Текст книги "Королева Тирлинга"

К счастью, до этого момента оставалось недолго. Солнце уже начинало садиться, а клетки были почти полны. Поставка уйдет только по сигналу Торна, а после этого им нужно будет разогнать толпу, но это уже проблема ночной стражи. Жавель с тоской подумал об обжигающем горло глотке спиртного, который успокоительным якорем ляжет на дно желудка и приведет все в порядок. Виски всегда помогало ему отправить Элли в прошлое – туда, где ей было самое место.

– Граждане Тирлинга!

Мужской голос, звучный и громкий, раскатился над склоном и лужайкой, отдавшись эхом от стен Цитадели. Толпа притихла. Стражникам не положено было смотреть куда-либо, помимо моста, но сейчас все они, включая Жавеля, повернулись в сторону лужайки, стараясь рассмотреть, что там происходит.

– Булава вернулся, – пробормотал Мартин.

Мартин был прав: человек, стоявший на вершине склона, явно был Лазарем по прозвищу Булава. Высокую, широкоплечую и устрашающую фигуру трудно было не узнать. В немногочисленных случаях, когда он проходил мимо Жавеля, тот всегда старался держаться как можно незаметнее, опасаясь, что этот глубокий проницательный взгляд ненароком остановится на нем.

Позади Булавы маячила фигурка поменьше, в плаще и капюшоне – Пэн Олкотт. Стражники королевы были в основном высокими и статными, но Олкотта приняли, несмотря на щуплое телосложение. Поговаривали, он здорово умеет обращаться с мечом. Но тут Олкотт откинул капюшон, и Жавель увидел, что это была женщина – с непримечательным лицом и длинными темными спутанными волосами.

– Я Лазарь, стражник Королевы, – вновь раздался зычный голос Булавы. – Поприветствуйте Келси, Королеву Тирлинга!

Челюсть Жавеля упала от изумления. До него доходили слухи, что Регент в последние месяцы ужесточил поиски, но он не придал им особого значения. Не было никаких доказательств даже того, что принцесса когда-либо вообще покидала город. Большинство жителей Нового Лондона считали, что она давно мертва.

– Они все здесь! – тихо сказал Мартин. – Смотрите!

Вытянув шею, Жавель увидел, что женщину обступили фигуры в серых плащах. Когда они скинули капюшоны, Жавель узнал Галена и Дайера, Элстона и Кибба, Мерна и Корина. Это все, что осталось от королевской стражи. Пэн Олкотт тоже был там – он стоял прямо перед женщиной, с мечом на изготовку, в зеленом плаще.

В толпе послышалось приглушенное бормотание, с каждой секундой становившееся все громче. Даже Жавель, не отличавшийся особым чутьем, улавливал, как изменилось настроение толпы. Поставки проходили каждый месяц, работая как часы: регистрация, погрузка, отправка. Арлен Торн сидел за столом переписи, по обыкновению держась с таким величием, будто он был императором всего Нового Света. Даже обезумевших от горя кричащих родителей в конце концов усмиряли и уводили прочь, когда клетки покидали лужайку. Все это было частью рутины.

Но теперь Торн подался вперед, беспокойно переговариваясь с одним из своих заместителей. Все чиновники за столом зашевелились, будто грызуны, почуяв опасность. Жавель не без удовольствия отметил, что стоявшие вокруг клеток солдаты с тревогой посматривали на толпу. Многие взялись за мечи.

Внезапно над приглушенным гулом толпы раздался умоляющий мужской голос:

– Верните мне мою сестру, Ваше Величество!

Тут все принялись кричать наперебой:

– Сжальтесь, госпожа!

– Ваше Величество, вы можете это прекратить!

– Верните мне моего сына!

Королева подняла руки, призывая всех замолчать. В этот момент, как и во все, что случились после, Жавель знал наверняка, что она действительно была королевой, хотя и не смог бы объяснить, как он это понял. Она приподнялась на стременах – невысокая, но величественная, решительно откинув голову назад, в обрамлении струящихся по лицу волос. Хотя она и повысила голос до крика, он все же казался густым и насыщенным, словно сироп.

Или виски.

– Я королева Тирлинга! Откройте клетки!

Толпа взорвалась ревом, который поразил Жавеля, словно удар под дых. Несколько солдат двинулись с места, чтобы выполнить приказ, потянувшись к висевшим на поясе ключам, но Торн резко крикнул:

– Всем оставаться на местах!

