Текст книги "Грязная история"

Глава V

Главная площадь в Амари окружена зданиями только с трех сторон. С четвертой стороны расположен речной порт, где причаливают наиболее крупные пассажирские суда и паром. На одной из сторон церковь – часть католической миссии – и отель с большой верандой. Все остальные здания – государственные или коммерческие учреждения. На лужайке в центре несколько акаций, каменный монумент, окруженный запущенной клумбой с лилиями.

По указанию Гутара, сидевшего рядом со мной, я медленно въехал на площадь и остановился, чтобы он смог хорошо осмотреться.

Там было довольно много народа, толпившегося большей частью, за исключением нескольких пьяных у монумента, у церкви по правую сторону. Здание префектуры находилось в самом конце по левую сторону. Площадь перед ней пустовала. Если и предстояло какое-нибудь забавное зрелище, публика предпочитала наблюдать за ним с почтительного расстояния.

Гутар приказал двигаться дальше, держась левой стороны, затем приказал остановиться перед главным входом в префектуру. Мне пришлось ехать медленно, как было приказано. Я был слишком напуган, чтобы ослушаться.

При нашем приближении даже пьяные у памятника решили, что разумней держаться немного подальше. А когда Гутар угрожающе навел в их сторону МАГ, некоторые пустились наутек.

Двухэтажное здание префектуры нависало над портом. Теперь мне было ясно, что кучка решительных людей, вооруженных винтовками, засев на втором этаже, может полностью держать под контролем территорию порта. Там не было никаких укрытий. Чтобы обойти префектуру, Барьеру потребовалась бы по меньшей мере пара броневиков.

У меня сложилось впечатление, что для того, чтобы ворваться в префектуру, нужен танк. Все окна на первом этаже были забаррикадированы. Тяжелые двойные двери главного входа выглядели непробиваемыми.

Впрочем, на Гутара, казалось, все это не произвело впечатления. Как только я остановил машину, он взял рацию и вызвал Рейса.

– Мы на площади и готовим вторжение.

– Хорошо.

– Я начну с гранат. Когда ты услышишь их разрывы, постарайся, чтобы у этих типов наверху хватало забот. Я не хочу, чтобы они перебрались на другую сторону и принялись за нас. Чем больше шума, тем лучше. Пали из всего, что у вас есть. О'кей?

– О'кей, – ответил Рейс. – Только дай мне время все организовать.

– Двух минут хватит?

– Хватит. Мы будем наготове. Гутар повернулся ко мне.

– Одного нужно оставить охранять машину. Пусть это будет Муса. Мы действуем обычным путем. Впереди граната, ты за ней. – Он хмыкнул. – Уж не Рейс ли говорил, что такого больше не случится?

– Да. Но нам ведь нужно быть осторожными, не правда ли?

– Осторожными?

– У меня долговая расписка Уилленса. Разве он тебе не дал такую же, а? Хорошо бы сохранить возможность получить по ним, не так ли?

Он поколебался, но недолго.

– Сейчас либо мы, либо они.

– Я передал сигнал Уилленса.

– Это было не обязательно. Да какая теперь разница? Это была только подстраховка, ты сам так говорил. Теперь она нам больше не нужна.

– Не нужна? – Я не верил своим ушам.

– А зачем она? Мы выигрываем. Хватит болтать. Давай двигать.

Когда мы вышли из машины, он стал набивать свою сумку гранатами. В каждый карман брюк он засунул по запасному магазину для «Узи». Я автоматически делал все, как он. У меня как будто не было собственного ума. Что произошло в течение следующих нескольких минут, я хорошенько не помню. Я знаю, что мне ужасно захотелось в уборную, так что думать о чем-либо другом было невозможно. Я слышал, как Гутар отдавал приказания сержанту Мусе, и видел, как он посмотрел на часы. Потом я шагал за ним вдоль стены под забаррикадированными окнами префектуры. Мы были почти у самого входа, когда он остановился. Я чуть не налетел на него. Он перекинул свой «Узи» через плечо, в каждой руке у него было по гранате. Он зубами вытягивал кольца.

Я видел, как он швырнул обе гранаты в портик перед входом и плотно прижался к стене. Двойной взрыв ударил по голове, как молот. Сквозь жуткий звон в своих ушах я слышал очереди МАГа со стороны порта. Неожиданно этот звук перекрыла очередь из «Узи». Гутар бросился в портик, стреляя на ходу.

