румынии, может принести с собою в дальнейшем сугубые опасности. И все же ни германское политическое руководство, ни немецкое верховное командование не могли отказаться от своего предложения. Убеждение в возможности удержать этим путем Италию от перехода на сторону врагов оставалось после всего, о чем узнали, в прежней силе. Если бы это действительно удалось, не исключалась и возможность добиться позднее более дружественного поворота в поведении Италии. Но если бы это даже и не вышло, то одно уже замедление перехода Италии в стан врагов имело величайший смысл. При напряжении, которое со времени Марнского и Галицийского сражений, а также после неудачного наступления на Сербию неослабно господствовало на всех театрах войны, именно зимой 1914–1915 г., для Центральных монархий было бы до крайности трудно отразить еще нового врага. Только с момента, когда напряжение русского удара было надломлено, явилась возможность найти силы для этой задачи. Также нельзя было без настоятельной нужды отказываться от той связи с внешним миром, которая шла чрез Италию и доставляла нам исключительно важные сырые материалы.

Очень часто утверждали, что более настойчивое выступление против Италии дало бы лучшие результаты, чем уступчивость. Защитники этого взгляда забывают о действительном положении, в котором к этому времени находились Центральные державы, и о той точной осведомленности, которой располагала Италия по этому поводу. Верховное командование не могло взять на свою ответственность за риск преждевременного разрыва сношений в случае слишком большой настойчивости внушений. Командование уже тогда было глубоко убеждено и осталось при этом убеждении в течение всего времени, о котором говорится в этой книге, что в эту войну дело шло о бытии или небытии Германии, и что чрезмерное напряжение немецких сил, если и могло доставить первичный успех, в конечном результате должно было неизбежно сломиться от истощения перед многократным превосходством сил враждебной партии.

Ведение беспощадной подводной войны в феврале 1915 года

В рассматриваемый здесь период, наконец, в первый раз перед верховным командованием встал один из важнейших вопросов, которыми занято было потом командование во время войны. В начале февраля 1915 года начальник морского Генерального штаба, вице-адмирал фон Поль, сообщил начальнику Генерального штаба, что флот считает себя теперь в состоянии предпринять против Англии подводную войну с надеждой на полнейший успех, если только война будет вестись единственным, отвечающим существу этого оружия способом, а именно, без каких-либо ограничений. Лишь против нейтральных судов, насколько их можно было бы признать таковыми, могут не применяться насильственные акты. Конечно, при этом не исключались возможности осложнений с нейтральными странами, и прежде всего с Америкой. Их свобода передвижении в водах Англии была бы совершенно подорвана, значит, еще более ограничена, чем это было бы допустимо на основания международных соглашений в случае объявления блокады. Но таковое не могло последовать, так как для этого не доставало нужных предпосылок. С другой стороны, подводные лодки в соглашениях вообще еще не предусматривались. Кроме того, по праву необходимой обороны являлось без сомнения не только оправдываемым, но и обязательным, принятие контрмер против открытого нарушения Англией международного права. Таковое проявлялось в войне на измор, которая была направлена против немецкой не воюющей части населения, включая стариков, женщин и детей, с момента объявления немецкого моря театром военных действий, и поддерживалась с беспримерной строгостью, в резко противоречащем международному праву и нарушающей все права нейтральных стран толковании Англией контрабанды и, наконец, в обращении Англии со всеми попавшими в ее руки немецкими подданными, – обращении, которое являлось издевательством не только над всяким писаным правом, но и над простой человечностью.[119]119
  Эти строки полезно сопоставить с текстом Керзоновского ультиматума Советской Республике, где автор «возмущается» «варварским» расстрелом двух заведомых шпионов Великобритании. (Прим. полит. редакции к первому изданию.) Данное примечание «политической редакции» характерно для обстановки 1923 года, однако выполняет чисто пропагандистские задачи.