Жавель всегда считал Арлена Торна самым костлявым человеком из всех, кого ему доводилось встречать. Казалось, он сплошь состоял из длинных и тонких, будто палки, конечностей, и синяя униформа Бюро переписи нисколько не добавляла ему стати. Поднимаясь из-за стола, Торн напоминал паука, приготовившегося атаковать добычу, и Жавель потряс головой, чтобы избавиться от наваждения. Будь она хоть трижды королева, девчонке ни за что не удастся открыть эти клетки.

Голос Торна лился плавно, будто масло, и источал уверенность.

– Королева Тирлинга мертва уже много лет. Если вы утверждаете, что являетесь некоронованной принцессой, королевству нужны более веские доказательства, нежели ваше слово.

– Ваше имя, сэр! – потребовала Королева.

Торн выпрямился и глубоко вздохнул. Даже с расстояния в двадцать футов Жавель видел, как вздымается его грудь.

– Я Арлен Торн, распорядитель переписи!

Пока Торн произносил эти слова, королева потянула руки к затылку и принялась что-то там поправлять, как делает любая женщина, если у нее что-то не так с прической. Так делала и Элли, когда стояла жаркая погода или ее что-то беспокоило. Увидев этот жест у другой женщины, Жавель почувствовал, будто его грудь жжет раскаленное железо. Воспоминания ранили бесконечно глубже, чем мечи, – то была Божья истина. Закрыв глаза, он увидел Элли в день их последней встречи шесть лет назад – ее золотистые волосы в последний раз мелькнули перед его взором, прежде чем она исчезла за Пиковым холмом на пути в Мортмин. Никогда прежде он не испытывал столь сильного желания выпить.

Королева подняла над головой какой-то предмет. Прищурившись, Жавель увидел голубую вспышку, которая тут же исчезла. Но в толпе снова началось беспорядочное движение: в воздух взлетело столько рук, что королева скрылась из вида.

– Джереми! – окликнул с моста Джонатан. – Это тот самый камень?

Джереми, у которого было самое острое зрение среди всех стражников, пожал плечами и прокричал в ответ:

– Это голубой камень. Настоящего-то я никогда не видел.

Толпа устремилась к клеткам с детьми. Солдаты обнажили мечи и легко заставили людей отступить, но теперь перед клетками царила сутолока, и ни один меч не вернулся в ножны, даже когда движение прекратилось. Жавель усмехнулся – пусть этот небольшой мятеж был подавлен, но приятно было хоть раз увидеть, как армии приходится поработать.

– Любой может повесить кулон на шею ребенка, – ответил Торн, не обращая внимания на толпу. – Откуда нам знать, что это тот самый камень?

Жавель снова обратил взгляд на Королеву. Не успела она ответить, как Булава закричал Торну:

– Я стражник Королевы и поклялся служить этому королевству! Это камень наследника – точь-в-точь такой же, каким я видел его восемнадцать лет назад. – Булава склонился к холке своего коня, и в голосе его зазвучала скрытая ярость, заставившая Жавеля поежиться. – Я поклялся Королеве защищать ее жизнь до последнего вздоха, Торн. Вы ставите под сомнение мою преданность Тирлингу?

Королева рассекла рукой воздух, заставив Булаву замолчать. Жавелю это показалось самым впечатляющим событием, но прежде чем он успел задуматься об этом, королева подалась вперед и закричала:

– Эй вы, там! Вы служите в моем Бюро переписи, в моей армии! И вы сейчас же откроете клетки!

Солдаты в недоумении поглядели друг на друга и повернулись к Торну, который отрицательно покачал головой. И тут Жавель увидел нечто столь необыкновенное, что он никогда бы никому не смог об этом рассказать: камень на шее Королевы, бывший почти невидимым всего несколько мгновений назад, загорелся ярко-синим светом, таким ослепительным, что ему даже на таком расстоянии пришлось сощуриться. Кулон покачивался туда-сюда, будто синий маятник над головой Королевы, и она будто стала выше, а кожа ее засветилась изнутри. Это была уже не просто круглолицая девушка в поношенном плаще. На мгновение она заполнила собой весь мир – высокая, величественная женщина с короной на голове. Голос ее звучал ровно и уверенно, но за внешним спокойствием таилась ярость.