Я кинулся за ним. Казалось безопасней следовать за ним, чем оставаться на улице.

Сквозь облако пыли я увидел, что одна половина дверей открыта. Я слышал, что Гутар кричит, чтобы я следовал за ним. Никто в нас не стрелял. Я заорал на двоих макак позади себя, чтобы они следовали за мной, и бросился в дверь.

Это была приемная со столом и стулом посредине, из нее наверх вела лестница. Больше я ничего не видел. Гутар уже был на середине лестницы, прыгая через ступеньки и воя как демон. Макаки тоже взвыли. Они бежали у меня за спиной со штыками наперевес. Мне ничего не оставалось, как бежать вверх по лестнице впереди них.

Наверху был длинный коридор, тянувшийся вправо и влево вдоль фасада здания. Гутар повернул направо, к стороне, выходящей к порту. Когда я бросился за ним, к грохоту МАГа снаружи прибавился звук выстрелов изнутри, совсем близко. В тот же момент Гутар выхватил еще одну гранату и швырнул ее в дальний конец коридора, нырнув тут же в боковую дверь.

Граната упала у загороженного окна. Когда она взорвалась, ставни разлетелись в стороны.

Я еще стоял там, ошарашенный взрывом, когда из окна появился человек в белой рубашке с короткими рукавами, с винтовкой в руках.

Увидев меня, он бросил винтовку и поднял руки. Тут он закашлялся от пыли, поднятой взрывом.

– О'кей, о'кей, – проскрипел он сквозь кашель. – Камрад, приятель, камрад. Guerre finis.[2]2
  Война окончена (франц.).


[Закрыть] Мы не хотим беды.

Я узнал его голос. Это был радиооператор, принявший сигнал Уилленса.

Гутар ринулся мимо него в последнюю комнату. Минуту спустя оттуда вышло еще несколько человек в белых рубашках с короткими рукавами. Увидев меня, они заколебались. Я оцепенел от страха, а поэтому, наверное, держал свой «Узи» так, как будто собирался тут же пустить его в ход.

Из-за них вышел Гутар.

– Вот так, Артур, – сказал он. – Командуй здесь. Проверь все остальные комнаты. Если кто-нибудь вздумает дурачиться, сдери с него шкуру. Я собираюсь подсобить Барьеру и Рейсу.

Он ушел. Я остался.

Глава VI

Меня во многом обвиняли в разные времена, и некоторые из обвинений были справедливы. Я краснеть не собираюсь – никогда не притворялся святым. Но обвинение в том, что я занимался грабежом в префектуре в Амари, абсолютно лживо. Не может быть вины, когда нет преступного намерения. Худшее, в чем меня можно обвинить, так это в забывчивости.

Гутар приказал мне взять на себя команду и «проверить все остальные комнаты». Именно это я и сделал. Я выполнял приказание.

Прежде всего я приказал двоим макакам собрать винтовки и ружья в угловой комнате. Затем я отправил туда пленных и приказал макакам сторожить их.

После этого я получил свободу действий для проверки других комнат.

Первой из них, к счастью, оказалась уборная. Она была мне как нельзя кстати. Затем я отправился дальше. Остальные комнаты на этаже были служебными кабинетами и, за исключением одной, довольно маленькими и грязными.

Исключение составлял кабинет префекта, находившийся посредине коридора напротив лестницы. Он был достаточно большим, с неровным начищенным полом и потрепанным ковром под столом посредине. В нем было две двери: одна вела в коридор, другая в кабинет адъютанта.

Вот в этом кабинете я и обнаружил сейф.

В нем не было ничего особенного или внушительного. Обыкновенный кабинетный сейф, довольно старый, из тех, что грабители якобы открывают загнутой скрепкой для бумаг.

Естественно, я попробовал, заперт ли он. К моему изумлению, он был открыт. Видать, адъютант так спешил, что забыл запереть его.

Естественно также, я заглянул, чтобы ознакомиться с содержимым.

Верхняя часть представляла собой полку для отчетов. Ниже находились небольшие полочки и выдвижной ящик.

Сначала я открыл выдвижной ящик и увидел как будто приличную пачку денег. Я говорю «как будто», конечно, потому, что не потрудился пересчитать их. Затем мое внимание привлекла одна из полочек. Там лежала пачка паспортов.