[Закрыть]

Начальник Генерального штаба, естественно, не остался глух к этим убедительным доводам. Он принимал их тем более охотно, что через это открывалась возможность ценную часть немецкой вооруженной силы, заключенную во флоте, использовать для сухопутной войны в роли преграды английскому подвозу военных ресурсов. Как ни важна была защита немецких берегов, которую флот выполнял в полной мере, все-таки надежды, которые возлагались на него в случае войны, этим не исчерпывались. К сожалению, в течение всей войны они не оправдались. Морское командование первые два года войны держалось взгляда, что при той огромной ставке, которую представлял собой выход германского флота для решительного столкновения с далеко превосходными силами противника, и, особенно, учитывая необходимость защищать немецкие берега, наступление являлось разумным разве только при исключительно благоприятных обстоятельствах. Такие обстоятельства не обнаруживались. Минирование Северного моря, охватывающее стратегическое положение флотов противника, их робкая сдержанность мешали наступлению этих обстоятельств. Поэтому от наступления, ищущего решительных исходов, приходилось отказаться.

Что касается до Соединенных Штатов Америки, то для решения верховного командования – главное сводилось только к ответу на вопрос: та выгода, которую могло доставить для общего хода войны применение беспощадной подводной войны, могла ли она уравновесить возможное поведение этой главной из нейтральных стран, или нет.

По соображениям Адмиралштаба Англия благодаря воздействию подводных лодок в срок, определяемый месяцами, делалась уже неспособной вести на суше войну даже приблизительно в том же объеме, как было до сих пор. Случись же это, тем самым вне сомнения достигались выгоды исключительной ценности. Не было лучшего средства, как именно отказ Англии, чтобы сломить волю к победе всех остальных членов Антанты. Отказа от применения подводной борьбы не могла оправдать даже опасность серьезных осложнений с Америкой.

Если бы действительно случился разрыв, то было невероятно, чтобы Америка дала себя почувствовать в военном смысле раньше, чем подействовала бы подводная война. Но еще не было полной уверенности, что дело дойдет до разрыва. Ведь на тяжкие нарушения международного права Антантой вашингтонское правительство сумело же ограничиться лишь протестами, молчаливо вынося, когда на них даже не отвечали?

До сих пор было неясно, почему же Америка должна будет отнестись иначе к немецким действиям, которые, как контрмера, были несравненно более оправдываемы?

Правда, общественное мнение Америки большей частью было на англо-саксонской стороне. Связь хозяйственных интересов Америки с удачами и неудачами Антанты, становившаяся все более тесной, грозила принять роковое значение. Уже был известен удручающе-тяжелый факт, что американцы немецкого происхождения могли оказать лишь крайнее ничтожное влияние в пользу своей старой родины.

Но тогда еще были убеждены, что правительство Соединенных Штатов и само серьезно держалось намерения остаться нейтральным. Это казалось тем более правильным, что тогда еще не знали, что и Штаты, конечно не могшие относиться безразлично к перспективам войны, подпали под гипноз лживой антантовской пропаганды.

Сообразно с этим было решено начать подводную войну в упомянутой выше форме.

V. Прорыв Горлица – Тарнов и его последствия

Решение о попытке прорыва

Общее положение военных дел к началу апреля 1915 г. оценивалось следующим образом:

Сильные атаки французов и англичан в последние недели, несмотря на преимущество их в снабжении орудиями и снарядами – благодаря американской помощи – и несмотря на перевес в одной только пехоте более чем на шестьсот батальонов, совершенно не поколебали немецкого фронта на западе. Правда, французы еще упорно продолжали свое наступление между Маасом и Мозелем, исход нельзя еще было предвидеть с полной определенностью, но считалось едва ли нужным особенно опасаться, что наступление достигнет каких-либо иных результатов, помимо чисто местных.

Длительная борьба на Западном фронте показала, что французы заявили себя по сравнению с англичанами более опасными соперниками. Однако было известно, что личный состав их пополнений на родине в ближайшие месяцы не позволит им значительно усилить боевые части. По-видимому, резервы – самое большее, на что их еще хватало – могли только восполнить понесенные тяжкие потери.