– Быть может, я просижу на троне всего один день, но если вы прямо сейчас не откроете клетки, клянусь перед Богом, что моим единственным королевским указом будет казнить вас всех за измену! Вы не доживете до следующего заката. Хотите проверить?

На мгновение стоявшие перед клетками люди замерли. Жавель задержал дыхание, ожидая, что Торн что-либо предпримет или что лужайка перед Цитаделью вдруг расколется пополам. Сапфир над головой Королевы сиял теперь так ярко, что Жавелю пришлось заслонить глаза рукой. На мгновение у него зародилось иррациональное чувство, что камень смотрит на него и все видит – и Элли, и бутылку виски, и все те годы, что он провел в мысленных метаниях между ними.

Затем солдаты зашевелились. Сначала всего несколько человек, но за ними и остальные. Не обращая внимания на Торна, который начал яростно шипеть на них, двое командиров вынули из-за поясов ключи и начали отпирать клетки.

Жавель выдохнул, в изумлении глядя на происходящее. Никогда еще ему не доводилось видеть, чтобы клетки открывали после того, как их заперли. Вряд ли это видел хоть кто, за исключением мортийцев. Один за другим мужчины и женщины принялись выбираться наружу, и толпа, казалось, заключала их в свои исполинские объятия. Старуха, стоявшая футах в десяти от чиновничьего стола, внезапно рухнула наземь, будто ее оставили все силы, и зарыдала.

Торн уперся обеими руками на стол и заговорил ядовитым тоном.

– А что же мы будем делать с Мортмином, принцесса? Вы хотите, чтобы на всех нас обрушилась армия Красной Королевы?

Жавель повернулся в сторону Королевы и с облегчением обнаружил, что она вновь превратилась в обычную девушку-подростка с непримечательным лицом и растрепанными волосами. Его видение, чем бы оно ни было, испарилось.

– Я не назначала вас советником по внешней политике, Арлен Торн, и я проехала через полстраны не для того, чтобы вести бессмысленные споры с каким-то чиновником на собственной лужайке! Я руководствуюсь в первую очередь интересами своего народа, как и во всех своих поступках.

Булава склонился к королеве и что-то прошептал ей на ухо. Она кивнула и указала на Торна.

– Вы! Распорядитель! Я поручаю вам проследить, чтобы каждый ребенок благополучно вернулся в семью. Если мне придет хоть одно донесение о пропавшем ребенке, отвечать будете вы. Я ясно выражаюсь?

– Да, госпожа, – бесцветным голосом ответил Торн.

Жавель внезапно обрадовался тому, что Торн стоял к нему спиной. В жилах этого человека текла холодная кровь рептилии. Два года назад семья по фамилии Морелл попыталась бежать из Тирлинга, когда их дочь оказалась в числе выбранных по жребию. Торн нанял убийц Кейдена, которые обнаружили Мореллов в пещере в сутках езды от кадарской границы. Но Торн сам запытал ребенка до смерти на глазах у родителей. Вил, считавшийся самым храбрым из стражников, спросил Торна, почему он так поступил, и потом передал товарищам его ответ: «Торн сказал, что это был урок для остальных. Говорит, нельзя недооценивать пользу наглядного примера».

Этот урок принес свои плоды: насколько было известно Жавелю, никто с тех пор не пытался спасти попавшего в лотерею. Старших Мореллов отправили в Мортмин со следующей поставкой, и Жавель хорошо помнил тот день: мать первой вошла в клетку, смирная, как кролик. Глядя в ее пустые глаза, Жавель понял, что внутри она уже мертва. Много позже он услышал, что по пути она заболела воспалением легких, и Торн бросил ее тело на съедение диким зверям на обочине Мортийского тракта. Королева, возможно, считает, что ей удалось приструнить этого пса, но с Арленом Торном шутки плохи, и скоро она это увидит.

– Слава Королеве! – закричал кто-то у дальних клеток, и толпа издала одобрительный рев. Перед клетками воссоединялись семьи, и по всей лужайке люди радостно окликали друг друга. Но громче всего раздавались рыдания. Жавель ненавидел этот звук. Клетки опустели, люди вернулись к своим близким. Так какого же черта они плачут?