Их было шестнадцать, стянутых эластичной лентой. Под ленту над верхним паспортом, западногерманским, была подсунута бумажка с надписью красными буквами «УМАД». Рядом с паспортами лежала пачка карточек, тоже стянутых лентой. Они оказались удостоверениями личности, выдаваемыми префектом от имени Республики Угази иностранцам, проживающим здесь. Было ясно, что произошло. УМАД сделал заявку на все необходимые документы для шестнадцати своих служащих. Удостоверения и паспорта теперь ожидали получателей.

Никто, кроме меня, лучше не знает, что за ценный документ паспорт. Оставлять шестнадцать паспортов там, где их могут украсть или затерять, было бы настоящим преступлением.

Я поступил так, как считал правильным.

Прежде всего я тщательно обыскал кабинет, чтобы узнать, не оставил ли адъютант в такой спешке ключи от сейфа. Если бы он их оставил, я бы запер сейф и вручил ключи представителю законной власти, когда она начала бы вновь функционировать.

Но ключей не оказалось.

При таких обстоятельствах казалось очевидным, что наиболее безопасное место для паспортов и денег – моя походная сумка.

Туда они и попали.

А потом Я начисто забыл про них. И это, я полагаю, вполне понятно. Когда спасаешь свою жизнь – не до мелочей.

Глава VII

Кинк вошел с основной колонной в город в пятом часу.

Гарнизон официально капитулировал часом позже. У них забрали станковые пулеметы и приказали оставаться в казармах в ожидании перемирия с правительством Угази.

После этого дела пошли в основном так, как предсказывал Гутар.

Тем же вечером появился черномазый полковник, представитель эмира Кунди, вместе с бандой подонков из дворцовой стражи в Форт-Гребанье. Они заняли отель. Он также взял на себя командование войсками, и в его распоряжение поступил транспорт. Европейские офицеры быстренько убрались в префектуру, захватив свои минометы, МАГи и «Узи». Служащие УМАД, европейцы и эволю, сдавшиеся в плен, решили остаться с нами. Позже появились еще трое из них, выброшенные из отеля. Появились также раненый Барьер и доктор. Теперь, когда битва закончилась, в городе началось повальное пьянство, и находиться там стало еще опасней, чем раньше. Люди из УМАД поначалу были не ахти как дружелюбны: посыпались взаимные обвинения, упреки. Однако они не могли позволить себе роскошь долго оставаться недружелюбными, и, когда кто-то вспомнил, что в конторе УМАД напротив, через площадь, осталось несколько ящиков джина, для их освобождения была сформирована совместная вооруженная экспедиция. Джин послужил некоторой компенсацией за то, что нам пришлось есть свои консервы холодными, так как в префектуре не было кухни.

У меня, впрочем, не было аппетита. Наступила реакция. Нога подкашивались, внутри все дрожало. Мной овладело непреодолимое желание смеяться, но я знал, что, если его не побороть, дело кончится слезами. Ощущение было омерзительное, и джин пришелся как нельзя кстати.

Но даже и теперь я не мог по-настоящему расслабиться. Гутару, может быть, и не нужна была больше подстраховка, но ведь он и не рисковал так, как я. Я понимал, что мне нужно быть настороже. И, черт побери, я оказался прав.

Когда Уилленс, появившись в префектуре, холодновато посмотрел на меня, стало очевидно, что он и Веле сумели встретиться и обменяться информацией. Ясно, теперь Уилленс знал, когда именно я передал сигнал. Однако откуда ему было знать наверняка, что я задержал его нарочно. Хотя он мог быть и не очень довольным моими действиями – не такой уж я дурак, чтобы поверить в оплату его расписки, – во всяком случае, пока он будет верить, что я делал все от меня зависящее, у меня была опора, пусть крошечная, во вражеском лагере. На какое-то время такая мысль служила утешением, хотя не успокаивала полностью.

И вдруг, внезапно, все утешительные мысли исчезли, остался один кошмар.

Все, что случилось, произошло целиком по вине Гутара, хотя проклятущий радиооператор подлил масла в огонь.

В ту ночь в Амари не было электричества, и большая часть префектуры была погружена в темноту. У нас было несколько керосиновых ламп, большинство которых находилось в зале заседаний на первом этаже. Джин был доставлен туда, и посему проявлялась всеобщая тенденция оставаться там.