В этом отношении положение у англичан было такое же, особенно принимая в расчет то обстоятельство, что они, очевидно, направили сильные части в Средиземное море. Недостатка в людях они, конечно, не ощущали. Зато они встречались с затруднениями при вербовке, а особенно при обучении, ввиду недостатка в необходимых офицерах и унтер-офицерах. К этому же времени, согласно уверениям морского ведомства, можно было также надеяться, что подводные операции значительно повлияют на успешность английского подвоза как людей, так и материалов. Во всяком случае, британские войска, несмотря на неоспоримые храбрость и упорство в отдельных случаях, показали себя в боях столь тяжеловесными, что с ними нельзя было связать никаких опасений, в смысле возможности в ближайшее время добиться против немецких войск чего-либо решительного.

Последние на западе стояли на высоте боевой способности. Крепко веря в своих вождей и в позиции, становившиеся с каждым днем все сильнее и сильнее, полные сознания внутреннего превосходства над врагом, войска смотрели на возможные в грядущем попытки к прорыву с прочным самообладанием и уверенностью, не поддаваясь обману под влиянием численной диспропорции сил. Позади фронта находилась большая часть 14 новых дивизий, почти готовых для работы на фронте; впрочем, они, как составленные из частей существующих соединений, не означали числового увеличения сил. Формирование до сих пор недостававших частей близилось к завершению.

Не столь благоприятна была обстановка на германской части Восточного фронта, – между балтийским побережьем и р. Пилицей. Фронт был также прочен. Но общих резервов создать еще не удалось, хотя перевес противника в силах не был столь велик, как на западе, и русские, в смысле военной ценности, не шли в сравнение ни с англичанами, ни с французами.[120]120
  Это мнение автора достаточно спорное и призванное оправдать его нежелание отвлекать действительно крупные силы с Западного фронта, а потому, возможно, и неискреннее, так как Фалькенгайн в другом месте говорит, что нанести окончательное поражение «восточному колоссу» было невозможно вовсе.


[Закрыть] Формирование пяти дивизий по способу, примененному согласно желаниям верховного командования на западе, здесь еще не было начато. Виною этому были, как значительно более пожилой возрастной состав войск Восточного фронта, так и постоянная отправка боеспособных частей союзникам. Во всяком случае, здесь была полная уверенность, что, немецкий фронт справится со всякой попыткой русских к наступлению. Но, к сожалению, из донесений также вытекало, что войска не могли предпринять собственными средствами более крупных операций в пределах своего фронта и не были способны к дальнейшей поддержке, в случае нужды, союзников.

С другой же стороны, ожидалось скорое наступление такого именно случая,[121]121
  См. приложение: соотношение сил на Восточном театре войны, рубрика 4.


[Закрыть] как ни сильна уже была прослойка Австро-венгерского фронта немецкими войсками.

У Ниды, в пространстве между Пилицей и Верхней Вислой возле 1-й австро-венгерской армии стояла армейская группа генерала фон Войрша с его верным начальником штаба полковником Гейе.[122]122
  Правильнее Хайе (Heye), один из выдающихся офицеров германского Генштаба, игравший важную роль в событиях осени 1918 г., а затем некоторое время возглавлявший рейхсвер.


[Закрыть] Между Верхней Вислой и подножием гор во фронт 4-й австро-венгерской армии была вдвинута дивизия фон Бессера. В Бескидах колеблющийся фронт 3-й австро-венгерской армии был только что подкреплен сильным корпусом фон дер Марвица. Через лесистые Карпаты восточнее Мункача медленно продвигалась вперед Южная армия генерала фон Линзингена. В Буковине кавалерия генерал-лейтенанта барона Маршалла выдерживала на своих плечах значительную долю боевой тяжести.

Но несмотря на все это, не только не наступило равновесие сил, к которому стремились, но приходилось с тревогой предвидеть дальнейшие русские попытки прорваться в Венгрию.