– Больше поставок в Мортмин не будет! – воскликнула Королева, и толпа вновь приветствовала ее слова нестройным ревом. Жавель моргнул, и перед его закрытыми глазами встало лицо Элли. Иногда ему казалось, что он забыл, как выглядит ее лицо. Как ни старайся, ему не удавалось четко представить его. Он сосредотачивался на какой-то одной черте, которую, казалось, хорошо помнил, – например, на подбородке Элли, – но потом и она начинала мерцать и расплываться, словно мираж. Это сводило его с ума. Но потом наступали такие мгновения, как сейчас, когда он мог вспомнить каждую черточку лица Элли – изгиб ее скулы, решительный подбородок. И тогда он понимал, что лучше не помнить. Он взглянул на небо и с облегчением обнаружил, что оно окрасилось в предзакатный пурпур. Солнце давно скрылось за Цитаделью.

– Вил! – окликнул он через мост. – Разве наша смена не кончилась?

Вил повернулся к нему, и на его круглом лице отразилось изумление.

– Ты хочешь уйти сейчас?

– Нет-нет. Просто спрашиваю.

– Ну так возьми себя в руки, – ответил Вил с тенью иронии. – Утопишь свои печали позже.

Лицо Жавеля вспыхнуло, и он уставился на землю, стиснув кулак. Кто-то похлопал его по спине. Обернувшись, он увидел Мартина, лицо которого выражало сочувствие. На секунду Жавелю захотелось ударить его, но потом это желание отступило. Он кивнул, демонстрируя, что с ним все в порядке, и Мартин поспешил вернуться на свой пост.

Двое из стражников королевы, высокий и пониже, оба в серых плащах, ходили между клеток с каким-то ведром. Скорее всего, это были Элстон и Кибб – эти двое были неразлучны. Жавель не мог понять, что они делают, да это было и неважно. Большинство клеток опустели. Торн организовал строгую процедуру у детских клеток, выпуская детей по одному и допрашивая родителей, прежде чем отдать им ребенка. Это, пожалуй, была неплохая идея. Торговля детьми в Тирлинге была не столь процветающей, как в Мортмине, но в Кишке имелась группка сутенеров, которые готовы были предоставить товар на любой вкус и не гнушались похищением детей. Жавель, много времени проводивший в Кишке, не раз подумывал найти этих людей и попытаться предать их правосудию. Но к ночи его решимость всегда улетучивалась, да и вообще такими делами должен заниматься кто-то другой. Кто-то посмелее.

«Кто угодно, только не я».

Келси чувствовала себя обессиленной. Она сжимала рукоять меча Булавы, пытаясь демонстрировать спокойствие и королевское достоинство, но сердце ее бешено стучало, а мышцы одеревенели от усталости. Она снова надела кулон на шею и поняла, что ей не почудилось: сапфир пылал, будто его подержали в раскаленной печи. На несколько мгновений, пока Келси спорила с Торном, ей показалось, что она может буквально взлететь и рассечь небо пополам. Но теперь все это могущество куда-то исчезло, испарилось, оставив лишь бесконечную слабость. Если они как можно скорее не въедут в Цитадель, она, чего доброго, свалится с лошади.

Солнце село, и вся лужайка перед Цитаделью погрузилась в тень. Стремительно холодало. Но ехать пока было нельзя – Булава разослал нескольких стражников в толпу с разными поручениями, и никто из них еще не вернулся. Келси с облегчением увидела, что многие из стражников ее матери остались в живых, хотя, произведя быстрый подсчет, она обнаружила, что Кэрролла среди них не было. Вскоре показались еще несколько стражников – те, кого не было с ними в пути, – и окружили ее. Теперь их было человек пятнадцать, хотя Келси не могла подсчитать точно, не оборачиваясь. Почему-то ей казалось очень важным не оборачиваться.

Около трети из тех, кто изначально был на лужайке, разошлись, вероятно, опасаясь неприятностей, но большинство остались. Некоторые семьи все еще со слезами обнимали освобожденных близких, но прочие теперь были просто зрителями, с любопытством наблюдая за Келси. Их взгляды ложились на нее невыносимым бременем.

«Они ждут от меня чего-то выдающегося, – мрачно подумала она. – Сейчас и каждый день до конца моей жизни».

Она повернулась к Булаве.

– Надо въехать внутрь.

– Еще минутку, госпожа.

– Чего мы ждем?

– Человек, спасший Ваше Величество, сказал одну мудрую вещь, которая запала мне в душу. Прямой путь зачастую самый правильный, хотя мы не всегда можем объяснить почему.

– Ты это к чему?