Удар был нанесен около половины одиннадцатого.

На площади поблизости раздались выстрелы, и все немного приумолкли, чтобы послушать, что происходит. У входа на карауле стояли двое из офицеров, а Тропмен и Веле отправились изучать обстановку.

Одним из тех, кто не притих, был Гутар. Он затеял спор с радиооператором и орал во весь голос.

– Ты не знаешь, о чем говоришь, – вопил он. – Если тебе нужна удача в такой игре, лучше за нее не берись. Главное здесь – огневая мощь и скорость. Если тебе еще нужна удача, ты просишь господа бога поцеловать тебя в зад. В наше время об этом нечего и думать. Мы…

Он неожиданно смолк и развел руками. Он говорил по-французски на своем марсельском жаргоне, и пустое выражение на лице у оператора неожиданно просигналило ему, что его аргументы не доходят до слушателя.

– Скажи ему ты, Артур, – обратился он ко мне. – Скажи этому идиоту по-английски.

Я настолько привык повиноваться Гутару, что не мог остановиться, даже когда увидел, что совершаю ужасную ошибку. До этого мгновения я не представлял ничего особенного для оператора. Просто один из людей с автоматами, которому он сдался. А теперь он услышал мой голос по-английски. Когда он его узнал, сначала его глаза широко раскрылись, потом мстительно прищурились.

– Ага, – сказал он громко, – так это ты тот ублюдок, с которым я разговаривал сегодня утром по радио.

Кинк, Рейс и Уилленс сидели в пределах слышимости. Рейс даже прислушивался к спору. Я был почти уверен, что Кинк понимает английский. Я знал, что Рейс его знает.

Гутар дергал меня за рукав:

– Что он сказал? Что он сказал? Рейс странно смотрел на меня.

– Вопрос заключается в том, что он имел в виду? – сказал он по-английски.

Оператор был маленьким, узколобым человеком с ввалившимися щеками. Он был совершенно пьян. Если бы он не был настолько пьян, он, может быть, сообразил, что надо бы заткнуться, но его понесло.

Он воинственным жестом показал на меня:

– Он знает, что я имею в виду. Велел мне наложить в штаны. Грубый ублюдок. Спросите его, он скажет…

Я знал, что Уилленс прислушивается. Краем глаза я увидел, как он поднялся. Я надеялся, что он вмешается. Вместо этого он небрежно отошел, якобы затем, чтобы налить себе еще выпить.

Гутар, не понявший, конечно, ни слова, продолжал дергать меня за рукав, но я не обращал на него внимания. Теперь я больше всего боялся оператора.

– Не знаю, о чем вы говорите, – сказал я и попытался улыбнуться.

– Ты что, называешь меня лгуном? – взъярился он. – Я всегда узнаю голос, когда его слышал. – Неожиданно он сказал моим голосом: – «Вы получили свое чертово послание. Остальное за вами». Ублюдок!

Я знал, что не могу ничего ни сказать, ни сделать, чтобы остановить его. Он был из того сорта пьяных болванов, которые, уж если заведутся, несут свое, пока не расколются до конца. Его босс, капитан Веле, мог бы его остановить, но он вышел из комнаты. Мне оставалось убраться оттуда, покуда дела не пошли еще хуже и Кинк не начал его расспрашивать. Я поднялся и улыбнулся ему.

– Каждый может ошибиться, – сказал я. – В данный момент мне бы хотелось несколько разгрузиться от этого джина. Поговорим, когда я вернусь.

Когда я выходил, он опять обозвал меня ублюдком, но я пропустил это мимо ушей. Я чувствовал на себе пристальный взгляд Кинка. Единственным моим желанием было добраться до погруженного в темноту вестибюля.

За мной никто не пошел. Погоня началась бы тогда, когда мое отсутствие затянулось бы, были заданы вопросы, получены ответы, а подозрение превратилось в уверенность. В моем распоряжении было всего несколько минут, чтобы сообразить, как выпутаться.