Все же для внимательного наблюдателя были заметны на русской стороне также и благоприятные для Центральных держав признаки. Упорство наступательных ударов с каждой неделей становилось слабее. Точно так же и там, где достигались результаты, атакующий оказывался не в силах вполне использовать успех. Те чудовищные потери, которые несли русские при их беспощадно веденных атаках зимой в горах Карпат, могли быть возмещены лишь пополнениями из дурно обученных людей. Неоднократно обнаруживались признаки начинающейся недостачи оружия и патронов. Но тем не менее, будучи и в таком состоянии, русские угрожали Австро-венгерскому фронту, ввиду понижения духа некоторых частей союзных войск, и притом угрожали в такой степени, которая в дальнейшем становилась невыносимой. Признаки разложения среди частей с чешским и югославянским укомплектованиями обнаруживались все чаще и чаще. О создании резервов на особые случаи при таких условиях не могло быть и речи. А между тем главное австро-венгерское командование считало их безусловно необходимыми, так как было убеждено, что ни Италию, ни Румынию уже никакими переговорами нельзя более удержать от скорого вступления в войну и что Сербия также питает новые наступательные замыслы. В предвидении этого случая главное командование Австро-Венгрии снова просило немецкое верховное командование о поддержке путем присылки десяти новых немецких дивизий. Они должны были послужить к снятию с Карпат такого же количества австро-венгерских дивизий, из которых семь предполагалось послать на итальянскую границу, три – на румынскую. Сверх того, австро-венгерское главное командование считало возможным питать надежды на новую попытку производства удара из Восточной Пруссии против правого русского крыла, связывая с этим сокрушение русского фронта и собственные выгоды.

В Турции усилия французов и англичан против Дарданелл непрерывно возрастали. Турецкое командование боролось с упорством, достойным удивления. Искренно поддерживаемое личным составом стоящих в Константинополе бывших немецких военных судов и руководителем Дарданелльской операции генералом Лиман фон Сандерсом, оно делало вообще все возможное, чтобы устранить недочеты турецкого снаряжения. Само собой разумеется, немецкое верховное командование помогало где и как только могло. При помощи очень ограниченной связи чрез Румынию, всевозможными другими путями – по воздуху и под водой – было доставлено все, что можно было доставить. К сожалению, этого было мало: нужда этим не покрывалась. Можно было предположить, что в ближайшее время должна будет удаться серьезная попытка к высадке при поддержке превосходной неприятельской артиллерии, – о подготовке к ней имелись достоверные сведения. А что за этим могло последовать, было покрыто мраком. На одно, конечно, можно было безусловно рассчитывать: на крепкую решимость руководящих людей Турции оборонять каждый вершок турецкой территории и продолжать войну, если бы даже Константинополь был потерян. В этой геройской верности союзу Энвер-паша оставался несокрушимым в течение всей войны. Что в основе этого лежало непоколебимое убеждение, что лишь этим путем можно было противостоять русским, английским, французским, итальянским и арабским притязаниям, это обстоятельство нисколько не уменьшало ценности для Германии такой верности.

Положение у Дарданелл неизбежно давало себя чувствовать на других военных театрах Турции. По временам становилось невозможным послать на них необходимую поддержку. После сорвавшегося предприятия против Суэцкого канала турецкие войска отошли на Синайский полуостров за турецкую границу. Если бы даже время года и позволило повторить наступление, которое для сковывания английских сил было до крайности желательно, то по вышеизложенным основаниям возможность его была исключена.

Не лучше обстояли дела и на месопотамском фронте. Продвигаясь вверх по реке, англичане медленно, но прочно завоевывали плацдарм против Багдада.

В Армении наступило своего рода боевое затишье. Русские не использовали выгод, полученных ими за зиму. Если бы они попытались это сделать, то наличные в то время турецкие части были бы не в силах помешать этому.[123]123
  С учетом постоянных перебросок русских войск на основной, Австро-германский фронт, а также изначальной слабости Кавказской армии об этом не могло быть и речи. Автор заблуждается.


[Закрыть]

Короче, обзор военного положения как Турции, так и Австро-Венгрии не представлял ничего утешительного.

Пришел момент, когда дальше нельзя было уже откладывать решительного наступления на востоке, которое уже с месяц верховное командование имело в виду на случай необходимости. Но решение вопроса предполагалось искать другим путем, чем тот, который рекомендовали вожди на востоке, и теперь вновь – австро-венгерское главное командование.