Булава показал куда-то за спины обступивших их стражников, и Келси увидела четырех женщин с детьми. Среди них была и та, что кричала перед клеткой. Она сжимала в объятиях маленькую девочку лет трех, а вокруг нее стояли еще четверо детей. Длинные волосы ниспадали на лицо женщины, склонившейся над дочерью.

– Внимание! – выкрикнул Булава.

Женщина подняла глаза, и у Келси перехватило дыхание. Это была та самая безумная из ее сна, обнимавшая окровавленное тело ребенка. Она была в этом уверена. Те же длинные темные волосы, то же бледное лицо, высокий лоб. Келси не сомневалась, что если женщина заговорит, она узнает и ее голос.

«Но ведь раньше мне никогда не удавалось предвидеть будущее, – растерянно подумала Келси. – Ни разу в жизни».

– Королеве понадобится штат прислуги! – объявил Булава. – Ей нужны…

– Погоди. – Келси подняла руку, увидев внезапный страх в глазах женщин.

Идея Булавы ей понравилась, но если неправильно воспользоваться этим страхом, делу не поможешь никакими взятками.

– Я никому не приказываю идти ко мне в услужение, – твердо сказала она, пытаясь заглянуть в глаза каждой из четырех женщин. – Однако тех, кто присоединится к моей свите, а также их родных, я обещаю защитить любыми доступными мне средствами. Они получат не только защиту, но и все то, что когда-нибудь я дам своим детям. Образование, лучшее питание и медицинскую помощь, а также возможность выучиться любой специальности, какая им по душе. Я также даю вам слово, что каждый, кто захочет оставить службу у меня, волен будет сделать это в любой момент, без промедления.

Она попыталась придумать, что бы еще им сказать, но так устала, что ничего не приходило в голову. К тому же она уже успела обнаружить, что ненавидела публичные выступления. Казалось, тут необходимо сказать что-то о преданности, но что тут скажешь? Разумеется, все они понимали, что, устроившись к ней на службу, могут оказаться причастны к ее гибели, а еще вероятнее – погибнуть сами. Наконец она сдалась и, широко раскинув руки, объявила:

– Сделайте свой выбор в течение минуты. Дольше я ждать не могу.

Женщины погрузились в раздумья. У большинства это выражалось в том, что они беспомощно смотрели на своих детей. Келси заметила, что мужчин рядом с ними не было, и поняла, что Булава нарочно выбрал женщин, которые выглядели одинокими. Впрочем, это было не совсем так. Взгляд ее вновь остановился на безумной женщине из сна, а потом метнулся в толпу в поисках ее мужа. Он стоял футах в десяти от них, широко расставив ноги и скрестив мускулистые руки.

Она повернулась к Булаве.

– Почему ты выбрал ту темноволосую женщину в голубом?

– Если нам удастся убедить ее, госпожа, она будет вам самой преданной служанкой.

– Кто она такая?

– Понятия не имею. Но я умею распознавать такие вещи, поверьте мне на слово.

– Она, возможно, не совсем в своем уме.

– Многие женщины так ведут себя, когда у них отбирают маленьких детей. Я не доверяю тем, кто отпускает ребенка, не проронив и слезинки.

– А как же ее муж?

– Присмотритесь к нему получше, госпожа.

Келси уставилась на мужчину, но не заметила ничего необычного. Высокий и темноволосый, с неопрятной бородой и мощными руками, которые свидетельствовали о тяжелом физическом труде, он озлобленно смотрел на происходящее. Его черные глаза недобро щурились, и прочесть их выражение было нетрудно: он не любил, чтобы решения принимали без него. Келси вновь оглянулась на его жену, глаза которой метались от мужа к сгрудившимся вокруг нее детям. Она была очень худа, руки – тростинки, черные отметины на предплечьях напоминали о том, как муж тащил ее прочь от клетки. Затем Келси заметила и другие синяки: один на щеке, другой на ключице, которая обнажилась, когда дочка потянула ее за воротник.

– Господи, Лазарь, да у тебя и правда наметанный глаз. Я бы хотела забрать ее с собой, даже если она откажется.

– Я думаю, она и сама пойдет, госпожа. Просто подождите.

Пэн и один из новых стражников уже успели встать между грузным черноглазым мужчиной и его женой. Они действовали очень быстро и умело – несмотря на таившиеся повсюду опасности, у Келси забрезжила надежда, что ей все же удастся выжить. Затем надежда потухла, и на нее снова навалилась усталость. Она подождала еще минутку и объявила:

– Сейчас мы въедем в Цитадель. Прошу всех желающих последовать за нами.