Моя походная постель и остальные вещи находились в одном из кабинетов на первом этаже. Чтобы туда добраться, мне пришлось прибегнуть к помощи своего фонарика. Я понятия не имел, что предпринять. Командный грузовичок находился во дворе за префектурой, ключ от зажигания лежал у меня в кармане. Если бы я смог добраться до машины, то, возможно, получил бы шанс удрать. Но куда? Пулемет сняли, а при том бардаке, который творился на улицах, нужно быть счастливчиком, чтобы выбраться из Амари. Предположим, мне повезет, но что дальше? Назад по прибрежной дороге в Матата и Сикафу? А дальше куда? В Форт-Гребанье, где я, может быть, попал бы на самолет? Это заняло бы не один час, а за это время Кинк по рации мог бы предупредить, чтобы меня перехватили, если бы ему это заблагорассудилось. А что потом? Если черномазые не разорвут меня на куски, я окажусь в каталажке за кражу грузовика СММАК. Такого рода наказание, наверное, удовлетворило бы Кинка. Мне не хотелось думать, что со мной случится, если я останусь. Тропмен без колебаний всадил бы мне пулю в лоб, так же как и Рейс. Но перед этим могли бы случиться еще более неприятные события.

Думать было ужасно тяжело. Я страшно устал. Я знал, что нужно что-то предпринимать, двигаться, а не сидеть в темноте на своей постели, но ничего не мог с собой поделать. Ужас охватил меня; я знал, что должен бежать, но все, что хотел, так это лечь и заснуть.

Дверь тихо скрипнула, и внезапно мне в глаза ударил ослепительный луч света.

Судорога свела мой желудок, и проглоченный мною джин горькой и вонючей волной хлынул мне в глотку.

Луч переместился, и я увидел Уилленса, стоящего в дверях. На одном его плече была походная сумка, на другом – «Узи».

– Собирай свои вещи, Артур, – сказал он. – Нам пора двигаться.

РАССТАВАНИЕ

Глава I

Я тупо уставился на него.

– Давай, – повторил он. – Ведь ты не собираешься здесь оставаться? И тебе, и мне может прийтись туго в этой компании.

– Я знаю.

– Тогда нечего тянуть резину. Где твоя машина? – Во дворе.

– Рация еще на ней?

– Да, заперта на замок.

– Ключ у тебя? – Да.

– Тогда пошли.

Я поднял свою сумку и направился к двери.

– Не забудь свой автомат. Он может пригодиться.

Я вернулся за своим «Узи» и пошел вслед за ним по коридору.

Небольшой двор префектуры, огороженный стенами, находился позади здания. Часть его представляла собой садик, но со стороны речного порта были ворота, так что двор, очевидно, использовался прежде всего в качестве стоянки. Там были два навеса с железной крышей – один со стойкой для велосипедов, другой – на две машины.

Я помнил, что поставил свой грузовичок под навес. Что я теперь вспомнил, так это то, что четыре грузовика разведгруппы въехали во двор после меня.

Я догнал Уилленса, когда мы дошли до задней двери, ведущей во двор.

– Бесполезно, – сказал я. – Я не смогу вывести свой грузовичок. Помешают другие машины.

– Помолчи, – только и сказал он на это. Он даже не замедлил шаг.

Мы вышли во двор. Все, что можно было бы стащить, было предусмотрительно вынесено из грузовиков, так что во дворе не было охраны. На площади все еще раздавались вопли, но во дворе они звучали негромко.

– Где он? – спросил Уилленс.

– Налево. В самом углу.

Он стал пробираться между грузовиков, освещая дорогу перед собой фонариком.

– Меня интересует только рация, – сказал он через плечо. – Если повезет, нам грузовик не понадобится. Если нет, возьмем любой другой.

Мы добрались до грузовичка, и он запрыгнул в кузов.

– Где ключ?

Я протянул ему ключ, и он принялся за дело. Через несколько секунд завыл генератор. Казалось, звук разносился на всю округу.

– Господи, – пробормотал он, – что за бедлам. Такой шанс нельзя было упустить.

– Вот поэтому-то я и не мог передать твой сигнал раньше, – сказал я. – Все из-за шума.

– Ну, теперь это седая история. – Он начал крутить переключатели. Затем стал вызывать: – Дженсон-три, Полевой вызывает Дженсона-три, Полевой вызывает Дженсона-три. Прием.

«Дженсон-два» были позывные УМАД в Амари – тот самый гад радист, который сейчас там, в доме, выбалтывал всю нашу затею. Я не имел ни малейшего представления, где находился Дженсон-три. В тот момент меня это не очень интересовало. Все, чего мне хотелось, – убраться поскорей оттуда, пока Дженсон-два не заложил меня со всеми потрохами.