Простая смена австро-венгерских сил на Карпатах германскими приковала бы значительную часть вновь формируемых частей к местности, в высокой мере непригодной для активного ведения воины, не давая вместе с этим уверенности, что Австро-венгерский фронт все же не будет прорван на каком-либо другом слабом пункте. Эта же смена вновь привела бы к расходованию германских частей в качестве вспомогательных сил среди австро-венгерских войск, что на основании уже пережитого опыта было крайне нежелательно. Подготовка заранее австро-венгерских частей против Италии, Румынии и Сербии, прежде чем об их намерении и мероприятиях не получились более определенные данные, равносильна была осуждению войск на бездействие, чего Центральные державы не должны были себе позволять, и это тем более, что немецкое верховное командование, согласно имевшимся у него сведений, не верило ни в скорое вступление Румынии в войну, ни в наступательные тенденции Сербии, а кроме того, могло полагать, что Италия не перейдет к открытым враждебным действиям раньше конца мая. Но даже и тогда, при медлительности итальянской мобилизации, должны были пройти недели, прежде чем ее войска сделаются способными к серьезным операциям.

Этот предположительно получаемый промежуток времени имело смысл использовать для решительного удара. Он мог вылиться только в решительное наступление с применением для этого всех вообще свободных средств.

Облекать это наступление в форму выполнения еще новой операции против правого русского фланга, расположенного против Восточной Пруссии, не сулило никаких надежд. Если ввести только что сформированные немецкие части против этого неприятельского фланга, то их недостало бы для Карпат. Также не было никаких шансов на то, чтобы успехи, достигнутые у границ Восточной Пруссии, дали себя реально почувствовать на границах Галиции и Венгрии. А если направить силы на Карпаты, то для операций в Восточной Пруссии не оставалось бы в распоряжении достаточных сил. Намечаемая теперь германским верховным командованием цель могла быть достигнута лишь при условии, что имеющийся в виду удар хотя и поставит себе в качестве конечного достижения сокрушение надолго русской наступательной силы, однако в первую очередь освободит фронт союзников от тяготевшего над ним гнета.

Этого можно было ожидать только от прорыва, но не от операции против русского фланга. Подобная попытка против правого русского фланга исключалась по только что приведенным основаниям. Против левого же она вообще не могла приниматься в соображение из-за технических трудностей – горы, недостаточность путей.

Таким образом, выбор места прорыва заранее был ограничен небольшим числом участков фронта. Он мог пасть только или на участки между Пилицей и Верхней Вислой, или между Верхней Вислой и подножием Бескидов. Начальник Генерального штаба остановился на последнем.

Этот район позволял более плотное сосредоточение ударных частей. Их фланги, благодаря стеснению русской свободы маневрирования на севере – долиной Вислы, на юге – хребтом Бескид, были значительно менее открыты для охвата, чем это обычно бывало при прорывах, чем имело бы место между Пилицей и Верхней Вислой со стороны Варшавы. Естественные преграды, на которые при дальнейшем развитии операции в Западной Галиции приходилось наталкиваться – реки Вислок и Сан, – нельзя было по трудности сравнить с рекой Вислой. Для своей Карпатской операции русские оттянули как раз из Западной Галиции столь значительные силы, что они своевременно уже не могли бы уплотнить этого фронта, если бы даже они усмотрели грозившую им опасность. Отсюда с некоторой уверенностью можно было надеяться, что имеются шансы появиться на решительном пункте с намеченным превосходством в силах. Была даже вероятность, что такое благоприятное соотношение сил будет сохранено на более долгое время, если операция будет поведена настойчиво, так как скорая боковая переброска русскими сил с прилегающих фронтов в Карпатах или с изгиба Вислы, была, как упомянуто выше, невозможна. С нею неизменно были связаны предварительные долгие и неудобные тыловые передвижения. Если бы даже операция по прорыву и имела лишь условный успех, можно было все же ждать, что северную часть Карпатского фронта русским удержать будет трудно, а этим одним уже будет создано для союзников очень ценное облегчение. При таком предположении являлось совершенно возможным тяжелое потрясение также и русского фронта в изгибе Вислы.

Намечаемая операция сулила еще более существенный успех, если бы удалось обеспечить для германской стороны выгоду внезапности и нанести удар с большой силой.