Они начали спускаться по склону, и Келси краем глаза посматривала на безумную женщину. Та притянула к себе детей, которые облепили ее, будто широкая юбка. После этого она кивнула, пробормотав что-то ободряющее, и вся группа медленно двинулась по лужайке. Муж рванулся вперед с невнятным криком, но был остановлен кончиком меча Пэна. Келси резко остановила лошадь.

– Езжайте дальше, госпожа, – велел Булава. – Они с ним справятся.

– Могу ли я так поступить, Лазарь? Могу ли забрать детей у их отца?

– Вы можете делать все что пожелаете, госпожа. Вы Королева.

– А что мы будем делать со всеми этими детьми?

– Дети – это хорошо, госпожа. Они делают женщин более предсказуемыми. Не вмешивайтесь.

Келси повернулась в сторону Цитадели. Хотя ей было сложно предоставить своей страже решать все за ее спиной (а там явно что-то происходило – она слышала громкие споры и приглушенные звуки борьбы), она понимала, что Булава прав: ее вмешательство продемонстрировало бы недостаточное доверие к собственной страже. Она ехала дальше, продолжая упорно смотреть перед собой, даже когда сзади раздался женский визг.

Когда они подъехали к клеткам, Келси увидела, что толпа окружила ее и стражников еще одним внешним кольцом. Люди подошли так близко, что некоторые задевали бока лошадей. Все они, похоже, что-то говорили ей, но она не могла разобрать ни слова.

– Лучники! – рявкнул Булава. – Внимание на бойницы!

Двое стражников достали собственные луки и стрелы. Один из них был совсем мальчишкой – Келси показалось, что он даже младше ее. Лицо его побледнело от волнения, челюсть была сосредоточенно сжата, а глаза прикованы к Цитадели. Келси захотелось сказать ему что-нибудь ободряющее, но Булава снова крикнул «На бойницы, черт вас дери!», и она захлопнула рот.

Когда они поравнялись с клетками, Булава схватил Рэйка под уздцы и резко остановил его. Он подал сигнал Киббу, который принес откуда-то горящий факел.

– Это первая страница вашей истории, госпожа. Не оплошайте.

Она поколебалась, затем взяла факел и подъехала к ближайшей клетке. Толпа и ее стражники сдвинулись слаженным движением, будто единый организм, давая ей дорогу. Булава послал Элстона и Кибба облить клетки маслом. Хотелось надеяться, что они сделали это как следует. Она покрепче ухватила факел и собралась было бросить его, но тут ее взгляд упал на вторую клетку, одну из детских. Подъехав поближе и крепко сжимая факел в руке, она пристально уставилась на нее. Пламя в ее груди снова зажглось, распространяя жар по всему телу.

«Все, что я сделала до сих пор, еще можно исправить, – подумала она. – Но если я сделаю это, дороги назад не будет».

Она подумала о Мерне, красивом светловолосом стражнике, вспомнила его историю про прошлое мортийское вторжение. Тысячи человек пострадали и погибли. Но здесь, перед ней, стояла клетка, специально построенная для того, чтобы увозить юных и беспомощных за сотни миль от родного дома, туда, где их будут насиловать, истязать непосильным трудом и морить голодом. Если поставка не придет, Красная Королева введет в Тирлинг свои войска. Келси вдруг осознала это нутром, без всяких сомнений. Казалось, сапфир знал это за нее. В голове ее снова всплыла история Барти про Смерть. С той ночи у костра в лагере Ловкача она так и не смогла перестать думать о ней.

«Барти был прав, – внезапно осознала она, – и сам не понимал, насколько. Лучше чистая смерть». Она подняла факел высоко над головой и швырнула его на детскую клетку.

От резкого движения рана у нее на шее открылась, но Келси подавила крик боли, пока толпа приветственно ревела, а огонь охватил деревянную ходовую часть клетки. Келси никогда еще не видела, чтобы огонь так жадно пожирал дерево. Пламя распространилось на пол клетки и, как бы неправдоподобно это ни казалось, стало подниматься по железным прутьям. Волна жара прокатилась по лужайке, распугав тех, кто стоял слишком близко. Это было все равно что стоять у раскаленной печи.