Уилленсу пришлось вызывать дважды, прежде чем последовал ответ.

– Дженсон-три отвечает, Полевой. Рад слышать. Прием. Голос был слегка гортанный.

Это все, что я понял из передачи. Уилленс начал говорить на языке, который я никогда прежде не слышал, ответы следовали на том же языке. Он был немножко похож по звучанию на голландский, и я решил, что это, наверное, африкаанс. После первых коротких обменов фразами большей частью говорил Дженсон-три. Похоже, Уилленсу передавались какие-то инструкции. Они следовали одна за другой.

Потом я услышал, как Уилленс сказал «Прием окончен», и вой генератора внезапно смолк.

– Пошли, – сказал он. – Нам не понадобится машина, но придется порядочно пройтись.

Он уже пробирался между грузовиков к воротам двора, я двинулся вслед за ним. Чтобы пройти к воротам, нужно было миновать заднюю дверь префектуры. Как только Уилленс с ней поравнялся, кто-то ее открыл и вышел с фонариком.

Уилленс в то мгновение был на открытом месте, и луч фонаря упал на него. Он остановился.

Я тоже остановился, но в нескольких шагах позади, скрытый кузовом грузовика. Мне не было видно, кто светит фонариком, я мог только слышать.

Мгновение царила тишина, затем человек с фонарем сказал: «Ну-ну» – и фыркнул.

Это был Гутар.

Уилленс промолчал.

– Где он? Он здесь? – Луч света забегал по сторонам.

– О ком это ты говоришь? – спросил Уилленс.

– О маленьком Артуре, конечно. О ком еще? Кинк желает его видеть. Ваш радист раскололся. Теперь они хотят услышать, что будет болтать Артур.

– Если они его найдут.

– Они его найдут. Кто-нибудь из нас найдет этого жирного олуха. Небось он накладывает сейчас себе в штаны где-нибудь в уголке. Далеко он не уйдет.

– А это тебя не тревожит, Гутар?

– Меня? – Гутар опять фыркнул. – Что этот макака может обо мне сказать, кто ему поверит? Я сжег твою расписку давным-давно. Я даже и близко не подходил к рации. Вот тебе-то, по-моему, стоит тревожиться.

Он придвинулся ближе к Уилленсу, и я попятился назад за грузовик.

– Я не тревожусь, – сказал Уилленс. – Я отбываю.

– Сколько будет стоить, чтобы я позволил тебе отбыть?

– Как это ты собираешься меня остановить?

– Вернувшись назад и подняв тревогу. – Свет его фонарика презрительно скользнул по «Узи» в руках Уилленса. – Эту штучку ты в ход не пустишь. На звук выстрелов они прибегут быстрее, чем на мой зов. Сколько у тебя денег? Сколько наличных?

– Ничего, что бы тебя устроило. Я оставил почти все жене. Наступила небольшая пауза. Когда Гутар снова заговорил, его тон изменился. Он начал заводиться.

– Лучше подумай еще, Уилленс. Откровенно говоря, ты уже должен мне тысячу долларов. Я возьму половину во франках. Ты так влип, что это по-божески. По-божески, – повторил он.

Мысленно я мог себе представить, как на его физиономии появился оскал.

– Умерь свой пыл, – отвечал Уилленс. – У меня нет с собой таких денег.

– Аааа! – тот же клекочущий звук. Я знал, что в любой момент он может потерять контроль над собой, и тут мне будет крышка.

Я только что обогнул грузовик и стоял совсем близко у него за спиной.

– Брось пичкать меня дерьмом! – рявкнул он. – Выкладывай монету!

Теперь мне было видно их обоих, Уилленс стоял лицом ко мне, перед грузовиком, а Гутар – спиной, он светил фонарем в лицо Уилленсу.

– Выкладывай! – ревел он. – Выкладывай!

Я был в полном отчаянии. Можно было сделать только одно, чтобы заткнуть ему глотку. Я скинул с плеча «Узи», сделал три быстрых шага вперед и со всей силы трахнул его автоматом по голове.

Гутар услышал меня раньше, чем я его настиг, и рывком повернулся. Но, хотя он меня и увидел, он не успел остановить. «Узи» весит четыре кило, и я вложил в удар всю силу.