Толпа хлынула в сторону горящей клетки, изрыгая проклятия. Кричали даже дети, заразившись истерией родителей. Глаза их горели красным огнем. Глядя на пламя, Келси почувствовала, как дикое существо в ее груди наконец сложило крылья и исчезло. Это принесло ей одновременно облегчение и разочарование. Казалось, будто внутри нее поселился кто-то чужой, но знавший о ней все.

– Кэй! – крикнул Булава через плечо.

– Сэр?

– Позаботься, чтобы остальные тоже сгорели.

По сигналу Булавы они двинулись дальше, оставив клетки позади. Когда они доехали до подвесного моста, в ноздри Келси ударил противный гнилой запах из окружавшего Цитадель рва. Ров был глубоким, с темно-зеленой водой, на поверхности которой пятнами лежала густая слизь. Зловоние усиливалось по мере того, как они ехали по мосту.

– Воду что, не сливают?

– Никаких вопросов сейчас, госпожа, простите. – Взгляд Булавы метался во все стороны, то вверх, то в лежавшую впереди темноту, то вдаль поверх рва, то на солдат, выстроившихся по обе стороны моста. Но солдаты не предпринимали ничего, чтобы остановить процессию, а некоторые даже кланялись Келси, когда она проезжала мимо. Но когда толпа попыталась последовать за ней в Цитадель, солдаты неохотно взялись за работу, заблокировав вход на мост и принявшись отгонять людей на дальний берег.

Впереди виднелась черная пасть Цитадели с точками факелов внутри. Келси закрыла и снова открыла глаза, на что ушли, казалось, все ее последние силы.

– Я не готова сегодня встречаться с дядей, Лазарь. Я слишком устала. Можем мы это отложить?

– Только если Ее Величество соизволит вести себя тихо.

Келси засмеялась, удивляясь сама себе, и они въехали под мрачные своды Цитадели.

Футах в двухстах Ловкач наблюдал за тем, как девчонка и ее свита пересекают мост, и на устах его играла легкая улыбка. Это был умный ход – взять женщин из толпы, и ей к тому же удалось убедить всех, кроме одной. Уже не в первый и даже не в сотый раз он задумался о том, кем же был отец девчонки. Она демонстрировала живой ум, который никак не мог достаться ей от матери. У бедняжки Элиссы большая часть мозгов уходила на то, чтобы решить, какое платье надеть утром. Девчонка стоила десяти таких, как она.

На берегу рва горели детские клетки, похожие в сумерках на погребальные костры. Один из королевских стражников отстал от товарищей, чтобы поджечь остальные клетки, но горожане (и даже солдаты) его опередили. Один за другим над клетками поднимались столбы пламени. Кто-то выкрикивал имя королевы, и в ответ слышался нестройный рев голосов. Откуда-то по-прежнему доносились рыдания.

Ловкач покачал головой.

– Браво, королева Тирлинга.

Чиновничий стол напоминал муравейник, который разворошил жестокий ребенок. Чиновники в панике беспорядочно сновали туда-сюда – они быстро сообразили, какие последствия им грозят. Еще один недобрый знак – исчез Арлен Торн. Отныне он жаждет крови девушки, а этот противник куда коварней, чем ее дуралей-дядюшка. Ловкач нахмурился, на мгновение задумавшись, и наконец молвил через плечо:

– Ален!

– Сэр?

– У Торна в голове уже назревает какой-то план. Пойди узнай, какой.

– Да, сэр.

Лир пришпорил своего коня, поравнявшись с Ловкачом. Он был в плохом настроении, и неудивительно. Когда они передвигались без масок, темная кожа Лира неизменно привлекала всеобщее внимание. Он обожал, когда люди зачарованно смотрели на него, пока он рассказывал свои истории, но терпеть не мог быть объектом праздного любопытства.

– Торн может его и не принять, – тихо сказал Лир. – А даже если и примет, Ален навсегда утратит инкогнито. Действительно ли девчонка стоит того?

– Не стоит ее недооценивать, Лир. Я, определенно, уже перестал.

– Избавимся от Регента? – спросил Морган.

– Регент мой, и, если только я сам не ошибся в девчонке, скоро мне представится возможность с ним расправиться. Удачи, Ален.

Ален молча развернул лошадь и поехал назад в город. Когда он смешался с толпой, Ловкач прикрыл глаза и склонил голову.

«Теперь все зависит от одной юной девчонки, – мрачно думал он. – Господь играет с нами в азартную игру».