Он упал на колени. Тут Уилленс поддал его ногой, и он свалился совсем.

Я стоял разинув рот; мне никак не верилось, что все это действительно случилось.

– Быстро! – цыкнул Уилленс. – Помоги мне оттащить его за грузовик.

Мы схватили его за руки и отволокли в промежуток между двумя грузовиками, где его никто, при поверхностном осмотре, не увидел бы. Затем бросились к воротам.

Ворота были закрыты изнутри на засов, но не заперты на замок. Через несколько секунд мы уже очутились на территории речного порта и зашагали поспешно на юг, в сторону от площади. Впереди пылал огонь пожара.

– Куда мы идем? – спросил я.

– На другой берег, если получится. За нами пришлют моторку из Чанги.

– Это там Дженсон-три?

– Да. Нас подберут где-нибудь за городской чертой. Главное теперь – туда добраться. Перед тем как снять с себя командование, Кинк перевел всю нашу группу к речному порту. Если мы наткнемся на патруль, придется блефовать, чтобы проскочить. Впрочем, если повезет, они будут слишком пьяны, чтобы остановить нас.

Большинство из них действительно надрались вдрызг, но нам пришлось пережить пару поганых моментов.

Самый худший случился на пожаре. Горел портовый склад, который патрули, по всей видимости, ранее разграбили. Огонь освещал всю округу, и хотя мы старались держаться подальше, прикрытия не было, а обойти никак не удавалось. Солдаты скакали по дороге перед огнем, как психи, и палили в пылающее строение из своих винтовок. Тут один из них заметил нас и заорал другим.

Некоторые немедленно повернулись и открыли по нам стрельбу. Это были те самые солдаты, которыми мы командовали несколько часов назад. Не знаю, узнали они нас или нет. Возможно, нет. Они были готовы стрелять во все, что двигается.

Уилленс дал по ним очередь из своего «Узи», и мы рванули вперед. Он никого не задел. Очередь он дал для того, чтобы они услышали звук автоматического оружия. Он был теперь им хорошо знаком, и никто за нами не погнался.

Следующей шайкой, на которую мы нарвались, командовал офицер из черномазых, и в отличие от других они не были пьяны. Они перегородили дорогу бензиновыми бочками и готовили пищу на костре, разведенном на берегу реки. Это было недалеко от того места, где бревна, привозимые с холмов, перегружали на баржи. Поодаль справа находился бетонный причал с большим краном.

Офицер уставился на нас мутными глазами, а двое его солдат угрожающе наставили свои штыки.

Уилленс не обращал на них внимания. Его взор был прикован к офицеру.

– Все в порядке? – спросил он на своем ломаном французском.

Офицер помялся. Уилленс продолжал шагать.

– Хорошо, – сказал он. – Скоро прибудет комендант, чтобы проверить ваш пост.

Когда мы проходили мимо, офицер вроде даже ответил на небрежное приветствие Уилленса.

Мы очутились за пределами города Амари.

Мы прошли еще с полкилометра. Дорога теперь пошла в гору, а затем начинала уходить в сторону от реки. По ней к порту спускались лесовозы, и если бы мы продолжали двигаться вдоль нее дальше, то дошли бы до пересечения с главной дорогой у пивоварни.

Уилленс остановился и достал свой фонарь.

Справа от дороги вниз к берегу реки вел крутой откос, покрытый скользкой на вид растительностью.

– Спуск не из приятных, – сказал Уилленс, – но другого пути нет.

Он начал спускаться, я двинулся за ним, скользя на спине, натыкаясь в темноте ногами на кусты, вслепую хватаясь за всякие ветки, обдиравшие мне руки. Веткой сшибло мою шляпу, но я и не попытался поднять ее. Было слышно, как Уилленс где-то впереди меня отборно сквернословит. Потом он окликнул меня.

– Придержись! Не так быстро, а то очутишься в трясине!

Я судорожно хватался за ветки. Ремень от сумки закрутился вокруг шеи. И тут я оказался в трясине, во всяком случае, по колено. Что сверху казалось берегом реки, было на самом деле полосой болота. Оно чертовски воняло.

Уилленс тоже увяз в нем. Он опять достал свой фонарь, и я увидел, как он вскарабкался на гниющий ствол дерева. Когда я до него добрался, он начал подавать фонарем сигналы на другой берег.